Месье, брат Его Величества Людовика, Тринадцатого по счету, не слишком любил ездить верхом, разве что на охоте или по необходимости, как сейчас. Сегодня, в один из первых сентябрьских дней 1629 года, Месье спасался от гнева брата. Это бы еще ничего, но Месье вызвал не меньшее раздражение по собственному адресу у другой особы, человека, которого действительно следовало бояться, – кардинала де Ришелье.
      К счастью, довольно скоро впереди показались толстые стены Нанси. Преодолев еще несколько лье, маленькое войско, служившее принцу кортежем, подобно урагану, пронеслось мимо будки привратника герцогского дворца. Люди и животные были сплошь покрыты пылью. Лошади роняли пену, подковы высекали искры из камней, которыми был вымощен двор. Удивленные охранники хотели было скрестить алебарды с новоприбывшими, но те, благодаря неожиданности своего появления, взяли ворота приступом. Их атаку было совершенно невозможно отразить. Хорошо хоть доблестным стражам хватило времени отступить, иначе они валялись бы в пыли прямо под копытами лошадей.
      Всадники остановились в центре парадного двора, куда со всех сторон сбегались солдаты и слуги. Один из составлявших маленькое войско шестерых мужчин, с большим трудом укротив своего коня, который то и дело вставал на дыбы, абсолютно спокойно, так, будто все происходящее было самым обычным делом, сказал подбежавшему лакею:
      – Отправляйся к герцогу Карлу и скажи ему, что Месье, брат Его Величества короля, только что явился сюда и просит приюта!
      Слуга, мгновенно сменив подозрительность на величайшее почтение, низко поклонился всадникам и бегом отправился исполнять поручение. Всадник, давший ему это поручение, спешился и подошел к молодому элегантному господину, который кружевным платочком тщетно старался вытереть лицо, покрытое потом и пылью, увы, это оказалось невозможным – на лбу и щеках оставались темные полосы грязи.
      – Вот вы и в тихой гавани, Месье! – сказал спешившийся господин звучным голосом, ярко окрашенным присущим южанам акцентом. – Мы добрались благополучно. В этом городе Вашему Высочеству уже нечего опасаться своего августейшего брата!
      Гастон Орлеанский улыбнулся:
      – Спасибо, дорогой мой Пюилоран! Ты объявил о моем приезде с видом, достойным полномочного министра. Я никак не пойму, действительно ли тебе со мной светит удача. Кстати, сумею ли спуститься с лошади? Я начисто разбит, старина, у меня ломит все кости от усталости. Эта жуткая дорога меня доконала. Боюсь, я буду выглядеть не лучшим образом у этих лотарингцев, о которых мне рассказывали, что они мощные, как дубы, и сильные, как турки! А все потому, что я не создан для войны, в отличие от моего братца-короля. Я мирный принц-домосед…
      – Обопритесь на мою руку, монсиньор! Я помогу вам. Что же до впечатления, которое вы произведете на хозяев этого замка, тут у меня нет никаких сомнений!
      И на самом деле, принц, которому к тому времени исполнился двадцать один год, несмотря на покрывшую его с головы до ног дорожную пыль, выглядел весьма привлекательным молодым человеком. Худощавый, светловолосый, с тонкими усиками, протянувшимися над розовыми губами и способными свести с ума не одну юную девицу… Стройный стан, нежный ласкающий голос и ко всему этому – пара голубых глаз, самых что ни на есть живых и веселых, очень похожих на глаза его отца, славного короля Генриха IV… Жаль только, что этим и ограничивалось сходство с Беарнцем! Гастон, увы, не перенял от отца ни отваги, ни чувства чести, ни, конечно, его политического гения. Но ведь надо же учитывать, что к появлению на свет младшего представителя французской короны имела не меньшее отношение и мать принца, толстая и вялая Мария Медичи!
      Пока Гастон с трудом и при активной поддержке крепкого Пюилорана, который только что не нес его на руках, спешивался, на верхней площадке широкой лестницы подъезда герцогского дворца появилась весьма оживленная группа людей. Во главе шли сам молодой герцог Карл IV Лотарингский и его супруга Николь де Бар, которая была одновременно и его двоюродной сестрой.
      Два принца встретились на полпути к входной двери и обнялись с таким пылом, какой вряд ли на самом деле чувствовали по отношению друг к другу.
      – Ах, кузен! – воскликнул Гастон. – Ведь я явился к вам как проситель! Согласитесь ли вы дать приют несчастному изгнаннику, преследуемому родным братом?
      – Мой дом и я сам – в полном вашем распоряжении, мой принц! – ответил Карл Лотарингский. – Пользуйтесь нами, как вам будет угодно, и считайте меня, очень вас об этом прошу, своим самым искренним другом!
      Обменявшись таким образом любезностями, кузены еще раз горячо расцеловались, затем рука об руку направились ко входу во дворец. Карл знаком показал эскорту своего гостя, что ему надо следовать за хозяином.
      Пока во дворе старинного замка герцогов Лотарингских происходила вся эта сцена, совсем молоденькая девушка, высунувшись из окна второго этажа, внимательно следила за церемонией приема нежданного гостя. Девушка была совершенно очаровательной: шестнадцать лет, тонкое, нежное личико с изящными чертами, застенчивый взгляд, молочно-белая, еще совсем по-детски, кожа и чудесные светлые глаза, светившиеся чистотой…
      Внезапно из глубины комнаты, в которой находилось это прелестное дитя, послышался ворчливый голос:
      – Ну же, хватит! Принцессе не пристало вот так выглядывать из окошка, будто она простая горничная! У вас будет достаточно времени сегодня же вечером насладиться обществом вашего кузена, когда наступит час ужина. Лучше подумайте о том, как подготовиться к этому!
      Маргарита Лотарингская (она была младшей сестрой герцога Карла) послушалась совета гувернантки. Тем более что смотреть во дворе было уже совершенно не на что: принц вошел в дом. Теперь действительно надо было позаботиться о том, чтобы одеться и причесаться так, чтобы произвести на него самое выгодное впечатление.
 
      По правде говоря, герцог Карл IV не слишком хорошо ладил с женой, но при этом герцогиня Николь была в наилучших отношениях со своей юной золовкой. Все последовавшие за приездом Месье дни она только и делала, что отвечала на вопросы девочки, понимая, что Маргарита совершенно простодушно и откровенно влюбилась в прекрасного принца. Маленькая герцогиня без устали слушала рассказы о его похождениях, а главным образом – о побеге из королевского дворца, и буквально засыпала свою старшую подругу вопросами.
      – Ну, расскажите мне еще разочек, сестрица, почему король Франции преследует нашего милого принца и почему так гневается на него!
      И тогда герцогиня Николь, стараясь сдержать улыбку, в который раз приступала к рассказу.
      – Говорят, здесь была замешана любовь, душенька. Месье хотел жениться на сестре герцога Неверского, Марии де Гонзаго, о которой рассказывают, что она была чудо как хороша собой. Отец ее унаследовал герцогства Мантую и Монферрат, и она представляла собой блестящую партию, потому что стала очень богатой. Но ни король, ни королева-мать не желали этого брака. Не спрашивайте меня, почему, – быстро и с улыбкой добавила герцогиня, – ведь это дипломатические проблемы, в которых я сама ничего не понимаю. Кроме того, сначала король пообещал своему брату командование армией, отправлявшейся в Италию, как раз чтобы помочь новому герцогу Мантуанскому укрепить свои позиции, а потом в последний момент отказал. Месье ужасно разозлился. Он уехал в свое маленькое бургундское княжество в Домбе и устроил там настоящий мятеж. Вот и пришлось ему бежать, когда кардинал Ришелье послал туда войска…
      Маргарита, поудобнее опершись подбородком на сложенные руки, жадно слушала. Взгляд ее, казалось, блуждал по дорогам вслед за принцем. Она никогда не уставала вновь и вновь переживать связанные с ним истории. Она помнила все. В восемнадцать лет он женился, несмотря на все свои протесты, на Марии де Бурбон-Монпансье, которая была на три года старше его. А меньше года спустя, когда его супруга скончалась, произведя на свет такую жизнеспособную и крепкую девочку, что все подумали: именно она забрала у матери все силы, – он очень сильно горевал и, не скрываясь от людей, день и ночь заливался слезами. Принц терзался страшными угрызениями совести, повторяя, что господь именно для того, чтобы наказать его за легкомыслие, отнял у него его дорогую принцессу… Правда, появление на горизонте Марии де Гонзаго мигом высушило его слезы и изгнало из его сердца безутешную скорбь…
      Маргарита была вполне довольна тем, что Гастон не слишком долго страдал от своего вдовства, и не слишком задумывалась о той, которая таким чудесным образом излечила принца от мучившего его раскаяния. Едва герцогиня Николь умолкала, малышка бежала к зеркалу и принималась с тяжелыми вздохами вглядываться в свое изображение. Она не могла скрыть тревоги: что же, она всегда будет казаться ребенком? Неудивительно, что Гастон относится к ней с такой забавной снисходительностью, какую приберегают для маленьких девочек! Подумать только, еще вчера он подарил ей куклу! Куклу! В то время как она мечтает об обручальном колечке!..
      Однако вечером, когда она надела к ужину красивое платье зеленого затканного серебром атласа, подаренное ей герцогиней, Гастон склонился к ней за столом, где они сидели рядом, и сказал полусерьезно, полунасмешливо:
      – Дорогое дитя, имя Маргарита вам совсем не подходит. Вас должны были назвать Анжеликой! Вы похожи на ангела! У вас именно такие глаза, такой цвет лица, такой аромат…
      Комплимент прозвучал неожиданно. Маргарита, внезапно сконфузившись, не знала, что ответить. Она густо покраснела и уткнулась в свою тарелку. И тогда Гастон шепнул, ища глазами ускользающий от него взгляд девочки:
      – Мне хочется называть вас именно так! Разрешите мне называть вас Анжеликой, когда мы будем одни? Это будет наш секрет… наша общая тайна!
      Общая тайна у них двоих?! Никогда маленькая принцесса не придумала бы ничего чудеснее! Она простодушно засияла радостью.
      – О да! – воскликнула Маргарита. – Я очень этого хочу!
      Гастон, очень довольный своей выдумкой, в благодарность поцеловал кончики ее пальцев. Но, к сожалению, счастье оказалось коротким – лишь на мгновение, а главное – без всякого будущего. Кардинал де Ришелье и сам король, чрезвычайно встревоженные бестолковыми действиями бунтовщика, решили все-таки подчинить его себе, используя любые средства. К тому же его пребывание при дворе принца, заведомо враждебного французской короне, было явно нежелательным. Начались переговоры, которые были скорее похожи на торговлю. Гастону, считавшему себя оскорбленным, предложили извинения и компенсацию. Если он вернется в Париж и согласится больше не заикаться о женитьбе на Марии де Гонзаго, ему передадут управление Амбуазом и Орлеаном, чье имя он уже и так носит в качестве герцогского титула. Он получит сто тысяч ливров под видом собственности Валуа, затем еще пятьдесят тысяч экю в два приема. Все это было слишком щедро для принца, которого можно было захватить при помощи одного-единственного полка, но Людовик XIII отлично понимал, что, сражаясь с собственным братом, он рискует нанести урон чести семьи, а кроме того, искренне считал, что лучше добиться мира, не подставляя под удар человеческие жизни.
      Со своей стороны, Месье, обожавший роскошные наряды, красивое оружие и драгоценности (ведь он вел свое происхождение от настоящих коллекционеров камней – семейства Медичи), постоянно нуждался в деньгах. К тому же, живя так долго в отдалении от Марии де Гонзаго, он успел немного позабыть ее. Следовательно, у него не оказалось никаких причин отказываться от предложенных ему даров. Он поспешил согласиться. Никак не пряча своего удовлетворения, принц распрощался со своими любезными хозяевами. В отличие от него самого, они были не слишком довольны тем, что от них ускользает такой весомый союзник, к тому же служивший до сих пор кем-то вроде заложника…
      Что же до бедняжки Маргариты, то, хоть она и твердо знала, что больше не может быть и речи о женитьбе на Марии де Гонзаго, все-таки, когда она смотрела, как принц садится на коня, собираясь возвратиться на родину, глаза ее были полны слез. Разумеется, он очень нежно попрощался с ней, пообещал, что никогда не забудет… Но можно ли быть хоть в чем-нибудь уверенной, когда имеешь дело с таким человеком? Девочка рано созрела. Она хорошо понимала, что постоянство – не главная добродетель Гастона.
      Тем не менее, когда всадники выехали из парадного двора замка, засыпанного снегом, – ведь тогда уже наступила зима, – маленькая герцогиня бросилась на постель и разрыдалась, повторяя:
      – Нет, я его больше никогда не увижу!.. Больше никогда!.. Все кончено! Он больше никогда не вернется!..
      В этом она ошиблась. Два года спустя Гастон вновь появился на пороге герцогского дворца в Нанси…
 
      Тем временем события во Французском королевстве шли своим чередом. В сентябре 1630 года, то есть почти через год после того, как обессиленный и запыхавшийся Месье прибыл в Нанси, король Людовик ХIII, возвращаясь из Италии, заболел и остановился в Лионе. Он заболел настолько тяжело, что все были готовы к его смерти. Вокруг королевского ложа сразу же завихрились чудовищные интриги. Королеве-матери, равно как и молодой королеве Анне Австрийской, представился удобный случай избавиться от всемогущего министра-кардинала, которого они обе одинаково ненавидели, хотя и по разным причинам. А Гастон какое-то недолгое время уже считал себя королем…
      Но Людовик XIII оказался довольно крепким для потомка рода Медичи. Он внезапно выздоровел, даже не дав возможности утихнуть столь ловко закрученным интригам, продолжавшим еще по инерции раскручиваться. Его возвращение в столицу было совершенно неожиданным. Все действия, предпринятые в расчете на его смерть, оказались нелепыми. Решение Марии Медичи устранить кардинала Ришелье обернулось, в конечном счете, укреплением его власти. Королеве-матери, взбешенной всем происходящим, ничего не оставалось, как отправиться в Мулен, в изгнание.
      Правда, в последней попытке отстоять свою поруганную честь она громогласно заявляла:
      – Им придется тащить меня туда за волосы!
      Но тем не менее уехать ей пришлось, а вместе с ней – и Гастону. Предоставив матери следовать своей дорогой, сам он остановился в славном городе Орлеане. Там он призвал себе на помощь испанцев, совершив тем самым государственную измену.
 
      Решив раз и навсегда положить конец опасным действиям упрямого братца, король отдал было приказ двинуть против него войска. Но, узнав о том, что ему вскоре предстоит встретиться с Людовиком, в котором он – и в высшей степени справедливо! – видел не только старшего брата, но и грозного судию, Гастон испугался. На самом деле он не любил воевать. Ему совсем не хотелось испытывать на себе ужасы длительной осады – в основном потому, что это означало бы полную невозможность обильно и вкусно поесть. Кроме того, он отлично понимал: самое меньшее, что ему грозит за его поведение, это Бастилия. Королевское правосудие последнего времени проявляло досадную тенденцию одинаково строго относиться как к великим мира сего, так и к малым… Так зачем рисковать? Он счел куда более благоразумным удалиться. И вот прохладным мартовским утром 1631 года он снова несся, как молния, по дороге в Нанси, но на этот раз не покрываясь пылью, а увязая в грязи…
      Его очень мало заботило, что в то же самое время на другом конце Европы шведский король Густав-Адольф, иными словами, король Снегов, делал попытки разжечь войну, которая в дальнейшем получит название Тридцатилетней и принесет чудовищные несчастья всему континенту. Гастон позабыл даже о том, что рискует собственной жизнью. Единственное, что занимало этого легкомысленного молодого человека: возможность снова оказаться в окружении приятного ему сердцу двора в Нанси, и в особенности увидеться с прелестной девчушкой в зеленом платье, которую он когда-то окрестил Анжеликой. Единственное, о чем он сожалел, было отсутствие времени. Ведь он даже не купил малышке конфет и сластей…
      Но на этот раз появление принца уже не стало неожиданностью. К приезду Гастона готовились со спокойной уверенностью. Особенно, разумеется, Маргарита, за прошедшие два года превратившаяся в очень миловидную девушку. Пользуясь советами невестки и – в еще большей степени – возможностью истратить кучу денег, которых для нее не жалели, она приготовила для встречи с прекрасным принцем великолепные платья. Элегантность туалетов отлично подчеркивала ее не слишком яркую красоту. И усилия оправдались: Гастон не смог устоять перед ее чарами.
      Он был настолько потрясен увиденным, что на следующий же день после приезда в Нанси объявил герцогу Карлу о своем страстном желании жениться на его младшей сестре. Карл не замедлил воспользоваться случаем. В аристократических кругах королевства росло недовольство тем, как жестко на них обрушивается железный кулак герцога-кардинала. В таких условиях выдать сестру замуж за наследника престола означало совершить весьма выгодную сделку. Карл, не тратя на раздумья ни секунды, принял предложение. Тем более уже было решено привести армию в боевую готовность и выступить с ней в поход против королевских войск. Люди прибывали в Нанси, и прибывали каждый день… Было известно, что король всегда сражается во главе своих солдат. Кто может поручиться, что случай (а сколько превратностей судьбы подстерегает человека во время войны!) в самом ближайшем времени не превратит Месье в Гастона I, которым так легко будет управлять?
      Учитывая все обстоятельства, естественно, нельзя было и подумать о том, чтобы испросить у Людовика XIII разрешения.