— О'кей, — согласился Дарлинг. — Итак: он появляется и до одури занимается с этой штукой любовью, а что потом?
— У зверя восемь рук и два щупальца, и он обовьет их все вокруг этого предмета. Он прижмется к нему. — Тэлли потрепал несколько крючков, крючки зазвенели. — Каждый из них проникнет в его плоть — недостаточно, чтобы насторожить его, и, конечно, недостаточно, чтобы причинить боль. Но когда он попытается уйти прочь, он не сможет это сделать. И тогда мы подтягиваем его вверх, просто достаточно близко к поверхности, чтобы я смог сделать съемку, а Осборн — убить его. Затем я вырежу несколько образцов. — Тэлли посмотрел на Дарлинга, затем перевел взгляд на Шарпа и улыбнулся.
— Что ж. Одно случится непременно, — усмехнулся Вип. — К тому времени, как тварь поднимется наверх, мы будем иметь одного взбешенного кальмара.
— Я так не думаю. Я считаю, его будет занимать только одна вещь: выживание. Быстрое изменение температуры воды может ошеломить его, изменение давления может убить его раньше, чем он достигнет поверхности. Он может быть так истощен, что не сможет дышать. Но что бы ни случилось, — закончил Тэлли, поворачиваясь и указывая на Мэннинга, — в этот момент к делу приступит Осборн.
Мэннинг подтвердил слова Тэлли коротким кивком и качнул винтовкой.
— Знаете, что меня пугает? — спросил Дарлинг. — Вы слишком уверены во всем этом. Мне приходилось видеть, как очень многие прекрасные планы полетели к чертям собачьим. — Он повернулся к Шарпу. — Маркус, я дьявольски рад, что мы изготовили себе эту бомбу.
— Вам не потребуется взрывчатка, капитан, — заявил Тэлли. — Вот увидите.
— Надеюсь, что так. Но из того, что я видел, я заключил, что эту тварь нельзя недооценивать.
* * *
Потребовалось больше трех часов, чтобы собрать сооружение Тэлли, которое представляло собой шедевр сложности, требующий тысячу футов троса, сотни футов кабеля и видеокамеру для кругового обзора при слабом освещении, которая помещалась в сфере из плексигласа размером с магический кристалл гадалки. Тэлли не учел, что предметы, подвешенные на длинном тросе под водой, имеют тенденцию непредсказуемо вращаться, и ошибочно предположил, что его камера будет висеть рядом с приманкой и сфокусируется на ней, поэтому Дарлингу пришлось принести снизу свою цепную пилу, найти маленькую доску, отрезать кусок и привязать его между камерой и приманкой как распорку.
— Сколько времени камера будет работать? — спросил Вип, когда Тэлли воткнул вилку провода в аккумулятор.
— Пленка рассчитана на сто двадцать минут, — ответил ученый, — и литиевая батарея у основания будет давать энергию камере и огням все это время. Но она не просто включится и будет работать без перерыва, ею управляет таймер, который включает ее на одну минуту через каждые пять минут. Я смогу также включить ее отсюда, когда найду нужным.
Уже наступили сумерки, когда сооружение было наконец готово. Ветер замер, и море напоминало луг, покрытый стальными валами.
Шарп наблюдал за парой чаек, круживших над кормой в ожидании подачки в виде хлеба и рыбы для наживки, а затем улетевших. Провожая их взглядом на запад, он внезапно что-то увидел вдали, на поверхности моря. Вначале он подумал, что это всплески ныряющих птиц, но нет, это были не всплески. Они были слишком длинными, а вода взметалась слишком высоко, скорее как брызги. Вскоре Шарп понял, что это.
— Смотри, Вип, — указал он рукой. — Киты.
— Это отрадно, — отозвался Дарлинг. — По крайней мере, еще хоть немного осталось.
— Какие это киты? Горбачи?
— Нет. Кашалоты. Горбачи не задерживаются на месте, как эти, они все время движутся. Кашалоты всегда собираются в стаи в сумерки. Не знаю почему. Может, чтобы пообщаться.
Тэлли посмотрел на китов, сложил ладони рупором и крикнул:
— Уходите отсюда!
— Дарлинг засмеялся:
— Что вы имеете против китов, док?
— Ничего. Я просто не хочу, чтобы они отпугнули архитеутиса. Вы знаете, они едят кальмаров.
— Я бы не стал беспокоиться по этому поводу, — ответил Дарлинг. — Я не знаю ничего из когда-либо созданного Господом, что могло бы заставить этого зверя бежать прочь от испуга. Киты не такие глупые, как мы, — они знают, когда нужно оставить все как есть.
Тэлли ушел в каюту, а к тому времени, когда он вернулся, киты нырнули в глубину и море сомкнулось над их спинами.
Ученый держал в руках пузырек с прозрачной жидкостью. По его указанию Дарлинг и Шарп вертикально держали приманку и ведрами заливали внутрь морскую воду. Затем Тэлли отвинтил крышку пузырька и протянул его мужчинам.
— Ради науки, — предложил он.
Дарлинг помешкал, затем пожал плечами и проговорил:
— Какого черта... не каждый день приходится нюхать возбужденного кальмара.
Он взялся за кисть Тэлли и приблизил нос к пузырьку — и почувствовал, как обожгло оболочку ноздрей. На глазах у него появились слезы, а желудок стало выворачивать наизнанку; Вип, спотыкаясь и кашляя, попятился назад.
Тэлли засмеялся и спросил:
— Ну, как вы это находите?
— Как нахожу? — Дарлинг задохнулся. — Черт его побери! Аммиак, сера... и такую дрянь эти уроды применяют, чтобы сердце стучало повеселей... амилнитрит и еще что-то, я не пойму, что-то абсолютно плохое.
— Плохое? — переспросил Тэлли. — Вы подразумеваете, порочное? Такого понятия, как «порочное животное», не существует.
— Это вы так считаете, док. Что касается меня, то я начинаю думать иначе.
Тэлли вылил содержимое пузырька в воду внутри приманки и плотно завинтил стальное кольцо. Они прицепили кольцо к кабелю, а затем опустили все сооружение в воду, причем при спуске Дарлинг и Шарп поддерживали концы распорки. Некоторое время приманка плавала на поверхности, пока из нее не вышли остатки воздуха, а затем она погрузилась в воду, оставляя за собой след из пузырьков.
Дарлинг и Шарп управляли ручными лебедками, установленными по обе стороны кормы. Они синхронно опускали в море кабель, затем тросы, останавливаясь через каждые двенадцать футов, чтобы дать Тэлли возможность закрепить на тросе кабель видеокамеры.
Наступила темнота, звезды рассыпали серебряное сияние на неподвижный океан, и восходящая луна провела золотую дорожку от восточного горизонта к корме судна, а позади у них тепло мерцал свет каюты.
Наконец в девять часов на тросах прошла отметка 480 морских саженей, и они остановили устройство, закрепили тросы вокруг лебедок и привязали их к металлической буксирной стойке, проходящей через палубу вниз к килю.
— Хотите немного перекусить, мистер Мэннинг? — спросил Дарлинг, проходя вместе с Шарпом вперед, на нос «Капера».
Мэннинг отрицательно покачал головой и продолжал смотреть на воду.
Тэлли сел у стола в каюте, настраивая видеомагнитофон, монитор и ящик с приборами управления. Дарлинг вошел за ним следом и посмотрел на монитор. Приманка была на месте, она покачивалась перед экраном, и из сотен дырочек в ее поверхности сочились и тянулись во тьму, образуя след, сверкающие струи.
Дарлинг заметил, что Тэлли начал потеть и его рука дрожала, когда он поворачивал рычажки на контрольной панели.
— До вас начинает доходить, док? — спросил он. — Иногда бывает лучше, если наши мечты не сбываются.
— Я не боюсь, капитан, — резко ответил Тэлли. — Я просто возбужден. Я ждал этого момента тридцать лет. Нет, я не боюсь.
— Ну а я боюсь, — заявил Вип и вошел в рулевую рубку.
Он посмотрел в окно на спокойное ночное море. На всем водном пространстве больше не было никаких огней, ни одного рыбацкого судна, ни проходящего мимо корабля. Они были одни. Легкая дрожь пробежала по спине Випа, и он стряхнул ее.
Дарлинг повернулся к эхолоту. Самописец вычерчивал рисунок на разграфленной бумаге, и Вип определил глубину. Дно находилось от них в трех тысячах футов. Таким образом, если они с Шарпом точно отмерили трос, приманка и камера подвешены в ста двадцати футах над дном. Вип направился было обратно в каюту, но остановился, достал и включил рыбоискатель и настроил его на глубину до пяти сотен морских саженей. Экран разогрелся, дно светилось на нем прямой линией. Кроме этого, он ничего не отражал.
— След от приманки разгоняет отсюда все живое вплоть до Азорских островов, — сказал Дарлинг, входя в каюту. — Между нами и дном нет ни окуня, ни акулы.
— Конечно нет, — согласился Тэлли. — Их не может быть. Они понимают, что нужно держаться подальше. — Он выключил камеру и установил таймер.
Дарлинг подошел к двери и щелкнул выключателем. Вспыхнули галогенные лампы, установленные на крыле ходового мостика, а кормовая палуба залилась светом. Через окно Дарлинг видел, что Мэннинг не двинулся с места, как будто не заметил внезапного взрыва освещения. Он сгорбившись сидел на крышке среднего люка, ружье покоилось у него на коленях.
Шарп передал Дарлингу сандвич и кивнул в сторону Мэннинга:
— Ему тоже отнести?
— Пища его не интересует, — ответил Дарлинг. — Этот человек пожирает самого себя.
— Осборн несчастен, — объяснил Тэлли, доставая кусок хлеба и сыр. — Он потерял перспективу. Три недели назад это был человек, имеющий власть и знающий, как ее употребить. Мы заключили договор, который давал ему возможность отомстить. Он рассматривал это как хорошую сделку. Но теперь этот план стал... его чувство мести превратилось в одержимость.
— Можно ли его осуждать? — спросил Шарп.
— Конечно. Он ведет себя неразумно.
— Хуже чем неразумно, — возразил Дарлинг. — Он опасен.
— Это пройдет. Мы предоставим ему возможность выпалить из винтовки по архитеутису, и он вновь станет тем, кем был всегда, — победителем.
— Так просто? Неужели?
— Живые существа предсказуемы, капитан, даже человек.
— Все живые существа? Включая архитеутиса?
— О да. Он запрограммирован точно так же, как и любая машина. Как только нам станут известны коды, его поведение станет предсказуемым. Это безусловно.
* * *
К десяти тридцати таймер включил камеру дюжину раз, и каждый раз они собирались у монитора и видели приманку, покачивающуюся перед экраном и источающую ленту следов. Вверх по течению от приманки, как светлячки, промелькнули несколько крошечных ракообразных существ, оставивших за собой яркое свечение. Вниз по течению не было видно ничего, кроме пустоты.
Судно дрейфовало по спокойному морю, держась по курсу, не переваливаясь на волнах, а мягко покачиваясь, как детская колыбель. Свет из каюты создавал впечатление уютного оранжевого кокона, усиливая иллюзию покоя.
— Предположим, что он не придет сегодня ночью, — обратился Дарлинг к Тэлли.
— Тогда утром или днем. Но он придет обязательно.
— Значит, мы вполне можем поспать.
— Если сумеете.
— Следовало бы. И вам тоже.
Шарп отправился в кубрик. Тэлли просмотрел еще один цикл на мониторе, затем откинулся на скамье и закрыл глаза. Дарлинг вышел наружу.
Мэннинг все еще сидел на крышке люка, но весь съежился. Заснул.
Дарлинг проверил тросы. Они уходили прямо вниз, неподвижные и нетронутые. Он посмотрел в сторону берега. Бермуды выделялись на фоне черного неба розовым сиянием, и Вип мог различить очертания огромного отеля «Саутгемптон принцесс», украшенного гирляндами лампочек, и охватывающий большое пространство луч маяка на Гиббс-Хилл. Они находились на расстоянии десяти миль от берега, но Випа успокаивало сознание того, что там, на берегу, все еще есть его дом. Он подумал о Шарлотте, лежащей в их кровати, и внезапно его охватило чувство одиночества.
Когда Дарлинг вернулся в каюту, монитор опять работал, бросая бледные серые тени на лицо спящего Тэлли.
Вип поднялся в рулевую рубку и тихо стоял, слушая звуки ночи. Генератор мурлыкал, самописец эхолота шипел, отмечая дрейф судна на линии, отражающей глубину в пять сотен морских саженей; рыбоискатель жужжал, и его экран все еще отражал бесплодную пустыню. Вип слышал звук воды, нежно ласкающей стальной корпус, и тихое дыхание Тэлли.
Он отправился в каюту и лег на одну из коек. Он стремился заснуть, чтобы отвлечься от своих мыслей, но, хотя был изнурен, все же знал наверняка, что его ум не захочет спрятаться в успокоительное забытье. Еще с тех времен, как Вип юнгой впервые вышел в море, всегда, когда он спал на судне, часть его мозга была на страже, отмечая любое изменение ветра, малейшее изменение в ритмах океана.
Этот вахтенный в его голове выполнял свои обязанности и в лучшие времена, когда судно ходило, казалось, над неистощимыми природными запасами и когда быть разбуженным среди ночи могло означать скорее обещание, чем угрозу. Вахтенный не расслабился даже в последние тяжелые годы, когда ночи были наполнены пустыми надеждами.
Дарлинг знал, что этот вахтенный будет исполнять свои обязанности и теперь, когда впервые в жизни наиболее горячей надеждой Дарлинга было то, чтобы море под ним оставалось бесплодной, безжизненной пустыней.
Его дыхание замедлилось; мозг поддался усталости. Вахтенный стоял на страже, одинокий часовой.
46
Гигантский кальмар распустил свою мантию, втянул воду внутрь и выбросил ее через воронку в животе. Он продвигал свое огромное тело сквозь ночное море с силой, которая толкала волны перед ним и оставляла водовороты позади.
Гонимый самым главным из всех импульсов, он мчался в одну сторону, затем остановился, бросился в другую, заставляя свои многочисленные рецепторы собирать все больше и больше разрозненных сигналов, которые возбуждали его до неистовства. Химические процессы в его организме пришли в замешательство, и хроматофоры, приведенные ими в действие, меняли окраску плоти от бледно-серой до розовой, темно-бордовой и красной, отражая эмоции от беспокойства до страсти.
Получаемые сигналы были частично незнакомы, а частично известны твари, но ее мозг регистрировал только то, что они были неотразимы.
И поэтому тварь мчалась все дальше и дальше, взмывая вверх и снижаясь, как самолет, потерявший управление, или гигантская хищная птица, впавшая в неистовство.
Внезапно кальмар наткнулся на струю сигналов: это был след, ясный и безошибочный.
Тварь направилась по нему, забыв обо всем остальном.
47
Дарлинг проснулся, не понимая, что его разбудило. Некоторое время он спокойно лежал, прислушиваясь и стараясь понять, что происходит.
Он услышал знакомые звуки: жужжание холодильника, царапанье по бумаге самописца эхолота, дыхание Тэлли. Все окружающее было знакомо: темнота, прорезаемая только слабым красным мерцанием из нактоуза в рулевой рубке. Но он почувствовал изменения в движении «Капера». Появилось какое-то сопротивление, как будто судно больше не двигалось вместе с морским течением, а скорее боролось с ним.
Вип скатился с койки, прошел к двери и шагнул наружу. Как только его глаза определили направление движения воды, он понял, в чем дело. Судно шло в противоположном направлении.
Что-то тянуло его назад.
Тогда Вип посмотрел на корму и увидел, что по ней плещут и разбрасывают брызги небольшие волны. Тросы все еще уходили в воду под прямым углом, но они дрожали, и даже на расстоянии Вип слышал высокий писк напрягающихся волокон.
«Ну вот, — подумал он. — Начинается».
Он нырнул обратно в каюту и закричал:
— Маркус!
Тэлли выпрямился на скамейке и спросил:
— Что?
— Включите ваш монитор, док, — скомандовал Дарлинг, затем позвал снова: — Маркус! Давай сюда.
— Почему? — спрашивал еще не проснувшийся как следует Тэлли. — Что...
— Мы подцепили на крючок этого сукина сына, вот что. И он тащит нас назад.
Дарлинг потянулся через Тэлли и включил монитор. Экран сверкнул и осветился. Изображение было неопределенным: водоворот пузырьков и теней, вспышки света, пронизывающие темноту, — картина хаоса и неистовства.
— Приманка! — вскричал Тэлли. — Где приманка?
— Он ее захватил, — сказал Дарлинг, — и пытается удрать.
Как раз в это время снизу появился Шарп. Дарлинг сделал ему знак и вышел наружу.
Мэннинг, весь мокрый от брызг, стоял на корме, уставившись на звенящие тросы.
— Это он? — спросил американец.
— Или это наш зверь, или мы подцепили самого дьявола.
Дарлинг направил Шарпа на лебедку правого борта, а сам подошел к лебедке на левом борту, и вместе они принялись накручивать тросы.
Некоторое время ничего не получалось: вес на лебедках был слишком велик, чтобы подтянуть его, поэтому барабаны просто прокручивались под тросами. Судно продолжало двигаться в обратную сторону, разбрасывая брызги, когда корма зарывалась в волны.
Но вдруг тросы ослабли, и судно остановилось.
— Напряжение исчезло, — сказал Шарп. — Что он, сорвался с крюка?
— Может быть. Или просто поворачивает. Не могу сказать точно. Продолжай накручивать.
Они накручивали одновременно правый и левый тросы, выбирая по футу каждую секунду — десять морских саженей в минуту. Мускулы на руках Дарлинга болели, а затем начали гореть, и он менял руки каждые несколько поворотов.
— Вип, он, должно быть, сорвался, — предположил Шарп, когда двухсотсаженные отметки на тросах прошли через барабаны лебедок и упали кольцами у их ног. — Должно быть, сорвался.
— Не думаю, — ответил Дарлинг. Его рука лежала на тросе, и он проверял его натяжение. На тросах находился груз, но напряжение отсутствовало, была тяжесть, но не было активности. — Судя по тросам, он здесь, но он не тянет. Может, отдыхает.
— А вдруг мертв? — произнес Шарп с надеждой.
— Продолжай наворачивать, Маркус, — ответил Дарлинг.
Из каюты появился Тэлли.
— Я ничего не могу рассмотреть на видео. Это какая-то мешанина.
— Но тем не менее оставьте камеру включенной.
— Я так и сделал.
Тэлли встал позади них, прислонившись к переборке каюты. Он вынул из ящика еще одну видеокамеру и спешил зарядить в нее магнитную ленту и присоединить батарею.
Внезапно Шарп воскликнул:
— Вип! Смотри! — и указал рукой.
Тросы больше не висели вертикально, они медленно начали скользить прочь от судна. Но лебедки не захлебывались, и трос продолжал поступать на борт.
— Он поднимается! — закричал Дарлинг. — Он совсем как сарган, пытающийся сорваться с крючка: тянет, останавливается, набирается сил, а теперь вновь собирается действовать. — Он посмотрел на Мэннинга и проговорил: — Взведите курок. Это то, чего вы ожидали. — Потом обратился к Тэлли: — Если вы хотите снять что-то на пленку, док, делайте это быстрее. Зверь не собирается здесь задерживаться.
В последующие минуты никто не произнес ни слова. Для Дарлинга молчание было подобно обманчивому спокойствию в центре урагана.
Дарлинг и Шарп вращали рукоятки лебедок, трос поступал на борт, но вот он закончился, и через фальшборт загрохотали большие замки, а за ними последовали первые отрезки кабеля.
— Осталось пятьдесят саженей, Маркус, — сказал Дарлинг. — Это еще одна-две минуты.
Кабели поступили на лебедку вслед за замками, подрагивающие, натянутые и уходящие под углом в глубину.
Тварь, должно быть, приближалась к поверхности. Определить наверняка было нельзя, так же, как и определить, глубоко ли она находится и как далеко от судна.
Все пристально смотрели на воду за кормой, пытаясь проследить серебряные нити кабеля, рассмотреть что-то за пределами круга света, отбрасываемого галогенными лампами.
— Покажись, ты, ублюдок! — выкрикнул Дарлинг и внезапно понял, что характер его страха изменился. То, что он ощущал теперь, не было боязнью, предчувствием или ужасом, это было возбуждающее чувство опасности перед встречей с противником более грозным, чем он когда-либо себе представлял. Это было почти как электрозаряд, здоровый страх, подумал он, и этот страх переплетался с лихорадкой охотника.
В этот момент лебедки дернулись, забуксовали, и только что вытащенный из воды кабель рванулся из уложенных на палубе колец и зазмеился за борт.
— Что это он делает? — закричал Шарп.
— Он опять удирает, — ответил Дарлинг, схватил рукоятку лебедки и налег на нее, но лебедка отказывалась работать, и кабель продолжал отступать в воду.
— Нет! — заорал Мэннинг. — Задержите его!
— Не могу, — ответил Дарлинг, — и ничто не сможет.
— Вы просто не хотите. Вы боитесь. Я покажу вам, как надо.
Мэннинг бросил винтовку, нагнулся к кольцу кабеля, лежавшему у его ног, и ухватился за него.
— Не трогайте! — завопил Дарлинг и сделал шаг к Мэннингу, но прежде, чем он смог остановить американца, Мэннинг набросил кабель на буксирную стойку, которая проходила до самого киля, закрутил и привязал его.
— Вот, — заявил он.
Кабель продолжал сбегать с кормы, с гудением проходя через стальной фальшборт. Мэннинг повернулся лицом к корме и поднял винтовку в ожидании, когда тварь появится на прицеле. Но, поворачиваясь, он поскользнулся, и именно в тот момент тварь, должно быть, увеличила скорость, потому что внезапно кольца кабеля подпрыгнули и понеслись за борт. Мэннинг пытался вернуть себе равновесие, но одна нога попала в петлю кабеля, кабель резко затянулся вокруг бедра, и американца подняло над палубой, как куклу. Какую-то долю секунды он висел в лучах света. Он не издал ни звука, винтовка выпала из его рук.
Огромная сила рывком натянула кабели, и Мэннинг полетел вперед спиной, раскинув руки, как будто собирался нырнуть в воду с вышки. На мгновение вспышка света осветила его лицо, и Дарлинг не увидел на нем ни ужаса, ни боли, ни протеста — только удивление, словно последним чувством Мэннинга было недоумение, что судьба имела безрассудство помешать ему.
Винтовка ударилась о палубу и выстрелила, пуля рикошетом отскочила от фальшборта и просвистела над их головами.
Дарлинг подумал, что нога Мэннинга оторвалась от тела, так как что-то вроде бы упало в воду. Но он не слышал всплеска — все звуки поглотились скрежетом кабеля, затягивающегося вокруг стойки. Мгновенно кабель вытянулся в горизонтальную линию, и судно потянуло назад. Волны плескали о транец, промочив насквозь троих мужчин.
Дарлинг увидел, что кабель поднялся выше, и заорал:
— Он всплыл!
— Где? — кричал Тэлли. — Где?
Они услышали всплеск, звук раздуваемых кузнечных мехов и почувствовали резкую вонь. Брызги, окатившие их, внезапно стали дождем черных чернил.
Дарлинг стоял на коленях. Он начал подниматься, но в десяти или пятнадцати футах за кормой увидел проблеск серебра и инстинктивно понял, что это такое. Оплетки кабеля начали рваться и закручиваться.
— Пригнитесь! — закричал он.
— Что? — не понял Тэлли.
Дарлинг прыгнул на канадца и прижал его к палубе. Лишь только они упали, из-за кормы судна раздался гул — как будто выстрел из «магнума» в туннеле, — за которым немедленно последовал пронзительный свист.
Отрезок кабеля провизжал над их головами и вдребезги разбил окна каюты. Следом за ним пролетел второй, и они услышали треск футляра видеокамеры, разлетевшегося о стальную переборку.
Некоторое время судно раскачивалось и рыскало, но вскоре вновь осело на волнах.
— Господи Иисусе, — проговорил Тэлли.
Дарлинг откатился от ученого и поднялся на ноги. Он посмотрел за корму, во тьму. Никаких признаков того, что там кто-то находился, — ни взбаламученной воды, ни единого звука. Только нежное дуновение ветерка над безмолвным морем.
48
Лицо Тэлли было цвета картона, а когда он поднялся с палубы, то дрожал так сильно, что с трудом держался на ногах.
— Я никогда не думал... — начал он, но его голос постепенно замер.
— Забудьте об этом, — сказал Дарлинг.
Они с Шарпом втягивали на палубу мотки троса, которыми была усеяна поверхность моря рядом с судном.
— Вы были правы, — признал Тэлли. — С самого начала вы были правы. Нет способа, которым мы...
— Послушайте, док... — Дарлинг посмотрел на ученого и подумал: этот человек в отчаянии, через минуту он свалится. — Когда мы доберемся до берега, у нас будет достаточно времени распускать сопли и стенать. Мы скажем добрые слова о мистере Мэннинге и сделаем все, как полагается. Но в данный момент я хочу одного — увести отсюда «Капер» куда угодно, хоть к чертовой матери. Идите в каюту и прилягте.
— Да, — согласился Тэлли. — Хорошо. — И ушел.
Когда они втянули на борт последний моток, Шарп наклонился над кормой и сказал:
— Надеюсь, ни один кусок троса не обмотался вокруг винта.
— Хочешь нырнуть и проверить? — спросил Дарлинг, направляясь к рубке. — Я не хочу. — Затем добавил: — Тэлли был прав в одном: этот ублюдок действительно клюнул на приманку. А сейчас — кто знает? Все, что знаю я, так это то, что я хочу быть где-нибудь подальше от этого места, когда он сообразит, что его надули.
В каюте Тэлли сидел у стола. Он перемотал видеопленку и просматривал ее снова.
— Что вы ищете? — спросил Дарлинг.
— Все, что угодно, — ответил ученый, — хоть какие-нибудь изображения.
Дарлинг направился к рулевой рубке и попросил Шарпа:
— Проверь давление масла, Маркус.
Шарп открыл дверь в машинное отделение и начал спускаться вниз.
Внезапно Тэлли дернулся на сиденье и закричал:
— Во имя всех святых!
Его глаза были широко раскрыты, он уставился на монитор и вслепую искал кнопки управления магнитофона. Он нашел нужный кадр и нажал кнопку «пауза». Шарп и Дарлинг встали позади ученого.
На мониторе были видны лишь пузыри и пена. Тэлли нажал запуск пленки, и изображение запрыгало.
— Вот приманка, — он указал на мелькание чего-то плотного и блестящего. На черно-белом экране это изображение было темно-серым. В следующем кадре приманка исчезла, затем появилась снова вверху экрана. Тэлли указал на низ экрана: — Теперь смотрите.
Снизу появился сероватый горб и в отрывистом пульсе движения кадров стал подниматься до тех пор, пока не заполнил весь экран. Кадры менялись, а сероватая тень продолжала ползти вверх. Затем низ экрана заполнился чем-то беловатым, закругленным сверху. Оно двигалось все выше и выше, как будто для того, чтобы заполнить весь экран.
Объект, наверно, удалился от камеры, потому что постепенно изображение расширилось и предмет предстал как совершенный круг беловатого оттенка, а в его центре располагался другой круг, чернее эбенового дерева.
— О господи, — выдохнул Шарп. — Это глаз?
Тэлли кивнул.
— Каковы его размеры? — спросил Дарлинг.
— Трудно сказать, — ответил Тэлли. — Там нет ничего, с чем его можно было бы сравнить. Но если фокусное расстояние камеры около шести футов и глаз заполняет весь кадр, значит, он должен быть... вот таким. — Он раздвинул руки на два фута и некоторое время смотрел на них, будто не в состоянии поверить размеру, который сам изобразил. А потом голосом, почти не отличающимся от шепота, продолжил: — Эта тварь, вероятно, длиной в девяносто футов, а то и больше. — Он взглянул на Дарлинга. — Она может быть длиной в сто футов...
— Мы на коленях возблагодарим Бога, что нам не пришлось столкнуться с этим ублюдком более близко, — покачал головой Дарлинг. Затем он повернулся и поднялся в рулевую рубку.
Начинался рассвет. Небо на востоке просветлело, став серо-голубым, и восходящее солнце провело розовую полосу над горизонтом.
Дарлинг нажал на кнопку стартера и ожидал услышать предупреждающий звонок из машинного отсека и урчащий кашель заработавшего двигателя.
Но он услышал лишь щелчок, и больше ничего.
Он вновь нажал на кнопку. На сей раз вообще никакого звука. Дарлинг несколько раз выругался про себя, а потом стукнул ладонью по штурвалу. Как только он понял, что двигатель не заводится, он сообразил почему. Отсутствовал шум генератора. Тишина давала понять, что в какой-то момент ночью генератор остался без горючего. Батареи автоматически включились, но, опустошаемые в течение многих часов освещением, холодильником, эхолотом и рыбоискателем, они постепенно иссякли. Они все еще давали некоторую энергию, но не могли выработать ее достаточно, чтобы завести большой дизельный двигатель.
Успокоившись, Дарлинг стал размышлять, какую из двух полностью заряженных батарей компрессора будет легче передвинуть к основному двигателю, выбрал одну из них и мысленно проследил всю процедуру демонтажа батареи с креплений, продвижения через путаницу механизмов в машинном отсеке и установки рядом с двигателем.
Это была изнурительная работа, но это — еще не конец света.
Когда он проходил по рулевой рубке, направляясь вниз, в машинное отделение, ему пришло в голову, что следует выключить все приборы в целях экономии энергии. Вся сила новой батареи должна быть направлена на зажигание двигателя. Он повернул рычаг эхолота, и самописец остановился. Выключатель рыбоискателя находился дальше. Когда Вип дотянулся до него, его взгляд задержался на экране.
Экран не был пуст. Мгновение Вип думал: это хорошо, жизнь возвращается. Но он всмотрелся более внимательно и понял, что никогда не видел на экране подобного изображения. Не было маленьких точек, свидетельствовавших о присутствии отдельных рыб, или пятен, которые показывали косяки более крупных существ. Изображение на экране было единой плотной массой, массой чего-то живого. Что-то всплывало к поверхности, и всплывало очень быстро.
49
Зверь, как торпеда, рванулся вверх. Случайный наблюдатель мог бы подумать, что это отступление, потому что существо двигалось спиной вперед, но это не было отступлением. Природа устроила гигантского кальмара так, что он с большей скоростью и умением двигался именно спиной вперед. Он нападал, и его треугольный хвост напоминал наконечник стрелы, летящей к цели. Зверь был более ста футов длиной от когтей на щупальцах до кончика хвоста и весил дюжину тонн. Но он не имел представления о своих размерах и о том, что является самым крупным животным в море.