44

— Вы когда-нибудь читали Гомера? — спросил Тэлли, доставая из одного из своих ящиков и передавая Дарлингу шестидюймовый крюк из нержавеющей стали. — Гомера с моря цвета темного вина.

— Не смогу сказать, что я делал это, — ответил Дарлинг, нацепил на острие крюка макрель и бросил рыбу в кучку с другими.

— Это парень, который написал «Илиаду», — пояснил Шарп.

Он прикреплял шарниры к петлям крюков, затем привязывал шестифутовые вожаки из титановой проволоки к каждому шарниру.

— Именно, — подтвердил Тэлли. — Есть люди, и я один из них, кто считает, что Гомер три тысячи лет тому назад вел речь о гигантском кальмаре. Он назвал его Сциллой, и вот как он описал его:

Ног двенадцать у Сциллы, и все они тонки и жидки,

Длинных шесть извиваются шей (на плечах), а на шеях

По голове ужасающей, в пасти у каждой в три ряда

Полные черною смертью обильные частые зубы...

...Из мореходцев никто похвалиться не мог бы, что мимо

Он с кораблем невредимо проехал: хватает по мужу

Каждой она головой и в пещеру к себе увлекает...

Тэлли улыбнулся.

— Яркое описание, как вы считаете?

— Для меня это звучит так, — сказал Дарлинг, прикрепляя проволочные вожаки к одному из приспособлений Тэлли со складывающимся зонтиком, — как будто у этого вашего Гомера было двенадцативольтовое воображение. — Он оттащил зонтичную снасть через палубу и положил ее вместе с двумя другими.

— Ничего подобного, — возразил Тэлли. — Вообразите себя моряком в те далекие времена, когда драконами и чудовищами объясняли все непонятное. Предположим, вы встретились с архитеутисом. Как бы вы описали его людям, оставшимся дома? Или даже в теперешние времена. Предположим, что вы были на транспортном судне, перевозящем войска во время Второй мировой войны, и какой-нибудь кальмар напал на ваш корабль. Как бы вы описали огромное чудовище, которое поднялось неизвестно откуда и пыталось оторвать рулевой пост вашего судна?

— А они делали это? — спросил Дарлинг, пристегивая верхнее кольцо одной из снастей с зонтиком к отрезку кабеля, соединенного с нейлоновым тросом.

— Несколько раз у Гавайских островов.

— А почему бы гигантскому кальмару вдруг нападать на судно?

— Никто не знает, — покачал головой Тэлли. — Это и есть самое удивительное.

Рядом с ними внезапно разразился треск винтовочных выстрелов — тридцать выстрелов так быстро следовали один за другим, что слились в единый звук раздираемой ткани. Все трое резко повернулись и увидели Мэннинга, стоящего на корме со своей боевой винтовкой в руках. За судном, среди кровавых кусков разнесенного в клочья буревестника, плавали перья.

— Зачем ты это сделал? — спросил Тэлли.

— Немного практики, Герберт, — сказал Мэннинг, выбросил пустую обойму из винтовки и вставил новую.

Им потребовался целый час, чтобы опустить снасть, которую Тэлли окрестил «Фаза-один» всей программы. От полудюймового троса длиной в три тысячи футов на разных уровнях, на расстоянии друг от друга, веером расходились шесть зонтичных снастей. На каждой снасти на титановых вожаках было закреплено десять наживок. Проволоку было невозможно сломать, крючки были несгибаемые и имели четыре дюйма ширины у основания — такие большие, что единственным животным, которое могло бы соблазниться попробовать один из них, была акула. И если акула действительно попадет на крючок, размышляли они, то ее метания разошлют сигналы несчастья, которые усилят действие приманки. А если архитеутис заглотнет один из крюков, он начнет хлестать своими многочисленными руками и (как теоретизировал Тэлли) запутается еще во многих крюках так, что в конце концов потеряет подвижность.

— Сколько предположительно весит этот зверь? — спросил Дарлинг, когда Тэлли описал свой план.

— Невозможно сказать наверняка. Я взвешивал только мертвых кальмаров. Думаю, большой кальмар может весить пять или даже десять тонн.

— Десять тонн! Я не могу взять мертвую тушу в десять тонн на борт судна, а эта штучка едва ли окажется мертвой. Я, возможно, смог бы буксировать десять тонн, но...

— Никто не просит вас делать это. Мы подтянем его лебедкой, и, когда Осборн убьет его, я вырежу из его плоти куски для образцов.

— Чем? Вашим перочинным ножом?

— Я видел, что у вас внизу есть цепная пила. Она работает?

— Вы честолюбивы, док, признаю это за вами, — сказал Дарлинг. — Но предположим, тварь не пожелает играть по вашим правилам?

— Это животное, капитан, — ответил Тэлли. — Просто животное, никогда не забывайте об этом.

Когда трос был спущен, Дарлинг и Шарп связали в ряд три четырехфутовых розовых пластиковых швартовых буя, прикрепили их к концу троса и спустили за борт.

— А что теперь? — спросил Шарп.

— Нет смысла трогать их пару часов, — сказал Дарлинг. — Давай поедим.

После ленча Тэлли распаковал некоторые ящики, установил видеомонитор и проверил пару видеокамер, в то время как Мэннинг сидел на одной из коек и читал журнал. Дарлинг сделал знак Шарпу следовать за ним наружу. Судно дрейфовало рядом с буями, но немного быстрее их, поэтому теперь буи отстали на сто ярдов от кормы.

— Док прав насчет одного, — заметил Дарлинг, наблюдая с кормы за розовыми бочками. — Все, что запутается в этих снастях, поймет, что оно попалось.

— Я не думаю, что Тэлли хочет убить его.

— Нет, этот тронутый просто хочет увидеть проклятую тварь и изучить ее. В этом вся беда с учеными, они просто не понимают, когда природу лучше предоставить самой себе.

— Может быть, если он будет биться о снасти, то прикончит сам себя?

— Точно, Маркус, — сказал Дарлинг с улыбкой, — но на случай, если у зверя окажутся свои собственные идеи на этот счет, давай приготовимся. Принеси мне багор.

— Для чего?

— Мы подготовим себе небольшую страховку.

Дарлинг спустился по трапу через кормовой люк и скрылся в трюме.

Когда Шарп разыскал багор на носу и принес его на корму, Дарлинг стоял у люка трюма в средней части судна и открывал картонку размером в две обувные коробки. На боку картонки было выведено только одно слово иностранными буквами.

— Что это? — спросил Шарп.

Дарлинг запустил руку в коробку и вытащил то, что выглядело как колбаска шести дюймов в длину и приблизительно трех дюймов в диаметре, покрытая темно-красной пластиковой оболочкой. Он протянул это Шарпу, улыбнулся и сказал:

— "Семтекс".

— "Семтекс"! — воскликнул Шарп. — Господи, Вип, это же оружие террористов.

Он слышал о «Семтексе», но никогда не видел его. Это было современное взрывчатое вещество, изготовляемое в Чехословакии и используемое наиболее искушенными международными террористами из-за того, что оно было чрезвычайно мощным, легким в обращении, а самое главное — надежным. Только глупый и одновременно неуклюжий человек мог привести его в действие по ошибке. Кассетный проигрыватель, который взорвал авиалайнер «Пан-Ам-103», был набит «Семтексом».

— Где ты его раздобыл?

— Если бы люди знали, что летает вместе с ними по всему миру, Маркус, они никогда бы не покидали дома. Оно прибыло вместе с частями компрессора, который я заказал в Германии. Наверно, просто произошла ошибка при упаковке. Только богу известно, куда предназначалось это вещество. Вначале я не знал, что это за чертовщина, не знал этого и таможенный инспектор, но я подумал: зачем отдавать что-то, что в один прекрасный день может пригодиться? Поэтому я сказал ему, что это смазка. Ему было все равно. Только пару недель спустя я увидел в книге рисунок «Семтекса» и понял, черт меня побери, что я хранил в гараже. — Дарлинг повернул конец «колбаски» к Шарпу. Она была цвета омлета. — У нас здесь его достаточно, чтобы оторвать конец Бермуд и отправить его до самого Гаити. Но есть одна небольшая проблема.

— Какая?

— У нас нет детонаторов. Вероятно, Майк снес их на берег и забыл принести обратно. Майк не любит... — Дарлинг помолчал, судорожно вздохнул и поправился: — не любил ходить в море с тем, что могло нас потопить.

— Наверно, мы сможем сделать детонатор, — сказал Шарп.

— Что тебе для этого нужно?

— Бензин... обычное горючее.

— Внизу есть канистра для подвесного мотора.

— Глицерин. У тебя есть стиральный порошок «Люкс»?

— На камбузе, под мойкой. Такой?

— Нет. Мне нужен «спусковой крючок», что-то, что произвело бы зажигание. Лучше всего подошел бы фосфор. Если у тебя есть коробка кухонных спичек, мы могли бы...

— Пустяковое дело. У Мэннинга есть пара сотен обойм фосфорных трассирующих пуль. Сколько нужно?

— Всего одну. Маленький кусочек может наделать больших дел. Но, Вип... я никогда еще этого не делал. Я читал об этом, но я никогда не делал на практике.

— Я тоже никогда не гонялся за десятитонными кальмарами, — ответил Дарлинг.

— Это не похоже на бомбу, — заметил Шарп, когда они закончили. — Больше смахивает на дешевый фейерверк.

— Или на розыгрыш в представлении мясника, — сказал Дарлинг. — Думаешь, это сработает?

— Должно сработать.

— Одно утешение, Маркус: если не сработает, то не останется никого, чтобы выругать тебя.

Они смешали газолин и мыльный порошок в густую пасту, которую прижали, как комок резины, к концу «Семтекса». Затем Шарп вскрыл один из фосфорных трассирующих патронов Мэннинга. Он работал, погрузив руки в миску с водой, потому что фосфор возгорается при контакте с воздухом. Отбросив свинцовую пулю, он вылил остаток фосфора, пороха и воды в маленький стеклянный аптечный пузырек, который затем запечатал и погрузил в пасту. Используя клейкую ленту, они прикрепили все устройство к концу десятифутового багра. Дарлинг поднял багор и потряс его, чтобы убедиться, что бомба привязана крепко.

— А что произойдет, если кальмар проглотит ее раньше, чем раздавит пузырек? — спросил он.

— Тогда она не взорвется, — ответил Шарп. — Если воздух не соприкоснется с фосфором, он не загорится. Если он не загорится, то не приведет в действие детонатор. Это будет провал.

— Поэтому ты хочешь, чтобы я заставил эту тварь раскусить нашу бомбу.

— У тебя в распоряжении только одна секунда, Вип. Затем прыгай или...

— Я знаю, знаю. Если нам повезет, сработает план Тэлли и бомба нам не потребуется. — Дарлинг помолчал. — Конечно, если нам повезет по-настоящему, то мы вообще не найдем этого ублюдка.

Он взобрался на крыло ходового мостика, прошел вперед к штурвалу, повернул судно к югу и стал отыскивать плавающие буи.

Чтобы смастерить подрывное устройство и привинтить к перилам стойку для удилища, а к ней в вертикальном положении, от греха подальше, прикрепить багор, им потребовался час. Дарлинг не беспокоился о буях, даже не думал о них.

Он удивился, что не увидел их сразу. Судно не могло отдрейфовать больше чем на полмили от буев, а в такой ясный день, как этот, большие розовые бочки должны быть видны по крайней мере за милю. Он точно знал, где они были: он сориентировался по объектам на берегу, когда сбрасывал буи. Возможно, волнение на море было сильнее, чем он думал, и бочки находились между валами. Он увидит их через минуту.

Но не увидел. Ни через минуту, ни через две, ни через три. Вип двигался на юг в течение пяти минут и по береговым ориентирам понял, что был уже дальше того места, где оставил буи.

Они исчезли.

Вип взял бинокль и навел его на полосу саргассовых водорослей. Если буи дрейфовали по течению, то они продвигались в том же направлении, что и водоросли, поэтому он проследил полосу водорослей до самого горизонта.

Пусто.

Он услышал шаги сзади, затем голос Мэннинга:

— Вы потеряли их?

— Нет, — ответил Дарлинг. — Просто еще не нашел.

— Будь оно все проклято! Если бы вы не потратили столько времени на...

Дарлинг поднял руку, внезапно насторожившись: он что-то услышал, что-то почувствовал или уловил.

Ощущение шло от ног, понял он. Очень слабое и далеко внизу — странное ощущение глухого удара. Почти как далекий взрыв.

— Что, господи, вы...

Теперь Дарлинг понял, что это, хотя верилось в это с трудом.

— Черт побери! — выругался он, плечом отодвинул Мэннинга в сторону, подошел к поручням и посмотрел вниз, в бездонную синеву.

В этот момент в глубине появился буй, единственный оставшийся неповрежденным, он устремился к поверхности, как сорвавшаяся ракета. Бочка выскочила из воды с громким сосущим звуком «уф» и взлетела на полдюжины футов в воздух, обдав брызгами палубу, прежде чем упала в воду и запрыгала на поверхности. Клочья двух других буев волочились за ней.

Тэлли и Шарп услышали эту суматоху и вышли из каюты. К тому времени, когда Дарлинг спустился на палубу, Шарп подцепил трос кошкой и вытаскивал буй на борт. Дарлинг отцепил буй, бросил трос в сторону, намотал его конец вокруг лебедки и включил ее.

— Это он? — спросил Мэннинг. — Это кальмар?

Трос дрожал, с него стекала вода, Дарлинг ощупывал его пальцами.

— Я не могу утверждать, мистер Мэннинг, но я скажу вам вот что: любое существо, достаточно сильное, чтобы проволочить на расстояние полумили многослойный трос вместе с тремя швартовыми буями, каждый из которых рассчитан держать на плаву полтонны, и способное потопить их на такую глубину, что два из них лопнули, — это, конечно, огромный сукин сын. — Дарлинг нагнулся над бортом и продолжал: — Но я не могу сказать, там он еще или нет.

— Он был подцеплен на крюк, — сказал Тэлли. — Он там. Он не может разорвать такую проволоку или погнуть крюки.

— Никогда не говорите «никогда», док, особенно если имеете дело с чем-то, что выходит за пределы обычного.

Затем Дарлинг попросил Шарпа:

— Возьми нож, Маркус, и води по нему оселком, пока он не станет острым как бритва, а затем вернись сюда и стань рядом со мной.

Шарп отправился в каюту, Тэлли последовал за ним и принялся заправлять видеокамеру.

— Нож, капитан? — спросил Мэннинг. — Для чего?

— Если это действительно чудовище, если оно достигает хотя бы половины таких размеров, каких, по словам дока, оно может быть, и если в нем осталась хотя бы искра жизни, я собираюсь перерезать трос и оставить ублюдка в покое.

— Вы не сделаете ничего подобного. По крайней мере, пока я не выстрелю в него.

— Ну, это мы посмотрим.

— Конечно, посмотрим, — заключил Мэннинг и направился в каюту.

Тэлли установил треногу на крыле ходового мостика, пристроил к ней видеокамеру, а Мэннинг занял место у поручней; его винтовка, которую он держал у груди, была заряжена обоймой из тридцати патронов. Внизу Дарлинг управлял лебедкой, а Шарп пропускал трос на пластиковый барабан.

Когда барабан был заполнен наполовину, Дарлинг подергал трос. Затем он остановил лебедку, намотал трос на руку и потянул его.

— Он ушел, — бросил Вип. — Если вообще был там. Сейчас его нет; на этом тросе нет ничего, кроме самого троса.

— Этого не может быть, — возразил Тэлли.

— Через минуту узнаем, — сказал Дарлинг и снова запустил лебедку.

— Значит, он не был подцеплен на крюк.

— Вы хотите сказать, что он тянул эти буи вниз просто ради спортивного интереса?

Показались первые зонтиковые снасти, и Шарп поднял их на борт. Приманки были на месте, целые и невредимые. Через минуту подняли вторую снасть, затем третью. Никто не притронулся ни к одной из них.

Когда появился четвертый зонтик, Шарп поднял руку и Дарлинг замедлил движение лебедки.

— Господи! — проговорил Шарп, доставая снасть. — Как будто ее переехал поезд.

Снасть была раздавлена, проволока туго закручена вокруг троса. С тросом и проволоками сплелись кусочки белого мышечного волокна. Две наживки были нетронуты, они все еще болтались на крюках, но остальные исчезли, и от крюков не осталось ничего, кроме пары дюймов изжеванного ствола.

Камера Тэлли работала беспрерывно, его глаз был прижат к видоискателю. Дарлинг подержал один из крюков перед камерой.

— Их невозможно разогнуть, да? Невозможно переломить? Смотрите, док, тот, кто находится там, внизу, не просто разогнул их, он их откусил.

Шарп подобрал со снасти несколько белых волокон, и они оставили едкую вонь на его пальцах. Он поморщился и вытер ладони о брюки.

— Это архитеутис, — воскликнул Тэлли. — Это запах аммиака. Он оставил нам свою визитную карточку.

Он выключил камеру.

— Разве от других животных не воняет аммиаком? — спросил Дарлинг.

— Не так сильно, как от архитеутиса. Это как бы его подпись и главное основание для наших — хоть каких-то — знаний о нем. Никто не видел ни одного живого архитеутиса. По крайней мере, в этом столетии, за исключением единственного случая, когда в сороковых годах он убил несколько человек, и то все происходило в темноте и никто по-настоящему не разглядел животное. Но люди видели мертвых гигантских кальмаров: двух вынесло волнами у Ньюфаундленда в шестидесятые годы. Они были выброшены на берег, а не потонули, оттого что, в отличие от рыб, не имеют плавательного пузыря. Их плоть пропитана ионами аммиака, а удельный вес ионов аммиака немного меньше, чем морской воды. Он составляет одну целую двадцать одну тысячную по сравнению с одной целой двадцатью двумя тысячными, если вам это интересно. Я видел мертвых кальмаров, капитан, и они не просто пахли аммиаком, они были пропитаны этим запахом. — Тэлли повернулся к Мэннингу. — Это он, Осборн. Он здесь, вне всяких сомнений. Мы нашли его.

— Послушайте, док, — проговорил Дарлинг. — Вы или сошли с ума, или хитрите с нами. Поймать на крюк гигантского кальмара невозможно. Его невозможно поймать при помощи подводного аппарата. Тогда скажите, ради бога, каким образом вы думаете изловить его?

Тэлли заявил:

— Живыми существами управляют два примитивных инстинкта, капитан, не так ли? Один из них голод. А какой второй?

Дарлинг взглянул на Шарпа, тот пожал плечами:

— Не знаю. Секс?

— Да, — подтвердил Тэлли. — Секс. Я собираюсь изловить гигантского кальмара при помощи секса.

45

Ящики Тэлли были пронумерованы, и он внес подробное описание их содержимого в таможенную декларацию. Теперь он заглянул в этот список и с помощью Шарпа и Дарлинга рассортировал ящики и разложил их на кормовой палубе в строгом порядке.

Мэннинг стоял в стороне и пристально разглядывал воду. Дарлингу казалось, что американец сводил все свое существование к одной мысли, имеющей одну направленность, при этом он отбрасывал все наслоения социальных установлений и сосредоточился только на одном неудержимом побуждении — убить. В прошлом Дарлинг встречал таких людей — людей, потерявших всякие представления о безопасности; на судне не было ничего опасней, чем они.

Когда Тэлли удовлетворился расположением своих ящиков, он подозвал Дарлинга и Шарпа к длинному алюминиевому ящику размером с гроб, который закрывался на защелкивающиеся замки. Тэлли открыл замки и поднял крышку.

— Признайтесь, — сказал он, — разве это не самая сексуальная штука, какую вам приходилось видеть?

То, что было уложено в пенопласт, показалось Дарлингу похожим на шестифутовую кеглю, сделанную из какого-то нового вида пластмассы и окрашенную в ярко-красный цвет. Сотни крошечных крючков из нержавеющей стали свисали на шарнирах по всей длине предмета, а на верхней части было вделано трехдюймовое кольцо из нержавеющей стали.

Тэлли поднял этот предмет за кольцо и передал Дарлингу. Устройство весило не больше десяти фунтов, а когда Дарлинг постучал по нему, то послышался глухой звук.

— Я сдаюсь, — признался Вип и передал предмет Шарпу.

— Это гениально, абсолютно гениально, — заявил Тэлли.

— Очевидно, да, — согласился Дарлинг. — Но в чем состоит гениальность?

Тэлли забрал устройство у Шарпа и, взяв за оба конца, держал перед собой.

— Считайте это, — начал он объяснение, — телом, головой и торсом архитеутиса, тем, что мы называем мантией. Как правило, тело гигантского кальмара — независимо от вида, будь то dux, japonica или sanctipauli — составляет около трети всей его длины. Поэтому данный предмет представляет собой животное, общая длина которого, включая руки и щупальца, составляет восемнадцать или двадцать футов.

— Детеныш, — сказал Шарп. — Подросток.

— Не обязательно. Во всяком случае, это не важно, сексуальное влечение не замечает размеров. Даже если наше животное, как я думаю, в четыре или пять раз больше этого, инстинкт толкнет его к размножению. Если зверь самец, то он пожелает отложить свою сперму в этой штуке, если самка, то она захочет, чтобы ее оплодотворили.

— Ради какого черта эта тварь пожелает иметь что-либо общее с куском пластика? — спросил Дарлинг.

— Вот здесь-то и проявляется гениальность. — Тэлли начал отвинчивать стальное кольцо. — Я потратил годы, разрабатывая химический состав, в совершенстве воспроизводящий аттрактант размножения архитеутисов. За некоторое время я смог добыть образцы плоти двух мертвых кальмаров. Я вырезал яйцевод большой самки, которая попала на мель в Новой Шотландии, а затем, два года назад, я услышал, что на Кейп-Код была вынесена волнами часть мантии самца. К тому времени, когда я попал туда, от кальмара осталось немного, птицы и крабы поработали над ним. Но часть плоти была засыпана песком и таким образом защищена, и я смог добыть весь сперматофорный мешок. Он был более трех футов длиной. Месяцами я исследовал обе части, мужскую и женскую, при помощи микроскопов, спектроскопов и компьютеров. В конце концов я смог синтезировать химический стимулятор.

— Вы уверены? — спросил Дарлинг. — Вы когда-нибудь испытывали его?

— В природных условиях? Нет. Но в лаборатории — да. С научной точки зрения — это вполне обоснованно. Не буду утруждать вас научными подробностями, но так же, как собака в период течки испускает мускусный запах, так же, как люди реагируют на тестостерон и феромоны и все другие гормональные сигналы, гигантский кальмар реагирует на химические вещества, испускаемые другими особями этого вида во время периода, соответствующего тому, что у млекопитающих называется периодом течки. — Он прижал палец к отверстию под стальным кольцом. — Флакон жидкости, вылитый сюда и растворенный в морской воде, просочится через крошечные отверстия, расположенные за каждым крючком. Это создаст след, который протянется на мили. Архитеутис поймет, что кто-то его вида готов к размножению, и это будет зов природы, которому зверь не сможет противиться.

— А он не поймет, что его надули? — спросил Шарп.

— Нет. Вспомните, там, внизу, почти нет света, поэтому он не особенно полагается на свои глаза. Мы знаем, что он может менять окраску, но не знаем, может ли он видеть цвета, поэтому, чтобы не попасть впросак, я окрасил эту подделку в красный цвет, так как известно, что это цвет его возбужденного состояния. А форма нашей подделки выбрана правильно. Мы подвесим рядом с ней химические огоньки, так что если животное привыкло полагаться на свое зрение в подтверждение других восприятий, огоньки должны создать достаточно свечения, чтобы все казалось убедительным. — Тэлли помолчал. — Возможно, все это излишне, — произнес он. — След мог бы иметь то же действие, если бы я просто дал жидкости просочиться из флакона. Но то, что мы сделали приманку правильной формы и нужного цвета, не может повредить. Когда играешь в карты с неизвестностью, лучше иметь как можно больше козырей.