Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Богдадский Вор

ModernLib.Net / Белянин Андрей Олегович / Богдадский Вор - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 4)
Автор: Белянин Андрей Олегович
Жанр:

 

 


      Иранская поговорка.
      - Сволочь ты, Ахмед, а кумыс этот дрянь несусветная!
      - Он хорошо утоляет жажду и полезен при болезнях печени. Кушай инжир...
      - Уф... меня уже от плова мутит, жирный, как не знаю что...
      - Жир - это благодеяние Аллаха, служащее для смягчения нрава и блеска кожи у правоверных!
      - А кто додумался есть его руками?! В приличных заведениях подают ложки и вилки, на крайняк - китайские палочки...
      - Вай мэ! Сам эмщэ кушает плов руками... Ты что, совсем не обучен вести себя за столом?
      - О, блин горелый! Ну чья бы корова мычала... Ладно, давай сюда свою кислятину, всё лучше, чем этот зелёный чай. К вам на базар индийский совсем не завозят? Что, и грузинского с опилками тоже нет? Пресвятая богородица, ну и дыра...
      Башмачник Ахмед в прошлом был образованным человеком. Он с детства много путешествовал, ходил с караванами, понимал четыре языка и даже учился грамоте у муллы. Старого Хайяма знал давно, называл его дедушкой, как знал и то, что седобородый пьяница и поэт подворовывал направо-налево Когда гонения на мелких жуликов достигли апогея и на улицах Багдада хватали едва ли не каждого второго прохожего, именно Ахмед прятал у себя будущего классика персидской литературы. Прятал и кормил, рискуя в любой момент быть изобличённым и подставить свою спину под палки стражников эмира. Поэтому молодого человека, назвавшегося "внуком старого Хайяма", он принял безоговорочно, ибо вслух признать такое родство мог либо отчаянный удалец, либо безнадёжный сумасшедший.
      - А зачем тебе Ходжа Насреддин?
      - Да, честно говоря, понятия не имею... Дедуля особенно настаивал, чтоб я его нашёл. Вроде бы вместе мы сделаем козью морду вашему эмиру.
      - Уй... зачем так громко кричишь?! Неужели о твоей глупости непременно надо оповестить целый свет? Никто во всём Багдаде ни за что не станет помогать безумцу, дерзнувшему грозить великому эмиру! Поверь мне, чужеземец, никто!
      - Слушай, Ахмед... Я, может, чего не так сказал, ты извини. Все эти словечки прикольные - сор, шелуха, не принимай за чистую монету. Но скажи мне - правда, что у вас казнили детей?
      - Казнили... воров.
      - Даже самых маленьких?
      Башмачник не ответил. Власть любого тирана держится на крови, правление эмира Селима ибн Гаруна аль-Рашида было не лучше и не хуже предыдущих. Если Аллах дарует человеку власть, он, несомненно, отдаёт её в достойные руки. Да и кто бы взялся оспаривать мудрость Всевышнего? Любой муфтий, мулла и даже бродячий дервиш в два счёта объяснили бы сомневающемуся глупцу всю глубину его падения в бездну безверия. Раз эмир взялся за искоренение пороков, то уж никак не без поддержки на небесах... Значит, и Аллах, и пророк его Мухаммед, и другие праведники одобряют действия эмира. Ахмед основательно потряс головой, отгоняя от себя почти забытый ужас -детские руки на плахах Багдада...
      - Он не будет тебе помогать.
      - Кто?
      - Ходжа Насреддин.
      - Не понял юмора...
      - Ходже сейчас около тридцати, это достаточный возраст для умудрённого жизнью мужа. Он очень изменился, совершил паломничество в Мекку, остепенился, потолстел, и люди обращаются к нему - "домулло". Это уважаемый человек, чтящий Коран, наизусть знающий Саади и Хафиза, совсем не тот сорванец, каким знал его твой дед. Ходжа - благочестивый мусульманин, как только ты откроешься ему, он призовёт стражу.
      - Не может быть... Слушай, а мы, вообще, говорим об одном и том же человеке? Я думал, Ходжа Насреддин - друг бедных, хитрец и благородный мошенник, разъезжающий повсюду на сером ослике и носящий титул "возмутителя спокойствия". Чёрт, да я же про него целых два кинофильма видел!
      - А что это такое - "кинофильм"?
      - А... не помню, - потупился Лев. Башмачник пожал плечами и начал складывать на блюдо остатки пиршества. Оболенский, подперев кулаком щёку, задумчиво изучал щели между грубыми досками сарая. Украденное "транспортное средство" было привязано у заднего входа и от посторонних глаз занавешено полосатой тряпкой.
      - Переночуй у меня. А завтра уходи из нашего города искать своё счастье. В Багдаде ты не найдёшь ничего, кроме бесславной гибели под ятаганом эмирского палача...
      - Убедил...
      - Хвала аллаху! Я постелю тебе в углу.
      - Нет, дышать всю ночь этой закисшей кожей... увольте! Стели рядом с дверью, там хоть сквозняком тянет.
      - Как скажешь, уважаемый... Вот так подойдёт?
      - Ага, спасибо, самое то! Слушай, пока не спим, а так, интересу ради, где же он теперь обретается, наш переменчивый домулло?
      - По улице вниз до арыка, там за базаром налево, третий маленький дом, доставшийся от родственников отца. Ходжа сейчас живёт один, он копит деньги на калым и хочет жениться...
      - А-а... ну, бракосочетание - это святое дело. Когда-нибудь забегу, поздравлю молодожёнов, как только косулей слагать научусь...
      - Газелей.
      - Какая разница?!
      - Газель - это форма стихосложения.
      - А не марка микроавтобуса?
      - Спи, о безумец! Ты произносишь слова непонятные, а значит, опасные для ума истинного мусульманина... Что ты сказал?
      - Спят усталые игрушки, мишки спят... Ля-ля-ля-ля-ля!
      - О Аллах, прояви милость и терпение, он обещал уехать завтра...
      Возможно, так бы оно и было, возможно... Проблема не в том, что Оболенскому было некуда ехать. Поверьте, такие мелочи его не смущали. И не то чтобы он так уж слепо спешил исполнить просьбы дедушки Хайяма ибн Омара. Умение держать слово вовсе не означало для него фанатичной преданности клятве.
      Сложись обстоятельства чуть-чуть иначе... да что за дела, Лев вполне бы мог и отвалить. Как настоящий аристократ, он даже не допускал мысли, что может выглядеть смешным или может быть понят неправильно... Но, с другой стороны, именно его врождённую гордость и ухитрился невольно задеть битый жизнью башмачник. Сказав, что ему никто не будет помогать, что любой правоверный радостно предаст его в руки закона, что даже известный борец за правду - Ходжа Насреддин и тот готов стать муллой... Ахмед честно и нелицеприятно показал молодому человеку всю безысходность его затеи. Как говорят на Востоке: "Ударом камчи не перебить рукоять мотыги". Любой разумный человек подумал бы и отступился... Проблема в том, что гордость русского дворянина не подвластна зову разума... Скажите Льву: "Этого делать нельзя, потому что сделать это невозможно". Он тряхнет кудрявой головой, высокомерно хмыкнет, улыбаясь: "Всё это чушь, старик! Смотри сюда..." - и сделает всё, как надо. Ну а если это действительно невозможно, он просто затратит чуть больше времени...
      Когда Оболенский убедился, что его гостеприимный хозяин крепко спит, вытянувшись прямо на полу, он бесшумно встал, снял с гвоздика халат, сунул под мышку тюбетейку и вышел из сарая. Стояла глубокая ночь. Над спящим Багдадом дурманно сияли огромные восточные звёзды. Базар давно утих, все лавочки, палатки и сарайчики были закрыты на замки и засовы. В узеньких окнах домов не мелькал ни один огонёк, а голоса ночной стражи, раздававшиеся вдалеке, были едва различимы. Начинающий вор осторожно вывел за собой сонного ослика, обмотав ему копытца какими-то тряпками, и предупреждающе приложил палец к губам:
      - Не вздумай орать невовремя, кругом люди спят. Иногда у нас, преступников, рабочий день ненормированный, а график выхода на производство скользящий. Сегодня придётся поработать ночью... Так, давай глянем бегло, где у нас тут в контролируемом районе наиболее богатые лавочки? Правильно, те, на которых висят самые большие замки, тут ты угадал... У нас на всё про всё пара часов, потом надо бодро рвать когти вдоль по улице, вниз до арыка, налево третий дом от угла. Я хочу очень ненавязчиво склонить одного потенциального домулло к вынужденному сотрудничеству в добровольно-принудительной форме! Р-раз пошли на дело я и Рабинови-и-ч...
      Ослик понятливо кивнул и постарался пристукивать копытцами в заданном ритме.
      * * *
      Моя юрта с краю, ничего не знаю, почтеннейшие...
      Вежливый туркменский отказ.
      Предупреждаю сразу - я не намерен спорить ни с одним востоковедом по поводу правдивости описываемых здесь историй! Как не намерен и переделывать заново эпохальный труд "Тысячи и одной ночи", давая собственную трактовку уже давно хрестоматийного произведения. Я лишь последовательно и аккуратно пересказываю хаотические воспоминания моего хорошего друга, убирая из текста наиболее крепкие выражения и придавая ему некую толику художественности. Желающим уличить меня во вранье так или иначе придётся иметь дело и с Оболенским. А связываться одновременно с тринадцатым ландграфом и Багдадским вором я никому не порекомендую. Просто из врождённого человеколюбия. Лев редко вступает в диспуты с самоубийцей, посмевшим обвинить его во лжи.
      Я - чуть более терпелив, но все-таки советую сто раз подумать. А пока спокойно вернемся к нашим баранам... прошу прощения, героям!
      В то розовое утро Ходжу Насредцина разбудил настойчивый крик осла. Наглое животное старалось изо всех сил, и звук периодически достигал такого резонанса, что в старом домике сыпалась побелка с потолка. С трудом оторвав голову от подушки и наскоро набросив халат, бедный хозяин выскочил в дверь и буквально замер на месте - в его маленьком дворике стоял совершенно незнакомый осёл и надрывно, без причины орал на одной ноте: "Иа-иа-иа-иа-а!.."
      - О аллах, откуда тут это серое несчастье? - буркнул себе под нос Насреддин, ещё раз продрал глаза и медленно шагнул за порог. Ослик никуда не делся, но кричать перестал. Обойдя притихшее животное по кругу, будущий мулла даже ткнул его пальцем в бок и заглянул в глаза - бок был упругим, а в глазах отражался живой укор бессмысленности бытия, то есть осел казался настоящим.
      - Калитка на запоре, забор высокий, неужели ты прилетел сюда на крыльях любви, о мой лопоухий друг? - Ходжа присел на корточки и задумчиво обратился к небесам. - А может быть, это Аллах, всемилостивейший и всемогущий, услышал наконец мои молитвы и ниспослал недостойному рабу своему серое благодеяние с четырьмя копытцами и хвостом? Вах, вах, вах... видимо, мир действительно катится в тартарары, раз уж даже такой грешник, как я, удостаивается подарка свыше. Или я праведник?! Ни за что бы не подумал, но там, на небесах, виднее... Воистину жизнь то шербет, то отстой вина! Что ж, почтеннейший отец моей возможной жены будет счастлив узнать, что имущество его будущего зятя увеличилось на одного осла
      - Угу... - ровно подтвердил незнакомый голос сзади, - ибо теперь в этом доме ослов стало уже двое.
      - Изыди, шайтан! - не оборачиваясь, попросил домулло. - Не порть праздник мусульманину...
      - Не будем преувеличивать, о мой недогадливый друг, я не шайтан, я только учусь... Но поверь мне на слово, даже с ним у тебя не было бы таких серьёзных проблем, а я в каких-то вопросах гораздо менее сговорчив.
      На этот раз Ходжа Насреддин обернулся так резко, что едва не упал, запутавшись в полах своего же халата. В дверном проеме его собственного дома, привалившись плечом к косяку, стоял рослый детина в дорогой, но мятой одежде Голубые глаза смотрели насмешливо и чуть высокомерно, на тёмно-русых кудрях с трудом удерживалась расшитая тюбетейка, а пальцы незатейливо поигрывали мелкой монеткой: орел-решка, решка-орел, аверс-реверс, верх-низ... У слегка озадаченного домовладельца это невинное занятие почему-то вызвало раздражение и даже лёгкую боль в висках.
      - Кто ты такой и как посмел незваным переступить порог моего жилища?!
      - А где вежливое "садам алейкум, Лёвушка-джан"?!
      - Ах ты нахал! Да я сейчас крикну соседей и...
      - Кричи! - дружелюбно предложил голубоглазый здоровяк, одним небрежным кошачьим прыжком очутившись рядом. - Дай мне возможность собственноручно свернуть тебе шею, как излишне болтливому курёнку. Люблю превышение самообороны...
      Ходжа Насреддин затравленно оглянулся - серый осел злобно прижал уши, заслоняя крупом засов на калитке. Выхода не было, домулло ощутил себя в полной власти двух отпетых негодяев... А Лев, в свою очередь, оценивающе рассматривал низкорослого толстеющего парня лет двадцати семи, с бритой головой и наркомовской бородкой. Халат не из парчи, но вполне новый, белые нижние шаровары с вышивкой, босой, узкие глазки бегают, но что приятно - страха в них нет. Скорее некоторая растерянность и удивление, но не страх...
      - Ладно, слушай сюда, и, возможно, сегодня мы ограничимся одним воспитательным подзатыльником. Меня направил к тебе мой достопочтимый дедушка, да продлит Аллах его годы, аминь...
      - А... так ты пришёл учиться?! - прозрел без пяти минут мулла, - Что же ты сразу не сказал, о необразованный? Твой уважаемый дед наверняка наслышан о том, что никто не читает Коран лучше меня, недостойного! Но я приложу все силы, чтобы обучить тебя грамоте, счёту, врачеванию, составлению гороскопов и даже...
      - Притормози. Во-первых, у меня такое ощущение, что чистописание я и без тебя знаю, а открывать в Багдаде поликлинику с полисами медстрахования вообще дело гиблое. Видел я, как один умник на базаре лечил от зубной боли какого-то сельского простофилю - всучил ему обычную дорожную пыль под видом импортного порошка и содрал четыре монеты... С таким врачеванием только и жди, когда в тюрьму заметут. Нет, меня прислали совсем по другому делу...
      - Какому же?
      - Надо, образно выражаясь, насовать мух в плов вашего эмира.
      Ходжа схватился за сердце и рухнул навзничь.
      - Ну, это несерьёзно... это ты поторопился... это ты зря... - сочувственно прогудел Оболенский, присев и легко приподнимая несчастного за грудки. Рабинович, подсоби!
      Рабинович (а именно так беззаботный Лев окрестил украденного ослика) тут же процокал вперёд и повернулся задом, обмахивая малахольного домулло кисточкой хвоста.
      - Напарник, ты уверен, что твой крик слышали соседи? Можешь дать стопроцентную гарантию? Отлично, мы сработаемся... Главное, чтобы любой честный мусульманин в районе двух кварталов в обе стороны подтвердил наличие угнанного осла на частной территории некоего Насреддина. Мешки с товарами я уже разложил в художественном беспорядке, так что осталось вызвать стражу. Или предоставим эту возможность нашему негостеприимному хозяину? Смотри, смотри, сейчас очнётся и будет лаяться...
      Ходжа дернулся, открыл глаза и жалобно застонал:
      - Изыди с глаз моих, злокозненный сын шайтана! Бесстыжий кафир! Бесхвостый дэв! Белая обезьяна, лишённая не только шерсти, но и мозгов! Я скорее умру, чем помыслю о причинении малейшего вреда нашему достойнейшему правителю...
      - М-да... надо же, как меняются люди... - задумчиво протянул Оболенский, вставая с колен и разжимая руки. Приподнятый Насреддин опрокинулся назад, больно треснувшись затылком об утоптанную землю. - А ведь когда-то был неподкупным голосом народа, другом бедноты, отчаянным пересмешником и борцом с угнетателями. О нём слагались песни и легенды, простой люд в чайхане и на базаре рассказывал друг другу его анекдоты о глупом бае, жадном визире, трусливом султане... Люди ему верили! Возлагали большие надежды и считали честью угостить его лепёшкой, пусть даже последней в доме...
      - Что ты от меня хочешь?! Что тебе вообще надо, берущий за душу злодей с лукавым языком змеи... - завизжал бедолага, вскакивая на ноги. Видимо, какая-то совесть у него ещё осталась, и мой друг решил повторить попытку:
      - Имею честь представиться - Лев Оболенский! Внук и единственный наследник старого Хайяма ибн Омара. Дедуля с джинном Бабудай-Агой отправился на Канары, а меня слёзно попросил восстановить в этом городишке социальную справедливость. Велел зайти к тебе - дескать, только с твоей помощью я одолею великого эмира... Так что прошу любить и жаловать!
      - Ты... ты... О аллах, неужели выживший из ума пьяница действительно это сделал?! - ошарашенно забормотал Ходжа Насреддин, пятясь спиной к забору. Старый дурак... я же говорил ему, что с прошлым покончено! Я потратил столько сил, заплатил столько денег, перенёс столько мук и страданий, а он... Он всё-таки нашёл себе замену и... подставил мою шею под ятаган палача! Люди! Соседи! Мусульмане! Зовите стражу, я поймал Багдадского вора-а-а!!!
      Оболенский скромно потупил глазки. Пока всё шло по его плану...
      * * *
      В одиночку и тонуть скучно.
      Леонардо Ди Каприо.
      Соседи появились далеко не сразу. То ли было ещё слишком рано, то ли бежать за стражниками никому не улыбалось, то ли общественная активность населения резко упала и народ ни в какую не хотел видеть на плахе очередного несчастного вора... Насреддину пришлось орать довольно долго, взывая к благочестию и законопослушанию сограждан. Лев даже позволил ему взять себя за шиворот, что очень напоминало забавную картинку типа:
      " - Батя, я медведя поймал!
      - Так тащи сюда.
      - А он не пускает!"
      В конце концов на вопли уже почти охрипшего домулло из-за забора показались два загорелых юноши с небритыми физиономиями. Наспех оценив обстановку, они оба бросились сообщать властям. Минутой позже из-за калитки высунулся старый дед с лицом, похожим на обветренную курагу. Сочувственно посмотрев на "пойманного" вора, он плюнул в сторону Ходжи, пробормотав что-то вроде: "Креста на тебе нет", но, естественно, в мусульманском контексте. Постепенно подходили и другие любопытные, кто-то злорадствовал, кто-то свистел, кто-то молча сжимал кулаки, так что за какие-то десять - пятнадцать минут забор оказался облеплен свидетелями. Оболенский даже не ожидал такого количества благодарных зрителей, а потому, прикинув, сколько времени может понадобиться страже, спокойненько повернулся к Насреддину:
      - По-моему, славные жители Багдада не очень одобряют твой поступок...
      - Молчи, неверный! Долг каждого благоразумного мужа, исповедующего ислам, подчиняться законной власти. У меня нет на тебя зла, но если я не предам тебя сейчас, то потом пойду в зиндан как укрыватель.
      - Логично... - признал Лев, но как бывший юрист поправил: - Не укрыватель, а соучастник. Подельник, так сказать, член преступной группировки.
      - Не морочь мне голову! Скоро сюда придёт стража...
      - Очень на это надеюсь. Ты, видимо, уже достаточно повеселился, я тоже развлекусь, не возражаешь?
      - Что ты задумал? Хочешь бежать?! Ха, так ведь сказано мудрецами: "Сбежавший от меча да будет задушен собственным страхом!"
      - Глубоко и символично... Дружище, ты сегодня просто сыплешь афоризмами. Хочешь одну загадку? Маленькую, пока не пришла стража... Откуда здесь этот осёл?
      - Осел? При чём тут осёл?! - раздражённо смутился покрасневший Насреддин. - Он... это... мой он. Его послал мне сам Аллах в награду за праведный образ жизни.
      - Уф... надеюсь, стражники тоже любят сказки,
      - Что ты хочешь этим сказать, о голубоглазый лис, терзающий мою селезёнку?!
      - Ослик ворованный, - участливо пояснил Лев. - Его ищут со вчерашнего дня. Мне безумно интересно, как ты будешь объяснять его появление у себя во дворе вон тем неулыбчивым мордоворотам с копьями наперевес...
      У калитки мелькнули медные шишаки городской стражи, чёрный ястреб Шехмета на щитах ясно показывал, кому они служат.
      - А... но... тогда это не мой осёл! - в ужасе пролепетал домулло.
      - Ну-ну... - ободряюще ухмыльнулся Оболенский и подмигнул Рабиновичу. Понятливый ослик тут же занял выжидательную позицию слева от Ходжи, умильно опустив реснички и всем видом показывая, кто здесь его любимый хозяин. Бедолага вновь закатил глаза, собираясь в очередной раз уйти в несанкционированный обморок, но не успел...
      - Кто звал городскую стражу?
      - Он, - честно указал пальцем Лев, спокойный, как слон (это шутка).
      Стражников было трое: широкоплечий крепыш с ятаганом на поясе и сединой в бороде да плюс двое парней помоложе с доверчивыми лицами и длиннющими, неповоротливыми копьями.
      - Эй, ты! А ну говори, сын шелудивой собаки, зачем ты прервал наш дневной обход?!
      - А... э... э... уважа... почтеннейш... - Беспомощный, Насреддин переводил жалобный взгляд с осла на стражника, с зевак на Оболенского и никак не мог совладать с языком. - Но... клянусь аллахом... он - вот! В смысле, вот он... Я и это...
      - Он - Аллах?! - недопонял бородач. - Да я сию же минуту велю своим молодцам дать тебе пятьдесят палок за богохульство! Прямо по этой выдолбленной тыкве, что сидит у тебя на плечах...
      - Минуточку! - снизошёл Лев. - Давайте не будем опускаться до банального милицейского произвола. Мой друг Ходжа Насреддин вызвал вас для того, чтобы сдать властям нового Багдадского вора.
      - Ва-а-х... - удивились все, а минутой позже в адрес стукача полетели упреки и оскорбления. Перспективный мулла стоял опустив голову, с красными ушами, под градом народного негодования, пока наконец старший стражник не навёл хоть какое-то подобие порядка.
      - И где же этот ваш Багдадский вор?
      - Это я, - сделал книксен Лев. Все присутствующие разом заткнулись. Было слышно, как летают мухи, но они, к сожалению, существа неразумные и театральную паузу держать не умеют. Бородач недоверчиво оглядел Оболенского и потрепал его по плечу:
      - Да уж... с такими особыми приметами, как у тебя, молодец, глупо становиться вором. Вторых голубых глаз не сыскать во всём Багдаде. Ну, и что ты украл?
      - Одежду, ранее находящуюся в собственности некоего купца Гасан-бея из Бухары, несколько монет у незнакомого мне торгаша на базаре и вот этого прекрасного серого осла, ещё вчера принадлежавшего двум братьям.
      Один из молодых стражей хлопнул себя по лбу и начал что-то торопливо шептать на ухо старшему. Тот кивал, хмуря брови... Горожане и соседи, облепившие забор, недоумевающе переглядывались, не понимая, зачем этот безумец сам на себя наговаривает. Но хуже всех пришлось Ходже Насреддину... Как бы Лев Оболенский избавил его от необходимости объяснять "скользкое" появление краденого ослика во дворе своего дома. Этот невероятный внук старого поэта-пьяницы взял всю вину на себя. Получается, что он, Ходжа, ни за что ни про что взял и предал хорошего человека, а жестокие муки совести способен перенести не каждый...
      - Похоже, ты говоришь правду, - решил наконец бородатый стражник, демонстративно кладя мозолистую ладонь на рукоять кривого ятагана. - Пойдёшь с нами, суд эмира праведен и скор. Украденный тобой осёл будет взят в уплату за труд судии, писца и палача.
      Оболенский притворно склонил голову и сделал первый шаг к калитке, пареньки с копьями неловко выстроились сзади. Народ заохал и заахал, приговор ни у кого не вызывал сомнений, и тут... несчастный Насреддин не выдержал.
      - Прости меня! Прости мою подлость, Лёва-джан! И вы... вы все. добрые мусульмане, простите меня, недостойного! - завопил он, падая на колени и пытаясь на ходу поцеловать край халата Оболенского.
      - Да простит тебя Господь, как я прощаю, - царственно задержался кудрявый аферист. - Ибо сказано в Писании; "Прощай обидчикам своим и тебе простится на небесах". Я уже почти возлюбил тебя, сын мой!
      - Какой сын? - оторопел Ходжа.,
      - Ну, не сын, брат... - поправился Лев, улыбчиво пояснив для старшего стражника: - Ведь все мы братья во Христе.
      - Что?! - побагровел тот. - Так этот неверный баран тебе ещё и брат по вере?
      - Почему же только по вере... Вообще-то у нас, реальных братанов, целая система конкретных взаимоотношений. Всё по уму и по понятиям: я ворую, он продаёт. Укрыватель и соучастник...
      - Не-е-е-ет!!! - взвыл почти обезумевший домул-ло, но Оболенский спокойно предложил:
      - Не верите? Идите в дом и посмотрите...
      В скромный домик Насреддина вломились все, включая наиболее любопытных соседей. Бедный хозяин наконец-то на самом деле потерял сознание - по стенам висели дорогие ковры, по углам валялась парча и шёлк, на полу сгрудилась серебряная чеканная посуда, а на самом видном месте стоял большущий раскрытый мешок дорогого пакистанского опиума. С таким поличным стражники не брали ещё никого...
      * * *
      На чужую кучу неча глаз пучить.
      Это о жадности, честное слово.
      Сам Оболенский уверял меня, что никакого особенного стресса не испытывал. Не сейчас, а вообще... Тьфу, ну, я имею в виду не когда им обоим вязали руки, намереваясь вести в зиндан, а вообще - в связи с неожиданным перемещением на средневековый, сказочный Восток. Так вот, стресса никакого! Нормальные люди кричат, бьются в истерике, рвутся домой, к маме, - словом, ведут себя как все реальные (невымышленные) перемешенцы во времени. Это только у плохих писателей-фантастов героя перебрасывают черт-те куда, а у него даже нос не почешется. Можно подумать, ему в собственном мире терять было нечего... А как же дом, друзья, учёба, работа, семья и родственники? Им-то каково, когда их сослуживец, друг или законный муж исчезает неизвестно куда?! Тут такое поле для классических мексиканских трагедий, что уже не до фэнтези... Нет, дорогие мои, нормальный человек от перемещения всегда испытывает стресс и страдает всегда - это я вам заявляю вполне авторитетно. Но Лев явление уникальное... Никакого страха, никакой паники, никакой истерики с выжиманием слез и битьём себя коленом в грудь - ни-че-го! Ну, разве что огромное любопытство... Он с наслаждением впитывал в себя саму атмосферу нового и забытого (как ему казалось) мира, искренне считая волшебный Восток своей единственной родиной. Незнакомым словечкам, периодически у него выскальзывающим, мой друг значения не придавал. Он и смысл-то их помнил весьма приблизительно, изо всех сил убеждая самого себя в том, что он непременно должен завоевать законное "место под солнцем". Или, вернее, отвоевать его назад, ибо его род - род Багдадских воров Оболенских - наверняка заслуживал большего, чем тюрьма и плаха...
      - Ходжа? Ну, улыбнись, перепетуля, к тебе обращаюсь...
      - Чего тебе надо, о погубитель?
      - Знаешь, зачем я всё это сделал?
      - Чтобы тебе не было скучно сидеть в кандалах в одиночку... Любому шайтану ясно, что вдвоём веселее кормить вшей в эмирском зиндане. Можно даже поспорить, кто из нас больше придётся по вкусу...
      - У тебя чёрный юмор, будь оптимистом!
      - Не знаю, что ты называешь этим словом, но оно наверняка вредно для печени...
      - Всё, не смеши меня больше, а то я забуду, с чего начал. Сейчас стражники малость придут в себя и потащат нас к вашему местному прокурору. А там, как мне помнится, обитается некий злой дядя по кличке Шехмет. Так вот, поверь мне, он себя судебным разбирательством утруждать не будет - повесит нас обоих за милую душу, и всё!
      - Да, господин Шехмет - человек горячего нрава... Но вешать никого не станет, он нас обезглавит или четвертует. Говорят, ему нравится запах крови...
      - А-а... вот тут-то мы, кажется, начинаем понимать друг друга. Подхожу к сути: если ты настоящий Ходжа Насреддин, то избавь нас обоих от столь дебильной смерти! На всякий случай намекаю - лично меня эти смешные узелки на запястьях не удержат.
      - Ты - наглый, лукавый, коварный, хитроумный, бессовестный отпрыск великого змия-искусителя, обладающий в придачу ко всем перечисленным порокам упрямством лопоухого осла!
      - Не трогай Рабиновича! Он мой напарник...
      - Нет, это мой осёл! Мой, мой, мой...
      - Должен ли я понимать это как твоё безоговорочное согласие?!
      Ответить Насреддин не успел, так как именно в эту минуту стражники наконец-то определились с примерным планом действий. Один молодой напарник оставался охранять "место преступного сговора" (то есть маленький однокомнатный домик, набитый украденным добром). Старший бородач и второй юноша должны были отконвоировать "злодеев" в зиндан, где их, возможно, пожелает увидеть тот самый грозный начальник, чей суд скоротечен и страшно справедлив. "Страшно" - здесь ключевое слово, а "зиндан" - специальная яма с узкой горловиной, куда задержанных ослушников опускают на веревке. Классических тюрем, как в цивилизованной Европе, в древнем Багдаде не практиковалось.
      По счастью, более опытный стражник повёл их в зиндан окольной дорогой. Она, конечно, была более длинной, но зато на пустынных старых улочках исключалось столкновение с другими стражниками, которые могли бы присоединиться к конвою и, соответственно, потребовать свою часть награды (хотя, по правде говоря, у бородача уже лежали за пазухой два серебряных блюда, а под шитом через руку был переброшен изрядный кусок шёлка...). Позабытый ослик осторожно цокал копытцами сзади.
      Как только любопытные слегка отстали, окончательно разнюнившийся Ходжа Насреддин ударился в скорбный плач:
      - О, Аллах, прости меня, недостойного! Зачем я крал?! Зачем укрывал вора?! Это всё злобные происки шайтана, попутавшего, сбившего с истинного пути доверчивого мусульманина... О, позор на мою бедную голову! Зачем я перепродавал краденое?! Зачем копил эти бесчестные деньги, нажитые неправедным трудом? О мои бедные родители... они бы восстали из могил, если бы узнали, чем занимается их единственный сын, навеки опозоривший имя отца! Разве принесли счастье мне, ненасытному, эти три тысячи таньга?!
      - Сколько-о-о?!! - Стражники дружно споткнулись на ровном месте.
      Домулло закатил глаза, тяжело вздохнул и незаметно пихнул Оболенского локтем. Лев удовлетворённо хрюкнул и поддержал комедию:
      - Молчи! Ничего им не говори! Это твои... мои... наши таньга!!!
      - Вай мэ! Безумец, как ты можешь думать о презренных деньгах, когда наши грешные души вот-вот предстанут перед престолом Аллаха?!
      - Точно, точно... - торопливо закивали стражники. - Облегчите своё сердце, и всемилостивейший дарует вам путь к гуриям рая!
      - Какие, к чертям, гурии?! - вовсю веселился Лев. - Молчи, Ходжа, они просто хотят забрать наши деньги!
      - Как смеешь ты такое говорить?! Эти достойные люди, что служат в городской страже нашего эмира, под благословенной рукой самого Шехмета, гордость и честь Багдада! Не чета нам, преступникам и негодяям... Я хочу, чтобы моя совесть была чиста! Три тысячи таньга, две сотни дихремов...
      - Ва-а-а-х!!!
      - Не перебивайте, уважаемые... - вежливо попросил Насреддин остолбеневших слуг закона, - я ещё ничего не сказал о золоте.
      - Ну хоть о золоте-то не говори! - театрально взмолился Оболенский, мгновенно схлопотав древком копья по голове. Это здорово охладило его творческий пыл, и он вынужденно заткнулся, предоставив возможность герою многих сказок и легенд доиграть эту авантюру самому. Чем тот и воспользовался в полной мере...

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5