ВЦБИД

 – Эта пустыня, – продолжал он, – была некогда садом. Прекрасным садом, где текли реки, журчали ручьи, росли душис­тые, сочные плоды, а травы были в рост чело­века. Но люди забыли аллаха, перестали мо­литься и посещать мечеть, и аллах наказал людей. Он сказал: "Вот я отниму воду от этого сада, и он превратится в пустыню". И стало так. И высохли широкие реки, высохли ручьи и колодцы, исчезли арыки, и сад превратился в пустыню, и люди и животные бежали, кто не умер от засухи и голода, в другие места, туда, где есть вода, где жизнь. И теперь никто не смеет безнаказанно переступить границу этой пустыни. Вернись назад, товарищ.

– Ты веришь сказкам, Ибрагим? – с упре­ком спросил Ножин.

– Это не сказки, – убежденно ответил про­водник.

Тогда Ножин решил воздействовать на дру­гие чувства Ибрагима.

– Ты, значит, боишься, Ибрагим. Ты трус! Ибрагим сверкнул глазами.

– Я никогда не был трусом!

– В таком случае ты пойдешь с нами.

– Пусть будет так. Я пойду. Я иду на вер­ную смерть и вы тоже. Я предупредил. Пусть будет так. Наши кости выбелит солнце.

Ибрагим отошел. Между ним и Джимом на­чался вновь странный разговор.

Скоро путники, истомленные дневными трудами и зноем, уснули, но в полночь были раз­бужены чьими – то стонами. Ножин и Лэйт прос­нулись. Стонал Джим. Он совсем занемог. Жаловался, на боль в животе, на то, что у него ломит руки и ноги, он заявил, что не может двинуться в путь. Он предпочитает вернуться назад и отлежаться в чайхане – дойти туда у него хватит сил.

– Делать нечего, придется отвезти его, – сказал Лэйт.

На этом порешили и вновь улеглись спать.

А когда проснулись с первыми лучами солнца, то не нашли Джима.

– Он не хотел связывать нас, не хотел, чтобы тратили время отвозить его в чайхану, и он отправился один. Это, конечно, благородно, но рискованно с его стороны. Что же, поедем без него!

Громоздкая машина двинулась в путь. Когда в полдень остановились среди зыбучих песков, чтобы отдохнуть, шофер обнаружил, что один бензиновый запасной бак пустой, другой тоже. Оставался только еще один, неполный бак.

Между тем все эти баки были полны. Шофер и механик стали осматривать баки, нет ли течи, и нашли небольшое отверстие, которое могло быть сделано только каким – нибудь ост­рым орудием, вроде шила. Это открытие чрез­вычайно взволновало всех. Кто мог произвести порчу баков? Только Джим!.. В поспешном бег­стве он даже не захватил своего небольшого чемодана. Лэйт раскрыл чемодан, чтобы по­смотреть, что там находится. И нашел больше, чем ожидал: шило, небольшой молоток и об­рывки писем. На одном клочке бумаги стояла подпись: "Гайдн".

– Теперь для меня все ясно, – сказал Лэйт. – Джим был подкуплен Гайдном. И, может быть, не одним Гайдном. Американские хлебные оптовики, упустив случай купить мое изобретение, поняли, какую оплошность они сде­лали. Благодаря искусственному дождеванию советский хлеб может убить американских экс­портеров, и они принимают все меры к тому, чтобы затруднить признание и применение мо­его изобретения в СССР. Однако об этом мы еще успеем поговорить. Теперь надо выходить из положения, У нас так мало бензина, что только – только хватит на обратный путь. Вер­нуться ли нам или же потратить этот бензин для мотора нашей станции искусственного дож­девания? Но нам надо еще продвинуться в глубь пустыни, чтобы выполнить опыт при самых неблагоприятных условиях, как я сам это предложил вашему Колхозцентру и Наркомзему. Здесь, в пустыне, диэлектрический слой воздуха наиболее толст и сух. И если нам удастся пробить слой этого диэлектрика здесь и вызвать дождь, то уж не останется никаких сомнений, что в других местах осуществить ис­кусственное дождевание будет совершенно легко.

– Мы едем дальше, произведем опыт и сообщим по радио о том, чтобы нам доставили сюда на аэроплане бензин для возвращения! – отве­тил Ножин.

Это было рискованное предприятие, но они ставили на карту все.

Опять двинулись в путь, но через два часа принуждены были остановиться. Началась пес­чаная буря. К машине подошли, точно при­зраки, верблюды заблудившегося каравана и в изнеможении упали. Буря прошла скорее, чем можно было ожидать, но люди и животные изнемогали от жажды. До ближайшего колод­ца было несколько часов пути. Положение казалось почти безнадежным. И вот тут Лэйт и Ножин решили, что пора действовать. Они соорудили небольшую башенку, установили ап­парат и объявили людям, которые покорно ожидали смерти, лежа возле изнемогавших верблюдов, что сейчас вызовут дождь. Ибрагим покачал недоверчиво головой:

– Здесь никогда не бывает дождя. Аллах запечатал все источники воды на земле и на небе.

– А вот мы заставим аллаха отпечатать эти источники, – отвечал Ножин.

Мотор заработал. Никогда еще Лэйт не вол­новался так, как в этот раз. Башня была не­высокая, диэлектрический слой должен быть очень толст, сухость воздуха громадна, мотор небольшой мощности. Действительно, более не­благоприятных условий для опыта трудно было придумать. Сейчас решалась окончательно судьба этого ценного изобретения. Все с нетер­пением смотрели на небо, хотя Ибрагим и его соотечественники и не верили в чудо. Прошло десять – пятнадцать минут, а небо казалось та­ким же безоблачным, как всегда. Лэйт начал не на шутку волноваться.

Наконец вверху над ними появилось очень слабое, тонкое туманное кольцо, через которое было видно небо. Но это было начало. Лэйт и Ножин оживились и набрались терпения. Ту­манное пятно уплотнялось, росло, густело, тем­нело и наконец превратилось в настоящее об­лако, совершенно круглое. Мусульмане с суе­верным ужасом смотрели то на это облако, то на людей, которые могут совершать такие чу­деса, то на их удивительную машину.

И вот случилось чудо. Пошел дождь. Капли дождя ловили руками, пересохшими губами, люди плакали от радости, не веря глазам сво­им, набирали воду куда только можно, пили и поили верблюдов.

Это была победа, бесспорная и совершенная. Ибрагим подошел к Ножину и крикнул:

– Теперь я знаю! Нет аллаха! Есть машина и человеческая голова.

А шофер от радости начал гудеть в рожок с такой силой, что верблюды шарахнулись в сто­рону.

– Ну вот видишь, Ибрагим, мы и сняли с этой пустыни проклятие аллаха. И скоро мы превратим эту проклятую пустыню в зеленый сад.

А через несколько минут радисты Союза при­нимали радиотелеграмму: "Опыт удался бле­стяще. Мокнем под дождем. Высылайте аэро немедленно с запасами горючего".

Через несколько недель неутомимые путе­шественники уже устанавливали башню ис­кусственного дождевания в колхозе на нижней Волге, и самый настоящий дождь, но искусст­венно вызванный, через несколько часов поли­вал удивленные головы колхозников.

Где делают погоду

Таксомотор подкатил к большому новому че­тырехэтажному зданию на Девичьем поле в Москве и остановился у подъезда с широкими ступенями. Человек с портфелем, бритый, в дорожном кепи и пальто из непромокаемой ма­терии, прежде чем выйти из автомобиля, с лю­бопытством осмотрел здание. Оно было доволь­но длинное, с огромными, во всю стену, окнами. На крыше здания помещалась высокая антен­на, а от боковых стен в разные стороны протя­нулась густая сеть телефонных и телеграфных проводов. Входная дверь помещалась в не­большой нише. С правой стороны двери поме­щался большой барометр, с левой – термометр, на высоте второго этажа – часы, а над самой дверью скромная, но внушительная вывеска черного толстого блестящего стекла, на кото­ром четко выделялись пять золотых букв.

ВЦБИД

Шофер нетерпеливо обернулся. Человек с портфелем спросил на ломаном русском языке: "Сколько?" – расплатился, вышел из авто­мобиля и поднялся по ступеням.

– Можно мне видеть инженера Лэйта? – спросил он швейцара.

– Третий этаж, правый коридор, комната номер семьдесят восемь, – быстро ответил швей­цар, провожая посетителя к кабине лифта.

Через минуту человек с портфелем входил в комнату номер семьдесят восемь. Это был до­вольно просторный, светлый кабинет с большим столом, на котором виднелись разложенные карты СССР и чертежи. Лэйт поднялся из – за стола и спросил по – английски:

– С кем имею честь говорить?

– Смит. Вы не узнали меня? Помните неф­тяную вышку в Помонской долине? Помните, я первый выследил вас за опытами искусствен­ного дождевания?

Да, Лэйт вспомнил этого юркого корреспон­дента, который так разозлил Босса.

– Вот где пришлось нам встретиться вто­рично, – продолжал корреспондент как будто с некоторым упреком в голосе по адресу Лэйта.

– Кто же в этом виноват? – ответил Лэйт. – Вы хотите осмотреть Вецебид?

– О, да. Но прежде всего прошу расшифро­вать мне эти странные звуки: Вецебид.

– Это очень просто, – ответил Лэйт и сказал по – русски: – Всесоюзное центральное бюро искусственного дождевания, – переведя затем эти слова на английский язык. – Да, призна­юсь, ваш брат корреспондент отнимает у меня немало времени. Ну что ж, идем, – покорно закончил он.

И они отправились осматривать ВЦБИД.

Лэйт и Смит спустились вниз и вошли в большой зал.

– Это приемная радиостанция, – пояснял Лэйт. – Машинное отделение находится внизу, сюда же передаются телеграммы и телефоно­граммы, которые записываются автоматически вот этими аппаратами сразу в нескольких экземплярах. Работающие здесь люди рассы­лают эти телеграммы пневматической почтой по отделам: Центральному метеорологическому бюро, в контроль, в отдел исполнения, в стати­стический, экономический и прочее. – Лэйт по­дошел к одному столу, взял небольшой листок и прочитал: "1936.6 – 1, 20.18 – 0, 30". Это зна­чит, что район, обслуживаемый станцией ис­кусственного дождевания, номер 1936, если не ошибаюсь, она находится около Кругловска, просит дождя на завтра в шесть часов утра в продолжение часа двадцати минут и в шесть часов вечера – на полчаса.

– Простите, а где этот Кругловск?

– Это новый город в хлопковом районе Узбекистана, названный именем товарища Круглова. Искусственное дождевание создало много городов там, где раньше была только одна пустыня. Кстати, если вы увидите мистера Гайдна, то передайте ему от меня, что на том самом месте, где нас предал Косой Джим, на­деюсь, хорошо известный мистеру Гайдну, – красуется прекрасный город, утопающий в са­дах. А вот еще одна телеграмма. Она довольно необычайна: "7 – 5С". Вы знаете, что это зна­чит? Это значит, что седьмая станция просит произвести дождь непрерывно в продолжение пяти суток.

– Но этак вы зальете все поля! – удивился Смит.

– Похоже, что так, – рассмеялся Лэйт. – Дело идет, видно, о том, что мелководье не по­зволяет сплавить лес по реке. И вот нас просят поднять уровень рек хорошим ливнем в продол­жение нескольких суток. А вот еще, смотрите. Новое дело. "А. 499. Т". Если это расшифро­вать, то получится: "Аэродром номер 499. Ту­ман". Туман, очевидно, мешает посадке аэро­планов и дирижаблей. Требуется разогнать ту­ман.

– Вы, значит, занимаетесь не только дож­деванием, но и рассеиванием туч и туманов?

– Ну да. Я полагал, что вам известно об этом. Ведь мы свои аппараты для рассеивания тумана употребляем и на море, чтобы преду­предить столкновение кораблей. Поднимемся теперь этажом выше, я покажу вам тот центр, где у нас делается погода.

Смит вошел следом за Лэйтом в очень большой зал через боковую дверь. Налево от него были окна во всю стену, а направо – стена, на которой находилась карта СССР в два десятка квадратных метров величиною, нарисованная, по – видимому, на матовом стекле. Смит с любо­пытством начал рассматривать эту карту. Она была в красках, и Смит сам скоро догадался, что они означали разного рода растительность, злаки, плантации и пр.

– Вот белые хлопковые поля, вот желтоватая рожь, пшеница, вот тучные травы для ско­та, мериносовых овец.

– Но почему некоторые места на карте, отмеченные номерами, изменяют цвет, то белея, то вдруг синея, и, наконец, вновь возвращаются к первоначальному цвету? – спросил Смит.

– Номера и небольшие точки около них – это все станции искусственного дождевания.

– Так много? – изумился Смит, глядя на карту, всю испещренную точками с номерами.

– Более трех тысяч, – ответил Лэйт. – На карте белеют те пункты, которые просят дождя. Когда аппарат приведен в действие, то пункт на карте синеет, – это значит: там дождь идет. А когда дождь оканчивается, все приходит в норму. Вот тот человек, который в настоящее время делает дождь. Познакомьтесь! Инженер и мой друг Ножин, которому я так многим обязан.

Ножин был занят, он только кивнул головой и улыбнулся. Он сидел перед небольшой кар­той СССР, расположенной на несколько нак­лонной по направлению к нему доске. На этой карте на месте точек имелись кнопки. Внизу карты перед Ножиным шла беспрерывная лен­та, на которой, в строго хронологическом поряд­ке поступления, шли номера – заказы. Ножин смотрел заказ, перекручивал кнопку "на срок дождевания", как объяснил Лэйт, и нажимал ее. И где – то за тысячи и, может быть, даже десятки тысяч километров начинал идти дождь.

– Скоро мы это упростим. Включение станций в дождевание будет производиться меха­нически.

– Но почему не пускать станции в действие на месте?

– Потому, – ответил Лэйт, – что в таком случае могла бы получиться метеорологическая анархия. Здесь не Американские Штаты, где вся земля поделена на пестрые клочки и где каждый собственник думает только о себе. Кли­мат должен быть регулирован в общесоюзном масштабе. За этим следят наши метеорологи­ческие станции.

– Наши?! – удивился Смит и иронически заметил: – Я вижу, вы очень осоветизировалясь, мистер.

– А разве того, что вы видите, недостаточно для советизации? – спросил Лэйт, и вдруг вся горечь старой обиды поднялась в нем. – Что дала мне моя родина, кроме огорчения? Что могло там дать мне изобретение, кроме вреда! А здесь – смотрите. Вы видите эти огромные пространства на восток от Каспийского моря?

Вы привыкли видеть их на карте однообразны­ми желтыми пустынями, а теперь, смотрите, сколько здесь появилось животворящих точек и сколько поэтому выросло новых агроиндуст­риальных городов! Но этого мало. Смотрите, и на севере, в Сибири, площадь бесплодной тундры и тайги отодвинулась к Полярному морю. Почему? Потому, что мы смягчили сухой континентальный климат Сибири и Средней Азии, мы сделали его более влажным, полу­морским, приближающимся к климату Украины. Этим самым мы изменили внешний вид земли, изменили растительность, расширили пределы культурного земледелия. Мы являемся до не­которой степени диктаторами климата, и если бы захотели, то могли бы, например, всю Ин­дию залить ливнями и изменить климат всего земного шара. Мы производим теперь столько хлеба, что можем накормить им весь мир. Идем­те дальше. То, что входит в наше сознание через глаза, действует сильнее, чем то, что идет в мозг через уши. Я покажу комнату контроля.

Лэйт ввел Смита в темную комнату, усадил на кресло, сам подошел к стене, закрытой што­рой, повозился, пошуршал чем – то, и вдруг Смит увидел, что штора открылась и появился экран, а на нем виднелось синее небо и поля еще зе­леной пшеницы. Посередине поля стояла башня для искусственного дождевания. И Смит мог любоваться, как над нею образовалось облако и пошел дождь. Штора закрылась, открылась вновь, и Смит увидал рисовые поля, обильно поливаемые ливнем. Еще раз темнота, и перед ним река в лесу. Бушующий ливень поднял уровень реки, и по ней идут плоты.

– А за неделю перед этим по этой реке могла перейти курица, – пояснил Лэйт.

И вот еще один поворот волшебной рукоятки. Смит ничего не видит, кроме тумана. Но туман вдруг начинает расходиться. Вот видны ангары. Вот причальная башня дирижабля.

С неба вдруг спускаются стальные птицы, а вдали виднеется подлетающая длинная сигара дирижабля. Аппарат разогнал туман, и воздуш­ные корабли уверенно спускаются на землю. Смит поражен. Даже восхищен. Но профессио­нальная выдержка и национальная гордость не позволяют ему высказать волнующие его чув­ства.

– Да, – говорит он, поднимаясь, – вы доби­лись больших успехов, мистер. И можно только пожалеть, что все, что я вижу, происходит не в Америке.

– Что ж, дело поправимо, – ответил Лэйт. – Вводите у себя плановое хозяйство, уничтожьте частную собственность на землю, тогда и вы сможете применить мое изобретение на благо всем. Так и передайте это моим почтенным со­гражданам: Гайднам, Фарсонам, Ньютонам, Дойсам и прочей компании.

Примечания

1

Бэрбанк – известный американский селекционер (создатель новых культур более устойчивых растений, плодов и овощей).

2

В среднем с дождем на гектар выпадает от 3, 5 до 6, 0 кг аммиака и нитратов при нормальном коли­честве осадков 500 мм в год.