ВЦБИД

Александр Беляев

ВЦБИД

Инженер и изобретатель

Джемс Лэйт завтракал у большого открытого окна. В саду китаец – садовник поливал из шланга лимонные, апельсинные деревья и кусты роз. Несмотря на ранний час, было уже жарко. Вошел загорелый мальчик в коротенькой кур­точке с блестящими маленькими пуговками, по­клонился, подал на подносе письма и газеты, сказал:

– Утренняя почта, сэр! – и вышел, тихо сту­пая.

Лэйт быстро перебрал письма, отбросил их в сторону и, прихлебывая кофе из маленькой чашечки, принялся за чтение местной газеты, Он скользил глазами по заглавиям, как бы ища чего – то, и наконец остановился на одной статье и начал внимательно читать ее.

"МЕТЕОРОЛОГИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕН

Нам вновь приходится отмечать, – писала газета, – странное явление. В то время, как вся Калифорния, и в частности до­лина Помоны, изнемогают от засухи и зноя, в то время, когда все колодцы вы­сохли до дна, а барометры стоят на ве­ликой суше, в северо – восточном углу до­лины ежевечерне проходят небольшие дожди, охватывающие очень небольшую площадь. Такая регулярность дождей во­обще не свойственна месту и времени го­да (август). И уже совершенно необъяс­нима она, если принять во внимание, что дождь идет каждый вечер в определенный час, между одиннадцатью и двенадцатью часами вечера, и только в одном уголке долины. Мы обращались за объяснением в местную метеорологическую станцию, но, к сожалению, заведующий не мог дать нам никакого удовлетворительного объяснения. Однако наша газета не те­ряет надежды открыть причину этого не­понятного явления и удовлетворить впол­не законное любопытство наших читате­лей".

Прочитав эту заметку, Лэйт улыбнулся, потом, быстро допив кофе, направился к письмен­ному столу, вырезал ее и положил в папку, где уже лежало несколько подобных заметок и со­общений. За окном прогудел автомобиль. Пора на завод. Лэйт положил в карман белого пид­жака письма, предполагая прочесть их в доро­ге, и вышел из дома.

Весь день, как всегда, прошел в хлопотах.

Лэйт служил инженером на цементном заводе. Нужно было побывать там, поговорить с по­мощниками, зайти в контору подписать деловые письма, отдать распоряжения, поговорить с вла­дельцем завода. И Лэйт говорил, писал, при­казывал, ходил, ездил, курил, пожимал руку.

Но часто во время делового разговора на его типично американском лице, с прямым носом, энергично сложенными губами и несколько вы­дающимся подбородком, появлялась та же улыбка, что и во время утреннего чтения газеты.

Лэйт улыбался тайной и приятной мысли: вот все смотрят на него, Лэйта, говорят с ним о цементе, о машинах, рационализации и думают, что он только инженер, служащий цементного завода. И никто не знает, кроме Босса, чем за­нимается Лэйт вечерами. Никто не знает, что Лэйт не только служащий, но и изобретатель. И что скоро он удивит мир своим необычайно важным изобретением. И, продолжая везти, как лошадь, привычную поклажу деловых хлопот, Лэйт с нетерпением ожидал того часа, когда он вернется к себе домой и вместе с запыленным заводской пылью белым костюмом снимет с себя звание служащего и наденет скромный се­рый рабочий наряд изобретателя.

День, как и вчера, как и третьего дня, был душный, жаркий, томительный. Казалось, что само солнце изнемогало от жары и застыло в пути, не будучи в силах опуститься за гори­зонт. И все же и этот тропически жаркий и полярно длинный день окончился. Лэйт бро­сился в автомобиль и теперь мог улыбаться до самого дома, не боясь оскорбить никого. Довольно! Нет больше служащего. Стоп!

Через десять минут Лэйт вышел из дома в простом сером костюме и вывел из гаража ма­ленький двухместный "форд", "дорожную вошь", как полупрезрительно – полунасмешливо называют в Америке эту машину. Шоколадного цвета дог Босс прыгнул в кузов, Лэйт сел у руля и без шофера двинулся в путь.

Он ехал по благоухающим лимонным и апельсинным плантациям. Помонской долины, по полям, мимо огородов и виноградников, оста­вил в стороне свой завод и выехал на дорогу, которая вела к заброшенным нефтяным промыс­лам. Здесь было тихо и пустынно, как на старом кладбище. Жадные машины, как спруты, вы­сосали всю нефть до последней капли и бро­сили мертвое тело промыслов. Медленно разру­шались вышки. Дороги и тропинки зарастали сорной травой.

Солнце зашло, от далеких гор потянуло хо­лодком. Но все же воздух был еще жарок. На бледном вечернем небе хилым светом светил молодой месяц и недалеко от него сверкала звезда. Лэйт, уменьшив ход машины, доехал до конца промыслов и остановился у нефтяной вышки.

Стоп! Босс выскочил из машины и начал бе­гать вокруг вышки, потом, потянув ноздрями воздух, заворчал.

– Молчи, Босс, тут никого нет! – сказал

Лэйт и поднялся в сбитое из тонких досок не­большое машинное отделение, стоявшее на изо­ляторах. Скоро оттуда раздалось мерное гуде­ние мотора. На вертикальном стержне, изоли­рованном от крыши, виднелся электрод, имевший форму правильного двенадцатигранника с ост­риями на конце. Каждая грань представляла собой правильный пятиугольник.

Скоро Лэйт вышел из машинного отделения и, закурив сигару, стал поглядывать на безоблач­ное небо. Ветер перестал тянуть с далеких гор. Воздух был совершенно недвижим. Дым сигары поднимался вверх, как в комнате. Лэйт выпу­стил дымовое колечко, и оно полетело вверх, медленно расширяясь. И в то же время, подоб­но этому дымовому кольцу, появилось слабое туманное кольцо в небе над нефтяной вышкой. Кольцо это все больше и больше уплотнялось и стало похоже на облако, но только облако необычайной формы: круглое и с дырой по­середине, похожее на бублик или круглый пря­ник. Босс вновь залаял. Сегодня что – то бес­покоило собаку. Может быть, она почуяла какого – нибудь мелкого зверька?..

А облако все уплотнялось, расширялось, тем­нело. Вот оно покрыло собою звезду. Вот за­крыло край месяца. И – вдруг из облака начал падать дождь сначала редкий, капля за кап­лей, а потом все более частый. Иссохшая земля жадно впитывала в себя каждую каплю. Лэйт улыбался все шире и, наконец, рассмеялся сме­хом человека, довольного собой. И Вдруг ему показалось, что какое – то странное эхо повто­рило его смех. В ту же минуту Босс неистово залаял и бросился к соседней вышке.

– Уберите собаку! – послышался испуганный мужской голос, и, когда Лэйт позвал к се­бе хорошо выдрессированного дога и уложил его у своих ног, из – за соседней вышки вышел молодой человек в клетчатом костюме, кепи, с футляром от фотографического аппарата, перекинутым через плечо на ремешке. Вспыш­кой магния он вызвал у Босса новый приступ лая и отрекомендовался корреспондентом га­зеты.

– А вот мы и выследили вас, мистер Лэйт! – сказал он, смеясь и в то же время опасливо поглядывая на собаку.

– Вы могли бы это сделать гораздо раньше.

Вы заставили себя ждать, мистер корреспон­дент, – ответил Лэйт. – Мои опыты вполне ус­пешно закончены две недели тому назад. Зав­тра можете сообщить сенсационное известие о том, что проблема искусственного дождева­ния разрешена. Больше мы не зависим от кап­ризов неба. Мы теперь будем повелевать ту­чами. Но вы промокнете в своем легком костю­ме. Я могу прекратить дождь.

– О, нет, зачем же! А впрочем, пожалуйста. Интересно посмотреть, как слушается вас небо.

Лэйт остановил мотор. Через несколько минут дождь перестал, бубликообразное облачко начало бледнеть и наконец совсем растаяло.

– Изумительно! – воскликнул корреспондент. – Вы, мистер Лэйт, перевернете все климаты, измените лицо Земли. Вы… вы… У меня не хватает слов. Одним словом, фельетоны в тысячи слов обеспечены! Позвольте узнать подробности. Впрочем, нет, начнем с вас лично. Вашей биографии…

Застрочил карандаш, испещряя страницы блокнота иероглифами стенографической запи­си. Лэйт делался знаменитым.

Теплая компания

Наутро у Лэйта было много хлопот. Корреспон­денты. Откуда их столько набралось? Слуга Джим не спал из – за них всю ночь. Подобно неприятельским войскам, они осадили дом со стороны сада, ожидая выхода Лэйта. Их мол­ниеносные орудия – фотозеркалки и "лейки" – были направлены на выходную дверь. И Лэйту вновь пришлось говорить о себе и о своем изобретении. Да, он считает это величайшим изобретением, которое облагодетельствует чело­вечество. Владеть и управлять климатом – это значит владеть и управлять производительными силами земли. Не только Калифорния страдает от засухи. В Штатах, в Южной Америке есть немало засушливых районов и пустынь, кото­рые можно будет превратить в цветущие сады и тучные нивы. Наши земледельцы забудут о том, что значит слово "недород", "неурожай".

– И очень плохо, если забудут. Своевремен­ный неурожай – прекрасная вещь.

Лэйт прервал свою речь и посмотрел на чело­века, который сказал странные слова. Коррес­понденты также повернули головы.

Полный, солидный, без блокнота и фото­аппарата, этот сторонник своевременных неуро­жаев мало походил на газетных корреспонден­тов. Он сидел, сложив красные пухлые руки на округлом животе и сонно опустив веки. Быть может, он сболтнул глупую фразу со сна? На всякий случай, один корреспондент направил на него объектив аппарата и щелкнул. Осталь­ные фотографы тотчас последовали примеру первого. На всякий случай. А незнакомец, не обращая на них ни малейшего внимания, каза­лось, погрузился в сон. Он сидел неподвижно, не проронив ни слова до тех пор, пока ин­тервью не окончилось и шумная ватага коррес­пондентов не вышла из сада. Тогда человек с красными руками ожил, поднял свои тяжелые веки и сказал:

– Мистер Лэйт, я не отказываюсь от своих слов. Неурожай иногда приходит очень кстати.

– Я не понимаю, что вы хотите этим сказать, – ответил Лэйт. – Мне кажется, что не­урожай всегда несчастье и бедствие.

– Смотря для кого, – усмехнувшись, воз­разил незнакомец. – Моя фамилия Гайдн. Это между прочим. К музыке никакого отношения не имею. Так вот в чем дело. Вы забыли о хлебных ценах, мистер Лэйт. Если хлеба ро­дится слишком много, цены на него падают, и многие хлебные торговцы даже разоряются.

– Спекулянты?

– Коммерсанты, я предпочитаю это слово. Иногда только неурожай спасает целую страну от экономического кризиса. И если бы в моих руках оказалось средство управлять погодой, я по желанию мог бы создавать то урожай, то неурожай. В нужную минуту, если не подоспе­ет засуха, я мог бы сгноить хлеб на полях при помощи дождей. И таким образом я управлял бы хлебными ценами. Это было бы велико­лепно. Вы заинтересовали меня вашим изобре­тением. Я покупаю его у вас. Я оптовик – хлебо­торговец, как вы, вероятно, уже догадались. Сколько вы хотите за ваше изобретение? Для начала, если вы не называете своей цены, я могу предложить вам двадцать тысяч долла­ров.

– Двадцать тысяч и один! – крикнул, как на аукционе, высоким фальцетом рыжий чело­вечек с баками, в клетчатом костюме, неза­метно подошедший по садовой дорожке.

– Тридцать тысяч, – бросил Гайдн, не по­ворачивая головы.

– Тридцать тысяч и один, – отозвался ры­жий.

– Сто.

– Сто и один!

Гайдн повернул голову вполоборота и спро­сил:

– Может быть, мы войдем в компанию? У вас есть план, мистер…

– Ньютон. Такова моя фамилия. К астрономии никакого отношения не имею. План? Разу­меется, есть план. Использовать изобретение мистера Лэйта вместо душа, а также для по­ливки роз моей почтенной тещи. Ха – ха! Как бы не так. Вы хотите знать мой план? Извольте. Я имею контору по продаже земельных участ­ков. Так вот. Я скуплю все засушливые районы и пустыни и при помощи искусственного оро­шения превращу их в культурные земли. Пу­стыни скуплю за гроши, а орошенные земли продам за тысячи! А когда у меня их купят, я прекращу дождевание. Стоп! Хотите урожая? Платите мне за дождь или переплачивайте на устройстве колодцев, если только вам удастся найти воду в пустыне. И они будут мне платить дождевую подать. Это даст мне хорошенькую ренту.

Гайдн посопел носом, подумал и сказал:

– Недурно придумано. Пожалуй, мы сой­демся с вами.

– Возможно, что вы, мистеры, и сойдетесь друг с другом, но только не со мной, – вме­шался Лэйт, о котором два спекулянта, каза­лось, и забыли. И теперь Гайдн несколько удивленно поднял на Лэйта глаза.

– Вас не удовлетворяет сумма в сто тысяч долларов? – спросил он.

– Меня совершенно не удовлетворяют те цели, для которых вы хотите использовать мое изобретение, – ответил Лэйт. – Я создавал мой аппарат не для того, чтобы наживались спеку­лянты за счет голодающих бедняков.

– Но ведь всякое изобретение, как и всякое предприятие, преследует только одну цель: лич­ное обогащение! – с убеждением сказал Гайдн.

Ньютон кивком головы выразил свое полное согласие с этим мнением.

– Простите, но я вообще не собираюсь про­давать свое изобретение, – сухо ответил Лэйт, не желая вступать с посетителями в пререка­ния. Отвесив поклон, он направился к ступеням веранды, желая этим показать, что разговор окончен.

– Двести тысяч! – крикнул вдогонку Гайдн.

– Пятьсот! Миллион! – взвизгнул Ньютон своим тонким фальцетом.

Лэйт скрылся за дверью. Гайдн и Ньютон, раздосадованные неудачей, направились к вы­ходу, обсуждая нелепое, по их мнению, пове­дение Лэйта.

– Да он блажной! – крикнул, не стесняясь, Гайдн.

– У этих изобретателей всегда каких – то вин­тиков в голове не хватает, – согласился Нью­тон.

Лэйт был возмущен и огорчен. Он ходил по своему кабинету и шептал:

– Возмутительно! Возмутительно!..

О том ли он мечтал в тихие теплые летние ночи на заброшенной нефтяной вышке, делая опыты искусственного дождевания? Он думал, что за искусственный дождь фермеры будут благословлять и прославлять его, как "кудес­ника" Бэрбанка[1]. Лэйт имел право на зва­ние благодетеля человечества. Он думал, что его изобретение увеличит благосостояние людей, накормит голодных… Но вот являются эти спекулянты и заявляют, что его изобрете­ние нужно им только для того, чтобы уничтожать хлеб на корню и эксплуатировать не­счастных фермеров.

- Нет, никогда! – проговорил Лэйт. – Уж лучше я разрушу всю машину собственными руками, разорву и сожгу все чертежи, чем до­пущу…

– Разрешите представиться, Фарсон. Пред­ставитель компании по устройству колодцев с электронасосами – Фарсон, Дойс и К°…

Перед Лэйтом стоял новый посетитель – бри­тый корректный старичок с густыми седыми волосами, в сером костюме, с серой фетровой шляпой в руках.

– В деловых отношениях, – сказал он, лас­ково улыбаясь и показывая прекрасные фар­форовые зубы, – я привык идти прямым путем. Говорят, прямота и честность – лучшая поли­тика. Я, то есть мы: Фарсон, Дойс и компания, читали в газетах о вашем изумительном изо­бретении. Оно прекрасно, великолепно, но, увы, не для всех. Оно угрожает нам, нашим интере­сам. В настоящее время дела нашей компании идут великолепно. Без наших колодцев, вы знаете, в этой засушливой стране не было бы ни земледелия, ни огородничества, ни садо­водства, ни лимонных и апельсинных планта­ций. Мы, можно сказать, оживляем страну.

Мы – благодетели края. Но что будет, если вы пустите в ход свое искусственное дождевание? Увы, увы! Вы составите нам конкуренцию. Ни­кто больше не станет применять наших, правду сказать, не дешево стоящих колодцев. Вы убь­ете нас, раздавите, сотрете в порошок. Ваш дождь губителен, смертоносен для нас. Кому нужны будут наши колодцы, если с неба будет падать настоящий дождь, несущий не только влагу, но и удобрение[2]. Мы обречены. – И Фар­сон даже приложил шелковый платочек к гла­зам, как бы вытирая слезы огорчения. – Но мы жить хотим, молодой человек! – прервал он ме­ланхолическую паузу и улыбнулся, снова сверк­нув фарфоровыми зубами. – Да, мы жить хо­тим, и потому я пришел к вам. Вы хорошо при­думали и за эту выдумку должны иметь свою награду. Мы вознаградим вас. Продайте нам ваше изобретение, чтобы мы могли эксплуати­ровать его.

- Я не собираюсь продавать его для экс­плуатации.

– В таком случае продайте нам патент только для того, чтобы никто другой не использо­вал ваше изобретение. А мы можем дать вам подписку, обязательство – все, что хотите, в том, что мы не применим на практике вашего изобретения. Мы просто похороним его по пер­вому разряду, вот и все, чтобы оно не мешало нам и не угрожало нашим колодцам и нашему предприятию.

"Ступайте вон!" – хотелось крикнуть Лэйту на ласкового старичка, но он сдержался и ска­зал:

– Я подумаю, Я сообщу вам ответ через день – другой. – И он начал вежливо, но энер­гично выпроваживать старичка,

Проклятие! У Лэйта не было выхода. Этот мир был так устроен, что, даже уничтожая свое ценное изобретение, Лэйт оказывал услугу алчным коммерсантам, которые готовы были сами заплатить за это уничтожение!

Лэйт в волнении остановился у окна. Вот еще новые гости идут по дорожке сада и под­нимаются на веранду. Бронзовые, загорелые лица, мешковатые костюмы. У одного широко­полая шляпа, хлыст в руке и ботфорты. Фер­меры? Плантаторы? Входят. Рекомендуются. Говорят быстро, перебивая друг друга, так что трудно разобрать, кто из них говорит, кто молчит.

– Фэнг. Джемс, – тараторит говорящая двой­ня. – А старая крыса Фарсон уже был? Наде­емся, вы не продали этому пауку ваше изобре­тение? Фарсон, Дойс и компания! Спруты, ко­торые высасывают при помощи своих электро­насосов все соки из нас – бедных фермеров и плантаторов. Этот маленький добренький Фарсон, этот милый старичок – человек, не знающий жалости к своим должникам. Про­дайте лучше ваше изобретение нашей компании лимонных плантаций. Наше дело чистое. В ию­ле – августе нашим лимонам очень нужны дожди, а их нет и нет. Колодцы пересохли. Даже фарсоновские насосы ничего не могут извлечь из колодцев, кроме грязи. И лимоны не имеют ни настоящей сочности, ни величины. Нам нужен ваш дождь, и мы купим его, если только он окажется достаточно мокрым и до­статочно послушным. Мы хотим видеть ваш аппарат в действии.

"Это, по крайней мере, настоящие покупа­тели, – подумал Лэйт. – Они используют мой аппарат по прямому назначению".

И он решил продать им аппарат для искусст­венного дождевания. Условились о времени и месте производства публичного опыта. По про­сьбе Фэнга и Джемса, аппарат был перевезен на лимонную плантацию и поставлен на вре­менной деревянной башенке. Все расходы по перевозке и установке Лэйт принял на себя, так как он не сомневался в том, что аппарат покажет себя с лучшей стороны. И все же Лэйт волновался вновь перед опытами.

Развенчанный герой

Проснулся он очень рано, еще до восхода солнца, и когда пришел на место производства опыта к небольшому холму, стоявшему по­среди лимонной рощи, то был очень удивлен, увидев, что там уже собралось много народу. Вездесущие корреспонденты, окрестные фер­меры, плантаторы с женами и детьми, местные власти, зеваки, приехавшие из соседнего город­ка, покрывали собою склоны холма. Дорога на большом расстоянии была заполнена прибы­вающими автомобилями. В первых рядах Лэйт увидел Гайдна, Ньютона, Фарсона, Дойса, Фэнга, Джемса – всех претендентов на его изо­бретение. Резко выделялась черная фигура местного патера, прибывшего с тайной надеж­дой увидеть посрамление человеческой горды­ни. Повелевать дождем! Разве это не посяга­тельство на Божьи права? Но надежда на по­срамление не оправдалась. Лэйт уверенной ру­кой привел в действие мотор, и скоро над изумленными зрителями появилось облачко и пошел дождь. Чудо совершилось. Человек побе­дил небо.

– Ура – а – а – а! – прокатился по толпе востор­женный крик. Многие подняли вверх руки, хва­тали капли дождя и растирали меж пальцев, как бы желая убедиться, настоящий ли дождь.. Обмана не было. Дождь, самый настоящий, смачивал платья, лицо и руки. Плотные листья лимонных деревьев и желтые плоды заблестели свежим лаком, жадно впитывая в себя влагу. Не чудесно ли? Дождь шел только над лимон­ной плантацией, орошая площадь примерно в квадратный километр, тогда как кругом, было безоблачное небо и палящее солнце иссушало окрестности. Там деревья и злаки склоняли истомленные зноем листья и стебли.

– Стоп! – крикнул Фэнг.

– Довольно, – отозвался с другой стороны круга Джемс.

Лэйт остановил мотор. Туча начала бледнеть и таять. Дождь прекратился. Скоро над собрав­шимися людьми засияло солнце.

– Браво! – загремели голоса и аплодис­менты.

– Бис! Бис! Бис!

– Вам придется повторить, – сказал Фэнг, подходя к Лэйту и пожимая ему руку у лок­тя. – Молодец, Лэйт! Молодец, изобретатель! А ну – ка еще один дождик! Не истощились ли небесные запасы?

Сияющий Лэйт вновь пустил мотор, и вновь образовалась туча, похожая на бублик, и по­шел дождь. Но тут случилось непредвиденное обстоятельство, давшее некоторое удовлетворе­ние патеру. Откуда – то вдруг подул ветерок. Круглая туча растянулась в эллипс и медлен­но двинулась, продолжая сеять дождь.

Скоро она перешла границу лимонной план­тации и пролилась ливнем над созревающим пшеничным полем. Это вызвало настоящий пе­реполох среди фермеров.

– Стойте! Перестаньте! – кричали они, ис­ступленно поднимая руки. – Перестаньте! Нам не нужно дождя! Вы погубите наш урожай! Прекратите дождь или вы ответите за убытки.

Лэйт остановил мотор. Настроение толпы резко изменилось уже не в пользу Лэйта.

– Это что же такое? Из – за фэнговских ли­монов мы должны погубить свои поля? Под­мачивать пшеницу? Они хотят сделать кислым наш виноград? Долой искусственный дождь! Долой Лэйта и Фэнга!.. Платите убытки!..

И та самая толпа, которая всего несколько минут тому назад готова была носить Лэйта на руках, как триумфатора, теперь угрожающе потрясала в его сторону кулаками. Полиции с трудом удалось восстановить порядок. Толпа хотела разрушить аппарат искусственного дож­девания. Агенты Фарсона и Дойса поработали вовсю, чтобы вооружить толпу против Лэйта и его изобретения.

Когда возбужденная толпа наконец разошлась, Фэнг обратился к Лэйту с такой речью:

– Ваше изобретение прекрасно, и мы не­ отказываемся и сейчас купить его. Вы победили стихию дождя, она повинуется вам. Но, к со­жалению, вы еще не победили стихию ветра.

И в результате может получаться то, что полу­чилось сегодня: ваш дождь будет портить уро­жаи соседних виноградников, полей и огородов. Кто же будет плати им за убытки? Если вы возьмете эту ответственность на себя, то мы не прочь купить ваш дождь.

– Я не могу взять на себя такой ответ­ственности, – сказал Лэйт и отдал распоряже­ние перевезти на место аппарат. А сам уселся в свой маленький автомобиль и, ни с кем не простившись, уехал к себе.

И там, в своем рабочем кабинете, он отдался отчаянью.

Как будто какой – то рок преследовал его изобретение! Вопреки всем ожиданиям, выходило так, что оно приносило больше вреда, чем пользы. Сколько надежд разбито, сколько потрачено понапрасну волнений, бессонных ночей, денег, времени! Но теперь довольно! Лэйт покончит навсегда с изобретательством и зай­мется своей прозаической работой, службой на цементном заводе. Пусть тучи свободно бродят по небу и дождят, когда им заблагорассудится: пусть от засухи гибнут сады и плантации; пусть наживаются спекулянты и проходимцы всех сортов, как наживались они до сих пор на не­урожаях и народных бедствиях, Лэйта это не касается. А машину для искусственного дож­девания он разобьет на части и постарается за­быть о ней как можно скорее. Он никогда не наденет больше серого костюма изобретателя! Вошел мальчик в курточке с блестящими пу­говками.

– Почта, сэр.

Да, Лэйт сейчас же отправится на заброшен­ные нефтяные промыслы и взорвет динамитом свой аппарат.

– Скажи, чтобы подали серый авто.

– Слушаю, сэр.

Мальчик вышел, а Лэйт начал механически перебирать корреспонденцию, думая о том, как он уничтожит сейчас своими руками любимое детище. Как много писем! За последние дни корреспонденция возросла чрезвычайно. Сотни людей запрашивали Лэйта о его изобретении, не удовлетворяясь заметками в газетах и жур­налах. Одно письмо невольно привлекло внима­ние Лэйта незнакомой маркой, изображавшей чей – то портрет, и непривычным форматом кон­верта. Где он видел такой портрет? Ах, да, Ленин. Письмо из далекой, неведомой, больше­вистской России, о которой газеты рассказыва­ют столько ужасов. Кто и о чем может писать ему из этой страны, где он никого не знает? Лэйт заинтересовался, разорвал конверт и на­чал читать. Ему писал какой – то русский инже­нер – электрик Ножин, заинтересовавшийся его изобретением.

"Наша страна, – писал Ножин, – страна планового хозяйства. У нас имеется бо­лее трех миллионов квадратных километ­ров засушливых земель с плодородной почвой, но в настоящее время бесплодных вследствие недостатка влаги. На десятках и сотнях тысяч гектаров можно было бы применить вашу систему искусственного дождевания для разведения специальных культур".

Письмо было довольно длинное. Но и тех строк, которые прочитал Лэйт, было достаточно для того, чтобы заставить его оживиться. Ему вдруг стало многое понятно в его американских неудачах. И как – то сразу далекая страна боль­шевиков предстала перед ним в совершенно новом свете. Он вдруг понял все преимущество советского планового хозяйства. Ну да, только там его изобретение может найти полное при­менение, только там оно способно принести максимальную пользу. Ножин спрашивает, не согласится ли Лэйт приехать в СССР и уста­новить несколько пробных аппаратов для ис­кусственного дождевания. Разумеется. Хорошо, что еще не разрушен его аппарат. И теперь он уж, конечно, не разрушит его.

– Автомобиль подан, – доложил слуга.

– Поставь его на место в гараж. Я не еду! – ответил Лэйт и уселся писать ответ Но­жину. В комнату постучались, и, не ожидая от­вета, кто – то вошел. Лэйт с неудовольствием обернулся и увидел на пороге рыжего Ньютона.

– Простите, я помешал вам? – спросил спе­кулянт земельными участками. – Только на два слова!

Лэйт поднялся, медленно подошел к Ньютону, повернул его лицом к двери и повелительно сказал:

– Ступайте вон!

Чайхана стояла под большим, чистым, тенистым деревом, в том месте, где арык разделял­ся на два рукава. Здесь была вода и, значит, жизнь. В почти черной тени дерева отдыхали верблюды, кони и ишаки. Загорелые люди в пестрых халатах мирно беседовали, держа в руках большие чашки – пиалы. Часть гостей расположилась под навесом, другие сидели в чайхане на полу. Этот покой полуденного от­дыха был нарушен самым неожиданным обра­зом. Где – то вдали послышался рев, от кото­рого верблюды беспокойно замахали длинными шеями, а кони и ишаки, подняв уши, в испуге присели на задние ноги. Рев страшного живот­ного повторился совсем близко, послышалось гуденье, шипенье, и к чайхане подкатила шай­тан – арба, невиданная в этих местах. Это был огромный автомобиль, на трех осях которого виднелись двенадцать колес на широчайших шинах. Автомобиль доверху был наполнен странными машинами и чемоданами, среди ко­торых виднелись головы людей. Автомобиль остановился у открытой веранды. Хозяин чай­ханы выбежал и, отвешивая низкие поклоны, подошел к странной и страшной машине. Толь­ко бы она не заревела вновь! Неприятно пока­зать свою трусость. Из автомобиля вышли вы­сокий Лэйт, весь "кожаный" шофер, механик, проводник Ибрагим и маленький, прихрамы­вающий и косой человечек – слуга Джим. Ка­залось бы странным, что такого уродца взяли в путешествие. Но когда он начал расклады­вать на веранде вещи, снятые с автомобиля, и с большой ловкостью приготовлять ранний обед, всем посетителям чайханы стало ясно, что этот обиженный природой человек справля­ется со своими обязанностями ничуть не хуже других, здоровых.

Когда путники пообедали и напились чаю, хозяин чайханы подошел к ним с вежливым поклоном и, обратившись к высокому Лэйту, которого, очевидно, считал начальником экспе­диции, спросил, куда они направляются и не может ли он быть им полезным. Ибрагим пере­вел вопросы хозяина на русский язык, а Но­жин – с русского на английский, и затем сам ответил хозяину: они идут туда, на юго – восток, в пустыню. Хозяин, а вслед за ним и все его гости, услышав такой ответ, выразили изумле­ние, смешанное с испугом. Идти туда, в эту страну смерти, где нет ни одного живого су­щества, где только ветер играет на просторе с зыбучими песками! Туда, откуда никто не возвращался! Хозяин начал отговаривать пут­ников от их безумного предприятия, но они только улыбались и стояли на своем. Они по­едут в пустыню на своей большой двенадцати­колесной арбе. И, даже не ожидая, когда спа­дет зной, они собрались в путь. Косой и криво­ногий Джим собрал пожитки, уложил в маши­ну, все сели и тронулись в путь. Оставшиеся в чайхане провожали их такими взглядами, какими провожают обреченных на смерть.

– Люди всегда стараются избежать смерти, а эти люди ищут свою смерть, – высказал хо­зяин общее мнение, когда автомобиль, пере­валиваясь на волнах песка, исчез вдали.

А путники смело подвигались вперед. Правду сказать, это было нелегкое путешествие. Зной томил немилосердно. На подъемах, когда ко­леса машины буксовали, все, кроме шофера, выскакивали из машины и толкали ее плечом. Карты обманывали. Колодцы и оазисы нередко находились далеко от того места, которое от­мечалось картой. Однако Лэйт и Ножин стойко переносили все тяготы путешествия.

К концу этого дня подъехали к самой гра­нице мертвой пустыни и решили заночевать, чтобы двинуться в путь с рассветом. Ибрагим нарубил сучьев саксаула – корявого кустар­ника, растущего в пустыне, и разложил костер. Все улеглись, но не спали. Джим, помогая Иб­рагиму поддерживать пламя костра, о чем – то беседовал с ним, прибегая к мимике. Ножин наблюдал за этим странным разговором. Джим как будто в чем – то убеждал Ибрагима и, по­ – видимому, убедил. Ибрагим кивнул головой, и они замолчали. Через некоторое время Ибра­гим подошел к Ножину.

– Товарищ, я взялся провести вас через эту пустыню. Но я боюсь идти туда, потому что эта пустыня проклята аллахом, и кто пойдет туда, тот не вернется обратно.

– Откуда ты знаешь, что она проклята, и за что проклял ее аллах? – спросил Ножин, скрывая улыбку.

– Нам говорил мулла, а он мудрый, – отве­тил Ибрагим. – Эта пустыня, – продолжал он, – была некогда садом. Прекрасным садом, где текли реки, журчали ручьи, росли душис­тые, сочные плоды, а травы были в рост чело­века. Но люди забыли аллаха, перестали мо­литься и посещать мечеть, и аллах наказал людей. Он сказал: "Вот я отниму воду от этого сада, и он превратится в пустыню". И стало так. И высохли широкие реки, высохли ручьи и колодцы, исчезли арыки, и сад превратился в пустыню, и люди и животные бежали, кто не умер от засухи и голода, в другие места, туда, где есть вода, где жизнь. И теперь никто не смеет безнаказанно переступить границу этой пустыни. Вернись назад, товарищ.

– Ты веришь сказкам, Ибрагим? – с упре­ком спросил Ножин.

– Это не сказки, – убежденно ответил про­водник.

Тогда Ножин решил воздействовать на дру­гие чувства Ибрагима.

– Ты, значит, боишься, Ибрагим. Ты трус! Ибрагим сверкнул глазами.

– Я никогда не был трусом!

– В таком случае ты пойдешь с нами.

– Пусть будет так. Я пойду. Я иду на вер­ную смерть и вы тоже. Я предупредил. Пусть будет так. Наши кости выбелит солнце.

Ибрагим отошел. Между ним и Джимом на­чался вновь странный разговор.

Скоро путники, истомленные дневными трудами и зноем, уснули, но в полночь были раз­бужены чьими – то стонами. Ножин и Лэйт прос­нулись. Стонал Джим. Он совсем занемог. Жаловался, на боль в животе, на то, что у него ломит руки и ноги, он заявил, что не может двинуться в путь. Он предпочитает вернуться назад и отлежаться в чайхане – дойти туда у него хватит сил.

– Делать нечего, придется отвезти его, – сказал Лэйт.

На этом порешили и вновь улеглись спать.

А когда проснулись с первыми лучами солнца, то не нашли Джима.

– Он не хотел связывать нас, не хотел, чтобы тратили время отвозить его в чайхану, и он отправился один. Это, конечно, благородно, но рискованно с его стороны. Что же, поедем без него!

Громоздкая машина двинулась в путь. Когда в полдень остановились среди зыбучих песков, чтобы отдохнуть, шофер обнаружил, что один бензиновый запасной бак пустой, другой тоже. Оставался только еще один, неполный бак.

Между тем все эти баки были полны. Шофер и механик стали осматривать баки, нет ли течи, и нашли небольшое отверстие, которое могло быть сделано только каким – нибудь ост­рым орудием, вроде шила. Это открытие чрез­вычайно взволновало всех. Кто мог произвести порчу баков? Только Джим!.. В поспешном бег­стве он даже не захватил своего небольшого чемодана. Лэйт раскрыл чемодан, чтобы по­смотреть, что там находится. И нашел больше, чем ожидал: шило, небольшой молоток и об­рывки писем. На одном клочке бумаги стояла подпись: "Гайдн".

– Теперь для меня все ясно, – сказал Лэйт. – Джим был подкуплен Гайдном. И, может быть, не одним Гайдном. Американские хлебные оптовики, упустив случай купить мое изобретение, поняли, какую оплошность они сде­лали. Благодаря искусственному дождеванию советский хлеб может убить американских экс­портеров, и они принимают все меры к тому, чтобы затруднить признание и применение мо­его изобретения в СССР. Однако об этом мы еще успеем поговорить. Теперь надо выходить из положения, У нас так мало бензина, что только – только хватит на обратный путь. Вер­нуться ли нам или же потратить этот бензин для мотора нашей станции искусственного дож­девания? Но нам надо еще продвинуться в глубь пустыни, чтобы выполнить опыт при самых неблагоприятных условиях, как я сам это предложил вашему Колхозцентру и Наркомзему. Здесь, в пустыне, диэлектрический слой воздуха наиболее толст и сух. И если нам удастся пробить слой этого диэлектрика здесь и вызвать дождь, то уж не останется никаких сомнений, что в других местах осуществить ис­кусственное дождевание будет совершенно легко.

– Мы едем дальше, произведем опыт и сообщим по радио о том, чтобы нам доставили сюда на аэроплане бензин для возвращения! – отве­тил Ножин.

Это было рискованное предприятие, но они ставили на карту все.

Опять двинулись в путь, но через два часа принуждены были остановиться. Началась пес­чаная буря. К машине подошли, точно при­зраки, верблюды заблудившегося каравана и в изнеможении упали. Буря прошла скорее, чем можно было ожидать, но люди и животные изнемогали от жажды. До ближайшего колод­ца было несколько часов пути. Положение казалось почти безнадежным. И вот тут Лэйт и Ножин решили, что пора действовать. Они соорудили небольшую башенку, установили ап­парат и объявили людям, которые покорно ожидали смерти, лежа возле изнемогавших верблюдов, что сейчас вызовут дождь. Ибрагим покачал недоверчиво головой:

– Здесь никогда не бывает дождя. Аллах запечатал все источники воды на земле и на небе.

– А вот мы заставим аллаха отпечатать эти источники, – отвечал Ножин.

Мотор заработал. Никогда еще Лэйт не вол­новался так, как в этот раз. Башня была не­высокая, диэлектрический слой должен быть очень толст, сухость воздуха громадна, мотор небольшой мощности. Действительно, более не­благоприятных условий для опыта трудно было придумать. Сейчас решалась окончательно судьба этого ценного изобретения. Все с нетер­пением смотрели на небо, хотя Ибрагим и его соотечественники и не верили в чудо. Прошло десять – пятнадцать минут, а небо казалось та­ким же безоблачным, как всегда. Лэйт начал не на шутку волноваться.

Наконец вверху над ними появилось очень слабое, тонкое туманное кольцо, через которое было видно небо. Но это было начало. Лэйт и Ножин оживились и набрались терпения. Ту­манное пятно уплотнялось, росло, густело, тем­нело и наконец превратилось в настоящее об­лако, совершенно круглое. Мусульмане с суе­верным ужасом смотрели то на это облако, то на людей, которые могут совершать такие чу­деса, то на их удивительную машину.

И вот случилось чудо. Пошел дождь. Капли дождя ловили руками, пересохшими губами, люди плакали от радости, не веря глазам сво­им, набирали воду куда только можно, пили и поили верблюдов.

Это была победа, бесспорная и совершенная. Ибрагим подошел к Ножину и крикнул:

– Теперь я знаю! Нет аллаха! Есть машина и человеческая голова.

А шофер от радости начал гудеть в рожок с такой силой, что верблюды шарахнулись в сто­рону.

– Ну вот видишь, Ибрагим, мы и сняли с этой пустыни проклятие аллаха. И скоро мы превратим эту проклятую пустыню в зеленый сад.

А через несколько минут радисты Союза при­нимали радиотелеграмму: "Опыт удался бле­стяще. Мокнем под дождем. Высылайте аэро немедленно с запасами горючего".

Через несколько недель неутомимые путе­шественники уже устанавливали башню ис­кусственного дождевания в колхозе на нижней Волге, и самый настоящий дождь, но искусст­венно вызванный, через несколько часов поли­вал удивленные головы колхозников.

Где делают погоду

Таксомотор подкатил к большому новому че­тырехэтажному зданию на Девичьем поле в Москве и остановился у подъезда с широкими ступенями. Человек с портфелем, бритый, в дорожном кепи и пальто из непромокаемой ма­терии, прежде чем выйти из автомобиля, с лю­бопытством осмотрел здание. Оно было доволь­но длинное, с огромными, во всю стену, окнами. На крыше здания помещалась высокая антен­на, а от боковых стен в разные стороны протя­нулась густая сеть телефонных и телеграфных проводов. Входная дверь помещалась в не­большой нише. С правой стороны двери поме­щался большой барометр, с левой – термометр, на высоте второго этажа – часы, а над самой дверью скромная, но внушительная вывеска черного толстого блестящего стекла, на кото­ром четко выделялись пять золотых букв.

ВЦБИД

Шофер нетерпеливо обернулся. Человек с портфелем спросил на ломаном русском языке: "Сколько?" – расплатился, вышел из авто­мобиля и поднялся по ступеням.

– Можно мне видеть инженера Лэйта? – спросил он швейцара.

– Третий этаж, правый коридор, комната номер семьдесят восемь, – быстро ответил швей­цар, провожая посетителя к кабине лифта.

Через минуту человек с портфелем входил в комнату номер семьдесят восемь. Это был до­вольно просторный, светлый кабинет с большим столом, на котором виднелись разложенные карты СССР и чертежи. Лэйт поднялся из – за стола и спросил по – английски:

– С кем имею честь говорить?

– Смит. Вы не узнали меня? Помните неф­тяную вышку в Помонской долине? Помните, я первый выследил вас за опытами искусствен­ного дождевания?

Да, Лэйт вспомнил этого юркого корреспон­дента, который так разозлил Босса.

– Вот где пришлось нам встретиться вто­рично, – продолжал корреспондент как будто с некоторым упреком в голосе по адресу Лэйта.

– Кто же в этом виноват? – ответил Лэйт. – Вы хотите осмотреть Вецебид?

– О, да. Но прежде всего прошу расшифро­вать мне эти странные звуки: Вецебид.

– Это очень просто, – ответил Лэйт и сказал по – русски: – Всесоюзное центральное бюро искусственного дождевания, – переведя затем эти слова на английский язык. – Да, призна­юсь, ваш брат корреспондент отнимает у меня немало времени. Ну что ж, идем, – покорно закончил он.

И они отправились осматривать ВЦБИД.

Лэйт и Смит спустились вниз и вошли в большой зал.

– Это приемная радиостанция, – пояснял Лэйт. – Машинное отделение находится внизу, сюда же передаются телеграммы и телефоно­граммы, которые записываются автоматически вот этими аппаратами сразу в нескольких экземплярах. Работающие здесь люди рассы­лают эти телеграммы пневматической почтой по отделам: Центральному метеорологическому бюро, в контроль, в отдел исполнения, в стати­стический, экономический и прочее. – Лэйт по­дошел к одному столу, взял небольшой листок и прочитал: "1936.6 – 1, 20.18 – 0, 30". Это зна­чит, что район, обслуживаемый станцией ис­кусственного дождевания, номер 1936, если не ошибаюсь, она находится около Кругловска, просит дождя на завтра в шесть часов утра в продолжение часа двадцати минут и в шесть часов вечера – на полчаса.

– Простите, а где этот Кругловск?

– Это новый город в хлопковом районе Узбекистана, названный именем товарища Круглова. Искусственное дождевание создало много городов там, где раньше была только одна пустыня. Кстати, если вы увидите мистера Гайдна, то передайте ему от меня, что на том самом месте, где нас предал Косой Джим, на­деюсь, хорошо известный мистеру Гайдну, – красуется прекрасный город, утопающий в са­дах. А вот еще одна телеграмма. Она довольно необычайна: "7 – 5С". Вы знаете, что это зна­чит? Это значит, что седьмая станция просит произвести дождь непрерывно в продолжение пяти суток.

– Но этак вы зальете все поля! – удивился Смит.

– Похоже, что так, – рассмеялся Лэйт. – Дело идет, видно, о том, что мелководье не по­зволяет сплавить лес по реке. И вот нас просят поднять уровень рек хорошим ливнем в продол­жение нескольких суток. А вот еще, смотрите. Новое дело. "А. 499. Т". Если это расшифро­вать, то получится: "Аэродром номер 499. Ту­ман". Туман, очевидно, мешает посадке аэро­планов и дирижаблей. Требуется разогнать ту­ман.

– Вы, значит, занимаетесь не только дож­деванием, но и рассеиванием туч и туманов?

– Ну да. Я полагал, что вам известно об этом. Ведь мы свои аппараты для рассеивания тумана употребляем и на море, чтобы преду­предить столкновение кораблей. Поднимемся теперь этажом выше, я покажу вам тот центр, где у нас делается погода.

Смит вошел следом за Лэйтом в очень большой зал через боковую дверь. Налево от него были окна во всю стену, а направо – стена, на которой находилась карта СССР в два десятка квадратных метров величиною, нарисованная, по – видимому, на матовом стекле. Смит с любо­пытством начал рассматривать эту карту. Она была в красках, и Смит сам скоро догадался, что они означали разного рода растительность, злаки, плантации и пр.

– Вот белые хлопковые поля, вот желтоватая рожь, пшеница, вот тучные травы для ско­та, мериносовых овец.

– Но почему некоторые места на карте, отмеченные номерами, изменяют цвет, то белея, то вдруг синея, и, наконец, вновь возвращаются к первоначальному цвету? – спросил Смит.

– Номера и небольшие точки около них – это все станции искусственного дождевания.

– Так много? – изумился Смит, глядя на карту, всю испещренную точками с номерами.

– Более трех тысяч, – ответил Лэйт. – На карте белеют те пункты, которые просят дождя. Когда аппарат приведен в действие, то пункт на карте синеет, – это значит: там дождь идет. А когда дождь оканчивается, все приходит в норму. Вот тот человек, который в настоящее время делает дождь. Познакомьтесь! Инженер и мой друг Ножин, которому я так многим обязан.

Ножин был занят, он только кивнул головой и улыбнулся. Он сидел перед небольшой кар­той СССР, расположенной на несколько нак­лонной по направлению к нему доске. На этой карте на месте точек имелись кнопки. Внизу карты перед Ножиным шла беспрерывная лен­та, на которой, в строго хронологическом поряд­ке поступления, шли номера – заказы. Ножин смотрел заказ, перекручивал кнопку "на срок дождевания", как объяснил Лэйт, и нажимал ее. И где – то за тысячи и, может быть, даже десятки тысяч километров начинал идти дождь.

– Скоро мы это упростим. Включение станций в дождевание будет производиться меха­нически.

– Но почему не пускать станции в действие на месте?

– Потому, – ответил Лэйт, – что в таком случае могла бы получиться метеорологическая анархия. Здесь не Американские Штаты, где вся земля поделена на пестрые клочки и где каждый собственник думает только о себе. Кли­мат должен быть регулирован в общесоюзном масштабе. За этим следят наши метеорологи­ческие станции.

– Наши?! – удивился Смит и иронически заметил: – Я вижу, вы очень осоветизировалясь, мистер.

– А разве того, что вы видите, недостаточно для советизации? – спросил Лэйт, и вдруг вся горечь старой обиды поднялась в нем. – Что дала мне моя родина, кроме огорчения? Что могло там дать мне изобретение, кроме вреда! А здесь – смотрите. Вы видите эти огромные пространства на восток от Каспийского моря?

Вы привыкли видеть их на карте однообразны­ми желтыми пустынями, а теперь, смотрите, сколько здесь появилось животворящих точек и сколько поэтому выросло новых агроиндуст­риальных городов! Но этого мало. Смотрите, и на севере, в Сибири, площадь бесплодной тундры и тайги отодвинулась к Полярному морю. Почему? Потому, что мы смягчили сухой континентальный климат Сибири и Средней Азии, мы сделали его более влажным, полу­морским, приближающимся к климату Украины. Этим самым мы изменили внешний вид земли, изменили растительность, расширили пределы культурного земледелия. Мы являемся до не­которой степени диктаторами климата, и если бы захотели, то могли бы, например, всю Ин­дию залить ливнями и изменить климат всего земного шара. Мы производим теперь столько хлеба, что можем накормить им весь мир. Идем­те дальше. То, что входит в наше сознание через глаза, действует сильнее, чем то, что идет в мозг через уши. Я покажу комнату контроля.

Лэйт ввел Смита в темную комнату, усадил на кресло, сам подошел к стене, закрытой што­рой, повозился, пошуршал чем – то, и вдруг Смит увидел, что штора открылась и появился экран, а на нем виднелось синее небо и поля еще зе­леной пшеницы. Посередине поля стояла башня для искусственного дождевания. И Смит мог любоваться, как над нею образовалось облако и пошел дождь. Штора закрылась, открылась вновь, и Смит увидал рисовые поля, обильно поливаемые ливнем. Еще раз темнота, и перед ним река в лесу. Бушующий ливень поднял уровень реки, и по ней идут плоты.

– А за неделю перед этим по этой реке могла перейти курица, – пояснил Лэйт.

И вот еще один поворот волшебной рукоятки. Смит ничего не видит, кроме тумана. Но туман вдруг начинает расходиться. Вот видны ангары. Вот причальная башня дирижабля.

С неба вдруг спускаются стальные птицы, а вдали виднеется подлетающая длинная сигара дирижабля. Аппарат разогнал туман, и воздуш­ные корабли уверенно спускаются на землю. Смит поражен. Даже восхищен. Но профессио­нальная выдержка и национальная гордость не позволяют ему высказать волнующие его чув­ства.

– Да, – говорит он, поднимаясь, – вы доби­лись больших успехов, мистер. И можно только пожалеть, что все, что я вижу, происходит не в Америке.

– Что ж, дело поправимо, – ответил Лэйт. – Вводите у себя плановое хозяйство, уничтожьте частную собственность на землю, тогда и вы сможете применить мое изобретение на благо всем. Так и передайте это моим почтенным со­гражданам: Гайднам, Фарсонам, Ньютонам, Дойсам и прочей компании.

Примечания

1

Бэрбанк – известный американский селекционер (создатель новых культур более устойчивых растений, плодов и овощей).

2

В среднем с дождем на гектар выпадает от 3, 5 до 6, 0 кг аммиака и нитратов при нормальном коли­честве осадков 500 мм в год.