Приказано сохранить

Беляев Александр
Приказано сохранить

      АЛЕКСАНДР БЕЛЯЕВ
      ПРИКАЗАНО СОХРАНИТЬ
      Повесть
      1
      Самолет летел между облаками. Внизу они были сплошными и прикрывали землю плотно, как одеялом. Вверху их пелена перемежалась с большими размоинами, в которые проглядывала луна. В самолете сидело двенадцать человек. Старший среди этих двенадцати, лейтенант Фомичев, подсвечивая фонариком, разглядывал карту. Она лежала у него на коленях и пестрела зелеными и синеватыми пятнами лесов и болот, черными и красными прожилками железных, шоссейных и проселочных дорог. Среди одного такого синеватого пятна виднелся небольшой красный кружок. Он обозначал место десантирования группы. Подчиненные Фомичева десятки раз видели этот кружок на карте. Наизусть знали, что находится севернее, восточнее, южнее и западнее его. И все-таки Фомичев посчитал нужным напомнить еще раз:
      - От болота всего можно ждать. По карте оно проходимое. А готовыми надо быть ко всему. Можно в такое место угодить, что и дна не достанешь, спокойно говорил он. - Поэтому еще раз предупреждаю: прислушивайтесь, как там у товарища дела. Чуть что - сразу на помощь.
      Над дверцей отделения летчиков зажглась желтая лампочка. Дверца открылась, к десантникам вышел радист.
      - Приготовьтесь, товарищи, - объявил он. - Пошли на снижение.
      Самолет качнуло, и скоро он окунулся в нижний слой облаков. Пробил их и опустился в темноту ночи. Радист открыл дверь фюзеляжа. В самолет ворвался упругий сырой ночной воздух. Десантники встали со своих мест и выстроились в цепочку вдоль борта. Радист подтащил к двери груз и, как только в самолете раздался прерывистый гудок, вытолкнул его из самолета. Груз нырнул словно в полынью. За ним, подбадриваемые легкими дружескими шлепками радиста, один за другим оставили борт самолета десантники.
      Последним прыгнул Фомичев. Почти сразу почувствовал рывок парашюта, а еще немного погодя с шумом влетел в трясину, погрузился почти по пояс и уперся ногами в дно. Оно было нетвердым, зыбким, но держало. Островка, на котором надо было собраться десантникам, не было видно, но Фомичев догадался, что он должен остаться где-то сзади, там, куда радист сбросил груз. И осторожно побрел в том направлении.
      Островок оказался чуть больше пятачка. И Фомичев спокойно мог бы пройти мимо него. Но его окликнули приглушенным голосом:
      - Вы, товарищ лейтенант?
      - Я.
      - Обходите левее. Тут бочажина перед вами. Фомичев сделал небольшой крюк и вышел на сухое. К нему подошел рядовой Еремеев.
      - Где остальные? - спросил Фомичев.
      - Борисов, Шариков и Дзюба здесь. Пошли искать груз. Остальных, выходит, раскидало.
      На островок вышел Саркисян. За ним Пахомов, Галиев, Джафаров. Потом Борисов, Еремеев и Дзюба принесли груз. Его сразу же распаковали, извлекли из непромокаемых мешков рацию, боеприпасы и продукты. Рацию тут же опробовали. Она действовала. Еремеев настроился на рабочую волну и поймал условный сигнал.
      - А кого еще нет? - спросил Фомичев.
      - Пормалиса не вижу, Синицына. Они первыми прыгали, - доложил Борисов. - Шариков вернулся. Тоже сейчас подойдет.
      - Ладно. Не будем терять времени, - решил Фомичев. - Нам жить тут дня три. Срок немалый. Надо быть готовыми ко всему. Поэтому хорошенько всем окопаться. Вырыть ячейки полного профиля. Одним словом, организуем круговую оборону.
      Бойцы взялись за лопаты и молча начали зарываться в землю. Мягкий болотистый грунт поддавался легко. К тому времени, когда начало светать, на островке появились не только ячейки, но и ходы сообщений, по которым хоть и согнувшись, хоть и по колено в воде, но все-таки уже можно было перебраться с одной стороны островка на другую даже под интенсивным огнем противника. Осмотрев и приняв работу от каждого подчиненного, Фомичев сказал:
      - Теперь можно перекусить и отдохнуть. День, прислушиваясь и наблюдая, отдыхали. Когда снова стемнело, на островок пришли Пормалис и Синицын. Оба мокрые до костей, голодные и злые. Как и предполагали Фомичев и Борисов, они заблудились в тумане, искали островок почти до рассвета и залегли в камыше. Их нещадно ели комары, но оба стоически терпели, боясь пошевелиться и обнаружить себя.
      - Сейчас нагреетесь. Ешьте и слушайте, - распорядился Фомичев.
      Десантники набросились на еду. А Фомичев продолжал уточнять боевую задачу.
      - Группам выходить с интервалами в тридцать минут. С маршрутов не сворачивать, - говорил он приглушенным голосом. - Моей группе идти дальше всех. Поэтому мы выйдем первыми. Перейдем железную дорогу возле будки обходчика, свернем направо и подойдем к мосту с той стороны. Твоя группа, Борисов, за болотом переправится через реку и пойдет к мосту по правому берегу. Выйдете вторыми. Ты, Дзюба, пойдешь по левому берегу, прямиком. А это касается всех: в перестрелку вступать только в самом крайнем случае. Придется отходить - "хвост" сюда за собой не тащите. Сбор - завтра, в это же время. И еще, очень важное, тоже для всех. Любыми путями постарайтесь точно определить - не заминирован ли мост. И если окажется, что да, то обезопасить его будет нашей первейшей задачей. Сами понимаете: будем стараться, жизнью рисковать, а они рванут - и всему делу крышка. Понятно?
      - Понятно, - в один голос ответили командиры групп.
      - А раз понятно, засекайте время, - сказал Фомичев и забросил автомат за спину. - Пахомов и Саркисян - за мной...
      Фомичеву не раз приходилось бывать в тылу врага и выполнять задания командования. Но до сих пор он действовал хотя и на временно оккупированной, но на своей, советской земле. Теперь же ему предстояло действовать в Польше. Необычным для него было и задание: не уничтожить железнодорожный мост через реку, а непременно уберечь его от взрыва. Через несколько дней - как только это произойдет, десантникам сообщат по радио советские войска снова перейдут в наступление и снова будут гнать врага дальше на запад. Фашисты, отступая, оставят за собой, как это они делали всегда, выжженную землю. Не пощадят они и мост, единственный в этом заболоченном районе, очень нужный для успешного, а главное, быстрого развертывания нашего наступления. Вот почему и было принято решение во что бы то ни стало спасти мост, находившийся в тылу у врага.
      Никакого конкретного плана по проведению данной операции заранее никто не составлял. Фомичеву было сказано просто и ясно:
      - Действуйте сами. По обстановке. Потребуется помощь - вызывайте. Рация у вас есть. Но помните, мост нам со временем понадобится позарез...
      Обо всем этом Фомичев думал еще у себя в подразделении, думал вчера на островке, думал на подходе к железной дороге.
      Группа двигалась строго по азимуту, пунктуально подсчитывая пары шагов. Ошибок Фомичев не допускал. И потому, не доходя метров сорока до железной дороги, остановился на опушке, прижался к сосне и прислушался. И очень скоро услыхал ритмичный звук неторопливых шагов. Он пригляделся и на фоне почти совсем угасшей зари еле-еле разглядел силуэты двух вражеских солдат, неторопливо вышагивавших по шпалам. Они о чем-то вполголоса переговаривались между собой, но понять, о чем именно, даже если бы Фомичев и знал немецкий, было невозможно. Вдруг совсем неподалеку и где-то вверху раздался еще один голос. Кто-то окликнул патруль. Патрульные остановились и один из них громко отозвался. Фомичев от неожиданности даже вздрогнул. Сомнений не было: совсем неподалеку от него стояла вышка с охраной. А он в темноте ее не видел. Охрана на вышке и патрульные перекинулись еще несколькими фразами. Десантники медленно отошли в глубину леса. Вскоре откуда-то издалека послышался тяжелый металлический гул приближающегося поезда. "Вот это то, что надо", - с удовлетворением подумал Фомичев и шепнул Саркисяну:
      - Пропустим и - перекатом через рельсы, не вставая.
      Саркисян понял. Прием давно уже был отработан.
      Поезд вынырнул из темноты грохочущим чудовищем. Фомичев знал, что в тамбуре хвостового вагона наверняка стоит охрана. И потому дал возможность эшелону отъехать метров на двести. Только после того, как перестали различаться очертания удалявшегося от них состава, десантники ползком добрались до насыпи, перекатились через рельсы и благополучно спустились с насыпи уже с другой стороны полотна. И здесь лес вдоль дороги тоже был аккуратно вырублен метров на сорок. Но вышек с охраной, сколько ни старались, обнаружить не могли. Десантники поспешили углубиться в чащу. Однако, сделав буквально несколько шагов, почувствовали под ногами торфяную жижу. Сразу стали понятней заинтересованность и забота нашего командования о сохранении моста. Только по нему, по узкой полосе вдоль насыпи могли на этом участке фронта продвигаться на запад наши танки и другая боевая техника.
      2
      Зайдя в болото, десантники свернули к реке. Вышли почти к самому берегу и залегли неподалеку от моста. До рассвета мимо них, к фронту, проследовали еще два эшелона. И дрезина с солдатами. Когда рассвело, Фомичев осторожно раздвинул кусты и увидел прямо перед собой, на высоком противоположном берегу, дзот. Возле черной направленной на восток амбразуры стоял солдат в расстегнутом кителе, без пилотки и курил. Через несколько минут из дзота вылез второй, присел на траву рядом с первым и тоже закурил. Фомичев долго смотрел на них. А больше - на дзот. Огневая точка была сооружена в таком месте, с которого прекрасно простреливались и подступы к дороге, и подходы к мосту. К дзоту же ни со стороны леса, ни со стороны дороги незамеченным подойти было нельзя. Три ряда колючей проволоки надежно опоясывали дзот на расстоянии значительно большем, чем бросок гранаты. Все это Фомичев четко зафиксировал в своей памяти и отпустил ветку. Дзот закрыла зеленая листва. Его легонько толкнул в бок Саркисян. Фомичев обернулся. Саркисян взглядом предложил следовать за собой. Они продвинулись вперед и залегли под корнями вывороченной ветром могучей березы. Ашот нашел в корнях удобную для наблюдения щель и снова дал знак Фомичеву. Лейтенант прильнул глазом к щели. На сей раз он увидел вырубку перед насыпью, небольшой, очевидно, специально насыпанный холм, а. на нем наполовину зарытый в землю танк. Танк стоял по ходу движения поездов. Вокруг танка также был сооружен проволочный забор в три кола. А сверху, как и дзот за рекой, он был прикрыт маскировочной сетью. Вот почему ни танк, ни дзот не были зафиксированы ни на одном аэрофотоснимке. И сейчас они явились для Фомичева полной неожиданностью.
      - А еще что тут есть? - озадаченно спросил Фомичев.
      - Больше ничего. Хватит и этого, - ответил Саркисян.
      - Дзот, танк, вышка, проволока в три кола, - в раздумье проговорил Фомичев.
      - Это только то, что видели мы, - подсказал Пахомов.
      - Ладно, приплюсуем и то, что увидели другие...
      Начальник разведотдела армии полковник Сорокин доложил начальнику штаба генерал-майору Костромину последнее донесение и положил его в папку. Генерал что-то быстро написал на листке бумаги, задумался. Сорокин, чтоб не мешать ему, сказал:
      - У меня все.
      - Как все? - поднял на него вопросительный взгляд Костромин. - А десантная группа?
      - Никаких дополнительных сведений, товарищ генерал. Только то, что уже докладывал вам, - ответил Сорокин. - До места долетели благополучно. Выброска прошла нормально. Выходить на связь по рации, чтобы не обнаружить себя, им до начала открытых боевых действий группы запрещено. Можно предполагать, все у них идет по плану.
      Генерал неожиданно встал. Подошел к столу, на котором лежала большая топографическая карта, внимательно посмотрел на круглое, величиной с грецкий орех, голубое пятно в центре ее и озабоченно проговорил:
      - В том-то и дело, что только можно предполагать. А если все это не так? Если их там встретили сразу же после приземления и мы уже совершенно напрасно ждем от них выполнения задания?
      - Если бы встретили, завязалась бы перестрелка. В таком случае они дали бы летчикам условный сигнал ракетами. Но сигнала не было, товарищ генерал, - высказал свои соображения Сорокин. И, сделав паузу, добавил: - Я знаю всех в группе Фомичева. Люди надежные.
      Но Костромин, казалось, не слушал полковника.
      - За эти сутки в тылу у гитлеровцев многое изменилось. Вы сами только что докладывали, что они гонят к фронту эшелоны один за другим. Ясно: подтягивают из глубины резервы и сажают их на промежуточные позиции. Все это может сильно осложнить действия группы. А мост нам нужно сохранить во что бы то ни стало. Поэтому срочно решите вопрос с командиром двести десятой гвардейской, пусть подготовит дополнительный десант на танках. Хватит усиленной роты. Главное, чтобы сумели прорваться через линию фронта и вовремя подошли к мосту. Поможем огнем. Связь с командиром роты и танкистами держите постоянно. Обо всем докладывайте мне. Помните, за мост вы мне отвечаете головой.
      - Понял, товарищ генерал, - четко ответил Сорокин.
      К часу ночи десантники собрались на островке.
      - Докладывай, Егорыч, первым, - сказал Фомичев, обращаясь к Борисову.
      Крепкий, статный, широкоскулый сержант, которого за его манеру говорить не торопясь, рассудительно товарищи называли не по имени, и не по фамилии, и даже не по званию, а уважительно по отчеству - Егорыч, - начал по порядку:
      - На реке у них постов нет. На том берегу мы пошли веером. Метров за двести от места залегли. Наблюдение вели весь день. У моста стоят два зенитных орудия. Похоже - "эрликоны". Орудия - в окопах. Сверху замаскированы сетями. Неподалеку два блиндажа. Прислуги насчитали пятнадцать человек - во время обеда. Вся позиция зенитчиков обнесена колючей проволокой. Кроме того, с восточной стороны прикрыта рвом, залитым водой. Немцы днем часто вылезают на насыпь. Ходят куда-то на ту сторону. Но куда? Зачем? Разглядеть не удалось. Насыпь высокая. И за ней ничего не видно.
      - Понятно, - многозначительно проговорил Фомичев. - Проволока во сколько рядов?
      - В три кола.
      - Может, под током?
      - Не похоже. Нет, - уверенно ответил Борисов. - А вот банок на ней всяких консервных навешано, как игрушек на елке новогодней.
      - Проволока на каком расстоянии от орудий?
      - Метров на пятьдесят. Гранату не добросишь.
      - Все предусмотрели, сволочи, - выругался Фомичев. - Где они обедают?
      - Стол у них общий между блиндажами. И кухня тут же, полевая.
      - Во сколько обед?
      - В четырнадцать.
      - Посты есть?
      - Два. Один возле орудий. Другой возле блиндажей.
      - Понятно.
      Еремеев включил рацию. Десантники умолкли и тихо сидели вокруг Фомичева, радиста и его рации. Еремеев терпеливо слушал эфир. Потом снял наушники, сказал:
      - "Семерку" гнали. Сплошную "семерку".
      Фомичев и на это ответил свое неизменное "понятно" и опять стал расспрашивать Борисова:
      - Офицеров видели?
      - Видели двух. Звании не разобрали.
      - Ну а как ликвидировать эту точку, соображения есть?
      - Пока не ясно, - ответил Борисов.
      - Ладно. Теперь докладывай ты, Тарас, - обратился Фомичев к Дзюбе.
      Младший сержант Дзюба был по возрасту самым старшим в группе. Сухощавый, подвижный, решительный. Он прыгал в тыл врага уже летом сорок первого. Был ранен. Вернулся в строй. Снова был ранен. Окончил трехмесячные курсы специальной подготовки десантников. Там познакомился с Фомичевым.
      - Мы наблюдали весь день, - начал Дзюба. - У меня такое впечатление, что тут немцы не фронтовые.
      - Почему? - заинтересовался Фомичев.
      - Во-первых, у них кой из кого уже, как говорится, песок сыплется. Во-вторых, их тут, наверное, ни разу даже не бомбили: воронок не видно, ходят - не маскируются, оружие носят, как палки. Ладно. Черт с ними. В течение светлого времени к мосту три раза подъезжала дрезина. Привозила охрану. Меняются они через шесть часов. В шесть утра, двенадцать дня и в шесть вечера. Меняются по четыре человека. Вот эти стоят как штыки. Похоже, что эсэсовцы. "Тотальники" их явно побаиваются, приветствуют, уступают дорогу и прочее. Долго наблюдали за самим мостом. Пытались увидеть, не подготовили ли они его сами к взрыву. Не заметили ничего.
      - Проволока на вашем участке есть?
      - Есть.
      - Понятно, - подвел некоторый итог Фомичев. - Что же получается? Танк. Дзот. Взвод зениток. Вышка. А нас всего двенадцать...
      Десантники задумались.
      - А откуда они привозят часовых? - спросил вдруг молчавший все время Пормалис. - Надо думать, не из Берлина. Значит, где-то поблизости есть гарнизон или что-то еще, где у них тоже солдаты. Да еще эсэсовцы.
      - Правильно мыслишь, Валдис, - похвалил Фомичев. - И наверняка у тех, кто на мосту, с этим гарнизоном налажена связь. И чуть чего, оттуда незамедлительно подбросят помощь. Прямо заколдованный круг. Так как же будем действовать, хлопцы?
      - Не торопи, лейтенант, - попросил Борисов. - Тут с наскока не возьмешь. Голову подставить - это легче всего. А задание не выполним.
      - Хорошо, думайте. Время пока есть, - сказал Фомичев.
      Командир партизанского отряда народного Войска Польского капитан Стефан Тодорский, слушая доклад капрала Берека, делал на карте необходимые пометки. Тодорскому было уже за сорок. Он воевал с фашистами с 1 сентября 1939 года в составе армии "Познань". Участвовал в контрударе по левому флангу 8-й немецкой армии, в составе своих войск попал в окружение между Вислой и Бзурой, был взят в плен и находился в концлагере до мая 1943 года. В мае вместе с несколькими другими пленными совершил побег, тайно перебрался в лесистый район Мазурских озер и организовал там партизанский отряд. С того времени он снова активно воевал за свободу своей многострадальной родины. Тодорский был немногословен, очень сдержан и требователен.
      - Я уверен, что русские уже что-нибудь предприняли для того, чтобы взорвать этот мост, - сказал Тодорский.
      - Но фронт ещё далеко, - заметил начальник штаба отряда.
      - Да. Но и сейчас не сорок первый год, - ответил Тодорский. - Русские научились заранее готовить свои операции. Они во всем нам показывают пример. Они не разговаривают, а действуют.
      - Мы выполняем все ваши приказания, пан капитан, - с обидой сказал капрал Берек.
      - У меня к вам претензий нет. Но мне будет стыдно смотреть русским в глаза, если их солдаты, а не мы уничтожим этот мост. Русские гибнут за нашу свободу, а мы сидим тут и смотрим, как фашисты гонят навстречу им свои эшелоны. Везут для своих войск подкрепление, технику, боеприпасы. И каждый эшелон - это новые потери для Красной Армии, которая движется нам на помощь. А мы сидим тут и слушаем, как эти эшелоны целыми и невредимыми один за другим идут через мост.
      В штабе отряда в эту ночь никто не спал. К двум часам ночи на основании данных разведки было выработано окончательное решение. В половине третьего Тодорский собрал командиров боевых групп и объявил им приказ.
      - Мы обязаны помочь русским. Мост к восьми утра должен быть взорван, сказал он.
      В три часа отряд был поднят по тревоге и в полном составе выступил на выполнение боевой задачи.
      3
      ...На островке уже отчетливо слышался гул разрывов снарядов и бомб. И был он теперь уже не такой далекий и неясный, как накануне. А это значило, что начавшееся наступления советских войск развивается вполне успешно. Оборона врага прорвана, и наши продвигаются на запад, расчищая перед собой дорогу огнем. Словно в подтверждение тому в небе появилась эскадрилья наших пикирующих бомбардировщиков, Они летели на запад в сопровождении истребителей. В девятнадцать часов Еремеев принял долгожданный сигнал - три ноля.
      - Три ноля! - выпалил он Фомичеву.
      Фомичев сразу поднялся.
      - Ну вот и наш черед пришел, - сказал он и посмотрел на небо. - С темнотой выступать, а погода, как назло, только рубашки сушить. Эх, тумана бы сейчас или хоть дождя бы подсыпало...
      - Проскочим, товарищ лейтенант, - успокоил его Борисов.
      - Известно, тут не останемся, - согласился Фомичев и добавил: - Итак, действовать каждому строго по плану.
      ...Вечер выдался теплым, даже душноватым. Но луна уже на ущербе, всходила теперь поздно. И в этом десантникам повезло. Вечерние сумерки легли незаметно. Но сгустились быстро. В десять вечера на островке стало темно - хоть глаз коли.
      - Пора, товарищи, - сказал Фомичев. - Выходим все сразу. Пошли.
      В первой, большой группе, которую возглавлял Фомичев, были Дзюба, Еремеев со своей рацией, Базилевич, Пормалис, Саркисян и Джафаров. Под командованием Борисова пошли Шариков, Пахомов, Синицын и Галиев. Вторая группа должна была выйти к реке, переправиться на тот берег, занять позиции перед взводом зенитчиков с таким расчетом, чтобы огнем пулеметов и автоматов блокировать их в блиндажах.
      Группа Фомичева перешла железную дорогу в двух километрах от моста.
      По болоту шли цепочкой, один за другим. Когда кто-нибудь проваливался в трясину, цепочка останавливалась, бойца вытаскивали и шли дальше.
      К реке вышли под грохот несущегося на восток эшелона.
      - Теперь все зависит от вас, - не удержался от напутствия Фомичев, посылая Саркисяна, Пормалиса и Базилевича на выполнение задания.
      Десантники молча пожали командиру руку. А Фомичев с Еремеевым, Дзюбой и Джафаровым переправились вплавь через реку и двинулись лесом по противоположному берегу к дзоту. Возле проволочного заграждения залегли, пользуясь темнотой, прорезали в заграждении проход, изготовили к бою гранаты, мощный заряд тола, автоматы и затаились, ожидая условленного сигнала.
      От дзота до зарытого в землю танка было не больше двухсот метров. Саркисян, Базилевич и Пормалис преодолели их с величайшей осторожностью и остановились у колючей проволоки, огораживающей танк.
      Было темно. И, может быть, именно поэтому десантники сразу же увидели красную светящуюся точку зажженной сигареты. Какой-то охранник курил. Но где? Сначала всем троим показалось, что курит кто-то из патрульных на полотне железной дороги. Потом догадались: человек с сигаретой сидит на башне. Пришлось ждать. Наконец куривший выбросил окурок и опустился в башню. Тогда Саркисян пустил в ход ножницы и перекусил проволоку.
      До танка оставалось не более десяти метров, когда над его башней снова показался силуэт человека. Десантники замерли, прижимаясь к земле. Ожидали: вот-вот снова появится красная точка сигареты. Но вместо этого послышался неожиданно стук кованых сапог по броне. Фашист вылез из башни, спрыгнул на землю и, не торопясь, пошел к полотну железной дороги. О таком десантники даже мечтать не могли. Упустить момент было преступно. Базилевич приготовился и, как только фашист повернулся к нему спиной, метнул нож. Враг даже не вскрикнул. Ноги у него подогнулись, он медленно начал опускаться на траву. Валдис оттащил поверженного врага к проволочному забору. А Базилевич тем временем уже забрался на броню танка и заглянул в люк. В танке было темно, как в колодце. Бесшумно подошел Валдис. Оба стояли и напряженно слушали. На востоке гремела стрельба. За проволокой, в болоте, сонно переквакивались лягушки. И вдруг в этот уже привычный десантникам шум ворвался тонкий, требовательный зуммер телефона. Он доносился из открытого люка и в общем-то еле был слышен. Но на десантников он произвел впечатление выстрела. Из люка донесся глухой голос:
      - Второй пост, обер-ефрейтор Раузер слушает... Я вас отлично слышу, герр обер-лейтенант... "Сирена", герр обер-лейтенант... Есть смотреть в оба, герр обер-лейтенант.
      Зуммер прозвучал еще раз, и в черной дыре люка все смолкло. Потом по бронированному днищу танка стукнули кованые сапоги, и перед самым носом у Базилевича на край люка легла рука. В следующий момент над башней появилась голова в пилотке. Охранник вылезал, не торопясь и покашливая.
      - Куда ты запропастился, Ви... - проворчал он и не договорил. Железные руки Базилевича как клещи сдавили ему шею. А Пормалис как вихрь влетел на броню и схватил врага за руки. Еще несколько секунд - и его буквально выдернули из люка. Охранник оказался совсем не большим и не тяжелым. И совершенно не сопротивлялся. Ему заткнули пилоткой рот, обезоружили и его же брючным ремнем связали за спиной руки, а ремнем, на котором висел парабеллум, крепко-накрепко перетянули ноги. После этого Базилевич, не теряя времени, нырнул в люк. Прикрывая луч, включил фонарик. Внутри танк был похож на склад боеприпасов. Повсюду, где только было можно их втиснуть, лежали металлические ящики со снарядами и коробки с пулеметными лентами. В носовой части танка, там, где должен находиться механик-водитель, тоже стояли ящики со снарядами. А поверх них был брошен матрац. Тут же на одном из ящиков стояли полевой телефон, два котелка, лежали две ложки и переносная электрическая лампа. На матраце - две шинели. Базилевич первым делом отыскал рукоятку механизма поворота башни и опробовал его. Башня послушно развернулась сначала в одну, а потом в другую сторону.,
      - Понятно, - успокаивающе произнес Базилевич и высунулся из башни. Валдис стоял рядом.
      - Не заорет? - кивнув в сторону пленного, шепотом спросил Базилевич.
      - Я предупредил: хочет жить - пусть молчит, - также шепотом ответил Валдис. - И вообще я его Ашоту оттащил. Он уже за проволокой...
      - Правильно. Теперь нас тут не сразу возьмешь...
      Они оба опустились внутрь танка.
      Пормалис поднялся к орудию и припал глазом к прицелу. Но было еще темно, и он лишь едва различил черные контуры леса на фоне неба. Тем не менее они развернули башню и грубо навели орудие на вышку с пулеметом. Орудие зарядили. Но стрелять было еще нельзя.
      - Слушай, - неожиданно заговорил Базилевич, - а этот, которого пришлось убрать, он зачем к дороге шел?
      - Не знаю, - сразу насторожился Валдис,
      - А может, он к своим направлялся?
      - К каким своим? - не понял Пормалис,
      - Ну, на вышку! Или к зенитчикам! Может, они его ждут? Может, они по телефону о чем договорились? У них ведь связь?
      - Может. Все может, - поняв, что так встревожило Базилевича, согласился Валдис.
      - Глянь-ка по сторонам! - скомандовал Базилевич.
      Валдис высунулся из люка. Сделал он это вовремя. От полотна железной дороги, шагая саженными шагами, прямо к танку двигалась высокая фигура. Не доходя до танка метров десять, фигура громко выругалась:
      - Какого черта, Вилли, ты тут копаешься? Валдис мгновенно опустился в башню.
      - Идет, - зашептал он Базилевичу. - Сюда идет!
      - Вилли! - снова позвал немец. - Хватит дрыхнуть!
      - Оставь люк открытым. Пусть думает, что этот Вилли спит, и лезет сюда, - решил Базилевич.
      Да и что можно было придумать другое? Десантники затаились.
      - А если он осветит? - шепнул Валдис.
      - Закройся шинелью, - ответил Базилевич и накрыл Пормалиса немецкой шинелью. Сам накинул на себя другую и втиснулся между ящиками со снарядами. А "гость" уже гремел по броне сапогами. И, что-то насвистывая, полез в башню.
      ...Теперь в кабинете генерала Костромина постоянно работали офицеры оперативного отдела штаба. К нему то и дело заходили представители служб, непрерывно звонили телефоны. Когда в кабинете появился Сорокин, Костромин, прижимая к уху трубку полевого телефона, кому-то выговаривал сердито и напористо:
      - Вы уже полдня месите грязь у этого болота! Полдня! Пехота ушла вперед, а вы не можете сдвинуться с места! Что? Не можете найти пути обхода? Наверно, я их должен вам указать! Вы этого ждете? Если через час я не услышу, что вы догнали пехоту, пеняйте на себя! Да, да!!
      Он бросил на аппарат трубку и сразу увидел Сорокина.
      - Вот так мы все застрянем, слышал? Если не сохраним мост. Слышал? Где танковый десант?
      - Противник отходит. Но прорваться к нему в тыл на участке двести десятой до сих пор нигде не удалось, - доложил Сорокин.
      - Значит, плохо подготовились к выполнению задачи. Покажите мне, где они там топчутся? Сорокин показал рубеж на карте.
      - Я так и думал: застряли на холмах. Соедините меня с командующим артиллерией! - приказал он офицеру связи. Взял трубку и громко спросил:
      - "Четвертый"? Я "Второй". Взгляни на карту. Квадрат ВЕ. Нашел? Помоги "Семнадцатому". Понял? Время согласуйте сами. Но помни: оно дорого, как никогда. Что ему надо? Обеспечь ему коридор.
      Он положил трубку и обратился к Сорокину:
      - Почему вы так поздно об этом мне докладываете?
      - Командир двести десятой надеялся прорваться своими силами,- попытался оправдаться Сорокин.
      - Мало на что он надеялся. А вы должны сами все взвешивать. Видите, застопорилось - немедленно ко мне, - ничего не желал слушать Костромин. Отправляйтесь к нему на место. И чтобы больше таких докладов я от вас не слышал!
      4
      Базилевич решил опередить врага и ослепить его. Он сбросил с себя шинель и, как только пришедший ступил на днище танка, включил фонарик. Но враг оказался настоящим верзилой. Луч уперся ему лишь в живот, а голова оставалась в башне. Но он уже увидел направленный на него свет и сердито заворчал:
      - Ты с ума сошел, Вилли! Выключи эту дурацкую иллюминацию!
      Фашист нагнулся и, закрывая глаза, шагнул прямо на свет.
      - Не дай бог увидят с вышки...
      Он не договорил. Воспользовавшись тем, что гитлеровец стоял к нему спиной, Валдис изловчился и изо всех сил ударил его по голове гранатой. Верзила охнул, закачался и, не удержавшись, рухнул на днище. Ему, как Раузеру, тотчас же заткнули пилоткой рот, связали за спиной руки и положили на матрац.
      - Посмотри, нет ли там еще кого, - переводя дух, сказал Базилевич.
      Пормалис снова поднялся над башней.
      - Тихо, - сказал он. - И я уже вижу вышку.
      - Ну! - только и выдавил из себя Базилевич и прильнул к прицелу. Тоненькая, как паутинка, стрелка прицельной марки точно уткнулась в черную амбразуру между мешками с песком на вышке.
      - Давай! - скомандовал Пормалис.
      Базилевич нажал на спуск. Грохот орудийного выстрела разорвал предутреннюю тишину. Базилевич снова прильнул к прицелу. А Пормалис мгновенно выглянул из люка. До слуха, донесся сухой треск автоматной стрельбы, Саркисян в кого-то стрелял из своего ППШ. Валдис взглянул на вышку и не увидел ее. На месте, где она только что стояла, торчали лишь расщепленные бревна. Ни площадки, ни мешков с песком, аккуратно сложенных на ней, ни крыши под дранкой - ничего не было. Неожиданно с железной дороги ударили два автомата. Пули зацокали по танковой броне. Валдис мгновенно опустился в башню.