Если бы глаза Найи не были прикованы к заветной бумаге, она могла бы заметить, как при этих словах Робка слегка покраснела и потупила заблестевшие глаза.
      — Ты замечательная девушка, — сказала Найя, принимая письмо. — Я запомню твою верность.
      «Я запомню твою верность,» — эти слова дочь барона прочитала в какой-то старой книге про благородных рыцарей и прекрасных принцесс. Насколько она помнила, простолюдинов полагалось благодарить именно так. Надежда на будущую награду должна была еще более усиливать их преданность своему господину.
      — Благодарю вас, госпожа баронесса, — Робка склонилась в глубоком реверансе. — А теперь я должна удалиться. Мне надо вернуть ключ на место.
      — Да, да, конечно, иди, — механически произнесла Найя, тогда как все ее мысли были заняты письмом Гензо.
      Несмотря на свою полноту, служанка проскользнула сквозь полуоткрытую дверь также неслышно, как и вошла. Найя услышала, как она заперла дверь снаружи. Но теперь скрежет замка звучал для влюбленной девушки приятнее любой музыки.
      Время завтрака еще не наступило. И у Найи имелось в запасе время, чтобы без опасений прочитать послание. Она развернула бумагу, и ей показалось, что в комнате зазвучал нежный и страстный голос Гензо Беньтиата:
      — Прекраснейшая баронесса Найя Кайдавар! Пишет тебе Гензо Беньтиат, любящий тебя и страдающий от недостижимости счастья. Я не в силах излить на бумагу то горе, которое мучает меня с момента нашего расставания. Жестокие обстоятельства не позволяют мне увидеть тебя, хотя я делаю для этого все возможное и невозможное. Пусть хотя бы этот листок бумаги станет отражением моей души. Я люблю тебя, Найя! Я готов написать слово «люблю» десять тысяч раз, но и тогда не раскрою тебе всей глубины и широты своего чувства. Я не представляю своей жизни без тебя, без твоих глаз, без твоих волос, без твоей улыбки. Умоляю тебя, о драгоценнейшая моя, подай мне хотя бы знак, что не забыла меня, что разлука не стерла мой образ из твоего сердца. Служанка, которая передаст тебе это письмо, кажется мне достойной доверия девушкой. Она сможет передать мне твое письмо, если ты сочтешь мои чувства заслуживающими твоего внимания. Я буду ждать служанку возле дороги, ведущей из замка в город, там, где мы встретились с ней в первый раз. Я буду ждать весь день, всю ночь и все десять суток, что наш лагерь будет находиться возле города. Если же ты не ответишь мне, то я пойму, что мои слова не смогли убедить тебя в моей безграничной любви. И тем не менее я буду любить тебя всю свою недолгую оставшуюся жизнь, пока когти степного льва не прекратят мои страдания. Навечно твой Гензо Беньтиат.
      Последние строчки письма Найя прочитала с трудом, так как видела их сквозь слезы, навернувшиеся на глаза. Еще вчера утром она вела размеренно-унылую жизнь и даже не могла представить, что пламя любви охватит всю ее душу. Девушка соскочила с кровати и бросилась к столу с письменными приборами. Но на половине пути остановилась и застонала, словно от зубной боли.
      — Как же я не подумала? — схватилась она за голову. — Я отослала служанку, и теперь мне не с кем передать ответное письмо.
      В отчаянии Найя глядела на запертую дверь, которая отделяла ее от свободы и от Гензо, и в ее возбужденном сознании строились самые невероятные планы побега. Впрочем, все они были настолько далеки от реальности, что немедленно отвергались из-за невозможности их исполнения.
      Наступило время завтрака. Дверь в покои Найи открылась, и девушка с удивлением увидела собственную мать с подносом в руках. Найя сразу же демонстративно отвернулась к стене и накрылась с головой одеялом. Впрочем, по звуку шагов и легкому звону посуды она догадывалась, что мать поставила поднос на стол и приблизилась к кровати.
      Аймарилла присела на край кровати и игриво потрясла дочь за плечо:
      — Пора просыпаться, Найя, солнышко уже взошло!
      Найя подумала про себя, что взрослые очень часто допускают огромную ошибку, полагая, будто ненатуральный слащаво-ласковый тон лучше всего подходит для разговора с детьми. Если бы мать заговорила с ней серьезно, на равных, как женщина с женщиной, то Найя, может быть, и попыталась ей объяснить, что она уже выросла, что ее сердце жаждет любви, что она просит совсем немного — позволить ей видеться с Гензо Беньтиатом.
      Но в ответ на раздражающее сюсюканье матери Найя лишь дернула плечом и буркнула:
      — Оставьте меня в покое.
      Аймарилла повторила попытку:
      — Найя, доченька, перестань делать глупости. Ты сама не понимаешь, насколько серьезную ошибку допустила вчера. Поэтому не надо продолжать думать об этой ерунде.
      Найя отбросила одеяло в сторону и вскочила на кровати, глядя на мать горящими от возбуждения глазами:
      — Глупости?! Ерунда?! Такими словами ты называешь мою любовь? Значит, и я для тебя — всего лишь глупость и ерунда? Вот возьму, и убегу в степь!
      Последние слова сорвались с языка Найи совершенно внезапно. Лишь произнеся их, девушка поняла, что эта мысль давно уже зрела у нее в голове, но только теперь проявилась в своей законченной и решительной форме.
      Аймарилла лишь ласково улыбнулась:
      — Доченька, какой же ты еще ребенок. Тебе пора бы уже повзрослеть.
      Найя поняла, что мать просто не слышит ее или не понимает, как будто они говорят на разных языках. Это разозлило ее еще больше, чем если бы она услышала суровую отповедь. Не в силах перенести душевную боль, она рухнула на колени и зарыдала.
      Аймарилла обняла Найю за плечи:
      — Доченька, милая, я понимаю, что мы мало разговаривали с тобой по-душам. Но матрона Раймилна уверяла меня, что ты делаешь большие успехи в учебе и прилежно выполняешь…
      — Раймилна — сушеная акула! Чудовище! — сквозь слезы выпалила Найя.
      К ее удивлению, Аймарилла звонко, совсем по-девичьи рассмеялась:
      — Ты знаешь, иногда мне тоже так кажется.
      Найя по инерции всхлипнула, но с новым интересом посмотрела на мать. В ее душе затеплилась надежда на взаимопонимание.
      И тут Аймарилла встала и произнесла:
      — Мы с твоим отцом долго думали сегодня ночью и решили, что тебе надо сменить обстановку. На днях должен прийти корабль моего двоюродного брата Кейдо. Он отвезет тебя домой к моей сестре Лайдайе.
      «Домой» — это означало на Базайский архипелаг. Аймарилла продолжала так называть родину морского народа, хотя и Найя, и барон Гайан, и другие обитатели замка сказали бы «на острова». Найя знала, что ее мать родилась на острове Крайдан, который находился неподалеку от королевской столицы Дадрапрайта. Практически вся мамина родня занимала высокие посты при королевском дворе. Аймарилла покинула столичное общество только из-за любви к Гайану Кайдавару, но по-прежнему считала архипелаг своим родным домом.
      Слова матери прозвучали для Найи, как смертный приговор ее первой любви. Она робко попыталась возразить:
      — Но, мама…
      — И слушать ничего не хочу! Мы с твоим отцом приняли решение. Так что можешь начинать складывать вещи. Моя сестра, а твоя тетя Лайдайя — не самый последний человек в государстве. Она обеспечит тебе место при королевском дворе! Ты увидишь самых прекрасных дам и самых мужественных кавалеров морского народа.
      Глаза Аймариллы мечтательно затуманились. Она прочила своей дочке такое будущее, о котором когда-то мечтала сама. Родители всегда переносят собственные нереализованные фантазии на своих детей.
      Но Найя не разделяла восторгов матери:
      — Не хочу на острова! Не хочу наряжаться в тяжелые парчовые платья и цеплять на себя украшения! Я хочу мчаться на коне по степи в одной рубашке и чувствовать, как теплый встречный ветер ласкает мою грудь!
      Про себя Найя добавила, что позволит ласкать свою грудь не только ветру.
      Аймарилла, все еще думая о своем, рассеяно сказала:
      — Ты станешь самой завидной невестой при дворе короля. Тебя будут постоянно окружать кавалеры. И один из них станет твоим избранным супругом…
      — Ни-ког-да! — выкрикнула Найя.
      Аймарилла направилась к двери:
      — Доченька, ты напрасно противишься своему счастью. Впрочем, ты сама потом будешь нас благодарить. А пока, чтобы ты не наделала новых глупостей, посиди-ка в своих покоях до отхода корабля.
      Дверь закрылась. Щелкнул замок. На пол шлепнулась подушка, в сердцах брошенная Найей.
      Вначале девушка решила, что не притронется к принесенной еде. Но молодой здоровый организм взял вверх, и Найя хоть и без аппетита, но все-таки поела. Замок Кайдавар был выстроен лучшими архитекторами морского народа. Он был снабжен системами водоснабжения и канализации, так что Найя могла находиться взаперти сколь угодно долго.
      Девушка выглянула в узкое зарешеченное окно. Во дворе замка кипела жизнь. Въезжали и выезжали телеги, бегали слуги, чинно шествовали купцы, чеканили шаг дружинники. Найя почувствовала себя всеми забытой и никому ненужной. Из ее глаз вновь потекли слезы.
      Внезапно она услышала скрип отпираемого замка. В покоях также неслышно, как и в первый раз, появилась Робка.
      Прикрыв за собой дверь, служанка быстро зашептала:
      — Я утащила ключ всего на несколько минут. Я снова встречалась с зиганьером Гензо и рассказала ему, что вас, госпожа баронесса, держат под замком. Он умоляет вас написать ему хотя бы несколько строчек. После обеда я еще раз забегу к вам за ответом. Вы напишете?
      — Да! Да! — Найя подбежала к Робке и расцеловала ее в обе щеки.
      От неожиданности служанка покраснела и попыталась упасть на колени. Найя схватила ее за плечи:
      — Ты моя спасительница! Я обязательно напишу ответ. И я щедро награжу тебя. Только передай мое письмо Гензо!
      — Я все сделаю, госпожа баронесса. А сейчас я должна бежать, пока ключа не хватились.
      Служанка исчезла, а Найя поторопилась к письменному столу. Она достала лист самой тонкой бумаги, налила свежих чернил в чернильницу, взяла в руки остро оточенное гусиное перо…
      И застыла. В ее голове роились тысячи мыслей, но она не знала, что написать. Она любит Гензо Беньтиата? Любит. Она напишет это? Напишет. А что дальше? Признание в любви ничего не стоит, если оно не подкрепляется поступками.
      Найя задумчиво осмотрела свои покои. Здесь все так привычно и знакомо. И в то же время пусто. Без любимого человека пусто и одиноко везде: и в уютной комнате, и посреди роскоши королевского дворца. Найя достала письмо Гензо и еще раз перечитала его. Как прекрасно звучали слова любви, сколько страсти вложил влюбленный зиганьер в написанные на бумаге строки!
      Наконец, собравшись с мыслями, Найя начала писать ответ: «Любимый мой Гензо Беньтиат! Пишет тебе баронесса Найя Кайдавар, самая счастливая и самая несчастная девушка на свете. Я счастлива, потому что люблю и знаю, что любима самым замечательным человеком — тобой, милый Гензо. Я несчастна, потому что сотни препятствий стоят на пути нашей любви. Но я верю, что мы можем быть вместе. Я хочу видеть тебя каждый день, я хочу быть с тобой всю жизнь. Из замка к берегу ведет подземный ход. О нем знают лишь избранные, поэтому он не охраняется. На берегу подземный ход выходит в одну из пещер. Нужную пещеру ты найдешь под большим белым камнем. Других таких у подножия замка нет, так что ошибиться невозможно. Жди меня возле пещеры сегодня ночью, когда в порту погасят последние факелы и люди разойдутся по домам. Гензо, любимый, я буду считать каждую минуту до встречи с тобой. Навечно твоя Найя Кайдавар.»
      Закончив писать, Найя пробежала глазами свое послание. Ей показалось, что оно не идет ни в какое сравнение с пылким письмом Гензо: переход от слов любви к «деловой части» описания подземного хода слишком резок, да и свои чувства она выразила как-то неумело, нескладно. Дочь барона могла бы придумать более изысканные и изящные выражения.
      Найя решила переписать письмо и потянулась за новым листом бумаги.
      В это время дверь в покои раскрылась. Найя лихорадочно скомкала письмо и спрятала его в складках платья. Только после этого она обернулась, чтобы посмотреть, кто вошел.
      — Обед! — объявила круглолицая светловолосая служанка.
      Найя бросила взгляд в окно. Как же она не заметила?! Пока она писала письмо, солнце прошло по небу половину своего дневного пути.
      — Поставь поднос на стол, — распорядилась Найя.
      Служанка выполнила приказ, поклонилась и вопросительно посмотрела на баронессу:
      — Госпожа, будут ли еще пожелания?
      — Нет. Можешь идти.
      — Мне приказано подождать, пока вы поедите, а потом унести посуду.
      Чтобы поскорее избавиться от посторонних глаз, Найя быстро запихнула в себя обед, даже не почувствовав вкуса пищи и напитков. Служанка смотрела на девушку с некоторым удивлением. Ей могло показаться, что Найя не ела по крайней мере несколько дней.
      Закончив, Найя встала из-за стола:
      — Все. Ты можешь уходить.
      Служанка собрала грязную посуду на поднос и, пятясь, вышла за дверь. Найя поняла, что в коридоре был еще кто-то, так как обе руки служанки были заняты, и она не могла самостоятельно запереть за собой замок.
      «Как же наивны мои тюремщики, — порадовалась про себя девушка. — Они боятся, что я решу сбежать во время еды, но даже не подозревают, что Робка может выпустить меня в любой момент.»
      Найя вновь достала свое письмо и разгладила мятую бумагу. Рядом на стол она положила послание Гензо. Девушка подумала, что вскоре она точно также окажется рядом с самым дорогим человеком. Забыв, что собиралась переписать свое письмо, Найя положила ладони на два листа бумаги, закрыла глаза и замерла, дав волю своему воображению.
      Сладкие грезы настолько захватили Найю, что звук отворяемой двери стал для нее полной неожиданностью. Но, также как и при появлении служанки, тело действовало быстрее разума. Оба листка мгновенно исчезли со стола.
      Правда, предосторожности оказались излишними. Это была верная Робка.
      — Вы написали ответ, госпожа баронесса? — спросила служанка.
      — Да, вот он.
      Робка аккуратно сложила листок и спрятала его в рукаве.
      Найя заговорщицки прошептала:
      — Робка, ты должна выпустить меня, когда в замке сменится первая ночная стража.
      Служанка удивленно посмотрела на Найю:
      — Но куда же вы пойдете, госпожа баронесса? Из замка нельзя незаметно выбраться.
      — Можно. К берегу ведет подземный ход. Я назначила Гензо встречу.
      — Ой, как здорово! — у Робки загорелись глаза. — Вы хотите убежать из замка?
      — Не знаю. Не сегодня, — Найя мечтала о встрече с Гензо, но не задумывалась о последствиях. — Так ты сможешь меня выпустить?
      — Конечно. Ночью ключ свободно висит на гвоздике. Ой! Я побегу, пока меня здесь не заметили.
      — Беги, — Найя проводила служанку до двери и тихо шепнула ей вслед: — Не забудь, сразу после первой ночной стражи.
 

* * *

 
      Весь остаток дня Найя не находила себе места. Если время с завтрака до обеда промелькнуло незаметно, то теперь оно тянулась невыносимо медленно. Казалось, что солнце на небе застыло и не желало сдвигаться даже на толщину волоса.
      Найя перечитывала письмо Гензо до тех пор, пока не выучила его наизусть. Но и тогда она время от времени разворачивала бумагу, чтобы просто посмотреть на буквы, написанные рукой любимого.
      Найя не думала о том, чтобы этой же ночью убежать с Гензо к зиганьерам. Но она и не представляла себе жизни без него. Наверное, правы те, кто говорит, будто любовь лишает человека рассудка. Найя не собирала вещи для побега, не строила никаких планов на будущее. Она просто ждала наступления темноты, чтобы вновь увидеть любимого человека, утонуть в его глазах, раствориться в его речах, насладиться ласками его губ.
      Найя пребывала в некоей блаженной прострации. Ужин, принесенный той же самой круглолицей служанкой, она съела автоматически, едва ли заметив, что были поданы ее самые любимые кушанья. Гайан и Аймарилла Кайдавар стремились показать, что любят свою дочку и помнят о ней. Они не посещали покои Найи только потому, что хотели дать ей время остыть и поразмыслить. Но девушка не заметила и не оценила родительской заботы. Мысленно она уже была на берегу моря вдвоем с Гензо.
      Когда темнота распростерла свои мягкие крылья над замком Кайдавар, Найя зажгла в своих покоях несколько ярких масляных светильников. Убедившись, что сегодня больше ее никто не побеспокоит, девушка открыла все шкафы и сундуки и начала перебирать свою одежду, выбирая наряд для первого в жизни свидания. Дело это было очень ответственное и не терпящее суеты.
      Затем Найя расчесала свои длинные прямые волосы и собрала их сзади в «конский хвост», чтобы они не лезли в глаза. Девушка посмотрела на себя в зеркало — отполированную серебряную пластину, обрамленную в золотую рамку с тонким узором. Мастер-ювелир сумел в миниатюрных фигурках отразить жизнь морского народа: плывущие по морю корабли, высадку на незнакомый берег, строительство замка, морскую битву, нападение на рыбацкое поселение.
      Повернув голову вправо и влево, вверх и вниз, Найя выставила себе оценку:
      — Неплохо.
      Ее беспокоило только одно — от переживаний под глазами появились легкие темноватые круги. Морские люди не знали косметических средств, поэтому Найя пальцами помассировала кожу вокруг глаз, надеясь, что следы усталости будут не слишком заметны во время ночного свидания.
      Когда в замке Кайдавар протрубили сигнал, возвещавший о начале первой ночной стражи, Найя была полностью готова к встрече с Гензо. Она нетерпеливо ходила взад и вперед по своим покоям, присаживалась то на кровать, то на стул, потом быстро вскакивала и продолжала ходить.
      Едва раздался скрежет отпираемого замка, Найя бросилась к двери. Она не сомневалась, что в это время к ней может прийти только один человек. Найя не ошиблась — это была Робка.
      Служанка приложила палец к губам:
      — Тише, госпожа баронесса, вы поднимете на ноги весь замок. Подождите немного — еще не все легли спать.
      Робка вошла в покои и захлопнула за собой дверь, прижавшись к ней спиной. Она восхищенно посмотрела на Найю:
      — Ой, госпожа баронесса, какая вы красивая!
      Найя двумя пальцами приподняла подол платья и несколько раз повернулась на месте:
      — Ну, как?
      — Великолепно! — выдохнула служанка.
      Робка приоткрыла дверь и выглянула наружу. Некоторое время она прислушивалась к доносившимся издалека звукам, потом повернулась к Найе:
      — Кажется, все стихло.
      — Тогда я пошла. Жди меня здесь, в моих покоях, и запри дверь. Если… когда я вернусь, то постучу.
      — Счастья вам, госпожа баронесса.
      Если бы Найя не была полностью захвачена мыслями о предстоящем свидании, она, наверняка, заметила бы, что последняя фраза Робки прозвучала немного неестественно, фальшиво, как будто простолюдинка до этого играла некую роль, а теперь, в конце спектакля, расслабилась и допустила ошибку.
      Но юная баронесса спешила на свое первое — и к тому же тайное — свидание, поэтому не обратила внимание на изменившийся тон служанки. Найя быстро шла по пустым коридорам замка, прикрывая ладонью небольшой масляный светильник. Она прекрасно знала расположение постов стражи, поэтому боялась только того, что какой-нибудь дружинник или слуга-простолюдин внезапно выйдет из своих покоев по нужде.
      Но Найе повезло. Она никого не встретила и беспрепятственно спустилась во двор замка. Прижимаясь к стенам, чтобы сверху не был виден свет лампы, Найя быстро пробежала по каменным плитам и юркнула в низкую полукруглую дверь, которая вела на дровяной склад. Отсюда ежедневно брали дрова для кухни, поэтому дверь никогда не запиралась.
      Дровяной склад представлял собой длинное узкое помещение, вдоль стен которого были уложены связки поленьев. Пройдя мимо них, Найя добралась до противоположной стены. Здесь она поставила лампу на ближайший чурбан, отодвинула самую крайнюю связку и двумя руками взялась за спрятанный в углублении металлический рычаг. Повернув его, она привела в действие скрытый механизм. Дверь, замаскированная под каменную кладку, отодвинулась в сторону, открыв вход в подземный ход.
      Найя взяла лампу и поспешила вперед. До встречи с Гензо оставались считанные минуты, но девушка стремилась сократить их, насколько возможно.
      Найя долго шла по узкому извилистому подземному ходу, пока путь ей не преградила массивная дверь из толстых досок, скрепленных медными полосами. Девушка отодвинула два засова и посильнее уперлась ногами в землю, приготовившись к тому, что сдвинуть с места такую махину окажется непросто. Но едва Найя надавила на ручку, как дверь неожиданно легко открылась, так что ей едва удалось удержаться на ногах. Видно, петли смазывали совсем недавно.
      За дверью подземный ход продолжался. Но едва Найя сделала несколько шагов, как поняла, что оказалась в небольшой пещере, выходившей на берег моря. Она услышала шум прибоя, а в лицо ей подул свежий вечерний ветер. Еще через несколько шагов девушка увидела впереди ночное звездное небо.
      Осторожно выглянув из пещеры, Найя слегка испугалась. Она заранее не подумала, что в такой темноте Гензо едва ли сможет отыскать опознавательный знак. Белый камень и так-то можно было увидеть лишь с корабля. А найти его ночью среди прибрежных скал было практически невозможно.
      Найя тихо позвала:
      — Гензо! Ты здесь, Гензо?
      Девушке казалось, что темнота вокруг нее полна странных шорохов и перешептываний. Кроме шелеста набегающих на берег волн, пения цикад и шума ветра в кустарнике ей чудились приглушенные человеческие голоса и крадущиеся шаги.
      Постаравшись убедить себя, что это только игра воображения, Найя повторила чуть громче:
      — Гензо! Где ты?
      — Я здесь, — негромко ответил ей знакомый голос.
      — Гензо! — вскрикнула Найя и поспешила навстречу, размахивая лампой.
      — Тише, — послышался голос зиганьера, — часовые на стенах могут услышать.
      — Я же говорила, что на стенах, обращенных к морю, охраны нет.
      — Верно, а я-то, глупый, боялся откликнуться издалека, хотя сразу услышал твой голос.
      — Ты не глупый, — засмеялась Найя. — Ты — верный и преданный друг.
      Наконец, Найя увидела Гензо. Зиганьер стоял, раскрыв руки для объятий. У его ног горел меленький масляный фонарик, который хорошо освещал фигуру молодого человека, но делал окружающую темноту еще более непроницаемой для глаз.
      Не помня себя от радости, девушка бросилась на шею своему любимому. Она закрыла глаза и откинула назад голову, ожидая, что наконец-то губы Гензо вознаградят ее за все перенесенные страдания.
      Но внезапно Найя услышала резкий чужой голос:
      — Гензо, радость моя, ты разбиваешь мне сердце!
      «Нас выследили!» — мелькнула первая мысль в ее голове. Не успела Найя вскрикнуть, как чья-то сильная рука зажала ей рот.
      Ночь вокруг ожила. Из-за камней появилось около десятка зиганьеров с такими же маленькими, как и у Гензо, фонариками. Один из них, чье лицо показалось ей знакомым, подбежал к Гензо и, театрально заламывая руки, запричитал с истеричными нотками в голосе:
      — Я все видел, неверный. Ты хотел поцеловать эту стерву. Ты разлюбил меня, ты разбил мне сердце!
      Даже если бы рот Найи не был зажат, от потрясения она все равно не смогла бы издать ни звука. Тот, кто обращался к ее возлюбленному, несомненно, был мужчиной. Правда, свою пеструю рубаху он носил навыпуск, что делало ее похожей на платье.
      Дальнейшая сцена поразила ее в самое сердце.
      Гензо обнял зиганьера и заговорил так же страстно, как недавно обращался к девушке:
      — Ластьен, возлюбленный брат мой, ты же знаешь, что никогда ни один мужчина, не говоря уже о женщинах, не займет в моем сердце твое место. Ты — отрада моих глаз, ты — сладость моих губ, ты — ласковые ножны моего кожаного меча.
      После этих слов Гензо и Ластьен слились в долгом любовном поцелуе.
      Найя обмякла в руках того, кто держал ее сзади. В одну секунду в ее памяти всплыли туманные намеки на противоестественные связи зиганьеров, рассказы об их коварстве и подлости. Она вспомнила второго зиганьера. Несомненно, это был брат Гензо, Ластьен. Хотя он был на два или три года старше Гензо, но выглядел более тонкокостным, изящным и женственным.
      Найя сжала кулаки. Неужели Гензо все это устроил лишь для того, чтобы посмеяться над дочерью барона? Неужели он рассчитывал, что его жестокость окажется безнаказанной? Но, оказалось, что это было только начало ужасного прозрения.
      — Что делать с девкой? — спросил тот, кто держал Найю. — Перерезать горло?
      Гензо с видимым усилием прервал долгий поцелуй с братом:
      — Пока рано. Она пригодится нам, как заложница, если в замке сумеют организовать оборону.
      В это время откуда-то сверху, от пещеры с тайным ходом, послышался голос:
      — Почему вы задерживаетесь? Все уже внутри.
      — Идем, — Гензо сделал знак всем своим сопровождающим, а потом вновь обратился к Ластьену: — Сегодня великая ночь, любимый брат. Сегодня мы одержим первую победу над морским народом. Сегодня мы узнаем, какого цвета их кровь и каково содержимое их сундуков. Мы с тобой станем первыми зиганьерами, поселившимися в замке, как бароны или короли. Ты доволен?
      — О, да! — воскликнул Ластьен и прильнул к Гензо всем телом. — Ты не только мой муж и владыка. С сегодняшнего дня ты станешь властелином всего побережья.
      Сильные руки потащили Найю следом за братьями Беньтиат. Девушка даже не пыталась сопротивляться. Она бессознательно переставляла ноги, лишь краем сознания отмечая то, что происходит вокруг.
      Возле пещеры их поджидал Гельн Беньтиат и еще двое зиганьеров с большими луками в руках. Только теперь Найя сообразила, что и все зиганьеры из свиты Гензо также вооружены. Почти у всех были луки. Некоторые держали короткие копья с длинными треугольными наконечниками. И у каждого на поясе висела изогнутая сабля.
      Гельн выхватил свою саблю и плашмя шлепнул ею по ягодицам ближайших зиганьеров.
      — Вперед, храбрые воины! — насмешливо приказал он. — Или мечи морского народа для вас страшнее моего гнева? Или вы не хотите получить свою долю при дележе добычи?
      Непонятно, какая угроза была страшнее, но десяток воинов мгновенно растворился в черноте пещеры. У входа остались только Гельн Бентиат, двое его сыновей и Найя с держащим ее зиганьером.
      Старший Табунщик внимательно посмотрел на девушку и сказал Гензо:
      — Ты хорошо поработал, сынок.
      Гензо прислушался к звукам, доносящимся из подземного хода:
      — Кажется, бой уже стихает. Может, нам пора идти?
      — Подождем еще немного. Замок большой, людей внутри много. Нам не следует рисковать. — Гельн махнул рукой в сторону Найи. — Отпусти ее рот, Дьет, а то девчонка вот-вот задохнется. Теперь она может кричать сколько угодно — это уже ничего не изменит.
      Рука с лица Найи переместилась на талию. Повернув голову, краем глаза она смогла разглядеть могучего широкоплечего зиганьера, который контролировал каждое движение своей пленницы.
      Гельн посмотрел в глаза девушки:
      — Не пытайся бежать, детка. Замок обречен, ты уже никому и ничем не поможешь. Ты и так уже сделала все, что могла, вернее, все, что нам от тебя было нужно. От тебя мы узнали, что на стене, обращенной к морю, нет часовых. Ты открыла нам тайный ход в замок. По нему я послал вперед Диклияра и тридцать самых опытных воинов. Они открыли ворота, и внутрь ворвались Ормьин и его всадники. А Льогги с другими ловкими молодыми юношами забрался по веревкам на стену, чтобы держать под обстрелом весь двор.
      Ластьен издевательски рассмеялся:
      — Подумать только, и все это благодаря тому, что мой любимый братишка Гензо смог соблазнить эту сучку!
      Гензо положил руку на плечо своему брату-любовнику:
      — Это было нетрудно.
      Найя зажмурилась, чтобы ничего не видеть. Если бы ее руки не были завернуты за спину, она бы зажала уши ладонями. Девушка еще надеялась, что все происходящее — это какой-то дурной сон, жуткое наваждение, которое рассеется с восходом солнца.
      С высокой стены замка раздался звонкий свист.
      — Ага! — оживился Гельн. — Льогги подает знак, что мы можем идти. За мной, дети.
      Зиганьеры быстро пошли по подземному ходу, Найю потащили следом.
      Оказавшись во дворе замка, девушка невольно прищурила глаза. После ночной темноты и мрака подземного хода множество горящих факелов ослепило ее. Привыкнув к яркому свету, она смогла разглядеть ужасающую картину закончившегося недавно сражения.
      Ворота замка были распахнуты настежь. Во дворе, на лестницах, в дверях — везде валялись окровавленные тела воинов морского народа. Все они были одеты лишь в домашние рубахи. Обитателей замка застигли врасплох, когда они крепко спали, не подозревая о том, что зиганьеры готовят нападение.
      Но бой еще не был закончен. На верхних этажах слышался звон стали и крики убивающих друг друга людей.
      Из высоких дверей, ведущих в Главный зал, во двор на коне выехал зиганьер.
      — Эгей, Ормьин! — крикнул Старший Табунщик. — Где все твои воины?
      — Я послал их в город. Там тоже есть, чем поживиться. Здесь уже почти все закончилось.
      Гензо вытащил свою саблю и воскликнул:
      — Неужели этой ночью я не пролью ничьей крови?
      Ормьин захохотал:
      — Ты у нас мастер по другой части, братишка. Твое дело — воевать головой и кое-чем пониже пряжки на ремне.
      Гензо ничуть не обиделся на насмешку:
      — Помнится, Ормьин, всего три дня назад ты предлагал взять замок штурмом. Если бы не я, ты положил бы под этими стенами не менее половины всех наших воинов.
      — Ладно, я признаю, что сегодняшняя победа принадлежит тебе. Ты заслужил право на обладание всей этой добычей. Вступай в свои владения, барон Гензо Беньтиат! — Ормьин поднял коня на дыбы, а затем вихрем проскакал через ворота.
      Горящим взором Гензо осмотрел высокие стены, башни, жилые и хозяйственные постройки:
      — Это мой замок! Мой!!!
      На этот крик из дверей выскочили четверо зиганьеров с луками наготове. Увидев Старшего Табунщика с сыновьями, они опустили оружие и почтительно приблизились.
      — Как идут дела? — деловито поинтересовался Гензо, словно спрашивал о ценах на базаре.
      — Вначале было легко, — ответил один из воинов, движением руки указывая на трупы защитников замка. — Но звуки битвы разбудили тех, кто находился на верхних этажах. Однако их мало, и мы скоро одержим победу.