XXXVI

К новогодним праздникам Москва была готова, хотя до Нового года оставалась почти неделя. Но так уж повелось, что праздновать начинали с католического Рождества, чтобы потом гулять аж до Старого Нового года. Город сверкал огнями, на улицах было полно народу, хотя было холодно. Очень холодно.

Сашу везли культурно отдыхать: в консерваторию. Они ехали по веселящейся что было сил Тверской.

Порядком подмерзший Дед Мороз отплясывал негритянский танец возле наряженной елки. Впрочем, он и был негром, этот заиндевевший «дед».

— Иси наступаюшьим Новьим Годом! Тики-тики-тики-ту, я из пушки в небо уйду! — что было сил вопил черный Мороз, выдавая замысловатые коленца. Его тяжелая шуба ходила ходуном. Окружавшая его пьяненькая толпа подростков радостно кричала, запивая веселье водкой из пластмассовых стаканчиков.

Из-за пробок приехали впритык. У консерватории было многолюдно и тоже шумно, хотя водку, похоже, не пили.

— Бабуле открой, — попросил Саша Макса, сам помогая выбраться из машины Оле.

Макс, которому Белов наконец-то начал доверять, последнее время совмещал должности его шофера и телохранителя.

— Сколько по времени концерт идет? — нейтрально поинтересовался он у жены.

— Два часа, потерпи, мой сладкий, — засмеялась радостно возбужденная Оля.

— Ах ты, моя маленькая… — он поцеловал ее за ушком. Сладко пахнуло духами.

— Мы опаздываем? — забеспокоилась Елизавета Павловна. Она привыкла приезжать на концерт за полчаса до начала, а не так вот, впопыхах.

— Нет, нет, время еще есть, — успокоила ее Оля. Их места были в директорской ложе. В первом, между прочим, ряду.

Усадив дам, Саша было достал мобильник — музыканты еще настраивали свои инструменты. Оля мягко, но решительно взяла телефон и отключила его.

Наконец начали играть.

— «Щелкунчик», — шепнула мужу Оля. Саша прикрыл глаза. Два часа — это совсем не мало. Музыка приятно убаюкивала. Но Саша не спал. Не имел на то права. Главное сегодня происходило не в этом зале, а в других местах.

От «Белорусской» по Тверской катил Большой в своем почти новом джипе «чероки». Настроение у него, понятное дело, было выше крыши, как и денег. Мало того, что пацаны помогли тачку у какого-то барыги по дешевке купить, еще и новая работа намечалась на днях — перед самым Новым годом. И это было как раз кстати.

Возле магазина «Подарки» его машину тормознула роскошная девица в шубке едва ли не на голое тело.

Большой, само собой, остановился, приоткрыл дверь:

— Ну, чего, принцесса, замерзаешь?

— До Маяковки подбросишь? — кокетливо поинтересовалась та.

— Садись, если не боишься.

— Вы на что намекаете? — тоном, уже вовсе не оставляющим сомнений в ее любвеобильных намерениях, проговорила девица.

— Садись, холодно, — поторопил ее Большой.

— Холодно, черт, — согласилась та, присаживаясь рядом с ним на переднее сиденье.

Но тут еще какой-то тип постучал в стекло со стороны Большого.

— Тебе чего? — раздраженно рявкнул Большой, опуская стекло и глядя на парня в светлой куртке.

И это было последнее, что в своей жизни он видел. Оказалось, что не только он был мастером втыкать заточки в жизненно важные места человеческого организма. Его сегодняшний визави оказался не хуже. Заточка вонзилась в шею Большого ровно на три сантиметра ниже затылка…

Маленький решил справить с друзьями-нигерийцами католическое Рождество в их общаге возле университета Патриса Лумумбы. Не очень-то роскошно, зато — экзотика, да и свежую дурь хотелось будущим коллегам продемонстрировать.

Негры танцевали под звуки какой-то зажигательной мелодии. Маленький сам готовил на всех отвар из чистейшего героина. Его подружка Ритка, чуть приплясывая, рядом с каждой тарелкой на уже сервированном столе раскладывала по одноразовому шприцу и по жгуту. Это они сами, вместе с Маленьким, придумали. Этакий прикол джентльменский.

Кто-то постучал в дверь комнаты. Чертыхнувшись про себя, Маленький вышел в узкий коридорчик и открыл входную дверь. Некто в черном капюшоне, скрывавшем лицо, сделал быстрый шаг к нему. Заточка вошла легко, пронзив сердце насквозь. Все было кончено мгновенно. И тихо. Рита еще не закончила изысканную сервировку, а чернокожие друзья были слишком увлечены своими танцами. Только Маленького уже ничто в этой жизни не волновало…

Бек и Лева только что выбрались из парной. Тяжело отдуваясь, они присели на мраморную скамью. Между раскаленным паром и прохладной водой бассейна надо было сделать хотя бы маленькую паузу.

— Ну что, мартышек, что ли, свистнуть? — лениво предложил Лева.

— Давай, на дорожку, — согласился Бек. — А потом — за стол.

«Мартышки», две голые девицы, уже и сами промчались мимо и со смехом попрыгали в бассейн, подняв неимоверные брызги.

— Эй, ты кто? — Бек с изумлением разглядывал незваного гостя, появившегося в их заповедничке.

— Доктор, — бросил, не оборачиваясь, незнакомый мужик в белом халате и марлевой повязке на лице. Откуда он взялся?

— Я не понял… — начал возмущенно подниматься со своего места огромный Бек.

«Доктор» быстро прошел к бассейну. Он сделал девицам столь красноречивый жест, что те мгновенно скрылись под водой. В руках его будто из воздуха материализовалась граната. Аккуратно вынув чеку, «доктор» катнул гранату по кафельному полу. А сам выскочил обратно за дверь, из-за которой мгновением раньше и появился.

Взрыв не заставил себя ждать. Девиц, к счастью, не задело. Они выскочили из бассейна и с визгом промчались в предбанник. Там в гордом одиночестве стоял богато сервированный стол. А Бек опоздал, безнадежно опоздал на эту трапезу.

Все когда-нибудь кончается. Даже «Щелкунчик». При последних аккордах Саша включил мобильник, который тотчас же залился соловьиной трелью.

— Браво! — взорвался зал. Оля и Елизавета Павловна вскочили, аплодируя. — Браво!

Саша выслушал звонившего и твердо сказал в трубку в унисон с залом:

— Браво! — и, уже в зал, перекрывая хилые женские голоса, крикнул с чувством, разделяя слово на слоги. — Бра-во!!!

XXXVII

«Я тебе тридцатый раз говорю! Наркота не сигареты! Все сыплются на сбыте, на мелкой рознице! На хрена мне это надо?! Я два года отлаживал оптовую линию!..» — Голос Саши Белого был хорошо узнаваем.

Володя Каверин в который раз демонстрировал свои оперативные способности. На сей раз — перед капитаном Коноваленко. Уж Лубянка-то должна оценить каверинские таланты! В этом он не сомневался.

Они сидели в каком-то гараже в служебном «вольво» Коноваленко.

— Это еще цветочки, — гордо добавил Каверин. — У меня еще столько материалов на этого фрукта!

— Вопрос: откуда? — с едва заметной ухмылкой поинтересовался Коноваленко.

— Нас давно свела судьба, — многозначительно отозвался Каверин. И добавил с понятной грустью: — Дошло до того, что меня из управления уволили…

— То есть вы решили помочь органам по личным мотивам? — не без язвы в голосе поинтересовался лубянский капитан.

— Из чувства гражданской ответственности, — вроде бы как на полном серьезе ответил Каверин, доставая свое «Мальборо». Все ту же, никак не кончающуюся пачку. — Курите.

— Спасибо, — громче, чем требовалось, ответил Коиоваленко…

Крестились все вместе, в один день, в церкви Воскресения, что в Сокольниках.

Держа на руках сына, Саша со счастливой улыбкой вышел из церкви. Рядом с ним, держа его под руку, спускалась по ступеням паперти Оля.

— Ты у нас полноценный теперь человек, — глядя в глаза сына, сказал Саша.

Впрочем, слова эти он говорил пока больше для себя и для Оли, которая так хотела, чтобы все это произошло. Сыну он потом, позже объяснит.

— С крещением, Ванечка! — Сашина мама и Катя протиснулись, наконец, к ним поближе.

Увидев Макса, настраивающего фотоаппарат, Саша крикнул ему:

— Макс, теперь всех нас сними!

— Ну, что? — Пчела с некоторой иронией поглядывал на окрещенного Космоса.

— Ну, что, поздравляю… — Космос, хотя и улыбался, но все произошедшее с ними только что воспринимал вполне серьезно. А еще сын профессора астрофизики!

— Поздравляю, — обнимая Коса, повторил вслед за ним и Пчела.

Они еще потоптались друг против друга. Пчела, наконец, решился:

— Слушай, ты меня прости, что я у тебя Таньку тогда увел?..

— Это ты меня прости, — ответил Космос, — что я тебе тогда нос сломал. — Кажется, они были квиты и зла друг на друга больше и вправду не держали.

— Макс, давай! — кричали уже все, выстроившись полукругом на фоне храма.

— Покучнее встаньте! — руководил ими Макс.

— Ванечку, Ванечку разверните! — причитала Олина бабушка.

— Есть! — доложил, щелкнув кнопкой, Макс.

— С наступающим всех! — радостно крикнула Оля. — Помните, в пятницу — у нас!

Космос, развернувшись лицом к церковным дверям, истово, широко осенил себя крестным знамением. Слева направо, соответственно.

— Справа налево надо, чукча, — охладил его религиозный пыл Фил.

— Это тебе кто сказал? — недоверчиво расширил глаза Космос, но совету все ж внял, еще раз перекрестившись. На сей раз — правильно. Но не менее истово.

— Ну, как ощущение, Кос? — дождавшись, когда тот обернется, поинтересовался Саша.

— Сань, благодать! Ну, как заново родился! — И было видно, что Космос сейчас не паясничает ни на йоту.

— Поздравляю, братишка, — обнял Белого Фил.

— Спасибо, крестный. — Саша и вправду был растроган.

Теперь все они — полноценные люди.

— Ну что, теперь папа вроде я? — нашел время и место подначить Фил.

— Нет, ты — крестный, — на полном серьезе ответил Саша. — А я все равно остался папой.

Отстав от остальных, Саша вынул свой простой новенький крест, поцеловал его и троекратно перекрестился.

Бог ты мой! По ступенькам в храм поднимался не кто иной, как господин-товарищ Введенский с симпатичной женой в дорогой шубе и сыном лет девяти.

— С наступающим! — бросил на него испытующий взгляд Саша.

— Вас также, — ответил тот, пряча усмешку. Пчела издалека, но внимательно наблюдал за этой сценой на церковных ступенях.

— Сань, кто это? — недоверчиво спросил он.

— Просто человек. Такой же простой, как и мы, — уточнил Саша. — Из Министерства добрых дел.

— Что-то я не слышал о таком министерстве, — что-то, видимо, начал понимать Пчела и достал сигарету.

— Значит, ты счастливый, Пчелкин! Не кури — храм!

Генерал Хохлов мог быть доволен. Дела шли отлично: социальные бури пережили, бизнес продолжал развиваться, все было под контролем. Как и завещал Феликс Эдмундович. Сегодня Андрей Анатольевич созвал совещание, чтобы подвести итоги уходящего года и наметить планы на год следующий.

Докладывал Игорь Леонидович Введенский:

— Кстати, объект уволен из рядов МВД в девяносто первом году в связи с превышением служебных полномочий. Отличается высокими оперативными способностями, способен на решительные действия, питает личную ненависть к Белову. Находясь в тени, разработал и спровоцировал конфликт между Беловым и группой Бека, приведший к ликвидации Бека. Став у руля обезглавленной группы, объект немедленно предоставил нам компромат на Белова. Единственное, чего он не учел, что последний находится в нашей орбите… — ухмыльнулся Игорь Леонидович. — Ну, в конце концов, он не Джеймс Бонд.

Сделав паузу, Введенский обвел взглядом коллег:

— Вообще-то объект — порядочная сука, но я считаю целесообразным принять его в разработку для создания противовеса активно развивающейся бригаде Белова.

Возражений не последовало.

Володя Каверин был сегодня почти счастлив. По крайней мере, до этого гребаного счастья оставалось еще всего-то несколько шагов. Светка — дура, еще ничего, ничегошеньки не понимает! Как они скоро заживут!

Примеряя маску Деда Мороза, Каверин глядел на себя в зеркало:

— Гений! — не мог он удержаться от комплимента самому себе.

Но этого было мало. Уж так его распирало!

Света в спальне натягивала на свое раздобревшее тело платье с глубоким декольте. Каверин, скинув маску, рванулся к ней:

— Светка! Твой муж — гений!

Светке возразить было нечего. Ровным счетом нечего!

ЭПИЛОГ

Новый год — семейный праздник. Они и были большой семьей — Бригадой. Праздновали у Белого.

— Кабану привет. Давай, пока. — Саша закончил разговор по телефону и отправился в детскую. Оставался у него в старом году еще один должок.

Ванька спал. Саша тихонько сел к столу, задержав взгляд на портрете Оли в свадебном платье. Оля загадочно улыбалась ему, прижимая к груди цветы. Сейчас, моя маленькая, я помню, что обещал… На большом листе он печатными буквами писал жене записку. Ту, что не закончил писать тогда, в роддоме.

А гости уже ввалились в квартиру. Шумные, веселые. Все друзья и коллеги — при барышнях или женах. Как же? Праздник ведь! Оля в длинном синем декольтированном платье встречала гостей одна — Сашка застрял где-то в недрах большой квартиры.

Стол ломился. Оля с бабушкой целый день пекли, резали, жарили. Саша с рынка возил еду аж три раза.

— Вить, потрогай, елка живая? — белокурая Пчелина подружка кокетливо повела плечиком.

— Реально, настоящая. — Пчела потрогал празднично убранное деревце.

Макс Карельский застрял в коридоре. Что за дела! Побросали ему на руки свои шубы и свалили к столу! Он огляделся — вешалки не наблюдалось. Недолго думая, Макс кинул свой груз прямо на пол. Обнаружив, наконец, шкаф, он загрузил туда все это мохнатое хозяйство. И только тогда присоединился к компании. В конце концов, у него тоже праздник!

Только он облюбовал себе местечко за столом, зазвонил мобильник. Черт!

— Да! — Макс поднес телефон к уху, но ответа дождался извне, от Фила.

— Макс, даю установку! — Фил похлопал парня по плечу. — Расслабься!

Елизавета Павловна принесла из кухни последний салат, с лососем.

— Ну что, праздник-то будем начинать? — Филу уже хотелось выпить. И поесть, соответственно.

— А где Саша-то? Случайно не приболел? — Пчела с интересом взглянул на Олю, немного повзрослевшую и необыкновенно красивую в этом длинном вечернем платье.

— Саш! — крикнула Оля, собираясь отправиться на поиски потерявшегося в трех соснах мужа.

— Олюшка, не волнуйся, сейчас позову, — остановила ее бабушка.

Саша был обнаружен в детской комнате возле кроватки спящего сына.

— Саша, ну что вы как лорд Байрон? — укоризненно покачала головой Елизавета Павловна. — Давайте к столу. Все вас ждут.

— Сейчас иду. — Саша положил записку в карман и осторожно, чтобы не разбудить, погладил Ваньку по голове. — Вот он, мужик! — восторженно прошептал он и запустил карусель из погремушек. Сладкая мелодия сопровождала кружение уточек, курочек и еще каких-то непонятных птичек, лебедей, что ли…

— А вот и я! — появился в гостиной Саша. Не один, а с куклой-марионеткой. Он умело вел мальчугана, чем-то похожего на Ваньку. — Иди, открой Кате, — попросил он Космоса, среагировав на звонок в прихожей.

— А где мама? — спросил Фил.

— Я ее в Анталию отправил. Пускай отдохнет немного.

Пробравшись с «Ванькой» на центральное хозяйское место рядом с Олей, он постучал ножом по бокалу. Дождавшись тишины, начал тронную речь.

— Уважаемые братья и сестры! Извините, что заставил вас так долго ждать. Я хотел бы поднять этот тост… — сквозь бокал с шампанским он осмотрел готовых к празднику гостей. — Сейчас Катя с Космосом подтянутся… — Саша предвкушал готовящийся сюрприз, — поднять тост за уходящий девяносто третий год. Он был нелегким, он был, надо сказать, очень трудным. Но, тем не менее, несмотря ни на что, мы все-таки живы! А это главное в нашем деле. Поехали! — он поднес бокал к губам, но успел предупредить, смеясь: — Пидорасы пьют сидя.

В комнату шумно ввалилась сладкая парочка. Катерина, наряженная Дедом Морозом, и Снегурочка-Космос со смешными длинными косицами.

— Тетка, я люблю тебя! — радостно заорал Саша, перекрывая общий возбужденный гам. — Катюха, я тебя обожаю!

— У крылечка на площадке… — завела детский стишок Катерина, поигрывая длинной седой бородой.

— Ковырял я снег лопаткой… — подхватил фальцетом Космос, сверяясь с записью, накарябанной ручкой прямо на ладони.

— Я не помню, что там дальше, про снег-то? — запнулся Дед Мороз.

— Только снега было, типа там, мало… — уже подпивший Кос отыскал на шпаргалке нужную строчку.

— Я Снегурочку слепила… — дальше Катя помнила.

— В коридор поставила… — изо всех сил старался говорить по-женски Космос.

— А она растаяла!!! — грянули они хором под дружный хохот.

— Я люблю вас! — кричал Саша комичной парочке.

Телевизор выдал картинку с торжествующим президентом Ельциным.

— Двенадцать! — истошно завопила подружка Пчелы.

— Двенадцать! — панически подхватили остальные.

— О, бьет! Ну, открывайте! Космос, не спи! Осторожно! Ну, скорей, скорее! Не успеем! — волновался народ.

Захлопали пробки шампанского. Пенящийся божественный напиток лили в подставляемые бокалы щедро. Скатерти тоже досталось.

Телевизор выдал перезвон, предваряющий бой курантов.

— Дорогая братва! — Саша заговорил голосом Ельцина. — Поздравляю вас с наступающим годом Собаки. Желаю, чтоб никто из нас не стал сукой, понимаешь.

Елизавета Павловна поджала губки и укоризненно посмотрела на внучку. Оля сделала ей «страшные» глаза.

— Чтобы у нас все было без базара, — продолжал Саша, ловко имитируя характерные интонации президента, — а в лопатах полно зелени!

Дружное «ура!» совпало с боем курантов.

Под куранты Саша и отдал Оле мятый листок, который выудил из кармана. На нем крупными печатными буквами было написано: «ОЛЕНЬКА МОЯ, В ОТЛИЧИЕ ОТ МЕНЯ НАШ СЫН БУДЕТ ЧЕЛОВЕКОМ. Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ».

— А как я-то тебя… Ты даже не представляешь. Все у нас будет, как ты говоришь, по уму, — прошептала Ольга.

Новый год они встретили поцелуем. Нежным-нежным. Длинным-длинным. Почти как когда-то на свадьбе. Только теперь — исключительно по собственной инициативе.

— Оленька моя, — прошептал Саша. И посмотрел на своих. — Ну, с Новым годом, с новым счастьем!

Год кончился. Они повзрослели, словно Фархад унес с собою их юность.

Год начинался — 1994. Каким-то он будет? Этого не знал никто.