ГЛАВА 11

Она превратилась в двух разных людей – ее неприятно поразило это открытие, сделанное в те три недели, что оставались до свадьбы, – в двух абсолютно разных людей.

Когда она оставалась одна – но как же редко это происходило последнее время! – или во сне, когда она спала, она становилась Стефани Грей, дочкой викария. Она была девочкой, молодой женщиной, которая следила за домом отца. Она была любимицей жителей деревни и членов семьи самого богатого местного землевладельца. Она ходила ко всем в гости и была другом всем, молодым и старым, бедным и богатым. Она приносила пироги и подарки в виде небольших вышивок больным и беспомощным. Она отказалась от предложения выйти замуж за Тома Ривза, единственного сына помещика, хотя они были товарищами по играм в детстве и друзьями в юности. Она отказалась, потому что знала, что он делает это предложение из жалости, потому что отец ее умер, и она осталась без денег, вынужденная искать работу где-то далеко от родных мест. Дружба казалась ей недостаточно хорошей основой для брака.

Когда она была одна или когда спала, жизнь в деревне казалась ей самой лучшей. Цветы в саду всегда цвели. Жители деревни всегда улыбались. Том всегда казался чуть больше, чем просто другом. А его сестры казались ее собственными сестрами. Когда она оставалась одна, она была довольна тем, кем была. Она была такой, какой воспитали ее родители. Она была женщиной, которой хотела быть. Она была собой.

Но когда она не была одна – большую часть времени за эти недели, – она превращалась в невесту герцога Бриджуотера. Она одевалась, как того требовала роль, – богато и элегантно. И она жила, как того требовала роль – тщательно выбирая каждое слово, каждый шаг, каждую реакцию. В этой Стефани не было ничего необдуманного. Она редко допускала ошибки. После мягкого укора, последовавшего со стороны герцогини – «Все иногда ощущают потребность в одиночестве, Стефани. Но герцогиня всегда живет на публике. Она учится жить без одиночества», – больше упреков не было, лишь изредка ей приходилось выслушивать порицание. Как тогда, когда она извинилась и слишком тепло улыбнулась помощнице модистки, которая терпеливо достала более дюжины шляпок из коробок, чтобы обнаружить, что Стефани ничего не подходит. «Герцогиня не извиняется перед слугами за работу, которую они выполняют, Стефани».

Со своим женихом она держалась так, как должна держаться будущая жена. Больше никогда ему не придется сравнивать ее с проституткой – хоть он остановился до того, как произнести это слово на балу у маркизы Гайден, она знала, что именно это он имел в виду. Когда они оставались одни, она любезно беседовала с ним на любую подходящую тему. Если они не были одни, она отдавала все свое внимание другим. Никто не обвинит ее в том, что она вешается на мужа.

Он не целовал ее все эти недели, кроме поцелуев в руку при встрече и прощании. Если бы он снова попросил о поцелуе, она бы вежливо подставила губы, держа свои руки, тело и эмоции при себе. Когда они поженятся, она предложит ему свое тело. Но только так, как это делает жена благородного происхождения. Она предложит себя для его удовлетворения – никогда для своего, – хотя она подозревала, что все равно его получит. Что более важно, она предложит себя, чтобы выносить благородный плод. Она даст ему наследника. Ее светлость уже сообщила, что это – ее первейшая обязанность.

Она подарит ему сына. С Божьей помощью. Жизнь в обмен на жизнь. Она даст ему сына и, может, тогда почувствует себя настолько свободной, что сможет забрать собственную жизнь. Может, она ощутит, что заплатила ему долг сполна.

Может быть… О, может быть, однажды она снова сможет стать собой. Или ее истинная сущность навсегда будет утрачена в этом браке? Даже если жизнь женщины не принадлежит ее мужу, она все равно становится его собственностью после брака. Все, чем она владела, становится его.

Нет, в ее случае это не было правдой. Он настоял, чтобы по брачному контракту, который составил с мистером Уоткинсом и кузеном Горацием еще в Синдон-Парке, все ее состояние оставалось у нее. Он был добр с ней даже в этом – не правдоподобно добр.

Она не раз имела возможность убедиться в его доброте. Если бы она не была обязана ему жизнью, она бы возненавидела его за эти три недели. Она даже могла бы взбунтоваться, против собственной воли. Но, спасая ее, он проявил только доброту. И после того, как спас, он продолжал оставаться добрым. И он отдал свою свободу ради того, чтобы доставить ее до дома, где бы она была в безопасности.

Когда она не была одна, она была такой, какой ее делала будущая свекровь. Она была такой, какой сама решила стать, поскольку ее тяготило чувство долга. Но она чувствовала себя чужой самой себе.

Она получала перерыв только случайно и на очень короткое время.

Однажды они отправились в картинную галерею Королевской академии, вместе с лордом и леди Джордж Мунро и графом и графиней Гринуольд – ее будущими родственниками. Она шла под руку с герцогом. Они продвигались в толпе от одной картины к другой, обсуждая их достоинства и недостатки. Стефани опиралась в суждениях на свои эмоции. Если картина затрагивала душу, она ей нравилась. Она не пыталась анализировать собственные чувства.

Но его светлость улыбнулся, когда она сказала ему об этом.

– Вы теряете огромное поле для умственных упражнений, – сказал он. – Вы анализируете книги, но не картины, мисс Грей? Вы удивляете меня.

И затем он начал обсуждать один из понравившихся ей пейзажей так подробно, что она была полностью покорена, и ей даже показалось, что до этого она просто не видела картины.

– Ох, – сказала она, – а мне показалось, что она просто красивая. Какая же я глупая.

– Должен признаться, – сказал он, – что я реагирую на музыку так же, как вы – на картины. Иногда нужно позволить мозгу отдохнуть, чтобы просто насладиться вещью.

Она улыбнулась ему.

И вдруг позади него она увидела две пары, стоявшие перед холстами и полностью погруженные в созерцание. Ее глаза остановились на них и расширились. Этого не могло быть – но было. Она забыла обо всем. Она вырвала руку у герцога, сделала несколько шагов через галерею и остановилась.

– Мириам? – неуверенно произнесла она. – Том?

Она не видела их шесть лет. На минуту ей показалось что она ошиблась. Но когда все четверо с интересом повернули головы в ее сторону, она поняла, что все верно. Том Ривз стоял перед ней – и Мириам, его сестра, самая близкая Стефани по возрасту – они выглядели почти так же, как когда она видела их последний раз.

– Стефани? – спросила Мириам, и ее глаза стали огромными, как блюдца. – Стефани?

И сразу они оказались друг у друга в объятиях, смеясь и говоря одновременно.

– Стеф? – кричал Том так громко, что его было слышно далеко вокруг. – Вот чудеса!

Он схватил ее в медвежьи объятия, оторвал от земли и закружил. Она беспомощно смеялась.

– Что ты тут делаешь, ради всего святого?

– Ты выглядишь на сто фунтов – нет, на тысячу фунтов!

– Просто не могу поверить!

Все трое говорили, вернее кричали, одновременно. Все трое смеялись.

– Просто не могу поверить, – повторила Стефани. – Встретить моих самых близких друзей снова, да еще где – в Лондоне! Как замечательно!

– Стеф, ты выглядишь, как герцогиня, – сказал Том, окидывая ее взглядом с ног до головы.

– Что, ради всего святого, ты делаешь здесь? – снова спросила Мириам. – Ты же должна быть на севере Англии? Какое счастливое совпадение, столкнуться с тобой здесь, Стефи.

– Мы выбрались на месяц, чтобы осмотреть достопримечательности, – сказал Том. – С нашими семьями, Стеф. Это моя жена, Сара. – Он улыбнулся молодой женщине, стоящей за его спиной. – А это муж Мириам, Перри Шилдз. Это Стефани Грей, любовь моя. Она росла неподалеку, в приходе. Лучший игрок в крикет среди девочек, в чем я, к несчастью, убедился сам. У нее на удивление сильный удар.

Все весело рассмеялись. Потом обе пары с интересом посмотрели куда-то за плечо Стефани. С болезненным чувством она вернулась к реальности. О, Боже, подумала она. Она бросила его посреди галереи, вопила и хохотала, как какая-нибудь вульгарная особа – или простушка только что из деревни – с абсолютно незнакомыми ему людьми. Она обнимала Мириам с неприличным оживлением, она позволила Тому приподнять и покружить ее.

Когда она обернулась, герцог Бриджуотер смотрел на нее, подняв брови.

– Ох! – Она почувствовала, что краснеет. И та часть ее, которая не позволяла себе совершать необдуманные поступки, оказалась перед дилеммой. Если кто-то, находясь со спутником, встречает других людей, учила ее герцогиня всего несколько дней назад, он должен любой ценой избежать необходимости представлять их друг другу, пока не получено разрешение того из них, кто находится выше по положению в обществе. Таким образом, ему дают возможность избежать нежелательного знакомства.

Но сейчас у нее не было выбора. Он последовал за ней через всю галерею, в то время, как его сестра и друг этого не сделали. Следовательно, это означало, что он хочет быть представленным. Или это значит, что он пришел, пытаясь остановить представление, которое она устроила?

– Ваша светлость, – сказала она, – могу ли я вам представить мистера и миссис Шилдз и мистера и миссис Ривз? Мириам и Том – мои близкие друзья еще со времен раннего детства.

Он слегка наклонил голову, приветствуя представленных.

– Могу ли я представить его светлость герцога Бриджуотер? – сказала она, глядя на друзей. На их лицах отразилась высшая степень удивления.

– Рад познакомиться с вами, – сказал герцог. – Долго ли вы пробудете в городе?

– Еще десять дней, ваша светлость, – ответил Том. – Мы приехали осмотреть достопримечательности. Леди также хотели сделать кое-какие покупки.

– И джентльмены тоже, – добавила Мириам, – хоть они и не признаются.

– Может быть, – сказал герцог, – вы можете продлить свой визит на несколько дней? Мисс Грей и я венчаемся через две недели. В списке гостей по большей части только мои родственники и друзья.

Глаза Мириам стали еще шире, если только это возможно.

– Ох, Стефи, – сказала она, – это правда? Я так за тебя рада. Можно остаться, Перри? – Она умоляюще посмотрела на мужа.

– Ты бы хотела, любовь моя? – в это же время спрашивал Том у жены. – Останемся?

Через несколько минут все было оговорено, после чего его светлость взял Стефани под руку и повел к друзьям, которые стояли спиной к их группе, изучая портреты. Мириам с мужем и Том с женой придут на свадьбу. Герцог узнал, где их найти – они остановились в гостинице, не знакомой элите бомонда, – и пообещал, что официальные приглашения будут присланы сегодня же.

Как ни глупо это было, но и у Гантера, куда они зашли после посещения галереи, чтобы съесть десерт со льдом, и по пути домой Стефани болтала о чем угодно, только не о встрече с друзьями, хотя было достаточно времени для разговора, даже личного, поскольку они не все время шли вшестером.

Она чувствовала, что вот-вот заплачет. Как будто все мечты ее молодости воскресли, когда она увидела Мириам и Тома. Она испытывала глубокую ностальгию по тем дням, тоску по родителям, дому, по простоте и счастью первых двадцати лет ее жизни.

Но она также чувствовала смятение. Она вовлекла герцога в знакомство, не получив предварительно его согласия. Назвав Мириам и Тома своими близкими друзьями, она заставила его почувствовать себя обязанным пригласить их на свадьбу. Конечно же, он не хотел их там видеть. Несмотря на благородное происхождение, они не относились к высшему свету.

Она чувствовала себя несчастной и упрекала себя в снобизме, который вызвал ее смятение. Она стыдится друзей? Конечно же, нет. Они были особенно дороги ей за то, что наполняли ее детство и юность счастьем. Она просто отдавала себе отчет в том, что на ее свадьбе с ними будут обращаться снисходительно, а может даже неуважительно. И все же у нее мелькнула неприятная мысль, что она стыдится их. Неужели она бы предпочла, чтобы они отказались, чтобы они воспользовались запланированным отъездом как предлогом, чтобы не приходить на свадьбу?

Она с особой ясностью поняла, как бесконечно далеки эти два мира – тот, к которому она скоро будет принадлежать, и тот, к которому тянется ее сердце.

Герцог Бриджуотер сам заговорил об этой встрече в холле дома его матери, прежде чем попрощаться и уйти.

– Я пошлю приглашение вашим друзьям, как только окажусь дома, – сказал он. – Они показались мне приятными людьми.

– Да, – сказала она. – Благодарю вас, ваша светлость.

Он в молчании задержал ее руку на несколько мгновений, глядя при этом ей в глаза. Затем поднес руку к губам и ушел.

Наверное, ее несдержанность внушила ему отвращение, думала она, медленно поднимаясь по ступенькам. Она должна была вести себя спокойно, тихо побеседовать с Мириам и Томом, после чего снова присоединиться к своей группе. Тихо и прилично, в не смущающей никого манере. Вот чего ждал от нее его светлость. Но она увидела друзей и забыла обо всем, что выучила за последние две недели.

Больше она не забудет, мысленно поклялась она.

Но Стефани снова забыла, и произошло это чуть больше, чем неделю спустя.

Герцог Бриджуотер был рад услышать, что его лучший друг, маркиз Керью, вместе с женой и детьми был уже на пути из Йорка в Лондон. Приглашение на свадьбу, конечно, было отослано, но герцог до конца не верил, что они приедут. Они редко бывали в городе, утверждая, что жизнь слишком коротка, чтобы проводить ее там, где они бывают только по обязанности, поскольку нет места на земле лучше, чем их родной дом.

Но они приедут на свадьбу. Как и граф Торнхил с семьей.

«Мы уже начали доказывать друг другу, что необходимо приехать в город и присоединиться к тебе и Фрэнсису с Корой на несколько недель Сезона, – писал маркиз. – И тут приходит известие о твоей помолвке и приглашение на свадьбу. Теперь нас ничто не удержало бы, конечно. Ожидай нашего приезда еще до свадьбы, чтобы мы успели взглянуть на невесту и дать свое одобрение. Саманта заявила, что уже давно пора. Оставляю комментарии по поводу последнего заявления за тобой. Она упросила меня дать ей разрешение поехать, несмотря на событие, которое мы вот-вот ожидаем и признаки которого ты мог бы видеть, когда гостил здесь».

Они приехали, все четверо, вместе со своими детьми, как и обещали, за неделю до свадьбы. Граф Торнхил открыл свой городской дом. Он и графиня пригласили герцога Бриджуотера с невестой пообедать с ними, Керью и лордом и леди Фрэнсис Неллер двумя днями позже. Это выглядело, как воссоединение старой компании, какой они собирались во время последнего визита герцога в Йоркшир. За исключением того, что обстоятельства изменились, и Стефани не было с ними в Йоркшире.

Вечер был полон волнений, впрочем, герцог Бриджуотер не был уверен, что кто-то, кроме него, испытывает волнение. Стефани выглядела прелестно в золотистом вечернем платье, в простоте покроя которого он начал узнавать ее характерную черту. Она держалась естественно и очаровательно, с легкостью войдя в компанию. Его друзья отнеслись к ней с теплотой. Разговор во время ужина был оживленным.

– Она красавица, Бридж, – сказал граф Торнхил, когда леди удалились в гостиную, а джентльмены остались, чтобы выпить по рюмочке портвейна. – И она определенно знает, как подчеркнуть красоту волос.

– Очаровательная леди, – добавил маркиз. – Надеюсь, мы ее не смутили, как, помнится, Кору, когда впервые встретились с ней.

Лорд Фрэнсис улыбнулся.

– Я все еще временами вижу панику в глазах Коры, когда она слышит очередной титул, – сказал он. – Ей очень нравится мисс Грей, Бридж. Твоя невеста составила компанию Коре и детям несколько раз по утрам в парке, пока я был отослан наслаждаться жизнью к Уайту. Дети зовут ее тетей Стефи, и мне было велено не ругать их за фамильярность. Кажется, тетя Стефи сама настояла на подобном обращении.

Остаток вечера прошел столь же оживленно, пока они беседовали, играли в карты и пили чай в гостиной.

Но герцог Бриджуотер весь вечер ощущал какую-то неловкость. По правде говоря, он чувствовал себя неловко весь день. Он задел и оскорбил ее в тот вечер на балу у сестры, и он знал, что она не забыла об этом, хоть он попросил прощения – очень искренне – и она это прощение дала. Но с того вечера между ними возник барьер, который оказался непреодолимым.

Не то чтобы она замкнулась в молчании. Напротив. Она не давала разговору затихнуть ни на минуту. Он не мог укорить ее ни в одном промахе, когда она общалась с ним или в обществе.

Но в их отношениях не осталось и намека на что-то личное. Теплота и улыбки, которые он помнил со времени их совместного пути – как давно это было! – ушли. Неуверенное смущение тех первых дней в Лондоне, отблеск чувства, почти страсти – исчезли.

Он постарался сделать беседы более личными, когда они оставались вдвоем. Он попытался заговорить с ней о детстве. Но потерпел полное поражение. Она всегда меняла тему разговора. Он надеялся, когда они встретили ее друзей в Королевской академии – он был покорен живостью ее манер, – что, возможно, удача улыбнулась ему. Он надеялся, что она заговорит о них, предложит нанести им визит в гостиницу. Но ничего этого не произошло.

Она закрыла от него свой мир. Он был наказан, думал он, за то, что критиковал ее поведение на балу у сестры. Как страстно он желал, чтобы она снова повела себя так, как в тот раз! И теперь, когда было уже слишком поздно поворачивать назад и что-либо исправлять, он пытался понять, что его тогда так напугало и заставило устыдиться. Она была, как верно сказала тогда, его невестой. Можно было только надеяться, что как муж и жена они будут желанны друг для друга, поскольку остаток жизни они могли получать подобное удовольствие только друг от друга, либо же совсем отказаться от него. Они обнаружили, что желанны друг другу за три недели до свадьбы – и он обвинил ее в распущенности, а себя – в непростительной утрате контроля.

Но было слишком поздно поворачивать назад. И не было возможности повторить то объятие и сделать все по-другому. Она не давала ему ни единого шанса. Она вела себя так безупречно, что иногда ему казалось, что она окружила себя клеткой изо льда.

Снова встретившись с друзьями, он ощутил всю безнадежность собственного брака. Все три пары выдержали выпавшие на их долю испытания и пришли к покою и даже счастью. Кажется невозможным, слишком хорошим, чтобы быть правдой, что подобное может случиться и с ним. И все же вид его друзей заставил его понять, как отчаянно он желает, чтобы воплотилась в жизнь мечта его юности.

Ему хотелось любить ее. И чтобы она любила его. Стать ее самым близким другом. И чтобы она стала его лучшим другом. Прожить в покое и близости остаток своих дней.

Он вспоминал то непонятное ощущение, будто она – потерянная половинка его души, возникшее, когда он обнимал ее. Он, конечно же, ошибался. Они были двумя чужаками, которым придется провести вместе всю жизнь. Они происходили из двух миров, которые лишь изредка соприкасались, но никогда не пересекутся.

Но, возможно, ему удастся облегчить хотя бы ее положение, думал он. Ей, похоже, нравятся его друзья, и те отвечают ей взаимностью. У нее возникла дружба с леди Фрэнсис. Она, должно быть, полюбила детей, раз позволяет им называть себя тетей. И она родилась в деревне. Она должна тосковать по привычной обстановке, проведя три недели в Лондоне, переходя из одной гостиной в другую, из одного бального зала в другой.

– Вы присоединитесь ко мне и мисс Грей на пикнике завтра после обеда в Ричмонд-парке? – спросил он перед тем, как покинуть дом Торнхила. – Вместе с детьми, конечно. Я велю повару приготовить что-нибудь особенно вкусное.

– Будем играть в крикет, – сказал лорд Фрэнсис. – Я захвачу биты, мячи и воротца. Прекрасная идея, Бридж.

– Там много деревьев, чтобы лазать, – добавила леди Фрэнсис и сделала вид, что хмурится. – Особенно для младших, которые смогут забраться на дерево, но вот слезть у них не получится.

– Мы позволим тебе, Кора, спасти их всех, – сухо сказал лорд Торнхил.

Все знали, что леди Фрэнсис боится высоты, но ни это, ни ее страх перед водой никогда не останавливали ее перед тем, чтобы спасти любого, кто, по ее мнению, находился в беде.

– Снова оказаться на природе после того, как мы перебрались в город, – восхитилась леди Керью. – Блестяще. Что за чудесная мысль, Алистер. Спасибо.

– Мы будем там, – сказала графиня Торнхил. – Надеюсь, вы понимаете, мисс Грей, что окажетесь в окружении не менее девяти детей. И все они, кроме Розамунды, маленькой дочери Саманты, не страдают от излишней застенчивости.

– Ни от недостатка воображения, – добавила маркиза со смехом.

– С нетерпением жду того момента, когда встречусь с ними завтра, – сказала Стефани. – Я люблю детей.

– Это я могу подтвердить, – сказала леди Фрэнсис. – Значит, пикник. С каким нетерпением мы будем его ждать. Верно, Фрэнсис? Хотя это отвлечет тебя от столь любимых тобой лондонских развлечений.

Лорд Фрэнсис усмехнулся и подмигнул герцогу Бриджуотеру, как только жена отвернулась.

Значит, все устроилось, думал герцог. Пикник с друзьями, с детьми, в окружении прекрасной природы Ричмонд-парка – это то, что надо. Возможно, ему удастся преодолеть этот барьер. Возможно, он сможет придать их отношениям более плодотворную основу.

Осталось так мало времени. Всего пять дней.

Его желудок сжался при этой мысли. Через пять дней они станут мужем и женой. Их свяжут неразрывные узы. Но они и так связаны. Помолвка – состояние такое же нерасторжимое, как и брак.

ГЛАВА 12

Ричмонд-парк. Он находился неподалеку от Лондона, но являл собой кусочек настоящей сельской местности. Среди огромных дубов иногда можно было заметить изящные силуэты оленей. Трава была густой и высокой. Стефани там сразу понравилось. С погодой тоже повезло – после целого месяца дождей солнце сияло с безоблачного небосвода.

Она чувствовала себя расслабленной и счастливой с самой середины дня. Маркиз и маркиза Керью со своими двумя детьми поехали вместе с ними в карете герцога Бриджуотера. Несмотря на громкие титулы, они еще накануне вечером произвели на Стефани впечатление людей милых и добрых. И маркиза сразу повела себя так, что Стефани почувствовала себя легко и свободно.

– Ох, – сказала она сразу после того, как Стефани поприветствовала их, – неужели мне весь день придется пробыть «светлостью»? Звучит несколько напыщенно для пикника. И Гартли ожидает та же участь? Я – Саманта, мисс Грей. А вы – Стефани? – Она улыбнулась. – Как вы еще услышите, Дженни зовет меня Сэм, но Гартли предпочитает более женский вариант сокращения моего имени.

Так же было решено с графом и графиней Торнхилами – Габриелем и Дженнифер – и с лордом Фрэнсисом Неллером, что все они будут называть друг друга по именам. Стефани была растрогана тем, что ее приняли в свой круг люди, которые были ближайшими друзьями ее будущего мужа. Но она также ощущала легкое затруднение. Его светлость однажды предложил ей обращаться к нему по имени, но она этого не делала. Он несколько раз назвал ее Стефани, но – ни разу за последние две недели. Неужели только они двое сохранят друг к другу формальное обращение?