- А вы чего расселись?
      Я ноги-то поджал, испугался.
      - Да вот, - говорю, - кино пришел смотреть...
      - Какое кино, порнографию? - и поперло на меня: - Да как вам не стыдно! Такой уже взрослый, солидный человек, а пришли гадость эту, порнографию, смотреть! Вчера уже все добрые-то студенты взбунтовались, от стыда и в институт сообщили. Так что идите отсюда, не будет вам никакой порнографии, развели тут бардачок!
      Подскочил я конечно и побежал... Мне же еще и досталось! А я-то не при чем.
      Потом опять про меня говорили, что Белокопытов-то один пришел порнографию смотреть и сидел, как пень. Все уже от стыда давно отказались смотреть, попросили запретить немедленно, а он - пришел, не терпится ему.
      Так что я больше в клуб "Молодой литератор" ни на какие мероприятия не хожу, ни на плохие, ни на хорошие. Мне это - не надо.
      А недавно проходил мимо, слышу, там стихи читают... И наши поэты собрались, и чужие в гости приехали, и только мат-перемат доносится, хорошо-о слышно! Причем женщины матом-то полощут - поэтессы! И все в натуральную величину. Соревнуются, кто кого перематерит в стихах, аж уши вянут... Вот что перестройка выделывает!
      Так что я в этот клуб "Молодой литератор" больше - ни ногой!
      ТАРАКАН
      В общежитии у нас, в основном, студенты бегали... Носились туда-сюда с рукописями, чтоб с друг другом поделиться поэтическим открытием или находкой. Нетерпячка же страшная! Один слишком талантливо рифму завернул, а другой еще талантливее образ нагромоздил. Так что, в основном, только студенты носились, как оглашенные...
      А помимо студентов и тараканы иногда пробегали... А иногда вдруг совсем распоясывались и рядами шли, как в психическую атаку... Хоть общежитие у нас и интеллигентное, и высокоинтеллектуальное было, по сравнению, допустим, с другими общежитиями, но они-то этого не знали, жили - и все. И зверушки еще иногда высовывались, крыски разные... Они тоже вывеску не читали, что это общежитие Литинститута, что им путь сюда заказан, жили себе и в ус не дули.
      Одна хорошая такая зверушка прямо на кухне жила, под газовой плитой. Почти домашняя сделалась, только что на колени не просилась. Пойдет какой-нибудь студент на кухню мясца сварить, а она высунется, показывает, чтоб он ей тоже дал, поделился, а то она еще не завтракала. Ну, некоторые делились по-братски, а некоторые - нет. Жадные были.
      Конечно, не всем такое соседство нравилось: тараканы и зверушки. Особенно - возвышенным девушкам, поэтессам. Вдруг слышно, одна завизжала!
      - Что такое? - подбежит на подмогу какой-нибудь прозаик, крестьянский сын.
      - Ой, да крыска проклятая опять высунулась!
      - Ну и что?
      - Как что?! А если она меня укусит?
      - Дура. Это же наша крыса, родная, литинститутовская. Может, она тоже стихи пишет? А потом еще и книжку издаст... Тебе нос утрет, - только тогда она успокоится и побежит быстрей стихи писать, чтоб крыска ее не обогнала.
      Или - другая завизжала.
      - Да что такое? - кинутся ей на помощь.
      - Ой, да тараканище чуть на голову не прыгнул! Страшно! - ну успокоят ее кое-как, а тараканищу кулаком погрозят.
      Конечно, страшно, когда таракан на голову прыгнет. Он может и за пазуху запрыгнуть или еще куда-нибудь... под резинку и натворит там дел, всю малину испортит.
      Так что некоторые девушки, особенно - возвышенные, побаивались тараканов. А ребята не очень побаивались тараканов, а уж про зверушек и говорить нечего. Ну, у нас такие ребята учились, что их ничем не испугаешь, даже летающими коровами.
      А некоторые с тараканами и дружбу водили. Вячеслав Ананьев, например, так вообще к ним с уважением относился, считал, что они наши меньшие братья. Он, когда по коридору шел матросской походкой, никогда на них не наступал, не давил, чтоб они жили и род свой продолжали. А он хоть и был членом всероссийского общества слепых, а все равно все очень хорошо и зорко видел, что под ногами творится. А ростом он был как дядя Степа и все со своей верхотуры мог увидеть и разглядеть. Допустим, лежит где-нибудь копеечка, кто-то полоротый обронил, а он идет и уже за деcять метров ее видит, хоть сам и слепой.
      - Моя копеечка! - кричит. - Я нашел! Никому ее не отдам, - и к ней устремляется...
      Он и в общественном транспорте бесплатно ездил. Сядет на переднее виденье и едет спокойно, спит... И никто его не имел права поднять. У него от общества слепых специальные корочки были - удостоверение. Он и в такси несколько раз совался, чтоб бесплатно, по корочкам, проехать. Да таксисты не согласны были. Ну, не драться же с ним? У них же - монтировки. Но он все равно шумел:
      - Нет такого закона, чтоб слепые в такси бесплатно не ездили!
      А некоторые студенты у нас в общежитии не бегали. В другом месте предпочитали бегать. У себя дома. Потому что - москвичи были. Конечно, нечего им в общежитии бегать.
      И вот, училась у нас на курсе одна хорошая девушка, москвичка. И бегать, топтаться предпочитала дома, за пять лет ни разу в общежитии не появилась. Была она достаточно взрослая, пожалуй, даже и постарше некоторых, жизнь повидавших пареньков. А училась на прозе у самого Михаила Синельникова. Первой ученицей у него была. И всегда на первой парте сидела. Чтоб если он что умное скажет - не проворонить. И на творческих обсуждениях тоже первая предпочитала отчитываться. Все романы и повести ему бухала на стол... Кто дохлым рассказом не может отчитаться, не сподобился за полгода написать, а она опять с новым хорошим романом успела. Синельников только за голову хватался: опять счастье подвалило!
      И ведь по другим предметам она успевала! Тоже первой из первых была. Даже - и по марксистско-ленинским. Ни разу в дремучем лесу не заблудилась. Тут уж я искренне удивлялся. Все не мог понять: как так можно? Я-то по наивности считал, что уж если ты что хорошее пишешь, то уж по марксистско-ленинским делам-то, как минимум, должен не очень успевать. Оказывается - нет. Оказывается, можно и успевать, на одни пятерки учиться.
      И на лекциях она никогда как сонная муха не сидела. Все с вопросами обращалась. Даже сам марксистско-ленинский преподаватель от нее уставал. Только он лекцию читать начнет, разгонится... А она опять с каким-нибудь умным вопросом лезет:
      - Владимир Васильевич, а как вы считаете, коммунизм сегодня победит или завтра? - все хотела показать, что она его предмет без памяти любит и обожает.
      Даже он за голову хватался.
      - Хватит, - говорит, - Инесса, ахинею нести! Подходите вон после лекции, спрашивайте.
      Звали ее Инесса. И была она... из Испании. Часто об этом говорила и упоминала. Не знаю, какое отношение она имела к Испании, ну, может, жила там в позапрошлом веке? Неизвестно. Но - возможно. Все может быть. "Всякие чудеса и юдеса", как говорил знаменитый Иван Гребенкин. Все знали, что в ее жилах течет горячая испанская кровь, и ей завидовали. Конечно, если ты, допустим, из Сибири и кровь у тебя не такая горячая - так весь обзавидуешься. И главный марксист-ленинец Мальков об этом знал. Может, она шепнула ему, что ближайшие ее предки из Испании выехали, когда от фашистов спасались. Хотела лишний раз показать, что она тоже - из коммунистов-интернационалистов. Чтоб - не забыл. Вдруг да потом она в аспирантуру соберется поступать? И как раз - по научному коммунизму. Будет и хорошие романы писать, и еще коммунизм с точки зрения науки мерять и изучать.
      Так что была Инесса девушка необычная, даже, может быть, и странная. Ну, испанка, что поделаешь. Много мы испанок-то видели? Нет. То-то и оно. Странных видели, конечно... Много у нас девушек - и странных, и возвышенных было, а она еще и ото всех странных отличалась. В испанскую сторону.
      И одевалась, опять же, по-другому, никак другие, свои наряды носила и наряжалась по-своему. Не бегала, не скакала там в джинсиках каких-нибудь. Сдались они ей сто лет. Предпочитала носить юбки длинные и кофты цветные, а сверху - балахоны и береты. На ноги - высокие ботинки со шнуровкой. От бабушки, что ли, достались? Утром слышишь - цок-цок-цок в коридоре. Знакомые каблуки на занятия спешат. Ну все, значит, Инесса пришла, опять умными вопросами всех преподавателей в тупик поставит, скучать некогда будет. И то гирлянду бус на шею навертит, то бант громадный на голову прицепит, а на груди - брошь огромную, жука какого-нибудь, скарабея... И все время еще, зимой и летом, в больших темных очках ходила, типа пляжных. У меня брат, когда стилягой был, в таких ходил.
      Так что Инесса всем давала прикурить! И поэтессам, и поэтам, и прозаикам, и даже драматургам. Ну, ни дать, ни взять - испанка!
      И вот пришла она однажды с опухшим, зареванным напрочь лицом. Даже под темными очками заметно. Видно, что человек не один час рыдал. Села на первую парту, давай лекцию слушать, а сама все шмыгает и шмыгает носом... Слезы все текут и текут... А она их платочком аккуратно подбирает. Ну, наверное, горе какое-то у человека? Я, по крайней мере, так подумал: ишь, слезами вся изошла.
      Уж и сам Мальков ей говорит:
      - Шли бы вы, Инесса, домой, что ли... - видно, и ему уже на нее глядеть не очень приятно. А он слабых людей не любил, только стойких любил, особенно - ленинцев.
      А она - ему:
      - Нет, Владимир Васильевич, большое спасибо, я лучше у вас посижу, ну ее тоже можно понять, не хочет умные лекции пропустить, несмотря на горе.
      А на большой перемене я спросил у девушек, не выдержал:
      - Горе, что ли, у Инессы какое? Плачет и плачет... Обрыдалась вся.
      А мне ответили весело:
      - Да таракан у нее дома сдох, вьетнамский.
      - Так это все из-за таракана?! - я даже присел от изумления. - Я-то думал, по человеку убивалась.
      - Куда там! Из-за таракана все. Здоровый такой, с крыльями... Летал, летал по комнате, долбанулся в стену и сдох. Видно, разогнался хорошо, хотел к себе во Вьетнам улететь... Вот она и переживает.
      Так что пришлось мне очередной раз в жизни сильно удивиться: оказалось, что море слез-то по таракану пролито. Потом кто-то и в подробности посвятил... Действительно, жил у нее дома вьетнамский таракан... Подарили на день рождения. А она его без памяти любила, возилась с ним, как с кошкой или с собакой, по спине его гладила... Он - жирный был, красивый. И вот - несчастье, в стену долбанулся. Наверное, точно хотел во Вьетнам улететь, раз так разогнался. Вот она и проплакала все глаза и прорыдала.
      Так что - век живи, век учись, разные привязанности у людей бывают. Можно и к тараканам привязаться. Все правильно. Надо нашим-то подсказать в общежитии, пусть каждый возьмет себе по дружку на воспитание. А то они бездомные бегают, глядеть жалко.
      На следующий день Инесса появилась бодрая, деловитая, больше не плакала, платок не комкала. Наверное, вчера все слезы по таракану и выплакала. Немного странная была... Ну, как всегда. Не более того. Все ее узнавали. И она всех узнавала. И любимых преподавателей - тоже. Пошла-поехала дальше учиться... Да так, что все от зависти треснули. Особенно - по марксистско-ленинским предметам. Такой круглой отличницей стала, что круглее - некуда. Другой бы человек запил с горя из-за гибели любимого дружка. А она - нет. Не из таких. Не повлияла на ее учебу смерть таракана. Есть привязанности и посильнее.
      И институт в итоге с красным дипломом закончила. Азартная была на учебу. И на прозу - тоже. Помногу писала. Все романы с повестями, как квашню, затевала. А главной героиней у нее везде маленькая девочка выступает - смышленая и непосредственная в то же время. Ну, наверное, такая же непоседа и затейница, как и она сама в детстве была. Если чего взрослые не знают, так она им подсказывает. Еще - доброте учит, чтоб над детьми не издевались. И еще - о любви к братьям нашим меньшим. А то, бывает, они под ногами бегают, а их не замечают.
      А уж после института и печататься начала. Потому что - с красным дипломом закончила. А тому, кто с красным дипломом закончил, сразу зеленый свет в издательствах. То одну книжку издаст, а то сразу - и две. Смотря, на сколько квашни затеяла.
      А уж как издалась она - раз, да еще раз, да еще много-много раз, - так и хорошей детской писательницей стала. Почти как Агния Барто, только в прозе. А дети ее с удовольствием читают. А содержание у нее в книжках самое простое, незатейливое. О том, как одна умная маленькая девочка с крылатыми волшебными тараканами дружит. И дарит их, как дружков, другим детям. И дети день и ночь с тараканами игряют, и тогда им уже никакие дураки взрослые не нужны. Потому что тараканы - очень умные животные. И еще - волшебные. Особенно - вьетнамские. Они усами шевелят, все видят и все слышат. А как захотят, так посадят девочек себе на спину и полетят куда угодно, хоть на Луну, хоть на Марс, или в другое волшебное царство. А могут и во Вьетнам свозить. Во Вьетнаме - тоже хорошо. Там и джунгли с бананами, и виноград, и там все главные чудеса происходят.
      Куда там всяким Емцам и Роуллингам с их Танями и Манями до нашей Инессы! И близко не ночевали. А раз не ночевали, значит - и не снилось.
      РЫБОЛОВ-СПОРТСМЕН
      Настоящих рыболовов, искренних и страстных, на свете мало. Тем более беззаветных. Один из таких - Андрей из Тамбова. Я буду называть его: рыболов-спортсмен. Его, как настоящего рыбака, на реку гонит не жажда наживы, а спортивный азарт и интерес, для него важен сам процесс ловли, а улов интересует в последнюю очередь. С пойманной рыбкой он готов был тут же расстаться.
      Андрей - знаменитый рыболов-спортсмен. Если кто из студентов соберется на рыбалку поехать, то обязательно перед этим с ним советуется. Чтоб присоветовал, куда лучше ехать, чтоб без рыбы не остаться. Он никогда никому в рыбацких советах не отказывал, не жадный был.
      У него был специальный рыбацкий чемоданчик, типа "балетки", с которой раньше шофера ездили, фибровый, полный разных рыбацких принадлежностей и припасов. Так он его пуще глаза берег, очень ревниво относился, не дай Бог кто-нибудь украдет. Крючки он там хранил, крючочки, поплавки, разные рыбацкие хитрости. А чемоданчик раз по десять на дню перепроверял: на месте ли? Забежит на секунду от товарищей, - он там или в преферанс сидел, играл или просто пиво пил, он еще пиво сильно любил, - сунет руку под кровать: на месте ли чемоданчик? Нашарит его, погладит любовно и у-у-ф-ф! - сразу сердце у него успокоится, начинает ровно биться, и он идет дальше или в преферанс играть, или пиво пить.
      А то, бывало, и в три часа ночи проснется, нащупает его в темноте и улыбнется... А потом и встанет, свет зажжет и давай в нем копаться, шебуршать, смотреть, что у него - есть, чего - нет. Смотрит и радуется... Доволен очень, пока не скажет ему товарищ по комнате:
      - Андрюха - дать бы тебе в ухо! Сколько можно в чемодане копаться? Тебе что, дня мало? Ложись спать немедленно!
      И он спрячет чемоданчик, задвинет и спать давай, храпеть.
      Много у него и всякой специальной литературы было о рыбалке, и просто рассказов писателей-рыбаков, чтоб иногда на досуге почитать для удовольствия. Он на них, как и на пиво, денег никогда не жалел. А вдруг да он в них какую-нибудь хитрую премудрость рыбацкую вычитает, которой никто не знает, и пойдет, поймает рыбку.
      Придет на реку, ни у кого не клюет, а он, глядишь, поймал, потому что секрет умный в книжке вычитал. И поедет в общежитие довольный... А остальные пусть себе на берегу хоть до утра под дождем мокнут, а он в тепле и уюте ушицу сварит да товарищей угостит. "Поди плохо!" - как говаривал у нас комендант общежития, наш парень, бывший студент, - сам он рыбак не ахти какой, но поесть рыбку любил, всегда на уху прибегал.
      И Сабанеев, конечно, у него был - "Рыбы России". Трехтомник. И у меня - тоже был. Если честно, то только у нас двоих он и был в общежитии, а народу-то у нас проживало - полно. Потому что нас только двое настоящих рыбаков и было, а остальные - так... барахло. Они все в других областях витали: в поэтических, и прозаических, им не до рыбалки было. Только я, в отличие от Андрея, редко ездил на рыбалку, все никак не получалось, все недосуг был, так за пять лет ни разу и не вырвался. Жалко. А он часто вырывался, поддерживая в себе огонь настоящей рыбацкой страсти.
      И вот купил он однажды шикарный иллюстрированный альбом о рыбалке. "Рыбная ловля нахлыстом" называется. А он тяжелый - ужас! Пока донес до общежития, все руки оттянул. Пришел, а товарищи сразу интерес проявили:
      - Андрюха, это что такое?
      - Да так... книга о рыбалке.
      - Ух ты, какая тяжелая! И сколько же такая красавица стоит?
      Столько-то и столько, отвечает он, у него от своих товарищей секретов нет. А те только изумляются:
      - Нy, ты даешь! Да разве ж так можно, такие деньги вбухать, это же почти три бутылки водки! Сдурел, что ли? Баловство все это.
      - А вот и не баловство, - раскрывает он альбом и начинает объяснять народу, что это за ловля такая хитрая, нахлыстом... Те послушают, послушают и расходятся... Нy не рыбаки, что с них взять?
      А он к себе пойдет, полистать да помечтать... Сядет на стул и мечтает, как он леску с искусственной наживкой далеко-о забрасывает, почти на середину реки, где быстрина... Там и крупная клюет, и головль, и всякая другая штука... А он - раз! - ее, и на берег! А как устанет думать, так пойдет в карты поиграть или пиво попить.
      А в общежитии одна барышня жила, поэтесса, и была у нее очень рыбацкая фамилия. Она вся из себя восторженная ходила, возвышенная, только писала почему-то все больше про козявок разных, про гусениц, про плодожорок каких-то... Сильно все это его заинтересовало: и фамилия ее, и сами козявки, козявок-то как раз хорошо на крючок насадить... Решил он к ней приспроситься, вдруг да она родственная душа окажется?
      Подходит он к ней как-то раз и спрашивает:
      - Слушай, Вероника, а у тебя отец, случайно, не рыбак?
      - Это почему? - переспрашивает она, а в глазах - восторг и возвышенность.
      - Да фамилия у тебя хорошая, рыбацкая такая...
      А она в ответ:
      - Хи-хи-хи... - прыснет в кулак и деру...
      Он ее в другой раз остановит, все-таки интересно же узнать насчет рыбацкой фамилии, спросит:
      - Слушай, ну отец-то у тебя все-таки рыбак или нет?
      А она опять:
      - Хи-хи-хи - прыснет и метнется в сторону...
      Тогда он и понял, что ни она, ни ее отец, ни их фамилия никакого отношения к рыбацкому делу не имеют. На этом и успокоился. Зря только фамилию носят.
      А однажды подбил он поехать на рыбалку знаменитого фантаста Илью Гребенкина. А то он, оказывается, за всю жизнь еще ни разу на рыбалке не был. Ловит свою рыбу среди звезд, а на настоящей рыбалке не был. А они уже на тот период крепко с ним в дружках ходили.
      В России как раз перестройка началась, запахло жареным, деньги Москве упали ниже некуда, ни водки, ни жратвы не было, так они, чтобы разбогатеть, в Краснодар ездили за копченой поросятиной, а там она дешево стоила. Мешок привезут и на Тишинском рынке продают. А в Москве с копченой поросятиной совсем плохо дело было, вмиг они ее продавали. Хорошо оборачивались. Долго потом в общежитии копченой поросятиной пахло. А они хорошо ее охраняли, чтоб не своровали, никогда комнату без присмотра не оставляли: кто-нибудь обязательно на мешке сидел, охранял. А народ-то общежитский вокруг комнаты ходит, кучкуется, ноздри выворачивает, да хрен укусишь, они же охраняют, никак мешок не украсть. Потом они в деле купли-продажи поднаторели, набили руку, стали книги с лотка продавать. Народ-то тогда сильно оголодал и по книгам тоже.
      И вот однажды выдалось у них свободное время, подбил знаменитый рыболов-спортсмен знаменитого друга фантаста, уговорил на рыбалку выбраться, куда-нибудь подальше, чтоб люди не маячили, поймать рыбки и хорошо отдохнуть. Взяли они с собой разные припасы, две бутылки коньяку, мясо на шашлычок замариновали, вдруг да клев будет плохой, чтоб без мяса не остаться. Набили рюкзак и сумку под завязку, пошли на автобусную остановку... Стоят на остановке, ждут автобуса, вдруг Илья Гребенкин, - а он же фантаст, все наперед видит, - как закричит:
      - Андрей, а удочка твоя где?
      - Ах ты! - всплеснул руками Андрей. - Я ведь удочку забыл, точно! У дверей поставил и не взял впопыхах! - и помчался за удочкой,
      Такое у настоящего рыбака часто бывает: неделю заранее собирался, а в последний момент самое важное взять запамятовал. Так душа рвалась на природу, что все остальное уже несущественно, и рыбацкие снасти тоже, главное - выход.
      Прибежал он с удочкой. Теперь точно не забыл орудие лова, значит без рыбки не останутся, кoe-как влезли они в автобус, а потом сели на электричку и поехали в сторону Волоколамска... Андрей там, на картошке работал, помогал колхозу от Литинститута, и на реке там все рыбные места приметил. Есть там у него хорошие рыбные места, прикормленные.
      Дол-о-лго ехали, часа три примерно... Наконец - приехали. Рады радешеньки, что на природу вырвались из угарной Москвы, отдохнут теперь за все труды и лишения. И река здесь хорошая: не очень широкая, но - глубокая, вода - темно-зеленая, течет не спешно... И все сплошь омута и омута... Рыбы тут должно быть много, невпроворот, и окунь наверное, килограммовый есть.
      Разобрали они удочку - удилище ловкое и надежное, во многих рыбацких сраженьях побывавшее, один - червячка насаживает, другой - забрасывает... Долго ловили, часа два, а так ничего и не клюнуло, наверное, окунь вниз скатился... Вот невезение так невезение!
      Делать нечего, надо без рыбы обходиться, шашлыком одним и другими припасами. Закинули они леску подальше, авось, что-нибудь само поймается. Сами искупались - жара, дело-то летом было. Гребенкин голым в воду полез, а он все привык голым делать, даже и стихи в ЦДЛ читал. А Андрей в одежде искупался, в одежде - тоже хорошо, она потом высохнет. Стали шашлык жарить и коньяком баловаться понемногу... А голод на них страшный навалился! Пробил зверский аппетит - нa природе же находятся, ни где-нибудь! Не дождались, пока дожарится шашлык, так на него навалились, какой уж есть, выбирать не приходиться... В общем, почти сырого мяса наелись, ничего, зато - горячее и коньяком все запили... Ох, и хорошо пошло! А потом, то ли от жары, то ли от мяса сырьем, стало их выворачивать на изнанку... Часа два полоскало... Кое-как обратно в общежитие добрались, вырвались из объятий природы.
      Больше Гребенкин с ним на рыбалку не ездил. А Андрей продолжал ездить часто, потому что он - настоящий рыбак. На ночь уедет, а утром - уже дома, спит на боку, ночью-то глаз не сомкнул.
      Я, правда, сам ни разу у него пойманной рыбки не видел. Но это ничего не значит. Просто он не рвач какой-нибудь, чтоб всю рыбу из реки выловить, а для удовольствия рыбачит, ради спортивного интереса. Он не враг природе, а друг. Самый настоящий и знаменитый - рыболов-спортсмен. А то, что я у него рыбы не видел, еще ни о чем не говорит, может, он даже однажды мешок привез, а я в это время отсутствовал. Меня дома не было.
      К нему часто из Тамбова знакомые рыбаки приезжали... Приедут, спросят:
      - А как бы нам Андрея из Тамбова найти?
      - Это, который рыболов-спортсмен, что ли?
      - Он самый, - а его в Тамбове хорошо знают, он оттуда родом и всю речку там у себя вниз и вверх прошарил.
      - Ну, так его вы сейчас никак не найдете, он на рыбалке, опять на всю неделю наладился.
      Повздыхают рыбаки и обратно в Тамбов поедут. Зря только приезжали.
      Так он и учился, и учебу совмещал, и рыбалку. Молодец. У меня так никогда не получалось. Мне - либо одно, либо - другое. Тогда уж я выкладываюсь без остатка. Поэтому я больше - рыбак в душе. Никак надвое не разорваться. А он ухитрялся, всегда выкраивал время.
      А то, что он мне родной человек - родственная душа, я сразу понял, когда с ним познакомился. Потому что он тоже - больше рыбак в душе, мечтатель, хоть и часто на настоящую рыбалку ездит. Посидеть, помечтать на берегу... Глядишь, и стихи сами напишутся, и из головы ничего вымучивать не надо. А то, бывает, некоторые так и пишут, сидят, вымучивают из головы дребедень всякую, а кому это читать интересно? Конечно, никому.
      Андрей на семинаре поэзии учится. Стихи у него, должно быть, очень хорошие. Все больше, наверное, о природе, о рыбалке. Правда, я их не читал. Один раз как-то спросил:
      - А ну, Андрей, дай мне твои стихи прочитать.
      А он как-то сразу замялся... Ну, он в этом плане всегда скромный был, ему эпатаж не нужен.
      - Ой, - говорит, - ты знаешь, я их куда-то засунул и найти не могу. Запропастились куда-то...
      Так и не удалось мне его стихи почитать. Ну ничего, когда-нибудь в другой раз прочту. И на рыбалку с ним тоже съезжу. Когда-нибудь он меня обязательно пригласит. Он мне - друг и интеллигентный человек, и тоже во мне рыбака, видит. А каждый рыбак должен в жизни свою рыбy поймать, как счастье за хвост... И он, и я, и другие.
      Вот как только соберемся, поедем с ним на рыбалку, он и себе поймает, и мне поможет. Он насчет этого - безотказный, потому что - настоящий рыболов-спортсмен. Так и поймаем мы с ним по счастью за хвост. А те, которые не настоящие рыбаки, пусть так и мучаются, пыхтят, ловят рыбку в мутной воде, а в итоге черта за хвост поймают. А нам этого не надо, мы честные рыбаки.
      БУДЕНОВКА
      Был у нас преподавателъ по марксизму-ленинизму товарищ Мальков. Страшный человек! Историю КПСС преподавал и разные другие предметы марксистско-ленинского толка. Студентов - ненавидел, в каждом антисоветчика подозревал.
      Ох, и трудно у него было учиться, муторно. Приходилось на лекциях как пенек сидеть: не дай Бог, не так посмотришь, не то ляпнешь... Никакой вольницы не полагалось. Идеология была к затылку, как пистолет, приставлена.
      Сидишь, бывало, у него не лекции, слушаешь эту муру, и так вдруг тяжко и безысходно сделается, хоть на край света беги! Спасайся, кто может! Поднимешь руку, попросишься:
      - Разрешите, товарищ Мальков, до воздуха выйти, а то сердце опять прихватило?... - Конечно, в любой момент может прихватить, сердце-то не железное.
      Он и выпустит... А ему куда деваться? А вдруг и правда плохо человеку? Возьмет еще и прямо на диалектическом материализме дуба даст! Конечно, лучше выпустить... Только скажет неодобрительно:
      - И что ж вас таких больных учиться принимают? Что вы тогда хорошего написать можете, полезного для партии и социализма? Сидели бы дома на печи, лечились, нечего учиться...
      Так и пойдешь продышаться... Покуришь в туалете и обратно зайдешь на цыпочках, вроде как полегчало... А совсем не зайти - нельзя, а то он, чего доброго, подумает, что не уважаешь... А с теми, кто не уважает, сами знаете, что бывает...
      Организовал он нам однажды поход в Музей Революции, чтоб мы не были иванами, не помнящими родства, революционных подвигов не забывали. Сам - не пошел, он эти музеи все уже наизусть знает, уже голова от них опухла. С нами Юрий Павлович Иванов пошел, тоже марксистско-ленинский преподаватель, пухленький такой, добренький, - хороший человек. Мы, когда у Малькова на экзамене заваливались, обязательно к нему пересдавать ходили, у него хорошо сдавали. Иногда, в отсутствие Малькова, он и лекции нам читал, в руках, как карточную колоду, карточки с информацией тасовал, сам никак не мог запомнить эту хренотень, о чем рассказывает. Юрий Павлович eщe с собой Зою Михайловну прихватил, тоже душевного преподоавателя со своей кафедры. Так и пошли... Их - двое, и нас - человек десять дураков.
      Пришли в Музей Революции... Поглядели на знамена, на шинели, на партбилеты, пулями пробитые, кровью залитые, на все причиндалы... Покрутились вокруг "максима", а он - недееспособный, никак из него не выстрелить, чтоб революцию защитить! Еще походили, посмотрели чего-то, потрогали, в общем, познакомились со всем как надо.
      И вот, в одном месте углядел я - музейные экспонаты горой навалены... Или их перевозили с места на место, или еще чего? Неизвестно... Нo украл я из кучи, схватил автоматически буденовку и за пазуху сунул... Чтоб дома к революции прикоснуться. И сам испугался своей наглости. Что, думаю, сделал-то дурак, а вдруг меня кто увидел из сторожей? А ребята наши увидели, двое, тоже испугались, говорят:
      - Ты зачем буденовку-то украл?
      А я совсем обнаглел.
      - Там их много! - говорю. - А мне ходить не в чем! У меня уши мерзнут, на улице-то холодно, зима!
      Они и отвязались. Вышел я из музея благополучно с буденовкой, никто меня не поймал. Довольный иду: у меня-то буденовка! Я-то украл!
      А остальные - ушами прохлопали, только зря сходили. Я теперь в тепле буду, а остальные - пусть мерзнут! А она действительно теплая, хорошая оказалась, и еще - реликвия гражданской войны. Кто-то в ней на рожон лез за правое дело, гиб и мер, может, не один раз, а теперь - я поношу.
      Где я в ней потом только не побывал, в буденочке своей! Если, допустим, кто в гости позовет в общежитии, так я обязательно ее одену, чтоб знали, что я не так прост, что жизнь не по вершкам меряю, а в самую глубь заглядываю. А уж сколько раз в таксопарк в ней ходил! Бессчетное количество. Идешь, напеваешь негромко: "Командиры, политруки, а по-нашему комиссары..." И мне сразу давали то, за чем пришел, потому что если человек в буденовке, значит - серьезный, не шаляй-валяй, надо помочь, и помогали. А то если не помочь, я и маузер могу притащить. Шутки шутить опасно.
      И другим иногда давал поносить, только особенно надежным, и в таксопарк сходить тоже. А то прибегут: "Сань, дай буденовку, а то, суки, не дают, ничего нет, говорят". Дам буденовку, они сбегают возьмут - и назад ее возвращают: спасибо, помогла. Хорошая была вещица, ценная, и жизнь с ней надежная была. С полгода она у меня пожила, хорошо я в ней покомиссарил.
      А потом она куда-то запропастилась. Как-то раз проснулся - хвать буденовку, - а ее нет! Или сам потерял, или кто украл? Неизвестно... Не мог же я ее революционнную реликвию в таксопарке на что-нибудь обменять?
      Я на такое не способен. Значит, точно кто-то украл, умыкнул. А у нас воровство в общежитии сильно было развито. Все друг у друга что-нибудь украсть хотели, особенно дубинку. Так и расстался я с буденовкой. Нo - не жалею, как пришла - так и ушла.
      Я потом в другом месте кепку украл. Кепка тоже хорошая была: темно-зеленая, клетчатая, с пуговкой наверху и кожаным козырьком. Стал я в ней ходить. И в таксопарк тоже. И куда с добром! В кепке тоже хорошо давали, потому что на нэпмана похож. А раз на нэпмана похож, значит - свой парень, коммерсант! Всегда уважительно относились. Так я из комиссара нэпманом заделался.