Таков был в самых общих чертах замысел командования 1-го Дальневосточною фронта в части, касавшейся нашей армии. В дальнейшем, когда перейду к выработке армейского плана операции, я детализирую некоторые пункты этого замысла, а пока что вернусь к описанию местности и особенностей обороны противника.
      Приграничный выступ, в котором располагались войска 1-й Краснознаменной армии, имел форму тупого угла. Его северо-западная сторона начиналась от озера Ханка и, пройдя километров 30 по Приханкайской низменности, тянулась далее через горы еще километров на 70 до группы господствующих высот (сопки Круглая, Каплун, Командная, Японская пирамида, 3-я Наблюдательная). Здесь была вершина угла, от которой его вторая сторона круто поворачивала на юг, к сопке Тигровой, тоже по горной тайге. Таким образом, из всего 140-километрового участка фронта{17}, занимаемого армией, только небольшая его часть на правом фланге представляла собой равнину, пригодную для широкого танкового маневра. А в глубине Маньчжурии углообразную форму приграничного выступа как бы повторяли и река Мулинхэ и дороги, проходившие по обоим ее берегам от пограничного китайского города Мишань к Мулину (ближняя к нам дорога) и к Муданьцзяну (дальняя дорога). Подобные дороги, идущие параллельно линии фронта, на военном языке именуются рокадными. Овладеть рокадами - эту цель всегда ставит перед собой наступающая сторона, ибо они обеспечивают маневр подвижным войскам. Для нашей же армии рокады Мишань - Пиняньчжень - Мулин и Мишань - Линькоу Муданьнзян были особенно важны потому, что, выйдя на них, мы не только получали свободу маневра, но и сковывали маневр крупной группировки японских войск, опиравшихся на Мишаньский укрепленный район. Ведь горы есть горы, и преимущество, которым располагает обороняющийся, имея в тылу одну-две дороги, оборачивается для него ловушкой, если наступающий их оседлает.
      Мы еще не получили от штаба фронта конкретной боевой задачи, однако ясно представляли возможные трудности ее выполнения. И первая из них: как преодолеть 20-километровую полосу горной тайги и выйти в районы, где имеются хоть и немногочисленные, но все же дороги? Ответ на этот вопрос подсказал опыт прежней службы на Дальнем Востоке, дополненный недавними учениями: придется прокладывать через тайгу колонные пути. Выделим специальные группы в составе трех - пяти танков, взвода саперов, одной-двух рот автоматчиков. Танки будут тараном валить лее, саперы - растаскивать его, автоматчики - охранять работающих. Предполагалось, что первая группа как бы вчерне наметит просеку. Следующая за ней должна выкорчевывать особо толстые пни, настилать гати через заболоченные участки; третья - выложить, где надо, бревенчатый настил, и так далее. Короче говоря, войсковые колонны по мере углубления в тайгу будут улучшать эту лесную дорогу, с тем чтобы по ней могли пройти и артиллерия, и тыловые части - автотранспорт с боеприпасами, горючим, продовольствием.
      Наметив пути решения этой задачи, мы встали перед новой. По колонному пути прежде всего придется пропустить передовые отряды корпусов - танковые бригады с десантом автоматчиков. Но что оставят от импровизированной дороги 40-50 танков, пущенных по одному маршруту? Они превратят в труху все гати и настилы и пророют в слабом здешнем грунте глубокие колеи. Да и стрелковая дивизия с ее артиллерией и автотранспортом, вытянувшись в многокилометровую колонну, в конце концов тоже, образно говоря, "размочалит" дорогу. Следовательно, для того чтобы поддерживать колонные пути в относительном порядке, надо прокладывать их по два-три на дивизию, по три-четыре на корпус.
      Эти соображения и вынудили нас отказаться от глубокого эшелонирования боевых порядков. Решили пробиваться через тайгу на максимально широком фронте. Рискованно? Разумеется! Но давайте взвесим, в чем мы можем проиграть и в чем выиграть. Продвижение стрелковых корпусов через глухую тайгу по семи-восьми маршрутам одновременно, в линейных боевых порядках, резко снижает возможности нарастить силу удара из глубины, что крайне опасно в случае сильного сопротивления противника. К тому же совершенно невозможно сквозь таежные дебри быстро перебросить войска вдоль линии фронта. Это наши минусы. Но есть и плюсы. Наступая по многим маршрутам компактными колоннами, армия быстрее преодолеет труднопроходимую местность, а выигрыш во времени - один из решающих факторов на войне. Кроме того, мы сразу введем в бой большие силы, а их прорыв в глубину вражеской обороны на широком фронте может решить судьбу операции. В самом деле, поставим себя на место японского командующего. Представим, что разведка, в том числе авиационная, докладывает ему, что русские наступают через тайгу в полосе шириной 20-25 километров. Что ему делать, если он, считавший эту местность непроходимой, главные свои силы сосредоточил далеко за ее пределами, в том же Мишаньском укрепленном районе? Перебрасывать эти силы к участку прорыва? Но для переброски войск необходимо время, несколько дней, а русские - вот они, уже выходят из тайги на дороги. Выдвинуть свои резервы? Но и они не восстановят взломанный на большом протяжении фронт. Ситуация тяжелая, скорее всего безвыходная.
      Примерно так рассуждали мы в штабе, взвешивая все "за" и "против", которые даст нам прорыв на широком фронте, с неглубокими построениями боевых порядков. Одно было совершенно очевидно: прорыв армии на узком фронте чреват неудачей. Стрелковые корпуса и танковые части, продвигаясь в затылок друг другу по горно-лесистой, заболоченной местности, вытянут свои колонны на десятки километров. Поэтому вести бой смогут лишь авангарды, а главные силы будут практически бездействовать. Подобное наступление противнику остановить или задержать значительно легче.
      Повторяю: расчеты эти носили предварительный характер. Хотя конкретная боевая задача не была еще известна штабу 1-й Краснознаменной армии, мы понимали, что армию поставили в приграничном выступе не для решения пассивных задач. Нас нацелят либо на запад, через горную тайгу, на город Мулин (Бамяньтун), либо на северо-запад, на Мишаньский укрепленный район (УР). Это второе из возможных направлений мы тоже внимательно изучили.
      Мишаньский УР был построен японцами вдоль северной стороны Приханкайского пограничного выступа, его укрепления располагались по горной гряде, тянувшейся от озера Ханка в глубину Маньчжурии и отделявшей нашу границу от реки Мулинхэ. Общая протяженность укрепрайона - 75 км. Состоял он из пяти узлов сопротивления, каждый из которых имел несколько опорных пунктов. Это была очень сильная, насыщенная различными инженерными сооружениями оборона. Вот, к примеру, что представлял собой Наньшаньский узел сопротивления. Он расположился на склонах самой высокой здесь горы Нань-Шань и, простираясь на соседние горы, достигал до 10 км по фронту и до 6 км в глубину. Он насчитывал большое количество дотов и дзотов, причем подавляющее большинство этих огневых точек - долговременные, то есть бетонные или железобетонные. В среднем это составляло по два сооружения на каждый квадратный километр. Столь высокая насыщенность дотами и дзотами позволяла перекрывать многослойным фланкирующим, кинжальным, косоприцельным и прямым огнем и дальние и ближние подступы к узлу сопротивления и его внутреннюю площадь.
      Кроме опорных пунктов, входивших в огневую систему, Наньшаньский узел имел и отдельные опорные пункты. Один из них - Янмугоу - был выдвинут далеко вперед, к советской границе, другой находился в тылу основных сооружений, севернее города Баньдзыхэ. Они прикрывали рокадные военные дороги.
      Фланги соседних с Наньшаньским узлом сопротивления - Цзомутайского и Сыпайского - располагались от него в 1,5-2 км, что обеспечивало огневое взаимодействие. В целом в Мишаньском укрепрайоне насчитывалось только дотов около 420{18}.
      Рассматривая разведывательную схему вражеской обороны, начальник отдела инженерных войск армии полковник М. Н. Сафронов обратил мое внимание на два факта. Передний край некоторых узлов сопротивления (Дадинцзыского и Цзомутайского) был придвинут почти вплотную к границе. Это крупный недостаток в построении такого рода обороны. Доты и прочие долговременные сооружения противника в случае нашего наступления сразу же попадали под огонь не только тяжелой артиллерии, но и орудий, поставленных на прямую наводку. И второй недостаток Мишаньского УРа: он эшелонирован в глубину лишь на 8-10 км.
      Думаю, не ошибусь, если предположительно назову причины этих недостатков, хотя, к сожалению, и не располагаю исчерпывающими документальными данными. Дело в том, что японская Квантунская армия, захватив в начале тридцатых годов Маньчжурию, тотчас же начала готовиться к войне с Советским Союзом. Война мыслилась только как наступательная, как вариант блицкрига на Дальнем Востоке. Соответственно готовился и район, который противник наметил для первоначального удара,- приханкайское направление. Были построены стратегические дороги из глубины Маньчжурии к пограничному городу Мишань, откуда по долине реки Мулинхэ открывался путь к железной дороге Хабаровск-Владивосток. Равнинная эта местность весьма благоприятна для широкого маневра. Не зря еще в 1929 году китайские милитаристы, готовясь к войне с Советским Союзом, тоже избрали Мишань районом сосредоточения своих войск. Потому-то и в планах японского командования Мишаньский УР должен был исполнять роль лишь флангового прикрытия ударной группировки с юга. План агрессии оставался неизменным до тех пор, пока у японской военщины не рухнули надежды на победу фашистской Германии в войне против СССР. Квантунская армия стала спешно перестраиваться на оборонительный лад, но было уже поздно. Ведь четыре сотни дотов не передвинешь в глубину, не создашь для них необходимое предполье по мановению волшебной палочки. Эта работа на многие годы. Да и не в одних дотах дело. Они лишь прикрывают огромный район, где проложены сотни километров железных и шоссейных дорог, построены фундаментальные военные городки, аэродромы, склады, базы. Все это связано в единую систему, и если нарушишь такую ее существенную част", как укрепрайон, рухнет и все прочее. Поэтому наш противник начиная с 1944 года принялся усовершенствовать уже имевшиеся сооружения Мишаньского УРа, развивал его в глубину, строил новые доты и дзоты, противотанковые рвы, ставил проволочные заграждения и так далее.
      Недостатки недостатками, но овладеть таким мощным укрепрайоном все равно очень трудно. Его остальные узлы сопротивления находились за барьером лесистых гор. Значит, надо опять-таки пробиваться по колонным путям через тайгу, тянуть за собой тяжелую артиллерию, сокрушать ее огнем доты, штурмовать их. Словом, штурм связан и с потерей времени, и, главное, с людскими потерями. А противник именно на это и рассчитывает. Связать нас боем, сковать подвижность, обескровить. И уже потом нанести контрудар.
      Вот почему, рассматривая это направление как возможный вариант наступательных действий, командование 1-й Краснознаменной армии пришло к единому мнению: надо постараться избежать прямой атаки на Мишаньский УР, для чего цеелесообразно нанести главный удар в западном направлении, на Мулин, оставив на правом фланге, против японского укрепрайона, лишь необходимое прикрытие.
      8 июля 1945 года штаб 1-й Краснознаменной армии получил директиву командования Приморской группы войск{19}. Поставленная в ней боевая задача в основном совпадала с нашими предварительными наметками. Армия, развернув главные силы на фронте от хребта Чертов до сопки Тигровая, должна была нанести удар в западном направлении, на город Мулин, форсировать реку Мулинхэ и, продолжая наступление, выйти к реке Му-даньцзян севернее одноименного города, с тем чтобы во взаимодействии с левым соседом - 5-й армией генерала Н. И. Крылова разгромить мулинско-муданьцзянскую группировку противника. Одновременно в ходе боевых действий армии предстояло решить и другую важную задачу: обойти с юга Мишаньский укрепрайон и во взаимодействии с правым соседом - 35-й армией генерала П. Д. Захватаева окружить и уничтожить мишаньскую группировку японцев. Этот решительный и очень смелый замысел базировался, в частности, на стремительном прорыве войск 1-й Краснознаменной через таежные дебри в 40-километровой полосе между Мишаньским и Пограничненским укрепрайонами{20}.
      35-я армия была нацелена непосредственно на город Мишань, 5-я армия, овладев Пограничненским УРом, должна была наступать на Муданьцзян. Чтобы тесно взаимодействовать с этими армиями, нам предстояло наступать на широком фронте по расходящимся направлениям (запад и северо-запад). На восемнадцатый день наступления, когда 1-я Краснознаменная армия уже пересечет параллельные рокады Мишань - Мулин и Мишань - Линькоу - Муданьцзян, полоса ее прорыва расширится до 60-65 км - от города Линькоу на севере до деревни Тоудахецзы на юге. А весь фронт армии, считая и правый фланг, прикрывающий нашу ударную группировку со стороны Мишаньского укрепрайона, растянется километров на 200, а возможно, и более. В армии же имелось только шесть стрелковых дивизий. Конечно, если к этому времени мишаньская группировка противника будет, как и планировалось, разгромлена, фронт армии значительно сократится, но все-таки останется очень широким.
      Практика Великой Отечественной войны показала, что и самый широкий фронт наступления не исключает, а, наоборот, требует создания ударных группировок. Поскольку нет возможности быть сильным везде и всюду, надо стремиться создать перевес в силах и средствах на решающем (или решающих!) участке. Поэтому директива Приморской группы войск требовала от нас: "Оперативное построение армии - двумя эшелонами. В первом эшелоне, на направлении главного удара, иметь не менее трех стрелковых дивизий"{21}.
      С товарищами, привлеченными к планированию армейской операции на первом ее этапе,- членом Военного совета армии Иваном Михайловичем Смоликовым, начальником штаба Федором Федоровичем Масленниковым, командующим артиллерией Константином Петровичем Казаковым и начальником оперативного отдела Владимиром Владимировичем Турантаевым - мы тщательно, пункт за пунктом, уяснили директиву. Только один из них, процитированный выше, расходился с нашими предварительными наметками. Если армия пойдет через горную тайгу двумя эшелонами, корпус за корпусом, она едва ли сможет решить в срок обе поставленные ее войскам крупные боевые задачи.
      - Надо, Афанасий Павлантьевич, отстаивать наше решение,- заметил генерал Смоликов. - А то ведь как засядем на этих колонных путях, так и не вылезем. А коли и вылезем, то к шапочному разбору.
      12 июля с разработанным планом армейской операции я приехал в Ворошилов-Уссурийск, в штаб Приморской группы войск. Командующий маршал К. А. Мерецков, прочитав наш план, конечно же, сразу обратил внимание на построение боевых порядков армии, на предложение создать не одну, а две примерно равные по силам ударные группировки (59-й и 26-й стрелковые корпуса) и в соответствии с этим начать прорыв не тремя, а четырьмя стрелковыми дивизиями. Долго молчал, что-то взвешивал, рассматривая графическое изображение операции, таежные маршруты полков и дивизий, веером расходившиеся из вершины Приханкайского выступа. Подумав, спросил:
      - Страшна тайга?
      - Опасна, Кирилл Афанасьевич. Вы старый дальневосточник, знаете ее не по книгам. Выйдет авангард 26-го корпуса к Мулину, а 59-й корпус застрянет позади где-нибудь в болотах Шитоухэ. И пока мы его не вытянем на уровень Мулина...
      Я так долго готовился к этому разговору, вопрос, совершить прорыв на узком или широком фронте, представлялся мне настолько важным, что доводы в пользу нашего решения сложились в прочную систему и врезались в память, как таблица умножения. Изложив их перед командующим по порядку, я ждал вопросов, приберегая на всякий случай, в качестве последнего аргумента, примеры из военной истории. Но они не потребовались. Командующий сказал:
      - Надо подумать. Наступать в линейных боевых порядках? Архаизм. Боитесь застрять в тайге, а застрянете в обороне противника. Верный риск?
      - Риск, товарищ маршал. Но для такого случая у нас сильный резерв. Стрелковая дивизия. Танки.
      - Вижу, вижу,- сказал он.- Надо подумать.
      Я вернулся на свой командный пункт, а несколько дней спустя, когда вместе с командирами корпусов Александром Сергеевичем Ксенофонтовым и Александром Васильевичем Скворцовым проводил, согласно плану, рекогносцировку местности близ границы, на сопках, полукольцом возвышавшихся над падью Сиянхэ, поступило сообщение, что к нам выехали Васильев и Максимов (псевдонимы Маршалов Советского Союза А. М. Василевского и К. А. Мерецкова). Приезд главнокомандующего советскими войсками на Дальнем Востоке вместе с командующим фронтом на границу мог иметь разные причины. Но, поскольку армейский план не был еще официально утвержден, я связывал прибытие старших начальников именно с ним. Так и оказалось. Разговор был довольно долгим, я докладывал Александру Михайловичу Василевскому дважды - сначала общие соображения, затем частности. И оба раза он просил прервать доклад, и они с Кириллом Афанасьевичем о чем-то совещались. Нетрудно было представить тему этих бесед. Ведь и мы с Ксенофонтовым и Скворцовым, отойдя в сторону, чтобы не мешать, говорили о том же - о вариантах прорыва 1-й Краснознаменной армии через тайгу.
      - Не пройдет наш вариант номер один, - сокрушался Ксенофонтов. - А сколько ночей бессонных провели над ним! Помнишь?
      Как не помнить! Когда в 1938-1939 годах японские милитаристы от мелких нарушений границы перешли к более агрессивным действиям, когда на нашу территорию и территорию братской Монголии стали вторгаться уже не роты и батальоны, а целые дивизии с артиллерией, танками, поддержанные сотнями бомбардировщиков и истребителей, советское командование выработало план действий на случай, если японская Квантунская армия предпримет общее наступление. Он предусматривал сильный ответный удар. Наш 43-й корпус стоял на приханкайском направлении, и все, что я уже рассказывал о трудностях наступления через горную тайгу, мы с Александром Сергеевичем Ксенофонтовым и другими товарищами обсуждали еще в те годы. Составили несколько вариантов контрудара. Один из них был нацелен примерно в том же направлении, что и нынешний удар 1-й Краснознаменной армии. Закончив разговор с К. А. Мерецковым, А. М. Василевский позвал нас. Подхожу, вижу: оба улыбаются. Хороший признак.
      - Были у нас сомнения. Были!-сказал Александр Михайлович. - Но куда от них, от сомнений, денешься? Убедил. Действуй! Как в Кенигсберге - мало потерь, много пленных.
      - Первая Краснознаменная постарается, товарищ маршал!
      Так меня обрадовало их решение, что не выдержал и крикнул Ксенофонтову (они со Скворцовым ждали поодаль):
      * По варианту номер один, Александр Сергеевич!
      Маршал Василевский спросил, что это за вариант, я рассказал о нем.
      С вершины горы, где мы находились, с пограничной наблюдательной вышки, открывался вид на Маньчжурию. С южной стороны обзор несколько загораживала вершина горы Диэршиихао. На западе же лесистые сопки как бы террасами спадали к долине реки Шитоухэ. Даже невооруженным глазом можно было увидеть тропинку, вьющуюся по склону водораздела на север, мимо одинокой китайской фанзы. Где-то там, за Шитоухэ, тропинка выводит к городку Чангулинь, к дороге на Мулин. Это один из четырех маршрутов 59-го стрелкового корпуса.
      Но тропинке шел наряд японских пограничников. Не отрываясь от окуляров стереотрубы, маршал Василевский спросил:
      - По-прежнему тихо?
      - Здесь тихо. Но в Мишаньском укрепрайоне, на переднем крае, как в муравейнике. Роют траншеи, ставят проволочные заграждения.
      - Пусть ставят, - сказал он. - Они ведь не знают про вариант номер один.
      К 22 июля армия полностью сосредоточилась в выжидательных районах, а два дня спустя был отдан боевой приказ. Основные его пункты отражали замысел командующего фронтом с теми поправками, которые предложил наш штаб. Правое крыло армии, развернутое вдоль северо-западной стороны приграничного выступа, от озера Ханка (поселок Турий Рог) и до хребта Чертов, против мишаньской группировки японцев, выполняло обо-ронительную задачу. Пять пулеметных и артиллерийско-пулеметных батальонов, входивших в состав 112-го укрепрайона и 6-го полевого укрепрайона{22}, должны были сковать противника, не допустить возможного его контрудара со стороны Мишаня и высадки десанта на берега озера Ханка. Задача очень ответственная. Ведь противник мог, используя форму выступа, выйти на тыловые коммуникации нашей ударной группировки. Поэтому укрепрайоны, объединенные под командованием моего заместителя генерала А. М. Максимова, были усилены артиллерией - истребительно-противотанковым и минометным полками. В оперативное подчинение Максимова вошли также 69-й пограничный отряд и Ханкайский отряд бронекатеров. К левому флангу группы генерала Максимова примыкал и стрелковый полк из 59-го корпуса, выполнявший аналогичную задачу. Расстояние от озера Ханка и поселка Турий Рог до хребта Чортов и далее через хребет Пограничный до сопки Командной составляло 120 км, то есть каждый батальон (пять батальонов укрепрайонов, три стрелковых) должен был оборонять участок протяженностью 15-16 км. Фронт обороны, как видим, очень широк для таких сил. Поэтому наш противотанковый резерв - два тяжелых самоходно-артиллерийских полка и 60-ю истребительно-противотанковую артбригаду - мы расположили так, чтобы при необходимости быстро выдвинуть на угрожаемый участок.
      Ударной группировке - 59-му и 26-му стрелковым корпусам генералов А. С. Ксенофонтова и А. В. Скворцова - следовало прорвать фронт: на участке сопка Командная, сопка Метла, высота 921,2 (примерно 15-16 км) и, наступая в западном направлении на Мулин, одновременно расширяя прорыв в северном направлении на Лишучжень, Линькоу, овладеть этими узлами железных и грунтовых дорог. Наступление по двум резко, почти под прямым углом, расходящимся направлениям вынудило нас создать две ударные группировки. Обе они - и 59-й корпус Ксенофонтова, наступавший на Лишучжень, Линькоу, и 26-й корпус Скворцова, наступавший на Мулин, - получили в качестве усиления по танковой бригаде, по бригаде тяжелей артиллерии, минометные и гвардейские минометные ("катюши") полки и по два батальона из состава инженерно-саперных бригад. 59-му корпусу, кроме того, были приданы два полка - тяжелый танковый и тяжелый артиллерийско-самоходный, а 26-й корпус получил значительно больше минометов. Эта разница в средствах усиления диктовалась особенностями местности. Оба корпуса на первом этапе операции шли через горную тайгу, но если 59-й после выхода на реку Шито-ухэ получал в свое распоряжение две тропы и проселок, ведущие на север, то 26-й, в частности его 300-я дивизия, вынужден был пробиваться через леса, горы и болота почти до самого Мулина, то есть километров 30-35. В подобной обстановке лучший помощник для пехотинца миномет с его крутой траекторией полета мины, со способностью достать противника за любым укрытием - будь то обратный скат горы, овраг или массив леса.
      Армейскую операцию планировалось провести в три этапа. На первом из них, продолжительностью 4-5 дней, ударные группировки овладевали узлами дорог Лишучжень, Линькоу на севере полосы, Мулином на юге. Второй этап (6-8 дней) заканчивался после преодоления горного хребта Кэнтэй-Алинь и выхода ударных группировок на рокаду Линькоу - Муданьцзян с форсированием реки Муданьцзян севернее одноименного города - главного опорного пункта противника на его третьем оборонительном рубеже. И наконец, последний этап операции (4-6 дней) предусматривал тесное взаимодействие с 35-й армией на севере и с 5-й на юге для совместного уничтожения мишаньской и муданьнзянской группировок японских войск{23}.
      Внимательный военный читатель отметит некоторое расхождение в сроках выполнения поэтапных задач по сравнению с первоначальной директивой фронта. По этому поводу хочу сказать следующее. Планирование операции - процесс сложный, непрерывный, все его вопросы тесно связаны друг с другом, одно изменение влечет за собой другое. Часто эти изменения вносятся в уже утвержденный план в результате личного общения старшего начальника с младшим, по устным приказам и указаниям. И если в отчетных документах вы находите какие-то разночтения, но не находите объяснения к ним, надо и к этому делу подходить творчески. Надо помнить, во-первых, что отчетные штабные документы фиксируют лишь главнее. А во-вторых, любое изменение в плане всегда утверждено старшим начальником, пусть даже устно.
      Скажу несколько подробнее о составе и задачах соседних армий. Помимо нашей 1-й Краснознаменной в ударную группировку фронта вошла и 5-я армия генерала Н. И, Крылова, ей была отведена ведущая роль в решении главной задачи - разгроме муданьцзянской группировки противника. 5-я армия являлась самой сильной из всех армий 1-го Дальневосточного фронта и по численности войск и по насыщенности артиллерией и танками. Например, по сравнению с нашей армией 5-я армия имела вдвое больше стрелковых дивизий (12), в два с половиной раза больше орудий и минометов (более 3300), почти в полтора раза больше танков и самоходно-артиллерийских установок (607). Вместе с тем полоса наступления армии генерала Крылова - 65 км - была вдвое уже, чем у 1-й Краснознаменной.
      Столь значительная разница в силах и средствах у двух армий, входивших в ударную группировку, обусловливалась чрезвычайно трудными задачами, которые предстояло решать войскам 5-й армии на всех этапах операции, - ведь ось ее наступления проходила вдоль Китайско-Восточной железной дороги и параллельного шоссе, этих главных транспортных артерий Северной Маньчжурии. На первом этапе придется штурмовать мощный Пограничненский укрепленный район японцев, а на третьем, заключительном, этапе - и город Муданьцзян с его развитой полевой и долговременной (доты, убежища и проч.) обороной. В том, что бои за Муданьцзян предстоят исключительно упорные, сомневаться не приходилось. Здесь дислоцировался штаб и тылы 1-го Восточно-Маньчжурского фронта Квантунской армии, отсюда шла прямая дорога (КВЖД) к центру Маньчжурии городу Харбину, отсюда расходились стратегические дороги и на север - на города Боли и Цзямусы, и на юг - на Гирин, Чаньчунь, Мукден, Порт-Артур (Южно-Маньчжурская железная дорога).
      Ударную группировку фронта обеспечивали фланговые армии: 35-я армия генерала II. Д. Захватаева с севера, 25-я армия генерала И. М. Чистякова с юга.
      Армия генерала Захватаева должна была, прорвавшись через Хутоуский укрепленный район, действовать на Мишань и далее на Боли, навстречу войскам 2-го Дальневосточного фронта. Учитывая, что 35-я армия имела только три стрелковые дивизии, ее задача представлялась достаточно сложной.
      25-я армия генерала И. М. Чистякова в начале операции должна была выполнять чисто оборонительную задачу - прикрывать линию государственной границы в широкой, 285-километровой, полосе. Поэтому в ее состав кроме четырех стрелковых дивизий были включены семь укрепленных районов, то есть примерно около тридцати артиллерийско-пулеметных и пулеметных батальонов. В наступление армия генерала И. М. Чистякова, согласно директиве, переходила только после прорыва обороны противника войсками ударной группировки. Словом, задача была вспомогательная. Заостряю на этом внимание читателя потому, что успешные действия 25-й армии в ходе операции вывели ее на острие главного удара 1-го Дальневосточного фронта.
      До сих пор о противнике я говорил лишь в самых общих чертах. Дело в том, что за июнь - июль японские войска в полосе нашей армии произвели значительную перегруппировку. Она была тесно связана и с переменами в общей военно-политической обстановке (поражение и капитуляция фашистской Германии), и с различными ее последствиями. Концентрация советских войск на границах Маньчжурии заставила командование Квантунской армии поспешить с перестройкой планов возможных военных действий на Дальнем Востоке. Еще с 1943 года, после разгрома гитлеровских армий под Сталинградом и на Курской дуге, отстоящая от этих мест на восемь - десять тысяч километров дальневосточная граница стала довольно спокойной. Прекратились почти непрерывные обстрелы и вылазки японских пограничников, захват и потопление наших транспортных кораблей, разведывательные полеты авиации и другие провокации, целью которых являлась подготовка к вторжению на советскую территорию, а попутно - помощь гитлеровскому вермахту. Мои старые товарищи рассказывали, что в промежутках между открытыми военными провокациями японцы тоже старались держать наши части в непрерывном напряжении. Заведут, бывало, танки и трактора близ границы, за грядой сопок, и гоняют их там день и ночь, то ближе, то дальше. А у нас боевая тревога! Многие сутки подряд, в зимние морозы и осеннюю слякоть, без сна и отдыха сидят бойцы в окопах, стоят у орудий, ждут вражеского нападения. Поэтому-то советское командование вынуждено было держать здесь необходимые контингенты войск. Ведь сосед только и ждал, когда мы начнем их переброску на запад. Тогда "Япония будет иметь возможность двинуть свою армию на советскую территорию без большого риска"{24}. К лету сорок пятого года все эти планы рухнули. Деятели японской военной клики лихорадочно искали выход из создавшегося положения. Уйти добровольно из Маньчжурии и других огромных провинций Китая? Из Бирмы, с Филиппинских островов и прочих захваченных территорий, уже объявленных "великой Восточно-Азиатской сферой совместного процветания", то бишь колониями? Если кто из них и думал об этом, то вслух произнести не мог. В то же время японская военщина довольно трезво оценивала свои возможности в вооруженной борьбе против Красной Армии. Сокращение линии фронта до минимальной, отвод войск в Южную Маньчжурию, с тем чтобы создать здесь прочную оборону с опорой на коммуникационные линии в Корее, - таков был план командования Квантунской армии. Разумеется, отход планировался с боями, с использованием выгодной для обороны местности, с контратаками и даже контрударами, которые должны были истощить и обескровить советские войска.
      Этим замыслом, в частности, и объясняется тот факт, что в полосе 1-й Краснознаменной армии противник сосредоточил главные свои силы довольно далеко от границы, в 40-50 км от нее, в междуречье Мулинхэ и Мудань-цзяна.