Довольно милое наследство

– Вы можете предположить, – продолжал допрос Джереми, – хотя бы приблизительно, разумеется, если люди согласятся с вашей теорией, что сам Леонардо работал с этой картиной, сколько она будет стоить?

Всегда очень нелегко заводить разговор о деньгах с такими людьми, как Матео, даже если эта тема витала в воздухе в течение всей беседы. Я думала, что Матео, возможно, будет уклоняться от прямого ответа и что-то невнятно бормотать.

Но, глядя прямо в глаза Джереми, доктор Матео заговорил ровным голосом:

– Это зависит от многих факторов. Если выяснится, что картина не имеет ничего общего со школой Леонардо, то не будет никакого смысла даже выставлять ее на аукцион. Если же это потерянный оригинал, выполненный Леонардо или даже его учеником, то она будет оценена не меньше четырех миллионов фунтов. – И, не дожидаясь, пока Джереми что-то скажет, Матео торжественно закончил: – Если же будет доказано, что Леонардо сам написал хотя бы несколько фрагментов картины, цена подскочит, возможно, до десяти или пятнадцати миллионов. Но ежели это окажется оригиналом великого художника, то можно будет получить до сорока миллионов. А если аукцион будет проводиться знающими людьми да еще покупатель окажется настойчив, можно говорить и о ста сорока миллионах.

В этот момент у меня закружилась голова. Мне срочно нужно было присесть, и я опустилась на единственный в кабинете стул за высоким деревянным столом. Джереми, конечно, устоял на ногах, но лицо его заметно побелело. Он привык общаться с богатыми клиентами, и, услышав такую запредельную сумму, его словно током ударило. К счастью, появилась секретарь доктора и сказала, что жена просит его к телефону. Извинившись, Матео вышел, а Джереми схватил меня за плечи и сказал:

– Значит, так, эту вещь немедленно нужно убрать под надежный и увесистый замок. В Риме есть офис моей фирмы. Они могут ее спрятать.

– Хорошо, – согласилась я, еще не придя в чувство.

– А пока мы этим занимаемся, – продолжал Джереми, – стоит позвонить одной моей знакомой.

Глава 33

– На вилле, которую снимает мама, много места, так что нам не придется жить в гостинице, – говорил Джереми по дороге в Рим. – Но нам, конечно, придется ответить на все ее вопросы, – мрачно добавил он.

Джереми позвонил матери, чтобы предупредить ее о нашем приезде. Я же потребовала с него обещание, что он оставит свой саркастический тон и уж тем более не будет повышать на мать голос.

К тому времени как мы завезли картину в офис Джереми в Риме и добрались до виллы, было уже глубоко за полночь и мать Джереми спала. Мы, словно лунатики, съели оставленный прислугой холодный ужин, едва перебирая ногами, поднялись наверх каждый в свою спальню и тут же легли спать.

Мышцы болели, а нервы были настолько напряжены, что, оказавшись в постели, я даже не заметила, как уснула. Проснулась я, когда горничная принесла поднос с завтраком и письмом от тети Шейлы, в котором говорилось, что с утра она занята, но обязательно встретится с нами за обедом. Я позавтракала и приняла душ. Освежившись, я села на кровати и долго искала в себе силы одеться, но в итоге снова заснула, а проснулась уже к обеду.

Ночью дом показался мне темным и мрачным, но при дневном свете вилла оказалась вполне приятной, с высокими дверями и сводчатыми потолками. Стояла она на возвышении, так что, открыв ставни, можно было увидеть суетливые улицы, близлежащие здания и тополя, которые стояли словно высокие зеленые стражи.

Джереми тоже проснулся не рано. Я встретила его на широкой винтовой лестнице.

– Не строй из себя адвоката, – предупредила я.

Он лишь искоса посмотрел на меня, и мы вошли в гостиную с мраморным полом, на котором, словно на воде, играли блики солнца.

Тетя Шейла выглядела усталой. Она изящно сидела на темно-синем диванчике. На ней были кружевное белое с зеленым платье чуть ниже колен, белые колготки и белые туфли с бантиком. Со светлыми локонами и подведенными глазами, она была похожа на элегантную модель начала шестидесятых.

– Джереми, дорогой, – пробормотала она, подставляя ему щеку для поцелуя.

Казалось, она хотела покончить с разговором как можно скорее, но все же одарила меня ослепительной улыбкой.

– Здравствуй, Пенни, – сказала она. – Ребята, вы не желаете выпить?

– А что ты пьешь? – спросил Джереми.

– Джин с тоником, милый.

– Мне того же, – сказал он. – Пенни?

– Конечно, – сказала я, едва не добавив «Что за черт!».

Я никак не могла понять, что происходит. Они оба казались подозрительно приветливыми и спокойными, мне стало не по себе, и появилось чувство, что скоро непременно должно что-то произойти.

– Гарольд сообщал мне все, чем вы занимались последнее время, – быстро начала тетя Шейла. – Он полагает, что для вас обоих все поворачивается более чем положительно? – Предложение она закончила скорее вопросительно.

– Надеюсь, – сказал Джереми.

– Ну что же, тогда скрестим пальцы на удачу, – ответила она.

Тут я подумала, что сейчас во Франции происходит что-то умопомрачительное – крики, суета, потому что Джереми, насколько я помню, позвонил Гарольду, который попросил Северин вызвать полицию, полиция по номеру машины, вероятно, уже нашла одного из подручных Ролло – того, кто был с ним в Монте-Карло. Его уже разыскивали и за другие преступления, и он наверняка выдал полицейским все, что Ролло поручил ему сделать, а именно: украсть картину, найти того, кто написал бы копию, и возвратить копию на место, будто изначально у бабушки Пенелопы была именно она. Мои родители, конечно, волновались и сказали, что сообщат, когда смогут достать билет до Лондона. А мы с Джереми прохлаждались у тети Шейлы, потому что Джереми отказался ехать куда-либо, пока не получит ответы на вопросы, которые его занимали больше всего.

Джереми прокашлялся, тетя Шейла слегка вздрогнула.

– Мама, – начал он с поразительной вежливостью, – Пенни недавно говорила с человеком, который выступал когда-то с бабушкой Пенелопой, и он рассказал кое-что. Мы бы хотели спросить у тебя, так ли все это было.

– Неужели? – удивилась тетя Шейла, принимая поднос, принесенный горничной.

Девушка быстро вышла, а тетя Шейла подала нам коктейли. Присев на диван, она сделала несколько глотков.

– Да… – дрогнувшим голосом продолжал Джереми. – Этого мужчину зовут Саймон Торн.

Нельзя было не заметить, что тетя Шейла сразу узнала имя, но не сказала ни слова.

– Мам, это правда, что бабушка Пенелопа попросила тебя выйти замуж за папу…

– За дядю Питера, – уточнила я.

– Что ж, – тетя Шейла поставила бокал на салфетку, – все верно, но в то время я не знала, что делать. – Она остановилась в надежде, что этого будет достаточно и продолжать не придется, хотя Джереми молчал и не отрываясь смотрел на мать.

Тетя Шейла сделала большой глоток и продолжила:

– Видишь ли, я встретила бабушку Пенелопу, когда работала в небольшом театральном агентстве секретаршей. Там выступали уже известные артисты, такие как Саймон, и начинающая молодежь. Я повидала много концертов, в основном это были музыкальные коллективы. Так или иначе, Пенелопа привыкла устраивать вечеринки и приглашала всех работников агентства, вот так я с ней и познакомилась. Казалось, я заинтересовала ее, потому что ей нравились женщины, которые, несмотря на традиции того времени, не выходили замуж.

– И бабушка Пенелопа познакомила тебя с Питером Лейдли? – напирал Джереми.

Она перевела взгляд на меня, будто ища понимания со стороны женщины.

– Да, я думала, она подыскивала пары и знакомила их между собой, – пожала она плечами. – В то время мне было одиноко как никогда. Тони умер, я была крайне несчастна, одинока, совсем не общалась с семьей.

– Но почему? – перебил ее Джереми.

– Из-за тебя, милый. – Тетя Шейла откинулась на спинку дивана.

– Потому что твоя мать не могла от тебя отказаться, бестолковый, – сказала я. – Верно?

Тетя Шейла кивнула.

– А дядя Питер знал, что бабушка Пенелопа пытается свести вас? – спросила я.

– Сначала нет, – сказала тетя Шейла, обращаясь ко мне, но она явно не упускала из виду, с каким вниманием ловил каждое слово сын. – Пенелопа подталкивала его, говорила обо мне много приятных вещей, как и твоя бабушка Берил. Питер не мог не заметить, что его тетя и мать одобрительно ко мне относятся. Думаю, он даже не знал, что у меня есть ребенок. Только когда я поняла, что его намерения серьезны, я сказала ему об этом. И познакомила его с тобой, Джереми. Ты сразу понравился Питеру.

Лицо Джереми приняло то выражение, с которым мне уже суждено было познакомиться, когда он всеми силами старался казаться невозмутимым. Но было настолько трогательно и очевидно, что ему приятно слышать, что дядя Питер сразу принял его как сына. Я представила себе маленького Джереми, которого представляют дяде Питеру. В то время одинокой женщине с ребенком было довольно сложно жить и оставаться в стороне от сплетен, поэтому сам факт того, что дядя Питер принял Джереми, характеризовал его как открытого и доброго человека.

– Питер сделал мне предложение на Рождество. – Тетя Шейла снова посмотрела на меня. – Я сказала ему, что не уверена, смогу ли. Я имею в виду стать женой в обычном понимании этого слова. Но мне очень хотелось, он был таким добрым и терпеливым со мной. Нам было очень хорошо вместе. Не раз у меня наступали моменты паники, когда я вспоминала Тони и мне казалось, что, начав новую жизнь, я стану забывать его. – Тетя Шейла перевела взгляд на Джереми. – Когда люди умирают, это еще не значит, что они навсегда уходят из сердца.

– И что же заставило тебя решиться на замужество? – спросил Джереми.

– Пенелопа пригласила меня на чай, и тогда состоялся разговор женщины с женщиной. Я плакала, а она заставила меня признаться, почему я никак не могу принять решение. Она сказала, что прекрасно понимает меня, потому что ее любимый мужчина погиб во время Второй мировой войны. Она сказала, что моя боль и воспоминания о Тони не должны заглушать материнское чувство заботы о его сыне. Она понимала, насколько тяжело жить одинокой матери с ребенком, особенно в шоу-бизнесе, и что я должна обеспечить сыну стабильность в жизни, в которой все очень непросто и непостоянно. – Тетя Шейла повернулась ко мне: – Мне казалось, что Пенелопа хотела дать мне шанс сделать что-то хорошее. Никто раньше не обращался со мной так. Очень трудно устоять, когда предоставляют такой шанс. Вот почему молодые парни и идут бесстрашно на войну. Я хотела сделать что-то правильное и нужное в моей жизни, что оценил бы Тони, чтобы я и его сын выжили в этом мире.

– То есть ты вышла замуж за Питера из-за меня, это ты хочешь сказать? – холодным тоном спросил Джереми.

Как же мало мужчинам нужно, чтобы начать упрекать человека.

Тетя Шейла посмотрела на него уверенно и спокойно.

– Не только, – сказала она. – Я же говорила тебе, что мне нравился Питер. Я была счастлива с ним. Не так, как с Тони, по-другому, но ничуть не меньше. Я не боялась жить, когда Питер был рядом со мной. – Она взяла бокал.

– Ну? – Я посмотрела на Джереми. – Ты доволен, большая умная обезьяна? Бывают ситуации гораздо хуже, чем жить и быть любимым всеми, кто тебя окружает.

Джереми недовольно посмотрел на меня.

– И почему ты все время встреваешь, когда дело касается моей матери? – спросил он. – Я думал, ты на моей стороне, а ты просто цирк устраиваешь! И что будешь делать?

Внимательно посмотрев на Джереми, тетя Шейла весело засмеялась:

– Джереми, прекрати. Она и представления не имеет, что ты пытаешься поддразнить ее.

– О, да перестаньте! Я уже привыкла к этому, – откликнулась я.

– Мам, – продолжал Джереми, – ты много знаешь о семье моего настоящего отца?

– Кое-что знаю, – сказала она. – Мать Тони звали Роуз, отца Доменико. Оба они покинули Италию во время войны и жили в Америке. Отец Доменико тоже был убит на войне.

Тут уж я не могла сдержаться:

– А бабушка Пенелопа говорила вам имя мужчины, которого любила и который погиб на войне?

– Нет. – Тетя Шейла покачала головой. – А что?

– Так уж получилось, что любовника бабушки Пенелопы звали Джулио. – С этими словами я достала из сумочки схему всего моего семейства и положила на стол.

Тетя Шейла завороженно начала изучать листок.

– Что это за схема? – спросил Джереми, посмотрев сначала на листок, потом на меня. – Боже мой! Детектив Пенни Николс вновь начинает расследование!

– Вот именно! – вызывающе ответила я. – И не думай, что это было просто. Как только я думала, что все указано верно, тут же появлялись какие-то новые обстоятельства.

Джереми и тетя Шейла с интересом склонились над начертанным моею рукой семейным древом Лейдли.

Я указала пальцем на линию, которая шла от любовника бабушки Пенелопы, Джулио, к любовнику тети Шейлы Энтони и заканчивалась на Джереми. В центре этой линии стоял Доменико, которого я считала разгадкой всей этой головоломки.

– У любовника бабушки Пенелопы Джулио был сын Доменико, который жил в Италии, когда Джулио погиб на войне, – сказала я. – Бабушке Пенелопе удалось привезти его в Лондон, но настоящая мать Доменико забрала его к себе в Америку. Поэтому Доменико вырос там, и у него родился сын Энтони, это ваш Тони, тетя Шейла.

– Тони, – повторила она. Лицо ее побледнело, мне показалось, она сейчас упадет в обморок. – Боже мой! – воскликнула она, отводя взгляд.

Я же повернулась к Джереми и продолжала:

– И этот маленький мальчик Доменико, который уехал в Америку, и есть твой настоящий дедушка.

Ни один мускул не дрогнул на лице Джереми, будто он меня совсем не слушал.

Повернувшись к тете Шейле, я возбужденно продолжала:

– Бабушка Пенелопа просто обожала Доменико, потому что он был сыном Джулио. И когда она узнала о том, что сын Доменико, Тони, умер, она, конечно, захотела помочь вам, тетя Шейла. Соединив вас с ее племянником Питером, она как бы приняла вас с Джереми под опеку ее большой семьи. И моей семьи.

Тетя Шейла молчала, внимательно слушая меня. Казалось, будто она прокручивает в памяти все, что произошло в те времена.

– Это многое объясняет, – заключила она.

– Что же стало с Доменико? – осторожно спросила я.

– Доменико? Он живет в Италии, – медленно произнесла тетя Шейла, все еще погруженная в размышления.

– Видишь, Джереми? Твой дед еще жив! Где именно он живет?

Тетя Шейла с готовностью ответила:

– В небольшом городке, недалеко отсюда. Время от времени мы с Тони заезжали к нему. Я до сих пор изредка его навещаю.

Мы с Джереми удивленно посмотрели на нее.

– Что ты делаешь? – переспросил Джереми изменившимся голосом.

Я успела вмешаться:

– Знаете ли вы его адрес?

– Разумеется, дорогая моя, – кивнула тетя Шейла. – Я могу позвонить и предупредить, что ты собираешься навестить его. Если, конечно, хочешь.

Глава 34

– Господи, – проворчал Джереми, – кто тебя просил открывать рот и спрашивать адрес? Я не помню никакого Тони, даже если это мой настоящий отец. И с какой стати я вдруг захочу встретиться с его отцом? Я совсем не знаю этих людей. И, черт побери, знать не хочу!

– Хочешь ты этого или нет, это твои прямые родственники, – сказала я.

Мы сидели в машине и уже отъезжали от дома тети Шейлы; Джереми вел себя так, будто внезапно разучился водить.

– И почему женщины постоянно пытаются контролировать жизнь мужчин? – вспылил Джереми. – Сначала бабушка Пенелопа, вообразив себя Господом Богом, начала «соединять сердца». Потом мама, долгие годы хранившая секреты, вдруг решила осчастливить меня знакомством с моим, видите ли, дедом. И ты туда же!

– Ну разве не забавно, – бросила я в ответ, – что из всех перечисленных женщин ты срываешься исключительно на мне? Тебе уже не придется грубить бабушке Пенелопе, с матерью ты вел себя исключительно вежливо, как воспитанный мальчик, но почему же ты кричишь на меня, словно с цепи сорвался?

– Видимо, эта черта досталась мне от моих итальянских предков, – мрачно заметил Джереми. – И вообще, я не кричу. Я просто несколько повысил голос, чтобы ты наконец меня услышала.

– Ладно, – терпеливо проговорила я. – Я поеду с тобой.

– Именно этого я и опасался. Я просто уверен, что с тобой я наверняка попаду в какую-нибудь историю. Погоня на машине, казино, кража произведения искусства, что дальше?

– Твоя мать, между прочим, рассказала мне еще кое-что, пока ты подгонял машину, – радостно заявила я, когда мы выехали на улицу, – и тебе лучше бы послушать, потому что это касается матери Доменико, которая живет в Америке. Ну, та, что забрала мальчика у бабушки Пенелопы. В общем, она из семьи бостонского брамина. Ее зовут Люси. Она умерла от туберкулеза вскоре после того, как привезла маленького Доменико в Бостон. После ее смерти бостонские родственники очень пренебрежительно относились к мальчику, заставляли прислуживать. Поэтому вскоре он убежал в Нью-Йорк, где встретил прекрасную итало-американскую девушку и женился на ней. Кстати, ее звали Роуз, и это твоя бабушка. У них был небольшой магазинчик. Они воспитывали сына – твоего отца – в американских традициях. Когда Тони вырос, он отправился учиться в Нью-Йоркский университет. По окончании учебы сына родители Тони вернулись в Италию, а сам он поехал в Лондон завоевывать сцену. У него была группа, с которой они играли рок-н-ролл. Ну прямо как ты, Джереми. И Тони – твой отец – поддерживал отношения с родителями, пока…

– Не умер, – закончил за меня Джереми.

– Да. А Роуз – твоя бабушка – умерла в Италии в восьмидесятые годы, – продолжала я, – твой дед Доменико все еще живет с ее родственниками. Ему сейчас где-то за семьдесят. Он всегда знал о твоем существовании, но они с Роуз не хотели вмешиваться, пока не умер дядя Питер. И сейчас твой дедушка очень хочет увидеть тебя. Ты, конечно, можешь не ехать, но я считаю, если откажешься, будешь жалеть об этом всю свою жизнь.

– Ради Бога, Пенни, – отчаянно проговорил Джереми, – ты можешь замолчать на пару минут. Дай мне подумать. Представь только, сколько информации свалилось на мою голову, а ты не замолкаешь ни на минуту с тех пор, как мы пересекли границу.

«Это неправда, – думала я. – И нечестно по отношению ко мне».

Даже после того как мы выспались, приняли душ, поели, я все же чувствовала себя как на иголках из-за того, что мы как сумасшедшие убегали от Ролло и потому что у нас находился огромной стоимости шедевр. Я думала, Джереми хотя бы поддержит меня, даст возможность успокоиться, прийти в себя, но нет! Он снова разговаривал со мной этим своим тоном, а ведь и дня не прошло после того поцелуя. Я просто представить себе не могу, как это можно – целоваться с женщиной, а потом, практически отвернувшись от нее, допускать в разговоре сарказм, граничащий с презрением.

Как только мы остановились на очередном светофоре, я сделала то, что сделала бы любая уважающая себя женщина.

– Прекрасно! – выкрикнула я, вышла из машины, громко хлопнув дверью, и быстро пошла по переулку в глубь города.

Потеряться в Италии, скажу я вам, очень просто. Так вот, я потерялась. Сначала я шла по булыжной мостовой, свернула за угол, потом еще за один, и вот. Потерялась. Я поняла, что не помню, откуда шла изначально и где, черт возьми, оказалась. Я вовсе не хотела делать то, что сделала, но Джереми просто вывел меня из себя! Я не думала, куда направляюсь, и совсем уж не обращала внимания на надписи и знаки. Жизнь города была в полном разгаре – двери магазинов распахнуты, машины шныряли в разные стороны, сигналя на разные голоса.

Я постояла на месте, а потом свернула на самую мрачную аллею. Там мне действительно стало не по себе. Все было похоже на страшный сон, когда ты изо всех сил несешься по одинаковым улицам, стараясь приблизиться к желаемой цели, но так получается, что ты удаляешься все дальше и дальше. И вдруг ты слышишь, как кто-то зовет тебя, но никак не можешь понять, с какой стороны слышится голос. Так вы и крутитесь на одном мете, без устали крича друг другу.

– Пенни! – услышала я голос Джереми.

Я услышала звук его шагов и даже прерывистое дыхание. Наконец он увидел меня и подошел.

– Какого черта, ты сделала это?

– Хотела подальше уйти от тебя, хам, – сказала я, четко проговаривая каждое слово.

– Ты просто невыносима! – воскликнул он, встряхивая меня за плечи. – Я уж думал, тебя украли. Господи, как мне жалко человека, который женится на тебе и получит в довесок к приданому миллион проблем на всю оставшуюся жизнь.

Я просто ненавижу, когда мужчины говорят подобные вещи, и я выкрикнула ему в ответ:

– А мне жаль женщину, которая выйдет за тебя! Потому что ты думаешь, что можешь повышать голос, когда тебе вздумается. И самое отвратительное то, что ты выбираешь такие слова, которые даже собаке не скажешь, не говоря уж о человеке, которого любишь.

Я замолчала, и несколько секунд мы так и стояли, только сейчас я заметила, что Джереми все еще держит меня за плечи.

– Ты чего? – Голос Джереми вдруг превратился в мягкий и нежный, и в то же время в нем появилась какая-то серьезность. – Разве кто-то говорил о… любви?

Я промолчала.

Джереми взял мою руку и проговорил:

– Знаешь, не могу выразить словами, как мне жаль, что я наговорил тебе гадостей. Но ты и правда болтушка. Однако мне гораздо легче и приятнее слушать твою болтовню, нежели болтовню кого-то другого. А потом благодаря тебе и маме мне прямо сейчас нужно ехать к дедушке. Пожалуйста, Пенни, поехали со мной. Мне ужасно страшно появиться там одному.

Глава 35

Дед Джереми жил в небольшом городке с аккуратными домиками, окруженными полями с бесчисленным множеством оливковых деревьев. Улица, на которую мы выехали, была утыкана высоченными соснами, похожими на зонтики. Мы подошли к симпатичному дому бледно-персикового цвета.

– Здесь, – сказала я, еще раз взглянув на адрес, написанный тетей Шейлой.

Мы подошли к двери, но не успели постучать, как она распахнулась и перед нами предстала девочка с прелестными черными кудряшками. На ней было закрытое бело-розовое платье, она уставилась на нас широко раскрытыми карими глазами.

– Можно нам войти? – спросил Джереми, слегка наклонившись.

Девочка широко улыбнулась, и ее пухлые щечки еще сильнее округлились. Она кивнула и впустила нас в темный коридор.

Изнутри дом оказался каменным холодным зданием. Проходя гостиную, обставленную старинной мебелью, мы слышали звук своих шагов, которые эхом отдавались где-то в глубине дома. Миновав еще несколько закрытых дверей, мы вошли в кухню, где нас встретила родственница жены Доменико, тучная пожилая дама. Она что-то готовила у плиты и все же бодро и приветливо улыбнулась нам.

Джереми заговорил с ней, удивляя меня тем, что сумел подобрать несколько вежливых итальянских слов и даже составил их в складные предложения. Женщина и Джереми обменялись понимающими взглядами, затем женщина обратилась к девочке, попросив, по-видимому, отвести нас в сад. Девочка провела нас через заднюю дверь на лужайку, где под грушевым деревом в кресле со множеством подушек сидел пожилой человек.

Как только мы вышли, я повернулась к Джереми:

– Не знала, что ты владеешь итальянским.

– Я понимаю немного, особенно интонации, – ответил он. – В детстве я сильно и долго болел бронхитом, за мной ухаживала итальянка. Она учила меня, помогала с уроками. Она частенько заглядывала в словарь, а мне казалось, что она обучает меня какому-то секретному языку.

Джереми подтянулся, когда мы подошли к пожилому мужчине, отдыхающему в саду. Доменико читал газету, но, заметив нас, отложил ее в сторону. Это был высокий, крепкий мужчина с шапкой седых волос. Он был идеально выбрит, причесан и выглядел безукоризненно. На нем были костюм из качественной шерсти и начищенные до блеска ботинки, не последний писк моды, но аккуратные и элегантные. Он выглядел так, словно собрался в церковь на воскресную службу. Он сидел прямо, уверенно, достойно, в полной боевой готовности. Подойдя ближе, я почувствовала свежий лимонный запах с легким ароматом вербены и еще чего-то очень трогательного. Очевидно, дедушка Джереми очень тщательно готовился к встрече с внуком.

– Бонджорно, – сказала я, когда мы подошли ближе.

Джереми внезапно замолчал, остановился, не произнеся ни слова.

– Бонджорно, – улыбнувшись, ответил мужчина и жестом показал на два таких же, как у него, кресла с подушками, приглашая нас присесть.

Мы сели; я бросила взгляд на Джереми, который смотрел на пожилого человека, так и не вымолвив ни слова. Я не ожидала разглядеть похожие черты в их внешности, у меня просто не было времени подумать об этом; но сейчас я прекрасно видела тот же высокий лоб, интеллигентный взлет бровей.

Мужчины молча изучали друг друга, затем одновременно повернулись ко мне. Я поняла, что это моя задача – завязать хоть какой-то разговор между ними. Мое знание итальянского сводилось к нескольким выражениям, которые я запомнила из разговорника.

– Вы говорите по-английски? – с сомнением спросила я на итальянском.

– Уже не так хорошо, – ответил дед Джереми.

«Плохо дело», – подумала я.

Я слегка подтолкнула Джереми, и он сразу же вспомнил, какой подарок я заставила его купить. Это была небольшая бутылка хорошего бренди, бутылку с такой же этикеткой я видела у отца на полке. Джереми достал из кармана подарок в блестящей золотой оберточной бумаге и вручил деду. Он развернул подарок, посмотрел на свет и, одобрительно кивнув, поставил бутылку на столик.

– Спасибо, – поблагодарил он по-итальянски.

Затем он скрестил на груди руки, замолчал и стал ждать, оценивающе разглядывая Джереми; взгляд его был доброжелательный, но я бы сказала, несколько напряженный. Джереми умоляюще посмотрел на меня, будто просил помощи. Я поняла, что нужно что-то делать, иначе эти два сфинкса так и просидят до самого вечера.

Я представила этого престарелого джентльмена маленьким мальчиком, бегающим под пристальным взглядом тети Пенелопы. Тут я вспомнила про маленького игрушечного солдатика, которого нашла на вилле и очень кстати положила в карман. Конечно, в свете последних событий я совсем забыла о нем, но сейчас он весьма пригодился, и я достала его.

– Это ваше? – спросила я, протягивая солдатика.

Я прекрасно понимала, что этим поступком ворошу воспоминания далекого прошлого, и, если все испорчу, Джереми просто меня убьет, и это было очевидно, потому что, как только Доменико наклонился, тщательно изучая вещицу, Джереми приподнял бровь и с паникой посмотрел на меня.

– О! – восхищенно произнес его дед и взял солдатика за шляпу, а потом заставил его дергать руками и ногами.

Доменико улыбнулся открытой широкой улыбкой, отчего стал похож на мальчишку. Я сразу поняла все, что хотела узнать.

– Синьора Пенелопа. Вы знали ее? – с нескрываемым любопытством спросил Доменико.

– Конечно, знали! – поспешила ответить я. – Пенелопа – моя двоюродная бабушка, родная сестра моей бабушки.

Эту фразу я повторяла все дорогу. Тетя Шейла наверняка предупредила Доменико о нашем приезде с интересными новостями, так что он понимающе закивал головой. Приятные воспоминания несколько смягчили черты его лица.

– Синьора Пенелопа была очень щедрая. – Воспоминания о бабушке Пенелопе явно доставляли ему радость.

Разговор неплохо складывался, и я чувствовала себя победительницей. Но сейчас я посмотрела на Джереми, взглядом говоря, что настало его время поговорить с дедом.

Джереми прокашлялся. Выражение лица, мимика – все выдавало в нем волнение, а это было совершенно ему не свойственно. Джереми достал из кармана фотографию, где он был изображен вместе с отцом, и отдал Доменико.

Я была просто поражена. Значит, все это время он хранил фотографию, не забывая о ней!

– А, да-да! – воскликнул Доменико, внимательно разглядывая фотографию.

Доменико достал из кармана круглый золотой медальон на цепочке и отдал Джереми. На одной стороне была фотография женщины с бледным лицом, карими глазами и темными, аккуратно забранными кверху волосами – наверняка его жена Роуз. На другой фотографии был изображен мальчик лет шести в легкой рубашке и кепке, с широкой, во все лицо, улыбкой.

– Тони, – с гордостью сказал Доменико, то и дело поглядывая на фотографию, что дал ему Джереми. – Хороший мальчик, – пробормотал он.

Он пристально посмотрел на парнишку рядом со своим сыном, затем перевел взгляд на Джереми.

– Его сын? – спросил он, прежде чем они обменялись фотографиями.

– Я сын вашего сына, – уверенно произнес Джереми.

Я была поражена тоном, с которым он произнес эти слова, будто именно сейчас впервые принял этот факт.

Затаив дыхание, я ждала. Как отнесется к этой новости Доменико? Будет подозревать в Джереми мошенника, который после стольких лет решил его посетить, ожидая получить деньги или что-то еще? Или отправит Джереми запускать воздушного змея и обеспечит его на всю оставшуюся жизнь?

Доменико в задумчивости наклонился вперед, Джереми сглотнул и застыл на месте. Доменико потянулся к Джереми и погладил его по щеке.

– Да, точно, – сказал он, – твоя мама говорила, что ты тоже хороший мальчик.

Джереми сидел, словно статуя, ни один мускул не дрогнул на его лице, лишь глаза отражали бурю чувств, бушевавших внутри. Он был похож на собаку, которая после долгих лет скитаний не могла поверить, что ее любят и жалеют, боялась пошевелиться, чтобы не упустить этот счастливый момент.

Доменико, заметив напряжение Джереми, усмехнулся. Пошарив в кармане, он достал перочинный нож, как у туристов. Только этот был куда серьезнее и красивее, с рукояткой из золота и слоновой кости. Несколько ос, привлеченные ароматом спелых груш, кружили вокруг нас, я давно их заметила и не сводила с них глаз. Доменико срезал грушу с дерева, выбрав самую красивую, достал из нагрудного кармана носовой платок, тщательно обтер грушу и начал счищать кожуру, складывая ее в пустую пепельницу, стоявшую на столике. Отрезав дольку груши и не снимая ее с ножа, Доменико предложил ее Джереми.