Импотент, или секретный эксперимент профессора Шваца

– Эта та, с которой я на тройке в ресторан мчался?

– Ну да! Я смотрю на нее и думаю: «А ведь это его жена…» Вернее, ни о чем я не думал – это и так было ясно. Ну так вот, видит она всю картину во всей своей красе неприглядной и такую истерику закатывает, я такую в жизни не видел! Наша подружка-то пытается тебя оправдать, а твоя-то как вцепится ей в волосы, еле мы их разняли! А потом твоя-то ка-ак размахнется, да тебе ка-ак влепит по морде! Сразу синяк, значит, вся рожа расцарапана, в общем, кошмар!

Я почувствовал себя оплеванным. Что это я такой развратный в сне моего друга?

– Слушай, Мур, а я-то здесь при чем? Я бы своей жене вообще бы не стал изменять. Я бы ее любил…

– Ну да, не стал бы… Да не смеши ты меня!

– Да говорю тебе!

– Ну да, а то я тебя, кобелину, не знаю!

– Ах вот ты как!? Да как же я тебя раньше-то не знал! Свинья ты после этого, вот что я тебе скажу! Такие сны обо мне смотреть!

Мы снова сцепились, он ударил меня по голове гитарой, я его пнул ногой – и мы, побитые, разошлись.

Три месяца я, если встречал этого проходимца на улице, возвращался и шел другой дорогой. А потом нас помирила одна девушка, которая очень любила мирить своих склочных знакомых. В общем, та самая…

СОН ТРЕТИЙ

Звонок. Ну вот! Главу не окончил!

– Привет, ста…

– Здо…

– Как жи…

Мы прошли на балкон и я угостил Мура длинной сигаретой.

– Слушай, мне такой сон сегодня приснился!

– Сон? – уточнил я, прикуривая от спички. – Рассказывай, только не дыми в мою сторону.

– Снится мне, значит, судебное заседание, а ты – на скамье подсудимых.

– Вот еще выдумал! – рассмеялся я, но почувствовал себя как-то скверно. – С чего бы это?

– Вот и я так сначала подумал. Оказалось, что одна девушка подала на тебя в суд за то, что ты ее изнасиловал.

– Какая еще девушка?

– Да та, на которую мы спички тянули.

– А-а, – вспомнил я и помрачнел. – Так она же сама хотела!

– Сначала, видать, хотела, а потом расхотела, – охотно объясняет Мур. – Ребенка-то надо на какие-то шиши воспитывать. У нас государство детей без средств не оставит! Так вот, сбоку от меня жена, значит, твоя сидит, в слезах вся, а тебе уже приговор на алименты читают. Жена твоя и говорит, этак сквозь зубы, я даже вздрогнул: «Придет домой, как свинью зарежу!..»

– Она что, свиней резала? – удивился я.

– При чем здесь «свиней»?! Это поговорка такая. Что ты все время перебиваешь? Зарезанным быть не терпится? Вот она мне и говорит: «Зарежу, а потом руки на себя наложу. Вот ты мне скажи, Мур, как же я могла со скотом таким жить-то?» Мне-то неприятно о друге своем слова такие слышать, о тебе то есть, я успокаиваю ее как могу…

– Тоже мне, валерьянка!..

– А она заладила одно: «Вернусь домой, зарежу, наложу…»

Я нервно затягиваюсь сигаретой, у меня нет слов.

– Потом проходит несколько дней, – охотно продолжает Мур, – захожу я к вам домой, а там милиции полно, и ты на диване лежишь, будто бы газету читаешь, но весь окровавленный такой, а жена твоя рядом висит…

– Как это, висит?

– Ну, как-как! Ногами вниз, головой вверх! Повешенных, что ли, не видел? Я как это увидел, как заору и – проснулся…

– Значит ты, это, скотина, то есть, ты этакая, – начинаю я заводиться, – сам первым с этой, которая потом с ребеночком, а я, значит, как этот, еще и алименты эти плати, да?! По-твоему, я за рассказы эти чертовы деньги лопатой гребу?

– Да что ты на меня-то кричишь? Я разве виноват, что она на тебя показала?

– Ладно, не виноват, но по-твоему я жену свою до убийства, а потом до самоубийства мог довести?

– Слушай, ну что ты кипятишься? Это же твои отношения с женой, я же в вашу личную жизнь не вмешиваюсь, может у нее это в крови? Я как ни зайду к тебе во сне, так она сразу: «Муж занят и пить я его с тобой никуда не отпущу!» И смотрит так сердито!..

– Нет, и он еще друг называется! Долго ты надо мной измываться будешь?! Почему тебе такой маразм обо мне снится?!

Мы снова поцапались, я оторвал у него все пуговицы, до которых смог дотянуться, а он, кроме всего прочего, обвалил книжный шкаф с моими архивами. После этого я три месяца не ходил по тем дорогам, по которым мог ходить он.

А потом я, неожиданно для своих друзей, собрался жениться и подумал: а кто бы это мог подарить мне хрустальный сервиз? Подумал, подумал, да и помирился с Муром, пригласил его, гада, на свадьбу.

ЭПИЛОГ

Она тихо сопит в подушку. Какое все же странное слово – «жена». Интересно, чем оно наполнено? Она еще спит, моя благоверная, а я сижу в халате, склонившись над столом, и набрасываю эти строки. Дело в том, что Мур разбил на моей свадьбе свой подарочный сервиз. Правда, он не был хрустальным.

И вот я сижу и думаю, что же теперь будет дальше? Неужели Мур лучше меня знает, кто я есть и на что способен? Неужели я и снился ему именно таким, потому что он знает, что именно так все и случится? Мур ведь на то и Мур, он теперь в милиции работает. У него – интуиция.

Я почесываю в голове и на листе бумаги пытаюсь математическим способом оценить вероятность существования вещих снов. Я высчитываю уже часа два, но у меня ничего не получается. Я завариваю новую чашку кофе и подбадриваю себя тем, что когда-то был весьма силен в математике.

СТОЛ НАХОДОК

Строки из «Толстой книги»

Испуг

Бухгалтер Кроликов нечаянно растратил казенные деньги, испугался и убежал… отдыхать на юг.

Анкета

«А нет ли у вас родственников за границей?» – заискивающе интересовались у Сидорова компетентные органы.

Душа

Совершенно невежественно думать, что у человека может быть душа. Организм, как известно, выталкивает любое инородное тело.

Полиглот

Познания студентки Милашкиной во французском, английском и испанском языках практически одинаковы. Ни одного из названных языков она не знает.

Новинка

Издательством «Самодур» выпущена в свет брошюра – пособие-самоучитель «Двенадцать способов застрелиться».

Случай

Ночью голодный Сидоров проник в здание КГБ, вскрыл в одной из комнат сейф и до отвала наелся «сывороткой правды».

Трассировка

Осень. Милиционер. Пьяный. Демократия. Но не для всех.

Сюрприз

Замечательным сюрпризом для жителей Южно-Сахалинска явилось открытие в городе дома-музея знаменитого американского писателя Марка Твена.

Злодей

Никто не скажет, что я злодей! Вы не найдете ни одного человека! Нет такого! Этот человек давно уже мертв!

Дуэль

Маркиз де Лошак встал к барьеру напротив барона де Мерина, поднял стартовый пистолет, прицелился и произвел выстрел. Тут же мимо маркиза пронеслись тридцать два спринтера, которые затоптали барона.

Восток

Когда на Востоке начинается новый виток инфляции, из гаремов продают самых старых и самых сварливых жен.

Памятник

Когда Великий писатель Мормонов скончался, его поставили на пьедестал, после чего все его произведения были благосклонно забыты. Никто не вспоминал о Мормонове до тех пор, пока он не стал пахнуть.

Симбиоз

Артист Шлепанцев пел просто отвратительно, так что зрители каждый раз закидывали его гнилыми овощами, фруктами и даже объедками. Никто из сидящих в зале не подозревал о том, что Шлепанцев держит за кулисами ученую свинью, которая подъедает все, брошенное ими, после выступления.

Метод

Пришел. Увидел. И сожрал.

Бисексуал

– Света, вообще-то я не только тебя люблю, я еще и Машу люблю.

– О, да ты, оказывается, бисексуал!

Частная практика

Сморчков решил заняться государственным терроризмом. Сначала он выбирал государство побогаче, а потом вплотную начинал его как следует терроризировать.

Советы постороннего

Не копай для другого яму бесплатно.

Покупка

– Я хотела бы обсудить с тобой одну покупку, – говорит мне жена, – но у нас всего один час свободного времени…

Судебная хроника

Сегодня товарищеский суд будет разбирать два персональных дела: «Дело о том, как литератор Фигулькин избил закон жанра» и «Дело о том, как беллетрист Мормонов изменил закону жанра с законом о собственности».

Анкета

– А дети у вас есть?

– Есть. Но они не продаются.

Находка

– Ой, смотри, я рубль нашел!

– Подумаешь! У меня точно таких же – два!

Хроника

В Бурятии зажгли еще один вечный огонь. Что поделаешь, опять нашли слишком много нефти…

В мире прекрасного

В литературных кулуарах стали упорно поговаривать, что Сидоров-Милашкин опять выиграл в «Спортлото».

Старость

Меняю стойкие идеалы на детей-кормильцев!

Профессионал

– Петров, ты умеешь пользоваться дыроколом?

– Конечно, умею! – обиделся Петров. – Я таких три штуки уже сломал!

В мире новых открытий

Сидоров открыл для себя еще одну консервную банку с тушенкой.

Юбилей

Юбилей академика Монстрова праздновали с большой помпой, но семерых приглашенных откачать все же не удалось.

Рецепт

– Скажите, а как лечить на носу ячмень?

– Очень просто! Надо в течении двух месяцев аккуратно протирать нос спиртом.

Сексодром

– Господи, а это у тебя что такое?!

– Да так. Одна постельная принадлежность.

Просто фантастика

Сидоров ждал три часа, потом не выдержал, встал, подошел к официанту и от души вмазал по бескомпромиссной и наглой физиономии…

Кредо

Женюсь – брошу пить, курить, смотреть футбол, а потом жену.

Узелок на память

…И взять с собой запас продовольствия на два часа.

Приказ

За выслугу лет осветителя Алебастрова перевести на должность ведущего режиссера.

Контракт

Я обязуюсь охранять этот продовольственный склад до тех пор, пока все не съем!

Из серии забавного

Пошел как-то художник Петров за водкой и пропал куда-то. Напился, наверное…

Любера

– На маевку пойдешь?

– На какую еще «маевку»?

– Фанатов «Ласкового мая» ломать будем.

Традиция

Если бы Сидорову довелось попасть на небо, его бы и там, первым делом, посадили на пятнадцать суток.

Пароль

Вошла. Долго смотрела глазами серны. Спокойно приблизилась. Потом уже лицо исказилось, когда занесла руку – и я получил звонкую пощечину. Это плата за то, что я увидел в ней нечто, ей не свойственное.

Щедрость

Гроссмейстер Шкафчик отдал в фонд Мира свои две проходные пешки.

Праздник

Национальные меньшинства выражают свой протест по поводу проведения праздника «Проводы русской зимы»:

– А мы что, так и будем мерзнуть?

Новинка

Две дверные ручки, прикрученные к вашему пьяному приятелю, позволят вам без хлопот донести его до дома. Дешево и удобно!

Аукцион

Мавзолей с красивой надписью «Ленин», антиквариат, двести тысяч. Раз!..

Случай

Однажды Насестов пошел выносить мусорное ведро, поскользнулся и упал в ящик с отбросами. Обстановка в этом ящике ему настолько понравилась, что жена с трудом выманила Насестова домой только к обеду.

Под памятником

Сидоров стоял под памятником Пушкина вот уже четыре часа. Подумаешь! Памятник стоял здесь уже несколько десятилетий – и ничего.

Призвание

– Почему ваш мальчик не кричит, когда ему делают больно?

– Это пройдет. Сегодня он все еще хочет стать дантистом…

Из разговора

– У меня вообще-то брат на подводной лодке служил. Приплывут они в какой-нибудь загранпорт, пройдут по кабакам, везде наскандалят, всем в зубы дадут – раз на подлодку, и сразу уплывают!..

ЗАБРОНИРОВАННЫЙ ОАЗИС

Рассказики

Тени сумрака сгущаются в полночь

(рассказ из студенческой газеты «Бегемот»)

Запоздалый вечер спустился на город, и фонари кое-где уже успели набраться смелости и вспыхнуть электрическим светом, заменяющим дневной, солнечный.

В аллее был застоявшийся теплый и от лип вязкий воздух. Зелень листвы потухла до безликого черного цвета, и редкого прохожего могли увидеть Слонявый и Апачи, которые расположились на свежеокрашенной скамейке с запасом микстуры для молодых неженатых людей и с попыткой узнать, который, собственно говоря, сейчас час. Не пора ли идти домой – смотреть программу «Время»?

Неожиданно для наших наблюдателей на аллее показался Шмяткин, второнегодник МЭИ, и на беду, ни Слонявый, ни его верный Апачи, не были знакомы с этим достойным джентльменом.

– Еще один, – пробормотал Апачи, выразительно поглядывая на шефа. Но опять же, к сожалению, последний оставил это без должного внимания и поднялся навстречу прохожему.

Две фигуры преградили путь сразу же погрустневшему Шмяткину.

– С дороги! – гробоподобным фальцетом провозгласил студент.

– Буйный, – отредактировал Апачи, заискивающими глазами глядя на Слонявого. – Еще один буйный.

– И не таких ломали, – похвастался компаньон. – Ходют тут многие, а вот часов ни у кого не оказывается. Короче, у вас, молодой интеллигент, часы есть?

– Какое вам дело?! До моей личной жизни! – возопил Шмяткин.

Вообще-то был он несколько робок, но сегодня негодование раздирало его душу. Сегодня Шмяткин был готов у кого угодно поинтересоваться, зачем это он интересуется его личной жизнью.

– А дело у нас большое, – сказал Апачи как ни в чем не бывало. – Мы люди темные, но временем, время от времени, интересуемся…

И тут еще Слонявый не вовремя полез в карман, очевидно, почесаться. Шмяткин молниеносно подумал, что теперь, после стипендии, ему уже терять нечего, и инцидент был проработан до своего печального исхода.

«Бац!» – голова Слонявого удивленно покачнулась.

«Меня ударили? Вот как?» – задумался Слонявый.

Шмяткин выбил мизинец на правой и вывихнул большой палец на левой руке, но все равно решил, что удар в ухо – лучшее средство невинно пострадавшего. Он размахнулся и ударил Апачи.

«Шмяк! Шмяк! Шлеп!» – отозвался тот, отлетая к скамейке.

И когда Апачи уже стоял в излюбленной стойке разъяренного кенгуру, когда Слонявый поднял руку для выдающегося «Удара Слонявого», пробивающего газетный лист, положенный на стопу кирпичей, Шмяткин был уже в конце аллеи, и долго еще любопытное эхо разносило его обиженные замечания:

– Я им еще покажу!.. Если каждый будет почем зря двойки ставить и ничего не ставить в зачетку!..

– Не мог раньше, что ли, сказать, что он с экзамена по физике? – пожаловался Апачи, разыскивая один из «луноходов», который Шмяткин куда-то засандалил. – Эх, не заботятся об окружающих…

Друзья вздохнули и снова пошли к скамейке – искать оброненный стакан и отмахиваться от следующего пострадавшего по физике.

Сомнительная история

– Вы граф?

– О, да! Я – граф!

– А я вам сейчас докажу, что никакой вы не граф!

«Из теории построения графов»

На лекции математика Блина было как всегда шумно, но просторно. Блин, весь осыпанный мелом, стоял у доски и выводил на ходу новое доказательство теоремы, пришедшее ему в голову сегодня утром в трамвае. Большинство студентов этого успешно не замечали, только Б. Фандеев усердно списывал с доски в свою серую тетрадку.

Неожиданно из дальнего угла аудитории раздался звучный голос студента Данилы Слонова, известного на потоке литератора Союза Поэтов и Прозаиков.

– Вот тут ты наврал! Здесь же неправильно!

– Что за шум? – удивился Блин.

Все оглянулись на Данилу, который уже выбирался из-за учебников, и направлялся к кафедре.

– Вот тут вы доказываете неверно, – ткнул Данила большим пальцем левой руки в доску.

Блин застыл в молчании, потом смутился и посмотрел на аудиторию.

– Извините пожалуйста, я обманул вас, – вздохнул он и развел руками. – Но я думаю, что из-за этого мы с вами не поссоримся…

Даниле стало жаль лысеватого лектора и он помог ему вывести решение. Блин подавал мелки, которые вырывались из рук Данилы один за другим, и услужливо поддакивал, стараясь произвести благоприятное впечатление.

Отличник Боря Фандеев не смог вынести этого зрелища и демонстративно вышел из помещения. У дверей он все же обернулся и заявил:

– Я ухожу, господин Блин! – грозно разнеслось по аудитории.

– Ну и иди себе, – отвечал лектор и даже рукой махнул, мол, не мешай беседовать с Данилой Горынычем.

Через несколько минут Блин торжественно вздохнул и сказал: «Вашу зачетку!». Данила с готовностью протянул зачетку и Блин аккуратно проставил в ней отметку «отлично!» по «математическому анализу»!

Данила очень обрадовался! Он подпрыгнул на месте, еще и еще один раз, отчего проснулся и обнаружил, что сидит он в той же аудитории, но уже на совершенно другой лекции.

Видимо, не разбудили Данилу после окончания лекции профессора Блина, и пошли, как сволочи, пить пиво. Уж больно Данила хорошо улыбался в своем необычайном сне…

Повышение слонявости

«Слоники зеленые

Бегали по комнате…»

Данила Слонов

«Странички из похмельного дневника»

Слон был небольшой, серый, задумчивый, но со всеми тяжеловесными атрибутами своей родословной – хобот, бивни, большое тело и уши. Сомнений не оставалось и скептики разводили руками.

Слон бежал легкой трусцой по давно уже не ремонтированной дороге. Следствием этого был переход ее аварийного состояния с третьей стадии на последнюю, после которой заинтересованные и ответственные лица ищут другую работу, а СМУ – новых заинтересованных и ответственных лиц.

Одно удовольствие рыдающему от восторга гиду – заученно распинаться о численности легионеров Македонского А., проходившего здесь с походом в далеком, обветшалом прошлом.

Через некоторое время Шериф и Слонявый, курящие бычки у фасада дома, обнаружили, что слон бежит не просто так, а за длинноногим малым, в котором Слонявый не признал, нам уже знакомого, Шмяткина. Шмяткин тоже не узнал Слонявого, поскольку был увлечен своим бегом и ничего вокруг не замечал вообще.

– Эй, парень! – окликнул его Шериф. – Где это слонов выдают населению?

– Там только по студенческим! – ответил запыхавшийся Шмяткин и остановился.

Слон остановился тоже. Он оглядел ребят и, наверное, подумал, что их уже трое. Он – один.

– А зачем он тебе нужен? – полюбопытствовал Слонявый.

Слон обиженно опустил хобот и задышал, как это водится у слонов, когда они обижаются.

– Мне? Мне он вовсе не нужен… Вот зачем я ему сдался?

– Может, он просто хотел узнать в какой стороне находится зоопарк?

Шмяткин с сомнением посмотрел на слона, тот с пониманием на Шерифа. После минутного обсуждения сложившейся ситуации все трое отправились в сопровождении слона по той же дороге, но теперь в обратном направлении. Шериф спрашивал у очередного прохожего, прижатого к стене, где зоопарк, и по каким дням он работает, тот что-то мекал и Шериф махал на него рукой.

Лишь один толковый старик, сроднившийся с, чудом не упавшим, забором, со знанием дела пробормотал: «Славно я наклюкался… Теперь уже слоны…»

А Дима Шмяткин был в полном восторге! Он с жаром объяснял слону, как ему приятно идти рядом и видеть его, сравнительно маленькие, умные глаза, и трогать его большие, теплые и шершавые уши. Слон одобрительно хмыкал, все-все понимая.

Так они и шагали по дороге, пока не столкнулись лоб в лоб с участковым Внезапновым.

– Ну вот, пожалуйста, – отметил участковый Внезапное.

Он снял фуражку и ладонью протер лысеющую от пива голову. Реплика его относилась непосредственно к слону, но имел он в виду также и Слонявого, и Шерифа, и, по объективным причинам, Шмяткина.

– Слушай, Николаша, – обратился он к Слонявому. – Здесь же даже выгул собак запрещен, а ты слона выводишь. И без намордника!

– А у него справка есть, – ответил Слонявый.

– Ты у меня еще поговори. Ты у меня еще не так поговоришь! Ты мне еще в нос этой бумажкой потыкай, да? Грамотный стал после ПТУ? – участковый Внезапное завелся, начиная входить во вкус беседы с подростками.

– Один слона заведет, другой удава, людям где жить прикажешь? А ну, отведи слона туда, где его взял! А не то, я вам всем четверым уши пообрываю!..

Ну и, конечно, слон обиделся. Он повернулся вокруг своей оси и направил бивни к реке. Участковый и новоиспеченная троица побежали следом, попеременно что-то выкрикивая. Участковый Внезапнов обещал лично, во искупление, встать перед слоном на колени. Все было в пустую!

Слон вошел в реку, отчего уровень воды, как показалось, повысился на целый метр. Только сейчас Шмяткин понял, что слон был белым – вода мгновенно слизала с него серый налет пыли.

Не обращая никакого внимания на крики людей, слон поплыл вниз по течению и вскоре скрылся за поворотом реки. Шмяткин тоскливо подумал, что вот и уплыл его белый слон… А завтра опять в институт, столовая-забегаловка, лекции по четыре пары, на которых скучно даже спать, и ни одного слона – одни удавы.

Зверство в электричках

Студент Дима Шмяткин ехал в электричке, листая скучную институтскую газету под названием «Энергетик». Неожиданно, со стороны обоих тамбуров послышался нахрапистый лай и в вагон ввалились озверевшие контролеры в красных повязках и с огромными черными собаками на поводках.

– Билеты! – возопили стражи железной дороги в один голос.

Почти все пассажиры посрывались со своих мест в тщетной попытке скрыться. Они лезли в окна, самоотверженно бросались на зубастых собак, искали запасные выходы в полу и в стенах вагона.

Билетов, видимо, не было ни у кого.

Широкоплечие контролеры шли по вагону и расторопно усмиряли резиновыми дубинками обнаглевших зайцев. Собаки рвались с поводков, пытаясь в чем-то разобраться. Надо заметить, что адский шум образовался в электричке.

Людей выводили в тамбур с вывернутыми, уже на всю жизнь, руками и заставляли платить штраф.

«Штраф! Штраф!» – лаяли черные доги и кусали на память пассажиров.

Наконец, пыль осела, дым от шашек рассосался в многочисленные щели, слезоточивый газ стек по стенам.

– А это кто?! – прорычал главарь с черной повязкой на оба глаза, когда на свет фонарей из-под лавки выволокли Шмяткина.

– Матерый, видать! Под лавку, сука, залез!..

Билет у Шмяткина был, более того – проездной!

Ему повезло – он отделался легким испугом, но, все равно, он серьезно пожалел, что поехал сегодня в институт.

С тех пор он стал ездить в институт редко и крайне неохотно, и вскоре его вообще отчислили.

Манилов в колхозе

В пьесе задействованы:

Манилов – студент с воображением,

Сидоров – студент с папиросой,

Бригадир – студент, напрочь лишенный фантазии.

Во время десятиминутного перерыва Манилов и Сидоров лежат на пустых мешках для сбора картошки среди бескрайних колхозных полей.

Манилов (потягиваясь): Эх, а вот хорошо было бы полностью механизировать работу в колхозе! А то, и автоматизировать! Поставить уборку картофеля на высоту развития НТР и в ногу с техническим прогрессом!

Сидоров (закуривая): Да, неплохо было бы…

Манилов (азартнее): Вот, допустим, идешь ты по полю, а корзинка уже полная. Проще простого поставить в нее фотоэлемент! Как корзинка набирается до краев, фотоэлемент срабатывает и раздается звуковой сигнал – биб! И к тебе сразу же с мешком бегут – высыпать!

Сидоров (выдыхая дым папиросы): Не слабо…

Манилов (загораясь): А вот способ еще лучше: можно запросто сделать тележку. Проложить между грядами рельсы – ложишься на тележку и едешь по полю, а картошку в поддон собираешь. Как поддон наполняется, срабатывает фотоэлемент – биб! – и к тебе с тремя мешками уже бегут – высыпать!

Сидоров (вдыхая дым папиросы): Здорово!..

Манилов: Или даже так! Привить семенам картофеля металлизацию – и искать с миноискателем, с щупом, с магнитом. Как только раздается сигнал, картошка по системе магнитов передается в корзину. Так еще эффективнее!

Сидоров: А варить ее как?

Манилов: Темнота! Организму железо нужно!

Сидоров: Тогда неплохо…

Манилов: А вот здорово бы комбайн картофелеуборочный модернизировать! Чтобы он весь картофель сам убирал, а не высыпал бы все на соседнюю грядку. Вот это была бы техника! Жаль, что наша кафедра этим не занимается…

Сидоров: Ну, это ты загнул! Потом еще скажешь – подавай тебе автоматы с газированной водой!

Манилов: А то! И лавочки – шашлыками торговать! Лежаки для принятия солнечных ванн поставить!

Сидоров: Смотри, бригадир к нам пилит…

Манилов (увлекаясь): А что мне бригадир? Мне бригадир не указка, у меня своя голова на плечах есть! Да, может быть, в будущем студенты на личных вертолетах на поля летать будут – день поползал по грядке – и домой, к телевизору… И никаких тебе бригадиров!

Бригадир: Подъем, ребята! Перерыв окончен! Вставай, вставай, Манилов, хватит тебе языком чесать!

Сидоров и Манилов послушно становятся на колени и ползут в том направлении, где еще не убран картофель.

Манилов: А все же хорошо бы наш труд хоть немного автоматизировать. Ну хотя бы, чтобы корзинки сами ездили.

Сидоров: Корзинки? Это ты неплохо, Манилов, придумал… Передвигая перед собой корзинки, оба на коленях уползают за кулисы. Для экономии занавес можно не делать.

Джин Абдула Хусейн

Был как-то у студента Шмяткина джин. Жил он в бутылке, потрешь ее – он и вылезет. Что ему скажешь, то и сделает. Класс! Не жизнь, а одно удовольствие. Да вот только делал все этот джин с большой неохотой и все как-то шиворот-навыворот. Пошлешь его в магазин с червонцем, так он продавцу нагрубит, сдачу не принесет и, вообще, норовит все брать бесплатно, за что его бьют и пытаются ловить. Скажешь ему, шпаргалки к экзамену написать, так он такое напишет, что прочитать нельзя, а если прочитать можно, то вслух не скажешь.

Ясное дело, Шмяткин распекал джина всячески и поругивал, и на этом поприще дошел до такой выразительной словесности, что джин зеленел, залезал в бутылку и пробочку за собой аккуратненько закрывал. Дошло уже до того, что никакими силами нельзя его было оттуда вызвать. Пробку откупоришь, а оттуда только дымок выходит да ругательства. В общем, заболел джин. У меня, говорит, период спячки начался. У меня, говорит, настроение не важное – боюсь и вам испортить… То у него мутации, то насморк, а то и того похлеще и из другого места.

Шмяткину симуляции эти не особо-то понравились. Ладно, думает, без тебя, проходимец, сессию сдам. Законопатил он бутылку и понес, куда глаза глядят, а так-как такую ржавую и старую ни в одном приемном пункте стеклотары брать не хотели, так и осталась она лежать возле мусорных ящиков, неизвестно до каких времен.

Что-что, а ждать джин умел…

Шел как-то прораб Хрюшин к себе домой и заметил бутыль, которая привлекла его внимание. Принес он ее домой, облюбовал, а так как классику читал еще в детстве, вытащил пробку, да потер о горлышко. Джин и вылез, грустный, правда, немного после заточения.

– Да, застоялся ты, милый, – покачал головой Хрюшин. – Потускнел весь, даже дым не идет. Ну, мы тебе работенку подыщем, не боись…

Известное дело, у прораба Хрюшина строительство объекта ну никак к сроку сдачи, на каких-нибудь полгода, не поспевало.

– Ну что, саксаул, город построить можешь?

– Могу, – честно ответил джин. Это ведь входило в список его услуг.

Недели две джин строил объект. По двадцать норм давал в день и, верите ли, успел к сроку. Комиссия ахнула, пожала плечами, пожала руку Хрюшину и где надо поставила крестик. На радостях, с премии Хрюшин напился, да и джина своего подпоил изрядно.

– Да, что там построить город! – стал кричать джин. – Я его и разрушить могу! Гораздо быстрее!

– Ломать-то, в общем-то, не строить, – согласился Хрюшин и подумал, что неплохо бы еще сарай и строительный мусор убрать. – Кое-что, вообще-то, можно и сломать…

– Сделаем! – вскричал Хусейн-джин, исчез куда-то на полчаса, а вернувшись, полез в бутылку – отсыпаться.

Наутро прораб Хрюшин так и подпрыгнул, проходя мимо строительного объекта: стены кривые совсем уже обвалились, из проломов сантехника выглядывает. Так и стоит его объект с недоделками, словно и не принимал участия в его строительстве Абдула Хусейн. Взял Хрюшин на работе отгул, пришел домой, бутылку двумя пробками забил и выкинул на все четыре стороны.

Бутыль об асфальт ударилась и укатилась в канаву. От старости, наверное, не разбилась…

Урюкшан, директор кафе-ресторана, никогда бы эту импортную бутылку не поднял – все у него было, не жаловался. И машина, и дача, и две самые красивые, добрые, честные и любимые жены. Хорошо жил Урюкшан, да вот ОБХСС его вконец замучило, до того, что спать директор спокойно не мог.