Закон Дальнего космоса

      Он вытащил из кармана крохотный футлярчик. Раскрыл, вынул таблетку пяти миллиметров в поперечнике, прилепил к стене рядом с дверью - изнутри, конечно. В левое ухо засунул горошинку. Услышал едва уловимый фон. Работает.
      Всё же он заглянул и в аппаратную. И здесь царил теперь полный порядок, бинты и вата исчезли, а вот оба баллона с газом, основной и резервный, уже стояли на местах, первый был подключён к редуктору. Всё чётко. Прекрасно.
      Наконец Орлен оказался в морге - пустующем, как и вчера: видимо, за минувшие часы никто не скончался и патологоанатому делать тут пока нечего. Тем лучше для доктора мёртвых.
      Дальше он действовал, без единого лишнего движения. Выдвинул лоток - тот же, первый слева снизу, что и вчера. Из одного пакета вытащил спальный мешок. Вместе с пакетом положил в лоток. Из второго - зимний комбинезон для внешних работ, с подогревом. Проверил, есть ли запасная батарейка в его кармане, хотя хватить должно было и одной. Минуту потратил на то, чтобы надёжно заклинить защёлку дверцы. Облачился в зимний комб, в его карманы переложил всякую всячину из того, рабочего, который теперь как бы перешёл в категорию белья. В мешок залезать не стал, улёгся на него, как на матрац. Преодолевая ощущение холода, чисто психическое, отталкиваясь от стенок, въехал в гнездо, дверцу за собой затворил, потянув на себя, и сразу же надел толстые перчатки - для сохранности пальцев. Полежал, успокаивая дыхание.
      “Всё. Остаётся только ждать. Минуту? Час? Два? Увидим. Столько, сколько потребуется”.
      Орлен ухитрился даже задремать, кажется. И пробудился с чувством тревоги: “Что случилось? Что?”
      Горошина в ухе ожила. Стала давать информацию. Знакомый звук донёсся извне: к обиталищу смерти подъехал ползун. Остановился. Захлопали дверцы: вышли люди. Двое или трое.
      Но это не всё, что послышалось. Ещё и какой-то посторонний звук возник. Орлен досадливо поморщился. Помехи сейчас ни к чему. Никакого внимания помехе, поскольку неизвестно, как от неё избавиться.
      Звук шагов по коридору. Два… нет, всё-таки три человека. И лёгкий рокот.
      “Что это?”
      Воображение подсказало: идут трое с каталкой, на которой, надо полагать, и покоится объект. Приближаются к месту, где таблетка связи лучше воспринимает все звуки и транслирует их. То есть к двери в процедурную.
      Но не дошли до неё. Остановились раньше. Возле двери, ведущей сюда, в банк трупов. Больше негде. “Зачем?” - Орлен невольно насторожился. Напрягся. Если его - пусть даже случайно - тут обнаружат, без драки не обойтись: сколько-нибудь правдоподобно объяснить своё пребывание на этой полке будет затруднительно.
      Несколько секунд слышится лишь дыхание троих. Интересно: у каждого оно звучит по-своему. Отворили дверь. Вошли. Куда направляются? К счастью, к правой стене. Открыли одну из дверец. Корыто с лёгким рокотом выкатилось. Кряхтят, вынимая тело. Шаркая, выносят. “Ага, всё ясно. Это то, что я должен считать своей пациенткой. Ну-ну”. Дверь морга захлопнулась. Шаги удаляются вместе с каталкой. Чмокающий звук: отворили дверь процедурной, герметичную. Ждут чего-то. Ага, ещё одна дверь. Аппаратная. Проверяют: а не поспешил ли эвтанатор занять своё рабочее место? Да успокойтесь: его там нет. Работайте.
      Снова колёса: въехали. Подкатили к кровати. Сейчас…
      “Чёрт! Горошина в ухе стала, похоже, барахлить. Нет, это усилился призвук. Ритмичный писк. Что может издавать такой звук? Возможно, они принесли с собой какую-то штуку? Для чего? Насколько это может повредить задуманному? Может, это они сканируют морг? Да нет, вряд ли”.
      Так или иначе, таблетка продолжает исправно докладывать: “Перекладываем. Ты - оттуда. Взяли: раз, два… три!”
      Тройной шумный выдох. Звук от соприкосновения того, что переложили, с матрацем.
      А вот и нечто новое: негромко зазвучала музыка. Местная. Условия, названные актрисой, неуклонно выполняются. Но голоса по-прежнему слышны.
      “Открой лицо. Момент… так. Всё в порядке. Можем идти. Сколько сейчас?”
      “Без четверти семь”.
      “Самое время. Этот подъедет где-нибудь через полчасика”.
      “Да. Будет приятно удивлён. А почётный караул?”
      “Займёт места, как только он подъедет”.
      “А на что его хотят расколоть?”
      “Нам-то что. Мы своё сделали”.
      “Сделали - так уходите побыстрее”.
      Холод уже проник в комбинезон.
      “Тут недолго и в самом деле превратиться в труп. Диагноз: переохлаждение. Ясно даже тому, кто врач только по документам. Очень качественным”.
      Звуки речи слабеют, шаги тоже. Наконец трое уходят, плотно затворив дверь процедурной. И ползун снаружи отъезжает. Звук затихает. Всё. Убыли.
      “Интересно: чем это я могу быть приятно удивлён?”
      Всё продолжающийся писк мешает думать.
      “Ти-ти, ти-ти-ти”… Пауза. И опять: “ти-ти”…
      “Откуда он доносится? Источник - где-то тут. У меня. Где?”
      “Бам!..”
      Это Орлен угодил головой в верхнюю полку. При непроизвольной попытке резко сесть в пространстве, предназначенном исключительно для спокойного лежания.
      В ухе - слабый шум: затворилась наружная дверь. Ушли.
      “Как же можно было сразу не сообразить!
      Ритмичное “ти-ти” - от имплантированного в предплечье приёмника одной, фиксированной частоты. Это же голос маячка! Голос Кати! И сообщает он о том, что она оказалась где-то в радиусе десяти километров.
      Редкая удача! Покончив с делом, отыскать её в пределах такого пятачка будет куда легче, чем летать от города к городу, от дома к дому”. - Новое обстоятельство заставило Орлена несколько изменить план.
      Следует аккуратно выполнить свои обязанности здесь. Не жалея газа. Это будет свидетельствовать, что Орлен по-прежнему принимает всё их фуфло за чистую монету. И тем выиграть немного времени для свободных действий. Покойник, недавний сосед по моргу, не обидится: он ничего не почувствует.
      Потом направиться к главному корпусу - для доклада, пригласить официальных лиц к трупу. Осмотр тела возможен по прошествии часа: газ в процедурной для своей нейтрализации потребует именно столько времени. Хватит ли этого часа, чтобы найти маячок и, естественно, его хозяйку? Хватит с избытком - если слушать очень внимательно, то можно будет идти, как по проводу.
      Всё. Пора выполнять.
      Руки за голову. Толкают дверцу. Она приотворилась. Можно ухватиться пальцами за стенку снаружи. И сильным рывком… другим… третьим выкатить себя вместе с лотком из гнезда. Усмиряя волнение, выпростаться из тёплого комбинезона - спасибо ему за услугу. Переложить всё из его карманов. Подхватить свою постоянную сумку. Снятое - в лоток, к спальнику. И отправить на место холодное корыто, дверцу затворить. Коридор. Дверь аппаратной.
      Орлен оглядел помещение: “Никаких сюрпризов. Прелестно. Смотри-ка: всё-таки заменили стул - поставили новёхонькое кресло на роликах. Выказали уважение. Спасибо. Интересно, а кого они мне подсунули? Да какая разница? Первое же невостребованное тело. Не теряй времени, ещё пригодится. Заканчивай работу”.
      Орлен, эвтанатор, положил руку на кран. Не очень уверенно: откровенно говоря, это ведь первый такой случай в его жизни, что бы он там ни рассказывал. Так что пальцы с явной неохотой обхватывают вентиль. Остаётся только повернуть его против часовой стрелки - и слушать, как смертельный газ с лёгким шуршанием устремится по трубе в процедурную.
      Пальцы замёрзли - там, в морге. Отогреть их, подышать…
      “Это безобразие. Тебе что, хочется продлить удовольствие? Или ты всё ещё чего-то боишься? Время уходит, и Катя ждёт тебя где-то совсем близко, судя по звучанию сигнала. Крути, верти! - Гримасничая от неуважения к самому себе, Орлен встал, оттолкнул кресло. - Любопытен, как обезьяна. Обязательно надо видеть, кого тебе подсунули? Надо. Крохотная, но всё же остаётся неясность. Потом она неизбежно будет становиться всё больше и больше. Неясность - потому что положение неоднозначное. Тебе ведь могли подложить и ту самую актрису. Чтобы свидетелей не оставалось. Мало ли! - Орлен решительно вышел из аппаратной. - Подойти к двери процедурной. Нажать ручку. - Нажал. - Ну, не сволочи ли? Они заперли! Чтобы эвтанатору не вздумалось вдруг взглянуть на больную и увидеть, что на кровати - совсем не тот человек?
      Захотели быть умнее всех? Похвальное стремление. Но как-нибудь в другой раз. Потому что у нас с давних времён существует правило: всегда быть готовыми ко всем возможным неожиданностям, и ещё более - ко всем невозможным”.
      Орлен вынул из сумки генеральный ключ, для которого небольшая разница: бутылку пива открыть или главный сейф Галакт-банка. Включил. Машинка приятно зажужжала и тут же обиженно щёлкнула: беспокоите по пустякам!..
      Орлен вошёл. Почти тишина. Только музыка. Дыхание. И - “ти-ти, ти-ти-ти”…
      Он включил свет. Увидел лицо лежащей на кровати женщины.
      Долго-долго - не менее минуты - простоял в неподвижности. Забыв даже дышать. Забыв обо всём на свете.
      А потом засмеялся.
      Точно так же, как засмеялся тогда, когда увидел её впервые. От радости. От осуществлённой мечты. Сейчас для смеха было вроде бы совершенно неподходящее время. Ничего такого он не планировал. Но смеялся. Хотя и беззвучно. А потом сказал - негромко, но внятно:
      - Да здесь я, успокойся! Катя, я нашёл тебя. Всё нормально. Обожди минутку. Сейчас.
      Он вытащил всё из той же сумки импрессор. Уже заряженный. Сорвал защитную упаковку. Сунул в карман: следов не оставлять! Приложил к её шее. Нажал.
      Через десять, ну, пятнадцать минут она будет в порядке. Но теперь и этого времени терять нельзя. Риск, конечно. Рискуем.
      Пришлось вернуться в морг. Вытащить спальник.
      “Господи, Катя, жизнь моя, какой же ты стала лёгкой! Что, они тебя голодом морили? Прости, сейчас придётся тебя побеспокоить. Вот это местечко. Лёгкий нажим. И никаких тиков больше: маячок ушёл в режим сна. Хорошо. Теперь в мешок… Затянуть застёжку, оставив открытой только напротив лица. На плечо. Всё, Катя. Уходим. Музыку оставим для хозяев. Что?”
      Она, не просыпаясь, вздохнула глубже, пробормотала едва уловимо:
      - Орик, знаешь, что… выключи эту тягомотину…
      “Минутку, родная”, - ответил он. Мысленно. Потому что они были уже снаружи, и нелёгкая несла навстречу какого-то местного деятеля по части мётел и совков. Кажется, тот собирался о чём-то спросить. Орлен упредил его попытку:
      - Гуляешь? - сказал он сердито. - А дерьмо за тебя я должен выносить? Самое последнее?
      Вслед прозвучало оправдание:
      - Мы тут ни при чём, тут из города приглашали…
      Стоянка. Скользун на месте. Его не стерегут. Не предусматривалось, видимо, что он уедет отсюда самостоятельно. Если вообще уедет.
      “Усадить. Тщательно пристегнуть. Чувства - потом. Сейчас - дело. Подвсплыли. Вперёд. Очень спокойно. Ни малейшего нарушения правил. Курс - на космодром. Ворота Клиники. И за ними сразу направо. Потому что слева приближается целая колонна одинаковых машин. Это по наши души. Сочувствую: их ждёт разочарование”.
      - Орик, как ты сказал - что ты несёшь?
      “Пришла в себя! Спасибо Нулю, что заставил взять с собой это зелье. Мне-то казалось, что оно никогда не пригодится”.
      - Катя! Подслушивать - нехорошо.
      - Я тебе это припомню. Мы куда едем?
      - В общем - домой. Как ты себя чувствуешь?
      - Кажется, прихожу в себя. Домой - на Терру?
      - Конечно. Куда же ещё?
      - Это хорошо. Знаешь, я всё сохранила. Хотя они хотели…
      - Родная, сейчас лучше не говори. Копи силы. Ещё хотя бы полчаса.
      - Орик, а почему я в мешке?
      - Это шутка, Катя. Всего лишь.
      “Каким сладким оказывается простое имя на вкус!”
      - Знаешь, на это можно и обидеться…
      - Отложи, ладно?
      “Всё. Дальше машина не проедет. Отсюда до стола с нашим кораблём, “Даудом”, метров двести”.
      - Катя, ты способна идти?
      - Постараюсь.
      Это прозвучало уже по-деловому. Прекрасный признак. Или симптом, как следовало бы сказать доктору Кордо. Теперь уже, надо полагать, бывшему.
      - Спальник оставим здесь. Обопрись на меня. Только переставляй ноги. Не будем спешить. Главное - дойти.
      Доктора Кордо, эвтанатора, сейчас ждут близ морга. Уже с некоторым нетерпением.
      - Остановимся? Передохнём?
      - Нет. Я могу. Далеко ещё?
      - Уже рядом.
      “Корабль. Набрать код. По трапу - вверх”.
      - Садись. Расслабься. Всё в порядке. Два разговора по связи.
      - Пилот, вы? Как себя чувствуете в моих апартаментах?
      - Вполне нормально, хозяин. Вы скоро? А то тут две дамы, одна другой лучше - не знаешь даже, какую выбрать.
      - А что, на обеих вас не хватит?
      - С чего это вы решили?
      - Вот и прекрасно. Мне придётся задержаться, так что начинайте без меня - ужинайте и прочее. Я не обижусь. Не бойтесь: старт с утра нам не грозит.
      - Тогда надо бы отозвать заявку…
      - Я это сделаю. Какой ваш код для космопорта? Понял. Записал. Всё. Успеха!
      И второй разговор:
      - Диспетчер? У вас моя предварительная заявка на старт. Подтверждаю. Прошу разрешить срочный старт.
      - Вы капитан? Для подтверждения сообщите ваш код и номер лицензии.
      - Разумеется. Сообщаю…
      Иногда полезно быть, кроме прочего, яхтенным капитаном.
      - Благодарю. Если готовы взлететь через десять минут - могу разрешить. Потом придёт очередь транспортного “Антареса”.
      - Готовы.
      - Разрешаю. Отсчёт пошёл.
      Иногда люди совершают поступки, поистине достойные самой высокой оценки. И эта оценка выносится, хотя и не всегда. Реже - при жизни, чаще - посмертно, по истечении срока секретности. Но при этом никогда, или почти никогда, не учитывается, кто виноват в том, что такие поступки вообще понадобились. Как правило, ситуация возникает вследствие ошибки. Чьей? Составителей задачи или самих исполнителей?
      В любом случае - ошибка должна быть выявлена, проанализирована и учтена в дальнейшем. Если, конечно, оно ещё будет. Дальнейшее.
      Ну вот, скажем, такая ситуация. Условия задачи: существует Галактический Союз, провозглашённый достаточно давно и неотвратимо растущий в результате освоения всё новых и новых миров. Развитие Союза происходит вовсе не произвольно, но в соответствии с законами социальной эволюции. И на определённых этапах центростремительные силы, действующие в этом множестве, начинают на какое-то время уступать центробежным; стремление к единству сменяется тягой к разобщению, в противовес старым, традиционным центрам возникают новые, растущие быстрее и порой становящиеся сильнее. Неизбежно рождаются противоречия, свойственные жизни вообще и разумной жизни в частности. Они обостряются. Старое против нового. Только не надо считать, что новое всегда лучше. Новым в своё время был нацизм. А ещё до него - социализм в российском прочтении.
      В то время, о котором тут повествуется, вызрела опасность развала Галактсоюза. Собственно, и пусть бы распадался - может, это на благо? Анализ, однако, показал: нет. Поддерживать постоянную, устойчивую связь между разбросанными в галактическом пространстве мирами, в первую очередь, торговую или более широко - экономическую, под силу только мощной организации. Нарушить эти связи - а сохранять их не всегда выгодно, порой откровенно убыточно, но правила всеобщего равномерного развития требуют таких жертв, и Союзу они по плечу, - так вот, нарушить их - значит обречь большую часть миров сперва на отставание, а затем и на регресс, вплоть до одичания.
      Однако политические деятели миров, выступающих за отрыв, так далеко мыслями не заходят. Им хочется всего и сейчас.
      Центральные же силы стараются этому противостоять. Вовремя установить - что, где и как, чтобы предотвратить опасность терапевтическими методами, пока ещё можно обойтись без хирургии.
      У политики есть мощное оружие - разведка. Во главе которой - некто, по традиции носящий имя Нуля. Это всё, что мы о нём знаем; на большее у нас нет соответствующего допуска. Но с двумя из его соратников мы уже знакомы. Видим их не в миг успеха: то, что им удаётся унести ноги, вряд ли можно считать победой. Но всё же хочется понять: почему получилось так? Ошибка замысла? Или исполнения? Или просто стечение обстоятельств, нередко ломающее и безупречные разработки?
      А может быть, всё нормально, и мы ошибаемся в своём понимании происходящего?
 

***

 
      - Катя…
      - Что, Орик?
      - Как чувствуешь себя? Говорить способна?
      - Я? Да мне просто не терпится!
      - Теперь можно. Мы в Просторе, значит - в безопасности. Начинай, и по порядку. По хронологии.
      - Итак. Я шла по спирали, как и было намечено, по мирам, подозреваемым в подготовке разрыва Союзного Договора. Задача была: в каждом месте - кто и каким образом. Люди, связи, силы.
      - Я в курсе. И знаю о твоих докладах из двух первых миров. На втором тебя взяли. Почему провал?
      - Потому, Орик, что ты позволил себе опоздать на нашу встречу. Понимаешь, для них я была всего лишь твоей женщиной, они были уверены, что это не ты сопровождаешь меня на нужной дистанции, а, наоборот, я тащусь за тобой. О нашей близости знал весь свет - не предполагая, кто мы на самом деле. Но они получили что-то на тебя. Насколько я знаю, тебя опознал кто-то по какому-то старому делу - кажется, на Смарагде. Конкретного на тебя ничего не было, но для верности решили тебя взять и попробовать расколоть. А ты не явился вовремя. Тогда задумали поиграть мною - как наживкой. Чтобы заставить тебя засуетиться. Ты и стал суетиться - но им долго не хватало профессионализма, чтобы упредить твои шаги. Мой побег был чистым театром: они сами вытащили меня оттуда - и уволокли сюда, на Эван. В мир, никем ни в чём не подозревавшийся. А тебя обвинили в соучастии - хотя тогда ты был достаточно далеко. Только ради того, чтобы привлечь к розыску все силы, в политике вовсе с ними не сотрудничавшие. Вот, собственно, и всё. То, что я успела получить на тех двух мирах и не успела передать тебе, и сейчас у меня в памяти.
      Орлен кивнул.
      - Я опоздал тогда, потому что они на меня вышли. Но по глупости решил, что ты вне опасности. И о случившемся узнал только через два часа. Доложил Нулю. И по его приказу стал двигаться дальше по твоему маршруту, выполняя оставшуюся часть нашего задания. Я хотел сразу разыскать тебя и вытащить, но он сказал, что этим они займутся сами.
      - Тогда, как я поняла, и появились листовки “Разыскивается!” в мою честь.
      - Он предупредил меня об этом. Сказал, что это надёжный способ получить информацию: кто-нибудь да сообщит в расчёте на вознаграждение. Похоже, что именно это и сработало. Мне лишь вчера сообщили, где искать тебя. К счастью, я уже оказался на Эване. Но, может, хватит обо мне? А что тут делали с тобою? Всё время держали под наркозом?
      - Не совсем. Меня всё время донимала одна мысль: информация так и осталась у меня. Необходимо было её передать. Нужна была свобода действий. И я рискнула. К сожалению, были издержки. - Она нахмурилась. - Ты ведь знаешь: не люблю крутых методов. Но тут пришлось разобраться с одним: он понял, что у меня на уме, и собрался применить оружие. По сути, я всего лишь защищалась…
      - Не казнись. Нас ведь этому учили.
      - Да, но на практике это получилось впервые, так что… Ну, в общем, риск оказался не очень оправданным: сбросить информацию на Терру не удалось - далеко, отослала её на промежуточную станцию, до сих пор не знаю: дошла она?
      - Да. Но источник там не нарисовался, какие-то потери в пространстве.
      - Значит, всё-таки дошла. Ну, в общем, меня опять захватили. И на этот раз обвинили в убийстве обоснованно. Суд был тихим, закрытым: не могли же они на всю Галактику объявить, что я нахожусь на Эване. Пришлось им решать задачу: каким быть приговору? Своим они дают пожизненное, зная, что боли убьют приговорённого достаточно скоро. Но у меня-то геном другой, на меня особенности Эвана не действуют! Пожизненно в камере? Им понятно было, что шила в мешке надолго не утаишь, слух пройдёт - и наше Бюро вытащит меня, если потребуется, даже со скандалом. И тебя они побаивались в первую очередь - знали, что ты-то бываешь действительно крутым.
      - За тебя я бы им…
      - Вот-вот. И они нашли выход: меня казнить - но чужими руками, в этом мире убийства совершаются вынужденно, а не по убеждениям; хотя со временем всякая необходимость переходит в убеждения. То есть у них возникли две задачи: казнить меня - и разобраться с тобой. И тут ты возник, как по заказу.
      - Так получилось. До этого я шёл по твоей трассе, каждый мир покидал сразу же, как только удавалось создать или обновить там резидентуру. И делал вид, что мечусь в поисках тебя. Я находился на Середине, и только тогда они, видимо, раскусили маршрут и решили, что следует меня остановить. Сграбастать меня на Середине они практически не могли: привлекли бы внимание Бюро к этому миру, а они вовсе не хотели попадать под колпак. Потому что именно на Середине и находится весь штаб заговора, и я им там был совершенно ни к чему. Но - так уж получилось - занимал такую должность, что вызов на другую планету выглядел совершенно естественно. Тут, наверное, и родился план: заставить меня убить тебя. Не разберись я в этой схеме - меня взяли бы с поличным, предъявили обвинение в убийстве - может быть, тебя назвали как-нибудь иначе - и передали на Середину. А уж там церемониться со мной не стали бы. Убили по закону. Там от убийства не заболевают.
      - Ну что же, - сказала Катерина. - Так или иначе, они от тебя избавились.
      Орлен усмехнулся:
      - Но не от резидентуры, которую я успел там организовать. Я ведь не бездельничал: сейчас можно сказать, что вся картина заговора уже написана. Не хватает разве что последнего мазка. Но его положим уже не мы с тобой.
      - Ну и слава Богу, - произнесла Катерина. - Откровенно говоря, я изрядно устала. И хочется подольше пожить вдвоём с тобой в тишине, в общении с природой…
      - Думаю, даже уверен, что мы получим отпуск на такой срок, какой запросим. Всё-таки дело мы сделали достойное. И все это понимают.
      - Да! - просияла она. - Отпуск. На два года! Да? Хотя… ладно, на год.
      - Чудесно, - поддержал он. - Представляешь? Нетронутая природа. Райский климат. Море. И лес. Есть ещё такие уголки в Галактике. Мы с тобой, и никого вокруг. Спим до упора. Гуляем. Купаемся. Загораем. Ну и, конечно… Снова гуляем. Купаемся. Обедаем. Отдыхаем. Идём гулять. Купаемся. День за днём, неделю за неделей, месяц за месяцем…
      - Пожалуй, год - многовато, - заметила Катерина с сомнением в голосе. - Полгода, ладно?
      - Я всегда “за”. Помнишь, однажды мы уже жили так на Аргоне. Если не изменяет память, целых два месяца. А потом…
      - Не вспоминай! - прервала его Катерина. - Эти жуткие два месяца! Я там стала толстеть и сходить с ума, никогда не забуду этот ужас. Нет! Но месяц?.. А? Давай попросим месяц.
      - С удовольствием, - согласился Орлен. - Но с условием, что ты выдержишь.
      - Конечно, - заявила она уверенно. - Я ужасно выносливая. Две недели - и уж ни днём меньше!

Юрий Максимов
 
УЗНИК

      Когда твоего соседа выводят на прогулку, в камере случаются удивительные моменты тишины. Лежишь в такие минуты и пялишься в звездные россыпи за иллюминатором. Даже дышать боишься - лишь бы тишину не спугнуть. Кажется, вот-вот откроется тебе небывалая тайна. Но возвращается сосед, и наступает мой черед выйти в коридор под конвоем, чтобы четверть часа бродить вокруг оранжереи. И тайна откладывается до следующего раза.
      Самое тяжелое здесь - одиночество.
      Конвоиры, надзиратели, санитары - все роботы. Где-то в глубине этого выдолбленного астероида должны быть настоящие люди - операторы. Ну и, конечно, начальник тюрьмы - человек. Его я видел лишь однажды, в тот день, когда меня доставили сюда. Помню, “вертухаи” долго заставляли петлять по коротким лестницам и длинным коридорам.
      Впечатление угрюмое. Вокруг всё симметричное, гладкое и холодное. На стенах - пластик болотного цвета. Пол металлический. Гулко отзывается на шаги человека. Шаги с непривычки рваные - из-за пониженной гравитации. Воздух благоухает розами. Но сквозь дешевые ароматизаторы в ноздри бьет маслянистая химическая вонь.
      Повсюду кишат стальные многоножки размерами от мухи до коня. Тогда меня это поразило. Они носились туда-сюда, гудели, ползали по стенам и потолку. Будто я угодил в город роботов, мегаулей, живущий собственной жизнью, и надзор за людьми здесь сродни легкому хобби вроде разведения цветов.
      Кабинет начальника показался островком человечности. И сам он за столом. Сухонький такой мужичок, сутулый, с залысинами. Щеки обвислые, паутина морщин возле усталых глаз. Скучным голосом зачитал приказ о моем заключении, лишь однажды скользнул взглядом по мне. Для него - давно опостылевший, но неизбежный ритуал.
      И все-таки это был настоящий человек!
      Может, последний, которого я видел.
      Есть, конечно, сосед. Да только кто поручится, что он не “кукушка”? Про “кукушек” мне Кис растолковал. Мой первый сокамерник. К нему меня подселили.
      - Андроиды такие, - цедил он, с кошачьей усмешкой разглядывая меня. - Начальство подселяет иногда, чтобы разговорить нашего брата. Напрямую прослушивать им Конвенция запрещает. А через личный разговор с осведомителем - пожалуйста.
      Он мне тогда много про этих “кукушек” наговорил. С ними надо держать ухо востро. Они так и ищут особые обстоятельства старых дел или материал для новых.
      На самом Кисе висело пожизненное, и его опасения не шибко трогали.
      Вообще забавный был дядька. Всё любил во время выхода на прогулку над “вертухаями” поиздеваться. Их убогий процессор обычно не распознавал шуток, но иногда они понимали и отвечали коротким высоковольтным разрядом. Корчась на полу от боли, Кис блаженствовал. Он полагал, что так ему отвечают через терминал настоящие, человеческие охранники. Какое-никакое, а общение…
      Сейчас мой сосед - Содом. Здоровый детина, еле на койке умещается. Когда знакомились, представился хакером. Но что-то сомневаюсь, что такие бицепсы можно накачать за клавиатурой.
      Содом, как обычно, пялится на свою любимую заставку - городская улица.
      Еще можно посмотреть полянку в хвойном лесу, пляж с пальмами, заснеженные горные склоны, каньоны Марса, лунный пейзаж и прочее, всего 24 заставки - вроде немало, но быстро приедается. Как и любая ложь. А вот на звезды я смотрю уже третий год. И не устаю. Потому что они - настоящие.
      А Содома цепляет улица. По ней, мол, баба какая-то проходит, похожая на его невесту.
      - Щас пойдет! - сообщает он мне, возбужденно потирая ладони.
      Я не поворачиваюсь. И так уже насмотрелся, в голове свербит эта картинка: сначала промчится паренек на старинном велосипеде, потом выйдет старуха в желтом плаще, а затем…
      - Во! Вот она! Зырь, Локи!
      Как же он меня задолбал! Невольно приподнимаюсь и гляжу в сотый раз, как длинноногая блондинка, мотая задницей, пересекает экран-иллюминатор. Содом блаженствует - глаза блестят, улыбка идиота. И так еще час, пока все не повторится. А потом еще…
      Андроид хренов!
      Из всех моих сокамерников он - самый подходящий. То молчит полдня, то вдруг с разговорами полезет. Движения ломаные. Смех ненатуральный. Зверский храп по ночам. Да еще заставка эта. Какая-то пародия на человека!
      Темнота. Отбой. Содом храпит. Вновь задумчивые белые россыпи на иссиня-черной пустоте. Наконец-то выключилась эта лживая городская химера! Ненавижу! Все настоящие дни, утра и вечера остались в прошлой жизни. Теперь под покровом вечной ночи мы бесконечно падаем в звездную бездну. И все.
      Тяжело, когда поговорить не с кем.
      Память - незаживающая рана. Неотвязная и мучительная, как зубная боль - все саднит, ноет и точит, как червь, доводя до исступления.
      Сегодня Содома отселили. Мы повздорили из-за проклятой заставки. Сжал он кулаки, на меня бросился, да так и растянулся на полу - с парализующей стрелой в шее. Программа-смотритель свое дело знает.
      Когда стальные санитары выносили размякшего здоровяка, с тоской подумалось, что, наверное, Содом все-таки был настоящим. Ладно. Может, со следующим повезет больше.
      Я лежу один и слушаю тишину. Снова звезды за окном. Но уже ясно - тайна и сегодня ускользнет от меня.
      Следующий, как зашел, сразу с порога:
      - Григорий. Осужден за тройное убийство.
      Во как! Сразу на откровенность вызывает? Присматриваюсь. Высокий, стройный, молодой. Выправка будто военная. Черты лица правильные до жути. Глаза синие, волосы светлые. Ни дать, ни взять - манекен!
      Бросив узелок на койку, он первым делом оторвал пуговицу и ну давай скрести по стене. А ему - тут же разрядом по руке. С грохотом валится на пол. Ага, а ты думал, почему здесь других надписей нет? Но нет, гляди-ка, поднимается и снова к стене, доводит вертикальную полосу. И снова молния с низкого потолка, и снова он летит на пол. Лоб сверкает от пота, лицо перекошено. С хрипом поднимается и опять к стене. Вот упрямец! Успевает чиркнуть горизонтальную черточку, прежде чем третий разряд отшвыривает его вновь.
      Глядит на меня снизу. Тяжело дышит. Улыбается. Теперь у него над койкой маленький крестик.
      - Эй, ты что… верующий?
      Он улыбается шире и рывком садится.
      За обедом, хлебая безвкусное месиво, спрашиваю:
      - Что ж ты, коли такой верующий, троих замочил?
      - Раньше был как все. Слава Богу, что посадили - только здесь я с Ним встретился.
      Ясно. Кис злил “вертухаев”, чтоб добиться реакции операторов. Содом пялился в заставку, воображая свою подругу. Гришка вот думает, что с Богом общается. Тоска по настоящему. Каждый справляется с ней, как умеет.
      Не слишком ли вычурно? А может, все они - “кукушки”? Пытается начальство ко мне то одного типа, то другого подсадить? Ну давай-давай, я - то уж ничего никому не скажу.