Урук-хай, или Путешествие Туда…

«Сейчас! — прокричал Огхр, появляясь перед нами. Глаза его сверкали, как у озорного мальчишки, который давно собирался набедокурить чего-нибудь особенного и, наконец, сделал это. — Сейчас как…» Он ещё не договорил, когда оно как…

Волна плотного, как вода, воздуха накрыла нас, принеся с собой сухой жар и вонючий, удушливый дым, от которого заслезились глаза, и перехватило горло.

Звук пришёл мгновением позже. Ощущение было такое, словно мою кожу натянули на огромный бубён.

Я потряс головой, выбил из уха воздушную пробку и попенял Огхру:

— Ты бы хоть предупредил, как оно будет.

— А?.. — отозвался Огхр и тоже потряс головой. — Чего?

— В ухо! — возмутился Гхай. — Вот чего! Я думал, меня сейчас расплющит, как таракана под молотком.

— Всем заткнуться! — приказал Гхажш. — Он не каждый день этой пыльцой пользуется. Не рассчитал. Живы все и хорошо.

— А ты, — он ткнул пальцем в Гхая, — пошёл смотреть, что с воротами!

— Они стоят! — прокричал Гхай через некоторое время. — Целёхонькие!

— Огхр?! — Гхажш посмотрел на него взглядом довольно суровым.

— Я сам схожу, — заявил Огхр. — Этот недоумок опять чего-то напутал.

— Сам такой, — прокричал издалека Гхай. — Здесь, между прочим, всё отлично слышно.

— Ладно, умник, — проворчал, удаляясь от нас, Огхр. — Толку в тебе много, а бестолочи ещё больше.

Некоторое время мы с Гхажшем слышали неясное препирательство наших спутников, а потом раздался грохот и лязг.

— Готово! — крикнул нам Огхр. — Прочно было сделано. Петли вышибло, а ворота не уронило. Пришлось раскачивать. Они толстые, мы одну створку уронили.

— Вход свободен? — спросил Гхажш.

— Ага. Гхай уже внутрь вошёл!

— Поросёнок! — то ли одобрительно, то ли осуждающе сказал Гхажш. — Идём, Чшаэм, посмотрим, что там.

Мы и нескольких шагов не сделали, когда раздался вопль Гхая. «Сюда! Сюда!» — вопил он так истошно, словно ему угрожала опасность. Мы бросились вперёд, миновали ворота, пробежали сходу ещё десяток шагов и замерли…

Зал, в который мы попали, был огромен. Исполинские своды поддерживались длинными рядами чёрных каменных колонн. И в вышине, над нашими головами, сквозь большие круглые отверстия в камне свода светило давно не виденное нами солнце. В некоторые из них ещё сыпался песок, образуя на полу довольно высокие кучи правильной формы.

— Мам-ма моя! — заворожённо сказал Огхр, задрав голову к своду. — Это мы, видать, рванули — песок в дырки и осыпался.

— Ты по сторонам посмотри, дурила! — толкнул его в бок Гхай. — По сторонам!

Было на что посмотреть и по сторонам. В полумраке, между рядами колонн высились исполинские печи, наковальни, молоты и меха. Сеть железных балок была протянута между колоннами, и сверху свисали цепи с висящими на них клещами, ломами великанских размеров и ещё какими-то орудиями, которым я не знаю названия. Такие же балки были проложены и по полу, и на них стояли тележки, гружённые металлическими чушками, углём и ещё чем-то непонятным.

— Каргхана… — прошептал Огхр. — Это же каргхана, Гхажш! Совсем такая, как у нас, на острове!

— Точно, — согласился Гхажш. — Каргхана. Только, если все ваши на острове собрать и здесь расположить, то ещё место останется. Для гхазатбуурзовских и гундабадских. Я такого даже в Гхазатбуурзе не видел. Там всё попроще. Здесь вода должна быть. Молоты отчего-то же работали. Где? Ты лучше нас всех разбираешься, где и что в каргхана находится.

— Сейчас, — ответил Огхр. — Гхай! Ты где?

— Здесь! — из дальнего конца мастерской прокричал Гхай. — Здесь вода! Журчит!

Бегом мы преодолели разделяющее нас расстояние. Гхай стоял возле двери, такой же, как и многие виденные нами до сих пор. Огхр в очередной раз достал свою кривую железяку, отодвинул Гхая, и через полминуты мы вырвали дверь из косяка едва ли не вместе с петлями.

За ней был ещё один зал, поменьше, чем зал мастерской, но тоже немалый. И половину его площади занимала вымощенная камнем ямина. Она была полна водой, под самый край. Я хотел, было, кинуться к воде, но был удержан Гхажшем. Он сказал, что первым будет пить Гхай, и если с ним ничего не случится за два часа, то потом и мы напьёмся.

С Гхаем ничего не случилось, и мы не только напились, но и искупались. Вода была холоднющая.

— Откуда она такая? — спросил я, стуча зубами, когда мы вылезли.

— С гор, — ответил Гхажш, вытирая капли с поджарого тела. — В книгах было написано, что от ледников на севере до Лугхбуурза проложены подземные водоводы. Мы их искали, но так и не нашли.

— А куда девается? — встрял любопытствующий Гхай. — Почему всё здесь не затопило?

— Здесь река подземная есть. Горькая река, питающая озеро Нурнон, что на юге. Я думал, что это всё не действует. Даже надежды никакой не было, что мы это найдём.

— Это не всё! — заявил Огхр, который купался меньше нас, и сейчас лазил по окружности зала. — Этого водохранилища хватит, чтобы один ряд молотов питать. А их сколько? Должны быть ещё. И много. Да и городу же что-то пить надо.

— Я тоже так думаю, — согласился Гхажш. — Сейчас всё барахло наше сюда перетащим. Здесь будет стоянка, отсюда будем ходить в разные стороны. Ещё. У меня к тебе вопрос, Огхр. Ты сможешь это хозяйство в работу запустить?

— Один? — изумился Огхр. — Да здесь полсотни огхров надо, чтобы хоть немного разобраться, и снаг — с тысячу, чтобы кое-какой порядок навести. Ты же сам видишь.

— Полсотни и тысячу я тебе не обещаю, — усмехнулся Гхажш, — но десяток огхров и две сотни снаг у тебя будут. На первое время. Скоро. Снаги из местных будут здесь через несколько дней. Они уже в пути.

— Что? — удивлению Огхра не было предела. — Откуда?

— Когда мы зажгли Огненное Око, в Пепельных горах отпустили ласточек. Так было уговорено давно. Для ласточки отсюда даже до Карндума лету не больше четырёх дней. До Гхазатбуурза, Гундабада, Белых гор — ещё меньше. Огненное Око видно далеко. Сейчас уже вся пустыня, от Пепельных гор до Нурнона, знает, что оно снова горит. Все уже в пути, Огхр!

— Ты волшебник! — убеждённо сказал Огхр. — Ты — Азогх!

— Не я, — отказался Гхажш. — Это Угхлуук, это он всё придумал. Я только делаю. И не только я. Ты даже не представляешь, сколько народу в этом деле.

Его слова подтвердились едва ли не в ту же минуту.

«Невидимы, неслышны мы!

Мы призраки из серой тьмы!

Нас часто смерть встречает на пути,

Но смерть — подруга не для нас!

Нам отдан на всю жизнь приказ,

И мы должны назад прийти!»

Это было первое, что я услышал, когда из Водяного зала мы опять вышли в каргхана. Песня доносилась издалека, отголоски её катились по залу, дробились, мешали друг другу, и было не понятно, кто же и где поёт. Я даже подумал, что попал под действие новых чар, но остальные стояли рядом и так же напряжённо, как и я, прислушивались.

«Запомни, брат, запомни, брат,

Запомни, брат,

Приди назад, приди назад,

Приди живым назад.

В игре со смертью прост закон,

Нам жизни бросили на кон

И отказали в праве погибать.

Пусть что угодно говорят,

Обязан ты прийти назад,

Чтоб кто-то мог вперёд шагать.

Запомни, брат…

Но на войне, как на войне,

И наша жизнь здесь не в цене,

Нам не всегда придётся выбирать.

Когда тебе наступит срок,

Ты должен вспомнить свой зарок,

Нам дан приказ. Не умирать!

Запомни, брат…

В крови лицо и пот на лбу,

Роптать не надо на судьбу,

И пусть над головой вороний грай.

Но шепчет на ухо трава,

Что не бывает смерть права,

Держись, браток, держись, не умирай!

Запомни, брат…

Жаль, наши матери не спят,

Уже который год подряд,

И жёны плачут, вспоминая нас,

Но мы когда-нибудь придём,

Мы смерть свою переживём,

У нас на возвращенье есть приказ!

Запомни, брат…»

Последний припев гремел уже под сводами каргханы. «Так же не бывает… — растерянно прошептал Гхажш, глядя на приближающихся к нам певцов. — Так же не бывает».

Отряд, распевавший бравую песню, замер в четырёх шагах от нас. От него отделился коренастый, невысокий крепыш, сделал ещё два шага и сказал: «Привет, шагхрат! Быстро бегаешь. Едва догнали».

— Так же не бывает, — повторил Гхажш. — Не бывает же… Это ты, Турогх? Ты живой?

— А что? — рассмеялся Турогх. — Я на покойника похож?

— Можешь ребят спросить, — он кивнул на замерший строй. — Они тебе скажут, что с утра я был живой и с тех пор ещё не умирал.

— Ребят? — всё так же растерянно Гхажш посмотрел на стоящих в строю. — Да откуда вы здесь взялись?

— Из Гхазатбуурза пришли, — спокойно сообщил Турогх. — Когда ты «россыпь» в пещере свистнул, мы разбежались. Потом тех, кто на западном склоне вышел, я собрал. И двинули на север, в Гхазатбуурз. Думал, что там пройдём и на юг спустимся, тебя найдём. Только вслед за нами в Гхазатбуурз бородатые пришли. Сотен пять. Едва пятки нам не оттоптали. Их там и не ждал никто. Да ещё и роханцы пешие с ними. Пришлось нам там повоевать маленько. Потом гхазатбуурзовцы с восточного склона народ подтянули. Бородатым карту подкинули, ход на нижние ярусы, к мифрилу. Они сразу про людей позабыли. И чего они в этом мифриле нашли? Когда бородатые людей бросили, тех обратно на поверхность выбили. Кто уцелел, понятное дело. Гхазатбуурзовцы в пещерах не хуже любого бородатого воюют. А потом мы ушли. На юг нам пробиться не удалось. Там, в степи, «медведи» с конеедами режутся. «Медведи» у слияния Серебряни и Великой реки бургх построили. Всем бургхам бургх, я тебе скажу. Вот конееды его и осаждают. Народу у них там тысяч десять.

— Зачем? — удивился Гхажш. — Они же конные, шли бы себе на Каррок, кто их догонит.

— Ага, — согласился Турогх. — Их никто и не догоняет. Они сначала и двинулись на Каррок. А «медведи» вместо того, чтобы за конниками гоняться, через Серебрянь переправились и на Эдорас пошли. Конники — назад, «медведи» — в свой бургх. Так и сидят с тех пор.

— А вы как прошли?

— Мы крюк по северу сделали. Там гундабадцы у «медведей» под шумок северный перевал отбили. Пока эсгаротцы Каррок осаждали.

— Взяли?

— Куда там! Но пожгли изрядно. А потом «медведи» озлились и так им всыпали… До Чёрной пущи гнали. Мы как раз по опушке проходили, едва не попали в эту резню. Пришли к огхрам на остров, а ты уже ушёл. Ну мы за тобой, вдогонку. Только здесь и догнали.

— В деревне были?

— Были. Как раз Око загорелось. Там про вас уже песни сложили.

— Парней сколько у тебя?

— Мои почти все, Урагховых кое-кого нашли на восточном склоне да ещё народом обросли по дороге. Семьдесят шесть клинков, считая меня.

— Ну… — Гхажш развёл руками, сделал шаг вперёд и крепко обнял Турогха. — Я же думал, вы все погибли.

— Да ты что, шагхрат, — засмеялся Турогх. — Ты же сам нас учил, что сдохнуть любой дурак может, а нам надо выжить и дело сделать. Вот они мы. Приказывай.

Знаете, когда вас не четверо в бесконечных подземельях, а в двадцать раз больше, жизнь становится намного веселее. Кругом теперь звучали голоса, и каждый день появлялись новые лица. Гхажш каждый день отдавал приказы Турогху, а тот рассылал своих парней по окрестным проходам и залам, чтобы вечером выслушать доклады вернувшихся. Огхр не вылезал из каргханы, потом к нему присоединились ещё несколько огхров, явившихся невесть из какой дали вместе с целой толпой снаг. Только мы с Гхаем маялись от безделья и скуки. Больше, конечно, Гхай, потому что я вскоре примкнул к Огхру.

Однажды я подошёл к Гхажшу и спросил его, когда он, наконец, покажет мне ту дверь, которую я должен взломать. Гхажш странно посмотрел на меня, улыбнулся и сказал: «Да вот прямо сегодня и покажу, пожалуй. Ты Гхая позови, ему полезно с нами прогуляться, а то только ест да спит. Ушей из-за щёк скоро не видно будет. Есть тут одна дверца. Никак не поддаётся».

Дверь оказалась обычной, такой же, как и все двери в подземелье. Я так и не понял, что Гхажш нашёл в ней особенного. Мне, правда, пришлось с ней повозиться, потому что ничего из огхровских орудий я с собой не захватил. В конце концов, я вспомнил, что кугхри может рубить железо, и отрубил дверные петли. Не с первого раза, конечно.

Когда дверь упала, и мы перешагнули через порог, Гхажш удивлённо присвистнул: «Надо же, ищем, ищем… И на тебе…»

Зал, в который мы попали, немаленький, хочу заметить, был полон книгами до потолочных сводов. Несчётные ряды полок бесконечной длины были заполнены томами и свитками. Пахло пылью и запустением.

Мы прошлись между полок. Любопытный Гхай цапнул с одной из них древнего вида свиток и развернул его.

— Положи на место, — повелительно сказал Гхажш. — Ещё испортишь чего. Всё равно читать не умеешь.

— Как это не умею, — возмутился Гхай. — Умею. Вот, слушай, — и прочёл с умением, которого от него трудно было ожидать:

«Узнать, уговорить, украсть, убить.

И смерть перехитрить, и выжить снова.

Жить средь врагов и с ними хлеб делить,

Годами не видать родного крова.

Нам своего пути не изменить -

Узнать, уговорить, украсть, убить…»

— Ну и что? — пожал плечами Гхажш. — Я этот стих ещё младенцем выучил. «Война шагхрата». Его каждый мальчишка знает.

— А начало ты тоже знаешь? — хитро улыбаясь, спросил Гхай.

Что значит, «начало»? — удивился Гхажш. — Ты же весь прочитал.

— Неа, — покачал головой Гхай:

«Прекрасен атакующий йоред,

Прекрасен жуткой смертной красотою.

Сияет на доспехах солнца свет,

Трепещут и летят над полем боя

Знаменья, много знавшие побед.

Прекрасен атакующий йоред.

Почтение внушает гномов строй,

Суровы лица воинов могучих,

Щиты несокрушимою стеной,

И эхом отдаваясь в горных кручах,

Наводит ужас клич их боевой.

Почтение внушает гномов строй.

Эльфийских стрел чарующий напев,

Коль жив остался, помнить будешь вечно.

Скользят стрелки весёлые меж древ

И песенки свои поют беспечно.

И сеют смерть. Ты вспомнишь уцелев,

Эльфийских стрел чарующий напев.

Но мы не видим красоты в войне,

Для нас она — привычная работа.

Тяжёлая поклажа на спине,

Бег по оврагам до седьмого пота,

Резня ночная в страшной тишине.

Нет, мы не видим красоты в войне.

Узнать, уговорить, украсть, убить

И смерть перехитрить, и выжить снова.

Жить средь врагов и с ними хлеб делить,

Годами не видать родного крова.

Нам своего пути не изменить -

Узнать, уговорить, украсть, убить…»

Гхай закончил и замолчал. Гхажш тоже помолчал немного, вытер что-то со щеки и сказал: «Ладно. Читай, Гхай, читай. Мы же для того сюда и шли, чтобы это можно было читать. Всем. Читай».

— Можно? — просиял Гхай. — Я тут посижу. Тут ещё стихи есть. Никогда стихов не читал. У нас на всю деревню одна книга. По ней огхров учат. Там стихов нет.

— Можно, — подтвердил Гхажш. — Только осторожнее с ними. Чтобы не рассыпалось, от древности.

— Я же не маленький, — обиделся Гхай. — Что я, не понимаю?

Гхажш ещё раз вытер что-то со щёк и обратился ко мне:

— Знаешь, Чшаэм. Если я не ошибаюсь, и старые книги не врут, то где-то здесь есть ещё одна дверца. Взломаешь?

— Конечно, — пожал я плечами. — Ты же для этого меня сюда и привёл.

Дверцу мы нашли быстро. И она была совсем нетолстая, не окованная железом, не такая, как все. Простая дверь, словно в нашей гостиной, в Тукборо. Её даже взламывать не пришлось, она от одного пинка вылетела.

За дверцей оказалось совсем небольшое помещение, по трём стенам уставленное полками с толстенными фолиантами. По середине стоял хрупкий круглый столик. Рядом с ним — кресло с высокой резной спинкой. На столике, на блестящем бронзовом треножнике, покоился шар, размером примерно с мою голову.

Гхажш подошёл к столику, сел в кресло и ладонью стёр пыль со стеклянной, отражающей свет факелов, поверхности шара. «Если корноухий не соврал, — сказал он, — эта штука должна работать». И положил ладонь на верхушку шара. Некоторое время ничего не происходило. В свете факелов я не сразу заметил, что шар начал светиться. Светиться мягким, жемчужным светом.

Затаив дыхание, с замершим сердцем я смотрел, как разгорается этот призрачный свет, уступая место проступающему изнутри видению. Как будто кто-то протирал шар изнутри. Сначала проступило нечто, движущееся по внутренней поверхности, оказавшееся мягкой тряпочкой и держащими её пальцами. Потом тряпочка убралась, и к стеклу приблизилось благообразное бритое лицо. Лицо дыхнуло на стекло, а тряпочка стёрла появившийся туманный след. И снова уступило место лицу. Лицо собралось, было, дыхнуть на стекло ещё раз, но вдруг глаза его округлились, рот открылся, и я с удивлением услышал исходящий из шара вопль.

Через мгновение в шаре было видно только быстро удаляющуюся человеческую фигуру, да ещё слышался непрекращающийся вопль. «Подождём, — сказал Гхажш, снимая ладонь с шара. — Ты бы присел. Это, наверное, надолго».

Поискав глазами, я обнаружил какой-то табурет и уселся на него, вперив взор в шар. Там ничего не происходило. Потом внутри проявилось изображение двух человечков. Люди приблизились, и в шар затянуло новое лицо. Лицо старика. Строг был его взгляд, и мужественна складка губ.

— Кто ты? — сурово спросил старик голосом человека, привыкшего повелевать. — Кто ты? И как посмел заглянуть в Палантир?

— Гондор Кримпатулагх атул! — сказал Гхажш, и лицо его тоже стало суровым. — Здравствуй, Великий Король!

Глава 34

Сколько лет прошло с того, изменившего мою жизнь, лета. Сколько лиг с тех пор осталось за моей спиной. Сколько отметин от чужих клинков осталось на теле, и сколько крови отведал мой собственный клинок. Клинок у меня всё тот же — предсмертный подарок Урагха. Он лишь стал немного уже и легче от встреч с точильным камнем.

Огхр, который раскрыл-таки тайны Гхазатбуурза, а может, придумал свои, не один раз порывался переделать мой кугхри, обещая облегчить его и наварить на него новые лезвия, что будут одинаково хорошо рубить и гномское железо, и кхандский шёлк. Но я ему запретил даже прикасаться к моему мечу. Тяжёлый подарок Урагха ни разу не подвёл меня за все эти годы, и при каждом взгляде на него оживает моя память.

Гхажш говорит, что у меня совсем не урруугхайское отношение к мечу. Он считает, что в этом я похож на гондорцев, которые дают своим клинкам имена и считают, что в них заключена особая, внутренняя, сила. Может быть, он и прав, иногда мне, действительно, кажется, что в моём клинке есть немалая доля силы и мужества Урагха.

Гхажш, он часто бывает прав. Даже странно, он на одиннадцать лет моложе меня и во столько же раз мудрее. Из каждого события жизни он ухитряется извлечь намного больше, чем я. И получается так, что он моложе меня годами и гораздо старше опытом. Одно время я думал, что таковы все урр-уу-гхай. Но потом убедился, что это далеко не так. Гхай, например, так и остался бесшабашным мальчишкой. Кажется, что годы изменили в нём только цвет волос, но это бывает заметно лишь в долгих походах, когда голову негде и некогда брить. Тогда у него отрастает жёсткий серебристо-каштановый ёжик.

Седина появилась не только у Гхая. Рыжие лохмы Огхра давно уже стали пегими, и лоб стал намного выше. Пепельные волосы Гхажша тоже сменили свой цвет и поредели, и если раньше он увязывал их в пышный красивый хвост, то сейчас получается лишь скромная серебряная кисточка. Даже в соломенно-белых косах Мавки прячутся тонкие серебристые нити. Лишь у меня волосы остались прежними.

Это не удивительно. Хоббиты — долгоживущий народ. А я к тому же пил напиток энтов. Даже по хоббитским меркам мне суждена долгая жизнь. Мои нынешние годы — зрелость, до старости мне ещё очень далеко. Только грустно бывает видеть, как быстро старятся те, кого любишь.

Гхажш меня обманул. Это я понял в миг, когда он приветствовал Великого Короля Гондора. Совсем не книги были нужны шагхрату в Барад-Дуре. Вернее, не только книги. Ему нужен был сам Барад-Дур. Со всем его содержимым. С древними книгами, с забытым Палантиром, с огромными плавильными печами и исполинскими молотами, с наполненными вкрай подземными водохранилищами в сердце безводной пустыни. Шагхрат пришёл сюда не ради мёртвого знания. Он пришёл сюда за наследством. За великим наследством, оставшимся от погибшего народа. Он пришёл не ради памяти о мёртвых. Он пришёл ради будущего живых.

Несложно было понять, что будет происходить дальше. Оживёт не только город, засыпанный когда-то пеплом Роковой горы. Оживёт вся эта едва не умершая страна. По её безводным пескам караваны бактров повезут от оазисов горького озера Нурнон соль и продовольствие. В заброшенных рудниках опять начнут добывать железо и уголь, медь и олово, серебро и свинец. В печах исполинской каргханы и под её молотами всё добытое с помощью разума огхров и труда снаг превратится в изделия за которыми на север, к Воротам сумеречной пустыни, как в былые времена, потянутся караваны из Кханда, Умбара и Харада. И на пепле прошлого возникнет новый, огромный и сложный мир. Мир, в котором потомки «не видящих света», смогут, не щурясь, смотреть в небеса.

Всего этого Гхажш не сказал мне в том памятном разговоре между нами, в Хмурых горах. Я не обижался. Не мог он сказать такого парню, которого нанимал за два мешка монет. Он уже тогда знал, что нарождающемуся миру предстоит нелёгкая борьба за своё существование. Он не хотел создавать случайностей, что после камнем могут упасть на чужую сторону весов. Лишнее знание может быть тяжёлым камнем. Теперь я тоже это понимал.

Пока я размышлял над всем этим, Великий Король Гондора и Гхажш молча смотрели друг на друга. Потом Гхажш вдруг рассмеялся и сказал: «Не стоит играть со мной в гляделки, Великий Король. Я не назгул. И я не отвернусь. Меня с младенчества учили смотреть в глаза эльфу и не отводить взгляда».

— Кто ты?.. — прозвучало из Палантира совсем не так уверенно, как в первый раз. — И что тебе надо?

— Моё имя — Гхажш, — ответил шагхрат. — Что на Всеобщем означает «Огненный демон». На Синдарине меня можно называть Балрогом. Но моё имя не важно. Важно то, что я говорю голосом ста семидесяти девяти буурзов, от Ангмара до Итилиэна.

— Мне не о чем разговаривать с тобою, орк! — сказал Король.

— Если под «орками» ты разумеешь народ уруугх, с которым твои воины воюют в Итилиэне, то я не принадлежу к ним, — заметил Гхажш. — Я — урр-а-гхай, «воин, видящий свет», и я не боюсь солнца.

— Быть может, колдовство Сарумана и дало возможность таким, как ты, жить при солнечном свете, но вы всё равно остались приспешниками Тьмы! — высокомерно заявил Король. — Нам не о чем говорить!

— Ты говоришь — «Тьмы!», Великий Король, — Гхажш склонился к самому шару, едва не коснувшись его. Со стороны казалось, что сейчас они с Королём упрутся лбами. — Ты попрекаешь меня родством с теми, кто тысячелетиями не мог видеть солнца? Но разве они виноваты в выборе своих отцов? Разве я виноват в этом? Если это так, то и тебе, Великий Король, стоит оглянуться в ушедшее! Или ты уже не потомок Исилдура, что присвоил Кольцо Чёрного Властелина? Или ты не потомок Нуменорских королей, что двинули своё войско на Заокраинный Запад, стремясь мечом завоевать себе бессмертие и Свет Валинора?! Или восемь принцев Нуменора и их Король, ставшие назгулами, не принадлежали к твоему народу? Быть может, ИХ ты считаешь верными Слугами Света? Если Свет у тебя таков, то что ты называешь Тьмой?!

— Зачем ты вспоминаешь моих предков, орк? — холодно усмехнулся Король. — К чему это словоблудие? Ты разговариваешь не с ними, а со мной.

— Вот именно, Великий Король, — подтвердил Гхажш. — Я говорю с тобой. И я хочу тебя спросить: разве ты никогда не уступал злу в себе? Разве тебе, Великий Король, не случалось лгать, обманывать и предавать?

— Ты путаешь меня с собой, орк, — ответил Король. — Я никогда не служил Тьме.

— Я не говорю о службе, — заметил Гхажш. — Я лишь спросил, не случалось ли Великому Королю уступать злу в себе.

— Не случалось! — гордо сказал Король. — Всю жизнь свою я отдал борьбе со Злом!

— Да… — кивнул Гхажш. — Я знаю… Но я говорю не о том вселенском Зле, с которым ты борешься, убивая тех, кто болен им. Я говорю о том маленьком зле, что гнездится внутри тебя…

— О чём ты? — Король пожал плечами. — Я не понимаю. О чём ты говоришь? Понимаешь ли ты это сам?

— Я скажу, Великий Король, — голос у Гхажша стал печальным. — Вспомни берег Великой реки у водопадов Рэроса. Вспомни маленького невеличка и его тяжёлую ношу. Ты поклялся идти с ним до конца, как бы не была трудна дорога. И ты оставил его одного… Почему, Великий Король?

— Ты довольно много знаешь, орк, — рассмеялся Король. — Откуда?

— Из книг, — ответил Гхажш. — Из Алой книги Шира. Мне доводилось её читать.

— Так ты ещё и грамотен, орк, — Король не считал нужным скрывать своего веселья. — Ну что ж. Я мог бы не отвечать тебе, но я удовлетворю твоё любопытство. Невеличек сам хотел того. Ему надо было подумать. Если ты читал эту книгу, то мог бы прочесть и это.

— Я умею не только читать, — сказал Гхажш. — Но и понимать смысл написанного. Ты руководил отрядом, Арагорн, сын Араторна. Единственной твоей задачей было охранять Хранителя и его ношу. Ты сам поклялся ему в этом. И ты оставил его одного. Почему?

— ОН этого хотел! — раздражённо буркнул Король. — Я ответил тебе!

— Нет! — помотал головой Гхажш. — Не ответил. Он хотел подумать в одиночестве. Пусть так. Но ты же пятнадцать лет прослужил в войске Гондора. Неужели ты не знал, как поступает начальник отряда в таких случаях? Вместо того, чтобы оставить его у костра в раздумьях и одиночестве, а самому с остальными охранять его в отдалении, ты отправил его в лес одного, а у костра остался сам и занимал остальных разговором. Зачем ты это сделал, Великий Король?

— ОН этого ХОТЕЛ!!! — закричал вдруг человек за стеклом Палантира и стукнул кулаком по своему столу. Наш столик вздрогнул, и Палантир подпрыгнул на подставке. — Он этого хотел, и у него было Кольцо Власти. Его желания нельзя было ослушаться!

— Нашёлся тот, кто ослушался, — заметил Гхажш. — И пошёл с Хранителем до самого конца. Несмотря на Кольцо. И это был не ты, Великий Король. Ты попросту бросил Хранителя. Ты знал, что где-то в лесу ходят орки, и ты отправил Хранителя в лес. Одного. Ты знал, что по пятам за вами идёт скользкая тварь — бывший Хранитель Кольца, и ты отпустил невеличка. Одного. И сколь долог был бы его путь после этого? Не твоя заслуга, что нашёлся тот, кто ушёл с ним. Ушёл и сберёг от всех напастей. Ты просто ПРЕДАЛ Хранителя, Арагорн, сын Араторна! Предал того, кому сам предложил свою дружбу. Предал доверившегося тебе. А он даже не понял этого. Всю свою жизнь он считал тебя своим другом.

— Ты хочешь в чём-то обвинить меня, орк?! — зло сказал король Гондора, и глаза его полыхнули пламенем, как у говорливого черепа в Гибельном зале.

— Нет, — покачал головой Гхажш. — Не хочу. Да и мне ли обвинять кого-то. Я знаю, что зло гнездится в каждом из нас, и выдавливать его из себя приходится вместе с кровью. Я не обвиняю тебя. Я знаю, что воли носящего Великое Кольцо нельзя ослушаться. Тем более, если он майя.

— Не мели то, чего не знаешь, орк… — устало произнёс Великий Король.

— Я знаю, что говорю, — возразил Гхажш. — Разве не твой Серый Наставник убедил тебя, что необходимо поступить именно так? Ради спасения мира, разумеется. Он ведь был так красноречив и так убедителен. Как можно противостоять разуму существа, что на сотни тысяч лет старше тебя? Как можно противостоять воле того, кто словом может двигать горы? Как можно сохранить холодный рассудок, когда тебя убеждает майя, носящий Кольцо Огня, которое и подарено-то было ему ради дара огненного убеждения? «ОДНО КОЛЬЦО, ЧТОБ УБЕЖДАТЬ — АШ НАЗГХ ТХРАКАТУЛУУК». Что ты мог сделать? Что могли сделать другие? Змееустый роханский мудрец лишь усомнился в истинности слов твоего Наставника и стал черверотым ничтожеством. Дэнэтор — Наместник твоего престола посмел возразить и расплатился разумом. Даже Саруман — Белый маг, Мудрейший из Мудрых, Глава Светлого совета, тот, кого эльфы звали Куруниром. Даже он не устоял перед твоим Наставником и утратил и силу свою, и мудрость. А он ведь тоже был майя. Мне незачем обвинять тебя, Великий Король. И твоего Серого Учителя я тоже ни в чём не обвиняю. Мы с тобой и представить не можем ужас понимания, который он испытал, когда Кольцо Чёрного Властелина упало в огонь Роковой горы, и цепь Всевластия разорвалась. Даже великому майя невозможно было устоять перед соблазном: две с половиной тысячи лет ему никто не мог возразить. Наверное, только Лесная Владычица-Галадриэль поняла, что с ним происходит, и в кого он начинает превращаться. Она ведь была провидица. Вот о чьём уходе я по-настоящему сожалею. Вся тяжесть Тьмы была на одной стороне весов, и лишь надежда — на другой. Но она сделала всё, зависящее от неё, чтобы эта зыбкая надежда сбылась. Даже более того, пожалуй. Без Светоча Звезды, что она подарила Хранителю, ни он, ни его спутник никогда бы не дошли до Роковой горы. И миром сейчас правил бы новый Чёрный Властелин. Умеющий говорить так убедительно, что каждый слышавший посчитал бы его волю — своей. Так что я никого и ни в чём не обвиняю, Великий Король. Я лишь хотел напомнить, что от начала времён Зло таится в каждом из нас. Власть, величие и мудрость не защищают от него. И в этом мы с тобой равны.

— О чём ты хотел говорить со мною, орк? — прервал Гхажша Король. — Ведь не ради разговора о давно забытом людьми ты добрался до Палантира.

— Я… — Гхажш встал с кресла и вытянулся в струнку, — Я говорю голосом всего народа Урр-уу-гхай. Я предлагаю тебе мир, Великий Король!

— Мир? — изумился Король. — Ты предлагаешь мне мир, орк? Я не ослышался?

— Нет, Великий Король, — ответил Гхажш, усаживаясь обратно в кресло. — Я предложил тебе мир.