Она слегка кивнула. Видно было, что он решил, что в качестве дочери своего отца она заслуживает большего уважения, чем никому не известная художница. Она испытала к нему еще большую неприязнь.

Отец начал прощаться, и Марта уж было понадеялась, что он не вспомнит про фреску. Но вмешательство Питера ван Дерека расстроило все. Он бросился к ее отцу, напоминая об их последней встрече, похлопал его по плечу, как будто они были близкими приятелями.

— А что вы думаете о нашем новом произведении искусства, господин Кристенсен? — спросил Питер ван Дерек, указывая на закрытую ширмами стену.

— Ах, да! Я еще этого не видел, — отец огляделся, отыскивая глазами дочь. Девушка пыталась спрятаться за колонной. — У меня совсем мало времени, — напомнил ей он, как будто оказывал ей величайшую услугу.

Она тяжело вздохнула, ей не хотелось спорить с ним при людях. Она отодвинула ширмы и отошла назад. Она не смотрела на свою недоконченную работу, так как знала, что в том виде она еще не соответствовала ее замыслу.

Все молчали. Раздалось несколько смущенных покашливаний. Несколько человек — из молодых, да ранних — предпочли смыться, пока не произошло никаких неприятностей. Господин Кристенсен озадаченно смотрел на стену, раскачивая головой из стороны в сторону и пытаясь понять, что же на ней изображено.

— Это что — небо? — наконец спросил он. — Почему оно такого дикого синего цвета? Марта передернула плечами.

— Потому.

Он презрительно рассмеялся.

— Такое впечатление, что это рисовал ребенок. Я не могу понять — у тебя была прекрасная возможность показать, на что ты способна, а ты не воспользовалась ей.

— Но работа еще не закончена, — напомнила она тихо.

— Три года в художественном колледже для того, чтобы научиться так рисовать! Я с самого начала говорил, что это пустая трата денег. Тебе надо было послушаться меня и поступить на курсы дизайнеров интерьеров. Тогда у тебя была бы хоть какая-то профессия. Не представляю, что думает Бьерн, — добавил он, поворачиваясь к молодому человеку.

Трудно было сказать, что он думает — лицо его оставалось холодным и непроницаемым.

— Я вполне доволен. — Это было все, что он произнес.

Марта посмотрела на стоящих вокруг людей. Губы ее дрожали от едва сдерживаемых слез.

— Очень жаль, что вам не понравилось, — выдавила она. — Я не Пикассо и не Сикейрос. А стену можно просто закрасить. — Она оттолкнула ширму и бросилась к лифту.

Но она не заплакала — прежние горечи и обиды научили ее сдерживаться. Она вспомнила, как в детстве, когда она показывала отцу свои первые картины, он смеялся над ней. Он всегда замечал нарушенные пропорции или искаженную перспективу. У него были свои представления о живописи как о некой идеальной фотографии, и он не пытался понять других.

Такси, заказанное им, стояло на улице. Из окна Марта видела, как отец сел в машину. Его провожал самодовольный Питер ван Дерек. Она поискала глазами Бьерна. Внезапно дверь открылась и он вошел в комнату.

Она удивленно смотрела на него, недоумевая, почему он не провожает ее отца вместе со всеми остальными. В два шага он пересек комнату и заключил ее в свои объятья.

— Не смотри на меня так. Марта, и не думай, что все тебя предали, — говорил он, поцелуями осушая слезы на ее щеках. — Он твой отец, я знаю, но ты не должна принимать его слова так близко к сердцу.

— Я знала, что так оно и будет, — всхлипывала она. — Никому не понравилось. Но ведь работа еще не закончена.

— Тише, тише, — успокаивал он. — Может быть, твоему отцу и не понравилось, но зато мне очень понравилось. Это именно то, что я хотел: яркие краски, кажется, что изображение вот-вот оживет.

Она подняла голову и взглянула на него сквозь слезы.

— Ты действительно так думаешь?

— Действительно. Я сменю всю эту старую скучную мебель и куплю то, что будет соответствовать росписи. И новый ковер. Это абсолютно изменит имидж компании.

Она неуверенно рассмеялась.

— Офис Самуэльсона превратится в Луна-парк?

— Почему бы и нет? — Он тоже рассмеялся, подхватывая ее на руки и кружа по комнате. — Кому охота быть старым дедом в красных кедах?

— Так тебе, правда, понравилось? — не верила она. — Но по тебе это было не заметно.

Он опустил ее на пол и серьезно посмотрел ей в глаза.

— Я рассердился на твоего отца — он не имел права так вести себя в присутствии стольких людей.

— Поэтому я и не хотела показывать ему фреску, — пояснила она. — Особенно до тех пор, пока она не докончена. Ему никогда, никогда не нравились мои работы. Даже когда я получила премию на втором курсе, он не поздравил меня. Ой сказал что-то типа: «Чего можно ожидать от людей, выкидывающих деньги на ветер?»

— У тебя настоящий талант, — голос Бьерна звучал нежно и уверенно. — И если твой отец не понимает этого, то это его трудности. Я жду-не дождусь, когда ты завершишь работу. Ведь ты же закончишь ее, правда?

Она поднялась на цыпочки и обхватила его руками за шею.

— Если ты этого хочешь…

— Это именно то, чего я хочу. — Рот его нашел ее губы в поцелуе пронзительной нежности.

Она прижалась к нему, ее хрупкое тело таяло в его сильных руках. Когда он обнимал ее так, то казалось — в мире не существует ничего остального. Его язык проникал в самые глубины ее нежного рта, она почувствовала перемену, происшедшую в нем, растущее возбуждение больше не успокаивало, а требовало.

Кровь вскипала в ее венах, когда они наконец оторвались друг от друга, чтобы отдышаться. Он по-прежнему крепко прижимал ее к себе. Она чувствовала покалывание его щетины на щеке. В голове у нее была только одна мысль, и она приподнялась на цыпочки, чтобы прошептать ему прямо в ухо:

— Люби меня, Бьерн.

На какую-то долю секунды он напрягся, и сердце ее заныло от боли. Неужели он снова отвергнет ее?

— Прошу тебя, — просила она, подняв на него затуманенные глаза. Он молча подхватил ее на руки и понес в спальню.

Лучи солнца пробивались сквозь муслиновые занавески. Стены и пол в комнате были светло-кремового цвета. Черная металлическая кровать суперсовременного дизайна была накрыта толстым покрывалом в темно-синюю, белую и красную полоску. Интерьер спальни полностью соответствовал мужественному и жесткому характеру Бьерна. Он опустил ее на постель, и внезапно она почувствовала себя очень маленькой и беззащитной. Но она сама просила его об этом, она доверяла ему, и все же… иногда он поступал совершенно неожиданно.

Но было слишком поздно сомневаться. Он лег рядом с ней, почти накрыв ее своим телом, и его рот охватил ее губы в страстном требовательном поцелуе. Она отвечала ему, как умела, боясь только одного — что он заметит ее неопытность и отвергнет ее.

Но, Господи, как он целовал ее! Голова у нее кружилась… Она чувствовала теплую силу его крепкого тела, вдыхала пряный мужской запах его кожи. Она даже не заметила, что он расстегнул все крохотные пуговки на ее пикейной блузке, пока не почувствовала теплоту его рук на груди.

— Ты опять без лифчика, — прошептал он ей на ухо, как будто она сделала это специально для него.

Его умелые длинные пальцы ласкали и гладили ее налившиеся груди, он дотронулся до нежных розовых бутонов ее сосков, и она слегка застонала, прогибаясь ему навстречу.

Он улыбнулся ей, серые глаза, скользившие по ее обнаженным формам, поголубели.

— Они прекрасны, — прошептал он нежно. — Такие маленькие и прекрасные, а соски у тебя розовые и спелые, как две малины. Я хочу съесть их. — Он склонился над ней, в шутку клацая зубами, и она засмеялась. — М-м-м, как вкусно. Я всю тебя хочу съесть.

Он приподнял ее, зарываясь лицом ей в волосы, покрывая ее плечи и грудь быстрыми поцелуями, слегка покусывая ее — и она смеялась, откидываясь на подушки. Но он не позволил ей смеяться — его желание было слишком велико, он снова прикоснулся губами к ее соскам, проводя по ним своим влажным, чуть шершавым языком.

Она никогда прежде не испытывала таких ощущений. Она лежала на подушках и смотрела, как он наслаждается ее телом. Ее немного страшила та сила, которую она сама пробудила в нем. Был бы он более нежен, если бы знал, что для нее это все впервые? А вдруг он оттолкнет ее, если она признается в этом? Она не хотела, чтобы он останавливался, хотела отдать ему все, что могла, принадлежать ему полностью.

На нем все еще был надет строгий серый костюм. Почти не соображая, что делает, она подняла на него глаза и хрипло прошептала:

— Ты не собираешься снять галстук? Он засмеялся низким глубоким смехом и приподнялся на постели, поставив колени по обе стороны ее изящного тела. В глазах его горело торжество. Он ослабил узел галстука, и этот жест напомнил ей об их первой встрече — тогда ей показалось, что он скинет с себя всю одежду. И теперь, когда он сбросил пиджак и стал расстегивать пуговицы рубашки, она смотрела на него, как завороженная.

Ей приходилось рисовать мужские фигуры — она знала, как выглядят мужчины. Но одно дело было рисовать — ее задачей было только уловить карандашом линии и изгибы. Теперь же сердце ее учащенно забилось.

У него было прекрасное тело. Девушка могла перечислить названия всех мышц по латыни, но, увидев, как перекатываются его мускулы под загорелой кожей, она почувствовала, что во рту у нее пересохло. Он был таким сильным… Под солнечным светом темные волосы на его широкой груди отливали бронзой. Она провела по ним пальцами, ощущая тепло его тела и глухие удары сердца.

С улыбкой, не оставляющей никаких сомнений в его намерениях, он расстегнул пояс брюк. Почувствовав внезапное смущение, она закрыла глаза, заливаясь краской. Когда через какое-то мгновение он снова обнял ее, она поняла, что на нем уже ничего нет.

Он нетерпеливо стал снимать с нее оставшуюся одежду. Она не знала, как ей себя вести — помогать ему в этом или нет. Почувствовала, как он снимает ее юбку и расстегивает сандалии. Она крепко зажмурилась прежде, чем он прикоснулся к ее белым кружевным трусикам.

Но что это было за необыкновенное ощущение — лежать с ним рядом обнаженной! Она чувствовала себя очень беззащитной и женственной перед этим сильным страстным мужчиной. Его руки пробежали вдоль ее тела, и она выгнулась дугой. Пути назад не было.

Он околдовывал ее поцелуями и ласками. Казалось, он хотел попробовать на вкус каждый дюйм ее тела, она поворачивалась в его руках, подчиняясь негласным командам. Улыбнувшись, Марта зарылась головой в подушку; руки его не отпускали ее груди, горячий рот приник к затылку.

— М-м-м, может быть, мне овладеть тобой так? — хрипло шепнул он. — Сзади, как если бы ты была собачкой?

Она издала протестующий возглас и стала вырываться из его рук. Бьерн засмеялся дразнящим смехом.

— Ты никогда не пробовала так? Тогда ты не знаешь, как много потеряла. Но экзотику мы можем оставить на потом. — Он перевернул ее на спину. — Прежде я сделаю это так.

Она застонала от этой сладкой мучительной пытки, когда он снова приник к ее груди. Соски ее были тверды и горячи, и он ласкал их языком, нежно прикусывал, целовал до тех пор, пока она не почувствовала, что вся плавится в его руках.

Но она знала, что это еще не все. Руки его скользнули вдоль ее бедер, слегка раздвигая их, она задрожала, прижимаясь к нему всем телом. Ей показалось, что сердце ее останавливается, но он крепко держал ее. Прикосновения его пальцев были легки и нежны, он будил в ней неведомые прежде ощущения.

Она прерывисто дышала, чувствуя, как теплые волны пробегают по всему ее телу. Никогда не думала она, что это будет так прекрасно. Казалось, ее засасывает в волшебный омут, и она не могла сопротивляться.

Внезапно Бьерн ослабил объятья.

— Марта? — голос звучал удивленно. Она открыла глаза, испугавшись, что сделала что-то не так.

— Марта, скажи мне, — мягко спросил он, — если бы я не знал точно, то мог бы подумать, что… — Он запнулся, увидев испуг в ее глазах. — Мне кажется, что ты вовсе не так опытна, как говорила — это действительно так?

Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

— Да, — упавшим голосом прошептала она.

— Но зачем ты говорила мне все эти вещи? Марта, скажи мне, — он сжимал ее в руках, гладил спутанные пряди волос. — Почему ты хотела, чтобы я подумал, что ты слишком доступна?

— Я… я не знаю. Наверное потому, что я боялась, что влюбляюсь в тебя.

— Господи, Марта… — Его теплые поцелуи осушали ее слезы.

— Бьерн, прошу тебя. — Она заставила себя взглянуть ему в глаза. — Люби меня, я хочу… тебя.

Он улыбнулся, нежно проводя пальцем по ее щеке.

— Марта, ты невинна?

Она только и смогла кивнуть. Слова застряли у нее в горле, но глаза отразили все. Какое-то мгновение он раздумывал, и она испугалась, что он откажет ей. Что все то прекрасное, что только началось, закончится так бессмысленно.

Он рассмеялся, как будто сдаваясь. И нежно раздвинул ее бедра.

— Ты знаешь, что теперь тебе придется выйти за меня замуж? — пробормотал он, в голосе его послышались какие-то странные нотки.

Она подняла на него удивленные глаза.

— Но… почему? — Марта ничего не могла понять.

Он улыбнулся странной улыбкой, значение которой она не уловила.

— Не думаешь же ты, что я позволю тебе уйти? — спросил он, накрывая ее своим телом. — Ты принадлежишь мне — я хочу иметь исключительные права, заверенные печатью. Я ненавидел всех мужчин, которые, как я думал, прикасались к тебе. Теперь когда я знаю, что у тебя никого не было, я хочу быть уверенным, что никто не появится.

Она ничего не соображала. Но ей казалось, что это вовсе не причина, чтобы предлагать замужество. Но как она могла отказываться, когда она любила его так отчаянно, когда брак с ним дал бы ей то счастье, о котором она и мечтать не могла?

Она обрела дар речи, заглянув в гипнотическую глубину его серых глаз.

— Да, — прошептала она. — Да, Бьерн, я выйду за тебя замуж, если ты этого хочешь.

Он удовлетворенно кивнул и одним быстрым мощным движением овладел ей.

Она вскрикнула, ее тело напряглось. Но боли не было. Он остановился, как будто давая ей время привыкнуть к незнакомым ощущениям. Потом стал медленно двигаться, вызывая неизведанное прежде наслаждение в самой глубине ее существа.

— Тебе хорошо? — спросил он, нежно поддразнивая.

— Да, да…

— И будет еще лучше, — голос его звучал низко и страстно, обещая неизведанное блаженство. — Ты больше не будешь бунтовать, девочка. Теперь, если ты будешь плохо себя вести, я смогу заставить тебя слушаться.

— Как? — невинно спросила она.

— Вот так..

Ей казалось, что бурные волны уносят ее куда-то далеко-далеко. Ритм его становился все быстрее, и она начала двигаться сама, ее нежное тело отвечало на все требования его страсти. В ней разгоралось какое-то дикое неукротимое пламя, она стонала от наслаждения. Оба они тяжело дышали, тела их покрылись бисеринками пота, она прогнулась навстречу ему, ногти ее впивались ему в спину.

Казалось, он совсем забыл о ее неопытности, но это не имело никакого значения. Пламя страсти бушевало в ней, любовь сверкала в ее сердце, как самый чистый прекрасный алмаз. Она закричала, почувствовала, что летит куда-то, прижалась к нему еще крепче. Он сжимал ее в своих руках, и наконец мир взорвался вокруг них и рассыпался на множество осколков. И была тишина, и свет, и ветер запутался в белых муслиновых шторах.