— И что вы рисуете? — интересовалась банкирша. По всей видимости, ей нравилась эта тема.

— Много чего — портреты, пейзажи, натюрморты. Стокгольм меня вдохновляет, — добавила она, надеясь заслужить одобрение. — Очень красивый город.

— Полностью с вами согласна, — с готовностью ответила дама. — Действительно прелестный город.

— Так вы художница? — От Ван Дерека было не просто отделаться. Он покровительственно хохотнул. — И много картин вы продали?

Марта почувствовала, что Бьерн наступил ей на ногу. Мог бы этого и не делать — она бы в любом случае ответила: «Нет».

— Ничего страшного, даже Ван Гог при жизни не продал ни одной картины, — произнес он нарочито успокаивающим тоном. — Вспомните только, сколько стоят его картины сейчас.

Один автопортрет пошел больше чем за восемьдесят миллионов долларов. Ужасно, конечно, что его продали в Японию, — добавил он так, как будто картина исчезла в черной дыре. — Но настоящие деньги теперь только тау.

— Вы правы, — заметила немка. — Но по мне лучше пусть картина уходит за границу, чем если вокруг нее разворачивается такая возня, как было с его «Ирисами». Это было просто неприлично.

Банкир решил, что ему тоже пора принять участие в разговоре.

— Ах да, я понял, что картину купил музей Гетти, — вставил он свое веское слово. — Но, главное, что рынок стабилизировался.

— Да, конечно, — поддержал Ван Дерек. — Но вся эта история показала, что надо проявить большую осторожность, выбирая предметы искусства. Такая ситуация легко может подорвать рынок.

Марта слушала разговор со все возрастающим отвращением. Даже Бьерн, надо отдать ему должное, чувствовал себя не в своей тарелке, улыбка на его губах застыла.

Банкир серьезно кивнул.

— Галереи берут на себя большую ответственность, вкладывая средства в столь непрочный предмет.

— Сейчас надо вкладывать в молодых художников, — продолжил Ван Дерек, демонстрируя свое знание предмета. — Конечно, если вы знаете, на кого ставить. Цены на Яспера Джонса невероятно возросли после того, как этот американский издатель заплатил… сколько же он выложил, около восемнадцати миллионов? Очень умный шаг — у него теперь лучшая коллекция Джонса.

Марта больше не могла сдерживаться. — Это единственное, что вас волнует в искусстве? — выпалила она. — Что сколько стоит? Вы даже Сезанна не отличила бы от Сислея. — Люди вокруг оборачивались, но ее это не трогало. — Да, если бы я нарисовала что-нибудь на этой скатерти, вы бы не знали, что с этим делать — вывесить в музее или отправить в прачечную.

Опять в ней проснулся демон. Все эти жалкие люди, с виду такие добродетельные — они совсем такие же, как ее отец! Ей хотелось схватить их за дряблые шеи и швырнуть с набережной. Но кое-что она может сделать прямо сейчас.

Босая, девушка вскочила на стол и принялась быстро раздвигать тарелки. Снежно-белая скатерть будет прекрасным холстом. Из еды и соусов получатся отличные краски, а за неимением кистей она будет рисовать пальцами.

Это было так здорово — накладывать большие красные, оранжевые, коричневые мазки, создавать картину такую же дикую и необузданную, как ярость в ее душе.

— Готово! — Марта взглянула на шокированную публику, на этого мерзкого лысого типа. — Помещайте это в свои банки, следите, как растет ваш счет!

Бьерн стоял как вкопанный, он смотрел на нее с каким-то застывшим ужасом, но, сделав последний широкий приглашающий жест руками, Марта догадалась, что внутри у него все клокочет. Внезапно ярость, преполнявшая ее, исчезла, и она поняла, что выходка была детской и глупой.

Собрав все силы, девушка рассмотрела свое творение и решила, что чего-то не хватает. Добавила несколько капель желтого соуса — все равно скатерть безнадежно испорчена, а Бьерн се никогда не простит.

Он резко вышел вперед и, сжав ей запястье своими стальными пальцами, потащил ее от стола.

— Приношу свои искренние извинения за все это, — выпалил он, обращаясь к застывшей графине. — Разумеется, я заплачу за нанесенный ущерб и сделаю вклад в ваш фонд, чтобы компенсировать неудобства, причиненные вашим гостям. А теперь, если вы позволите…

Он выволок Марту на улицу, даже не остановившись, чтобы она успела надеть туфли. Он быстро шел по улице, не замечая или не заботясь о том, что ей приходилось почти бежать за ним. Но она молчала — возражать было бы опасно.

— Ты думаешь, что ты делаешь? — яростно кричал он. — Ты пьяна? Или у тебя с головой не в порядке? Мне надо позвонить твоему отцу, чтобы он приехал за тобой и забрал тебя в сумасшедший дом. Я никогда в жизни не видел такого поведения!

— Прости меня, — девушка задыхалась и всхлипывала, пытаясь поспеть за ним. — Прошу тебя, Бьерн, прости меня. Я не знаю, что произошло, в меня вселился какой-то бес. Этот мерзавец так пренебрежительно говорил об искусстве и все время ощупывал меня своим взглядом. У меня все поплыло перед глазами.

— Благодари Бога, что я тебя не выпорол, хотя это единственное, чего ты заслуживаешь. А может быть, ты именно этого и добиваешься? — бросил он, вдруг резко останавливаясь и поворачиваясь в ее сторону. Она чуть не врезалась в него. — Ты стала провоцировать меня с того момента, как только я тебя увидел. Или тебя это возбуждает? Когда тебя бьют?

— Нет! — она с ужасом смотрела на него. — Я не провоцировала тебя, Бьерн, честно. Я не хотела тебя сердить. — Ее руки упирались ему в грудь, чувствуя его жесткие мускулы. Марта внезапно ощутила себя очень слабой и беззащитной. — Прости меня, Бьерн, — прошептала она со слезами в голосе. — Прости меня, пожалуйста.

Он сердито притянул ее к себе, сжав в своих железных объятиях.

— Ты думаешь, что этого достаточно? — резко проговорил он. Бьерн был не только зол, к этому прибавилось сексуальное возбуждение. — Сказать: прости меня и посмотреть такими невинными глазами? И я сразу прощу тебе все и забуду, каким идиотом ты меня выставила?

От всех этих бурных эмоций сердце ее билось так быстро, что было трудно дышать. Сначала она испытала ярость, потом страх, а сейчас… сейчас она понимала, что хочет только одного — чтобы он ее поцеловал. Ее губы слегка приоткрылись, ресницы опустились, он склонился к ней… И вдруг резко оттолкнул ее от себя.

— Ну нет! Тебе не удастся окрутить меня вокруг своего тоненького пальчика, как ты делала со всеми другими. К тому же, мне не слишком нравятся «товары широкого потребления».

Марта не заметила, как они дошли до дома, пока Бьерн не открыл входную дверь. Он втолкнул ее внутрь так, что она чуть не упала. Потом повернулся и пошел по улице, глубоко засунув руки в карманы.

— Куда ты идешь? — пролепетала она вслед, чувствуя себя потерянной и сбитой с толку.

— Прогуляться, — буркнул он, не поворачиваясь.

— Но… а мне что делать?

— Не попадаться мне на глаза, — рявкнул он. — Иначе я за себя не ручаюсь. Глава 6

Доски пола немилосердно впивались в спину, тонкий спальник не мог защитить от этого. Марта застонала, ворочаясь и пытаясь найти более менее удобное положение. Она не хотела думать о том, кто мог прятаться по углам заброшенного склада — мыши, пауки, а может, что-нибудь еще похуже… Она вздрогнула, закрыла глаза и попыталась уснуть, не обращая внимания на группу молодых людей, сидевших вокруг единственного электрокамина в центре комнаты. Они бренчали на гитарах и напевали бунтарские песни.

— Марта, эй, вылезай, посиди с нами. Майк, тот самый приятель Оле, который постоянно сшивался на барже и принес туда наркотики, присел рядом. Она не открывала глаз, притворяясь, что спит, но он тряхнул ее за плечо.

— Эй, Марта, ну давай же. Мы классно тусуемся. Что ты сидишь в этом углу?

— Отойди, Майк, — проворчала она, не открывая глаз. — Я пытаюсь уснуть.

— Зачем? Сейчас еще рано. — Он противно засмеялся и начал расстегивать ее мешок. — Хотя, может, стоит присоединиться к тебе? Расстегни молнию и пусти меня к себе.

Она сердито хлопнула его по руке.

— Уходи! Оставь меня в покое, понял! У меня нет никакого желания болтать с тобой и уж тем более пускать тебя в свой спальник.

— Ну, что ты, Марта, — зашептал он вкрадчивым голосом, наклоняясь над ней. — Это не очень-то по-дружески…

— Я, кажется, слышал, что юная дама просила вас удалиться.

Марта чуть не вскрикнула от удивления, увидев, что над ними нависла высокая темная фигура.

— Бьерн! Что?..

— Что я здесь делаю? — сухо поинтересовался он. — Я пришел за тобой.

Майк предпочел исчезнуть, и теперь Бьерн опустился на колени рядом с ней. Сегодня он был не в костюме — на нем были узкие голубые джинсы, из-под полурасстегнутой кожаной куртки выглядывала черная майка. Выглядел он как обычно, но что-то в его глазах предупреждало об опасности.

— Как ты меня нашел? — спросила она неуверенно.

— Поспрашивал старых друзей. Я знал, где искать, — ведь когда-то я тоже был молодым. — Последнюю фразу он произнес с ироничной усмешкой, но то, как он выглядел этим вечером, заставило Марту осознать, что в сущности это было совсем недавно.

Она не ожидала, что он будет ее разыскивать. После той ужасной сцены прошлой ночью она вовсе не удивилась бы, если бы он окончательно махнул на нее рукой. Вчера, войдя в квартиру, она покидала какие-то вещи в сумку и убежала, собираясь исчезнуть, раствориться на узеньких улочках старой части Стокгольма среди таких же юных бунтарей, где он никогда бы не нашел ее.

Марта села в своем спальном мешке, крепко обхватив руками колени жестом бессознательной защиты. Она знала, что выглядит как настоящее пугало, — в этом полуразвалившемся строении негде было помыться.

— Я не собираюсь возвращаться, — с вызовом заявила она. — И ты не сможешь меня заставить.

— Прекрати вести себя как капризный ребенок, — терпеливо ответил он. — Могу ли я напомнить тебе — причем не в первый раз — условием освобождения тебя из-под ареста было то, что ты будешь жить по моему адресу? В настоящее время ты нарушаешь это соглашение.

— Ну и что? — Марта понимала, что находится в достаточно зависимом положении, но именно потому она и вела себя еще более вызывающе, чем обычно. — Можешь не беспокоиться, я не собираюсь тайно уезжать из страны и все такое прочее. Так что твои деньги не пропадут.

— Деньги меня не волнуют. Для меня это не такая большая сумма, к тому же я уверен, что твой отец будет настаивать на возвращении мне этих денег.

— Что ты можешь знать про моего отца? — мотнув головой, с вызовом спросила девушка.

— Я говорил с ним по телефону. Естественно, он очень разволновался, узнав о твоем аресте и последующем исчезновении…

— Конечно, он разволновался, — парировала она, горькие слезы навернулись на глаза. — Наверное, у вас с ним получился веселенький разговор о моем ужасающем поведении. Предполагаю, что он решил бросить все и немедленно отправиться в Стокгольм, чтобы уладить все самому?

— К сожалению, нет.

— Нет, ну, конечно, нет! У него же так много дел, — подхватила она с подчеркнутой иронией. Но игра давалась ей трудно, и образ девицы, которой все до лампочки, рушился на глазах. — Уходи, оставь меня в покое. — Она плакала уже почти открыто. — Извини, что я доставила тебе столько хлопот. Считай, что тебе не о чем беспокоиться, от меня ты уже, можно сказать, избавился, а в суд я смогу явиться сама.

— Это, конечно, замечательно, но в данный момент не относится к делу, — спокойно ответил он. — Может быть, ты забыла, что мы оба дали слово в комиссариате. Возможно, ты не придаешь никакого значения своим обещаниям, но для меня это вопрос чести и репутации. Это для тебя хоть что-нибудь значит?

Она бросила на него быстрый взгляд, взметнув ресницы. Ее стали мучить угрызения совести. Он освободил ее из-под ареста, а она отблагодарила его так…

— Прости меня, — пробормотала она, покраснев от стыда. — Я не хотела ставить тебя в неловкое положение.

— Пока ты этого еще не сделала, — его голос стал мягче. — Если ты вернешься со мной и будешь следовать всем условиям соглашения, мне не придется больше ни о чем говорить.

Он протянул ей руку. На какое-то мгновение она раздумывала, не в состоянии поднять глаза и встретить его взгляд. Ей было гораздо сложнее выполнять условия соглашения. С самого начала она должна была понять, что не сможет оставаться в его квартире, не рискуя своим душевным покоем.

А теперь она была влюблена в него. Это казалось невозможным — она, бунтовщица, дикарка, влюбилась в респектабельного бизнесмена в строгом костюме. Господи, ее отец был бы доволен! Но это было уже неважно — все, что казалось ей раньше таким важным, больше не волновало ее.

А если она вернется с ним теперь, то все только усложнится. Потому что не было никаких сомнений в том, что он-то в нее не влюбится никогда. Да, конечно, он хотел ее как женщину, но вполне мог сдерживать свои желания. Но он был о ней не слишком высокого мнения — Марта не могла винить его в этом, она сама сделала все, чтобы он думал о ней только худшее.

А если бы он знал правду? Почему-то она думала, что неискушенные девушки вряд ли относятся к его типу женщин. Ему, должно быть, нравятся женщины опытные, элегантные светские дамы, как та рыжеволосая французская красотка, что приходила к нему вчера…

— Марта?

Он ждал ее ответа, и она понимала, что выбора у нее нет. И дело было не в нарушении условий ее освобождения; она теперь всегда будет поступать так, как этого хочет Бьерн. С неохотой она вложила свою ладонь в его и позволила ему поднять ее на ноги.

Она захватила с собой только самые необходимые вещи, и, честно говоря, больше всего ей хотелось уйти из этого грязного, ужасного места. Наверное, она просто начинает взрослеть, решила девушка, задумчиво покачав головой. Все ее друзья совершенно по-другому относились к перспективе житья в этой полуразвалившейся халупе.

Она подхватила свою сумку и перебросила ее через плечо, позволив Бьерну взять ее за руку и повести к выходу. Один из самых старых членов коммуны, уличный музыкант, пользующийся большим уважением среди молодежи, посмотрел на них, когда они проходили мимо.

— Все в порядке, Бьерн? Вижу, ты нашел ее.

— Да, спасибо за помощь, Бак. Увидимся как-нибудь.

— Пока, парень. — Бак поднял руку в прощальном жесте, но уже через секунду опять стал бренчать на гитаре; самокрутка прилипла к нижней губе.

— Откуда ты знаешь Бака Рабина? — с любопытством спросила Марта, когда они спускались по темной лестнице.

— Старый друг.

Она бросила на него недоверчивый взгляд.

— Бак твой старый друг?

— Я же тебе говорил, что тоже когда-то был молодым, — нехотя произнес он. — У нас была яхта, правда, больше похожая на баржу, веселая компания — Бак, я и другие ребята. Хорошие были времена.

— Ты тогда был автогонщиком? — спросила она, радуясь возможности узнать о нем чуть-чуть больше.

— Да, я тогда гонялся, — согласился он.

— Прежде чем ты занялся семейным бизнесом?

— Да.

Они вышли на улицу и подошли к машине. Марта, все еще пребывавшая в задумчивости, скользнула на сиденье. Он не очень-то любит разговаривать о своей юности. Почему? Он сказал, что это было хорошее время, но оно закончилось так внезапно, когда умер его брат и ему пришлось заняться фирмой, взять на себя всю ответственность. Сожалел ли он о том, что это время прошло? Но его тон подсказал Марте, что ей не стоит расспрашивать дальше. Может, в следующий раз ей повезет больше и он будет более разговорчив.

Доехать до дома по шумным улицам Стокгольма было делом недолгим. Странно, но когда они подъехали к ограде сада, поставили машину на свою стоянку и подошли к двери, Марта почувствовала, что она возвращается домой.

Дом. У нее никогда не было дома, настоящего дома; швейцарские пансионы, а потом грязные хиппарские берлоги — назвать их домом было никак нельзя. Тем более она не чувствовала себя дома со своим отцом, в его бездушных, каких-то казенных квартирах в Копенгагене, Брюсселе или Страсбурге. Он переезжал из одной квартиры в другую в зависимости от того, в какой город звали его коммерческие дела.

— Ты голодная? — спросил Бьерн, когда они поднялись на маленьком лифте на верхний этаж.

— Да, — подтвердила она, вспомнив, что ничего не ела целый день, — есть почему-то не хотелось. — Но я бы сначала приняла ванну.

Он кивнул:

— А я пока что-нибудь приготовлю поесть. Она бросила на него недоверчивый взгляд.

— Ты что, и готовить еще умеешь?

— Угу, — с улыбкой подтвердил он. — Холостякам приходится заботиться о себе самим.

Ах, да, холостякам. Он напомнил об этом как раз вовремя, подумала она, проходя за ним в квартиру. Почему же он не был женат? Ведь, должно быть, у него были толпы девушек. Но ему определенно нравилась такая жизнь. И то, что она жила у него, было, по всей вероятности, кратковременным неудобством.

— Я… пойду в ванную, — пробормотала она и быстро проскользнула в свою уютную комнату.

Как приятно было сбросить с себя всю одежду и опуститься в теплую воду. Она добавила в воду изрядное количество геля для ванны, и пузырьки пены лопались вокруг нее. Марта чувствовала себя как кинозвезда. Она набрала пены в ладонь и дунула, засмеявшись, когда хлопья пены закружились как снежинки.

Стук в дверь заставил ее вздрогнуть.

— Можно войти? — раздался голос Бьерна.

— Ой, — она глубоко вздохнула и опустилась поглубже в воду, пена стыдливо прикрыла ее грудь. — Входи.

Дверь открылась, и вошел Бьерн, в руке у него была большая кружка. — Я принес тебе горячего шоколада. В той развалюхе было холодно, несмотря на то, что на улице тепло.

— Да, — согласилась она немного неуверенным голосом. — Там было сыро. — Она осторожно протянула руку из воды и взяла кружку. — Спасибо.

— Тебе не надо было там оставаться, — проговорил он, присаживаясь на край ванны. — Там было не очень-то безопасно.

Она попыталась засмеяться, сердце ее сумасшедше билось оттого, что он сидел слишком близко.

— Нет, все было в порядке, — заверила она. — Я вполне могу о себе позаботиться — я это делаю уже достаточно долго.

— Ты уверена? — Голос его звучал достаточно серьезно. — А этот парень, который пытался влезть в твой спальник?

— Майк? Да ну, он достаточно безвредный — я с ним могу справиться.

— Это он принес наркотики на баржу?

— Да. — Под водой она шевелила пальцами, наблюдая, как колышется пена. — Но, честное слово, Бьерн, я ничего об этом не знала. — Она подняла на него глаза и почувствовала, что его взгляд пытается проникнуть прямо ей в душу.

— Он тоже жил с вами в лодке? — спокойно спросил он.

— Нет. Ну вообще-то он иногда оставался. — Девушка чувствовала, что щеки ее заливаются краской — будем надеяться, что он подумает, что это от горячей воды.

— А ты с ним спала?

— Нет.

На какое-то, впрочем, достаточно долгое мгновение его взгляд остановился на ней, но под конец он решил, что она говорит правду. И вдруг улыбнулся.

— Ну хорошо. — Он взял немного пены на палец и пришлепнул ей на кончик носа. — Сиди в ванне, — сказал он, поднимаясь. — Обед будет готов, когда ты выйдешь.

Он закрыл за собой дверь, и она нырнула под воду. Почему его так волновало, спала она с Майком или нет? Может быть, он ревновал? Тепло разливалось по ее телу, она закинула руки за голову, улыбаясь своим мыслям. Кажется, мистер Айсберг начинает таять.

Но то, что она увидела в гостиной, вовсе не походило на романтический ужин вдвоем. Не было свечей на столе — комната была ярко, пожалуй, даже слишком ярко освещена, а из динамика стереосистемы разносился не романтический фортепьянный концерт Дебюсси, а диск Пинка Флойда «Темная сторона Луны».

Он, должно быть, заметил ее кривую улыбку, потому что вопросительно поднял бровь.

— Все в порядке? — спросил он, кивая на магнитофон.

— Да-да, — быстро ответила она, скрыв разочарование. Вероятно, она слишком рано начала надеяться на что-то большее.

— Садись, — произнес он, делая рукой приглашающий жест. — Я принесу еду из кухни.

Он поставил тарелки на противоположных концах стола. Марта села на стул, чувствуя, как растет ее аппетит от пряного аромата индонезийских специй, доносящегося из кухни. Бьерн принес большую миску с чудесным поджаренным рисом и поднос, заставленный множеством тарелок — тушеное мясо, горячие острые блинчики и жгучий ореховый соус.

— М-м-м, как вкусно пахнет, — воскликнула она, втягивая ноздрями воздух. — Умираю с голода!

— Отлично. — Серые глаза смеялись. — Бери тарелку.

Отец ругал ее за то, что она накладывала на тарелку слишком много еды. Но у Марты всегда был отменный аппетит. Вообще-то она должна была уже стать похожей на шар, но ее настолько переполняла энергия, жизнь так бурно била в ней ключом, что проблем с фигурой не возникало.

Бьерн не обращал внимания на ее жадность, он одобрительно посмеивался, пока она накладывала себе гору риса и щедрые порции всего остального. Острыми белыми зубами она впилась в кусок мяса и застонала от удовольствия.

— С ума сойти! Ты действительно прекрасно готовишь! — заявила она. — У тебя есть еще какие-нибудь скрытые таланты?

— Не очень много, — ответил он с усмешкой. — Гораздо меньше, чем у тебя. Я посмотрел твои картины. Они действительно хороши.

— Спасибо. — Его похвала польстила ей, однако она не переставала думать, что он может сказать о портрете Клары. Но ей не хватило смелости спросить его об этом.

— Ты обещала расписать стену в моем офисе, — напомнил Бьерн. — Когда ты начнешь работу?

Она удивленно взглянула на него.

— Ты действительно хочешь этого? Я думала…

— Конечно, — настаивал он. — Длина стены четыре или пять метров, освещение естественное. Что бы ты могла на ней изобразить?

— Ну… а что ты хочешь?

— Может быть… — Он задумался. — Ты могла бы нарисовать вид Стокгольма? Но не современный Стокгольм, нет, что-нибудь более… средневековое, что ли…

— Да! — согласилась она с загоревшимися глазами. — Стокгольм в пятнадцатом веке. Узенькие улочки, дома, причалы, суда и люди, спешащие по своим делам. Я могу походить по музеям, чтобы придумать интересный сюжет.

— Хорошая мысль. В Историческом музее открылась интересная выставка. Ты можешь узнать там много нового об истории города. Знаешь, в пятнадцатом веке многие дома были деревянными, но потом был большой пожар, и жители предпочитали уже не строить дома из дерева. С тех пор стало появляться все больше каменных особняков.

— А когда были построены окружающие дома?

— В начале восемнадцатого века. На этой улице жили богатые купцы. Каждому хотелось иметь самый красивый дом, разукрашенный фасад. Если ты прогуляешься по улице, то увидишь много великолепных домов — настоящих произведений искусств. К сожалению, многие дома слишком велики для частных владельцев, в основном они перестроены под офисы и конторы.

— Зато их не снесли, чтобы построить современные бездушные здания, — заметила она.

— Не дай Бог! Многие здания охраняются как памятники архитектуры. Их запрещено перестраивать, но обязательно надо реставрировать, — добавил он с усмешкой. — Есть даже магазин, где можно купить рамы и двери, сделанные по старинным образцам.

— Правда? — Марта рассмеялась. — Хорошее решение проблемы! Но меня действительно беспокоит, что будет, если все эти ужасные предупреждения об опасности парникового эффекта окажутся правдой. Если уровень моря поднимется, то что случится со Стокгольмом?

Он кивнул.

— Да, это действительно серьезная проблема. И не только для Стокгольма. В мире очень много мест, которые могут серьезно пострадать.

— Я недавно прочитала, что некоторые острова Тихого океана могут просто исчезнуть с лица Земли!

— Надеюсь, что человеческой мудрости хватит на то, чтобы как-нибудь решить эту проблему, — закончил он. — Ты наелась или хочешь чего-нибудь еще?

— Нет, большое спасибо. Было очень вкусно. Ты прекрасный повар, а я, к сожалению, даже яйца сварить не умею. Боюсь, из меня получится кошмарная жена!

Бьерн рассмеялся.

— Да, в этой роли тебя представить сложно, — с готовностью согласился он.

Марта почувствовала, что сердце ее сжимается от боли. У нее, кажется, слишком разыгралось воображение. Даже не подозревая этого, Бьерн быстро разрушил все ее мечты. К счастью, он поднялся и взял пустую миску из-под риса, так что он не заметил слез, выступивших у нее на глазах.

Инстинктивно защищаясь, она приняла обычную маску безразличия.

— Брак — это сплошное надувательство, — ответила она с циничным презрением. — Это всего лишь форма узаконенной проституции!

Он бросил на нее веселый взгляд, вернувшись за остальными тарелками.

— И, конечно, ты никогда не выйдешь замуж?

— Никогда! — Она легко поднялась со стула. — Помочь тебе вымыть посуду?

— К счастью, мы можем предоставить это идиотское занятие посудомоечной машине, — сообщил он. В его глазах все еще светилась загадочная улыбка.

— А-а, хорошо. — Он что — смеялся над ней, что ли? Или издевался? Он был слишком близок к тому, чтобы понять правду. Чтобы хоть немного успокоить нервы, она отвернулась к окну и стала разглядывать цветочные горшки на подоконнике.

— Ты чудесно выглядишь, — прошептала она своей любимице бегонии с цветами изысканно-розового оттенка. — Тебе здесь нравится? Солнышка хватает?

— Ты часто разговариваешь со своими цветами?

Она отпрянула, почувствовав, что он стоит прямо за ее спиной.

— К…конечно, — выдавила она неуверенным голосом. — Это помогает им расти.

— Да что ты говоришь? — Глаза его смеялись. Он просто дразнил ее.

— Между прочим, по этому поводу проводились специальные исследования, — с важностью в голосе сообщила она. — В Африке даже были найдены деревья, разговаривающие друг с другом. И есть особый сорт акаций, которые могут предупреждать друг друга об опасности, эти растения посылают по воздуху химический сигнал. А еще они выделяют дополнительное количество танина, чтобы антилопы не поедали их листья и кору.

— Ну все, сдаюсь! — Он смеялся в открытую. — Это говорит только о том, что наш мир — довольно интересное место.

Марта смотрела на него, чувствуя, как затягивает ее странная власть этих серых глаз. Но она боролась со своими эмоциями, не позволяя ему сломить свою волю.

— Каждый день узнаешь что-то новое, — заметила она беспечно и отвернулась от него к окну.

— По крайней мере то, что ты делаешь, идет цветам на пользу, — заметил Бьерн с легким нажимом в голосе. Если бы она не была готова к этому, то никогда не уловила бы его напряженности.

— Один из моих многочисленных талантов, — легко ответила она. — Они придают этой комнате живописность, — прибавила она, окидывая комнату небрежным взглядом, как будто ей все безразлично.

— Да, придают. — Он подошел к ней совсем близко. — Так же, как и ты… — Голос его стал низким и хриплым. Как бы в полусне, он прикоснулся к ее волосам. — У тебя волосы теплые… и мягкие, как шелк, — пробормотал он, накручивая одну прядку на палец.

Теплая волна прокатилась по ее телу. Но она вовсе не собиралась показывать ему свою слабость. Был только один способ оттолкнуть его. Нарочито провокационным движением она повернулась и прислонилась к окну, выгибаясь так, чтобы подчеркнуть каждую линию своего тоненького тела.

— Ты хочешь переспать со мной? — с вызовом бросила она.

На какое-то мгновение он отпрянул, но затем рассмеялся с издевкой над самим собой.

— Да, хочу, — почти прорычал он. — Теперь ты можешь успокоиться? Ты самоутверждаешься, потому что твой отец обделял тебя лаской и вниманием? Тебе нравится знать, что почти каждый мужчина готов броситься к твоим ногам? Тебе от этого легче?

— Не думай, что ты великий психоаналитик! — Она почти кричала от ярости, разозленная его слишком близкими к истине словами. — Я это я! Мне не нужен ни мой отец, ни тем более ты!

— Что тебе нужно, так это хороший урок. — Серые глаза сверкали от гнева. — Черт побери, ты можешь кого угодно довести до белого каления!

Испугавшись, она пыталась отступить, но он грубо схватил ее за плечи и почти отшвырнул к стене. Она с ужасом поняла, что зашла слишком далеко. Марта попыталась закричать, но было поздно. Его рот обхватил ее губы, с силой размыкая их, его язык проникал в самые глубины ее рта.

Она вырывалась, но Бьерн был слишком силен. Пальцы его запутались в ее волосах, он с силой откидывал ей голову. Он давил на нее всем телом, и она почувствовала всю силу его возбуждения, еще более возрастающую от злости.

Она не ожидала такого поворота событий. Он должен был бы с отвращением отпрянуть от нее, но он никогда не поступал так, как она думала. Ему было безразлично, что он причиняет ей боль. Господи, неужели он собирается отнести ее в спальню и силой взять то, что, как он думал, она ему предлагала?

Она почувствовала, как он рвет на ней рубашку — этот жест должен был унизить ее. В этот раз на ней был надет бюстгальтер, но это была лишь тонкая полоска кружев, и он сорвал ее резким движением. Руки его прикоснулись к ее обнаженным грудям, мучая их жестокими ласками.

Она не могла сдержать ответную реакцию — в ее крови разгорелся огонь. Она почувствовала, как ноют груди под его руками, как напряглись и отвердели соски. Колени ее подгибались, и ей пришлось уцепиться за него, чтобы не упасть. Тело ее готово было сдаться.

Он отпустил ее так внезапно, что она упала на колени.

— Сучка, — прохрипел он с яростью. — Ты этого хотела, да? Заставить меня опуститься до твоего уровня? Ты — дешевка, и тебе надо испачкать все, к чему ты прикасаешься. — Он тяжело дышал, делая видимые усилия, чтобы вернуть себе самообладание. — Можешь не убегать, — процедил он сквозь зубы. — Клянусь, что такого больше не повторится. Ты можешь быть уверена, что больше твои грязные уловки не пройдут. — Он провел рукой по губам, как будто хотел стереть с них следы поцелуев. — Я ухожу.

Она вздрогнула от звука хлопнувшей двери — казалось, что все здание задрожало. Марту трясло. Она попыталась сесть, прислоняясь к стене, и стала застегивать блузку. Половина пуговиц отлетела и рассыпалась по полу. Стоя на коленях, девушка стала собирать их с пола.