Глава 1

— Похоже, на земле не осталось ни одного местечка, где можно уединиться! — пробормотал Бьерн Самуэльсон, накинул замшевую куртку и вышел из своей палатки. С маленькой открытой площадки среди кустов, которую он заранее приглядел для своего ежегодного недельного «монашества», сквозь листву хорошо было видно бросившую якорь яхту — фонарь на мачте ярко высвечивал белоснежное суденышко в сгустившейся тьме. Но еще больше эту стоянку среди шхер выдавал рев музыки — казалось, мощные динамики можно было услышать на противоположном берегу Балтики. Ватага молодежи, обосновавшаяся на яхте, вновь устроила шумную вечеринку.

Накануне, когда яхта только появилась в этом пустынном уголке побережья, Бьерн не придал значения неожиданному соседству, решив, что молодежь тут надолго не задержится. Но вторую ночь подряд слушать эти душераздирающие звуки — нет уж, увольте! Он выбрался сюда на считанные один-два уик-энда и тот короткий промежуток, что между ними. Он слишком ценил это время наедине с самим собой, чтобы впустую терять вечера, когда под сводом палатки так хорошо думается и новые проекты, к которым собиралась приступить его фирма, вдруг проясняются с удивительной отчетливостью.

Его коллеги это знали. И хотя немного подтрунивали над причудой своего босса и даже подозревали какую-то романтическую подоплеку в его стремлении к уединению, но в то же время не раз убеждались, что Бьерн Самуэльсон неизменно возвращается из короткого отпуска, осененный замечательными идеями. Один из сотрудников фирмы — Даг Лундхольм без лишних вопросов привозил его на машине на заранее облюбованное Бьерном место, помогал поставить палатку, выгружал припасы, газовую плитку и прочее, после чего исчезал со строжайшим наказом хранить в тайне место пребывания главы фирмы.

— Если со мной что-то случится по дороге, вас никто не найдет и вам придется выбираться пешком, — сказал однажды Даг.

Действительно, Бьерн выбирал такие места, что не было случая, чтобы кто-то нарушил его желанное одиночество. Но на этот раз…

Почти полночь — а он все еще работал. Криво усмехнувшись, он провел рукой по густым светлым волосам. Кажется, он зацикливался на работе. Изабель обвиняла его в этом еще на прошлой неделе, жалуясь, что она чаще общается с его секретаршей, чем с ним.

Возможно, у нее были основания так говорить, если рассматривать ситуацию беспристрастно. У него была склонность расписывать личную жизнь по минутам, как и все свои занятия, занося в расписание деловых встреч — Изабель по понедельникам и субботам, а Петру по средам и каждую вторую пятницу.

Но ему нравилось много работать. За десять лет, прошедших с тех пор, как он унаследовал маленькую семейную инженерную фирму Самуэльсонов, Бьерн превратил захолустную компанию с весьма скромными успехами в могущественный международный концерн. К своему удивлению, он обнаружил у себя вкус к бизнесу, и то, что сначала было холодной необходимостью, которой он всеми силами стремился избежать, стало почти удовольствием. Почти…

Снизу с канала доносились звуки музыки и смеха. Юнцы разрисовали борта яхты яркими спиралями сумасшедших цветов, напомнившими ему о его собственной бурной молодости. А у кого-то явно был талант садовника — цветные горшки герани и бегоний были расставлены на носу и на корме.

Уже собираясь отвернуться, он снова увидел девушку. Он заметил ее еще тогда, когда яхта впервые появилась здесь. Наверное, одна из тех, кто действительно на ней живет. Он обнаружил, что рассматривает ее с каким-то странным восхищением. Босая, она танцевала на палубе. На голове у нее была беспорядочная копна светлых кудрей, украшенных разноцветными тесемками. Тесемки болтались в разные стороны в ритме танца, а одета она была во что-то невообразимое с блошиного рынка. Тип девиц, завидев которых Изабель морщила свой изящный парижский носик и переходила на другую сторону улицы, подумал он с ехидным удовольствием.

Звук электрогитары расколол летнюю ночь. Бьерн раздраженно потряс головой — он должен был покончить с этим явным хамством. Замешкавшись на секунду, чтобы застегнуть молнию на куртке, хотя в такую теплую ночь это было вовсе не обязательно, он быстрыми шагами спустился по крутому каменистому склону к воде. С яхты его никто не заметил. Там шла своя жизнь.

— Ой, щиплет! — раздался голос одного из парней.

— Будешь осторожнее, Оле, — предупредила девушка. Идиотизм — поднимать осколки руками, если есть веник и совок. Теперь стой спокойно, пока я буду мазать йодом.

Симпатичный молодой парень морщился от боли, пока она обрабатывала порез на большом пальце его руки.

— Марта, прости — это была твоя любимая ваза. Я тебе завтра новую куплю.

— Ладно тебе. — Глаза цвета анютиных глазок улыбались. — Ну все, кусок неуклюжести. Кровь остановилась, думаю, что швы накладывать не надо.

Свободной рукой он обнял ее за плечи и поцеловал в кончик прелестного носика.

— Спасибо, ты — чудо. Пойдем, потанцуешь со мной.

Она попыталась посмотреть на него суровым взглядом.

— Ты же встречаешься с Кларой, — сказала она с укором, — почему ты не с ней танцуешь?

— О, Клара воспринимает все слишком серьезно, — проворчал он нетерпеливо. — У нее в голове уже звучит свадебный марш, но я к этому не готов — еще не нагулялся. А ты — девчонка, с которой я очень хотел бы «оторваться», — добавил он, щекоча ее. — Ты человек, который действительно умеет получать удовольствие.

— Может быть, — протянула она, слегка отталкивая его. — Но удовольствие удовольствию рознь — не думаю, что твои представления об этом соответствуют моим.

Он засмеялся.

— Разве твой надутый старый папашка не рассказывал тебе про птичек и пчелок? — поддразнил он. — Ты прекрасный цветок, и пчелки жужжат вокруг тебя и пьют твой нектар…

— Да ну, — сухо улыбнулась она. — Боюсь, если какая-нибудь пчелка прожужжит чересчур близко, то окажется, что я Венерина Мухоловка! В любом случае эта музыка слишком гремит. Надо сделать потише, уже двенадцать ночи.

— Ой, да успокойся ты, — беспечно проговорил Оле, — здесь пустынное побережье, никто не слышит.

— Все равно, нам по правилам яхту здесь ставить нельзя. Тебе наплевать, но договор об аренде подписывала я, и неприятности тоже будут у меня.

— Хорошо, — согласился он недовольно, — если вы настаиваете, командир.

Она одарила его сияющей улыбкой. Он всегда называл ее командиром, когда она требовала чего-нибудь, что в принципе происходило достаточно редко. Иногда она даже подумывала, не слишком ли часто ее друзья пользуются легкостью ее характера. Сначала все было прекрасно — она сказала, что собирается в Стокгольм вместо того, чтобы заканчивать художественный колледж, и группа ее друзей решила прошвырнуться вместе с ней. Но через полгода ей все стало надоедать — никто из них не задумывался особо, как заработать деньги, не говоря уж о том, чтобы поддерживать на яхте порядок.

Хотя вообще какая разница? Надо убрать стекла, пока еще кто-нибудь не порезался. Найдя веник и совок, она все тщательно подмела и выбросила за борт. Затем остановилась на мгновение, оглядываясь вокруг. Была чудесная летняя ночь, темно-синее, как будто бархатное, небо усыпано звездами. Чем она может быть недовольна в такую пору?

Но все же… Какая-то часть ее существа перестала воспринимать это бесцельное, богемное существование. Конечно, жить на яхте, устраивать бесконечные тусовки — это прекрасно, но… испытать ощущение уверенности в будущем, хотя бы для разнообразия, тоже было бы неплохо.

Усмехнувшись сама над собой, она потрясла головой. Ее отец был бы счастлив услышать такие слова. Уверенность в будущем, респектабельность — его любимые слова. Хотя как раз всего этого он не мог обеспечить своей единственной дочери — у него никогда не хватало времени. Крупный коммерсант, член правления нескольких промышленных и торговых компаний, он никогда не имел свободной минуты и часто напоминал ей о своей занятости.

Марта уже собиралась вернуться в каюту, когда заметила, что кто-то перевернул горшок с ее любимой бегонией. Она нахмурилась — это было типично. Конечно, это сделали не нарочно, но надо было иметь совесть подойти и признаться. Она нагнулась, чтобы поднять цветок и утрамбовать землю… и неожиданно обнаружила прямо перед своим носом пару очень дорогих черных ботинок ручной работы.

— Вы владелица этой лодки?

Резкий голос несомненно принадлежал мужчине, привыкшему к тому, что все подчиняются его приказам. Марта осторожно встала на ноги, глаза ее медленно скользили по великолепно скроенной серой замшевой куртке, темно-голубому шелковому шарфу, которым он повязал шею, небрежно засунув концы под распахнутую на груди трикотажную рубашку в полоску. Наконец ее взгляд остановился на жесткой линии подбородка, соответствующей тону голоса.

— Я спросил, кто владелец этой яхты? — повторил он коротко.

— Ну… я, — произнесла она, слегка запинаясь.

— В таком случае, не будете ли вы так любезны немедленно выключить музыку. Неужели вам настолько наплевать на окружающих?

Она хотела извиниться, объяснить, что как раз собиралась это сделать, но тон его голоса задел ее. Марта взглянула на него вызывающе.

— А в чем дело? — колко спросила она. — Никто не жалуется. В любом случае здесь никто не живет — вокруг пустынный берег.

— Я здесь живу, — сухо ответил он. — Наверху.

Он показал в сторону своей палатки, которая была почти не видна с яхты — только острая крыша слегка возвышалась над кустами, но ночью на фоне неба ее можно было принять за острый выступ скалы.

— В таком случае — извиняюсь, — протянула она голосом, абсолютно не соответствующим словам. — Но откуда же мне было знать?

— Сейчас я вам об этом говорю. И надеюсь, что вы сделаете потише.

Марта осторожно рассматривала его сквозь полуприкрытые ресницы. Он выглядел моложе, чем ей показалось с первого взгляда. Ему было лет тридцать пять. И он был очень хорош собой: черные, слегка вьющиеся волосы, чуточку длиннее, чем она могла ожидать, спадали на высокий, умный лоб, глаза были холодного серого цвета.

Но больше всего ее поразил его рот. Почему он все время так плотно сжимает свои красивые, чувственные губы? Что он пытается в себе сдержать? Жаркая волна прокатилась по ее телу.

Если выпустить эту железную волю из-под контроля, то она смела бы все на своем пути.

Казалось, ему было приятно, что она так внимательно его разглядывает. Он усмехнулся:

— Ну?

В ней проснулся какой-то бесенок.

— Ну… Если вы — единственный, кто жалуется, — игриво поддразнила она и провокационно покачнулась, — почему бы вам не при — . соединиться к нам?

Марта подошла к нему ближе и ей пришлось задрать голову — он был ростом никак не меньше 190, а на ней не было туфель. Девушка шутливо дернула его дорогой шелковый шарф.

— Не ведите себя как старый дед в красных кедах.

— Старый дед в красных кедах? — Он удивился, и она скрыла победную улыбку. Это ему не понравилось. В следующую секунду его руки обвились вокруг ее талии, и он крепко прижал ее к себе.

— Отлично, я остаюсь, но только, если вы со мной потанцуете, — с вызовом произнес он.

Марта ощутила приступ паники. Предполагалось, что она ведет игру — да так оно и было. Но этот высокий незнакомец повернул все таким образом, что она не знала, что делать. То, как он прижимал ее к своему крепкому, мускулистому телу, едва уловимый опьяняющий аромат его кожи, заставили ее сердце забиться чуть быстрее.

Она попыталась высвободиться, но он не ПОЗВОЛЯЛ.

— Я надеюсь, что вы не будете вести себя… как старая бабка в синяк чулках, и не откажетесь танцевать со мной только потому, что мы не представлены друг другу, — поддел он, насмешливо глядя на нее.

— Нет… я… — Что же происходит? Как может она позволить какому-то старому зануде смутить ее. — Конечно, я потанцую с вами, — дерзко сказала она, хотя ее дерзость скорее пошла ему на пользу. — Хотя, вы уверены, что способны танцевать под такую музыку?

— О, я могу танцевать под все что угодно, — заверил он, игривый блеск его глаз подтверждал двусмысленность слов. — Но, вообще-то, должен признаться, что предпочел бы нечто более… романтичное.

Он наклонил голову. Его теплое дыхание щекотало ее ухо, маленькие иголочки дрожи пронзали ее.

Марта решительно перевела взгляд на его шарф, пытаясь преодолеть странное желание растаять в его объятьях. Шарф, господи! Единственным мужчиной из ее знакомых, который повязывал шею шарфом, отправляясь на прогулку, был ее отец. Цепляясь за этот образ, она снова подняла на него глаза.

— Почему бы вам не снять это? — предположила она, останавливаясь на этой довольно оскорбительной теме. — Может, вы боитесь, что простудите горло?

Он снова одарил ее улыбкой, от которой у нее екнуло сердце.

— Вам так не нравится мой шарф? — насмешливо поинтересовался он.

Она пожала хрупким плечом. Жест должен был означать крайнюю степень безразличия.

— Ну, не конкретно этот шарф. Просто терпеть не могу шарфы, — ответила она так нахально, как всегда мечтала ответить своему отцу. — Только пожилые люди носят шарфы.

— Разве? — Ее попытки задеть его оставили незнакомца равнодушным. — В таком случае я, конечно, должен его снять.

Он поднял руку и распустил узел на шарфе, все еще крепко прижимая ее другой рукой к себе, несмотря на отчаянные попытки девушки вырваться. Во рту у нее внезапно пересохло. То, как он снимал шарф, живо вызвало в ее воображении другую картину, как будто он собирался полностью раздеться…

— Лучше? — насмешливо спросил он, глядя на нее своими блестящими глазами.

Она не могла ответить. Верхняя пуговица рубашки была расстегнута, и Марта увидела густые, слегка выгоревшие на солнце волосы на загорелой коже. Горло у нее перехватило — какой-то глубокий, древний инстинкт поймал ее в ловушку, и она не знала, как выбраться из нее.

— Надеюсь, вы собираетесь сказать свое имя? — спросил он, его мягкий, хрипловатый голос был частью странной волны, окатившей ее.

— Меня зовут… Map, — пролепетала она и осеклась, не в силах скрыть легкую дрожь в голосе.

— Map? — То, как он произнес этот слог, вызвало странную жаркую дрожь внизу ее позвоночника. — Это сокращенно от Марты?

— Да.

— Красивое имя. Жалко, что вы сократили его до какого-то детского Map….

— А больше оно никак не сокращается, — сухо улыбнулась она. — Если только Тити… Он Засмеялся — низким грудным смехом, призывно сексуальным.

— Да, предполагаю, что лучше остановиться на Map, — уступил он. — Так это ваша яхта, Марта?

Ей потребовалось сделать сознательное усилие, чтобы он прекратил ей нравиться. Но единственный способ защиты, который она знала и применяла против своего отца, — прикрыться хрупким щитом юношеского высокомерия.

— Вы имеете в виду, есть ли у меня аккуратненькая папочка с документами, заверенными нотариусом? — колко спросила она, так презрительно, как только могла. — Конечно, нет.

— Владение собственностью рассматривается как воровство? — улыбнувшись, перефразировал он лозунг, однажды увиденный на молодежной демонстрации.

— Да. Ну не совсем, — согласилась она. — Я арендую эту посудину.

— А другие ребята, которые здесь околачиваются? — поинтересовался он. Она пожала плечами.

— Они… друзья.

— Они не живут на этой яхте?, — Некоторые. Это довольно… плавучая компания. — Шутка была довольно плоской, и он сухо улыбнулся.

— Понимаю, — пробормотал он, серые глаза насмешливо блеснули. — И один из них — ваш молодой человек, да, Марта?

Легкая краска покрыла ее щеки, и она была рада, что ночные тени скрыли ее.

— Не совсем, — ответила она, стараясь произнести это как можно небрежнее. — Мы не верим в какие-то особые взаимоотношения. — Этой фразой она чуть не довела отца до инфаркта. — Это так… душит. Чтобы быть подлинно творческой личностью, надо быть свободным, открытым для всего нового.

— Полностью с вами согласен. Нет ничего важнее свободы.

Он, что — издевался над ней? Она украдкой посмотрела на него из-под ресниц, но не смогла понять выражение его лица. В конце концов, чем она занималась, танцуя с этой «серой курткой»? Если бы ее сейчас видел отец! Он бы, конечно, одобрил. И его одобрение, подумала Марта, было достаточной причиной для того, чтобы столкнуть этого пришельца за борт и вернуться к друзьям, таким же, как она.

Но почему-то она была не вольна делать то, что хотела. И когда он позволил своей руке плавно скользнуть вдоль ее спины, в то же время крепко прижимая ее к себе, она не сопротивлялась. Слегка покачиваясь, они двигались под музыку, и, казалось, тяжелые раскаты гитары (это был Вайтснейк) звучали так же мягко и романтично, как Фрэнк Синатра. Бессознательно она закрыла глаза и позволила себе уплыть в тот мир, который он создавал. Рука его мягко прошлась по ее волосам, она подняла к нему лицо, сердце ее билось, как пойманная птица. Его голова медленно склонилась к ней, и губы ее слегка приоткрылись, как бы подчиняясь его молчаливой просьбе. Еще до того, как их губы встретились, она знала, что этот поцелуй будет особенным.

И он был особенным. Его чувственный язык нежно касался ее губ, возбуждая в ней такие чувства, о которых она прежде не подозревала. На какое-то мгновений она удивилась его опытности, неожиданной для человека, который выглядел так солидно и даже чопорно. Но все разумные мысли улетучились от того огня, который он зажег в ее крови.

Они оказались в каком-то другом измерении.

Марта больше не ощущала себя, ей хотелось, чтобы это длилось вечно. Она беспомощно отвечала на его поцелуи, изящное ее тело изгибалось в его объятиях во время медленного танца. Она даже не осознала, что, танцуя, он довел ее до затененного уголка на корме. Здесь рок гремел гораздо приглушеннее и совсем не было слышно голосов ее друзей. Вместо этого — тихий плеск воды о борт судна и шелест листьев на кустах и деревьях, растущих среди скал вдоль всего побережья.

Она обвила руками его талию под курткой и положила голову ему на грудь. Тепло его тела проникало в нее, она вдыхала острый аромат его кожи. Ничто больше не имело значения. Ее не волновало, что он был старше всех ее знакомых парней, что на нем была дорогая одежда и сделанные на заказ ботинки. Она сознавала только то, что рядом с ней был этот мужчина, и испытывала тревожное чувство беззащитности, которое он вызывал в ней. И хотела она только одного — чтобы этот танец не кончался никогда.

Они двигались под музыку, целуясь и обнимаясь, как будто никак не могли насытиться друг другом, и звезды кружились над их головами. В какой-то момент они перестали изображать танец и, прислонившись к стене каюты, полностью погрузились в свой собственный маленький мир, в котором не было места ничему и никому другому.

У Марты было очень много парней — обычные студенческие отношения, ничего серьезного, и, возможно, легкость ее характера позволяла им думать, что она тоже была «легкой». Однако очень скоро они обнаруживали, что ошибались. Но сегодня ночью все ее защитные механизмы спали — каким-то образом он проскользнул мимо них незамеченным…

Через много-много времени он наконец поднял голову и улыбнулся слегка насмешливо.

— Я рад, что решил остаться, — прошептал он низким, хрипловатым голосом.

Реальность вернулась к ней, и, внезапно встревоженная, она быстро взглянула на него из-под полуопущенных ресниц. Он не позволил ей высвободиться, держа ее все еще неприлично крепко. Что-то в темной глубине его глаз подсказало ей, что, возможно, он решил, будто приглашение на вечеринку означало нечто большее, чем танец и поцелуй.

Она попыталась отступить назад, но легким напряжением стальных мускулов он прижал ее теснее.

— Куда же вы? — произнес он, иронично улыбаясь. — Вы же обещали потанцевать со мной.

— Я…

— Надеюсь, вы не боитесь чего-то «нового»? — настаивал он. Щекоча ей щеку своим теплым дыханием, он снова начал двигаться под музыку, медленно и чувственно. — Вы же так хотите быть свободной.

— Это вовсе не что-то новое для меня, — парировала она с вызовом. — Я целовалась с кучей мальчиков…

— Ах — мальчиков. — Он понимающе кивнул. — Мне кажется, что вы делаете большую ошибку, путая количество и качество. — Он чувственно провел пальцем по ее дрожащим мягким губам. — Вам не стоит растрачивать поцелуи на мальчишек. Вы — женщина, и вам нужно, чтобы вас целовал мужчина — меньшее вас не удовлетворит.

Его слова, его голос опутывали ее чарующей сетью. Луна отражалась в темных водах канала, мягкий ветер трепетал в ее волосах. Почему ей никогда раньше не приходило в голову, что Стокгольм — самый романтичный город на земле.

Его голова склонилась, когда он снова припал к ней губами, раздвигая ее губы в голодном требовании, вбирая всю ее сладость в неспешном движении языком и разрушая всю ее способность к сопротивлению. Она положила руку ему на грудь, пальцы натолкнулись на твердую стену мускулов, и дрожь пронзила ее, почти остановив сердце.

Он мгновенно почувствовал ее ответ. Это было естественно — мужчина, настолько искушенный в искусстве любви, не мог пропустить ничего. Он изогнул ее податливое тело, его поцелуй стал глубже и нежнее, слаще, чем все, что она испытывала когда-либо, и она прильнула к нему, отдавая ему все, что он требовал, и даже больше. Она не подозревала о невысказанной просьбе, заключавшейся в ее безотчетной реакции, она сознавала только глубину своего желания.

Его руки блуждали по ее телу с чувством собственника, изучая каждый изгиб. Перед выходом на палубу она накинула на себя шелковую шаль с бахромой, купленную на уличном развале за несколько крон. Концы платка были сколоты старинной стразовой брошью, но каким-то образом застежка расстегнулась, и она почувствовала, что шаль соскользнула с ее плеч.

Она надела ее потому, что просвечивающая кисейная кофточка на ней была слишком сильно вырезана спереди, открывая нежные припухлости ее грудей гораздо больше, чем она хотела показать. Но теперь он наслаждался видом, представшим перед ним, и глаза его, казалось, обжигали ее нежную плоть.

Она была настолько изящной, что редко надевала лифчик, а ткань ее наряда оказалась такой тонкой и прозрачной, что девушка выглядела теперь абсолютно голой. Она почувствовала, как под его взглядом затвердели и выступили вперед нежные бутоны ее сосков, видимые сквозь легкую кисею. А когда он коснулся ее груди, дыхание у нее перехватило.

Если бы не стенка каюты, на которую она оперлась, то она упала бы на палубу. Она беспомощно прислонилась к каюте, в то время как он наклонил голову, чтобы чувственно провести языком по изящным завиткам ее ушной раковины. Ладони его накрыли ее болезненно напрягшиеся груди, восхитительно сжимая их, страстно лаская ее нежные соски, зажигая огонь в крови.

Ее голова откинулась назад, всхлипывающий вздох сорвался с ее губ. Она услышала, как он засмеялся приглушенным победным смешком. Его рот вернулся к ее рту, как бы утверждая свои права на него. Она могла только покориться. У нее не было зашиты от грубого вторжения его языка, ее маленькие груди, казалось, набухли и напряглись под острыми ласками его рук, выдавая ему всю полноту ее реакции.

— Это не место для продолжения, — пробормотал он низким, обещающе хрипловатым голосом. — Моя палатка всего в десяти шагах отсюда, у меня огромный пуховый спальный мешок, нам там будет очень удобно.

Его слова рассекли мечту, в которую она погружалась, она в испуге распахнула глаза.

— Нет!

— Нет? — Он быстро нахмурился, удивленный ее капризным отказом. — Что это за игра? — требовательно спросил он с растущим раздражением. — Это означает, что ты просто дразнила меня? Обещаешь все, а потом не даешь ничего, да, детка?

— Прошу вас., . Извините. — Она попыталась отодвинуться от него, испугавшись темной решимости в его глазах. — Пожалуйста, пустите меня.

— Ты, кажется, слишком возомнила о себе, общаясь с малолетками, — прорычал он, дико рассвирепев. — Может, пора тебе узнать, к чему приводят игры со взрослыми.

— Не надо… пожалуйста… простите меня… Она вдруг действительно испугалась его. Он полностью контролировал себя, это была умышленная злость, но почему-то ей стало еще страшней. Его пальцы крепко схватили ее волосы, откидывая ей голову так, что тело ее выгнулось болезненной дугой, крепко прижатое к нему.

— Тебе надо вести себя поумнее, — зло сказал он, близко склонив свое лицо. — Разве мамочка не предупреждала тебя, чтобы ты не играла с огнем? Это очень опасно — ты можешь сильно обжечься.

Он прижал ее всем весом своего тела к стенке каюты. Не было никакой возможности увернуться от этого жесткого рта, обхватившего ее губы. Она дико извивалась, колотя кулаками по его твердой груди, но тело ее было полностью сковано и любое движение могло возбудить его еще сильней. К тому же он оказался налитым силой под этой мягкой замшевой курткой, разрушительной силой.

И, ох, как легко будет сдаться; она хотела его, хотела провести с ним ночь в его большой, удобной палатке, хотела чувствовать живое тепло его обнаженного тела рядом со своим. Ее тело вышло из-под контроля, отдаваясь ему, прося чего-то еще большего.

Он отпустил ее так резко, что, покачнувшись, она больно ударилась локтем об угол каюты. Стальные серые глаза смотрели на нее с холодной неприязнью.

— По зрелом размышлении, я бы не хотел пачкать свой спальный мешок девкой, которую уже, наверное, перепробовало пол-Стокгольма, — презрительно проговорил он. — Возвращайся к своим глупым мальчишкам. Я же предпочту быть более разборчивым.

Повернувшись на каблуках, одним быстрым движением он перемахнул через борт судна и растворился в темноте за стеной кустов и деревьев на берегу. Она смотрела ему вслед, и слезы стыда подступали к ее горлу. Она сама виновата — дала ему повод подумать, что относится к категории девиц, ложащихся в постель с первым встречным.

Его силуэт показался в короткой вспышке света — он зажег фонарь, прежде чем откинуть полог палатки. Усилием воли Марта собралась с мыслями и, подобрав упавшую шаль, закуталась в нее.

В конце концов, какое ей дело до того, что он думает о ней? Такие мужчины ей никогда не нравились. Ведь ее отец в свое время пытался познакомить ее с такими — занудными молодыми бизнесменами и многообещающими политиками, надеясь, что она «образумится»с респектабельным мужем.

Но она отнюдь не горела желанием «образумиться»и не хотела становиться респектабельной. И ей не по нраву были мужчины в дорогих замшевых куртках.

Глава 2

Марте очень нравилось рисовать цветочный рынок в центре Стокгольма. Весенние нарциссы и тюльпаны теперь уступили место розам — розам любых цветов и размеров, их букеты стояли в громадных вазах, окруженные облаками изысканной белой гипсофилы. Яркие навесы защищали цветы от палящего солнца, окутывая их нежной золотисто-желтой дымкой.

Невозможно было перенести все детали на полотно, да к тому же она вовсе и не стремилась к этому в своем занятии живописью. Ей хотелось использовать краски для создания изменчивого впечатления от того, что она видела, видела в своем воображении, а не глазами.

Она прислонила велосипед к стене и поставила на тротуар скамейку и мольберт, стараясь создать как можно меньше препятствий людскому потоку, текущему вокруг нее. Несколько прохожих уже остановились, чтобы понаблюдать за ее работой. Она принимала их одобрительные замечания с улыбкой, про себя немного насмешливо удивляясь тому, что те из них, кто подходил ближе и пристально вглядывался, стараясь увидеть что-то кроме ярких мазков краски, обычно сильнее всех хвалили ее.

Часы на башне у рыночной площади только что отбили полчаса, и она начала подумывать о кратком перерыве и чашке кофе, как вдруг какое-то странное шестое чувство заставило волосы на ее затылке пошевелиться. Она старалась не оборачиваться, но усилий ее воли было явно недостаточно, чтобы преодолеть силу, пожалуй, более мощную, чем сила притяжения. Инстинкт ее не обманул — это был он. Он стоял позади нее и изучал рисунок на мольберте. На нем был дорогой, отлично сшитый серый костюм — рабочая одежда преуспевающих бизнесменов, к каковым он, без сомнения, принадлежал. И все же… что-то в нем не соответствовало тусклому образу завсегдатая деловых контор.

Внезапно во рту у нее пересохло, и она с удивлением осознала, что слишком живо вспомнила танец в его объятьях. Прошла почти неделя с тех пор, как она впервые увидела этого мужчину, но никак не могла выкинуть его из головы. Сначала она старалась не высовывать нос, боясь случайно столкнуться с ним. Но потом в ней проснулась гордость, она злилась, желая разорвать его на куски за то, как оскорбительно он себя вел. Дни проходили, а он все не появлялся, и в сердце у нее поселилось болезненное желание увидеть его. Она не выдержала однажды и поднялась к его палатке, но полог был опущен и за ним царила мертвая тишина.

И вот он был здесь, спокойно подошел к ней, улыбаясь, как будто она была всего лишь случайной знакомой. Она вся напряглась, отворачиваясь от него и делая вид, что смешивает на палитре охру и кадмий.

— Очень неплохо, — заметил он, кивая в сторону мольберта. Его голос звучал слегка удивленно, как будто он не ожидал, что у нее может быть к чему-то талант.

— Спасибо.

— Давно вы занимаетесь рисованием? — спросил он, настойчиво желая вызвать ее на разговор, когда вдруг обнаружил, что она предпочитает не замечать его.

Она пожала плечом, безразличная к тому, стоит он рядом или уже ушел.

— Ox, столько лет — с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать или шестнадцать. Он серьезно кивнул:

— Да, тогда, наверное, уже много лет. Ее глаза сердито блеснули, она поняла, что он смеется над ней. Он, что, думал — она ребенок?

— Мне двадцать два года, — проинформировала она с возмущением. Он шутливо поднял бровь.

— Правда? Совсем не скажешь.

— Правда. — Она знала, что не выглядит на свой возраст. Во всем виноваты ее волосы. Сегодня она закрутила их на макушке и перевязала розовой и желтой ленточками. Они слишком сильно вились и, что бы она ни делала, никак не выглядели элегантно.

Он подошел ближе, наклонился, изучая рисунок. Она попыталась отодвинуться, чуть не упав со стульчика, — ей не хотелось вдыхать пряный мужской запах его кожи, чувствовать тепло его тела всего в нескольких сантиметрах от своего.

— У вас очень хорошая техника, — отметил он с видом человека, знающего, о чем идет речь. — Вы учились в художественном колледже?

— Да, но я бросила учебу, — ответила она с воинственной ноткой в голосе. — Не захотела становиться дизайнером-графиком или заниматься рекламой.

— Нет? — Опять эта издевательская серьезность. — Так значит, вы продаете свои картины?

— Конечно, нет, — ответила она с высокомерным презрением. — Если людям действительно нравятся мои рисунки, то я просто отдаю их. В жизни есть гораздо более серьезные вещи, чем проблема разбогатеть.

Она бросила презрительный взгляд на его плоский кожаный дипломат — ее отец всегда говорил, что, чем тоньше портфель, тем влиятельнее его владелец. Он улыбнулся, ясно поняв ее намек.

— А на что же вы едите? — поинтересовался он обманчиво мягко.

— Отец выделяет мне деньги… — Произнося эту фразу, она вдруг ясно осознала иронию, заключенную в ней. Краска стыда залила ее щеки.

— Ах, как удобно. — В его голосе послышался нескрываемый сарказм. — Вы можете жить за счет своего отца и не беспокоиться о том, что мысли о деньгах могут замарать вашу чистую душу.

— Да… не совсем… я беру не все деньги, — невнятно пролепетала она, злясь на саму себя, но особенно на него за то, что он так смутил ее. Она стала нервно укладывать свои краски и кисти в деревянную коробку.

Его поведение неожиданно изменилось.

— Надеюсь, вы не уходите? — извиняющимся голосом спросил он. — Пожалуйста, не уходите из-за меня. Вы не закончили свою картину.

— Я собираюсь пойти выпить кофе, — резко ответила она, надеясь, что он не заметил, какой эффект оказывало на нее его присутствие.

— Разрешите мне пригласить вас на чашечку кофе, — быстро предложил он.

— Спасибо, не стоит.

Он сухо улыбнулся.

— Вы очень сердитесь на меня — у вас есть все основания. Боюсь, что в ту ночь я вышел из себя, поведение мое назвать джентльменским сложно. Я бы гораздо раньше извинился перед вами, но мне пришлось уехать по делам. Пожалуйста, примите мои извинения.

Она настороженно посмотрела не него. Он казался искренним — она не смогла разглядеть следов насмешки в его глазах. Отвернувшись к этюднику, она передернула хрупким плечом.

— Извинения принимаются, — непочтительно проговорила она. — Не стоит так напрягаться из-за какой-то фигни. Кофе — это уж слишком.

— Мне бы очень хотелось, — настаивал он, не обращая внимания на ее уличный жаргон. Озадаченная, она снова взглянула на него.

— Почему? — прямо поинтересовалась она. Насмешливый огонек зажегся в этих холодных серо-голубых глазах.

— А почему бы и нет? — поддразнивая, воспротивился он. — Я провел полдня на очень утомительных деловых переговорах. Там была толпа старых зануд «в красных кедах», теперь очень приятно было бы расслабиться в обществе хорошенькой девушки.

— И что потом? — хотела спросить она. Требовалось совсем немного воображения, чтобы представить, что у него было на уме. Предупредительный голос рассудка напомнил ей о его ночном приглашении разделить с ним большую пуховую постель в палатке. Для ее же собственной безопасности надо было срочно бежать от него.

И все же… было так соблазнительно воспользоваться возможностью провести с ним хотя бы немного времени. В конце концов, это займет всего полчаса. Ничего страшного за это время не случится.

Пока она в нерешительности раздумывала, он принял ее молчание за знак согласия и взялся за ее этюдник.

— Ладно… хорошо, но это мы с собой не берем, — произнесла она немного неуверенно. — Если я прислоню свои вещи к стене, то владелец киоска присмотрит за ними.

Он кивнул и помог ей пристроить этюдник и рисунки у стены, чтобы не задевали прохожие. Кафе, где она обычно пила кофе, было совсем рядом. Он поднялся вслед за ней по крутым ступенькам, наклоняя голову, чтобы не задеть о низкую дверную притолоку.

Это было обычное шведское кафе, со стенами, отделанными коричневыми деревянными панелями, и простыми пластиковыми столиками. Уже в дверях Марта подумала, что не стоило приглашать его в такое место. Забегаловка была популярна среди молодежи, наводнявшей летом Стокгольм, и контраст между его строгим костюмом и их художественными одеяниями высветил всю разницу между ним и людьми, к которым она принадлежала. Несколько человек, заметив ее, приветственно улыбнулись и помахали руками. Она осторожно взглянула на мужчину рядом с собой.

— Может быть… мы пойдем в другое место? — торопливо предложила она. — Здесь, кажется, слишком много народа.

— По-моему, нет, — возразил он, абсолютно не смущаясь неуместностью своего вида. — Пошли, там есть свободный столик.

Он взял ее за руку и повел в дальний конец зала, подальше от стойки, за которой сидело большинство посетителей, запивая кофе пивом и играя в кости. Обычно она отвергала такую излишнюю заботливость, но от его прикосновения ее охватило такое пламя, что она с трудом могла соображать. Марта обнаружила, что сидит за столиком, который он выбрал, и краем глаза увидела приближавшуюся к ним Элен, студентку из Гетеборга, подрабатывавшую на каникулах официанткой. У Элен был нюх на красивых мужчин, и, конечно, такая мелочь, как аккуратно завязанный на шее шелковый шарф, не могла ее смутить.

— Привет, Map! — Приветствие было теплым, но все внимание девушки было сосредоточено на красивом незнакомце и на том впечатлении, которое производила ее успешная попытка втиснуться в безумно узкие джинсы. — Здрасьте, — промурлыкала она, напрашиваясь, чтобы ее представили.

Марта почувствовала внезапный укол разочарования. Она танцевала с этим мужчиной так близко, что слышала, как бьется его сердце, целовалась с ним, почти соблазнилась заняться с ним любовью, но даже не знала его имени. Он улыбнулся через стол, сразу поняв в чем дело.

— Бьерн, — помог он.

— Ax… да Элен — Бьерн, — представила она их друг другу.

— Очень приятно, Бьерн. Чем могу быть полезна? — Элен изображала внимательную официантку, но по ее улыбке было ясно, что это не единственная услуга, которую она может оказать.

— Два кофе, пожалуйста.

— Со сливками?

— Мне черный, — ответил он. Лишь насмешливый огонек в его глазах подтверждал, что он заметил очевидные заигрывания официантки. Должно быть, он все время с этим сталкивается, сухо подумала Марта. Неудивительно, что он вел себя так самонадеянно. Он откинулся на стуле, рассматривая ее взглядом, от которого девушка приходила в смущение — она не была вполне уверена, что он не смеется над ней.

— Ну что же, Марта, кажется, у вас действительно много друзей в Стокгольме, — легко заметил он.

— Да, наверное.

— Вы давно здесь живете?

— Почти полгода. Мы ходили на яхте вдоль балтийского побережья, но… слишком много людей жаловалось на шум, стоило нам где-нибудь устроить стоянку. Извините за ту ночь, — добавила она, застенчиво улыбаясь. — Иногда мы ведем себя как… дикари.

Он ласково засмеялся.

— Если бы не было так шумно, — ответил он, слегка поддразнивая, — то у меня не было бы повода спуститься к вам и пожаловаться. Не так ли?

Она настороженно взглянула на него сквозь прищуренные ресницы. Ее приводило в замешательство то, что он никогда не отвечал так, как она могла ожидать. Она беспечно дернула плечом.

— Вы всегда могли спуститься, когда хотели, — холодно заметила она. — Любой может прийти к нам — мы не рассылаем отпечатанных приглашений.

Он задумчиво кивнул.

— Что ж, весьма похвальное великодушие. И все члены вашей компании мирно сосуществуют друг с другом? И между ними не бывает никаких ссор? Никто ни к кому не ревнует? Ах, да, — добавил он немного цинично, — вы же не верите в «особенные взаимоотношения», не так ли?

Неужели она действительно такое говорила? Наверное тогда она сильно старалась вести себя еще более вызывающе, чем обычно! Естественно, теперь-то уж не стоит открещиваться от своих слов, хотя очень сложно вести себя дерзко, когда он так на нее смотрит.

— Конечно, нет, — заявила она, — да и кто сейчас верит в такие вещи?

— Многие молоденькие девушки предпочли бы более стабильную жизнь, — мягко заметил он.

— Фу, какие старомодные стремления, — категорично ответила она. — К тому же, никто не ожидает от мужчины стремления к стабильности, чем больше женщин у него есть, тем лучше. Почему у женщин должно быть все наоборот?

— Это то, что предпочитаете вы, Марта? Свобода ложиться в постель с каждым, кто приглянулся?

— Ну да, — она почувствовала, как краска вновь заливает ее щеки, но отчаянно продолжала, — а в другом случае что? Иметь одного мужчину, который будет считать меня своей собственностью, стирать ему носки, готовить обед и говорить ему, что земля сходится с небом каждый раз, когда он занимается со мной любовью. Спасибо — не надо.

Ей уже хотелось провалиться сквозь землю. Почему она несла чушь, пытаясь казаться совсем не такой, как на самом деле? Почему ей хотелось, чтобы он думал о ней плохо? Может быть, это был своеобразный способ защиты. Чем хуже он будет о ней думать, тем меньше вероятность того, что он захочет продолжить с ней знакомство. Вообще, о чем он там думает, невозмутимо рассматривая ее? Ей даже показалось, что он как будто видит ее насквозь и прекрасно понимает, что она лжет.

К счастью, в этот момент Элен вернулась с их кофе и, ставя чашки на стол, по рассеянности слегка задела Бьерна.

— Может, вы хотите еще чего-то? — спросила она с прозрачным намеком в голосе.

— Благодарю — не сейчас, — ответил он с холодной усмешкой.

— Хорошо, тогда… я еще подойду к вам. — И многозначительно улыбаясь ему через плечо, она отошла к другому столику, так провокационно покачивая изящным задком, что даже в холодных серых глазах Бьерна промелькнуло одобрение.

Марта подавила укол ревности и понимающе засмеялась.

— Видите, о чем я говорю? — вызывающе спросила она. — Это всего лишь двойные правила. Вы говорите, что не одобряете моего поведения, но я уверена, что вы очень охотно прыгнете к Элен в постель.

Он покачал головой, его глаза смотрели очень серьезно.

— Марта, вы меня не правильно повяли, — спокойно произнес он. — Я не могу одобрять или не одобрять ваше поведение. Это ваше личное дело. Просто лично я не считаю, что приятно спать с кем попало.

Марта почувствовала, что щеки ее стали пунцовыми — он все-таки поставил ее на место. Но ведь она сама сделала все, чтобы добиться его презрения. Почему же она чуть не расплакалась? Схватив чашку, она глотнула кофе, надеясь, что он не заметил, как у нее трясутся руки. Зачем она вообще позволила уговорить себя выпить с ним кофе? Ей надо было не обращать на него никакого внимания, и он сразу бы ушел.

Он тоже пил свой кофе. Но девушка чувствовала на себе его взгляд, держащий ее в состоянии напряжения. Наконец он снова заговорил, абсолютно на другую тему.

— Марта, почему вы решили жить в Стокгольме? — поинтересовался он любезным голосом.

Обрадовавшись возможности перейти на нейтральную тему, она с готовностью ответила:

— Потому что здесь весело, потому что я могу здесь рисовать. Это очень красивый город — все эти заливы и чудесные старинные здания. Нигде нет ничего подобного.

— Вы рисуете только маслом?

— Нет, что вы. Только, когда это соответствует предмету изображения. Иногда я рисую акварели. Я даже пробовала себя в станковой живописи — расписывала стены в торговом центре пару месяцев назад, — добавила она с гордостью.

Он вопросительно приподнял бровь:

— Рисуете за деньги? Она скорчила улыбку.

— Да, иногда я рисую за деньги.

— Ага, — он медленно кивнул. — Если вы позволите мне зайти к вам и посмотреть ваши рисунки, я мог бы предложить вам работу.

— Что? — Ее сердце тревожно забилось.

— В моем офисе. У нас довольно унылая стена в холле, и хорошо бы сделать ее поярче — изобразить что-нибудь современное и веселое.

Как вы думаете?

Она размышляла, как бы ей повежливее отказаться, но эти холодные серые глаза смотрели на нее в упор, и мозги у нее просто не срабатывали.

— М… может быть, — промямлила она. — Я подумаю… Если у меня будет время…

Он улыбнулся, прекрасно зная, что времени у нее было предостаточно — она ничем не занималась кроме рисования. Казалось, он чувствовал себя довольно свободно, как будто не замечая, что воздух вокруг них вибрировал от напряжения.

— Марта, расскажите, пожалуйста, откуда вы родом? — легко продолжил он.

— Отовсюду и ниоткуда. — Ей не удалось скрыть горечь в голосе. — Я родилась в Копенгагене, но мой отец много работает и все время в разъездах. Я воспитывалась в пансионах.

— А ваша мать?

— Она испарилась, когда мне было пять лет, — Марта развела руками. Она так часто защищалась этой фразой, что могла произносить ее без боли. — Честно говоря, я ее ни в чем не виню — она, должно быть, уже с ума сходила от скуки.

— Она вас бросила? — В его тоне чувствовалось явное неодобрение.

— В общем-то нет. — Марта откинула голову и метнула на него быстрый взгляд, радуясь, что наконец-то он остановился на одной теме. — Она взяла меня с собой. Мы жили в коммуне хиппи в Амстердаме. Это было клево. Я прожила там три года, но потом мой дорогой папочка решил, что мамочка мне не подходит, и отсудил меня у нее. До сих пор не понимаю, почему он так напрягался — ему-то я была абсолютно не нужна. Зачем ему восьмилетний ребенок, болтающийся рядом? И он быстренько отправил меня в приличный пансион, где из меня пытались сделать юную леди. Впрочем, безуспешно, — добавила она с мрачным удовлетворением.

— А что случилось с вашей матерью?

— Она умерла. — Неожиданная мягкость его голоса чуть не заставила ее расплакаться. — Через несколько лет после того, как меня отобрали. Она жила в старом фургоне, там были какие-то проблемы с обогревателем. Отравилась во сне углекислым газом.

— Извините, я очень сожалею.

Марта отвернулась от него. Какого черта она рассказала ему правду? Обычно она говорила, что ее мать просто бросила ее, сбежав с компанией хиппарей. Каким образом ему удалось преодолеть все ее защитные сооружения?

Бьерн улыбнулся, хотя глаза его были абсолютно серьезны.

— Понятно, почему вы испытываете такую враждебность к отцу, — задумчиво произнес он. — Только очень жалко, что вы пытаетесь испортить жизнь себе для того, чтобы наказать его.

Марта быстро взглянула на него через приспущенные ресницы. Точность его слов испугала ее, надо быть осторожнее — она и так уже позволила ему зайти слишком далеко. Что еще он может о ней подумать? Отчаянно пытаясь скрыться за обычной маской беззаботности, девушка беспечно пожала плечами.

— Большое спасибо, но я уже была у психоаналитика. Я так плоха, что наверное сошла с ума, правильно? Ничего нового вы мне не открыли.

Он покачал головой.

— Прошу прощения, — пробормотал он, не скрывая сарказма.

— В конце концов, — дерзко начала она, — я дала вам краткое описание моей жизни. А что было у вас? Давайте немного сравняемся — теперь моя очередь подвергнуть вас психоанализу.

— Моя жизнь не представляет никакого интереса, все очень просто. — Он говорил обычным голосом, но что-то было в его тоне, что заставило ее внимательно слушать. — Мой отец унаследовал от своего отца маленькое предприятие, всю жизнь работал. Когда он умер, мой брат Йони стал главой фирмы, а когда умер он — Йони был меня старше — я стал этим заниматься.

Марта украдкой рассматривала его. Он говорил о смерти своего брата спокойно, но она чувствовала, что спокойствие давалось ему не просто.

— Ваш брат не мог быть очень старым, — заметила она, осторожно прощупывая почву.

— Ему было тридцать пять, — он скривил губы, — столько же, сколько мне сейчас.

— Отчего он умер? — спросила она, не сознавая, как смягчился взгляд ее синих глаз. — Это был несчастный случай?

Он отрицательно покачал головой.

— Инфаркт, слишком много работал.

— Ой, — она порывисто придвинулась к нему и накрыла его руку своей. — Извините, наверное, у вас были очень близкие отношения.

На какое-то мгновение он задержал ее руку, но тут же откинулся на своем стуле.

— Не совсем, — резко ответил он. — Он был на десять лет старше, интересы у нас были разные. По правде, у нас не было ничего общего.

Он отдалялся от нее, тон его голоса ясно указывал, что он не собирается больше обсуждать эту тему. Она почувствовала укол разочарования; он снова превратился в холодного бизнесмена в деловом костюме. Покончив с кофе, он взглянул на часы.

— К сожалению, мне пора идти, — он взялся за дипломат, поднимаясь на ноги. — Спасибо за приятную беседу. — И протянул ей руку на прощание. — До свидания.

На какую-то долю секунды она замешкалась, затем быстро вложила свою ладошку в его, мгновенно отдернув назад, прежде чем он мог заметить, как тряслась ее рука.

— До свидания. — Она с трудом справилась с дрожью в голосе. — Увидимся как-нибудь.

— Вполне возможно. — Он улыбнулся. — Я как-нибудь зайду на вашу яхту посмотреть рисунки.

Она безразлично пожала плечами.

— Конечно, в любое время.

— Может быть, тогда мы обсудим идею фрески, которую я хотел бы заказать.

— Да, конечно. Только скажите мне, что именно вы хотите видеть.

— Отлично! Тогда — пока.

— Пока. — Она не стала смотреть ему вслед, боясь, что, если он повернется, то поймет слишком многое по ее взгляду.

Что с ней происходит? Это было безумие — она не владела своими чувствами, не могла выкинуть его из головы. Она никогда так не реагировала ни на одного мужчину.

Конечно, большинство мужчин, с которыми она встречалась, были ее ровесники-студенты, отрицающие скуку и обязанности повседневной жизни ради своих иллюзий (хотя большинство из них забудут свои идеалы и будут работать в рекламных агентствах или журналах, подумала она цинично).

Если быть честной, вся их привлекательность заключалась в том, что они ужасали ее отца своими длинными волосами, грязной одеждой и путаными анархистскими высказываниями. Но мужчины, с которыми отец хотел бы ее видеть, — образованные, чистые, удачливые, никогда ей не нравились.

Чем же Бьерн отличался от них? Конечно, он был очень красив. И хорошо скроенный костюм не мог скрыть мускулистую мужественность его тела. И странный запах его кожи вызывал у нее такую реакцию…

Во рту у нее вдруг пересохло, и она быстро глотнула остатки кофе. Вот опять — сердце забилось быстрее, голова немного закружилась. Даже мысли о нем бросали ее в жар, а думала она о нем почти все время.

Но о чем думал он? Он должен был бы презирать ее, но он сознательно пригласил ее в кафе. Если он хотел всего лишь извиниться, то было вовсе не обязательно идти с ней пить кофе. И почему он сказал, что хотел бы, чтобы она расписала ему стены?

Она цинично улыбнулась. Разве не понятно? Несмотря на все свои слова, как и большинство мужчин, он не мог пройти мимо девушки, казавшейся такой легкой добычей. Ну что же, очень скоро он поймет, что ошибся, она клянется себе в этом. Она позволит ему думать, что она одна из таких девиц — но только не с ним. Это немного собьет с него спесь, — Потрясающий мужик! — Элен плюхнулась на освободившийся стул, глаза ее возбужденно блестели. — Где ты с ним познакомилась?

Марта повела плечами. Ей не хотелось ничего рассказывать Элен, но она понимала, что та не отстанет.

— Ну… он поставил туристскую палатку на побережье, рядом с тем местом, где стоит наша яхта, — объяснила она. — Однажды он спустился, чтобы пожаловаться на шум, и… мы разговорились.

— Поставил палатку? Смешная причуда! Да будь у меня такой дом с садом, как у него, я бы никогда за ворота не выходила. Помнишь, года два назад, когда его только построили, снимок этого холостяцкого гнездышка, как его назвали, обошел все газеты. Внизу — шикарный офис, вверху — жилые помещения. Надеюсь, ты видела этот дом? — нетерпеливо спросила Элен.

Марта взглянула на нее, немного удивленная вопросом.

— Да, наверное…

— Map, ты понимаешь, кто это был? Это же Бьерн Самуэльсон!

То, как Элен многозначительно произнесла это имя, подсказало Марте, что оно что-то значило, но она лишь озадаченно посмотрела на подругу. А та продолжала:

— Мне сразу показалось, что я узнала его, но я просто не могла в это поверить. Ты, кажется, с ним в довольно дружеских отношениях? — добавила она, осторожно пробуя почву. — Ты с ним еще встретишься?

Марта безразлично пожала плечами.

— Сомневаюсь, — ответила она. — А что он из себя представляет, кроме того, что владеет новым домом?

— Тебе мало? — почти прокричала Элен. — Да у него одна из крупнейших компаний в Скандинавии. Кроме всего прочего он был автогонщиком. Мой брат просто боготворит его. Представляю, что с ним будет, когда я скажу, что видела Бьерна Самуэльсона и разговаривала с ним.

— Автогонщиком? — переспросила Марта, насупившись. Это совсем не вписывалось в ее представление о нем.

— Это было давно, — беспечно продолжила Элен. — Он бросил гонки — уже не помню почему. Решение было очень неожиданное.

— У него умер брат, — пробормотала Марта, сопоставив услышанное. — Ему пришлось заняться семейной фирмой.

— Правда? — Элен схватила чашки и поднялась. — Ладно, мы еще увидимся вечером. Оле сказал, что у вас сегодня вечеринка, — добавила она, заметив, что Марта слегка удивилась.

— Оле сказал? Тогда, наверное, это так, — покорно согласилась она.

Глава 3

— Только взгляните на этих юных обалдуев! Кто-то должен их утихомирить. Эта яхта, как бревно в глазу, уверен, что у них там наркотики и что-нибудь еще в этом роде.

— Да, вы абсолютно правы, Даг, — нейтрально произнес Бьерн. Ему не хотелось вступать в дискуссию по поводу сумасшедшей яхты и ее обитателей, и поэтому он сразу же закрыл тему, предложив своему помощнику:

— Давайте не будем терять время и побыстрее свернем мой лагерь. Упакуйте палатку в чехол и несите ее в машину. А я соберу все остальное.

— Вы же хотели прожить здесь в уединении почти целую декаду, патрон, и вдруг бросили палатку и вернулись в город…

— Уединение найти не удалось, — с усмешкой сказал Бьерн. — Да и дела…

— Безобразие, что вам не дали отдохнуть! — возмутился Даг. — На мой взгляд, вы крупно рисковали, оставив кучу добра под носом у этой ненадежной публики. Удивительно, что ничего из палатки не пропало. Надо вызвать полицию, чтобы проверить эту лодку. Причина всегда найдется, да и не сомневаюсь, что посудина битком набита наркотиками.

—  — Вполне возможно, — устало произнес Самуэльсон, пожав широкими плечами. — Буду счастлив, если они вообще уберутся подальше от Стокгольма.

— Как только вернемся в город, сейчас же позвоню в полицию, — оживился Даг. — Кстати, — он с похотливой улыбкой кивнул в сторону видневшейся из-за кустов яхты, — хорошенькая штучка, эта блондиночка. Неплохо бы познакомиться с ней поближе, но в другой обстановке, а, патрон?

Не получив ответа, Даг согнал с лица улыбочку, вновь принял озабоченный вид и повторил:

— Сейчас же позвоню в полицию.

Бьерн подумал: и мне надо сейчас же позвонить. Конечно, он имел в виду не полицию — другого абонента. Но по дороге в Стокгольм он вернулся мыслями к предыдущей встрече с Мартой.

Почему он так долго сидел сегодня с этой девчонкой, размышлял Бьерн. Он собирался быстренько извиниться — не очень приятно признавать, но он действительно был виноват. Его поведение удивило его самого; конечно, она вела себя как маленькая шлюшка, но не было никакого оправдания тому, что он потерял над собой контроль.

Сам не понимая как, он пригласил ее на кофе и в итоге опоздал на важную встречу. Он даже придумал предлог, чтобы увидеть ее снова. Он вовсе не собирался позволять ей расписывать стены в своем со вкусом оформленном офисе — это было бы просто нелепо. Кроме того, он не хотел, чтобы что-то постоянно напоминало ему о ней…

Черт побери, он снова думал об этой девице как раз тогда, когда ему так необходимо было сосредоточиться. Как ей это удавалось? Нельзя не согласиться — она, конечно, очень хорошенькая, но это ничего не значило, он встречался и с очень хорошенькими девушками. Может быть, это странное сочетание умудренности жизнью и почти детской беззащитности…

Но такой девушке совсем не место в его упорядоченной жизни, твердо сказал он себе. Надо что-то сделать, чтобы выкинуть ее из головы. Надо пригласить Изабель на ужин. Она по-настоящему красивая женщина, очень элегантная, любой мужчина может гордиться такой спутницей.

Поднявшись в свой кабинет, он выдержал небольшую паузу и нажал кнопку селекторной связи.

— Ингрид, соедините меня с мадемуазель Изабель Пети, — отрывисто приказал он секретарше.

— Да, патрон.

Голос Ингрид прозвучал немного удивленно, да и сама Изабель, наверное, удивится — он не собрался встречаться с ней до субботы. Ничего страшного, борьба с рутиной — это вовсе не плохо.

— Что здесь происходит? — Марта с ужасом оглядела небольшую каюту. Туда набилось человек двадцать народу, большинство сидело на полу. Надо было быть полным идиотом, чтобы не понять, что они делали. Волосатый англичанин, сидевший на полу, тот самый, что привязался к их студенческой компании еще в Мальме, посмотрел на нее мутным взглядом.

— Марта, детка, успокойся, — лениво протянул он. — Ничего страшного не будет, лучше присядь. Попробуй сама, это классная штука.

— Похоже на то, — колко ответила она, окидывая компанию презрительным взглядом, — бледные, бессмысленные лица, мутные, осоловелые глаза. — Немедленно убирайтесь отсюда, или я вызываю полицию.

Он засмеялся.

— Расслабься, солнышко, это всего лишь порошок.

— Я знаю, что это, — отрезала она. — Я серьезно, Майк. Я не позволю вам баловаться наркотой на моей яхте.

— Да, ладно тебе, Map, — он схватил ее руку, пытаясь усадить к себе на колени. — Не ломай весь кайф.

Она вырвала руку.

— Сколько это продолжается? Вы знаете, что я ненавижу наркотики! — яростно кричала она.

— Ты же всегда говорила, чтобы я занялся делом, — с трудом проговорил он. — Это мой маленький бизнес.

— Ты поставляешь наркотики? — Девушка смотрела на него с ужасом. На полу, в старой коробке из-под табака лежал пластиковый пакет с белым порошком. Она нагнулась и подняла коробку. — Майк, здесь хватит дряни, чтобы убить пол-Стокгольма.

Он глупо хихикнул.

— У моего приятеля химическая лаборатория.

— Надеюсь, ты не торгуешь этим на моей яхте, — твердо произнесла она. — Если ты не уберешься отсюда, пока я сосчитаю до трех, то эта коробка полетит в канал. И если ты еще раз здесь появишься, то я вызову полицию.

Раздались протестующие голоса:

— Map! Присядь, крошка, успокойся… Внезапно на палубе раздался шум, грохот тяжелых ботинок послышался с лестницы.

— Полиция! — закричал кто-то, все вскочили на ноги, бросились вон из каюты. Марта упала на пол. Под эти вопли полдюжины здоровенных полицейских, хватая людей, ворвались в каюту.

Марта забилась в угол, чтобы ее не затоптали. Внезапно громила в форме полицейского бросился к ней и, грубо схватив за руку, принялся бесцеремонно поднимать ее.

— Постойте, — всхлипнула она, — я не…

— Кто хозяин лодки?

— Я, но…

В руке она держала коробку с кокаином, и полицейский внимательно разглядывал ее.

— Что это такое? — проорал он, вцепившись ей в руку, чтобы она не успела выбросить улику. — Нильс, иди сюда!

— Прошу вас, вы не поняли… — возражала она, когда другой полицейский подошел, чтобы засвидетельствовать состав преступления. Они явно не собирались ничего обсуждать с ней.

— Выходите, — раздраженно приказали они, выталкивая ее из каюты.

Она судорожно хватала ртом воздух, увидев, что творилось снаружи. С полдюжины полицейских машин, два патрульных катера с включенными сиренами и голубыми прожекторами, сверкавшими в темноте. Ребята пытались вырваться любыми способами, некоторые затеяли потасовку. У лееров она заметила Оле, дерущегося с полицейским в два раза больше его.

— Оле! — закричала она высоким голосом. — Прекрати это, не будь идиотом. Ты только хуже сделаешь!

Она отчаянно пыталась вырваться из рук полицейского, держащего ее. В это мгновение кто-то врезался в него, и он ослабил хватку. Она быстро отскочила и вцепилась в Оле, оттаскивая его от здоровенного парня в форме.

Они кучей свалились на палубу. Чья-то коленка вонзилась ей в спину, прижимая ее к доскам, она закричала, пытаясь освободиться. Когда ее подняли на ноги, Оле был уже в наручниках. Она задыхалась, волосы падали ей на лицо.

На этот раз полицейские не позволили ей вырваться. Двое из них тащили ее по палубе к бортику. Она пыталась протестовать, кричать, что ее арестовывают несправедливо, но не могла выдавить из себя ни слова.

Откуда ни возьмись на берегу появились зеваки. Она почувствовала, как ее щеки заливает краска стыда. Волосы беспорядочно растрепались вдоль лица, платье порвалось и испачкалось. Ее грубо втолкнули в машину. Откинув со лба волосы, она пыталась вытереть слезы, катившиеся по щекам. Ее внимание привлек темный силуэт на вершине прибрежной скалы, там, где дорога уходила за поворот от моря. Неужели Бьерн? — панически подумала она, сама не веря своей догадке. Ну что ж, если он видел, что произошло, это только подтвердит его мнение о ней. Это было последнее, что промелькнуло у нее в голове, когда ее вталкивали в полицейскую машину.

— Бьерн предложил заплатить за меня залог? — Марта с удивлением уставилась на судебную чиновницу.

— Да, господин Бьерн Самуэльсон, — кивнула та. В краткой фразе слышалось чисто женское одобрение. — Очень обаятельный мужчина — к тому же очень уважаемый. Не сомневаюсь, что комиссар полиции примет его поручительство. Если вы действительно не собираетесь звонить отцу?..

— Нет, — решительно ответила Марта, покачав головой. — Я лучше останусь в тюрьме.

— В таком случае, — логично предположила дама, — у вас не будет другой возможности, если вы не примете предложение Бьерна Самуэльсона. Эти синтетические наркотики — большая проблема, и в полиции очень серьезно относятся к таким делам.

— Я не имею к ним никакого отношения, — оправдывалась Марта, хотя она уже написала заявление, в котором говорилось обо всем. — Я никогда бы не притронулась к наркотикам.

Чиновница сухо улыбнулась.

— Я вам верю, но вам предстоит убеждать не меня. И боюсь, что пройдет довольно много времени, прежде чем дело будет рассматриваться в суде.

Марта раздумывала, нервно стиснув руки. Двух ночей, проведенных в отвратительной камере полицейского управления, было вполне достаточно. Она готова была на все, только бы вырваться оттуда. Единственное, чего она не смогла бы сделать, — это просить о помощи своего отца.

Конечно, он бы не отказал ей — как можно, а вдруг кто-то усомнится, что он заботливый, любящий отец, которому просто не повезло с дочерью, постоянно попадающей в какие-то переделки. Арест за наркотики! Она представляла его монотонный упрекающий голос.

— Но почему Бьерн решил заплатить за меня залог? — вслух подумала она.

— Насколько я поняла из его заявления, он заказал вам какую-то работу. Не так ли?

Марта озадаченно подняла глаза. — Ну я… В общем да, — быстро согласилась она. Из всех трех вариантов этот казался наиболее приемлемым — и, в конце концов, если он собирался предложить ей работу…

— Хорошо, — женщина захлопнула свою папку и поднялась со стула. — Дело о залоге будет рассматриваться завтра утром, не думаю, что прокурор отклонит его при поручительстве такого достойного человека, как уважаемый господин Бьерн Самуэльсон. Всего хорошего, мисс Кристенсен.

Слушание дела в зале заседаний комиссариата полиции прошло очень быстро. Марта сидела, опустив голову, боясь встретиться с Бьерном глазами. Что он должен был о ней думать? Ей не хотелось искать ответа на вопросы, почему он предложил заплатить за нее залог и что рассчитывал за это получить.

Но по каким бы причинам он ни сделал это, как приятно снова вздохнуть свежего воздуха.

Она не могла сдержаться. Широко раскинув руки, как бы желая обнять весь мир, она сделала несколько танцующих шагов.

— Это сладкое слово — свобода!

— Поспокойнее, — осадил ее Бьерн. — Может, мы все-таки дойдем до машины или вы предпочитаете протанцевать всю дорогу до дома?

Она изучающе смотрела на него из-под ресниц. С одной стороны, он не особо злился на нее, с другой, нельзя сказать, что он был сильно обрадован, — это было бы преувеличением. Что в общем-то было неудивительно, едко подумала она. Скорее она должна быть ему благодарна — он избавил ее от не самой приятной перспективы сидеть в кутузке в ожидании суда.

— Пойдем к машине, — решила она, но шаги ее больше напоминали вычурные танцевальные па. Он кивнул и повел ее к сверкающему бронзовой краской мерседесу, припаркованному на набережной. Он открыл ей дверцу и, с удовлетворенным вздохом, она опустилась на мягкое кожаное сиденье.

— Это, наверное, сильно отличается от прежнего? — заметила она, когда он сел за руль.

Бьерн удивленно приподнял брови.

— Я имею в виду, от автогонок? Лицо его напряглось — он явно не собирался обсуждать эту тему.

— Это было очень давно, — сухо сказал он.

— Вы не рассказывали об этом, — продолжала она. Ей во что бы то ни стало надо было пробиться сквозь стену, которую он воздвиг вокруг себя.

— Это уже не актуально.

— Но вы скучаете по тем временам? — настаивала девушка.

Он предпочел просто не отвечать — самый действенный способ заставить ее замолкнуть.

Утренний поток машин на забитых улочках сильно замедлял движение. Марта всегда удивлялась, как люди вообще ухитрялись добраться до места — при таком количестве автобусов, грузовиков, легковушек и велосипедов это казалось невероятным.

Но когда они наконец свернули на дорогу, ведущую вдоль берега моря, Марта испытала шок;. Ее яхту прикрепляли канатами к буксирному катеру.

— Что происходит? — завопила она, высовываясь из машины. — Что они делают с моей лодкой?

— Создается впечатление, что ее собираются отбуксировать, — язвительно пояснил Бьерн. — Хотя это немного запоздалое решение.

Она в ужасе смотрела на него. — Но… это же мой дом! Куда же мне теперь деваться?

— Думаю, что некоторое время вы поживете у меня.

Жаркая волна залила ее щеки.

— Поживу у вас? Но… это невозможно! — воспротивилась она.

— Это входило в условия вашего освобождения, — сухо напомнил он.

— Да, но… я не думала, что вы действительно пойдете на это, — возражала она, боясь встретиться с ним взглядом.

— Естественно, я собирался «на это пойти», — ответил он жестким голосом. — Я бы не говорил об этом, если бы не собирался выполнить свое обещание.

— Но вы же не можете хотеть этого, — лепетала она в панике. — Я… буду вам мешать.

— Вполне возможно, — без улыбки согласился он. — Но тем не менее мы оба приняли это условие. Если вы изменили свое решение, то можете вернуться в свою камеру в полицию.

Она бросила на него осторожный взгляд. Не было никакого сомнения, что он действительно собирался сделать то, о чем говорил.

— Большого выбора у меня нет, — мрачно проворчала она.

— Сожалею, но не могу вам больше ничего предложить.

— Да, но что делать с моими вещами?

— Мне кажется, что вы вполне можете забрать их, прежде чем яхту отбуксируют, — предположил он. — Вы можете оставить их в моей квартире.

Марта вздохнула, сдаваясь.

— Спасибо, — промямлила она с трудом.

— Вам нужна помощь?

— Ну… там есть пара тяжелых вещей: мои мольберты и холсты, — согласилась она.

— Я скажу моей секретарше прислать вам кого-нибудь в помощь. Ингрид покажет вам квартиру, вы можете обращаться к ней, если вам что-нибудь понадобится.

Он коротко кивнул и ушел. Марта смотрела ему в спину в полном замешательстве. Он ясно показал, что несмотря на то, что сумел вытащить ее из тюрьмы, вовсе не собирался тратить на нее время. Ну и хорошо, не очень-то и хотелось, сухо подумала она. И если она будет жить в его квартире, то чем меньше они будут встречаться, тем лучше.

Вещи она собрала быстро, но с рисовальными принадлежностями пришлось повозиться. У нее было два мольберта — один, поменьше, она брала на этюды, другой, большой, стоял в ее каюте. За время своего пребывания в Стокгольме она написала множество картин — больших, маленьких, средних — их было нелегко унести сразу. Она невольно улыбнулась, когда двое молоденьких юношей из конторы Самуэльсона подошли к яхте. Они неуверенно позвали хозяйку, не совсем понимая, что им придется делать. Наверное, они уже навоображали себе незнамо чего, подумала Марта с кривой усмешкой.

— Не могли бы вы взять это? Спасибо, — быстро произнесла она, протягивая несколько полотен. Молодые люди уставились на незаконченный портрет Клары в костюме Венеры Милосской. Они оба чуть не поперхнулись.

— Д… да, конечно, — кивнули юноши, переглянувшись и покраснев, — их худшие подозрения оправдались.

Интересно, что Бьерн сделает, увидев эту картину? — подумала Марта ехидно. Надо будет поставить ее так, чтобы он не смог пройти мимо, не заметив. Этого будет достаточно, чтобы ослабить его защиту. К тому же он с ума сойдет, увидев, что ее вещи нарушили весь порядок в его квартире. Она была уверена, что его квартира очень аккуратная, все отполировано до блеска, современный дизайн и все такое прочее.

Марта тоскливо оглядела маленькую уютную каютку. Честно признаться, жить в ней было не очень удобно. Но она была такая милая и веселая, заставленная старой мебелью так, что не оставалось ни одного свободного местечка. Яркие цветастые ситцевые занавески и обивка не совсем подходили друг к другу, но они так выцвели, что образовали чудесное сочетание.

Еще оставались ее цветы. Она любовно ухаживала за ними, вырывала каждую сорную травиночку; она не могла обойтись без них, как без своих картин. Просто не могла их оставить. В конце концов, Бьерн же не запрещал взять их с собой, подумала она с коротким смешком. Хотя скорее всего он не особенно обрадуется.

Из окон конторы Самуэльсона выглядывало множество людей. Они все смотрели, как Марта с молодыми помощниками выгружают из машины свои вещи. Любопытные пялили глаза, желая рассмотреть ее. Ну, что же, Бьерну еще долго придется расхлебывать эту кашу, подумала она с мрачным удовольствием.

Эффектная женщина, что называется «бальзаковского возраста», ждала ее у дверей. Марта немного неуверенно улыбнулась и поблагодарила ее:

— Большое спасибо, надеюсь, я не оторвала вас от работы.

— Вовсе нет, — заверила дама, но Марте почему-то казалось, что и в противном случае ответ был бы таким же доброжелательным. Дама протянула руку. — Меня зовут Ингрид, пожалуйста, проходите.

Марта прошла за ней в абсолютно пустой подъезд, стены были выкрашены простой белой краской, горел мягкий приглушенный свет. В маленьком лифте они поднялись на четвертый этаж, прошли пустой белый холл, и, открыв квартиру, Ингрид пригласила гостью войти.

Я была абсолютно права, подумала Марта, осматриваясь вокруг. Квартира была очень большая и не правдоподобно чистая.

До блеска натертый светлый буковый паркет, белые стены прекрасно оттеняли несколько предметов очень дорогой и очень стильной мебели. Просторный холл служил одновременно столовой и гостиной. Жалюзи цвета слоновой кости прикрывали окна. Единственным украшением этой комнаты была ультрасовременная скульптура из крученого черного металла.

— Комната для гостей вон там, — сказала Ингрид, указывая рукой. Здание имело мансарду. Марта оказалась в очень удобной спальне с примыкавшей к ней гардеробной и роскошной ванной.

— Надеюсь, вас это устроит, — сказала Ингрид. — Если вам что-нибудь понадобится — телефон рядом с кроватью. Чтобы позвонить мне — наберите единичку, если будете звонить в город — набирайте девятку. Я вас оставлю, а вы устраивайтесь.

— Спасибо, — снова улыбнулась Марта. — Я постараюсь не очень вам надоедать.

К ее удивлению, секретарша тепло улыбнулась ей в ответ.

— Уверена, что вы не сможете надоесть. Наоборот, очень хорошо, что вы здесь будете жить — вы немножко встряхнете здесь всех.

— Еще раз спасибо, — поблагодарила Марта, радостно улыбнувшись. Она не ожидала такой доброжелательности. — Наверное, мне не стоит вас задерживать, а то Бьерн будет недоволен.

Ингрид покачала головой.

— С ним легко работать. Он только гавкает, но никогда не кусается.

Марта повторяла про себя эту фразу, с тоской глядя на свои вещи. Ей придется потратить немало времени, чтобы как-то разобрать их. Но прежде всего надо было сходить в душ. Хотя у нее была возможность помыться и переодеться в участке, запах дезинфектанта, казалось, пропитал ее всю насквозь.

Ванная действительно была роскошной — сверкающий черный кафель и золотые краны. Она с радостью стянула одежду и встала под душ. Теплые струйки воды успокаивали, вода стекала по ее волосам, ручьями омывала изящное стройное, тело. На полочке стоял флакон с дорогим жидким мылом, Марта плеснула из бутылки себе на ладонь, ее руки медленно заскользили по гладкой коже.

Той ночью на барже он ласкал ее уверенно и нежно, все тело ее отзывалось на неведомый прежде призыв. Воспоминание об этом было настолько реальным что она даже почувствовала его прикосновения. Ни одному из мальчишек из колледжа не позволяла Марта заходить так далеко, но ему…

Он действительно хотел ее; он, должно быть, безумно хотел ее, раз он так ее целовал. И даже сейчас, хотя он держал себя очень холодно, она иногда ловила эту вспышку в его глазах, этот безошибочный знак. И зачем он платил за нее залог, ведь он мог просто бросить ее, не впутываться в это дело?

Марта вышла из душа, досуха вытерлась большим пушистым полотенцем. Абсолютно голая встала перед зеркалом, висевшим над раковиной, критически осмотрела свое отражение, пытаясь представить, что подумает Бьерн, если увидит ее в таком виде.

Может быть, она слишком худенькая? Грудь у нее была маленькая, бедра совсем мальчишеские — может, он предпочитает более зрелые, женственные формы? Повернувшись спиной и изгибаясь через плечо, она рассматривала свою попку — Оле много раз говорил ей, что это ее главный козырь…

Девушка раздраженно покачала головой. Она что, с ума сошла, в голову такие мысли лезут? Все его сотрудники были абсолютно уверены, что она новая любовница, водворившаяся в его квартире. Может быть, он тоже уверен в этом? До тех пор, пока она не до конца разобралась в его намерениях, ей надо вести себя поосторожнее.

Она быстро завернулась в полотенце, придерживая концы его рукой, и, открыв дверь, шагнула в спальню… Бьерн с ленивым видом рассматривал ее картины, прислоненные к стене.

— Какого?.. Что вы здесь делаете? — задохнувшись от удивления, спросила она. — Вам никогда не приходило в голову сначала постучаться?

— Я стучал, — спокойно ответил он. — Никто не ответил, я подумал, что вы ушли.

— О… — Она заметила, что он разглядывает портрет Клары. Внезапно она поняла, каким ребячеством и глупостью было думать, что эта картина шокирует его. Этим его не удивишь — он видел и не такое, и не один раз.

— Я подумал, не будете ли вы так добры сложить свои вещи более аккуратно, — с преувеличенной вежливостью произнес он. — Моя гостиная выглядит так, как будто в ней проходили скачки с препятствиями.

Через дверь она посмотрела в большую комнату. Надо было признать — он имел полное право жаловаться.

— Прошу прощения, — сухо извинилась она. — Я постараюсь все убрать, единственное — мои цветы… — Она взглянула на него трогательно просящим взглядом. — Они должны быть на свету, а на подоконнике места не хватает.

— Некоторые цветы вы можете оставить в гостиной, — разрешил он.

— Спасибо большое. — Она чувствовала себя неуверенно под его взглядом — в нее как будто вонзились раскаленные иглы. И то, что он выглядел таким холодным, совсем не помогало. Интересно, сможет она растопить этот лед? Марта бросила на него многообещающий взгляд из-под ресниц. — Вы так добры, что позволили мне жить в вашей квартире, — промурлыкала она нежным голоском. — А вы не боитесь, что я стащу у вас что-нибудь?

— Нет, — ответил он спокойно. — Я попрошу Ингрид заказать для вас ключи. Единственное, о чем я вас настоятельно прошу, — не злоупотребляйте моей добротой — не водите сюда ваших мальчиков.

Победа!

— Вы ревнуете? — протянула она так насмешливо, как только могла. Он сухо улыбнулся.

— Мне так не кажется. Могу я рассчитывать, что вы примете это условие?

Марта рассмеялась. Она была довольна, что обнаружила слабое место в его обороне, и на радостях не заметила предостерегающего блеска серых глаз.

— Вы действительно ревнуете? — настаивала она, невольно подходя к нему ближе. — Вы просто сами хотите уложить меня в постель!

Он покачал головой.

— Хочу, чтобы вам стало абсолютно ясно — я вовсе не собираюсь злоупотреблять положением, в котором вы оказались. Вы можете быть в этом уверены.

Но единственное, о чем она могла думать, это о том, как он ласкал ее, как он целовал ее. Все, чего она хотела, это чтобы он снова обнял ее.

— Но вы же хотите меня, — почти просила она, глядя ему в глаза затуманенным взором. — Я знаю, что это так.

Только на одно прекрасное мгновение ей показалось, что он готов признать это. Но он не принял ее игру. Его глаза смотрели презрительно холодно.

— Благодарю за предложение, — насмешливо улыбнулся он. — Боюсь, что должен отказаться. Честно говоря, меня никогда не привлекала общедоступность.

Марта с ужасом ощутила, что полотенце соскользнуло вниз, открывая ее порозовевшие от горячей воды маленькие груди с призывно набухшими сосками. Щеки ее запылали от стыда.

— Вы что думаете, я лягу с вами в постель? — бросила она, злясь, что попала в такое унизительное положение. — Вы мне в отцы годитесь!

Он улыбнулся с убийственной невозмутимостью.

— Ну не совсем в отцы, — возразил он. — Но вы действительно слишком юны, чтобы заинтересовать меня. И, как я уже сказал, слишком доступны. Возможно, когда вы будете постарше, то станете более утонченной, более загадочной — это очень привлекает мужчин. Но пока вы всего лишь хорошенькая куколка, которая надоест мне задолго до утра.

Он повернулся и спокойно направился к двери. Марта вся кипела от злости, она схватила первое, что подвернулось ей под руку, и швырнула в него, промахнувшись лишь на несколько сантиметров. Он бросил на нее насмешливый взгляд и посмотрел вниз — во что превратился его сверкающий паркет.

— Не повезло, — поддел Бьерн. — Один из ваших драгоценных цветков. Хотя, может быть, еще не все потеряно — попробуйте посадить его в другой горшок. Увидимся вечером — я обедаю не дома, но у вас, должно быть, есть и свои планы.

Он ушел, закрыв за собой дверь. Марту трясло от злости, она чуть не плакала. Никто, никто еще не говорил с ней так. Но она заслужила это, с горечью призналась девушка самой себе. Она дала ему повод думать о себе так плохо. В том, что он считал ее потаскушкой, она могла винить только себя.

Глава 4

Почему люди напиваются для удовольствия? Марта на секунду прикрыла глаза, но голова у нее кружилась. В дискотеке было шумно и жарко — зачем она вообще сюда пошла? Ей никогда не нравились такие места.

— Эй, Map, пошли потанцуем!

Она снова закрыла глаза — только ей Оле не хватало в ее состоянии. Но он бесцеремонно поднял ее со стула.

— Давай, надо же отметить, что нас отпустили. Я уже почти не надеялся на это.

— Иди лучше к Кларе, — пыталась протестовать Марта. Она сделала несколько спотыкающихся шагов, голова у нес плыла.

— Клара усвистела с каким-то придурком из Осло, — презрительно фыркнул Оле. — Она думает, что я приревную.

Марта взглянула на него мутноватыми глазами.

— Тебе же только лучше будет, если она тебя бросит. Ты же ни одной юбки не пропускаешь.

Он засмеялся с деланной беспечностью.

— Ну она же прекрасно знает, что это ничего не значит, — возразил он.

— Ты уверен?

— Конечно. Я ни с кем не имею ничего серьезного — я люблю Клару!

— А ты ей об этом когда-нибудь говорил? Он глуповато ухмыльнулся.

— Вообще-то нет. Но она не понимает, что иначе я не общался бы с ней так долго. Я прежде ни с одной девчонкой не встречался столько времени. Ладно, пошли отсюда, — добавил он, меняя тему, он чувствовал себя немного смущенно. — Здесь слишком жарко для танцев. Давай лучше еще выпьем.

— Нет. — Она упиралась, когда он пытался провести ее через танцующую толпу. — Мне и так уже хватит. Я лучше пойду домой, — добавила она, скорчив рожицу. — Уже поздно, и если я разбужу Бьерна, то он разозлится до чертиков.

— Ну ладно, — неохотно согласился Оле. — Я тебя провожу.

Она попыталась покачать головой, но от этого она у нее еще сильнее закружилась. — Нет, нет, со мной все в порядке, — протестовала она. — Я прекрасно доберусь сама.

— Я тебя все-таки провожу, — настаивал Оле с необычной для него галантностью. — Не могу позволить тебе в таком состоянии идти по улице.

Она не спорила. Не очень приятно это признавать, но она действительно перебрала. Не хватало только свалиться с моста по дороге домой. Из двух зол Оле был меньшим.

Свежий воздух подействовал на нее, как удар тяжеловеса, отправившего соперника отдохнуть на канаты. Оле схватил ее под руку, поддерживая.

— Может, лучше поймать такси, — предложил он. — Уже первый час, трамваи не ходят.

— Нет, я лучше пройдусь. Это меня чуть-чуть отрезвит. К тому же здесь недалеко.

Они зашагали, покачиваясь, Оле тоже был не сильно трезв. Марта уже жалела о том, что она натворила. Она не собиралась возвращаться так поздно. Она ушла из квартиры прежде, чем Бьерн вернулся с работы, и отправилась искать своих друзей, чтобы выяснить, чем она может помочь тем, кого, все еще держали под арестом.

Она осталась только потому, что не хотела находиться в квартире вдвоем с Бьерном. Мысль прийти домой слегка навеселе появилась у нее позже, ей хотелось доказать ему, что ее абсолютно не волнует, что он может о ней подумать. Но она не учла, какое действие на нее окажет алкоголь, возможно, потому что она почти никогда не пила.

Они уже подходили к дому, когда мимо них проехал сверкающий бронзовый мерседес. Водитель парковал машину прямо у парка напротив офиса Самуэльсона.

— Это он! — Марта даже присвистнула. Она так удивилась, что Бьерн возвращался домой в столь позднее время, что оступилась и чуть не упала с тротуара, взмахнув руками, чтобы окончательно не потерять равновесие.

Оле подхватил ее за талию, и прежде, чем она успела понять, что происходит, прижал ее к темному дверному проему, наваливаясь всем телом. — Ты так напилась, — совсем не к месту заявил он. — Никогда не видел тебя такой пьяной.

— Оле!.. — Ей не нравилось, как он ее держал, и она пыталась оттолкнуть его. — Пусти меня, мне надо домой.

— Ты можешь еще немного задержаться, — возражал он. От него так несло перегаром, что она почти задыхалась. — Бьерн ведь только что приехал, ты его не разбудишь.

Марта пыталась увернуться от его губ.

— Оле, прекрати! — Она тщетно пыталась его оттолкнуть. — Как же Клара?

— За Клару не беспокойся, — бормотал он, неуклюже стараясь ее обнять. — Ее здесь нет.

— Оле…

— Извините за то, что прерываю вас. — Ледяной голос, казалось, шел с большой высоты. — Я увидел вас идущими по дороге. Если вы закончили с пожеланиями друг другу спокойной ночи, то, может быть, вы уже готовы войти в дом?

Со смешанным чувством избавления и недовольства Марта оттолкнула от себя Оле, одновременно пытаясь привести себя в порядок.

— Да, я уже иду, — пробормотала она, не поднимая глаз. — Спокойной ночи, Оле.

Тот промямлил в ответ что-то невнятное и зашагал прочь.

Бьерн спокойно подошел к двери и вставил ключ в замочную скважину.

— Сожалею, что не могу разрешить вам пригласить юного джентльмена на ночь. Такое не предусмотрено в нашем соглашении, — сказал он.

Она бросила на него воинственный взгляд.

— Надеюсь, вы не думаете, что я проведу эту ночь с вами, — презрительно усмехнулась она. Впрочем, ее ирония не достигла своей цели — Марта чуть не упала на пороге.

Он засмеялся с явной издевкой.

— Могу вас заверить, в вашем состоянии это было бы просто невозможно. Терпеть не могу пьяных женщин. Мало того, что они благоухают перегаром, да еще, к несчастью, реагируют на все, как мешок с картошкой.

Она взглянула на него, но не смогла придумать достаточно едкий ответ. Вместо этого она почувствовала приступ рвоты.

— Боюсь, что меня сейчас стошнит, — прошептала она.

Ее стало дико тошнить. Какая-то часть ее существа ощущала, что Бьерн где-то рядом, поддерживает ее, успокаивает тихим голосом, отводит волосы с лица.

— Простите меня, — бормотала она снова и снова. — Простите меня…

— Все в порядке, — заверял он ее неожиданно сочувственно. — Вы не первая девушка в мире, которая выпила слишком много.

— Я не должна была, я не хотела. Спасибо вам, вы такой добрый. — Она прижималась к его широкой груди, чувствуя себя странно счастливой от того, что его теплые сильные руки обнимают ее.

— Если вы чувствуете себя немного лучше, то вам стоит лечь, — произнес он почти нежно.

— Да, пожалуйста, — покорно прошептала она.

Он почти нес ее по ступенькам. Яркий свет ударил ей в глаза, и она крепко зажмурилась, слегка прислонившись к нему.

С тихим смехом он взял ее на руки и понес в спальню, так легко, как будто она ничего не весила.

Марта проснулась с тяжелой головой. Она испытывала странные чувства — стыд за то, что произошло прошлой ночью, и облегчение оттого, что похмелье оказалось не таким тяжелым, как можно было ожидать. И тут же испытала шок, едва ощутив, что лежит под простыней голая, не считая крошечных белых кружевных трусиков.

Она не помнила ничего, что произошло после того, как Бьерн положил ее на кровать, — моментально отключилась. И, конечно, не могла раздеться сама. Значит, это сделал Бьерн. Ей вдруг стало жарко. Она знала, что он всего лишь раздел ее, ничего больше, — она до сих пор помнила его вчерашние слова о мешке с картошкой. Но мысль, что он видел ее совеем раздетой…

Со слабым стоном она перевернулась, зарываясь лицом в подушку. Ей не хотелось вставать — стыдно было бы видеть Бьерна. Сможет ли она посмотреть ему в глаза? Достаточно было того, что ее стошнило ему на ботинки!..

Она вздрогнула от стука в дверь. Быстро закрыла глаза, отчаянно надеясь, что он подумает, будто она спит, и уйдет. Но услышала, как он открыл дверь и подошел к кровати. Он молчал, но она чувствовала себя совсем неуютно. Его не проведешь — он сразу понял, что она проснулась.

Она попыталась изобразить, что медленно просыпается. Заворочалась, с трудом открыла глаза, как бы удивляясь, что находится в незнакомой комнате, с трудом узнавая высокого мужчину, стоящего рядом с кроватью.

— Ой… привет, — зевнула она. — Сколько времени?

— Пора обедать, — ответил он. — Я принес вам стакан апельсинового сока, мне всегда очень помогает с похмелья.

— У меня нет никакого похмелья. — Она не могла представить, что у него когда-нибудь было похмелье.

— Тогда вам крупно повезло. Ей показалось или он действительно улыбнулся?

— Извините, пожалуйста, за вчерашнее, — проговорила девушка, краснея. — Я очень сильно все испачкала?

— Все уже убрано.

— Большое спасибо за сок. — Она выпростала руку из-под одеяла и взяла стакан. Сок был только что выжатый, сладкий и освежающий. Она чувствовала, как с каждым глотком к ней возвращается жизнь. — Ммм, — это было прекрасно, — вздохнула она, отдавая ему пустой стакан.

— По субботам у меня обычно на ленч холодные закуски. Вы со мной поедите?

— С… спасибо. — Почему он так хорошо с ней обращается? Она подозрительно разглядывала его. А действительно ли ничего не случилось прошлой ночью? Нет… Она бы знала…

— Если вы интересуетесь, что произошло с вашей одеждой, то я ее выкинул. Ее уже нельзя было… надеть снова.

— Спасибо. — Она почувствовала, что заливается краской от смущения, и попыталась скрыть это. — Я немного удивилась, проснувшись и обнаружив, что на мне только трусики. Я даже испугалась, не потеряла ли я ночью что-нибудь интересненькое.

Его глаза блеснули насмешливо.

— Уверяю вас, если бы это было что-то интересненькое, то вы бы это не потеряли, — заметил он немного хрипловатым голосом. По его тону было ясно, что он имел в виду.

Она чуть не задохнулась, безумно желая только одного — убежать. Он опять перевернул все с ног на голову, ответив на ее попытку разозлить его так, как она меньше всего ожидала.

Он улыбнулся ей немного сочувственно.

— Пожалуй, мне надо дать вам одеться. Ленч будет готов, как только будете готовы вы.

К ее облегчению, он вышел. Она выбралась из кровати, мысленно перебирая, что может ему понравиться из ее одежды. Ей не из чего было особенно выбирать — у нее были в основном джинсы, несколько цветастых юбок, майки и тапочки. Он вряд ли найдет такую одежду привлекательной.

Но тем не менее… Он все же находил ее привлекательной, признавая это или нет. Она не могла забыть, как нежно он поддерживал ее прошлой ночью, когда ей было так плохо. Мужчина, который мог быть таким терпеливым, так все понимал, действительно стоил многого.

Она присела на краешек постели, неожиданно поняв кое-что. Она влюбилась в него. Он был той самой надежной скалой, которую она отчаянно искала во время всех бурь своей жизни.

Нет, это глупо, подумала она, пытаясь взглянуть на все с рациональной точки зрения. Она просто не могла влюбиться в него. Ей никогда не нравились эти зануды в костюмах и галстуках, думающие только о работе и ответственности.

Но Бьерн вовсе не зануда, напомнила она сама себе, откидываясь на кровать и закрывая глаза. Даже думая о нем, она чувствовала какие-то странные ощущения. Что-то было в его глазах, в том, как он улыбается, в маленьких складочках в уголках его рта. В его мощных широких плечах, в непередаваемо мужском запахе его кожи.

Марта быстро села, испуганная слишком реальными образами, появившимися у нее перед глазами. Она, должно быть, действительно влюблена в него — ей никогда и в голову не приходили такие мысли относительно других мужчин. Но проблема была в том, как заставить его признать, что он чувствует то же самое.

Вскочив с кровати, она побежала в ванную. Выйдя из душа, натянула пару обтягивающих выцветших джинсов, таких мягких, что они облегали ее, как вторая кожа. Сверху надела майку, на которой яркими буквами было написано, что ее носительница выступает в защиту дождевых лесов Амазонки. Расчесала волосы и заплела буйные кудри в косичку. С удовлетворением взглянула в зеркало на свое отражение. Пусть этот хладнокровный автомат в соседней комнате поостережется — она растопит его лед.

Аромат только что сваренного кофе распространялся по квартире. Марта почувствовала, как в ней проснулся зверский аппетит. Бьерн был на кухне и намазывал джемом толстые рогалики. Он поднял голову, когда она вошла, в глазах его на мгновение промелькнул интерес.

Она прошествовала вдоль стола, задорно смеясь.

— Бог мой, он умеет готовить!

Он нехотя улыбнулся и суховато ответил:

— По крайней мере я могу намазать рога лик.

— И даже сварить превосходный кофе — пахнет действительно превосходно, — добавила Марта, прохаживаясь по кухне и восхищенно оглядываясь. — Ммм, как чисто! И вы не боитесь, что если нажмете не на ту кнопку, то вылетите в открытый космос? — спросила она, указывая на кухонное оборудование: высокочастотную печь с таймером, посудомоечную машину, комбайн и прочее. А потом заговорила голосом из мультяшки космической серии:

— Бортовой журнал, звездное время четыре-один-семь-девять-восемь-точка-два, — вещала она с выражением, глаза ее смеялись. — Атакованы инопланетной открывашкой в районе Альфы Центавра. Бьерн, укажи мне путь на локаторах…

Нет, он все-таки умел смеяться. Вообще-то он не хотел, и сначала в его глазах промелькнуло неудовольствие, но не смог удержаться, даже железное самообладание не помогло. Смех преобразил его лицо, глаза потеплели. Она подошла к нему, как будто завороженная.

— Знаете, вам стоит делать это почаще, — промурлыкала она, разглаживая пальчиком морщинку в углу его рта.

В его глазах зажглось насмешливое удивление, он протянул ей большой рогалик, пытаясь прикрыться им, как щитом. — Ленч, — сказал он, как бы не обращая внимания на ее заигрывания. Она надула губки, но взяла рогалик и вспрыгнула на высокий стол. Уселась и стала болтать босыми ногами. Немного подумала и подняла руки, откидывая волосы с лица, прекрасно зная, что от этого движения тонкая ткань майки обтянет ее маленькую грудь.

Серо-голубые глаза спокойно разглядывали ее. По ним нельзя было понять, подействовал на него ее вид или нет.

— Вы все время разгуливаете без лифчика? — поинтересовался он как бы между прочим.

— Преимущественно. — Итак, он все-таки не такое бесчувственное бревно, каким хочет казаться. Это было видно по тому, как у него напряглось лицо. Но она не ожидала, что он так грубовато отреагирует. Хотя и это уже хорошо. Одно дело — чуть-чуть подразнить его, совсем другое — довести до белого каления.

— Кофе?

— Да, пожалуйста.

— Сахар, сливки?

— Немного сливок.

Она почувствовала легкую дрожь, когда он приблизился, чтобы подать ей кружку с кофе. Но он сразу же отошел в другой угол кухни, на достаточно безопасное расстояние.

— Вы не сказали мне, где были прошлым вечером.

Она нахмурилась. Он что, собирался следить за каждым ее шагом?

— Ну и что? — резко переспросила она. — Вы же не мой отец, чтобы я вам докладывалась.

— Да, конечно же, я не ваш отец, — согласился он, и его рот скривился в неприятной усмешке. — Честно говоря, я просто счастлив, что у меня нет такой дочки, как вы. Но должен вам напомнить, что я отвечаю за вас до разбирательства вашего дела в суде.

Она небрежно передернула хрупкими плечами.

— Я не собиралась делать ничего такого, чего вы могли бы не одобрить.

Он суховато рассмеялся.

— Откуда вы знаете, что я могу одобрить или не одобрить? — спросил он насмешливо.

— Ну вам же не понравится, если я буду приводить сюда своих друзей, — проговорила она, злясь, что позволила втянуть себя в этот разговор, пошедший совсем не в том направлении, которое ее устраивало.

— У меня нет возражений, если вы будете приводить сюда своих друзей, — спокойно ответил он. — Я не позволю вам приводить сюда мужчин. Вы можете вести распутный образ жизни, если вам так нравится, но только не в моей квартире.

Она посмотрела на него оскорбление, пытаясь сдержать себя, чтобы не оправдываться перед ним, не доказывать ему, что все это не правда, что она не такая. Пусть думает о ней, как ему угодно. Да он скорее всего и не поверит ее словам. Она призывно посмотрела на него через приспущенные ресницы.

— Догадываюсь, почему вам так не понравится, если я буду водить сюда мужчин. Вы просто ревнуете, вас бесит, что я скорее лягу в постель с Оле, чем с вами!

Она зашла слишком далеко и тут же поняла это, но слова уже вылетели. У нее было такое ощущение, что она вырвала кольцо из гранаты и сейчас раздастся взрыв. Очень медленно он поставил на стол кружку с кофе и пересек кухню. В глазах его зажглись опасные огоньки.

— Да что вы говорите? — тихо произнес он. — Странно, судя по моим наблюдениям прошлой ночью, несмотря на то, что вы были так пьяны, вы даже не позволили этому молодому человеку себя поцеловать.

Марта инстинктивно отпрянула, но ударилась головой о полку. Она вздрогнула как от удара, когда он схватил ее запястья и грубо прижал к себе.

— Не хочу, чтобы между нами существовало непонимание, — процедил он сквозь зубы с явной угрозой. — Если бы я хотел уложить вас в свою постель, то вы бы давно уже в ней лежали. В этом вы можете не сомневаться.

Глаза его стали такими же серыми, как хмурое Балтийское море. Заглянув в них, она почувствовала себя утопающей. С глухим стоном он схватил ее в объятья. Она судорожно пыталась вздохнуть, когда его рот в свирепом поцелуе охватил ее губы, силой размыкая их.

Возмутительно чувственно, бесцеремонно его язык внедрялся в сладкие глубины ее рта, забираясь в самые укромные местечки. Возбуждение и злость, два одинаково опасных чувства, владели им. Инстинкт самосохранения подсказал девушке, что нужно покориться, позволить ему делать с ней все, что он хотел. Его руки властно скользили по ее телу… Они оторвались друг от друга, чтобы перевести дыхание. На какое-то короткое мгновение ее показалось, что к нему возвращается благоразумие, но он склонился над ней, его рот прокладывал дорожку обжигающих поцелуев к ее нежному уху, его губы скользили по ее шее, пальцы запутались в ее кудрях, откидывая назад ее голову, выгибая ее тело дугой. Тонкая хлопковая ткань еще туже обтянула ее маленькие груди, твердые бугорки сосков приглашающе выступили вперед. С тихим рычанием он наклонился к ее груди, захватив один спелый плод губами, лаская его языком через тонкую ткань.

Стон удовольствия сорвался с ее губ. Она теряла всякое ощущение реальности. Казалось, он тоже ничего не соображал. Что бы он ни говорил, но он хотел ее. На секунду ей даже показалось, что он овладеет ею прямо сейчас, на кухне. И она просто не смогла бы сопротивляться.

Звук ключа в замке отбросил их друг от друга. Тяжело дыша, они в шоке смотрели на открывающуюся дверь. Бьерн быстро отпрянул от нее, приглаживая растрепавшиеся волосы. Марта одернула майку, щеки ее горели, она пыталась прикрыть предательски торчащие соски.

— Бьерн? — Акцент был французским, духи явно дорогими, рыжие блестящие волосы аккуратными волнами ниспадали на плечи вошедшей женщины. Она, смеясь, обернулась, закрывая входную дверь. — Я ходила по магазинам и решила забежать на минутку, оставить платье на вечер — будет гораздо удобнее, если я переоденусь прямо здесь, вместо того, чтобы… — Великолепный алый рот вошедшей приоткрылся от изумления, когда она увидела незнакомую девушку, восседающую на кухонном столе. — О!..

— Добрый день, Изабель, — его суховатое приветствие соответствовало неловкости ситуации. Он спокойно подошел к ней, поцеловал, слегка мазнув губами по щеке. Забрал у нее из рук пакеты, на которых красовались эмблемы дорогих магазинов Стокгольма. — Это Марта, — кратко добавил он.

— Марта? — Глаза молодой женщины подозрительно перебегали с Бьерна на незнакомку. Марта улыбнулась дрожащими губами.

— Она поживет здесь какое-то время.

— Поживет здесь?

— Недолго. — Даже Бьерн понимал, как нелегко ему будет объяснить положение дел. — Проходи, садись, — произнес он, беря Изабель под локоть и подталкивая к кожаному диванчику.

Но она с раздражением вырвала руку.

— Но кто она такая? — резко выговорила Изабель, бросая на Марту убийственные взгляды. — Что она здесь делает?

Марта сползла со стола.

— Не обращайте на меня внимания — я ухожу, — бодро произнесла она. — Не волнуйся, я вернусь не поздно.

Что-то в застывшем выражении его лица пробудило в ней маленького чертенка. По пути к двери она захватила свой розовый нейлоновый рюкзак и коротенький парчовый пиджачок. Натягивая его поверх майки, Марта с безмятежной улыбкой повернулась к парочке на кухне.

— Пока, Бьерн, — промурлыкала она и послала ему воздушный поцелуй.

Она услышала звуки начинающейся бури, захлопывая за собой дверь.

Марта чувствовала себя неуютно, возвращаясь домой. Это из-за нее Бьерн поссорился со своей подружкой. Честно говоря, ей было на это наплевать, но она понимала, что он вряд ли был доволен. Может быть, ему удалось все уладить? Ее сердце громко стучало, когда она остановилась перед дверью, и вовсе не от того, что она поднималась по лестнице.

Она тактично решила постучать в дверь, вместо того чтобы открыть ее своим ключом. Дверь открылась сразу, как будто он ждал ее.

— Добрый день. — Приветствие было прохладно-официальным. — Хорошо, что вы вернулись.

— Привет, — она изобразила подобие улыбки, оглядываясь по сторонам. Француженки не было, ее сумки тоже исчезли, даже запах духов выветрился. — Мне очень жаль, что так получилось утром, — добавила она смущенно.

— Неужели? — Он холодно взглянул на нее и отвернулся. — Вы меня удивляете. Я был уверен, что вы хотели доказать, будто невозможно устоять перед восхитительным маленьким телом, какое бы отвращение я ни испытывал к его доступности для всех и каждого.

Ее возмущенный взгляд воткнулся ему в спину.

— Я не это имела в виду, — возразила она. — Я хотела сказать… Мне очень жаль, что из-за меня вы поссорились со своей девушкой. Не думаю, что ей очень понравилось увидеть меня здесь, даже если бы… между нами ничего не произошло…

— А если бы между нами действительно ничего не произошло? — сухо осведомился он. — Это было вполне вероятно. Но, понятно, что Изабель очень расстроилась. Она ушла и больше сюда не вернется.

— Ox!.. — Марта опустила глаза, внимательно рассматривая свои драные кроссовки и дощечки паркета. Что ей было думать? Его голос звучал… сердито, но не очень огорченно. — Извините меня… Я вовсе не хотела быть причиной разрыва ваших отношений, — пробормотала она.

Довольно долго он смотрел на ее опущенную голову, потом пожал плечами и отошел к большому письменному столу светлого дерева, за которым работал до ее прихода.

— Это были не совсем «отношения» — во всяком случае, не то, что вы думаете. Но в любом случае, я оказался в довольно затруднительном положении. Сегодня вечером я должен идти на благотворительный прием, и Изабель собиралась сопровождать меня. А теперь уже поздно приглашать кого-нибудь еще.

Она подняла голову и изучающе, хотя и с легкой опаской взглянула на него. Это она виновата в том, что его подруга ушла, значит, ей нужно как-то постараться загладить свою вину. Но после того, что случилось, могла ли она надеяться?..

— Ну вы… вы можете взять меня вместо нее, — робко предложила Марта.

— Вас? — Он насмешливо поднял брови, разглядывая ее с холодным пренебрежением. — Не думаю, что это мероприятие вам может понравиться — оно будет слишком официальным.

— Я знаю, как вести себя на официальных приемах, — язвительно возразила она. — Мой папа часто брал меня с собой. — Она улыбнулась самой чарующей улыбкой. — Честное слово, я вас не опозорю.

Он явно сомневался.

— А у вас есть какое-нибудь подходящее платье?

— Да, надо его вытащить из чемодана. — Она нахмурилась, представляя, в каком виде было ее единственное вечернее платье, запихнутое на самое дно чемодана. — Хотя его надо будет погладить.

— Это не самая большая проблема, — он слегка усмехнулся. — Ну что же, прием начнется в восемь, так что нам надо будет выйти через час. Вы успеете собраться?

— Конечно.

— И еще… Очень надеюсь, что вы будете вести себя… подобающим образом, — сказал он с сомнением в голосе. — Некоторые из гостей — мои деловые партнеры: политики, банкиры, промышленники. Большинство из них достаточно консервативны, их легко можно шокировать.

— Я буду вести себя как ангел, — торжественно пообещала она, в глубине души уже жалея, что предложила ему этот вариант. Она понимала, что прием будет не особенно веселым.

Но, в конце концов, у нее появится шанс изменить его мнение о себе, уговаривала она саму себя. К ней вернулось хорошее настроение. Она сделает все, чтобы угодить ему.

Глава 5

Подняв брови, Марта изучала свое отражение в зеркале. Ее отец купил ей это платье для приема в Париже на Кэ д'Орсэ. Он не позволил ей самой выбрать, что одеть на прием к министру иностранных дел Франции.

Это был самый скучный официальный обед, на котором она когда-либо присутствовала. Ее посадили в конце стола, довольно далеко от сколько-нибудь интересных людей, так что ей приходилось выбирать между самодовольными разглагольствованиями какого-то деятеля из министерства финансов и обсуждением цен на рыбу двумя как будто вытащенными из гербария чиновниками. Она надеялась, что сегодня вечером эта ситуация не повторится.

Платье было красивым и довольно строгим. Атласное, темно-синее, цвета ночного неба, с облегающим, низко вырезанным верхом и узкой юбкой, доходящей до щиколоток. Сзади был маленький разрез, чтобы можно было ходить. Сверху одевался маленький пиджак-балеро, придающий костюму достойную скромность.

Марта собрала свои волосы на затылке в элегантный пучок, пытаясь хоть немного распрямить непокорные кудри. Надела хорошенькие золотые сережки, подаренные отцом на ее восемнадцатилетие. Подкрасилась немного больше обычного, хотя ее макияж был почти незаметен — мазок темно-синей туши, чтобы подчеркнуть синеву глаз, и малиновый блеск на губах. Но и того оказалось достаточно, чтобы она предстала незнакомкой. Никак не беспечной Мартой с шумной яхты. Теперь перед зеркалом стояла мисс Кристенсен. Она казалась выше ростом из-за высоких каблуков вечерних босоножек и выглядела настоящей уверенной в себе светской дамой. Понравится ли она Бьерну в таком виде?

Марта вышла из спальни. Он ждал ее в гостиной, прямо-таки опасно красивый в великолепно скроенном смокинге, в шелковой рубашке ручной работы и в галстуке-бабочке, по какой-то счастливой случайности оказавшейся того же оттенка, что и ее платье. Он похож на великолепного хищника, пронеслось у нее в голове, пока он поворачивался, чтобы рассмотреть ее.

Бьерн молчал. Может быть, что-то было не так? Что-то с ее прической? Или платье слишком сильно обтягивало ее стройное тело?

— Это… не то, что вы хотели? — спросила она неуверенно.

— Нет, это очень подходит. — В глазах его блеснули смешинки. — Я просто немного удивился, вы выглядите… совершенно по-другому.

— Но вам., не нравится?

Он успокаивающе улыбнулся.

— Конечно, мне нравится — вы выглядите очень красивой. Ладно, мы идем?

— Да… конечно.

Он открыл дверь, и она прошла по маленькому коридорчику к лифту. Ей не очень улыбалась мысль спускаться на высоких каблуках по крутой лестнице.

Она все еще была не уверена, понравилось ему, как она выглядит или нет. Когда от него веяло холодом, она чувствовала себя очень неуютно. Если бы только она могла понять, что он действительно думает. Может быть, сегодня вечером, если она очень постарается вести себя так, как он этого хочет, ей удастся хоть немного смягчить его.

Марта не ожидала, что прием будет проходить в демонстрационном зале, где расположилась экспозиция одной из компаний по обработке алмазов. Присутствующих окружали прекрасные драгоценности стоимостью в миллионы фунтов стерлингов. Но если у кого-нибудь вдруг возникли бы нечестные намерения, то вышколенные охранники пресекли бы попытку грабежа моментально.

В дверях охранники в униформе тщательно проверяли приглашения вновь прибывших, прежде чем пропустить внутрь — не более двух человек одновременно. Марта прошла маленький вестибюль, ожидая, что вторая дверь сразу откроется, но этого не произошло.

— Пуленепробиваемое стекло, — коротко сказал Бьерн. — И видеокамеры.

Она подняла голову и увидела на потолке темные линзы объективов, до нее дошло, что в этот момент их просвечивали на наличие оружия. Ей вдруг очень захотелось высунуть язык и скорчить рожу, но положение обязывало стоять спокойно. Безликая система была удовлетворена, стеклянные двери открылись, и Марта с Бьерном прошли внутрь.

Официант в белой куртке подошел к ним, в его руках был серебряный поднос с шампанским. Марта взяла изящный бокал в форме тюльпана, сделала небольшой глоток и с интересом, который она и не пыталась скрыть, стала оглядываться по сторонам. Она ни разу не была на выставке драгоценностей. Только иногда она заглядывала в витрины на улице, но Оле начинал кричать, что это напоминает о себе ее буржуазное происхождение.

Выставочный зал был очень большой, ярко горели лампы, отражаясь в светлом мраморе пола. У стен располагались большие стеклянные витрины, в которых на темно-синем бархате лежали восхитительные драгоценные камни.

Но, казалось, не меньше бриллиантов сверкало на шеях и руках присутствующих женщин. Некоторые из них были известны во всем мире, и Марта их сразу узнала. Одетые в костюмы от лучших модельеров, надушенные самыми дорогими французскими духами, они затмевали друг друга роскошью и изяществом.

— Грандиозно! — с холодком выговорила Марта. — Ас какой целью это все устраивалось?

— Сбор средств для голодающих, — пояснил Бьерн. — Некоторые участники предоставили призы, которые будут разыгрываться на аукционе сегодня вечером.

Марта иронично взглянула на шикарный буфет — столы ломились от самых изысканных яств. Трюфелей, копченой лососины, заливного из перепелиных яиц хватило бы на целый полк.

— Мне кажется, что можно было собрать значительно больше денег, если бы стол был чуть менее роскошным, — ехидно заметила девушка. — Или эти люди не дадут ни гроша, если их предварительно не накормить икрой?

Бьерн рассмеялся.

— Возможно. Но раз уж мы сюда пришли, то нам стоит подойти к столу и попробовать что-нибудь из этих деликатесов. Что вам положить?

— Бьерн, как хорошо, что ты оказал нам такую поддержку! — Довольно пожилая, но все еще очень элегантная женщина приблизилась к нам и с жаром поцеловала Бьерна в щеку.

— Добрый вечер, Каролина! — тепло ответил он. — Мы очень рады, что пришли сюда. Позволь мне представить мою спутницу, мисс Марту Кристенсен. Марта, это графиня Демонжо, организатор сегодняшнего вечера.

Он предостерегающе взглянул на Марту, но вполне мог этого и не делать — она была доброй девушкой, к тому же сказалось отцовское воспитание, поэтому она не стала высказывать свои критические замечания. Да и понимала, сколько пришлось затратить сил, чтобы организовать такой прием.

— Очень приятно, — улыбнулась Марта, пожимая затянутую в перчатку руку графини.

— Мне тоже, дорогая. Я так радуюсь, когда вижу, что молодежь тоже волнуют эти проблемы — голодающие, войны и прочие. А какие у нас замечательные призы! Кстати, Бьерн, твое предложение предоставить на целый день твой личный вертолет будет пользоваться бешеным успехом. Ручаюсь, что право на полет пойдет дороже всего. Да, вы еще не взяли каталог? Всего пятьдесят крон. — Бледная молодая женщина с кипой ярких каталогов материализовалась за спиной графини. — Вообще-то, благодаря публикации рекламы, мы собрали почти всю сумму, — с удовлетворением сказала графиня. — Правда, чудесно?

— Конечно, — вежливо ответил Бьерн, доставая из кармана бумажник.

К ним приближались другие гости.

— Угу, вижу цель, — заговорщически шепнула графиня, глаза ее весело заблестели. — Иду на перехват. Давай быстрее, дорогая. Вручи господину Самуэльсону его каталог и беги ко мне.

Слегка удивленная, Марта проводила энергичную даму глазами. Она чувствовала всю иронию того, что приходилось прибегать к такой помпезности, чтобы получить необходимые средства для бедняков. И, конечно, графиня была здесь ни при чем.

— Вот это характер! — тихо заметила Марта.

— Да, — согласился Бьерн, усмехнувшись. — Очень деятельная дама. Отказать ей практически невозможно. Пятьдесят крон за каталог — настоящий грабеж!

Он засмеялся, и сердце ее затрепетало. Смеющийся, он был просто опасно привлекателен. Марта отвернулась к большой витрине, чтобы скрыть свои чувства. На большой диаграмме был представлен процесс добычи алмазов — их находили в кимберлитовых трубках глубоко под землей. В центре на бархатном фоне кучкой лежали маленькие мутновато-грязные кристаллики.

— Вот это и есть алмазы? — удивленно спросила Марта.

Бьерн кивнул.

— Они не ограненные. Из каждого получится бриллиантик в полкарата, хотя еще предстоит выяснить, нет ли в них каких-нибудь изъянов, от которых придется избавляться.

— Ах, нет ни одной женщины, которая спокойно пройдет мимо бриллиантов, правда, Бьерн? — услышала она фразу, произнесенную на английском.

Марта быстро обернулась на звук скрипучего голоса, в котором слышались покровительственные интонации. Толстый маленький мужчина в щегольском костюме присоединился к ним. Марта подавила смех — мужчина был лыс, но, пытаясь скрыть это, зачесывал несколько длинных прядей на свою блестящую розовую макушку. Увидев, что она закусила губу, Бьерн предостерегающе посмотрел ей в глаза.

— Ты представишь меня юной леди, Бьерн?

— Да, конечно. Марта, это господин Ван Дерек из Голландии.

Что-то в его голосе подсказало Марте, что, хотя человечек и был с Бьерном на «ты», вряд ли их назовешь друзьями.

Возможно, Ван Дерек и был влиятельным человеком, но он слишком уж бесцеремонно уставился в вырез ее платья. Его глаза заблестели одобрительно и похотливо, остановившись на затемненной ложбинке между ее грудями.

— Мисс Кристенсен как раз интересовалась, как гранят алмазы, — произнес Бьерн ровным голосом, переходя на английский.

Он вопросительно взглянул на Марту, она поняла его безмолвный вопрос и сейчас же показала, что английский ее не затрудняет, мило пролепетав на этом языке:

— Как подумаешь, сколько усилий надо затратить, то блеск алмаза будто бы тускнеет.

— Да, это очень сложная и тонкая работа, каждый камень требует много сил и времени. — Ван Дерек щелкнул пальцами, подзывая молодого человека, стоящего чуть поодаль. Мужчина в сером костюме с незапоминающимся, тоже каким-то серым лицом, понадобился для того, чтобы принести ключ от витрины. — Прежде всего, нужно посмотреть, нет ли в камнях трещин.

Ван Дерек вытащил из кармана лупу и, протягивая ей один из камешков, предложил осмотреть его. Разглядывая камень на свет, она видела лишь несколько смутных проблесков, вкрапленных в породу, но даже это говорило о чистоте алмаза.

— Этот камень можно отнести к третьей категории, — объяснил Ван Дерек. — И цвет хорош — чисто белый. Довольно ценный камешек.

Он положил его на место и, закрыв стенд, перешел к другой витрине.

— После того как самые опытные сортировщики классифицируют камни, алмазы погружают в сосуд с воском, перед тем как обтачивать. Для этого нужно большое умение — надо точно определить, что придется убрать, чтобы камни заиграли. После этого используют бронзовые пилы, вращающиеся на большой скорости. Потом камень устанавливают на токарном станке и ограняют, используя алмазные сверла. В каждом камне пятьдесят семь граней. И мы получаем то, что нужно.

С этими словами Ван Дерек открыл створки витрины, вынул оттуда кольцо и протянул его Марте на ладони. Марта рассматривала кольцо с каким-то благоговением. Оно было ультрасовременное, очень простое по дизайну — широкая пластина белого золота, в которую вставлен большой бриллиант. Наверное, кольцо стоило целое состояние. Но Марту привлекла не его материальная стоимость, а красота камня, такого чистого, такого твердого, словно символ любви. Представив, как образуются алмазы — в огненной лаве, под громадным давлением, глубоко под землей — она подумала, что камень должен быть горячим на ощупь.

— Почему бы вам не примерить кольцо? — спокойным голосом предложил Бьерн, как будто чувствуя, что она очень этого хочет.

Марта как будто раздумывала, руки не подчинялись ее командам. Пит взял ее за левую руку и надел ей кольцо на средний палец. Она медленно подняла на него глаза; ее сердце почти остановилось. Кольцо пришлось ей как раз впору, как будто его сделали специально для нее.

Это всего лишь иллюзия, быстро сказала она себе. Она примерила кольцо, только для того чтобы полюбоваться им. Она вытянула руку, и камень вспыхнул всеми цветами радуги: казалось, в центре бриллианта горело неугасимое пламя. Она судорожно сглотнула, возвращаясь к реальности.

— Очень красивое кольцо, — выговорила девушка, пытаясь выдавить из себя легкую усмешку. — Я почти хочу, чтобы оно было моим.

Надутый толстяк хохотнул.

— Красивое кольцо для красивой женщины, — произнес он очередную банальность, его маленькие свиные глазки ощупывали ее фигуру. — Может быть, какой-нибудь счастливчик подарит его вам, а?

Марта почувствовала, как кровь приливает к щекам, и быстро стянула кольцо с пальца.

— Сомневаюсь, — ответила она, передернув плечами. — Кому сейчас нужно обручальное кольцо? Это всего лишь символ женского рабства.

Ван Дерек немного обалдел от ее резкого ответа, и Бьерн предостерегающе взял ее под руку.

— Спасибо, Питер, — спокойно сказал он. — Прошу нас извинить. Марта, пойдем попробуем что-нибудь еще из этих деликатесов.

Она бросила на него испуганный взгляд, пока он вежливо вел ее через зал.

— Прошу прощения, — холодно произнесла она. — Но этот мужик такой противный.

— Питер ван Дерек очень богатый и влиятельный человек, и я веду с ним дела.

— Но вы же не можете отрицать, что выглядит он просто нелепо, — оправдывалась она, заглядывая ему в лицо. По легкому движению губ она поняла, что он сдерживает улыбку. — Когда он двигался, я все время боялась, что эти сальные прядки упадут ему на лоб, — продолжала она, ей очень хотелось, чтобы он признал, что она права.

— Согласен, — заявил он с неохотой. — Но когда вы являетесь главой одной из самых знаменитых ювелирных фирм Европы, лишь очень немногие решатся посоветовать вам сменить парикмахера.

Она рассмеялась с облегчением.

— Я делала все возможное, чтобы не засмеяться ему прямо в лицо.

Бьерн посмотрел на нее с иронией.

— Мне надо было лучше подумать, прежде чем приводить вас сюда, — вздохнул он. — Следовало знать, что вы обязательно скажете что-нибудь не то.

— С этой минуты я буду ангелом, — серьезно пообещала она. — Клянусь, чем хотите.

Вскоре начался аукцион. Люди выкладывали деньги за весьма сомнительное удовольствие получить ложу на представлении Шведского национального балета или провести партию в гольф с лучшим игроком гольф-клуба Стокгольма.

Приглашенные подходили к буфетным столам. Марта улыбалась и пожимала руки деловым партнерам Бьерна. Разговор шел преимущественно о финансах и о ситуации на бирже. Как раз этого Марта больше всего боялась, но уроки хороших манер ее отца помогали ей держаться. Она даже заслужила одобрительную улыбку Бьерна.

Вечер продолжался, казалось, бесконечно, и Марта жутко натерла ногу — она совсем забыла, что босоножки у нее очень узкие. Может быть, ей удастся их незаметно снять? Никто не обратит внимания — под длинной скатертью ничего не видно.

Только Бьерн взглянул на нее удивленно, когда она вдруг стала на несколько сантиметров ниже ростом.

— Простите, но я больше не могла выдерживать туфли, — прошептала она, с облегчением шевеля пальцами на ногах.

Рот его оставался сжатым, но он не разозлился, а глаза его явно смеялись.

— Я вас предупреждал, что это мероприятие вам вряд ли понравится, — тихо напомнил он. Она взглянула на него с любопытством.

— А вам здесь нравится?

— Не совсем, — признался он, усмехнувшись. — Но я пришел сюда не развлекаться — просто время от времени мне приходится посещать такие мероприятия. И к тому же оно устроено с благородной целью.

— Не считая того, что на таких приемах вы можете завязать полезные знакомства и заключить пару контрактов, — саркастически заметила она.

Он улыбнулся.

— Точно. Очевидно, что такая великолепная возможность прорекламировать себя не ускользнула от внимания наших хозяев, — цинично добавил он, указывая на Питера ван Дерека, пытающегося сбыть с аукциона бриллиантовое колье. Денег от его продажи хватило бы для тысячи голодающих на месяц.

Марта молчала. Ее удивило, что Бьерн сочувствовал ее взглядам. Она ожидала, что он будет похож на ее отца — презрительный, непреклонный. Но он совсем не такой, как ее отец. Конечно, у него было развито чувство ответственности, может быть, даже чрезмерно развито. И он казался очень респектабельным — с первого взгляда.

Но только с первого взгляда. Щеки ее загорелись, когда она вспомнила, как он целовал ее всего несколько часов тому назад, как его горячий рот прижимался к ее груди… Да, за этим фасадом скрывалось такое…

— Ах, мисс Кристенсен! — Она вздрогнула, когда Ван Дерек уцепился за ее локоть, уставившись своими масляными глазками в вырез ее платья. — Развлекаетесь?

Она чуть-чуть отодвинулась.

— Да, спасибо, — ответила она, растянув губы в улыбку, — ведь Бьерн предупреждал, чтобы она вела себя повежливее.

Он скользнул взглядом по ее полупустой тарелке.

— Вы почти ничего не едите, — неодобрительно заметил он. — Уверен, что у такого прелестного юного создания должен быть хороший аппетит!

— Благодарю, но не стоит…

— Вы пробовали паштет из гусиной печени? Очень рекомендую.

Девушка покачала головой, посмотрев на него ледяным взглядом. Но он был слишком самодоволен, чтобы обратить на это внимание. Он взял ломтик хлеба и густо намазал его розоватой пастой.

— Возьмите, — настаивал он, протягивая ей бутерброд.

Она резко отшатнулась, отворачивая голову.

— Нет, спасибо, — с усилием произнесла она. — Мне это не нравится.

— Откуда же вы знаете, пока не попробовали? — Он поддразнивал ее как капризного ребенка.

— Меня тошнит от того, как делают этот паштет, — резко выговорила она, оставив все попытки казаться вежливой. — Бедные птицы, которых насильно откармливают. Это жестоко! — Голос ее зазвенел, и несколько человек оглянулись. Марта почувствовала, что щеки ее заливаются краской, но не отступила. — Мне кажется ужасным, что люди так обращаются с безответными существами только для того, чтобы потрафить своим прихотям.

На какое-то мгновение все вокруг замолчали. Марта почувствовала, как напрягся Бьерн позади нее, и пожалела, что вновь забыла о своем обещании. Но подбородок ее дрожал от ярости — у нее были принципы, которыми она никогда бы не смогла поступиться.

Жена немецкого банкира, беседовавшая с Бьерном, нарушила напряженную тишину.

— Так вы датчанка, мисс Кристенсен? — любезным голосом осведомилась она. — И давно вы уже в Стокгольме?

Марта тихонько выдохнула.

— Почти полгода, — ответила она, чувствуя, что напряженность вокруг спала.

— Что вы говорите? А вы здесь работаете или отдыхаете?

— Я здесь рисую. — Девушка улыбнулась немного неуверенно, вряд ли ее неприбыльное занятие могло вызвать одобрение окружающих. — Я художница.

— Неужели? Как интересно.

Банкир на секунду прервал свой спор с Бьерном и взглянул на нее так, как будто она была очень редким зверьком.

— И что вы рисуете? — интересовалась банкирша. По всей видимости, ей нравилась эта тема.

— Много чего — портреты, пейзажи, натюрморты. Стокгольм меня вдохновляет, — добавила она, надеясь заслужить одобрение. — Очень красивый город.

— Полностью с вами согласна, — с готовностью ответила дама. — Действительно прелестный город.

— Так вы художница? — От Ван Дерека было не просто отделаться. Он покровительственно хохотнул. — И много картин вы продали?

Марта почувствовала, что Бьерн наступил ей на ногу. Мог бы этого и не делать — она бы в любом случае ответила: «Нет».

— Ничего страшного, даже Ван Гог при жизни не продал ни одной картины, — произнес он нарочито успокаивающим тоном. — Вспомните только, сколько стоят его картины сейчас.

Один автопортрет пошел больше чем за восемьдесят миллионов долларов. Ужасно, конечно, что его продали в Японию, — добавил он так, как будто картина исчезла в черной дыре. — Но настоящие деньги теперь только тау.

— Вы правы, — заметила немка. — Но по мне лучше пусть картина уходит за границу, чем если вокруг нее разворачивается такая возня, как было с его «Ирисами». Это было просто неприлично.

Банкир решил, что ему тоже пора принять участие в разговоре.

— Ах да, я понял, что картину купил музей Гетти, — вставил он свое веское слово. — Но, главное, что рынок стабилизировался.

— Да, конечно, — поддержал Ван Дерек. — Но вся эта история показала, что надо проявить большую осторожность, выбирая предметы искусства. Такая ситуация легко может подорвать рынок.

Марта слушала разговор со все возрастающим отвращением. Даже Бьерн, надо отдать ему должное, чувствовал себя не в своей тарелке, улыбка на его губах застыла.

Банкир серьезно кивнул.

— Галереи берут на себя большую ответственность, вкладывая средства в столь непрочный предмет.

— Сейчас надо вкладывать в молодых художников, — продолжил Ван Дерек, демонстрируя свое знание предмета. — Конечно, если вы знаете, на кого ставить. Цены на Яспера Джонса невероятно возросли после того, как этот американский издатель заплатил… сколько же он выложил, около восемнадцати миллионов? Очень умный шаг — у него теперь лучшая коллекция Джонса.

Марта больше не могла сдерживаться. — Это единственное, что вас волнует в искусстве? — выпалила она. — Что сколько стоит? Вы даже Сезанна не отличила бы от Сислея. — Люди вокруг оборачивались, но ее это не трогало. — Да, если бы я нарисовала что-нибудь на этой скатерти, вы бы не знали, что с этим делать — вывесить в музее или отправить в прачечную.

Опять в ней проснулся демон. Все эти жалкие люди, с виду такие добродетельные — они совсем такие же, как ее отец! Ей хотелось схватить их за дряблые шеи и швырнуть с набережной. Но кое-что она может сделать прямо сейчас.

Босая, девушка вскочила на стол и принялась быстро раздвигать тарелки. Снежно-белая скатерть будет прекрасным холстом. Из еды и соусов получатся отличные краски, а за неимением кистей она будет рисовать пальцами.

Это было так здорово — накладывать большие красные, оранжевые, коричневые мазки, создавать картину такую же дикую и необузданную, как ярость в ее душе.

— Готово! — Марта взглянула на шокированную публику, на этого мерзкого лысого типа. — Помещайте это в свои банки, следите, как растет ваш счет!

Бьерн стоял как вкопанный, он смотрел на нее с каким-то застывшим ужасом, но, сделав последний широкий приглашающий жест руками, Марта догадалась, что внутри у него все клокочет. Внезапно ярость, преполнявшая ее, исчезла, и она поняла, что выходка была детской и глупой.

Собрав все силы, девушка рассмотрела свое творение и решила, что чего-то не хватает. Добавила несколько капель желтого соуса — все равно скатерть безнадежно испорчена, а Бьерн се никогда не простит.

Он резко вышел вперед и, сжав ей запястье своими стальными пальцами, потащил ее от стола.

— Приношу свои искренние извинения за все это, — выпалил он, обращаясь к застывшей графине. — Разумеется, я заплачу за нанесенный ущерб и сделаю вклад в ваш фонд, чтобы компенсировать неудобства, причиненные вашим гостям. А теперь, если вы позволите…

Он выволок Марту на улицу, даже не остановившись, чтобы она успела надеть туфли. Он быстро шел по улице, не замечая или не заботясь о том, что ей приходилось почти бежать за ним. Но она молчала — возражать было бы опасно.

— Ты думаешь, что ты делаешь? — яростно кричал он. — Ты пьяна? Или у тебя с головой не в порядке? Мне надо позвонить твоему отцу, чтобы он приехал за тобой и забрал тебя в сумасшедший дом. Я никогда в жизни не видел такого поведения!

— Прости меня, — девушка задыхалась и всхлипывала, пытаясь поспеть за ним. — Прошу тебя, Бьерн, прости меня. Я не знаю, что произошло, в меня вселился какой-то бес. Этот мерзавец так пренебрежительно говорил об искусстве и все время ощупывал меня своим взглядом. У меня все поплыло перед глазами.

— Благодари Бога, что я тебя не выпорол, хотя это единственное, чего ты заслуживаешь. А может быть, ты именно этого и добиваешься? — бросил он, вдруг резко останавливаясь и поворачиваясь в ее сторону. Она чуть не врезалась в него. — Ты стала провоцировать меня с того момента, как только я тебя увидел. Или тебя это возбуждает? Когда тебя бьют?

— Нет! — она с ужасом смотрела на него. — Я не провоцировала тебя, Бьерн, честно. Я не хотела тебя сердить. — Ее руки упирались ему в грудь, чувствуя его жесткие мускулы. Марта внезапно ощутила себя очень слабой и беззащитной. — Прости меня, Бьерн, — прошептала она со слезами в голосе. — Прости меня, пожалуйста.

Он сердито притянул ее к себе, сжав в своих железных объятиях.

— Ты думаешь, что этого достаточно? — резко проговорил он. Бьерн был не только зол, к этому прибавилось сексуальное возбуждение. — Сказать: прости меня и посмотреть такими невинными глазами? И я сразу прощу тебе все и забуду, каким идиотом ты меня выставила?

От всех этих бурных эмоций сердце ее билось так быстро, что было трудно дышать. Сначала она испытала ярость, потом страх, а сейчас… сейчас она понимала, что хочет только одного — чтобы он ее поцеловал. Ее губы слегка приоткрылись, ресницы опустились, он склонился к ней… И вдруг резко оттолкнул ее от себя.

— Ну нет! Тебе не удастся окрутить меня вокруг своего тоненького пальчика, как ты делала со всеми другими. К тому же, мне не слишком нравятся «товары широкого потребления».

Марта не заметила, как они дошли до дома, пока Бьерн не открыл входную дверь. Он втолкнул ее внутрь так, что она чуть не упала. Потом повернулся и пошел по улице, глубоко засунув руки в карманы.

— Куда ты идешь? — пролепетала она вслед, чувствуя себя потерянной и сбитой с толку.

— Прогуляться, — буркнул он, не поворачиваясь.

— Но… а мне что делать?

— Не попадаться мне на глаза, — рявкнул он. — Иначе я за себя не ручаюсь. Глава 6

Доски пола немилосердно впивались в спину, тонкий спальник не мог защитить от этого. Марта застонала, ворочаясь и пытаясь найти более менее удобное положение. Она не хотела думать о том, кто мог прятаться по углам заброшенного склада — мыши, пауки, а может, что-нибудь еще похуже… Она вздрогнула, закрыла глаза и попыталась уснуть, не обращая внимания на группу молодых людей, сидевших вокруг единственного электрокамина в центре комнаты. Они бренчали на гитарах и напевали бунтарские песни.

— Марта, эй, вылезай, посиди с нами. Майк, тот самый приятель Оле, который постоянно сшивался на барже и принес туда наркотики, присел рядом. Она не открывала глаз, притворяясь, что спит, но он тряхнул ее за плечо.

— Эй, Марта, ну давай же. Мы классно тусуемся. Что ты сидишь в этом углу?

— Отойди, Майк, — проворчала она, не открывая глаз. — Я пытаюсь уснуть.

— Зачем? Сейчас еще рано. — Он противно засмеялся и начал расстегивать ее мешок. — Хотя, может, стоит присоединиться к тебе? Расстегни молнию и пусти меня к себе.

Она сердито хлопнула его по руке.

— Уходи! Оставь меня в покое, понял! У меня нет никакого желания болтать с тобой и уж тем более пускать тебя в свой спальник.

— Ну, что ты, Марта, — зашептал он вкрадчивым голосом, наклоняясь над ней. — Это не очень-то по-дружески…

— Я, кажется, слышал, что юная дама просила вас удалиться.

Марта чуть не вскрикнула от удивления, увидев, что над ними нависла высокая темная фигура.

— Бьерн! Что?..

— Что я здесь делаю? — сухо поинтересовался он. — Я пришел за тобой.

Майк предпочел исчезнуть, и теперь Бьерн опустился на колени рядом с ней. Сегодня он был не в костюме — на нем были узкие голубые джинсы, из-под полурасстегнутой кожаной куртки выглядывала черная майка. Выглядел он как обычно, но что-то в его глазах предупреждало об опасности.

— Как ты меня нашел? — спросила она неуверенно.

— Поспрашивал старых друзей. Я знал, где искать, — ведь когда-то я тоже был молодым. — Последнюю фразу он произнес с ироничной усмешкой, но то, как он выглядел этим вечером, заставило Марту осознать, что в сущности это было совсем недавно.

Она не ожидала, что он будет ее разыскивать. После той ужасной сцены прошлой ночью она вовсе не удивилась бы, если бы он окончательно махнул на нее рукой. Вчера, войдя в квартиру, она покидала какие-то вещи в сумку и убежала, собираясь исчезнуть, раствориться на узеньких улочках старой части Стокгольма среди таких же юных бунтарей, где он никогда бы не нашел ее.

Марта села в своем спальном мешке, крепко обхватив руками колени жестом бессознательной защиты. Она знала, что выглядит как настоящее пугало, — в этом полуразвалившемся строении негде было помыться.

— Я не собираюсь возвращаться, — с вызовом заявила она. — И ты не сможешь меня заставить.

— Прекрати вести себя как капризный ребенок, — терпеливо ответил он. — Могу ли я напомнить тебе — причем не в первый раз — условием освобождения тебя из-под ареста было то, что ты будешь жить по моему адресу? В настоящее время ты нарушаешь это соглашение.

— Ну и что? — Марта понимала, что находится в достаточно зависимом положении, но именно потому она и вела себя еще более вызывающе, чем обычно. — Можешь не беспокоиться, я не собираюсь тайно уезжать из страны и все такое прочее. Так что твои деньги не пропадут.

— Деньги меня не волнуют. Для меня это не такая большая сумма, к тому же я уверен, что твой отец будет настаивать на возвращении мне этих денег.

— Что ты можешь знать про моего отца? — мотнув головой, с вызовом спросила девушка.

— Я говорил с ним по телефону. Естественно, он очень разволновался, узнав о твоем аресте и последующем исчезновении…

— Конечно, он разволновался, — парировала она, горькие слезы навернулись на глаза. — Наверное, у вас с ним получился веселенький разговор о моем ужасающем поведении. Предполагаю, что он решил бросить все и немедленно отправиться в Стокгольм, чтобы уладить все самому?

— К сожалению, нет.

— Нет, ну, конечно, нет! У него же так много дел, — подхватила она с подчеркнутой иронией. Но игра давалась ей трудно, и образ девицы, которой все до лампочки, рушился на глазах. — Уходи, оставь меня в покое. — Она плакала уже почти открыто. — Извини, что я доставила тебе столько хлопот. Считай, что тебе не о чем беспокоиться, от меня ты уже, можно сказать, избавился, а в суд я смогу явиться сама.

— Это, конечно, замечательно, но в данный момент не относится к делу, — спокойно ответил он. — Может быть, ты забыла, что мы оба дали слово в комиссариате. Возможно, ты не придаешь никакого значения своим обещаниям, но для меня это вопрос чести и репутации. Это для тебя хоть что-нибудь значит?

Она бросила на него быстрый взгляд, взметнув ресницы. Ее стали мучить угрызения совести. Он освободил ее из-под ареста, а она отблагодарила его так…

— Прости меня, — пробормотала она, покраснев от стыда. — Я не хотела ставить тебя в неловкое положение.

— Пока ты этого еще не сделала, — его голос стал мягче. — Если ты вернешься со мной и будешь следовать всем условиям соглашения, мне не придется больше ни о чем говорить.

Он протянул ей руку. На какое-то мгновение она раздумывала, не в состоянии поднять глаза и встретить его взгляд. Ей было гораздо сложнее выполнять условия соглашения. С самого начала она должна была понять, что не сможет оставаться в его квартире, не рискуя своим душевным покоем.

А теперь она была влюблена в него. Это казалось невозможным — она, бунтовщица, дикарка, влюбилась в респектабельного бизнесмена в строгом костюме. Господи, ее отец был бы доволен! Но это было уже неважно — все, что казалось ей раньше таким важным, больше не волновало ее.

А если она вернется с ним теперь, то все только усложнится. Потому что не было никаких сомнений в том, что он-то в нее не влюбится никогда. Да, конечно, он хотел ее как женщину, но вполне мог сдерживать свои желания. Но он был о ней не слишком высокого мнения — Марта не могла винить его в этом, она сама сделала все, чтобы он думал о ней только худшее.

А если бы он знал правду? Почему-то она думала, что неискушенные девушки вряд ли относятся к его типу женщин. Ему, должно быть, нравятся женщины опытные, элегантные светские дамы, как та рыжеволосая французская красотка, что приходила к нему вчера…

— Марта?

Он ждал ее ответа, и она понимала, что выбора у нее нет. И дело было не в нарушении условий ее освобождения; она теперь всегда будет поступать так, как этого хочет Бьерн. С неохотой она вложила свою ладонь в его и позволила ему поднять ее на ноги.

Она захватила с собой только самые необходимые вещи, и, честно говоря, больше всего ей хотелось уйти из этого грязного, ужасного места. Наверное, она просто начинает взрослеть, решила девушка, задумчиво покачав головой. Все ее друзья совершенно по-другому относились к перспективе житья в этой полуразвалившейся халупе.

Она подхватила свою сумку и перебросила ее через плечо, позволив Бьерну взять ее за руку и повести к выходу. Один из самых старых членов коммуны, уличный музыкант, пользующийся большим уважением среди молодежи, посмотрел на них, когда они проходили мимо.

— Все в порядке, Бьерн? Вижу, ты нашел ее.

— Да, спасибо за помощь, Бак. Увидимся как-нибудь.

— Пока, парень. — Бак поднял руку в прощальном жесте, но уже через секунду опять стал бренчать на гитаре; самокрутка прилипла к нижней губе.

— Откуда ты знаешь Бака Рабина? — с любопытством спросила Марта, когда они спускались по темной лестнице.

— Старый друг.

Она бросила на него недоверчивый взгляд.

— Бак твой старый друг?

— Я же тебе говорил, что тоже когда-то был молодым, — нехотя произнес он. — У нас была яхта, правда, больше похожая на баржу, веселая компания — Бак, я и другие ребята. Хорошие были времена.

— Ты тогда был автогонщиком? — спросила она, радуясь возможности узнать о нем чуть-чуть больше.

— Да, я тогда гонялся, — согласился он.

— Прежде чем ты занялся семейным бизнесом?

— Да.

Они вышли на улицу и подошли к машине. Марта, все еще пребывавшая в задумчивости, скользнула на сиденье. Он не очень-то любит разговаривать о своей юности. Почему? Он сказал, что это было хорошее время, но оно закончилось так внезапно, когда умер его брат и ему пришлось заняться фирмой, взять на себя всю ответственность. Сожалел ли он о том, что это время прошло? Но его тон подсказал Марте, что ей не стоит расспрашивать дальше. Может, в следующий раз ей повезет больше и он будет более разговорчив.

Доехать до дома по шумным улицам Стокгольма было делом недолгим. Странно, но когда они подъехали к ограде сада, поставили машину на свою стоянку и подошли к двери, Марта почувствовала, что она возвращается домой.

Дом. У нее никогда не было дома, настоящего дома; швейцарские пансионы, а потом грязные хиппарские берлоги — назвать их домом было никак нельзя. Тем более она не чувствовала себя дома со своим отцом, в его бездушных, каких-то казенных квартирах в Копенгагене, Брюсселе или Страсбурге. Он переезжал из одной квартиры в другую в зависимости от того, в какой город звали его коммерческие дела.

— Ты голодная? — спросил Бьерн, когда они поднялись на маленьком лифте на верхний этаж.

— Да, — подтвердила она, вспомнив, что ничего не ела целый день, — есть почему-то не хотелось. — Но я бы сначала приняла ванну.

Он кивнул:

— А я пока что-нибудь приготовлю поесть. Она бросила на него недоверчивый взгляд.

— Ты что, и готовить еще умеешь?

— Угу, — с улыбкой подтвердил он. — Холостякам приходится заботиться о себе самим.

Ах, да, холостякам. Он напомнил об этом как раз вовремя, подумала она, проходя за ним в квартиру. Почему же он не был женат? Ведь, должно быть, у него были толпы девушек. Но ему определенно нравилась такая жизнь. И то, что она жила у него, было, по всей вероятности, кратковременным неудобством.

— Я… пойду в ванную, — пробормотала она и быстро проскользнула в свою уютную комнату.

Как приятно было сбросить с себя всю одежду и опуститься в теплую воду. Она добавила в воду изрядное количество геля для ванны, и пузырьки пены лопались вокруг нее. Марта чувствовала себя как кинозвезда. Она набрала пены в ладонь и дунула, засмеявшись, когда хлопья пены закружились как снежинки.

Стук в дверь заставил ее вздрогнуть.

— Можно войти? — раздался голос Бьерна.

— Ой, — она глубоко вздохнула и опустилась поглубже в воду, пена стыдливо прикрыла ее грудь. — Входи.

Дверь открылась, и вошел Бьерн, в руке у него была большая кружка. — Я принес тебе горячего шоколада. В той развалюхе было холодно, несмотря на то, что на улице тепло.

— Да, — согласилась она немного неуверенным голосом. — Там было сыро. — Она осторожно протянула руку из воды и взяла кружку. — Спасибо.

— Тебе не надо было там оставаться, — проговорил он, присаживаясь на край ванны. — Там было не очень-то безопасно.

Она попыталась засмеяться, сердце ее сумасшедше билось оттого, что он сидел слишком близко.

— Нет, все было в порядке, — заверила она. — Я вполне могу о себе позаботиться — я это делаю уже достаточно долго.

— Ты уверена? — Голос его звучал достаточно серьезно. — А этот парень, который пытался влезть в твой спальник?

— Майк? Да ну, он достаточно безвредный — я с ним могу справиться.

— Это он принес наркотики на баржу?

— Да. — Под водой она шевелила пальцами, наблюдая, как колышется пена. — Но, честное слово, Бьерн, я ничего об этом не знала. — Она подняла на него глаза и почувствовала, что его взгляд пытается проникнуть прямо ей в душу.

— Он тоже жил с вами в лодке? — спокойно спросил он.

— Нет. Ну вообще-то он иногда оставался. — Девушка чувствовала, что щеки ее заливаются краской — будем надеяться, что он подумает, что это от горячей воды.

— А ты с ним спала?

— Нет.

На какое-то, впрочем, достаточно долгое мгновение его взгляд остановился на ней, но под конец он решил, что она говорит правду. И вдруг улыбнулся.

— Ну хорошо. — Он взял немного пены на палец и пришлепнул ей на кончик носа. — Сиди в ванне, — сказал он, поднимаясь. — Обед будет готов, когда ты выйдешь.

Он закрыл за собой дверь, и она нырнула под воду. Почему его так волновало, спала она с Майком или нет? Может быть, он ревновал? Тепло разливалось по ее телу, она закинула руки за голову, улыбаясь своим мыслям. Кажется, мистер Айсберг начинает таять.

Но то, что она увидела в гостиной, вовсе не походило на романтический ужин вдвоем. Не было свечей на столе — комната была ярко, пожалуй, даже слишком ярко освещена, а из динамика стереосистемы разносился не романтический фортепьянный концерт Дебюсси, а диск Пинка Флойда «Темная сторона Луны».

Он, должно быть, заметил ее кривую улыбку, потому что вопросительно поднял бровь.

— Все в порядке? — спросил он, кивая на магнитофон.

— Да-да, — быстро ответила она, скрыв разочарование. Вероятно, она слишком рано начала надеяться на что-то большее.

— Садись, — произнес он, делая рукой приглашающий жест. — Я принесу еду из кухни.

Он поставил тарелки на противоположных концах стола. Марта села на стул, чувствуя, как растет ее аппетит от пряного аромата индонезийских специй, доносящегося из кухни. Бьерн принес большую миску с чудесным поджаренным рисом и поднос, заставленный множеством тарелок — тушеное мясо, горячие острые блинчики и жгучий ореховый соус.

— М-м-м, как вкусно пахнет, — воскликнула она, втягивая ноздрями воздух. — Умираю с голода!

— Отлично. — Серые глаза смеялись. — Бери тарелку.

Отец ругал ее за то, что она накладывала на тарелку слишком много еды. Но у Марты всегда был отменный аппетит. Вообще-то она должна была уже стать похожей на шар, но ее настолько переполняла энергия, жизнь так бурно била в ней ключом, что проблем с фигурой не возникало.

Бьерн не обращал внимания на ее жадность, он одобрительно посмеивался, пока она накладывала себе гору риса и щедрые порции всего остального. Острыми белыми зубами она впилась в кусок мяса и застонала от удовольствия.

— С ума сойти! Ты действительно прекрасно готовишь! — заявила она. — У тебя есть еще какие-нибудь скрытые таланты?

— Не очень много, — ответил он с усмешкой. — Гораздо меньше, чем у тебя. Я посмотрел твои картины. Они действительно хороши.

— Спасибо. — Его похвала польстила ей, однако она не переставала думать, что он может сказать о портрете Клары. Но ей не хватило смелости спросить его об этом.

— Ты обещала расписать стену в моем офисе, — напомнил Бьерн. — Когда ты начнешь работу?

Она удивленно взглянула на него.

— Ты действительно хочешь этого? Я думала…

— Конечно, — настаивал он. — Длина стены четыре или пять метров, освещение естественное. Что бы ты могла на ней изобразить?

— Ну… а что ты хочешь?

— Может быть… — Он задумался. — Ты могла бы нарисовать вид Стокгольма? Но не современный Стокгольм, нет, что-нибудь более… средневековое, что ли…

— Да! — согласилась она с загоревшимися глазами. — Стокгольм в пятнадцатом веке. Узенькие улочки, дома, причалы, суда и люди, спешащие по своим делам. Я могу походить по музеям, чтобы придумать интересный сюжет.

— Хорошая мысль. В Историческом музее открылась интересная выставка. Ты можешь узнать там много нового об истории города. Знаешь, в пятнадцатом веке многие дома были деревянными, но потом был большой пожар, и жители предпочитали уже не строить дома из дерева. С тех пор стало появляться все больше каменных особняков.

— А когда были построены окружающие дома?

— В начале восемнадцатого века. На этой улице жили богатые купцы. Каждому хотелось иметь самый красивый дом, разукрашенный фасад. Если ты прогуляешься по улице, то увидишь много великолепных домов — настоящих произведений искусств. К сожалению, многие дома слишком велики для частных владельцев, в основном они перестроены под офисы и конторы.

— Зато их не снесли, чтобы построить современные бездушные здания, — заметила она.

— Не дай Бог! Многие здания охраняются как памятники архитектуры. Их запрещено перестраивать, но обязательно надо реставрировать, — добавил он с усмешкой. — Есть даже магазин, где можно купить рамы и двери, сделанные по старинным образцам.

— Правда? — Марта рассмеялась. — Хорошее решение проблемы! Но меня действительно беспокоит, что будет, если все эти ужасные предупреждения об опасности парникового эффекта окажутся правдой. Если уровень моря поднимется, то что случится со Стокгольмом?

Он кивнул.

— Да, это действительно серьезная проблема. И не только для Стокгольма. В мире очень много мест, которые могут серьезно пострадать.

— Я недавно прочитала, что некоторые острова Тихого океана могут просто исчезнуть с лица Земли!

— Надеюсь, что человеческой мудрости хватит на то, чтобы как-нибудь решить эту проблему, — закончил он. — Ты наелась или хочешь чего-нибудь еще?

— Нет, большое спасибо. Было очень вкусно. Ты прекрасный повар, а я, к сожалению, даже яйца сварить не умею. Боюсь, из меня получится кошмарная жена!

Бьерн рассмеялся.

— Да, в этой роли тебя представить сложно, — с готовностью согласился он.

Марта почувствовала, что сердце ее сжимается от боли. У нее, кажется, слишком разыгралось воображение. Даже не подозревая этого, Бьерн быстро разрушил все ее мечты. К счастью, он поднялся и взял пустую миску из-под риса, так что он не заметил слез, выступивших у нее на глазах.

Инстинктивно защищаясь, она приняла обычную маску безразличия.

— Брак — это сплошное надувательство, — ответила она с циничным презрением. — Это всего лишь форма узаконенной проституции!

Он бросил на нее веселый взгляд, вернувшись за остальными тарелками.

— И, конечно, ты никогда не выйдешь замуж?

— Никогда! — Она легко поднялась со стула. — Помочь тебе вымыть посуду?

— К счастью, мы можем предоставить это идиотское занятие посудомоечной машине, — сообщил он. В его глазах все еще светилась загадочная улыбка.

— А-а, хорошо. — Он что — смеялся над ней, что ли? Или издевался? Он был слишком близок к тому, чтобы понять правду. Чтобы хоть немного успокоить нервы, она отвернулась к окну и стала разглядывать цветочные горшки на подоконнике.

— Ты чудесно выглядишь, — прошептала она своей любимице бегонии с цветами изысканно-розового оттенка. — Тебе здесь нравится? Солнышка хватает?

— Ты часто разговариваешь со своими цветами?

Она отпрянула, почувствовав, что он стоит прямо за ее спиной.

— К…конечно, — выдавила она неуверенным голосом. — Это помогает им расти.

— Да что ты говоришь? — Глаза его смеялись. Он просто дразнил ее.

— Между прочим, по этому поводу проводились специальные исследования, — с важностью в голосе сообщила она. — В Африке даже были найдены деревья, разговаривающие друг с другом. И есть особый сорт акаций, которые могут предупреждать друг друга об опасности, эти растения посылают по воздуху химический сигнал. А еще они выделяют дополнительное количество танина, чтобы антилопы не поедали их листья и кору.

— Ну все, сдаюсь! — Он смеялся в открытую. — Это говорит только о том, что наш мир — довольно интересное место.

Марта смотрела на него, чувствуя, как затягивает ее странная власть этих серых глаз. Но она боролась со своими эмоциями, не позволяя ему сломить свою волю.

— Каждый день узнаешь что-то новое, — заметила она беспечно и отвернулась от него к окну.

— По крайней мере то, что ты делаешь, идет цветам на пользу, — заметил Бьерн с легким нажимом в голосе. Если бы она не была готова к этому, то никогда не уловила бы его напряженности.

— Один из моих многочисленных талантов, — легко ответила она. — Они придают этой комнате живописность, — прибавила она, окидывая комнату небрежным взглядом, как будто ей все безразлично.

— Да, придают. — Он подошел к ней совсем близко. — Так же, как и ты… — Голос его стал низким и хриплым. Как бы в полусне, он прикоснулся к ее волосам. — У тебя волосы теплые… и мягкие, как шелк, — пробормотал он, накручивая одну прядку на палец.

Теплая волна прокатилась по ее телу. Но она вовсе не собиралась показывать ему свою слабость. Был только один способ оттолкнуть его. Нарочито провокационным движением она повернулась и прислонилась к окну, выгибаясь так, чтобы подчеркнуть каждую линию своего тоненького тела.

— Ты хочешь переспать со мной? — с вызовом бросила она.

На какое-то мгновение он отпрянул, но затем рассмеялся с издевкой над самим собой.

— Да, хочу, — почти прорычал он. — Теперь ты можешь успокоиться? Ты самоутверждаешься, потому что твой отец обделял тебя лаской и вниманием? Тебе нравится знать, что почти каждый мужчина готов броситься к твоим ногам? Тебе от этого легче?

— Не думай, что ты великий психоаналитик! — Она почти кричала от ярости, разозленная его слишком близкими к истине словами. — Я это я! Мне не нужен ни мой отец, ни тем более ты!

— Что тебе нужно, так это хороший урок. — Серые глаза сверкали от гнева. — Черт побери, ты можешь кого угодно довести до белого каления!

Испугавшись, она пыталась отступить, но он грубо схватил ее за плечи и почти отшвырнул к стене. Она с ужасом поняла, что зашла слишком далеко. Марта попыталась закричать, но было поздно. Его рот обхватил ее губы, с силой размыкая их, его язык проникал в самые глубины ее рта.

Она вырывалась, но Бьерн был слишком силен. Пальцы его запутались в ее волосах, он с силой откидывал ей голову. Он давил на нее всем телом, и она почувствовала всю силу его возбуждения, еще более возрастающую от злости.

Она не ожидала такого поворота событий. Он должен был бы с отвращением отпрянуть от нее, но он никогда не поступал так, как она думала. Ему было безразлично, что он причиняет ей боль. Господи, неужели он собирается отнести ее в спальню и силой взять то, что, как он думал, она ему предлагала?

Она почувствовала, как он рвет на ней рубашку — этот жест должен был унизить ее. В этот раз на ней был надет бюстгальтер, но это была лишь тонкая полоска кружев, и он сорвал ее резким движением. Руки его прикоснулись к ее обнаженным грудям, мучая их жестокими ласками.

Она не могла сдержать ответную реакцию — в ее крови разгорелся огонь. Она почувствовала, как ноют груди под его руками, как напряглись и отвердели соски. Колени ее подгибались, и ей пришлось уцепиться за него, чтобы не упасть. Тело ее готово было сдаться.

Он отпустил ее так внезапно, что она упала на колени.

— Сучка, — прохрипел он с яростью. — Ты этого хотела, да? Заставить меня опуститься до твоего уровня? Ты — дешевка, и тебе надо испачкать все, к чему ты прикасаешься. — Он тяжело дышал, делая видимые усилия, чтобы вернуть себе самообладание. — Можешь не убегать, — процедил он сквозь зубы. — Клянусь, что такого больше не повторится. Ты можешь быть уверена, что больше твои грязные уловки не пройдут. — Он провел рукой по губам, как будто хотел стереть с них следы поцелуев. — Я ухожу.

Она вздрогнула от звука хлопнувшей двери — казалось, что все здание задрожало. Марту трясло. Она попыталась сесть, прислоняясь к стене, и стала застегивать блузку. Половина пуговиц отлетела и рассыпалась по полу. Стоя на коленях, девушка стала собирать их с пола.

Глава 7

Марта чувствовала себя очень неловко, выходя из спальни на следующее утро. Она боялась того, что ей придется увидеть. Но когда она наконец решилась, то застала Бьерна пьющим на кухне кофе. Он приветствовал ее холодной улыбкой.

— Доброе утро.

— Good morning, — осторожно ответила она по-английски.

— У меня сегодня несколько деловых встреч, так что домой я вернусь поздно. Чувствуй себя как дома. Если ты решишь поработать над фреской, то обращайся за помощью к Ингрид.

— Спасибо.

По его словам нельзя было понять, извиняется он за вчерашнюю сцену или нет, но по интонации было ясно, что он старается восстановить мир. Она послала ему полуулыбку.

— А ты действительно хочешь, чтобы я расписала стену?

— Конечно! — Он даже удивился. — Почему ты спросила?

— Ну… — Она пожала хрупкими плечами. — Просто… Я не думала, что мои работы подходят тебе по стилю, — застенчиво объяснила она. — Я обычно использую яркие краски и пачкаю все вокруг.

— Звучит впечатляюще, — сказал он. Серые глаза искрились смехом, причину которого девушка понять не могла. — Может быть, я попрошу тебя расписать все стены в офисе. Бежевый цвет начинает мне надоедать.

— Отлично! — Она немного неуверенно рассмеялась. — Ладно, тогда я сегодня начну поиски сюжета и постараюсь через несколько дней показать тебе первые наброски.

— Прекрасно. — Он допил свой кофе и взглянул на часы. — Мне пора идти. Увидимся вечером.

Она кивнула:

— Пока.

— Пока.

Марта не слишком долго размышляла, какой период в истории Стокгольма взять за, основу. Конечно же средние века. Она побывала в замечательном музее, расположенном в центре старого города, и сразу нашла сюжет. Остаток дня она бродила по набережным, гуляла по узким улочкам, фотографировала, позабыв про туристов, снующих вокруг.

Прислонившись к решетке одного из мостов над заливом, грызя сладкий леденец, купленный у уличного торговца, она позволила своему воображению унести ее во времена средневековья. Казалось, она отчетливо видела корабли, заходящие в гавань, бородатых викингов, возвращающихся из далеких походов, их ладьи со щитами по бортам, груженные добычей, купцов, поджидающих товары на берегу. Она как будто перенеслась в другой мир.

Она настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила толстого коротышку, уставившегося на нее. Он подошел ближе:

— Мисс Кристенсен, не так ли? Здравствуйте, вас ведь зовут Марта?

— Д… да, — ответила она, слегка отодвигаясь. Он приветливо улыбался.

— Питер ван Дерек, — напомнил он, протягивая руку. — Имел удовольствие познакомиться с вами на приеме, устроенном для благотворительного комитета графини Демонжо в прошлую субботу.

— Ах да, конечно.

Манеры его были безупречны, но что-то в нем ее настораживало. Она вежливо пожала протянутую руку, со стыдом вспоминая свою ужасную выходку на этом приеме.

— Как поживаете?

— Вы изучаете Стокгольм? — заботливо поинтересовался он. — Я мог бы проводить вас, если вы не против.

— Ну, может быть, — пробормотала она неуверенно. Она действительно собиралась идти домой, но предпочла бы прогуляться в одиночестве, а не в обществе этого типа. Но было бы невежливо отказать ему, и она зашагала рядом, стараясь не подходить к нему слишком близко.

Он также не делал попыток приблизиться, и она почувствовала себя свободнее. По дороге он мило болтал, и когда они подошли к зданию фирмы Самуэльсона, Марта почти была готова признать, что отнеслась к нему несправедливо.

Бьерн поднялся наверх в жилые апартаменты только после девяти, но он принес с собой какие-то бумаги, и Марта никак не могла понять, было ли это обычным явлением или только потому, что она жила у него. Она принесла ему чашку кофе, но сидела очень тихо, делая свои наброски.

Следующие несколько дней она продолжала свои поиски, посещая библиотеки и выставки, чтобы узнать, в какой одежде ходили люди в то время, чем обычно занимались. Она брала с собой альбом для набросков, чтобы успеть запечатлеть на бумаге увиденное: как коньки крыш отражаются на сверкающей поверхности воды, как высокие деревья раскидывают свои ветви над заливами. На глаза ей попалась рыжая в белых пятнах собачонка, она принюхивалась к ступенькам, спускающимся в воду, и Марта решила, что обязательно нарисует эту сценку.

Основными цветами ее фрески будут голубой и коричневый — цвета воды и зданий, но она добавит яркие краски в одежду людей, она нарисует, как разгружают баржи и вносят товары в крохотные магазинчики и склады, выходящие прямо к воде, как поднимают яркие флаги на кораблях.

Бьерн каждый вечер работал допоздна.

Между ними еще чувствовалось некоторое напряжение, особенно, когда случайно они приближались друг к другу слишком близко, но постепенно Марта стала позволять себе расслабиться.

Ему нравились ее наброски. Ингрид показала ей стену, которую надо будет расписать — это была основная стена в главном холле здания. Если Ингрид, а также другие сотрудники и были удивлены этим желанием резко изменить спокойно-элегантную атмосферу помещения, то вида они не показывали. Кресла были убраны, чтобы освободить ей место для работы, она отгородилась ширмами от остальной части вестибюля, ей предоставили кисти, ведра с красками, установили леса и принесли несколько стремянок.

Сначала надо было загрунтовать стену в белый цвет. Сделав это, она углем нанесла основные контуры будущей фрески, пользуясь своими набросками и фотографиями, придумывая что-то новое. Все детали были оставлены на потом. Она выбрала достаточно интересный ракурс, зритель как бы с моста смотрел на канал и прилегающие к нему улицы. Она нарисовала несколько забавных сценок — надутый купец в ярком камзоле, спешащий на склад и спотыкающийся о маленькую собачку; толстая женщина, прислонившаяся к своей тележке, чтобы посплетничать с приятельницей, и не обращающая внимания на малыша, дергающего ее за юбку, чтобы сказать, что тележка наклонилась слишком сильно и апельсины посыпались в канал…

— Ага, вот это и есть та самая знаменитая фреска!

Это опять был толстяк — Питер ван Дерек. Марта выдавила из себя улыбку, хотя с большим трудом заставила вести себя дружелюбно — что-то в нем ее сильно настораживало. Может быть, его глаза.

— Да, — выговорила она. — Простите. Я… не люблю, когда кто-нибудь наблюдает, как я работаю. У меня просто руки опускаются.

Он коротко засмеялся.

— Ну что же, подождем, пока вы закончите, хорошо? — произнес он все понимающим голосом. — Не обращайте на меня внимания. — Он уходил, подняв руки в жесте извинения. — Я не буду подглядывать.

Марта вздохнула с облегчением.

— Спасибо, — вежливо ответила она. Она старалась быть с ним полюбезнее, все-таки он был приятелем Бьерна и они были связаны многими контрактами — Ван Дерек поставлял промышленные алмазы, используемые при производстве станков и механизмов. Но он ей не нравился.

Она могла работать над фреской всего несколько часов в день — необходимо было дождаться, пока высохнет краска. Кроме того, она не могла заниматься весь день одним и тем же делом — ей становилось скучно. Она проводила время с друзьями, пила кофе в небольших забегаловках. Бьерн говорил ей, чтобы она чувствовала себя как дома, и ясно дал понять, что не имеет ничего против, если к ней будут приходить знакомые, поэтому Марта с чистой совестью попросила Клару попозировать ей — мягкий рассеянный свет в гостиной прекрасно подходил для рисования.

— Тогда я сказала ему пару слов, — посвящала ее в свою интимную жизнь Клара. — Так представляешь, он весь вечер трепался с этой Элен — ну, ты знаешь ее, она в кафе работает. Он просто игнорировал меня…

Марта насмешливо улыбнулась. Она сочувствовала запутанной личной жизни подруги, но иногда не могла удержаться от мысли, что та сама виновата в своих любовных трагедиях.

— Он только вчера сказал мне, что любит тебя, — заметила Марта успокаивающе. — Мне кажется, что он боится оказаться слишком связанным. Клара, тебе действительно не холодно? Я могу включить отопление.

— Спасибо, все о'кей. Здесь значительно теплее, чем в тех сараях, где мне приходилось позировать. — Клара обнаженная полулежала в одном из великолепных кожаных кресел Бьерна. Она завертела головой, осматриваясь. — Чудесная квартира, — выдохнула она. — Мужика надо брать.

— Сиди спокойно, — сказала Марта, пытаясь перевести разговор на другую тему. — Не мотай головой.

— Извини. Ну все-таки, расскажи, — продолжала она настойчиво, — какой он из себя? Он симпатичный?

— Да… ничего. — Марта не смогла скрыть легкой улыбки, но сосредоточила все свое внимание, чтобы передать на бумаге нежную линию обнаженного плеча подруги.

Клара понимающе рассмеялась.

— Да ладно тебе, — поддразнила она. — Элен мне все про него рассказала.

— Тогда зачем ты меня спрашиваешь? — парировала Марта, упираясь ногами в кресло так, чтобы альбом для набросков закрыл ее пылающие щеки.

— Так, значит, он действительно красивый, — с торжеством заявила Клара. — А он хорошо к тебе относится?

— Хорошо? Ну да. — Искушение поговорить на тему, которая ее больше всего волновала, было слишком велико. — Конечно, иногда он злится. Это было тогда, когда я залезла ногами на стол при всех его друзьях. Но в критические моменты он может быть очень добрым. — Она мечтательно покачала головой. — Когда я напилась и мне было очень плохо, он ухаживал за мной и ни слова потом не сказал.

— За такого мужчину надо держаться руками и ногами! — провозгласила Клара. — А как он в постели? — лукаво прибавила она.

Щеки Марты запылали еще сильнее.

— Я не знаю, — нетвердым голосом выговорила она. — Я не…

— Ты с ним не спала? — Голос Клары звучал удивленно и сочувствующе. — А почему?

— Я… хотела подождать. Пока я не буду уверена, как он ко мне относится.

— Но ты ему нравишься, — не соглашалась Клара. — Иначе он не стал бы платить за тебя залог.

— Знаю. Я думаю, что действительно нравлюсь ему. Но…

Они обе испуганно переглянулись, услышав звук открываемой двери. Марта вскрикнула, узнав Питера ван Дерека. На лице его заиграла похотливая улыбка. Клара поднялась с кресла в своей великолепной наготе и посмотрела на него с холодным достоинством.

Он поперхнулся.

— Э-э-э, я… Добрый день. Я не ожидал… Бьерн стоял у него за спиной и взирал на все происходящее холодными серыми глазами.

— Прошу вас извинить наше вторжение, — сказал он подчеркнуто вежливо. — Я не думал, что ты работаешь, Марта. Мы пойдем вниз.

— Не обращайте на меня внимания. — Клара взяла свою одежду. — Я сейчас оденусь.

— Я… уже закончила, — выдавила Марта.

— Спасибо. — Если бы Марта хорошенько не узнала его, то решила бы, что он сердится. Но она видела, что он покусывает губы, чтобы не рассмеяться.

— Питер, давайте посмотрим все бумаги за письменным столом. — Он повел невысокого толстяка к своему столу, бросив Марте взгляд, подтвердивший все ее подозрения. Он не сердился — он смеялся.

Продавец алмазов следил сальными глазками за Кларой. Он так настойчиво оборачивался, что споткнулся о кофейный столик. Марта подавила смех.

— Может быть, сделать вам кофе? — пред дожила она. — Если вы хотите, то я могу уйти?

— Кофе было бы неплохо, — ответил Бьерн, в голосе его слышался смех. — Питер, вы как?

— Ах да. — Он закашлялся, прочищая горло. — Это очень мило с вашей стороны. Спасибо. — Его глаза все еще не могли оторваться от места, где только что стояла Клара. Как будто он думал, что она была небесным видением, которое может вновь появиться.

Марта выскользнула в кухню и поставила кофейник на плиту. Через несколько мгновений к ней присоединилась подруга, уже полностью одетая. — Я пойду, — прошептала она. — До завтра.

— До свиданья, Клара, — спокойно ответила Марта. — Извини за это… Клара озорно рассмеялась.

— Не бери в голову, — успокоила она. — Если у него так мало развлечений, что он уставился на меня, как баран на новые ворота, то мне его жаль. Между прочим, — добавила она с лукавым взглядом, — твой мужчина потрясающе хорош. И если он не без ума от тебя, то я инопланетянка.

Марта залилась краской, но ее подруга уже вышла. Девушка сварила кофе и отнесла две чашки в комнату. Если Клара считала, что Бьерн от нее без ума, то он не показывал это ничем. Он взял чашку и сухо поблагодарил за кофе. Марта отошла в другой конец комнаты и взялась за свой альбом с набросками.

Бьерн был прекрасной натурой. Он сидел у самого окна, и свет еще резче очертил линии его скул. Марта перевернула лист бумаги и начала рисовать. Несколькими штрихами она смогла передать эти мужественные черты.

Бросив на нее быстрый взгляд, он заметил, чем она занята, ободряюще улыбнулся. Она покраснела и быстро перевернула лист. Вскоре он закончил свои дела с Ван Дереком и проводил его до дверей. Затем подошел к ее креслу.

Она заканчивала набросок Клары, легкими штрихами нанося тени. Он изучал ее рисунок со знанием дела.

— Очень хорошо, — одобрил он.

— Это для фрески, — объяснила она немного неуверенным голосом.

— Неужели? — Его глаза весело заблестели. — Тогда это безусловно привлечет внимание зрителей.

— Нет, я имела в виду… на фигуре будет одежда. Это мне нужно для того, чтобы правильно нарисовать линии тела.

— Понятно.

— Я не думала, что ты приведешь с собой гостей, — произнесла она. — Я бы не…

— Бедный Питер, — засмеялся он. — У него сразу подскочило давление.

— Ты не сердишься? — с любопытством спросила она. — Я имею ввиду… Ну, люди могут начать говорить и что они подумают?

— Они решат, что у меня здесь гарем, — сказал он с поддразнивающей улыбкой. — Честно говоря, меня не волнует, что люди подумают. И что здесь можно сказать? Питер увидел натурщицу за работой. В этом нет ничего неприличного, если только он не навыдумывал себе невесть чего.

Бьерн наклонился над ней и перевернул страницу, чтобы взглянуть на свой портрет. Марта почувствовала, как предательская краска заливает ее щеки. Она ждала, что он скажет. Поймет ли он, о чем она думала, набрасывая этот портрет.

— Неужели я действительно так выгляжу?

— Это… таким я тебя увидела в какой-то момент. Я не…

К ее неимоверному облегчению раздался резкий телефонный звонок. Бьерн поднял трубку. Она услышала, как он отвечает по-английски:

— Да-да, она здесь. Минутку, я ее позову. — Она удивленно посмотрела на него. — Это твой отец, — спокойно произнес он.

Марта вся напряглась, она не хотела подходить к телефону. Но Бьерн протягивал ей трубку, и у нее не было выбора.

— Здравствуй, папа, — выговорила она дрожащим голосом.

— Ты все-таки нашлась. И даже не позвонила мне. Я все эти дни беспокоился о тебе.

— Но все же недостаточно сильно для того, чтобы позвонить пораньше и узнать, что все в порядке, — с горечью ответила она.

— У меня хватает дел посерьезнее, чем сходить с ума от твоего несносного поведения, — последовал быстрый ответ. — В этот раз ты перешла все границы. Наркотики — ни больше, ни меньше. Почему ты сразу не связалась со мной? Что я должен был думать, когда узнал, что ты обратилась к незнакомому человеку?

— Может быть, я подумала, что у тебя есть дела поважнее, — ответила она с холодной насмешкой, которую он пропустил мимо ушей.

— Тебе очень повезло, что у тебя появился такой достойный друг, — продолжал ее отец, как всегда, слышащий только самого себя. — Я поспрашивал о нем кое-кого, и могу тебе сказать, что был очень доволен тем, что услышал. Хотя бы в чем-то у тебя обнаружился здравый смысл. В высшей степени достойный молодой человек.

Марта на секунду прикрыла глаза, надеясь, что сможет вычеркнуть эту сцену из своей памяти. К счастью, Бьерн не мог слышать слов ее отца.

— Кстати, я звоню тебе, чтобы сообщить, что мне удастся выкроить несколько дней и я приеду в Стокгольм на следующей неделе, — заявил он с чувством. Он считал, что таким образом сможет выполнить свой отцовский долг. — Конечно, я остановлюсь в отеле «Шератон». Может быть, ты пригласишь как-нибудь господина Самуэльсона на обед?

— Я спрошу его, — ответила она неохотно. Меньше всего ей хотелось, чтобы Бьерн встречался с ее отцом. Но все же… она не переставала надеяться, что в этот раз все будет по-другому, что ее предок отнесется к ней терпимее, что они будут общаться как нормальные отец и дочь.

— Я попрошу свою секретаршу позвонить тебе и сказать точную дату моего приезда, — холодно сказал он. И она представила себе, как он листает свой ежедневник. — До свиданья, Марта.

— До свиданья, папа, — тихо прошептала она. Раздался щелчок, и их разъединили.

Бьерн бросил на нее вопросительный взгляд.

— Он приедет на несколько дней, — сухо ответила она. — Он приглашает нас обоих на обед.

В его серых глазах отразилось понимание, он забрал у нее трубку и положил на место.

— Мне будет интересно с ним познакомиться.

Господин Пауль Кристенсен был невысокого роста, и годы обеспеченной жизни отразились на его талии. Но его собственное сознание своей значительности и важности делало его выше в глазах большинства людей, с которыми он встречался. И на этот раз ему предоставили лучший столик в ресторане, у окна, с видом на залив, расцвеченный в этот день яркими спинакерами яхт. Официанты предупредительно сновали мимо.

Марте даже пришлось купить платье для встречи с отцом — скромного темно-синего цвета в белый горошек. Верх был облегающим, юбка доходила до колен, на талии платье было перехвачено красивым ремнем.

Кожаная сумочка ручной работы и босоножки в тон выглядели достаточно строго. Но ее отец даже не заметил усилий, которые приложила дочь. Он был слишком занят обсуждением международной финансовой конъюнктуры с Бьерном.

— Но основным достоинством системы свободного рынка, — говорил он, размахивая вилкой для большей убедительности, — я считаю то, что она неизбежно приводит к более жесткой зависимости ценообразования от спроса и предложения.

— Возможно, — сухо ответил Бьерн. — Но так происходит только в книгах по экономике. В реальной жизни финансовые системы работают совершенно по-другому. Брокеры получают тем больше прибыли, чем быстрее продают и покупают. Все зависит от скорости работы компьютера.

— Но здесь вступают в действие механизмы регулирования, — с энтузиазмом заявил господин Кристенсен. — Государственное влияние дает положительный результат, когда все рыночные стимулы уже задействованы и оно может дать дополнительный толчок. Но если правительство действительно хочет добиться какого-то эффекта, то необходимо подписать международные соглашения о единых регулировочных структурах.

— Тогда это уже с трудом можно будет назвать свободным рынком?

— Но финансовые системы работают не так, как производственные… — Кристенсен прервал свою речь, когда официант принес кофе. — Стабильность прежде всего. Государство всегда регулирует свои финансовые институты…

— По-моему, мы уже утомили Марту, — прокомментировал Бьерн ее зевок.

— О! — Отец удивленно взглянул на нее, казалось, он совсем забыл о ее присутствии — она лично в этом не сомневалась. Он похлопал дочь по руке покровительственным жестом. Девушка стиснула зубы. — Прости, дорогая, это мужской разговор. Я бы очень хотел продолжить нашу беседу в другой раз, — добавил он, глядя на Бьерна. — Мы очень заинтересованы в мнении производителей. Если вы как-нибудь будете в Копенгагене, то мы могли бы побеседовать за ленчем.

— Это было бы интересно, — согласился Бьерн, но в голосе его прозвучали такие нотки… Впрочем, Марта была уверена, что ее отец этого не заметил — он был слишком уверен в себе и важности своего положения в деловом мире.

— И, естественно, большое вам спасибо за то, что вы спасли мою дочь от последствий ее глупого поведения. Марта, когда я подумаю, сколько я потратил на твое образование…

— Ты бы сэкономил все свои деньги, если бы оставил меня жить с мамой, — парировала она едко.

Он нетерпеливо вздохнул.

— Ты не могла сделать ничего хуже! — выпалил он. — Связаться с наркотиками! Ты, надеюсь, понимаешь, какой скандал могла поднять пресса?

— Я не имела отношения к этим наркотикам, — настойчиво сказала она, опустив голову. — Их принесли на мою яхту.

— Разве этого не достаточно? Это все твои друзья-приятели. Я предупреждал тебя много раз…

— Папа, может быть, мы не будем трясти грязным бельем при посторонних? — Она бросила на Бьерна умоляющий взгляд.

Господин Кристенсен посмотрел на Бьерна с покровительственной улыбкой.

— Господина Самуэльсона вряд ли можно причислить к посторонним, — заметил он. — После всего, что он сделал, я бы говорил о нем как о друге семьи.

Марта почувствовала, что щеки ее заливаются краской. Еще минута и отец благословит их — Кристенсен был уверен, что наконец-то появился достойный претендент на ее руку и сердце.

— Я был рад помочь, — произнес Бьерн спокойным голосом. Его слова разрядили атмосферу. — Ваша дочь, господин Кристенсен, очень талантливая художница.

— Что? Ах да, я в этом не сомневаюсь. Я всегда поддерживал это ее увлечение.

Лжец, подумала Марта, вспомнив, какие битвы ей пришлось выдержать, чтобы отец позволил ей пойти в художественный колледж, а не на курсы дизайнеров по интерьерам, куда он хотел ее направить.

— Ну, а что это за фреска, которую ты пишешь для Бьерна? — весело продолжил он. — Надеюсь, не одна из твоих сумасшедших картинок? Я абсолютно не понимаю все это современное искусство, — обратился он к Бьерну, ожидая поддержки. — И не понимаю, что в нем находят.

— Марта рисует Стокгольм времен средневековья, — ответил Бьерн, защищая ее и в то же время не вступая в спор с ее отцом.

— Неужели? И когда я смогу это увидеть? — поинтересовался тот с лучезарной улыбкой.

Марту охватило чувство паники. Она терпеть не могла показывать свои работы отцу — ему никогда ничего не нравилось.

— Работа еще не закончена, — выдавила она.

Он засмеялся.

— Ну ничего страшного!

— Я не люблю, когда мои работы видят в незавершенном состоянии, — проговорила она, жалея, что эта тема вообще была затронута.

— Но ко мне ведь это не относится? — не согласился он, начиная сердиться. — В конце концов, я же твой отец.

Дыхание ее участилось, когда она пыталась подобрать наиболее убедительный предлог для отказа.

— Я зайду завтра, — решил он. — И я обязательно посмотрю твою фреску.

Еще бы, ты ищешь любой повод, чтобы унизить меня, подумала она. Горькие слезы закипели в глазах. Мысленно она произнесла: ты так же обращался с мамой, но у нее хватило сил уйти от тебя. А так как ты мой отец, то мне никогда не удастся этого сделать.

— Ты допила кофе. Марта? — мягко спросил Бьерн. — Если ты готова, то нам пора идти. Благодарю вас за прекрасный вечер, господин Кристенсен. Надеюсь увидеть вас в ближайшее время.

— Конечно. Завтра утром, не так ли? Я улетаю отсюда в Лондон в час дня.

Мужчины встали, вежливо пожали друг другу руки. И наконец, к ее облегчению, Бьерн взял ее под руку и вывел из-за стола. Слезинка катилась по ее щеке, и Марта утерла ее рукой, не обращая внимания на размазавшуюся тушь.

— Теперь я понимаю, почему у тебя такие сложные взаимоотношения с отцом, — заметил Бьерн, когда они вышли на улицу. Воздух был прохладен и свеж.

Она бросила на него неуверенный взгляд.

— Да? — она еще пыталась защищаться.

— В самом деле. Он хочет, чтобы ты стала его копией, не обращает внимания на твой характер и склонности. Это большая ошибка.

— С чего ты вдруг решил? — Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь, пусть даже Бьерн, критиковал ее отца. — Ты его видел первый раз в жизни.

Бьерн холодно засмеялся.

— О, нет, я знал его всю жизнь. Он во многом похож на моего отца. Во мне это также вызывало протест. В результате в молодости я был абсолютно диким, и всю работу пришлось взвалить на себя моему брату.

Что-то в его голосе подсказало ей то, о чем он не говорил.

— Но ведь ты не чувствуешь себя виноватым в его смерти? — мягко спросила она.

— Конечно, чувствую. Стресс, слишком напряженная работа — вот что убило его. Если бы я помогал ему…

— Но ты и так слишком много работаешь, — вставила она. — Ты каждую ночь сидишь допоздна, когда я уже давно сплю.

Он криво улыбнулся.

— Возможно, это мой способ искупления, — подтвердил он. — Несмотря на то что уже слишком поздно что-либо исправить.

Она крепко сжала его ладонь, сочувствуя и жалея его.

Глава 8

— Что ты сделал? — Марта смотрела на отца с удивлением и растущим гневом. — Как ты мог?

Господин Кристенсен улыбнулся, увидев этот взрыв эмоций.

— Я поговорил кое с кем, отметил недостаток улик. Конечно, мне пришлось использовать свои связи — все-таки мое положение дает кое-какие преимущества. Я понимаю, что некоторых вещей Бьерн был просто не в состоянии сделать. — Кристенсен с улыбкой посмотрел на Самуэльсона, надеясь, что в скором времени тот станет его зятем.

— Я бы никогда и не попросила его, — выпалила Марта. Ей было ужасно неудобно, что Бьерн стал свидетелем ее спора с отцом. — Какое право ты имел вмешиваться? Почему ты влезаешь в мои дела?

Теперь наступил черед отца удивляться.

— Прекрати, Марта, я не верю, что ты хотела, чтобы дело дошло до суда.

— А почему бы и нет? Ты думаешь, что я давала ложные показания, что я виновна, и меня посадили бы за решетку? — яростно выкрикнула она.

Он не сразу сообразил, что ответить, но быстро нашелся:

— Конечно, нет. Я знаю, что моя дочь не могла бы и подумать о подобном — есть какие-то границы, которых даже ты не можешь перейти.

Я так и объяснил комиссару — ты очень молода, легко поддаешься влиянию…

— Спасибо, — бросила она. — Приятно слышать, что мой отец считает меня ребенком-дебилом.

— По-моему, ты не до конца осознала серьезность ситуации.

— Мне кажется, что надо признать: что сделано, то сделано, — сказал Бьерн спокойно. — Уверен, твой отец сделал то, что он считал лучшим, Марта. — Он положил руку ей на плечо, заглушая готовый вырваться протест. — Успокойся, пожалуйста.

Марта чувствовала, что ее всю трясет, но попыталась вернуть себе самообладание. Бьерн был прав — что сделано, то сделано, и, что бы она ни говорила, изменить она уже ничего не могла. Отец наверняка действительно думал, что оказывает ей услугу, хотя первой мыслью у него, вероятно, было то, что репортеры могли выставить его не в лучшем виде.

Господин Кристенсен был явно благодарен Самуэльсону за поддержку.

— Да-да, успокойся, — повторил он. — Ну что же, дорогая, — добавил он, взглянув на часы. — Мне скоро пора ехать — не хочу опоздать на самолет. Ты покажешь мне эту, э-э, картину, прежде чем я уеду?

Ей пришлось сделать глубокий вдох, прежде чем ответить.

— Она еще не закончена, — напомнила девушка, надеясь, что в последний момент он передумает.

— Я уже говорил, что это не имеет значения, — настаивал он. — Ничего страшного.

— Ну ладно, — неуверенно выговорила она. — Пошли.

Войдя в лифт, господин Кристенсен повернулся к Бьерну.

— У вас неплохо идут дела, не так ли? — заметил он. — Вы занимаетесь в основном техническим оборудованием?

Бьерн кивнул.

— Сверхточное оборудование с использованием алмазных резцов, технология алмазного напыления — это тоже входит в сферу пашей деятельности.

Господин Кристенсен закивал с умным видом.

— Да-да, у этой отрасли промышленности большое будущее. У вас многоотраслевое производство и потребители в самых разных областях, не так ли?

— Везде, где наша продукция пользуется спросом, — ответил Бьерн. — Мы занимаемся и оптикой, и двигателями, и электроникой.

— Прекрасно, прекрасно. Вы умный молодой человек. — Они доехали до первого этажа, но господин Кристенсен больше заинтересовался рабочими помещениями, чем вестибюлем и ее фреской. Девушка молчала, чуть отступив назад. Она в душе надеялась, что отец отвлечется и у него не хватит времени посмотреть ее работу.

— Может, вы хотите осмотреть помещения? — вежливо предложил Бьерн.

— С удовольствием, если это не будет выглядеть как бесцеремонное вторжение.

— Ни в коем случае, — заверил хозяин гостя. — Конечно, само производство размещается на фабриках, у нас их несколько по всей Европе. Но здесь у нас ведутся разработки новой продукции с использованием компьютерного оборудования. Конечно, есть и свой вычислительный центр.

Он вел их по рабочим помещениям, обмениваясь короткими приветствиями с персоналом.

Марта подумала, что с ним, наверное, очень легко работать. Атмосфера была легкой и непринужденной, и видно было, что все с увлечением занимаются своим делом.

Марта была уверена, что ее присутствие вызвало у многих удивление; пока она работала над росписью, ее закрывали ширмы, и лишь немногие из сотрудников смогли ее увидеть. Но было слишком поздно жалеть о том, что она присоединилась к этой импровизированной экскурсии. К тому же она боялась, что отец наговорит Бьерну много лишнего.

В каждом отделе им представлялся руководитель, хотя Бьерн, казалось, знал по имени всех своих сотрудников и то, чем они занимались. И он сам рассказывал все господину Кристенсену. Но их беседа о международном корпоративном праве, о системе европейского рынка мало интересовала ее. Гораздо занятнее было наблюдать за поведением молодых начальников, все они были в одинаковых серых костюмах, все из кожи вон лезли, стараясь произвести наиболее благоприятное впечатление на босса.

Когда они наконец вышли в холл, то вокруг них собралась небольшая толпа. Марта отступила немного назад и неожиданно столкнулась с Питером ван Дереком.

— Здрасьте-здрасьте! — Поросячьи глазки обежали ее с головы до ног. По всей видимости, он забыл, что это не она, а Клара позировала обнаженной несколько дней тому назад.

— Здравствуйте, — сухо ответила Марта.

— Что здесь происходит? — поинтересовался он. Покровительственные нотки в его голосе выводили ее из себя. — Я не знал, что Бьерн ожидал делегацию из Дании.

— Да нет, — она отрицательно покачала головой, — просто мои отец попросил показать ему офис.

— Ваш отец? — Он изумленно уставился на нее. — Вы хотите сказать — господин Кристенсен? Ну конечно! — Он заулыбался, обнажая желтоватые зубы. Ведь ваша фамилия Кристенсен, как я сразу не догадался. Прошу простить мою оплошность.

Она слегка кивнула. Видно было, что он решил, что в качестве дочери своего отца она заслуживает большего уважения, чем никому не известная художница. Она испытала к нему еще большую неприязнь.

Отец начал прощаться, и Марта уж было понадеялась, что он не вспомнит про фреску. Но вмешательство Питера ван Дерека расстроило все. Он бросился к ее отцу, напоминая об их последней встрече, похлопал его по плечу, как будто они были близкими приятелями.

— А что вы думаете о нашем новом произведении искусства, господин Кристенсен? — спросил Питер ван Дерек, указывая на закрытую ширмами стену.

— Ах, да! Я еще этого не видел, — отец огляделся, отыскивая глазами дочь. Девушка пыталась спрятаться за колонной. — У меня совсем мало времени, — напомнил ей он, как будто оказывал ей величайшую услугу.

Она тяжело вздохнула, ей не хотелось спорить с ним при людях. Она отодвинула ширмы и отошла назад. Она не смотрела на свою недоконченную работу, так как знала, что в том виде она еще не соответствовала ее замыслу.

Все молчали. Раздалось несколько смущенных покашливаний. Несколько человек — из молодых, да ранних — предпочли смыться, пока не произошло никаких неприятностей. Господин Кристенсен озадаченно смотрел на стену, раскачивая головой из стороны в сторону и пытаясь понять, что же на ней изображено.

— Это что — небо? — наконец спросил он. — Почему оно такого дикого синего цвета? Марта передернула плечами.

— Потому.

Он презрительно рассмеялся.

— Такое впечатление, что это рисовал ребенок. Я не могу понять — у тебя была прекрасная возможность показать, на что ты способна, а ты не воспользовалась ей.

— Но работа еще не закончена, — напомнила она тихо.

— Три года в художественном колледже для того, чтобы научиться так рисовать! Я с самого начала говорил, что это пустая трата денег. Тебе надо было послушаться меня и поступить на курсы дизайнеров интерьеров. Тогда у тебя была бы хоть какая-то профессия. Не представляю, что думает Бьерн, — добавил он, поворачиваясь к молодому человеку.

Трудно было сказать, что он думает — лицо его оставалось холодным и непроницаемым.

— Я вполне доволен. — Это было все, что он произнес.

Марта посмотрела на стоящих вокруг людей. Губы ее дрожали от едва сдерживаемых слез.

— Очень жаль, что вам не понравилось, — выдавила она. — Я не Пикассо и не Сикейрос. А стену можно просто закрасить. — Она оттолкнула ширму и бросилась к лифту.

Но она не заплакала — прежние горечи и обиды научили ее сдерживаться. Она вспомнила, как в детстве, когда она показывала отцу свои первые картины, он смеялся над ней. Он всегда замечал нарушенные пропорции или искаженную перспективу. У него были свои представления о живописи как о некой идеальной фотографии, и он не пытался понять других.

Такси, заказанное им, стояло на улице. Из окна Марта видела, как отец сел в машину. Его провожал самодовольный Питер ван Дерек. Она поискала глазами Бьерна. Внезапно дверь открылась и он вошел в комнату.

Она удивленно смотрела на него, недоумевая, почему он не провожает ее отца вместе со всеми остальными. В два шага он пересек комнату и заключил ее в свои объятья.

— Не смотри на меня так. Марта, и не думай, что все тебя предали, — говорил он, поцелуями осушая слезы на ее щеках. — Он твой отец, я знаю, но ты не должна принимать его слова так близко к сердцу.

— Я знала, что так оно и будет, — всхлипывала она. — Никому не понравилось. Но ведь работа еще не закончена.

— Тише, тише, — успокаивал он. — Может быть, твоему отцу и не понравилось, но зато мне очень понравилось. Это именно то, что я хотел: яркие краски, кажется, что изображение вот-вот оживет.

Она подняла голову и взглянула на него сквозь слезы.

— Ты действительно так думаешь?

— Действительно. Я сменю всю эту старую скучную мебель и куплю то, что будет соответствовать росписи. И новый ковер. Это абсолютно изменит имидж компании.

Она неуверенно рассмеялась.

— Офис Самуэльсона превратится в Луна-парк?

— Почему бы и нет? — Он тоже рассмеялся, подхватывая ее на руки и кружа по комнате. — Кому охота быть старым дедом в красных кедах?

— Так тебе, правда, понравилось? — не верила она. — Но по тебе это было не заметно.

Он опустил ее на пол и серьезно посмотрел ей в глаза.

— Я рассердился на твоего отца — он не имел права так вести себя в присутствии стольких людей.

— Поэтому я и не хотела показывать ему фреску, — пояснила она. — Особенно до тех пор, пока она не докончена. Ему никогда, никогда не нравились мои работы. Даже когда я получила премию на втором курсе, он не поздравил меня. Ой сказал что-то типа: «Чего можно ожидать от людей, выкидывающих деньги на ветер?»

— У тебя настоящий талант, — голос Бьерна звучал нежно и уверенно. — И если твой отец не понимает этого, то это его трудности. Я жду-не дождусь, когда ты завершишь работу. Ведь ты же закончишь ее, правда?

Она поднялась на цыпочки и обхватила его руками за шею.

— Если ты этого хочешь…

— Это именно то, чего я хочу. — Рот его нашел ее губы в поцелуе пронзительной нежности.

Она прижалась к нему, ее хрупкое тело таяло в его сильных руках. Когда он обнимал ее так, то казалось — в мире не существует ничего остального. Его язык проникал в самые глубины ее нежного рта, она почувствовала перемену, происшедшую в нем, растущее возбуждение больше не успокаивало, а требовало.

Кровь вскипала в ее венах, когда они наконец оторвались друг от друга, чтобы отдышаться. Он по-прежнему крепко прижимал ее к себе. Она чувствовала покалывание его щетины на щеке. В голове у нее была только одна мысль, и она приподнялась на цыпочки, чтобы прошептать ему прямо в ухо:

— Люби меня, Бьерн.

На какую-то долю секунды он напрягся, и сердце ее заныло от боли. Неужели он снова отвергнет ее?

— Прошу тебя, — просила она, подняв на него затуманенные глаза. Он молча подхватил ее на руки и понес в спальню.

Лучи солнца пробивались сквозь муслиновые занавески. Стены и пол в комнате были светло-кремового цвета. Черная металлическая кровать суперсовременного дизайна была накрыта толстым покрывалом в темно-синюю, белую и красную полоску. Интерьер спальни полностью соответствовал мужественному и жесткому характеру Бьерна. Он опустил ее на постель, и внезапно она почувствовала себя очень маленькой и беззащитной. Но она сама просила его об этом, она доверяла ему, и все же… иногда он поступал совершенно неожиданно.

Но было слишком поздно сомневаться. Он лег рядом с ней, почти накрыв ее своим телом, и его рот охватил ее губы в страстном требовательном поцелуе. Она отвечала ему, как умела, боясь только одного — что он заметит ее неопытность и отвергнет ее.

Но, Господи, как он целовал ее! Голова у нее кружилась… Она чувствовала теплую силу его крепкого тела, вдыхала пряный мужской запах его кожи. Она даже не заметила, что он расстегнул все крохотные пуговки на ее пикейной блузке, пока не почувствовала теплоту его рук на груди.

— Ты опять без лифчика, — прошептал он ей на ухо, как будто она сделала это специально для него.

Его умелые длинные пальцы ласкали и гладили ее налившиеся груди, он дотронулся до нежных розовых бутонов ее сосков, и она слегка застонала, прогибаясь ему навстречу.

Он улыбнулся ей, серые глаза, скользившие по ее обнаженным формам, поголубели.

— Они прекрасны, — прошептал он нежно. — Такие маленькие и прекрасные, а соски у тебя розовые и спелые, как две малины. Я хочу съесть их. — Он склонился над ней, в шутку клацая зубами, и она засмеялась. — М-м-м, как вкусно. Я всю тебя хочу съесть.

Он приподнял ее, зарываясь лицом ей в волосы, покрывая ее плечи и грудь быстрыми поцелуями, слегка покусывая ее — и она смеялась, откидываясь на подушки. Но он не позволил ей смеяться — его желание было слишком велико, он снова прикоснулся губами к ее соскам, проводя по ним своим влажным, чуть шершавым языком.

Она никогда прежде не испытывала таких ощущений. Она лежала на подушках и смотрела, как он наслаждается ее телом. Ее немного страшила та сила, которую она сама пробудила в нем. Был бы он более нежен, если бы знал, что для нее это все впервые? А вдруг он оттолкнет ее, если она признается в этом? Она не хотела, чтобы он останавливался, хотела отдать ему все, что могла, принадлежать ему полностью.

На нем все еще был надет строгий серый костюм. Почти не соображая, что делает, она подняла на него глаза и хрипло прошептала:

— Ты не собираешься снять галстук? Он засмеялся низким глубоким смехом и приподнялся на постели, поставив колени по обе стороны ее изящного тела. В глазах его горело торжество. Он ослабил узел галстука, и этот жест напомнил ей об их первой встрече — тогда ей показалось, что он скинет с себя всю одежду. И теперь, когда он сбросил пиджак и стал расстегивать пуговицы рубашки, она смотрела на него, как завороженная.

Ей приходилось рисовать мужские фигуры — она знала, как выглядят мужчины. Но одно дело было рисовать — ее задачей было только уловить карандашом линии и изгибы. Теперь же сердце ее учащенно забилось.

У него было прекрасное тело. Девушка могла перечислить названия всех мышц по латыни, но, увидев, как перекатываются его мускулы под загорелой кожей, она почувствовала, что во рту у нее пересохло. Он был таким сильным… Под солнечным светом темные волосы на его широкой груди отливали бронзой. Она провела по ним пальцами, ощущая тепло его тела и глухие удары сердца.

С улыбкой, не оставляющей никаких сомнений в его намерениях, он расстегнул пояс брюк. Почувствовав внезапное смущение, она закрыла глаза, заливаясь краской. Когда через какое-то мгновение он снова обнял ее, она поняла, что на нем уже ничего нет.

Он нетерпеливо стал снимать с нее оставшуюся одежду. Она не знала, как ей себя вести — помогать ему в этом или нет. Почувствовала, как он снимает ее юбку и расстегивает сандалии. Она крепко зажмурилась прежде, чем он прикоснулся к ее белым кружевным трусикам.

Но что это было за необыкновенное ощущение — лежать с ним рядом обнаженной! Она чувствовала себя очень беззащитной и женственной перед этим сильным страстным мужчиной. Его руки пробежали вдоль ее тела, и она выгнулась дугой. Пути назад не было.

Он околдовывал ее поцелуями и ласками. Казалось, он хотел попробовать на вкус каждый дюйм ее тела, она поворачивалась в его руках, подчиняясь негласным командам. Улыбнувшись, Марта зарылась головой в подушку; руки его не отпускали ее груди, горячий рот приник к затылку.

— М-м-м, может быть, мне овладеть тобой так? — хрипло шепнул он. — Сзади, как если бы ты была собачкой?

Она издала протестующий возглас и стала вырываться из его рук. Бьерн засмеялся дразнящим смехом.

— Ты никогда не пробовала так? Тогда ты не знаешь, как много потеряла. Но экзотику мы можем оставить на потом. — Он перевернул ее на спину. — Прежде я сделаю это так.

Она застонала от этой сладкой мучительной пытки, когда он снова приник к ее груди. Соски ее были тверды и горячи, и он ласкал их языком, нежно прикусывал, целовал до тех пор, пока она не почувствовала, что вся плавится в его руках.

Но она знала, что это еще не все. Руки его скользнули вдоль ее бедер, слегка раздвигая их, она задрожала, прижимаясь к нему всем телом. Ей показалось, что сердце ее останавливается, но он крепко держал ее. Прикосновения его пальцев были легки и нежны, он будил в ней неведомые прежде ощущения.

Она прерывисто дышала, чувствуя, как теплые волны пробегают по всему ее телу. Никогда не думала она, что это будет так прекрасно. Казалось, ее засасывает в волшебный омут, и она не могла сопротивляться.

Внезапно Бьерн ослабил объятья.

— Марта? — голос звучал удивленно. Она открыла глаза, испугавшись, что сделала что-то не так.

— Марта, скажи мне, — мягко спросил он, — если бы я не знал точно, то мог бы подумать, что… — Он запнулся, увидев испуг в ее глазах. — Мне кажется, что ты вовсе не так опытна, как говорила — это действительно так?

Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

— Да, — упавшим голосом прошептала она.

— Но зачем ты говорила мне все эти вещи? Марта, скажи мне, — он сжимал ее в руках, гладил спутанные пряди волос. — Почему ты хотела, чтобы я подумал, что ты слишком доступна?

— Я… я не знаю. Наверное потому, что я боялась, что влюбляюсь в тебя.

— Господи, Марта… — Его теплые поцелуи осушали ее слезы.

— Бьерн, прошу тебя. — Она заставила себя взглянуть ему в глаза. — Люби меня, я хочу… тебя.

Он улыбнулся, нежно проводя пальцем по ее щеке.

— Марта, ты невинна?

Она только и смогла кивнуть. Слова застряли у нее в горле, но глаза отразили все. Какое-то мгновение он раздумывал, и она испугалась, что он откажет ей. Что все то прекрасное, что только началось, закончится так бессмысленно.

Он рассмеялся, как будто сдаваясь. И нежно раздвинул ее бедра.

— Ты знаешь, что теперь тебе придется выйти за меня замуж? — пробормотал он, в голосе его послышались какие-то странные нотки.

Она подняла на него удивленные глаза.

— Но… почему? — Марта ничего не могла понять.

Он улыбнулся странной улыбкой, значение которой она не уловила.

— Не думаешь же ты, что я позволю тебе уйти? — спросил он, накрывая ее своим телом. — Ты принадлежишь мне — я хочу иметь исключительные права, заверенные печатью. Я ненавидел всех мужчин, которые, как я думал, прикасались к тебе. Теперь когда я знаю, что у тебя никого не было, я хочу быть уверенным, что никто не появится.

Она ничего не соображала. Но ей казалось, что это вовсе не причина, чтобы предлагать замужество. Но как она могла отказываться, когда она любила его так отчаянно, когда брак с ним дал бы ей то счастье, о котором она и мечтать не могла?

Она обрела дар речи, заглянув в гипнотическую глубину его серых глаз.

— Да, — прошептала она. — Да, Бьерн, я выйду за тебя замуж, если ты этого хочешь.

Он удовлетворенно кивнул и одним быстрым мощным движением овладел ей.

Она вскрикнула, ее тело напряглось. Но боли не было. Он остановился, как будто давая ей время привыкнуть к незнакомым ощущениям. Потом стал медленно двигаться, вызывая неизведанное прежде наслаждение в самой глубине ее существа.

— Тебе хорошо? — спросил он, нежно поддразнивая.

— Да, да…

— И будет еще лучше, — голос его звучал низко и страстно, обещая неизведанное блаженство. — Ты больше не будешь бунтовать, девочка. Теперь, если ты будешь плохо себя вести, я смогу заставить тебя слушаться.

— Как? — невинно спросила она.

— Вот так..

Ей казалось, что бурные волны уносят ее куда-то далеко-далеко. Ритм его становился все быстрее, и она начала двигаться сама, ее нежное тело отвечало на все требования его страсти. В ней разгоралось какое-то дикое неукротимое пламя, она стонала от наслаждения. Оба они тяжело дышали, тела их покрылись бисеринками пота, она прогнулась навстречу ему, ногти ее впивались ему в спину.

Казалось, он совсем забыл о ее неопытности, но это не имело никакого значения. Пламя страсти бушевало в ней, любовь сверкала в ее сердце, как самый чистый прекрасный алмаз. Она закричала, почувствовала, что летит куда-то, прижалась к нему еще крепче. Он сжимал ее в своих руках, и наконец мир взорвался вокруг них и рассыпался на множество осколков. И была тишина, и свет, и ветер запутался в белых муслиновых шторах.

Глава 9

Бриллиант на пальце Марты был огромный. Она покачала рукой, пытаясь поймать солнечные лучи, завороженная огнем, загоревшимся в самой сердцевине камня. Бьерн, сидевший за рулем большого мерседеса, мягко усмехнулся.

— Нравится?

— Он прекрасен! — Она счастливо улыбнулась в ответ. — Я не могу поверить, что не сплю.

— Ты не спишь, — заверил он с улыбкой. — По-моему, моя мать удивилась еще больше, чем твой отец.

— Ох, он-то решил, что это прекрасная мысль — ты как раз тот мужчина, за которого он всю жизнь мечтал выдать меня замуж, — поддразнила она. — Хоть раз в жизни я должна была сделать то, что он хотел.

Перед ними расстилалась широкая, прямая дорога, и Бьерн снял руку с руля, чтобы пожать ее пальцы.

— Надеюсь, что вы найдете взаимопонимание, — сказал он. — Очень грустно, что отец и дочь так далеки друг от друга.

— Да, — выражение ее лица изменилось. — Надеюсь, что твоя мать одобрит твой выбор, — прибавила она нервно. — А вдруг она решит, что тебя надули?

Серые глаза заискрились смехом.

— Она слишком хорошо меня знает, чтобы подумать такое. Конечно, ей потребуется какое-то время, чтобы свыкнуться с моим новым семейным положением, но я уверен, что ты ей очень понравишься.

— Я тоже надеюсь. — Она посмотрела в окно на расстилавшийся ландшафт. По обе стороны дороги до линии горизонта расстилались поля. Изредка мелькали домики с островерхими крышами, небольшие рощицы, белые деревянные мостки пролегали через рвы, делившие поля на аккуратные прямоугольники.

Они ехали навестить маму Бьерна. После смерти его отца она поселилась в деревне неподалеку от Стокгольма, где прошли ее детство и юность. Сын позвонил ей, чтобы сообщить о своем обручении, и она пригласила их на воскресный обед.

Наверняка это было для нее большой неожиданностью, подумала Марта. Она никогда не слышала о датчанке, с которой встречается ее сын, и вдруг он заявляет о помолвке! Что она могла подумать? И одобрит ли она его выбор?

На Марте было то самое синее платье в горошек, которое она надевала на встречу с отцом. Она подобрала свои непослушные кудри и перевязала их шелковым бантом в тон платья. В конце концов, этот цвет шел ей, подчеркивая синеву глаз.

Действительно, сложно было поверить в то, что случилось, что она была обручена с Бьерном. Может быть, все произошло слишком быстро — прошло всего три дня, как он сделал ей предложение. Наверное, ей нужно время привыкнуть к этой мысли.

Но почему все-таки он сделал ей предложение? Даже теперь она думала над этим. Вряд ли потому, что чувствовал ответственность перед ней после того, как лишил ее невинности. Он не был настолько старомоден. И все же… он так и не сказал, что любит ее. А она была настолько счастлива от мысли, что выходит за него замуж, что не обратила никакого внимания на эту неувязочку. Но может ли она не обращать на это внимание и дальше?

Она украдкой посмотрела, скрывая взгляд под ресницами. Он был настолько поглощен дорогой, что, казалось, даже забыл о ее присутствии. Эти три дня он вел себя, как обычно. Если она ждала, что он забросит все дела и полностью посвятит свое время ей, то она сильно заблуждалась.

Конечно, когда он был с ней, это было чудесно. Они занимались любовью так, как будто все для них впервые — впрочем, для нее это действительно было впервые. Но для него… Не было никаких сомнений, что у него был большой опыт по этой части. Сколько женщин было в его жизни? Кроме этой рыжеволосой, как ее… Изабель.

Она нахмурила брови, вспомнив о красавице француженке. Что-то было не так. Она была достаточно разумна, чтобы признать — хотя она и была хорошенькой, но у нее не было того шика и элегантности, что, должно быть, так нравились Бьерну.

Почему же он решил жениться на ней, а не на Изабель? Верно, он был не слишком расстроен, когда их отношения прекратились. Что же он тогда сказал? Что это были не те отношения, о каких она думала. И что он имел в виду?

Эти мысли вертелись у нее в голове, когда они съехали с автострады и свернули на узкую двухполосную проселочную дорогу. Вдоль дороги пробегала речушка, а впереди, полускрытые густой листвой, виднелись черепичные крыши небольшой деревеньки.

Но Бьерн свернул раньше, переехал речку по узкому мостику и поехал по узкой дорожке, идущей вдоль другого ее берега. Через несколько минут они приблизились к низкой каменной ограде. Марта увидела большой дом из светло-розового кирпича с черепичной крышей. Сквозь ажурные железные ворота был виден аккуратный садик с цветущими розами.

— Приехали. — Бьерн поставил машину на выложенную гравием площадку, обошел вокруг и открыл ей дверь. Он всегда вел себя безукоризненно галантно. Она вылезла из машины и с интересом оглядела дом.

Вблизи он показался ей более старым. Несколько пристроек в том же стиле, что и основное здание, но сделанных, видимо, позднее, образовывали эффектные выступы на линии крыши. Окна двух нижних этажей были оригинальной формы с резными деревянными ставнями. Застекленные половинки были широко открыты по случаю хорошей погоды. Входная дубовая дверь смотрелась очень внушительно.

Когда они поднялись по ступенькам, дверь вдруг широко распахнулась, и навстречу им поспешила маленькая женщина средних лет с пушистыми рыжеватыми волосами. Она приветствовала их улыбкой и таким быстрым потоком шведских слов, что Марта не совсем уловила их смысл.

Бьерн ответил ей по-английски:

— Спасибо, Анна, у меня все в порядке. А это Марта. Марта, это моя тетя Анни. Она живет вместе с мамой и присматривает за ней.

Марта решила сначала, что это и была его мать, но поняла, что женщина слишком молода.

— Доброе утро, — вежливо поздоровалась она.

Анни тоже разглядывала ее с удивлением. Марта догадалась, что женщина тоже думает, что невеста слишком молода. Но улыбка ее была теплой.

— Приятно познакомиться. Входите же. Госпожа Самуэльсон в саду — идите вперед, а я принесу вам кофе.

— Спасибо, Анни.

Внутри дом был элегантно обставлен. Старинная шведская мебель выглядела чуточку тяжеловатой, но прекрасно подходила к большим, квадратным комнатам, обитым деревянными панелями. Марта сразу обратила внимание на висевшую над камином большую картину, изображавшую старый Стокгольм.

В сад вели широко открытые французские окна. Ступеньки каменной террасы спускались вниз, на стриженую лужайку, окруженную великолепными клумбами. В тени цветущего дерева стояли деревянные стулья, на одном из них сидела пожилая женщина с книгой в руках.

Она была пожилой, но не старой. Было видно, что она подбирает одежду по удобству, а не по моде, но костюм ее выглядел элегантно. Она подняла голову, услышав их шаги, и Марта была уверена, что брови ее слегка нахмурились.

Но сына она приветствовала с нескрываемой теплотой.

— Ну наконец-то, дорогой мой! — Она протянула ему обе руки, и Бьерн пожал их, наклоняясь и целуя мать в щеку.

— Мама, позволь представить тебе мою невесту, — сказал он, выдвигая Марту вперед.

— Ах, да. — Марта почувствовала, что ее внимательно разглядывают. У девушки было не совсем приятное ощущение, что она не очень понравилась пожилой женщине. — Добрый день, дорогая. — Слова звучали чуточку напряженно. — Рада видеть вас.

— Очень приятно, — ответила Марта со смущенной улыбкой.

— Присаживайтесь.

Марта пробормотала слова благодарности и присела на самый краешек стула, сложив руки на коленях. Эта сцена прошла напряженно и формально, и госпожа Самуэльсон тоже, казалось, вздохнула с облегчением, когда появилась Анни с кофейным подносом.

— Анни, чудесно! Бьерн, подвинь, пожалуйста, столик, чтобы Анни могла поставить поднос.

Воцарившаяся суматоха немного ослабила напряжение. Марта взяла протянутую ей Анни чашку и квадратное темное пирожное, радуясь, что наконец чем-то заняла руки.

Когда все расселись, госпожа Самуэльсор повернулась к ней, начиная разговор.

— Мой сын сказал, что вы художница, — произнесла она с вежливым интересом.

— Да. — Ответ ее прозвучал несколько неуверенно, она понимала, что ее занятие вряд ли нравится ее будущей свекрови.

— Надеюсь, что я увижу вашу фреску, когда вы закончите работу. Из объяснений Бьерна я с трудом смогла ее себе представить. Но я не очень хорошо разбираюсь в современном искусстве.

— Это не абстрактная живопись, — быстро ответила Марта. — Просто… я использую яркие краски.

— Понимаю.

Повисла неловкая пауза. Гостья сделала глоток кофе и нервно откусила кусочек пирожного. Обычно ей легко удавалось поддерживать светские беседы, и она надеялась, что этот дар не покинул ее навсегда.

— Я… Очень вкусный пирог, — попыталась она возобновить беседу. — Вы сами его пекли?

— Нет, дорогая, я покупаю его у булочника в деревне, — сказала Анни с доброй улыбкой. Видимо, она понимала, как тяжело приходится Марте. — Он сам печет эти пироги. Мы покупаем их много лет. Он очень хороший пекарь.

— Да, — согласилась Марта, благодарно улыбнувшись.

Снова повисло молчание. Мать Бьерна спросила:

— Может быть, вы хотите осмотреть сад, моя дорогая? Бьерн покажет вам его.

— Спасибо, с удовольствием. — Марта была рада любому предлогу избавиться от напряжения.

— Обед будет готов через полчаса, а вы пока можете прогуляться. — Судя по ее улыбке, пожилая дама также была рада возможности остаться вдвоем с Анни.

Сад был великолепен. Заросшая тропинка вилась между клумбами и под деревьями и выходила на самый берег речушки. Тростник перешептывался с теплым ветерком. Яркие бабочки кружились над лиловыми цветами буддлеи, зеленушка пела свою веселую песенку, расположившись на ветвях ивы. Ветви дерева нависали над медленными водами речки.

— Какая красота! — восхищенно воскликнула Марта.

Бьерн улыбнулся.

— Рад, что тебе здесь нравится. Я частенько наведываюсь сюда на уик-энд, сбегаю из шумного города.

— Понимаю, — кивнула Марта и подумала: он, конечно, считает, что она будет приезжать сюда вместе с ним. — Но твоя мама… Мне кажется, что я ей не слишком понравилась, — выдавила она, наблюдая за семейством куропаток в тростниковых зарослях.

— Я говорил тебе, ей необходимо время, чтобы привыкнуть к тебе, — спокойно ответил он. — Все-таки ей под семьдесят, и за последние несколько лет она не встречалась с новыми людьми.

— Понимаю, — опять согласилась Марта, а про себя подумала: а может быть, она ожидала, что сын ее женится на ком-нибудь другом. На женщине постарше, с опытом.

Бьерн пальцами приподнял ее подбородок, заглядывая в лицо.

— Ты дашь ей время? — серьезно спросил он. — Уверен, что ты ей очень понравишься, как только она немного узнает тебя.

Марта робко улыбнулась — ничего не имело значения, когда он вот так смотрел на нее.

— Конечно, я дам ей время, — прошептала она. — Я очень хочу ей понравиться.

— Вот и хорошо. — Его губы слегка прикоснулись к ее губам. Рот ее приоткрылся, как бы ожидая поцелуев. Он обнял ее, и долго-долго они простояли в объятьях друг друга.

Наконец Бьерн оторвался от нее и взглянул на часы.

— По-моему, нам пора идти. Обед вот-вот будет готов.

Марте пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы унять бешено бьющееся сердце. Как он может оставаться таким спокойным, подумала она с обидой, когда даже такой быстрый поцелуй разжигал в ее крови неукротимое пламя.

По дороге к дому он держал ее за руку. Женщины ушли в дом, и когда молодые люди вошли в прохладную гостиную, то толстый персидский ковер заглушил их шаги. Внезапно они услышали голос матери Бьерна.

Марта уловила имя Изабель и украдкой посмотрела на Бьерна. Он выглядел сердитым и громко кашлянул, чтобы предупредить об их присутствии. Его мать громко спросила:

— Бьерн, вы уже пришли? Обед готов. Выходя из столовой, она выглядела несколько смущенной, поняв, что ее случайно подслушали, и не зная, что Марта смогла понять.

— Как вам понравился сад, милочка? — спросила она, стараясь вести себя как можно доброжелательней.

— Очень, — промурлыкала Марта, мечтая только об одном — убежать побыстрее из этого дома. Она сделала вывод, что госпожа Самуэльсон предпочитает, чтобы ее сын женился на более подходящей ему Изабель. Да и сама Марта хотела узнать, почему он не сделал этого.

Остаток дня можно было описать одним словом — ужасный. Разговор за обедом постоянно прерывался, и все вздохнули с облегчением, когда Бьерн поднялся и сказал, что им пора ехать.

По пути в Стокгольм напряжение между ними не рассеялось. Марте хотелось спросить его про Изабель, но она не знала, как бы это получше сделать. И сидела молча, поглощенная своими мыслями и сомнениями. Время от времени она вопросительно поглядывала на Бьерна, уверенно управляющего машиной, но он тоже предпочитал помолчать.

Почему же он все-таки сделал ей предложение? Они были очень разными людьми, да и разницу в возрасте в тринадцать лет нельзя было сбрасывать со счетов. Начался ли у него разлад в отношениях с Изабель еще до появления Марты? Может быть, она была нужна ему лишь для самоутверждения? А может быть, Изабель не нравилось, что он уделяет ей мало времени, если он всегда работает так много, как в последнее время, и они ссорились по этому поводу?

Вероятно, он решил, что молоденькая девочка, влюбленная в него по уши, будет менее требовательной. Тем более, что всего один его поцелуй, всего одно его прикосновение лишают ее самообладания и силы воли. И она будет счастлива, если он будет видеться с ней хотя бы только в постели и не будет требовать большего.

Может быть, он действительно считал, что так оно и будет? Невыразимая тяжесть легла ей на сердце. Она не хотела занимать скромное место где-то на задворках его души. Она хотела разделить с ним жизнь, знать, что его волнует и тревожит, помогать ему всем, чем может. Это только говорит о том, как сильно она его любит, подумала она, ведь она же так ненавидит все разговоры о бизнесе и деньгах.

Но если она попытается влезть туда, куда он не захочет ее пускать, то она потеряет его. Он решит, что она слишком назойлива, и избавится от нее. Она будет вести себя очень осторожно, она лишь попросит его уделять ей немного больше внимания. Ведь даже ему нужно отдыхать и расслабляться. Она начнет с того, что поможет ему в этом.

Она начала с малого. В музее современного искусства открылась выставка картин Ван Гога, доставленных из Парижа. Бьерн охотно согласился сходить на нее вместе с ней. Но вскоре Марта поняла, что добиться от него согласия было мало — надо было, чтобы он выкроил время на посещение выставки.

— В среду днем — я обещаю, — клялся он, но у него «горел» контракт с итальянцами, и в последнюю минуту он не смог. — Утром в пятницу — в девять у меня совещание, но к одиннадцати я обязательно освобожусь, и остаток дня мы будем только вдвоем.

Но совещание затянулось, а потом были срочные переговоры с банком, а потом он не мог уйти, потому что ждал «жизненноважного» звонка из Японии. Марта не смогла скрыть разочарования.

— Мне очень жаль, Марта, — вздохнул он, обнимая ее за талию и притягивая к себе. — Но это важно для меня.

Она позволила себе показать, как сильно она расстроилась.

— А я для тебя не важна? — возразила она.

— Ну что ты говоришь? — Он легонько поцеловал ее в кончик носа. — Мы сходим, как только я освобожусь. Музей работает до пяти.

— Но уже полчетвертого — я не хочу пробежать по выставке «галопом по европам»и ничего не увидеть, — не соглашалась она.

— Мы сходим, как только я смогу.

В голосе его прозвучали жесткие нотки, и она закончила разговор. В конце концов они пошли на выставку в субботу. Но ожидания ее были не напрасны; Марта была потрясена знаменитыми работами мастера — яркими красками оживающего на холсте «Собора в Овре», чувствами художника, отразившимися в рисунке «Домики в Кордевилле», безысходностью и отчаянием последнего «Автопортрета».

Она стояла, крепко держа Бьерна за руку, восхищаясь гением художника, способного создать такие шедевры.

Бьерн обнял ее за плечи, прижался щекой к ее волосам, и она поняла, что он думает о том же.

Напротив Королевского дворца они сели на прогулочный катер, совершающий мини-круиз. Вечерние тени сгущались вокруг, а они медленно проплывали под ярко освещенными мостами, отражающимися в зеркале вод. Они пили легкое вино, и Бьерн показывал ей самые красивые виды города, огромные паромы с линии «Викинг», которые курсируют между Швецией и Финляндией, живописные острова.

Ее задумчивое настроение прошло, и, чтобы развеселить ее, Бьерн повел ее на прогулку по центру с его шумом, светом и весельем. Она часто проходила по этим улицам днем, но никогда вечером. И теперь она смеялась, наблюдая за туристами, стыдливо отводящими глаза от девушек, которые бросали им вызывающие взгляды.

— Все равно Стокгольм выглядит скромно, — заметила она. — Совсем не так, как в Амстердаме, где девушки предлагают себя в окнах-витринах.

Бьерн пожал плечами, бросив на нее лукавый взгляд.

— Это просто бизнес, — ответил он.

— Хм! А я встретила здесь Питера ван Дерека всего несколько дней тому назад, — добавила она, припоминая.

— Дерека? — Бьерн удивился. — Что же он мог здесь делать?

— Он просто шел мимо. — Она почувствовала себя неловко: из ее слов создавалось впечатление, что Дерек гулял по этому району совсем с другими целями, нежели она. — Я делала здесь наброски, — прибавила она. — И мы вместе возвращались домой.

— А-а… — Он замолчал, и они стали прокладывать себе дорогу в толпе, заполнившей мостовую, стараясь не споткнуться и не попасть под машины, слишком быстро несущиеся по такой узкой улице. Наконец они дошли до тихой набережной, и Марта долго смотрела на реку, деловито несущую свои воды. Легкий ветерок с Балтийского моря растрепал ее волосы. Девушка попыталась представить, что здесь было тогда, когда еще не было этих облицованных гранитом или скованных бетоном набережных и этот залив даже в ясную погоду не всякий приплывший из других земель мог отыскать среди шхер.

— Это отсюда уходили в море викинги, да? — тихо спросила она. — Наверное, это очень странное чувство — провожать корабли и знать, что они вернутся назад через год, а, может быть, и позже. А сейчас за полдня можно оказаться на другой стороне земного шара!

Бьерн рассмеялся.

— Да, мир теперь не кажется таким огромным, как раньше. И мне не надо тратить год для того, чтобы посетить заводы в Джакарте.

— Ох, нет! — Она вся передернулась при мысли, что он может оставить ее так надолго, и, обняв его за талию, крепко прижала к себе.

Он улыбнулся ей.

— Моя маленькая Марта, ты так переживаешь, что я много работаю и у меня нет времени гулять с тобой по парку. А что бы ты сделала, если бы я ушел в море, а ты стояла бы и махала мне отсюда рукой?

— Я бы не отпустила тебя, — настаивала она. — Но не потому что я хочу, чтобы ты гулял со мной по парку. Я беспокоюсь о тебе. — Она серьезно посмотрела на него. — Ты слишком много работаешь. Все твои компании достаточно крепки, и ты можешь расслабиться и передохнуть.

— Если бы все было так просто! — Он покачал головой. — В бизнесе никогда нельзя останавливаться. Ты тут же оказываешься отброшенным назад. Всегда появляются новые предложения, разработки, и ты не можешь стоять на месте, необходимо постоянное развитие.

— Это звучит так, как будто твоя жизнь посвящена ненасытному чудовищу, — возразила она.

Он криво ухмыльнулся.

— Да, в некотором смысле так оно и есть, — подтвердил он. — Я работаю целый год только для того, чтобы обеспечить себя работой еще на два. Мне от этого никуда не деться.

— Но ведь ты же можешь продать компанию.

Марта чуть не прикусила язык, но слова уже были произнесены. Она не думала об этом раньше — эта идея внезапно пришла ей в голову, и она высказала ее вслух. Она поняла, что он рассердился — тело его напряглось, он выпустил ее из кольца своих рук.

— Об этом ты даже и не думай, — жестко сказал он и повернулся. — Я не собираюсь стать бездельником, — добавил он уже на ходу.

Ей пришлось догонять его.

— Я не имела в виду бездельничать, — возразила она, — отчаянно пытаясь избежать ссоры. — Но ведь ты сможешь заняться самыми разными делами вместо того, чтобы заработаться до смерти.

Он внезапно остановился и взглянул на нее жестким и холодным взглядом.

— Никогда больше не говори мне об этом, — проскрежетал он. — Эта компания была жизнью моего отца, моего брата, а теперь это моя жизнь.

— Но ведь она унесла их жизни! — закричала она, внезапно поняв, что игра стоила свеч. — И она унесет твою жизнь, если ты не будешь осторожней.

— Тяжелая работа еще никого не убила, — твердо произнес он.

— Нет, убила, — прошептала она. — Все эти стрессы, в которые ты себя вгоняешь. Зачем? Зачем ты делаешь это? Ты не можешь вернуть своего брата. Ведь это просто глупо!

— Я не хочу обсуждать это с тобой, — бросил он и пошел вперед.

— Но почему? — Она была в отчаянии. — Ведь я твоя невеста.

— Хватит. Ты прекрасно знала, прежде чем принимать мое предложение, как много мне нужно было работать, чтобы позволить купить тебе этот бриллиант на пальчик. Так что теперь не жалуйся.

— Но я и не жалуюсь…

Но он не слушал ее. Он пошел вперед, предоставив ей либо идти за ним, либо куда глаза глядят. Вот так оно и будет, с горечью подумала девушка. Он достаточно ясно дал понять, что в его жизни есть место, куда он никогда не позволит ей сунуться. И если она хочет быть с ним, то ей придется довольствоваться теми крохами, которые он ей будет бросать.

Но она так хотела быть рядом с ним, что приняла бы любые условия. Она будет рядом, когда бы он ни пожелал, в те короткие промежутки между более важными для него занятиями. Она будет делить с ним постель, будет улыбаться ему и вызывать улыбку у него, и не требовать больше, чем он может ей дать. Хотя он даже не сказал, что любит ее.

Глава 10

— Ты действительно счастлива, Марта? Девушка засмеялась, тряхнув густыми светлыми кудрями.

— Ну конечно, Оле. Все прекрасно. Почему ты вдруг спрашиваешь?

— Ну… просто я не могу себе представить, что ты выходишь замуж… тем более за такого человека. Я имею в виду… ну… он такой…

Марта игриво хлопнула по плечу своего старого приятеля.

— Ни слова больше, — предупредила она и с шутливой угрозой стала вращать глазами. На самом деле она пыталась скрыть от него грусть в глазах. — Кроме того, внешность обманчива. На самом деле он… интересный, великодушный, с ним весело и… я просто не могу тебе объяснить.

Оле криво улыбнулся.

— Хорошо, я все понял: он — Супермен и Дед Мороз в одном лице. Что ж, мне остается только пожелать тебе счастья, дорогая. Смотри, не забывай своих старых друзей. И если тебе когда-нибудь понадобится помощь, то я всегда к твоим услугам.

— Спасибо, Оле. Ну а сейчас мне пора бежать. Сегодня я хочу попробовать испечь пирог.

— Ты? Испечь пирог? — он с удивлением уставился на нее. — Тебе не кажется, что ты слишком рьяно взялась за домашнее хозяйство? Куда делась та Марта, которая даже яйца сварить не могла?

— Я могла, — смеясь, возражала она, — и я все та же Марта. Просто… я выхожу замуж… естественно, что я изменилась.

— Хм, — во взгляде Оле появилось сомнение, — надеюсь, что этот твой Бьерн тебе подходит, вот и все.

— Можешь быть уверен — подходит. Ну пока, Оле, до скорого, — сказала она, чмокая его в щеку.

Марта села на велосипед и поехала к дому. На углу она остановилась, чтобы пропустить дребезжащий желтый трамвай. Стоял чудесный солнечный полдень. Ярко-синее небо отражалось в не менее синих, пляшущих от легкого бриза водах залива. Какие могли быть сомнения в такой день?

Кроме того, чего ей было сомневаться? Она влюблена, помолвлена и в скором времени выйдет замуж за своего возлюбленного.

Бриллиант, подаренный Бьерном, сверкал на ее пальце. И то, что у ее будущего мужа имелась еще одна страсть — работа, было не так уж и страшно. Многим женщинам приходилось сталкиваться с более серьезными проблемами.

Осторожно пробираясь в плотном потоке машин. Марта наконец подъехала к офису Самуэльсона. Впечатляющие размеры здания все еще внушали девушке некоторый страх несмотря на то, что расписанная ею стена в холле совершенно изменила вид первого этажа, да и на общий имидж компании тоже оказала влияние. Она могла видеть свою фреску через окна первого этажа. Марта прикрепила замок на раму велосипеда и прислонила его к металлическому парапету.

Она закончила роспись стены всего несколько дней назад и страшно гордилась этим. Она до сих пор удивлялась, почему Бьерн настоял, чтобы она расписала ему вестибюль — стиль ее живописи не соответствовал элегантно обставленным помещениям его офиса. Но, в конце концов, это были его трудности.

— Мисс Кристенсен, доброе утро. Позвольте, я помогу вам с покупками.

Марта резко повернулась, узнав вкрадчивый голос Питера ван Дерека. Он не понравился ей с первого взгляда, и она инстинктивно отпрянула. Но ей не хотелось показаться невежливой, и она изобразила приветливую улыбку.

— Спасибо большое, но я справлюсь сама, — сказала она, — вытаскивая пакеты из корзины и пытаясь показать, что ей вовсе не тяжело.

— Ну конечно, современная независимая девушка. Даже слишком независимая, — он улыбнулся ей как добрый старый дядюшка. — Я видел как вы стояли на углу и беседовали со своим приятелем. Симпатичный молодой человек, одобряю ваш вкус. Я хотел остановиться и предложить свою помощь. Но вы были так поглощены беседой, что я не решился прервать вас.

Марта взглянула на него с отвращением. Он умудрился описать невинную беседу с Оле, как тайное свидание любовников. Она заметила похотливый взгляд его поросячьих глазок, осматривающих ее с ног до головы. Она прекрасно понимала, какие мысли роились в его голове. Может, стоит поговорить об этом с Бьерном. Но у него хватало других забот — он не делился с ней, но она знала, что у него возникли проблемы в подписании контракта с крупными заказчиками из Таиланда.

Девушка вошла в холл. Двери лифта открылись, и она шагнула в кабину. Ее охватило какое-то странное чувство — что-то было не так. Запах духов… дорогих… французских… она такими не пользовалась. Она вспомнила рыжеволосую французскую красотку… Изабель.

Но не стоило делать поспешных выводов — Изабель не единственная женщина, пользующаяся такими духами. Но даже если она и была здесь, то наверняка по делу — Бьерн обязательно ей все объяснит. Она должна доверять ему — не стоит позволять воображению разыгрываться.

В квартире никого не было, но повсюду, даже в спальне, стоял стойкий аромат этих духов. Марта решила не зацикливаться на этом, а приступить к приготовлению пирога. Она прошла на кухню, разложила покупки, достала поваренную книгу, купленную всего несколько дней назад. И полностью сконцентрировалась на приготовлении пирога.

Марта взбивала яйца, когда дверь открылась и вошел Бьерн.

— Ой, — она смущенно рассмеялась, — ты не должен был приходить так рано. Я хотела сделать тебе сюрприз.

— Что это? — Он подошел к ней и обнял ее сзади.

— Я пеку пирог.

— И все это ради одного пирога? — Он окинул взглядом рабочий стол. Поверхность его была испачкана мукой и смородиной, повсюду валялись грязные вилки и ложки.

— Ну у меня еще не все получается, — пояснила она, — это мой первый опыт.

— А мне придется это съесть? — он изобразил на лице ужас.

— Конечно. Я собираюсь стать прекрасной женой и хозяйкой, но мне нужна практика.

Он засмеялся низким, хрипловатым смехом. Его горячее дыхание обожгло ей ухо.

— У меня есть идея получше, — прошептал он, — за пирогом мы пошлем, а ты попрактикуешься в той области, где тебе нет равных.

Его руки скользнули под ее майку, лаская маленькие упругие груди.

— Бьерн! — воскликнула она. Но как только его пальцы дотронулись до нежных бутонов ее сосков, голос Марты задрожал. Он так быстро мог возбудить ее, но мысль о духах Изабели заставили ее сопротивляться. — Я пеку пирог, — повторяла она, пытаясь оттянуть время.

Он наклонил голову и нежно лизнул ее ухо.

— Пошли в постель, — возбуждая ее. шепнул он, умело Она уткнулась головой в его плечо, чувствуя, что тает в его объятьях. Но прежде она должна узнать правду.

— Ты сегодня уже поднимался наверх? — осторожно спросила она.

— Ты имеешь в виду сюда? — в голосе его проскользнули странные нотки. — Почему я должен был сюда подниматься?

— Ну… я просто так спросила. — Она бросила на него испытующий взгляд. — Так ты был здесь?

— Я все утро просидел на скучнейшем совещании, — ответил он как можно спокойнее. Голос его стал низким от страсти. — Единственное, о чем я думал, так это о том, что приду к тебе, как только освобожусь.

Но подозрения не отпускали ее: если Изабель заходила по делу, то почему он не может сказать об этом прямо? И сейчас он намеренно уходит от этой темы. Она помотала головой, чтобы побороть растущее возбуждение.

— Не надо, Бьерн, — слабо возразила она. — Я пеку пирог.

Его серые глаза зажглись внезапной яростью.

— Тоже мне, нашла предлог. Ты ведешь себя так только потому, что я, якобы, не уделяю тебе достаточно времени. Ты слишком эгоистична — я не могу прыгать вокруг тебя все время.

— Яне…

— Да пошел к черту твой пирог! — воскликнул он и, прежде чем она разгадала его намерения, подхватил ее на руки и понес в спальню.

— Бьерн, отпусти меня, — прошипела она со злостью.

Он отпустил… бросив ее на кровать. И упал рядом, почти придавив ее весом своего тела.

— Это единственный твой талант, который действует на меня безотказно, — выговорил он, растягивая слова. Он обхватил ее запястья и задрал ей руки над головой. — А пироги печь может любой.

Он поднял ее юбку и, даже не до конца сняв с нее крохотные французские кружевные трусики, овладел ею. Это была яростная голодная страсть, как будто они не занимались любовью всю прошлую ночь. Сознание ее раздвоилось — одна часть ее существа ликовала от проявления такого безудержного желания, а другая восставала Против того, что он использовал ее для удовлетворения своей физической страсти, не думая о том, хочет она этого или нет.

От злости она возбуждалась еще больше. Это было дикое, животное совокупление. Они боролись друг с другом в яростной любовной схватке, пока наконец оба не закричали и не рухнули друг другу в объятья, тяжело и прерывисто дыша.

Бьерн быстро встал и, улыбаясь, смотрел на распластанную поперек кровати Марту.

— Не пытайся убедить меня, что ты этого не хотела? Ты возбудилась еще сильнее обычного. Она кинула на него яростный взгляд.

— И это все, ради чего я тебе нужна? На моем месте могла быть любая уличная девка!

— Не пори чушь! — приказал он. — У меня нет времени на глупые ссоры, после обеда у меня важные переговоры.

— Ну что ж, тогда тебе лучше спуститься вниз, — в голосе ее звучала горечь, — а я займусь своим пирогом.

Он холодно рассмеялся.

— Как хочешь.

С этими словами он затянул узел галстука и вышел.

Марта зло выругалась, услышав, как хлопнула входная дверь. Схватила подушку и запустила ей в стену. Он обращался с ней как… как с последней шлюхой, а не как с женщиной, которая должна была стать его женой. Но поступая так, он мог избежать всех неприятных вопросов насчет Изабель.

В душе ее вспыхнула ревность. Что за чертовщина происходит? Раньше он пытался отрицать свою связь с Изабель, но если между ними действительно ничего нет и не было, то почему же француженка пришла в такую ярость, увидев Марту в его квартире. Неужели он надеялся удержать их обеих — одну в качестве жены, а другую — любовницы? Если он добивался именно этого, то зачем он вообще тогда решил жениться на ней.

Она дала волю своим чувствам, яростно взбивая тесто. Едва она сунула пирог в духовку, как раздался звонок в дверь. Она открыла дверь и удивленно посмотрела на человека, стоящего на пороге. Это был Питер ван Дерек.

— Мне очень неудобно беспокоить вас. Но могу ли я на секунду зайти? Мне нужно взять кое-какие бумаги, а Бьерн слишком занят — у него совещание.

— Да-да, конечно, — она отступила назад, пропуская его в дверь. Войдя в комнату, он огляделся.

— Вы сегодня не рисуете?

— Нет, сегодня — нет, — ответила девушка с натянутой улыбкой. — Сегодня я занимаюсь домашним хозяйством — я пеку пирог.

— Пирог? — Его глаза загорелись. — Обожаю домашние пироги.

Она засмеялась.

— К сожалению, я только что поставила его в духовку.

— А теста у вас не осталось? Можно мне попробовать? Понимаю, что это звучит странно, но ничего не могу поделать — привычка с детства.

Она улыбнулась и пригласила его пройти на кухню. Толстыми пальцами он подобрал тесто, оставшееся на стенках миски.

— Превосходно! — одобрил он. — Бьерну очень повезло.

На лицо ее набежала тень, это не ускользнуло от его внимания.

— Что-то случилось? — сочувственно спросил он.

— Нет, — она передернула плечами, — ничего особенного.

— Вы уверены? — голос его прозвучал очень мягко, и она почувствовала, как слезы подкатывают к горлу.

— Просто… Он так много работает, — пояснила она, стараясь сказать как можно меньше. — Я так мало его вижу.

Ван Дерек понимающе закивал головой.

— Да, боюсь, что компания стоит для него на первом месте. Поэтому я был несколько удивлен… — Он оборвал себя на полуслове, и девушка вопросительно взглянула на него.

— Чему вы удивлялись?

Казалось, что он смутился и предпочел бы вовсе не отвечать на ее вопрос.

— Удивлялся тому, что Бьерн выбрал себе в жены такую молоденькую девушку, — наконец пробормотал он. — Мне казалось, что ему следовало жениться на…

— На ком-то постарше и поопытнее, — закончила она фразу. — На элегантной женщине… — Его смущение лишь подтвердило ее догадки. — На ком-то типа его любовницы француженки?

Он пытался что-то сказать, но она опередила:

— Я знаю, что она была здесь сегодня. Он удивленно уставился на нее.

— Он сказал вам об этом?

— Нет! — Значит, мелькнула у нее мысль, это действительно было правдой. Сердце Марты сжалось от боли. — Но я знаю.

Он обнял ее за плечи, успокаивая.

— Мне надо было предупредить вас об этом раньше, но я не был уверен. — Она заплакала, и он протянул ей свой носовой платок. — Мне больно видеть, что вы так расстраиваетесь. Я бы хотел помочь, но… — Он нежно погладил ее по голове.

— Я не понимаю одного — зачем он предложил мне выйти за него замуж, если он и дальше собирается встречаться с ней? — Она тяжело вздохнула. — Я ничего не понимаю.

— Боюсь, что это так, — пробормотал он, крепче прижимая ее к себе. — Видите ли, ваш отец мог бы помочь Берну в делах компании — у него такие связи и положение.

— Нет! — Но она знала, что он сказал правду. Ей показалось, что мир вокруг нее рассыпался на тысячи осколков. Какой же наивной дурой она была — наивной, доверчивой дурой! Она подозревала, что Бьерн неспроста сделал ей неожиданное предложение, но закрывала глаза на очевидные факты. А он умело воспользовался этим, опутывал ее любовной паутиной, навеянной ее собственными романтическими бреднями.

Внезапно она поняла, что объятья гостя приняли угрожающий характер. Он больше не успокаивал ее: он покрывал ее лицо быстрыми горячими поцелуями, нашептывая что-то тихим страстным голосом. Она ощутила нарастающее в нем возбуждение. Марта отпрянула, губы ее задрожали от возмущения, она с силой вырывалась из его объятий. Как же она себя вела, что он подумал, будто она захочет излить свою горечь таким способом!

Его поведение мгновенно изменилось.

— Простите меня, мисс Кристенсен, — умолял он, вцепившись ей в руки. — Я зашел слишком далеко, но прошу вас поверить, что я никогда не причинил бы вам зла. Я беспокоюсь только о вас. Если бы я хоть как-нибудь мог вам помочь… Я знаю, что сейчас не самый подходящий момент, чтобы говорить о своих чувствах, но, умоляю вас, если вам когда-нибудь нужен будет друг, вы сможете положиться на меня.

Марта смутилась от его торжественной речи.

— Я… спасибо… — с трудом произнесла она. — Все в порядке, просто…

— Понимаю, для вас это было страшным ударом, я бы все отдал, чтобы уберечь вас от такого потрясения…

Она покачала головой.

— Нет, я предпочитаю знать правду. Извините, я была бы очень признательна, если бы вы ушли сейчас. Мне необходимо побыть одной.

— Да-да, конечно, — глаза его увлажнились, когда он взглянул на нее. — Вы можете доверять мне, — произнес он дрогнувшим от переполнявших его чувств голосом. — Мое сердце принадлежит вам.

Сдержанно улыбнувшись, она отступила чуть назад, и Питер ван Дерек галантно склонился над ее рукой. Затем подошел к письменному столу Бьерна, взял какие-то документы и вышел из квартиры.

У Марты вырвался вздох облегчения. Но его слова не выходили у нее из головы. Она думала лишь о том, как сохранить последние остатки достоинства и разорвать помолвку с Бьерном как можно скорее. Но она не скажет ему, что повлияло на ее решение. Пусть он не думает, что она убегает, зализывая раны. Нет, инициатором разрыва станет она, она сделает это сама.

Вена в ноябре была самым обыкновенным, мрачным и мокрым, осенним городом — это была не та романтическая веселая Вена, о которой пишут в романах. Марта жила здесь уже три месяца — она снимала маленькую квартирку в районе, примыкающем к Венскому лесу, который в ее глазах проигрывал лесам Скандинавии. Она не нарисовала ни одной новой картины за все это время. Целыми днями под мелким моросящим дождем она гуляла по Рингу, а вечерами сидела в небольшом баре на Мариахильферш-трассе.

Поссориться с Бьерном оказалось очень просто. Она уходила из дома, а возвращалась после полуночи. На его вполне резонные вопросы, где она была, Марта отвечала нечто невразумительное. Он сердился, она ведет себя как неразумный ребенок; она заявляла, что он — зануда, и что сама идея пожениться была идиотской. Во время одной из таких сцен она сняла с руки кольцо и швырнула в него, а потом демонстративно собрала вещи и ушла.

Иногда она безумно жалела, что узнала правду — она была бы куда счастливее, если бы, ничего не ведая, вышла за него замуж. Тогда бы ее не мучило это гнетущее, безысходное одиночество — одиночество, в котором не было никаких проблесков радости и любви.

В один из дней она медленно поднималась по лестнице в свою квартиру. Над Дунаем висели низкие темные облака. Тяжелые капли с воротника куртки скатывались ей за шиворот. Было отвратительно холодно и грустно. Марта услышала звонок телефона, но не стала спешить. Вряд ли это могло быть что-то важное — друзей у нее в Вене не было, да и никто, кроме ее отца, не знал, что она в Австрии.

Но звонки не прекращались. Когда она наконец сняла трубку, то не сразу узнала мелодичный голос с легким французским акцентом.

— Мадемуазель Кристенсен? Не уверена, что вы меня помните — Это Изабель Пети. Я приятельница Бьерна Самуэльсона.

У Марты подогнулись колени — она осела на пол.

— Да, — это было все, что она смогла выдавить.

— Ваш отец сообщил мне номер телефона. Думаю, что вы должны знать — у Бьерна сердечный приступ, он в клинике.

— Что? — Ей показалось, что у нее останавливается сердце. — Но что… Как?

— Он слишком много работал, — ответила француженка с осуждением в голосе, — он всегда много работал, но с тех пор, как вы ушли… Он не слушал никого. С сердцем — это у него наследственное, и он знал, что должен избегать стрессов.

Марту трясло, но она испытывала негодование, что эта женщина как будто обвиняет ее в случившемся.

— Но почему вы звоните мне? — холодно спросила она. — Почему вы не у него в больнице, не ухаживаете за ним? Не думаете же вы, что я поверю, будто бы он просил вас позвонить мне.

— Нет, — спокойно ответила Изабель, — он ничего об этом не знает. Я советовалась с его матерью, и мы решили, что следует позвонить вам. Даже в больнице он не перестает работать, и если будет продолжать в том же духе, то убьет себя. Может быть, если вы поговорите с ним…

— С чего вы взяли, что я смогу убедить его остановиться? Ведь это вас он слушает. Не могу понять, почему вы до сих пор не поженились? Что вас останавливает? Или вы недостаточно полезны для компании Самуэльсона? Ваш папочка тоже бизнесмен большого пошиба?

После длинной паузы Изабель наконец ответила:

— Я не совсем понимаю, о чем вы говорите. Бьерн никогда не предлагал мне стать его женой. Несколько лет назад я надеялась, но… Прошло время, наши отношения давно переросли в дружбу, привычку, не более того. Между нами больше ничего нет.

— Да? У меня сложилось совсем другое впечатление, когда мы увиделись в первый раз. Вы разозлились не как подруга, когда увидели меня в его квартире.

— Это было вполне естественно. Мне было горько и обидно. Показалось, что он предал меня. Я очень жалею, что тогда мы не объяснились. Только потом, обдумав все хорошенько, я поняла, что была несправедлива.

— И тогда вы решили встречаться за моей спиной. Позвольте мне дать вам совет, Изабель: если вы встречаетесь с женатым или с почти женатым мужчиной, смените духи. Когда я вошла в квартиру, то повсюду стоял их запах.

— Да, я была там, — голос француженки стал холодным и злым. — Я договорилась с Бьерном, что зайду за своими вещами. Ингрид меня впустила — у Бьерна было важное совещание.

— Да ладно, — голос Марты задрожал и сорвался. — Не считайте меня такой наивной. Питер ван Дерек рассказал мне все.

Изабель потеряла самообладание.

— Эта грязная тварь! У него больше щупалец, чем у осьминога. Он к вам тоже их тянул?

— Нет, он… он был достаточно мил… — Марта вспомнила, как Вак Дерек не понравился ей в первый раз, его похотливый и тяжелый взгляд. Но теперь уже было все равно. — Он открыл мне глаза. Я все никак не могла взять в толк, почему это Бьерн вдруг решил жениться на мне. Но как верно сказал Ван Дерек, Бьерн решил, что мой отец сможет оказать его компании некоторую пользу.

— Если вы так думаете, то действительно недостойны его. А если вы поверили Ван Дереку, то вы еще более наивны, чем я думала. Уверена, что он сам хотел занять место Бьерна.

— Не смешите меня, — возразила Марта. — Ван Дерек?

— Вам это кажется смешным. Но у этого человека такое самомнение, что он не понимает, насколько он жалок и отвратителен. К тому же всегда найдутся девушки, готовые на все ради денег.

Марта смутилась, понимая, что в словах француженки был здравый смысл.

— Неужели вы не знали, что Бьерн был влюблен в вас и только по этой причине просил вас стать его женой? — уже более спокойно спросила Изабель.

— Я не знала этого, он никогда не говорил мне, что любит меня…

Йзабель сухо рассмеялась.

— Меня это не удивляет. Бьерн не из тех людей, кто много говорит о своих чувствах. Думаю, он решил, что предложение о замужестве говорит обо всем. Когда вы ушли… Он не рассказывал мне ничего, но я видела, как он страдает. Мы с его матерью пытались отвлечь его, убеждали, что нельзя столько работать. Но он, казалось, специально изнурял себя. Иногда он спал всего лишь по несколько часов в сутки. Он все время старался занять себя чем-нибудь. Он не слушал ничьих предупреждений. И сейчас он настаивает, чтобы его немедленно выписали из клиники, не слушает врачей. Прошу вас, мадемуазель Кристенсен, я понимаю, что у вас своя жизнь, возможно, другой мужчина, но… Если вы любили его, то сделайте что-нибудь. Даже если бы вы просто позвонили ему… Может быть, вам удастся убедить его остаться в больнице до тех пор, пока врачи не будут спокойны за его жизнь. По щекам Марты бежали слезы.

— В… ка… какой он больнице? — прошептала она.

— Я продиктую вам адрес. У вас есть ручка?

Это была очень дорогая частная клиника на окраине Стокгольма. Здание современной архитектуры утопало в густой листве деревьев. Такси остановилось прямо напротив широких стеклянных дверей. Когда Марта входила в холл, ее сердце отчаянно билось.

Серые ковры и множество деревьев в кадках действовали успокаивающе. Девушка в розовой униформе приветливо улыбнулась, когда Марта приблизилась к ней.

— Я к мистеру Самуэльсону, — пояснила гостья прерывающимся от волнения голосом.

— Вы его родственница?

— Я… невеста. Я только что прилетела, и прямо из аэропорта — сюда, — добавила она, как будто оправдываясь.

Сестра улыбнулась.

— Комната двести десять. На лифте на второй этаж, по коридору направо и через двойные двери.

Марта пошла в направлении, указанном медсестрой. Больница была больше похожа на шикарный отель, но врачи в белых халатах, спешащие куда-то с озабоченным видом, и медсестры в симпатичных серых и розовых костюмах напоминали о том, что это все-таки больница, пусть очень дорогая и хорошая.

Коридор второго этажа выходил в маленький садик, в котором поблескивал водой крохотный пруд. Если уж вы заболели, то лучше места действительно было не найти. Наконец Марта подошла к двери под номером 210 и в нерешительности остановилась.

После разговора с Йзабель она уверила себя, что Бьерн действительно любит ее. Но за время короткого перелета из Вены до Стокгольма все старые сомнения вновь ожили в ее душе. Кроме того, она вспомнила все те слова, что наговорила ему во время их последней ссоры… Но отчаянный страх за его здоровье был сильнее всех сомнений. Руки ее дрожали, когда она стучала в дверь.

Голос, произнесший «Войдите», отнюдь не звучал слабо и болезненно. Мужчина сидел в постели, он был по пояс обнажен, и его широкой загорелой груди позавидовали бы многие здоровые. Но тени под этими жесткими серыми глазами выдавали правду, да монитор, прикрепленный к его груди там, где сердце.

Естественно, такая мелочь, как сердечный приступ, не могла оторвать Бьерна от работы. На тумбочке стоял радиотелефон, а поверх одеяла были разбросаны бумаги. Она прислонилась к дверному косяку, больше всего на свете желая пересечь комнату и очутиться в его объятьях. Но суровый взгляд, которым он окинул ее, не позволил ей сдвинуться с места.

— Привет, — неуверенно выдавила она.

— Что ты здесь делаешь?

— Я… Изабель позвонила и сообщила мне о том, что произошло. Я подумала… я прилетела, чтобы увидеть, как ты себя чувствуешь.

— Значительно лучше, чем кажется моим врачам. Изабель вовсе не следовало звонить тебе. — Его голос звучал почти грубо, но он все-таки не говорил, чтобы она ушла. Она приблизилась к спинке кровати и ухватилась за нее.

— Она сказала мне, что ты слишком много работал.

Он насмешливо приподнял бровь.

— Ты думаешь, что я прекращу работать только потому, что торчу в этой больнице?

Марта огорченно вздохнула — он был чертовски упрям!

— А если бы ты умер? — спросила она с горечью. Даже произнося эти слова, она почувствовала боль. — Тогда бы им пришлось обходиться без тебя.

Он пожал плечами, всем видом показывая безразличие.

— У меня есть чувство ответственности. В прошлый раз ты ясно дала понять, что тебе хочется зевать от одного этого слова. Мне кажется, что это наше главное отличие друг от Друга.

Она покачала головой не в силах говорить и чувствуя, что вот-вот расплачется.

— Все было не так. Ты говорил, что я веду себя, как эгоистичный ребенок, потому что прошу тебя уделять мне больше времени. Но я пыталась только замедлить темп твоей жизни и дать тебе возможность передохнуть. Я боялась за тебя — боялась, что все закончится именно этим, Бьерн… — Голос ее сорвался. — Когда Изабель позвонила, я ..я ..

Она не могла больше сдерживаться. Она в два шага обошла вокруг кровати и бросилась ему на грудь. Его руки сомкнулись вокруг нее, такие же теплые и сильные, как всегда.

— Я говорила совсем не то, что думала, — всхлипывала она ему в плечо. — Ты не скучный, ты никогда мне не надоешь. Я ., я хотела причинить тебе боль. Я думала… Я думала, что ты продолжаешь встречаться с Изабель. Я почувствовала запах ее духов в квартире, а когда ты сказал, что не поднимался наверх…

— Но я действительно не поднимался, — мягко ответил он.

— Я знаю. Она объяснила мне, что произошло — что это Ингрид заходила с ней в квартиру. Но тогда я подумала, что ты… соврал мне.

— Наверное, мне следовало сразу тебе объяснить, — согласился он невесело. — Я просто боялся, что ты не поймешь. Ты была такой юной, такой непостоянной… Я виноват — я должен был больше доверять тебе. Прости меня.

— Это было только потому, что я слишком сильно любила тебя и была не уверена в том, что ты тоже меня любишь. — Голос ее звучал глухо, и Бьерн еще крепче прижал девушку к себе.

— Но как ты могла в этом сомневаться? — удивленно спросил он.

— Ведь ты никогда мне об этом не говорил, — укоризненно напомнила она. — Иногда я действительно не могла понять, почему ты решил на мне жениться. Я не думала… Я думала, что тебе должны нравиться женщины более опытные, умеющие себя вести, а не позорящие тебя в глазах всех твоих друзей и знакомых.

Он рассмеялся.

— Ты была глотком свежего воздуха в моей жизни! Мне казалось, что я уже был стариком, но тут появилась ты и перевернула все вокруг.

Она осмелилась посмотреть на него, подняв наконец ресницы. — Ты не жалеешь? — с надеждой спросила она.

— Лучшего со мной и не могло произойти. Но что же было не так, любовь моя? Почему вдруг ты решила меня бросить?

— В этом Питер ван Дерек виноват, — призналась она.

Он удивленно сдвинул брови.

— Питер ван Дерек? Какое он имеет к нам отношение?

Она сделала глубокий вздох, понимая, что ее слова прозвучат глупо — как сказала Изабель, она была слишком наивна. — Он сказал, что ты хотел жениться на мне из-за моего отца. Что будто бы ты думал, что он поможет компании, будучи твоим тестем. Это произошло в тот день, когда я ушла. Он поднялся наверх за какими-то бумагами и… Бьерн, прошу тебя, успокойся, — быстро прибавила она, почувствовав, как напряглись все его мышцы. — Тебе нельзя волноваться.

— Волноваться? — Казалось, что он сейчас выскочит из постели. — Я убью его! Что еще он наделал? — Глаза его сверкали от гнева. — Скажи мне, он не приставал к тебе?

— Нет. — Разумнее было солгать, чтобы он успокоился. — Ничего не было, честное слово. — Она бросила встревоженный взгляд на экран монитора, думая, не позвать ли ей сестру — столбики на экране побежали быстрее.

Он криво улыбнулся и откинулся на подушках, привлекая ее к себе.

— Все в порядке, не беспокойся, — заверил он. — Я не собираюсь умирать из-за этого мерзавца. Я разберусь с ним потом. — По его тону было понятно, что торговцу алмазами придется туго. Бьерн провел рукой по ее щеке. — А ты, моя маленькая дурочка, — рассмеялся он, — ты завоевала мое сердце в самый первый раз. Я старался держаться от тебя подальше, но ничего не мог поделать. И посмотри, что ты натворила, когда сбежала, — со смехом прибавил он, кивая на монитор. — Ты оставила в моем сердце такую рану, которую никто не может залечить.

— Я залечу ее, — пообещала она, глядя на него сквозь слезы. — Все, чего я когда-либо желала, — это ты. Я хотела уходить от тебя, но я чувствовала себя такой несчастной.

— Я никогда больше не сделаю тебя несчастной, — нежно пообещал он в ответ. — И ты права, мне вовсе не стоит гробить свою жизнь ради денег. В жизни есть вещи куда интереснее. Наверное, я и встретил тебя, чтобы понять эту нехитрую истину? Но к тому времени я так привык вкалывать, что просто не мог остановиться. Но теперь я буду слушать тебя, — добавил он, целуя ее в кончик носа. — С этого момента я всегда буду рядом с тобой, даже если мне придется отказаться от компании.

— Отказаться от компании? — она взглянула на него недоверчиво.

Он кивнул, глаза его были абсолютно серьезны.

— Ты была права, она превратилась в чудовище. К тому же всех денег не заработаешь, не так ли? Каролина Демонжо несколько раз предлагала мне стать президентом ее благотворительного фонда, и есть еще несколько интересных мыслей…

— Звучит так, что ты опять будешь занят с утра до вечера, — возразила Марта, нахмурившись.

Он засмеялся.

— Ну нет. Главным занятием будешь ты. И наши дети, — прибавил он с лукавой улыбкой.

— Дети? — Сердце ее забилось сильнее. — Ты уверен?

— Конечно, — он улыбнулся, — не беспокойся, почти у всех членов нашей семьи было слабое сердце, поэтому я здесь и очутился. Но это не скажется в дальнейшем. Кроме того, мы научим наших детей ценить каждый день этой жизни, а не слепо подчиняться часам и телефону.

Как раз в этот момент зазвонил телефон. Он дотянулся до него, поднял трубку и сунул ее в открытый пакет с апельсиновым соком, стоящий на тумбочке. Марта посмотрела на него с удивлением, а потом разразилась счастливым смехом, обнимая его за шею.

— Я люблю тебя, — воскликнула она.

— И я люблю тебя, — он притянул ее к себе, и смех его стал более чувственным. — Эта чертова медсестра появится через десять минут, чтобы измерить давление. У нас не так много времени, но все же… — Его рука скользнула ей под свитер.

— Бьерн! — возмутилась она. — Я не думаю, что тебе следует…

Он заглушил ее слова поцелуем.

— Именно следует, — возразил он. — Врач сказал, что мне необходимо регулярно заниматься физическими упражнениями, а секс — это самые эффективные упражнения. Мы должны выполнять все предписания врача, так что…

— Но. — Ох, этот поцелуй был таким прекрасным, руки его ласкали ее грудь, и она почувствовала, что теряет голову. — Не здесь, — выговорила она, задыхаясь. — А если войдет медсестра?

Он рассмеялся и неохотно выпустил ее.

— Ты права, но я сразу же попрошу, чтобы меня выписали.

— Нет! Это будет решать врач, — твердо сказала она. — Я не шучу, Бьерн. Ты останешься здесь до тех пор, пока доктор не разрешит тебе вернуться домой.

Он насмешливо приподнял бровь.

— Командуешь? Ты действительно думаешь, что сможешь дотерпеть?

— Да, — она выскользнула из кольца его рук, так как не совсем была в этом уверена.

— Тогда мне придется выздоравливать побыстрее. Это был не слишком серьезный приступ — предупреждение, что мне следует быть более осторожным. Я хочу жить с тобой долго-долго. Мне не хватит даже сотни лет, чтобы сказать тебе, как сильно я люблю тебя.

Она позволила ему снова обнять ее, прижала голову к его груди.

— Медицина развивается такими темпами, что — кто знает? Может, мы и проживем сто лет. Но даже если и так, ты можешь начинать прямо сейчас. Я не против повторений.