Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Братья

ModernLib.Net / Политические детективы / Бар-Зохар Михаэль / Братья - Чтение (стр. 11)
Автор: Бар-Зохар Михаэль
Жанр: Политические детективы

 

 


Алекс привык к тому, что обеды в доме Нины проходили быстро, преимущественно в молчании. Здесь же разговор не затихал ни на минуту. Появление каждого нового блюда встречалось одобрительными возгласами и аплодисментами. Сидевшие за столом гости оживленно переговаривались, шутили и смеялись, выкрикивали комплименты хозяйке, а она, в свою очередь, не оставалась в долгу, и лицо ее раскраснелось от удовольствия. То, с какой скоростью собравшиеся опустошали тарелки, доставляло ей искреннюю радость.

Праздничный ужин уже подходил к концу, когда появился еще один гость. Собравшиеся встретили его хором веселых голосов.

– Привет, Стиви! – завопил Рики, самый младший из братьев Клаудии. – Как игра?

– О’кей, – отозвался вошедший слегка усталым голосом. – Мы выиграли.

Сестра Клаудии Мария бросилась к Стиви и нежно обняла его. На ней была сильно облегающая узкая кофточка цвета красного вина.

– Клаудия! Иди же скорее! – завопил ее брат Майкл, покосившись в сторону Алекса.

Гибкий и жилистый Рики Беневенто перегнулся к Алексу через стол и объяснил:

– Стиви играет в баскетбол, он отличный нападающий.

Когда он говорил, в вырезе его рубашки прыгал на шее подвижный кадык. Алекс понял, что Стиви, приятель Клаудии, считается в семье Беневенто чем-то вроде овеянного славой героя.

Клаудия, на протяжении всего вечера сидевшая за столом рядом с Алексом, как раз вышла на кухню, чтобы помочь матери. Вернувшись в гостиную, она быстро обняла Стиви, а он поцеловал ее в щеку. Затем Клаудия повернулась к Алексу, чувствуя себя несколько неловко.

– Это мой друг, Стиви, – сказала она. – Стиви, это Алекс.

Алекс поднял взгляд на Стиви, которого уже стал считать своим соперником. Стиви был примерно того же возраста, что и Алекс, но очень высок ростом, черноволосый и черноглазый, с прямым носом и квадратным подбородком. Одет он был в майку-сетку и коричневые брюки из грубой хлопчатобумажной ткани. С плеча его свисала белая спортивная сумка. Он был красив и знал об этом.

– Хай, Алекс! – сказал Стиви и улыбнулся.

– Хай! – Алекс улыбнулся в ответ. Он уже ненавидел этого пижона.

Внезапно он почувствовал себя униженным. В этой компании он был чужим. Зачем Клаудия его пригласила? Затем, чтобы он встретился с ее ухажером? Избегая, взгляда Стиви, Алекс посмотрел на картину с изображением святого Себастьяна, висевшую над комодом. Святой, привязанный к столбу и утыканный стрелами, как подушечка для булавок, был нарисован мрачными, темными красками.

Он внезапно поднялся из-за стола, чувствуя, как горят его щеки. Мария искоса посмотрела на него и одернула свою красную блузку.

“Не красней, – сказал он себе, чувствуя, как ладони становятся липкими от пота. – Не смей краснеть!”

– К сожалению, мне пора, – сказал Алекс. – Мне пришлось оставить свою тетю одну. Большое спасибо за угощение. Поверьте, миссис Беневенто, никогда в жизни я еще так вкусно не ел.

– Алекс, погоди! – воскликнула мать Клаудии, вытирая руки посудным полотенцем. – Сейчас будет десерт!

– Алессандро! – проскрипела бабушка Беневенто.

– Мне очень жаль, – повторил Алекс, – но мне нужно идти. Прошу извинить. – Он слабо взмахнул рукой.

– До свидания всем. Рад был познакомиться. – Он перехватил взгляд Клаудии, которая с огорченным видом смотрела на него. – До свидания, Клаудия. Спасибо.

Он выбежал из дома. На улице стемнело, и прохладный ночной воздух мигом охладил его пылающие щеки. Алекс пошел было через улицу, но передумал. Он не мог идти домой. Нина, наверное, еще не спит, а вынести ее осуждающий взгляд ему было не под силу. Он решил немного пройтись и подумать, однако лицо Клаудии все время возникало перед его глазами, а в ушах звучал ее голос. Зачем она пригласила его? – спрашивал себя Алекс. Хотела ли она подразнить его или ей почему-то хотелось уязвить своего ухажера, который непременно должен был приревновать, обнаружив за праздничным столом Алекса, поедающего приготовленную мадам Беневенто нежную лазанью? “Женщины – они такие! – предупреждал его Джоуи. – Они любят использовать нас, мужчин, в своих непонятных играх”.

Вдали замаячила неоновая вывеска “Голливудского газированного фонтана”, и Алекс свернул на другую дорогу. “Черт бы побрал эту Клаудию!” – думал он. Она казалась ему совсем другой, не похожей на обыкновенных девчонок. Еще вчера она плакала, когда он рассказывал ей о своей матери, а сегодня, когда она пришла к нему, он показывал ей книгу стихов Тони Гордон и читал “Письмо солдата” и “Мое белое царство” в своем собственном переводе. Клаудия наклонилась вперед, стиснула его руку, и Алекс готов был поклясться, что она была глубоко взволнована. Клаудия даже сказала, что “Письмо солдата” – одно из самых замечательных стихотворений, которые она когда-либо слышала. И еще она добавила, что никогда не встречала таких хороших людей, как Алекс. Когда она смотрела на него, в ее глазах было нечто большее, чем просто дружеские чувства.

“Все это ерунда, – возразил ему внутренний голос. – Ни одна девчонка не влюбится в тебя с первого взгляда. Тебе это просто показалось, глупец, и все из-за романтической жилки, унаследованной от родителей. Неужели ты думаешь, что всю жизнь она ждала именно тебя? Несомненно, у нее есть кавалер, о чем она, между прочим, честно предупредила тебя еще вчера. Почему ты не спросил, любит ли она его? Может быть, он не возражает против того, чтобы твоя Клаудия встречалась и с другими парнями? Может быть, они даже переспали друг с другом? В наши дни это случается на каждом шагу”.

Алекс сжал кулаки. При одной лишь мысли о том, что кто-то прикасается к обнаженному телу его Клаудии, он начинал сходить с ума. А ведь он впервые встретился с ней только вчера!

Неужели она действительно спит со Стиви? Клаудия была еще молода, но многие девушки начинали еще раньше. Джоуи рассказывал ему, что они с Фридой были уже очень близки к тому, чтобы сделать это, и он надеялся, что в течение ближайших двух недель им удастся осуществить то, к чему они оба так стремились.

– Девчонки хотят этого еще больше нашего, – со знанием дела сообщил Джоуи. – Но нам следует разыгрывать свою карту весьма осторожно и хитро, ничем не проявляя своего интереса, а затем в нужный момент просто помочь им раздеться.

Откуда Джоуи набрался всей этой премудрости, Алекс не знал. Они были одного возраста, и Джоуи отличался от Алекса лишь тем, что у него уже были две довольно-таки страшные на вид девчонки – Лаура и Фрида.

Алекс решил, что ему нужно найти какое-нибудь занятие, которое отвлекло бы его. В последнее время он забросил плавание, а в боксерской школе Большого Джека Макмилланаон не появлялся вот уже целую вечность. Завтра он начнет все сначала. Самое большее через год он станет великим спортсменом, гораздо лучшим, чем Стиви. Все свободное время нужно отдавать учебе – он не хотел состоять целиком из мускулов, как Стиви, у него будут и мозги. Алекс представил себе, как заканчивает последний класс с медалью лучшего ученика и как Клаудия узнает об этом от соседей. “Погоди, Клаудия, и посмотрим... – размышлял Алекс. – Когда-нибудь ты пожалеешь о том, что позволила мне уйти”.

Он вернулся к своему дому около полуночи. Как только он ступил в подъезд своего дома, из темноты кто-то шагнул ему навстречу.

– Клаудия? – удивился Алекс. – Что ты здесь делаешь?

– Тебя не было дома, – ответила она. – Я позвонила, и твоя тетя сказала мне, что ты не вернулся.

– Я решил прогуляться, – неуверенно сказал Алекс. – А где Стиви?

– Почему ты ушел? – спросила Клаудия, не ответив на его вопрос. – Я хотела, чтобы ты остался, ведь ты был моим гостем. Почему ты ушел?

Несмотря на царивший в подъезде мрак, Алекс сумел рассмотреть, что лицо Клаудии бледное и насупленное.

– Ты знаешь – почему, – уронил он.

– Нет, не знаю.

– У тебя есть... приятель. Зачем ты пригласила на ужин и меня?

– Потому что вчера вечером нам было хорошо с тобой. И я захотела, чтобы ты пришел ко мне в гости. Мы ведь друзья, не так ли?

– Разве Стиви не возражает?

– Я не знала, что он тоже придет, – попыталась оправдаться она. – А почему он должен быть против? Мы же не сделали ничего плохого, правда?

– Но могли... – Алекс припомнил советы Джоуи – действовать хитро и осторожно. Нет, к черту Джоуи с его советами! – Я хочу кое-что сказать тебе, Клаудия. Я тебя совсем не знаю, и ты не принадлежишь мне...

– Конечно, нет, – вставила она.

– ...я не имею на тебя никаких прав. Но я не хочу быть просто парнем по соседству, понятно? Я встретил тебя только вчера вечером, но ты сразу мне понравилась. У меня нет никакой подружки, да и никогда не было. Всю ночь и весь день я думал только о тебе. Я не хочу, чтобы мы были просто “добрыми друзьями”. И я не хочу заменять Стиви, когда он по каким-то причинам отсутствует.

– Отношения между мной и Стиви вовсе не такие, как ты думаешь, – заметила Клаудия.

– В самом деле? Ты знаешь, эти слова я много раз слышал раньше. Это штампованное клише из фильмов: “Мой муж меня не понимает, и наши отношения вовсе не такие, как ты думаешь”.

– Не смейся надо мной, – тихо попросила Клаудия. – Никакой он мне не муж.

– Я не знаю, какие между вами отношения, но... – Алекс собрался с духом и выпалил: – Я хочу, чтобы ты целиком принадлежала мне одному. Ни Стиви, никаких “добрых друзей” – только ты и я!.. Ну вот, я и сказал это. Ты понимаешь меня? Правда?

Клаудия долго смотрела на него.

– Знаешь, ты и в самом деле какой-то особенный, – с интересом и недоумением сказала она наконец. – Я никогда раньше не встречала таких ребят, как ты. Ты говоришь и поступаешь так, будто прилетел с другой планеты. Ты прямо говоришь о том, что чувствуешь, и не хочешь играть ни в какие игры. Глядя на тебя, я вспоминаю стихи твоей матери: “...сердца чистого мечта”. Знаешь что? Я думаю, что ты и есть это чистое сердце, Алекс Гордон.

Она убежала прежде, чем он нашелся, что ответить.

Алекс медленно поднимался по ступенькам, и странные слова Клаудии не шли у него из головы. Действительно ли он нравится ей? Увидит ли он ее снова?

Дверь в квартиру оказалась не запертой, и во всех комнатах горел свет. Нина сидела на диване в гостиной, выпрямившись и сложив руки на коленях. Заслышав шаги Алекса, она подняла на него глаза, в которых не было ни следа упрека – одна лишь усталая покорность.

– Алекс... – Нина глубоко вздохнула. – Твой дядя Самуэль... Он умер сегодня вечером.

* * *

На похоронах Самуэля Крамера было очень мало людей: Алекс с Ниной, две троюродные сестры, приехавшие из Буффало, несколько продавщиц из мехового магазина Шпигеля. Сам мистер Шпигель не смог приехать на кладбище, но прислал телеграмму и венок. Были здесь и три пожилые женщины с усталыми, несчастными лицами и горящими глазами – товарищи Нины по Движению в защиту мира.

Самым первым, однако, на похороны явился старик, живший с ними в одном доме. Он с трудом передвигался и вынужден был прислониться к дереву, чтобы отдышаться. Нине он сказал, что дорогой мистер Крамер наконец избавился от страданий и это к лучшему. Алекс при этом подумал, что хотя старик говорил о его дяде, но думал о себе.

Был на похоронах и какой-то странный автомобиль, темный “шевроле”, на переднем сиденье которого расположились двое мужчин. Автомобиль остановился на порядочном расстоянии, но Алекс заметил, как блестит на солнце объектив фотоаппарата. Это сразу напомнило ему людей, которые следили за их домом и время от времени провожали его по улицам Бруклина в школу и обратно.

Последним, запыхавшись, прибежал Джоуи. Он дружески обнял Алекса и скосил глаза влево.

– Это она? – шепотом спросил он.

Алекс проследил за его взглядом и, к своему изумлению, увидел Клаудию в строгом темно-синем платье. Рядом с ней стояли двое ее братьев – Майкл и Рики. Оба выглядели очень торжественно.

Алекс подошел к ним и, пожимая руку Рики, сказал:

– Спасибо. Большое спасибо за то, что вы пришли. Вы ведь даже не знали его.

– Но мы знаем тебя, – возразил Рики. – Ты наш самый лучший друг из тех, кто живет по соседству. Ты помог нам переезжать и был на нашем празднике. Если тебе что-то понадобится, просто открой окно и крикни погромче. Договорились?

Клаудия ничего не сказала, она лишь задержала его руку в своей и вопросительно посмотрела ему в лицо, словно ожидая увидеть ответ на свой невысказанный вопрос. “Да, я люблю тебя”, – хотел ответить Алекс, но промолчал.

Когда Клаудия подошла к Нине, чтобы высказать ей соболезнования, Алекс заметил, как Нина напряглась. Он подумал, что Нина, должно быть, видит в Клаудии соперницу, человека, способного похитить у нее любовь Алекса. Вполне возможно, что инстинкт не подвел Нину: появление Клаудии в доме по соседству привело все его чувства в полный беспорядок. Для него ничто больше не могло оставаться прежним, неизменным. Самому ему казалось, что его любовь к Нине и чувства, которые он питал к Клаудии, были совершенно разной природы, но, может быть, Нина лучше знала, что к чему.

Вернувшись с кладбища домой, они убрали гостиную, подготовив ее к семидневному трауру, который Нина после некоторых колебаний решила соблюсти. Зеркала завесили тканью, а диван и стулья расставили в ожидании гостей полукругом у стола. Затем Нина усадила его на диван, а сама заняла место напротив на стуле с высокой прямой спинкой.

– Нам нужно кое-что решить с тобой, Алекс, – сказала она. – Во-первых, вопрос о квартире. Завтра придут рабочие и уборщица. Вещи твоего дяди мы уберем. Его комната будет теперь твоей – тебе уже нужна собственная комната.

– Но, Нина, тебе тоже нужна комната! – возразил Алекс, хотя в глубине души он пришел в восторг. Наконец-то у него будет своя комната! Он не хотел больше спать и работать за столом в углу гостиной, а комната дяди была самой большой в квартире. Ему оставалось только молиться, чтобы отвратительный кислый запах болезни исчез вместе со старой дядиной мебелью.

– Мне довольно неплохо там, где я живу сейчас, – сказала Нина. – Я уже заказала для тебя новую кровать, столик и пару стульев. Отсюда мы перенесем в спальню только твой стол и, конечно же... – она слабо улыбнулась, – ...твою картинную галерею.

Алекс хотел уже поблагодарить ее, но Нина подняла руку.

– Есть еще один вопрос, Алекс. У твоего дяди была пожизненная страховка. На протяжении всех этих летя аккуратно платила взносы, и сумма получилась вполне приличная. Мне эти деньги не нужны, и мы можем заплатить за твое образование. Ты теперь можешь выбрать любой колледж, который тебе понравится. У тебя есть какие-нибудь идеи?

Этого не может быть на самом деле, должно быть, он бредит! Алекс не смел даже надеяться, что сможет продолжить образование.

– Частный Университет Брауна в Провиденсе, Род-Айленд, – выпалил он. – Отделение советологии.

Нина довольно кивнула.

– Я надеялась, что ты захочешь изучать Россию, – сказала она. – Но почему Браун?

– Там существует программа обмена студентами с СССР и Восточной Германией.

– И ты хочешь разыскать Дмитрия, – сказала Нина, закончив его мысль.

– Я должен его найти, – с нажимом возразил Алекс. Наклонившись к Нине, он спросил: – А ты? Разве ты не хотела бы узнать, где он и что с ним?

– Разумеется, – кивнула Нина. – Он мой племянник, такой же, как и ты.

Она покачала головой и положила руку на плечо Алекса.

– Нет, – сказала она. – Не совсем. Я воспитала тебя, Алекс, ты стал мне как сын. Я не смогла бы любить кого-то другого и заботиться о нем так, как о тебе, даже если бы захотела.

В тот же день они позвонили в Университет Брауна и попросили выслать бланки заявления о приеме и текущие проспекты с учебными планами. Времени до начала занятий было больше чем достаточно, но Алекса сжигало нетерпение, и он хотел поскорее узнать побольше об этом учебном заведении.

Но, несмотря на такие важные перемены в его жизни, Клаудия по-прежнему занимала в его мыслях первое место. Если он отправится в Провиденс, он не сможет видеться с ней, так как большую часть времени будет проводить далеко от Нью-Йорка. Может быть, это было бы к лучшему, так как Алексу было невыносимо тяжело жить по соседству с ней, видеть ее каждый день из окна и не быть с ней вместе. Если он останется в Бруклине, его одержимость Клаудией не покинет его ни на мгновение, и тогда он запросто сойдет с ума, воображая ее в объятиях этого тщеславного телеграфного столба.

Нина пристально смотрела на него своими проницательными, умными глазами, и Алексу пришло в голову, что она, должно быть, догадывается о том, что происходит в его сердце. Возможно, мысль о его отъезде радовала ее по той же причине, по какой его она огорчала.

Учебные программы прибыли по почте примерно через неделю. День клонился к вечеру, а Алекс все сидел за столом в своей комнате, отмытой, заново покрашенной и обставленной новой мебелью, и в сотый раз перечитывал университетские бумаги. Окна были широко распахнуты, и в комнату врывался пыльный теплый воздух раннего лета. В комнате уже начинало темнеть, когда в дверь постучали. На пороге появилась Нина, лицо ее было суровым.

– К тебе пришли.

Нина отступила в сторону, и Алекс увидел Клаудию. Она была бледна и казалась похудевшей, может быть, благодаря тесной блузке из тонкого голубого материала и облегающей юбке, едва достававшей ей до колен. Лицо девушки выглядело усталым, а сама она часто и неглубоко дышала, словно поднималась по ступенькам бегом.

– Клаудия, входи, – пригласил Алекс. – Что-нибудь случилось?

Клаудия шагнула в комнату и прикрыла за собой дверь.

Прислонившись к ней спиной, она вцепилась пальцами в ее ручку.

– Я пришла сказать тебе, – начала она и замолчала, глубоко вдохнув воздух. В ее взгляде была заметна нерешительность. – Я пришла сказать тебе, что мы со Стиви расстались.

Алекс поднялся и стоял, глядя на нее, не в силах произнести ни слова. Его сердце стучало редко и сильно, а изнутри поднималась какая-то дрожь. Он не знал, что сказать.

– Почему? – выдавил он наконец.

Клаудия не ответила. Губы ее дрожали.

Внезапно все окружающее перестало для него существовать, все, кроме прыгающих губ Клаудии. Как во сне, он шагнул вперед и неловко наклонился, заглядывая в ее глаза. Горячее дыхание Клаудии коснулось его лица. Губы ее тоже были горячими и сухими, и, когда они подались и раскрылись под его губами, Алекс позабыл обо всем, проваливаясь в сладостную бездну новых ощущений – триумфа победы и радости, страсти и безграничной любви. Даже легкий страх, который он почувствовал, и тот был легким и приятным.

* * *

На той же неделе, когда Нина была на работе, единственным звуком, раздававшимся в комнате Алекса, был тихий шорох их одежд. Дрожа как в лихорадке, Алекс снял с нее блузку, расстегнул юбку и ласкал ладонями ее полные груди и гладкие бедра. Его нетерпеливые губы смыкались на твердых сосках, а сердце бешено колотилось о ребра с силой парового молота. Он поднял ее на руки и отнес на кровать, захваченный красотой ее прекрасного тела, которое было словно выточено из желтоватой слоновой кости. Он никогда еще не раздевал женщину и никогда не переживал такого взрыва страсти. Отдаваясь ему, Клаудия тихо ахнула, и Алекс, приникший к ее губам в долгом поцелуе, овладел ею.

– Я люблю тебя, Клаудия, – прошептал он. – Я люблю тебя.

Он прижимал ее к себе, чувствуя ее груди на своей коже.

– Скажи, что ты любишь меня, скажи, что чувствуешь меня внутри, скажи, что хочешь только меня!

Хриплый шепот Клаудии отвечал ему, неровное дыхание вырывалось из груди с легким стоном, а ногти впивались ему в бока. Грудь ее внезапно затвердела, а все тело изогнулось дугой навстречу ему. Ее пламенные объятия подсказали Алексу, что теперь она принадлежит только ему, и это продолжалось до тех пор, пока он не взорвался внутри нее и не провалился в ее влажно пульсирующую бездну...

Только потом, когда Алекс приподнялся на локте и в приливе нежных чувств наклонился над Клаудией, он заметил на белой простыне расплывающееся алое пятно.

– Я думал... Я не знал, что ты девушка, – прошептал он.

Клаудия не ответила, только прижалась к нему, тихо целуя и тихо плача в его объятиях.

Часть вторая

Любовь

(1967-1977)

Глава 7

Шел сильный дождь. Его косые серые струи с силой полосовали пустынную взлетную полосу, на которую неуверенно опустился реактивный “Лир”. Гримальди с тоской глядел сквозь иллюминатор на темные деревья, низко склоняющиеся к земле под напором бешеного ветра. Он никак не мог узнать этот аэродром. Ему казалось, что они приземлились в Виргинии, возможно, на самой “Ферме”, – тренировочной базе ЦРУ, а может быть, где-то на Восточном побережье, между Нью-Йорком и Вашингтоном. Судя по царившей в воздушном пространстве сутолоке, сквозь которую они прорывались перед заходом на посадку, совсем неподалеку должен был располагаться крупный аэропорт, такой, как Даллас или имени Кеннеди.

Самолет был частный, и на его фюзеляже не было никаких опознавательных знаков. Гримальди был единственным пассажиром на борту. Перед выходом стюард вручил ему его плащ и громоздкий кофр, одарив на прощание ослепительной улыбкой. Это был изящный, грациозный парень с матовой кожей и слегка раскосыми глазами; при взгляде на его лицо Гримальди ощутил легкий укол боли, когда в его мозгу ожили и снова растворились горькие и в то же время сладостные воспоминания.

Положив аккуратно сложенный плащ на свободное сиденье радом, он проверил узел своего широкого галстука из голубого шелка и слегка пригладил усы. Самолет медленно маневрировал на рулежных дорожках, и Гримальди позволил себе снова погрузиться в размышления. На протяжении последних двух дней – весь долгий путь от Лондона сюда – он не переставал раздумывать над тем, что могло послужить причиной его столь неожиданного и срочного отзыва и чем были вызваны все эти шпионские предосторожности, которыми сопровождался его стремительный вылет.

Руководствуясь какими-то загадочными соображениями, руководство ЦРУ организовало его возвращение как неотложную спасательную операцию. Можно было подумать, что он подвергается смертельной опасности!

Началось все с каблограммы в его лондонскую квартиру: “Совершенно секретно! Срочно! Вслух не прочитывать! Расшифровать собственноручно!” За сим следовали строгие инструкции ничего не сообщать коллегам из Центра координации и связи ЦРУ. Сложная схема выхода на контакт, включавшая в себя звонки из уличных телефонных будок, закончилась встречей на оживленном вокзале Чаринг-Кросс. Далее Гримальди вынужден был предпринять утомительное ночное путешествие в черном “ровере”, за рулем которого сидел совершенно незнакомый человек. Он намеренно выбрал самый тяжелый путь, чтобы избежать слежки, и наконец доставил своего пассажира на Бэйсинстокскую базу ВВС США, где на взлетной полосе его уже ждал этот самый самолет с включенными двигателями. В эти игры Гримальди не играл со времен Берлина, то есть уже больше пятнадцати лет.

Нельзя сказать, чтобы эти игры ему не нравились. Напротив, с тех пор как он утратил свою юношескую наивность, Гримальди воспринимал жизнь как бесконечную увлекательную игру. Это была настоящая головоломка, постоянное состязание в уме и изворотливости. Он отважно окунулся в нее с головой в возрасте восемнадцати лет, когда принял фамилию и национальность своего отчима и превратился из Фрэнки Флэнегана во Франко Гримальди.

Этим превращением завершился необычайный и болезненный процесс, который увлек юного Фрэнки еще в подростковом возрасте. Уже тогда он отличался от своих сверстников. Изнеженный, артистичный, он был неравнодушен к ярким краскам и многоцветным нарядам. Соседские мальчишки презирали его за красивое лицо и физическую слабость, дразнили “девчонкой”, и он частенько возвращался домой в ссадинах и синяках. Ему было всего семнадцать, когда на джазовом фестивале он встретился со сладкоречивым саксофонистом. Фрэнки вернулся домой только на следующее утро, одновременно испуганный и восхищенный открытием собственной гомосексуальности. Отныне ему стало ясно, отчего его не тянет к женщинам.

Однако он быстро понял и другой факт: ему нужно скрывать свою склонность, если он хочет добиться успеха в жизни. Новый Орлеан в 1937 году терпеть не мог гомосексуалистов. Впрочем, насколько ему было известно, точно так же относились к подобным ему и во всех остальных местах.

Фрэнки обуревали великие амбиции, и он страстно желал преуспеть, однако что ему было делать? Он был слаб телом, и одноклассники высмеивали и недолюбливали его. По происхождению он был наполовину итальянец, наполовину ирландец. Мать его была родом из небольшой рыбачьей деревушки в окрестностях Анконы, что расположена на Адриатическом побережье Италии. С Колином Флэнеганом она повстречалась в Луизиане, куда иммигрировала вместе со своей семьей. Отец умер, когда Фрэнки был еще младенцем, и он видел его только на старых фотографиях: худой ирландец с лицом, как у хорька. Воспитывал Фрэнки и учил его французскому языку отчим – второй муж матери, добрый и сердечный человек, который часто оглушительно и раскатисто смеялся.

Остров Корсика, где родился Наполеон, славился своими бандитами, и Фрэнки, отчаянно желавший чего-то такого, что могло его всерьез заинтересовать, и очарованный ореолом романтики, окружавшим этих людей, взял фамилию отчима и стал считать своими его родовые корни. Даже свое имя он изменил на итальянский манер и превратился во Франко. Начиная с восемнадцати лет, когда он окончил школу и переехал на Восточное побережье, Франко Гримальди считал себя прямым потомком корсиканских бандитов. Тщательно скрываемая истина состояла в том, что его родители владели в Новом Орлеане двумя ресторанчиками; если там и можно было найти какой-то криминал, то только в кассовых книгах, в которых учитывалось поступление наличных.

Однако обман оставался нераскрытым на протяжении нескольких лет. Всем своим друзьям Гримальди был известен под кличкой Корсиканец. Коллеги по Центральному разведывательному управлению прозвали его Наполеоном. Они тоже высмеивали его пристрастие к цветастым жилетам, ярким галстукам, шелковым платкам и массивным украшениям из золота, однако это было проявлением обыкновенной зависти, и потому их уколы оставляли его равнодушным.

Разведка привлекла его потому, что он любил приключения и не боялся рисковать, во всяком случае до тех пор, пока ему приходилось сражаться при помощи мозгов, не пуская в ход кулаки. Вовсе не легенда о корсиканском происхождении, которую он обернул вокруг себя как знамя, а его итальянское имя и отменное знание языка способствовали получению им первого задания. Шел 1943 год – самый пик войны, когда он вместе с группой таких же, как он, агентов итальянского происхождения высадился на Сицилии. В их задачу входило проникнуть в оплот мафии и, действуя от лица американского генерала Джорджа Паттона, начать переговоры с местными капо о совместном выступлении против Муссолини.

Тогда он был почти мальчишкой, самым младшим в группе – ему едва исполнилось двадцать три. До самой смерти он будет помнить дымные хижины в горах близ Палермо, где он лицом к лицу встретился с главарями мафии и заглянул в длинные стволы их люгеров. Он прекрасно знал, что любой из этих людей может быть переодетым фашистом или наемным убийцей немцев. Однако он уцелел; мало того, им даже удалось достичь соглашения. Мафиози готовы были начать восстание против Муссолини и его немецких союзников. Именно после Сицилии Гримальди поверил в свою счастливую звезду.

Он продолжил игры со смертью в Берлине вскоре после победы над Германией, где продолжали гибнуть русские и американские агенты – первые жертвы “холодной войны”. У него даже завязалось тесное знакомство с советским офицером, с которым они пережили немало приключений и опасностей. Однако их последняя совместная операция окончилась трагически. Гримальди, оставшись один, занялся своим собственным многообещающим проектом – “гамбитом Геллена”.

То были дни, когда американские разведслужбы, созданные на период военного времени, такие, как Бюро стратегических служб, находились при последнем издыхании, а отцы-основатели БСС – компания до умиления беспомощных американцев с голубыми глазами и такой же голубой кровью – прилагали максимум усилий, чтобы создать новую организацию, способную противостоять советским секретным службам. В представлениях Гримальди они скорее напоминали бойскаутов, объявивших войну чикагским головорезам и бандитам, или доверчивых крестоносцев, размахивающих крестом пред кровожадными ордами султана Саладдина. НКВД успел наводнить важнейшие центры управления Запада сотнями и тысячами своих агентов, а новорожденное Центральное разведывательное управление ничем подобным не обладало: не было ни резидентов, ни агентурных сетей, ни вербовок на самом верху. Именно в этот момент выступил на сцену Гримальди – все еще молодой человек, но уже хладнокровный циник. Он предложил решение проблемы, и имя ему было – Геллен.

Как ни странно, но впервые он услышал это имя от русских в один из тех редких моментов, когда обе державы-победительницы объединили свои силы для охоты на беглых нацистских преступников. Гримальди узнал, что генерал Рейнхард Геллен был настоящим кошмаром русских, человеком, которого они поклялись уничтожить во что бы то ни стало. Во время войны Геллен возглавлял разведывательно-диверсионную деятельность, направленную против Советского Союза, и сумел создать в России целую сеть прекрасно законспирированных агентов. Когда война закончилась, эта обширная сеть – собственно говоря, их было несколько – осталась практически неповрежденной, а большинство из его резидентов неразоблаченными. Русских как раз больше всего бесило именно то, что среди них, в государственных учреждениях СССР и в армейских штабах, находятся коварные нацистские агенты. За архивами и досье Геллена, где находились списки завербованных предателей, охотились различные подразделения государственной безопасности, однако больше всего русским нужна была его голова.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37