Стриптиз (№3) - Стриптиз в кино

— Хорошо, — произнесла я со вздохом, — вы разоблачили меня. Я действительно боюсь, но вовсе не вас. Я напугана и сверх меры сосредоточена, потому что все время думаю… Думаю о своей матери.

Господи, Кьяра, что ты несешь? Ничего не скажешь, мастерица на приколы.

Барбони нахмурился, как если бы вспоминал, что это такое и имелась ли у него самого мать в те давние времена, когда религия его предков была в почете и совершить провинность, а потом каяться считалось в своем роде добродетелью, а не грехом.

— С вашей матерью плохо? — осведомился он тоном католического священника или просто примерного члена прихода.

Я мысленно перекрестилась, попросила прощения у Девы Марии и продолжала беспардонно лгать.

— У нее завтра операция, — сказала я, делая руками жест, соответствующий, как мне казалось, обстоятельствам. — Не слишком серьезная, типа исследования, но все-таки… Она даже ничего не сообщала мне до вчерашнего вечера и ни в какую не соглашалась, чтобы я приехала. Говорит, ничего страшного, но вы же понимаете… — вдохновенно врала я, сама толком не зная для чего, однако сообразила, в какую сторону повернуть, и добавила: — Пыталась перед уходом из дома дозвониться до нее, но никто не ответил. Мне показалось, что некоторое напряжение и недоверие, которое я начала замечать в глазах Барбони, уменьшилось, если не исчезло совсем. И все-таки было ясно: в нашей игре пока что он ведет в счете.

— Знаете, — снова заговорила я, — у меня на душе будет гораздо спокойнее, если до того, как мы уедем отсюда, я позвоню ей еще раз. После смерти отца у нее осталась только я. — На этот раз я мысленно перекрестилась уже дважды и попросила у Господа прощения за все, что нагородила.

— Конечно, позвоните, дорогая, — снисходительно проговорил он. — О чем речь?

— Всего одна минута, Алонцо.

— Не торопитесь, милая, — еще более мягко успокоил он меня.

Я тут же встала и прошла к лифтам, на одном из которых поднялась прямо на четырнадцатый этаж, добралась до номера 1415 и тихонько постучала.

— Будь на месте, — прошептала я как молитву.

Дверь приоткрылась. На пороге стояла Рейдин, которую я узнала не сразу: соседка была в светлом парике, волосы закручены в кокетливые колечки.

— Добро пожаловать, леди, — сказала она с ухмылкой. Я воровато оглянулась — коридор был пуст — и вошла в комнату.

— Ничего себе номерок, — заметила Рейдин, поводя рукой и как бы демонстрируя мне все его достоинства. — Но я ничего не нашла. А уж как старалась! — Ее глаза хищно сузились. — Даже не обнаружила ни одного клопа, не говоря о фламандцах. Впрочем, те и другие умеют отменно прятаться. И комары тоже у них научились.

— Рейдин, — устало сказала я, — поменьше смотри телевизор. А как тебя пустили сюда?

— Разве я не выгляжу приличной матерью мистера Бар-бони? Дежурная уведомила меня, что моего сына совсем не бывает в номере. Все время в делах…

Слушая ее, я обошла всю комнату, заглядывая куда только можно, и тоже не обнаружила ничего интересного или подозрительного.

Рейдин продолжала тараторить:

— Я сказала, что ничего не нашла? Ничего, кроме вот этого. — Она протянула визитку, на которой значилось: “Страховая компания Грэнтам, АЛОНЦО БАРБОНИ, вице-президент”. — Как увидела, сразу поняла, что пришла по адресу, что он еще здесь. А может, его и нет и не было. И все это подстроено врагами. Как думаешь?..

Воистину скажи, кто твои помощники, и я скажу, кто ты! Хотя дай Бог каждому таких преданных друзей, как она. Не плюй в колодец, Кьяра.

— Идем, Рейдин, — сказала я. — Нам не стоит задерживаться. Он думает, я говорю по телефону.

— Конечно, пора.

Она взяла с кресла свою внушительную сумку. Сумка негромко взвизгнула.

— Рейдин! — крикнула я. — Ты не должна была это делать!

Моя сестра по оружию виновато улыбнулась и, уставившись на свои туфли, пробормотала:

— Она так просилась. Так виляла хвостом.

Я осторожно выглянула из двери, позвала Рейдин, и мы зашагали по гулкому коридору.

— Рейдин, если с Флафи что-нибудь случится… Она недовольно фыркнула.

— У твоей собаки больше здравого смысла в плохие дни, чем у тебя в хорошие. Она мой дозорный. И неплохой защитник: зубы как иглы. В погоне за лисой будет в первых рядах. Кроме того…

— Рейдин, — прервала я дифирамбы моей собаке. — Где Пат?

— На стреме. Не волнуйся, мы тебя надежно прикрываем.

Мы уже вызвали лифт, я смотрела, как прыгают световые обозначения этажей.

— Он заказал обед на девять, — сказала я. — Я спущусь первая, ты потом.

Она кивнула. Лифт подошел. Дверца бесшумно отворилась, в кабине стоял Барбони и глядел на меня.

Некоторое время мы все молчали. Потом из сумки Рейдин раздалось приглушенное рычание, оно вызвало недоуменный взгляд у Барбони, и он отвлекся от лицезрения моего ошарашенного лица.

— Господи! — воскликнула Рейдин. — Бедняжка совсем проголодалась. Может умереть! — С этими словами она вскочила в лифт. — Вы поедете, милая? — позвала она меня оттуда.

Я вошла и начала качать головой, не хуже маятника.

— Просто не знаю, что со мной случилось, — бормотала я. — Нажала не ту кнопку. Хотела четвертый, а оказалось… Неужели коктейль так подействовал?

Алонцо не говорил ничего. Рейдин напевала себе под нос, не обращая на нас никакого внимания. Ее сумка не переставала ворчать и взвизгивать.

Так мы добрались до первого этажа. Рейдин выскочила из дверей первая.

— Счастливо оставаться! — сердечно пожелала она нам и поспешила по вестибюлю, сразу скрывшись за многочисленными горшками с растениями.

Как мне хотелось быть на ее месте. Но я осталась наедине с Барбони, чей вид не предвещал ничего хорошего.

— Вы дозвонились матери? — спросил он угрожающе мягким тоном.

— Конечно. К счастью, я преувеличила опасность. Это был всего-навсего жировик, извините за подробность. Его удалили.

— Интересно, — медленно произнес он, направляясь к выходу из отеля, и я сначала не поняла, что интересного он нашел в жировике. — Вас не было довольно долго, — продолжил он. — Каким же телефоном вы воспользовались?

Как обойти эту ловушку, я уже успела подумать раньше.

— Вы правы, — ответила я. — В этом и была некоторая проблема. Мне не хотелось говорить из автомата в холле, понимаете? Медицинские разговоры не для посторонних ушей. И я решила найти какой-нибудь изолированный телефон на этаже.

— Где же вы его обнаружили? — спросил он, и, ей-богу, я не удивилась, уловив в его тоне иронию.

Мы уже вышли из отеля, нас окутал теплый вечерний воздух. Барбони сжимал мою руку повыше локтя, словно предполагал, что я сейчас удеру, и хватка у него была не так чтобы ласковая. Свободной рукой он махнул служащему, чтобы подогнали его машину.

Я тем временем пыталась убедительно объяснить ему, что же произошло.

— Мне сказали, тут есть где-то, на каком-то этаже, оздоровительный центр, и оттуда можно свободно звонить… Но, как я уже говорила, он не то на четвертом, не то на четырнадцатом… Я сначала поднялась туда… потом туда…

В общем, я малость запуталась. К счастью, в этот момент подъехал прилизанный брюнет на его машине, умопомрачительном “порше” последнего выпуска. Брюнет оставил мотор работающим, выскочил из кабины и распахнул для меня дверцу.

— Черт возьми! — искренне воскликнула я. — Арендовать такую тачку стоит уйму денег. Ваша страховая компания не разорится, оплачивая эту красотищу?

Брюнет захлопнул за мной дверцу, мы с Барбони опять оказались один на один. По брусчатой дорожке он вывел машину на улицу и только тогда небрежно ответил мне:

— В “Мунгейзере” нет никакого оздоровительного центра, Кьяра. Ни на четвертом, ни на четырнадцатом этаже. — Он повернул ко мне лицо. — Что вы делали в моем номере?

Я застыла, в голове мелькнуло: он ведь не может знать, что я там была, а только предполагает. И доказать ничего не может. Но все равно было такое чувство, как тогда, уже довольно много лет назад, когда я стояла перед своей воспитательницей в католической школе и лепетала, что вовсе не ходила без разрешения в кондитерскую мистера Жарделло и не пила там содовую воду с ванилью вместо того, чтобы находиться на уроках и с полуоткрытым ртом внимать учителю.

Воспоминание было не из приятных — тогда я не только соврала, это еще полбеды, но и свалила вину на свою сестру-близняшку Монику, высказав гнусное предположение, что это была она, а вовсе не я.

Возможно, поэтому я и сейчас нашла в себе силы, не глядя на Барбони, произнести холодным тоном:

— Вот что я вам скажу, мистер. Не знаю, как вы привыкли разговаривать со своими шлюхами, которых снимали на улице или в баре, но со мной такое не пройдет. — Я помолчала, однако он ничего не ответил, только прибавил газа, на спидометре было уже восемьдесят пять миль, мы выезжали из городка. — Поэтому прошу вас, — продолжала я, — повернуть вашу игрушку назад и вернуться в отель, где моя машина. Вечер окончен.

Барбони рассмеялся и сильнее нажал на акселератор. Он совсем не хотел возвращаться и расставаться со мной. Что ж… Я обернулась и посмотрела в заднее стекло. Конечно, я не увидела там того, что хотела увидеть: разве старый пикап моей домохозяйки мог сравниться с красавцем “порше”? Шоссе было пустым.

Луна уже стояла над заливом. Волны накатывали на берег и, уходя снова в море, фосфоресцировали белесыми гребешками.

Пожалуй, именно сейчас мне сделалось по-настоящему страшно: я оказалась один на один с этим человеком. Да и что могли бы сделать, чем помочь две пожилые женщины с маленькой собачкой, если бы оказались каким-то образом рядом?

И все-таки — где они? Свидетели в любом случае не помешают. Правда, я успела сказать, куда мы должны поехать, где заказан обед, но что, если Барбони солгал и везет меня совсем в другое место? Как можно убежать от него, скрыться куда-то, если мы несемся по дороге со скоростью девяносто миль с хвостиком, когда сама скорость уже смертельно опасна для жизни, не говоря о человеке, в чьих руках эта жизнь.

Мы проехали через крошечную деревеньку Сисайд, построенную в неовикторианском стиле специально для туристов. Я надеялась, что здесь он по крайней мере сбросит скорость, но ничего подобного: словно камикадзе, Барбони мчался вперед — одна рука на руле, другая на рычаге скоростей.

— Ладно, — прокричала я сквозь шум мотора и рев ветра, — посмотрите на все это с моей точки зрения.

Он слегка повернул голову.

— Что тут смотреть? Вы стриптизерка, желающая и меня раздеть догола. Проверяете мои вещи. Разве нет? Действуете, как настоящая шлюха. Так с вами и следует обращаться.

Проклятие! И ведь ничего не возразишь — в его глазах я веду себя именно как шлюха.

Я попыталась горько рассмеяться:

— Приняли меня за продажную девку? Он немного снизил скорость.

— Именно, — сказал он. — Такая неожиданная мысль пришла мне в голову.

Но в его иронии чувствовалась доля сомнения.

— Что ж, это не делает чести вашему уму и проницательности, мистер Барбони.

На этот раз я позволила себе тоже быть ироничной.

Теперь мы уже всего на двадцать миль превышали установленную законом скорость, а Барбони чаще глядел на меня, чем на дорогу, что было тоже чревато опасными последствиями.

— Однако вы наглая особа, — заметил он. — Я застукал вас, можно сказать, на месте преступления, а вы отрицаете, что проникли в мой номер!

Я рассмеялась, словно получала удовольствие от нашей маленькой игры.

— Барбони, видимо, вы провели слишком много времени на Севере, продавая ваши страховые полисы. Отравленный воздух больших городов затуманил ваши мозги. Чтоб вы знали, здесь, на Юге, все несколько иначе… Да, я действительно побывала в вашем номере. Но не с целью наживы. Можете проверить — и убедитесь, что у вас не пропала ни одна булавка или запонка. И я не взламывала дверь, мне ее открыла дежурная.

— Значит, признаетесь?

Мы уже выехали из деревеньки и взяли правее. Барбони опять увеличил скорость. Жаль, тут не было ни одного полицейского, ни одной ловушки с определителем скорости. Последний викторианский домик, и мы повернули на Крейтон-Бич.

— Конечно, признаю. Я и сама хотела вам сказать, но вы опередили меня. — Я посмотрела на него как бы с одобрением. — А что еще я должна была сделать, как вы думаете? Вы полагаете, разумеется, что танцовщица из клуба идет с любым клиентом по первому его требованию, так? И наверняка уверены, что я так и поступаю? А я заявляю вам со всей ответственностью, что ни разу… слышите, ни разу еще не встречалась ни с кем из клиентов. — Барбони слушал в оба уха и без моих напоминаний, я видела это. — Ни с кем, — продолжала я, — кроме вас.

Ну, подумала я, это ты уж хватила, девушка. Он вообразит невесть что, и от него вообще не отделаешься. Но с другой стороны, он расслабится, и будет легче его охмурить, выпытать что надо. Если есть что…

— Не думаете же вы, — продолжала я, — что Кьяра Лаватини так наивна и безрассудна, что отправится на почти тайное свидание с человеком, о котором ровным счетом ничего не знает? Нет, разумеется. Поэтому я решилась осмотреть вашу комнату. Меня не интересовали, я уже сказала, ни ваши драгоценности, ни деньги. Нужно было лишь одно: информация. Например, не брачный ли вы аферист… Шутка… А если серьезно: на самом ли деле вы бизнесмен, а не наркоделец и не серийный убийца. За этими сведениями я осмелилась подняться в ваш номер, вот… И теперь, мистер Барбони, жду ваших объяснений.

Он, казалось, не верил своим ушам.

— Я? Я должен давать вам объяснения?

— Совершенно верно. Ответьте, где ваши чемоданы? Где туалетные принадлежности? Почему нет никаких признаков того, что вы спали в этой комнате хотя бы один раз?..

Мы уже въехали в Крейтон-Бич. Если он наконец снизит скорость до нормальной и остановится, то все в порядке. Если продолжит эту гонку неведомо куда, я пропала.

Двумя минутами позже мы затормозили возле единственного здесь пятизвездочного ресторана “Майклз”. О его существовании в штате Флорида знали, пожалуй, лишь избранные, однако небольшая парковка перед входом была забита машинами. Свободным оставалось место возле мусорных баков, где висело объявление: “Машины не ставить”. Но Барбони рассудил иначе и поставил “порше” именно туда. Потом пристально взглянул на меня.

— Знаешь что?.. — сказал он. Я не знала, и он закончил с улыбкой: — Ты классная девка. Я люблю таких.

Я быстро подытожила в уме некоторые результаты этой волнующей поездки: он не ответил ни на один мой вопрос, но и не убил меня. Пока. Во всяком случае, до еды.

Барбони освободился от ремня безопасности, вылез из машины. Я не стала ждать, пока он откроет мне дверцу, так как не была уверена, что он сделает это, опустила ноги на дорожку, покрытую гравием, смешанным с песком, и пошла впереди него к широким деревянным ступенькам, которые вели в невысокое здание. Если смотреть на него издали, оно ничем не отличалось от разбросанных поблизости жилых коттеджей. На веранде стояли деревянные кресла-качалки, входная дверь из толстого стекла выглядела покосившейся. Ее открыли, едва мы приблизились, за ней стояла маленькая блондинка в белой обтягивающей блузке и длинной черной юбке.

— Рады приветствовать вас в “Майклзе”, — почти шепотом сказала она.

— Барбони, столик на двоих, — отозвался мой кавалер, одарив ее улыбкой.

— Мы ожидали вас, сэр. — Она смотрела только на него. — Пожалуйста, за мной. Отдельный кабинет?

— Да, я так заказывал.

Она повела нас по дощатому сосновому полу мимо тихих столиков с белоснежными скатертями и мерцающими на них свечами в небольшое помещение, отделенное от общего зала плотными красными занавесками. Там стоял стол и рядом с ним обтянутая цветастой тканью софа. Почти полный интим. Надеюсь, хоть еда будет что надо. А иначе — что такого в этом таинственном ресторане, недосягаемом для обыкновенных смертных?

Барбони опустился на софу рядом со мной. Выглядел он вполне удовлетворенным. Похоже, у него тоже все шло по плану. Правда, с некоторыми срывами. Как и у меня.

— Принесите бутылку вашего фирменного, — сказал он нашей сопровождающей, вкладывая ей в ладонь денежную купюру.

Вообще мне здесь нравилось. Тихо и пристойно. На одной из стен даже полка с книгами. Какие-то старые романы. Я бы сюда с удовольствием стала заглядывать почаще. Только не с Барбони. Старый вентилятор над нами создавал легкий ветерок, оконные стекла были слегка приоткрыты, впуская сколько нужно вечернего воздуха. От всего веяло добротной спокойной стариной, создавая иллюзию безопасности. Однако я хорошо помнила, что не должна поддаваться этому ощущению.

Официантка принесла шампанское, открыла, наполнила бокалы, не переставая тихим голосом предлагать различные блюда. Когда она закончила перечисление (во память!), Барбони сказал:

— Итак, два раза хороший салатик, два раза винегретик с ароматной подливкой, два не слишком прожаренных бифштекса, пара печеных картофелин со всем, что требуется, вы знаете… В общем, каждой твари по паре, — Это он так пошутил. — А потом кофе, обычный, с лимонным пирогом и шоколадный мусс. Усекли?

Я не понимала, почему он так торжественно произносит в общем-то простой заказ и зачем это развязное “усекли”? Я и сама выражаюсь не слишком литературно, но все же, как мне кажется, соображаю, где как разговаривать. Да, джентльмен из Нью-Йорка, вице-президент какой-то там компании, а ведет себя хуже, чем обыкновенная танцовщица из стрип-клуба. Воистину провинциал не тот, кто живет в маленьком городе, и провинциализм — не признак места жительства, а состояние души.

Я сама удивилась глубине своей мысли, но еще больше ее несвоевременности. Не об этом нужно было сейчас думать, а о том, как остаться в целости и сохранности и найти своих соратниц — куда они, в самом деле, подевались? Неужели впрямь дезертировали с поля боя? И еще о том, чтобы, если вечер окончится более-менее благополучно, он не оказался пустышкой, а принес мне (и Нейлору) важную информацию.

Барбони проследил взглядом за удалившейся официанткой и поднял свой бокал, кивнув, чтобы я сделала то же самое. Я ожидала, он произнесет какой-нибудь витиеватый безвкусный тост, но он пригубил молча, задумчиво уставившись на меня.

— Кьяра, — наконец заговорил он, — я в восторге от вашего стиля поведения. Вы лжете и даже не извиняетесь. Оправдываетесь и снова лжете. В этом какая-то подкупающая прямота. — Он снова отпил из бокала. Я сделала то же самое. Он продолжал: — Мы с вами из одного теста. Одного поля ягоды. Разве не так?

— Не знаю, — произнесла я.

Этого еще не хватало. Кем он меня считает? К какому клану хочет причислить?

— Мне нравится, что вы осторожны, что не задаете много вопросов, чтобы не нарваться на ложь, — продолжал он. — Так и должны поступать два неглупых взрослых человека, к тому же проявляющих интерес друг к другу. К сожалению, я не задержусь надолго в этой Богом забытой дыре, но если вы вдруг захотите вернуться на Север, лучшего момента, чем теперь, у вас может не быть. Вы меня понимаете?

Я кивнула, сделала еще глоток шампанского, чтобы скрыть некоторое удивление от его слов, поставила бокал на стол и повернулась к Барбони.

— Насколько я поняла, вы хотели сказать, — медленно произнесла я, — что мы с вами как бы из одной семейной структуры. Очень может быть. И„ чтобы вам стало яснее, могу сказать, что у моей семьи крепкие связи с Нью-Джерси. — Я многозначительно взглянула на него, как бы желая убедиться, что парень просек, о чем я толкую, и увидела, как он напрягся. — Другими словами, Алонцо, хочу сказать, что мой дядя Лось окопался на Кейп-Мей. (Где-то я слышала или читала о моем однофамильце-мафиози с таким именем.)

О, я увидела: включился зеленый свет, мой собеседник почувствовал себя почти как дома. Глаза у него расширились, и я прочла в них — если, конечно, не навоображала все это, — как хорошо, а ведь он чуть было не сделал какую-нибудь подлянку хорошей девочке из другой, но тоже почтенной семьи, членам которой это могло бы не очень понравиться.

— Значит, Большой Лось Лаватини ваш дядя? — переспросил он.

Я пожала плечами: разве с первого захода не ясно? И веско добавила:

— Его сын, мой двоюродный брат, должен завтра приехать ко мне. Захотел малость прошвырнуться, передохнуть, расслабиться. Конечно, это немного стеснит меня, потребует какого-то времени, чтобы оказать ему должное внимание, но я сама себе хозяйка у нас в клубе.

Сказав все это, я поняла, что допустила ошибку, которая могла обернуться для меня плохо: нужно было упомянуть, что Лось-младший приезжает не завтра, а сегодня. Возможно, он уже здесь.

Взглянув на часы, я добавила:

— Впрочем, вполне вероятно, он уже здесь и ждет не дождется свою сестричку. Ведь он гоняет почище, чем вы. Я оставила ему записку.

Неужели мне всего-навсего почудилось, что Барбони подавил судорожный вздох? И неужели одно только упоминание о моих однофамильцах могло вызвать такой страх? Или это чрезмерное почтение? Надо обязательно поинтересоваться, чем так прославился мой высосанный из пальца дядюшка в мафиозных кругах. А сейчас следовало хотя бы мысленно извиниться перед Большим Лосем за то, что считаю его мафиози. Хотя он, может быть, спас мне жизнь.

— Конечно, — невинным тоном сказала я, глядя на приближающуюся официантку, — у вас тоже немалая семья. Кстати, вы встречались с моим дядей?

Барбони рассмеялся. Когда официантка удалилась, он объяснил:

— Думаю, никто не видел Большого Лося в последние годы. Говорят, после некоторых больших дел он решил залечь на дно.

Интересно, что за большие дела? Сколько трупов?

— О, — сказала я, — а мы несколько раз виделись с ним в прошлом году. На праздниках. Он любит семейные сборища.

Об этих славных традициях я читала в книжках и, конечно, видела в кино.

Барбони вылупил глаза, как будто у меня выросли рога или вторая голова. Я чувствовала себя неуютно под его взглядом. Потом тихо проговорил:

— Ваш отец, должно быть, второй его брат? Не тот, кого он убил?

Черт! Этого мне еще не хватало. С печальным выражением лица я кивнула и углубилась в салат. Ничего себе у меня, оказывается, семейка! Просто загляденье.

— Кьяра, — услышала я, — познакомьте меня с Лосем-младшим.

От неожиданности я уронила на пол вилку.

— Что? — переспросила я.

— Я хотел бы встретиться с вашим двоюродным братом, — повторил Барбони. — Возможно, у нас найдутся общие интересы.

— О, вряд ли, Алонцо, — сочувственно заметила я. — Он смирный парень. Кроме того, когда приезжает сюда, ко мне, то хочет одного: отдохнуть от всей суеты, которая окружает нас в жизни.

Барбони опять залился смехом.

— Перестаньте шутить, Кьяра. Я слышал совсем другое. Говорят, у Лося-младшего ума не много, зато большие запросы. Извините, такое болтают люди. И еще говорят, что самое главное для него — женщины, а свою семью он не очень-то привечает. Все больше со шлюхами, потом, если что, избавляется от них самым радикальным способом. Так что смотрите, как бы у вас в клубе чего не учудил. А еще говорят…

Мой собеседник внезапно умолк: видно, сообразил наконец, что не слишком любезно с его стороны поливать моего любимого кузена, которого я с таким нетерпением поджидаю в гости. Нелюбезно и даже в какой-то мере опасно.

Я же бросилась на защиту “родного человека”.

— Младший Лось совсем не такой, — начала я свой новый монолог и сделала паузу, обдумывая, что говорить дальше. — Да, верно, у него бывали проблемы с противоположным полом, но знаете почему?.. — Барбони, естественно, не знал, и я тоже. Однако вдохновенно продолжала: — Он слишком серьезно относится к женщинам. Чересчур много думает о них. Больше думает, чем чувствует. Отсюда и проблемы. Он не в состоянии понять сигналы, которые они ему посылают, и все идет кувырком. А он страдает. Так страдает… И если обращается к проституткам, то именно потому, что они не доставляют ему страданий. Он очень чувствительный парень, мой бедный кузен.

Барбони недоверчиво хмыкнул.

— Что ж, — сказал он, — вы знаете его с одной стороны, и я не могу не верить вам, а мне пришлось видеть кое-какие последствия его загулов, и это было, поверьте, не для слабонервных. — Он поднял ладонь, как бы защищаясь. — Повторяю, не хочу никого обидеть. С кем не бывает. Хочу этим сказать, что, насколько знаю, не стоит переходить ему дорогу.

— Вы это мне говорите? — чуть надменно спросила я. — Никому из семейства Лаватини я бы не советовала становиться поперек пути!

Барбони снова наполнил бокалы, поднял свой:

— За то, о чем вы только что сказали, и за процветание вашей славной семьи!

Я не могла не выпить за это и сразу спросила:

— Так все-таки, Алонцо, вы здесь по делу или просто так?

Краем глаза я увидела за окном знакомую фигуру в белом, это принесло мне дополнительное облегчение: мое войско благополучно передислоцировалось и вновь находилось на нужном рубеже.

Барбони тем временем с улыбкой говорил:

— Как я уже сказал, дорогая, при всем уважении к вам и вашей семье, я предпочитаю, чтобы мне не задавали подобных вопросов, чтобы не приходилось лгать.

Да, крепкий орешек. Не поддается даже из чувства уважения к Большому Лосю. Не говоря о Лосе-младшем. Что ж, попробуем зайти с другого конца.

— Вы мне рассказали кое-что про моего кузена, а я не могу не вспомнить того, что слышала уже о вас.

— Что же вы слышали, Кьяра?

— Типа того, что вы приехали поучить уму-разуму некоторых зазнавшихся шоу-звезд, которые, находясь под определенной “крышей”, решили закантоваться сюда и перестали платить за то, что их, так сказать, оберегают от дождя и града.

Лицо Барбони побагровело, что ему совсем не шло.

— Ваша задача, — продолжала я, — объяснить им их ошибку, уговорить, напугать, если надо… Конечно, не более того. — Я смотрела ему прямо в глаза, но страха в них не видела. Краска постепенно сходила с его лица. — Однако у них тоже ведь могла быть своя защита, правда? Уже другая.

Так я закончила монолог. Он же — протокол дознания, а быть может, обвинительное заключение.

Некоторое время мы молчали. Похоже, Барбони колебался. Или просто размышлял. Во всяком случае, взгляд был отсутствующий, словно он решил вспомнить и проанализировать всю свою жизнь, чуть ли не с детства.

Наконец он встрепенулся, передернул плечами, опорожнил бокал и заявил:

— Страховка… страхование необходимо всем. Если в нашей компании какой-то клиент не платит взносы, не платит за услуги, которые мы предоставляем, то порой… В общем, приходится вмешиваться мне. Догадываюсь, вы можете сравнить меня с вышибалой в вашем клубе или кем-то похуже, но я не только принуждаю, я и помогаю.

Официантка прибыла с нашими бифштексами, которые заслуживали всяческого внимания, и я сочла за благо прекратить этот разговор.

Кое-что для меня уже прояснилось. Не очень много, но все-таки… И я перестала его бояться. Зачем? Ведь я из тех Лаватини.

Глава 20

Обед был отличный. Особенно если не думать о компаньоне и вообще о сопутствующих обстоятельствах. Мусс был легче воздуха, а лимонный пирог меня просто околдовал. Танцовщице полагается думать о фигуре, но меня эта забота пока что миновала. Благодарить за это нужно, полагаю, не себя, а те загадочные штуки, которые называются генами. Гены Лаватини.

Барбони, по всей видимости, тоже был доволен обедом. Улыбка почти не сходила с его лица, мясистая крепкая ладонь то и дело оказывалась на моем бедре. И должна сказать, что после пары-тройки бокалов шампанского это стало казаться мне не таким уж противным. Как-никак знак внимания. К тому времени, когда он расплатился по счету, я уже начала думать, что смогу даже ответить ему благодарным поцелуем. Безумие, конечно, если иметь в виду, что я была почти уверена: он не кто иной, как наемный убийца, в обязанности которого входит расправа с теми замешанными в порнобизнесе субъектами, которые отказываются платить мафиози.

Мы вышли из ресторана, и Барбони хозяйским жестом обнял меня за талию. Так мы проследовали к тому месту возле мусорных баков, где он припарковал машину. Я ощущала его запах — это означало, что я достаточно трезвая.

Не дойдя до машины, он вдруг резко остановился и больно схватил меня за руку. Вот оно, подумала я, начинается…

— Паршивые гребаные суки! — заорал мой элегантный кавалер.

Не скажу, чтобы я привыкла к такому способу проявления страсти, но в конце концов у каждого мужчины свои причуды.

Однако он смотрел не на меня, а на “порше”. Все четыре колеса были спущены.

Уверена, его крик был слышен внутри ресторана, но, как видно, после оплаты там теряли интерес к недавнему клиенту. Во всяком случае, никто оттуда не вышел. Мы были предоставлены самим себе и могли бесноваться сколько угодно перед машиной с четырьмя баллонами, из которых вышел весь воздух. Поэтому, когда минуты через две после нашего ужасного открытия откуда-то из-за поворота выскочил неказистый грузовичок, я была и удивлена, и обрадована. Главным образом оттого, что он как две капли воды был похож на пикап моей славной хозяйки Пат и за рулем сидела женщина, точь-в-точь напоминавшая ее. Для пущей важности она даже водрузила на крышу желтую мигалку. У нее такая была, я знала.

Да, моя команда начеку и продолжала успешно действовать!

Пат остановила машину возле нас, выскочила из нее, насколько могла бодро, не заглушив мотор. Когда она успела переодеться? На ней был видавший виды комбинезон с широким ремнем для инструмента и выцветшая шапка с козырьком и непонятным гербом. Пат подошла к машине Барбони, стукнула ногой по колесу, потом повернулась к нам.

— Ваш красавец? — спросила она Барбони. — Полагаю, у вас нет с собой четырех запасок?

Он с трудом сдержался, чтобы не взорваться. Я дернула его за рукав и выступила вперед.

— Конечно, нет, мэм, — сказала я. — Сможете помочь нам?

Пат усмехнулась:

— Попробуем. Моя сестра сейчас подъедет на легковушке. Насколько я понимаю, лучше всего вызвать платформу с подъемником из Дестина или из Панама-Сити. Только ничего не получится раньше утра. А пока мы вас можем только доставить туда, где вы живете. Наверное, недалеко отсюда?.. Это сделает моя сестра Женевьева.