Проверочный сигнал

      Согласно плану, Тайлер вошел в церковь, включил там свет и начал молиться. Свами, Селия и я сидели в затемненной квартире с нацеленным на церковные окна телескопом и подключенным к нему цветоана-лизатором. Селия показала Свами, как слегка подкручивать телескоп, чтобы обнаружить самую активную точку. Мы зафиксировали несколько очень отчетливых цветовых изменений, и анализатор показал множество структур, не видимых простым глазом. Когда модулированные частоты перевели в звук, из колонки заскрежетал голос Тайлера:
      — Господи, ты меня слышишь? Проверка номер девять, номер девять, номер девять… Пройдет восемьдесят семь лет, и я стряхну с себя мрачные узы тюрьмы, наконец свободный, наконец свободный, наконец свободный…[ «Молитва» Тайлера — мешанина из разнообразных цитат: песня «Битлз» «Revolution № 9», геттисбергское обращение Авраама Линкольна, негритянский спиричуэлс. (Здесь и далее прим, перев.)]
      — Получилось! — заметил Свами.
      Селия улыбнулась удовлетворенно и еще подкрутила ручку настройки.
      Голос Тайлера стал слышен яснее.
      — Время пришло, все добрые люди, приидите к Уотсону! Вы мне нужны![ «Господин Уотсон, идите сюда, вы мне нужны» — первая фраза, переданная в 1876 г. Беллом по проводам своему помощнику.]
      Мы набрали на клавиатуре ответ, и луч лазера затрепетал незаметно глазу, выписывая слова на стекле — или, как выразился Свами, «перст Господень выводит письмена на стене».
      — Моя молитва услышана, — произнес Тайлер.
      — Теперь пора молиться системе, — сострил Свами.
      Забавно, подумал я. Мы хотим атаковать программу, которая изо всех сил трудится ради излечения таких уродов, как мы. Мы были в долгу перед Тайлером и Селией, и я пообещал себе щедро с ними расплатиться, если это дерево принесет какие-нибудь плоды.
      К тому времени, когда мы встретились на квартире в следующий раз, Свами подготовил подключение к корпоративной локальной сети. Связь была беспроводная, но зашифрованная. Квартира была достаточно старая, и в ней сохранились наземные линии связи, но лишь аналоговые. Пока мы не продвинулись слишком далеко, Свами собирался оснастить офис адаптером. А сейчас нам требовалось выкрасть административный пароль. Мы выяснили, что существует масса способов это сделать, но большинство из них засечет служба безопасности. Имелся один простой способ, который обычно пробовал Тайлер. Когда все было готово, я позвонил ему и сказал, чтобы он шел произносить свои молитвы. Через несколько минут мы уже считывали их.
      — Дойдите до того уровня, где предлагается ввести пароль, — велел он.
      — Готово.
      — О'кей. Введите следующие данные.
      Тайлер продиктовал логин, который включал в себя что-то вроде префикса, корня и суффикса. Только средняя его часть походила на мой собственный логин, которым мне никогда не придется воспользоваться, если только мой биочип не выйдет из строя. Он подождал немного, после чего выдал навороченный пароль.
      Свами засиял, словно тлеющий кончик косяка. Во всяком случае, мне так показалось.
      — Я там! — воскликнул он со смехом. — Я проник внутрь!
      — Что-то я не понял, — удивился я. — Неужели все эти окна, телескопы, компьютеры — все было только ради этого?
      Оказалось, что нет. Тайлер предоставил нам всего лишь аккаунт суперпользователя и пароль, который был установлен на корпоративном сервере изначально. Никто не позаботился сменить установленный по умолчанию пароль: оплошность глупая, но распространенная.
      — Попасть внутрь системы — это только начало, — констатировал Тайлер. — Вам еще понадобится моя помощь, чтобы обходить другие преграды, извлекать данные и прочая, и прочая.
      Я мало что понимал из того, чем занимались Свами и Тайлер, так что вскоре перестал встревать в разговор. После полутора недель ежедневных, хотя и непродолжительных сеансов связи картина происходящего стала проясняться. Свами и Тайлер начали задавать мне вопросы по поводу работы компании, патентного права и других вещей. Моя часть работы заключалась в том, чтобы находить ответы. Иногда нужная информация извлекалась легко, особенно по наиболее противоречивым вопросам, поскольку государственные архивы были забиты соответствующими дебатами. А вот подробности о работе компании раскопать оказалось сложнее, но с несколькими допущениями и предположениями все постепенно прояснялось.
      * * *
      Тем временем одна важная вещь случилась, а другая — нет. Вторая: не было никаких вестей от Тины. А первая: мои паразитические ручки начали отрастать заново. Все началось с ноющей боли, затем появились опухоли, а потом начала лопаться кожа. Видимо, моя грудная клетка была не способна трансформироваться в клетки пальцев, поэтому кулакам приходилось буквально пробивать себе дорогу изнутри. В больницу я не пошел, и тому имелось много причин. Да и потрескавшаяся кожа быстро зажила, так что ничего страшного не произошло. Но чесалось просто адски.
      Мои руки обладали способностью регенерировать — свойство для людей неслыханное. Я отрастил себе новые конечности, как ящерица хвост. Мне даже пришло в голову, что когда я только родился, эти ручонки, должно быть, уже пытались отрезать, но они отросли заново, и родители решили оставить все как есть. Отсюда перекомпенсация моей мамочки, которая всю жизнь твердила, что эти ручки — некий дар.
      Я проработал в компании достаточно долго, чтобы знать цену самовосстанавливающимся костям, мышцам и коже. Этот дар действительно стоил целого состояния. Похоже, «проверочный сигнал», обнаруженный Тиной и так смахивающий на меня, был не просто подсунут ей умышленно. Он был жизнеспособным организмом, быть может, с уникальными стволовыми клетками. Отследить, откуда он взялся и кто поставил его в очередь к Тине, не представлялось возможным, но было ясно: кто-то подтолкнул ее обратиться ко мне.
      В ее письме говорилось то же самое. Компания сделала мне что-то плохое, писала Тина, и она им помогла. Чем? Уговорила меня отрезать руки, вот чем. Причем не только отрезать, но и пожертвовать их на опыты. Такое впечатление, что это и было основной целью: заставить меня подписать отказ от ампутированных органов.
      Не зная, чем именно я интересуюсь, мой босс Дейв прислал мне несколько интересных ссылок. Наш «Счастливый случай» и другие подобные компании находятся в жестких рамках патентного права. Нельзя запатентовать вещества или целые организмы, распространенные в природе как норма. Давным-давно лаборатории пытались получить патент на гены, созданные по образцам представителей племен третьего мира, а кто-то даже пытался присвоить себе весь человеческий геном. «Вампиры» — вот как их стали называть тогда. И тем не менее спрос на новые средства продления жизни оказался велик. Где же было взять деньги на дорогостоящие исследования в этой наполовину государственной индустрии?
      Вот тут-то и появилась «Гения». Патентовать вымершие нечеловекообразные организмы законом не запрещалось, поскольку живых заинтересованных сторон уже не существовало. Если вам удалось регенерировать ДНК динозавра, вы могли либо присвоить его и оставить у себя в собственности, либо запатентовать и сделать на этом деньги. Еще одна вещь, которую разрешалось патентовать, это трансгенные организмы, созданные из нескольких видов, срощенных вместе. К этим двум типам, в основном, и принадлежало большинство наших объектов.
      Проблема с трансгенами заключалась в том, что незаконно было создавать, так сказать, «действующие модели» — слишком велик был потенциальный биологический риск. Вымершие виды тоже находились под контролем, но меньшим. Одна школа научной мысли утверждала, что раз они когда-то обитали на планете, то по отношению к современным формам жизни они не являются взаимоисключающими, тогда как другое мнение гласило, что могут и являться. Эта неуверенность оставляла лазейки в законе.
      Я попытался вычислить, являюсь ли единственным представителем какого-то вида (этот случай не подпадал под существующие законы) или же каким-то образом соответствую типичным категориям, с которыми имеет дело наша «Гения». Настало время проконсультироваться со специалистом по патентному праву.
      Ее звали Маккензи, и из ее офиса в небоскребе открывался именно такой вид, какие обычно показывают по телевизору. Сам офис выглядел не слишком эффектно. Мебель стояла дешевенькая, а на смартдеске невозможно было что-нибудь разглядеть из-за сваленных кучей книг и бумаг. Маккензи оказалась симпатичной женщиной лет пятидесяти, с гладко зачесанными назад светлыми волосами. Я смущался, ерзал в потертом кожаном кресле, потирая бока и надеясь, что мои раны не начнут кровоточить.
      Маккензи сразу же уловила суть, едва я рассказал ей про свои ампутированные и присвоенные кем-то конечности.
      — Когда вы подписали отказ от образцов ткани, — заключила она, — они стали собственностью нового владельца, при условии, что они используются в соответствии с условиями договора.
      — И это означает?
      — Если ваши ткани в норме не встречаются в природе и если обладают тем потенциалом, которым, как мне кажется, они обладают, это означает, что ваша компания может их запатентовать. На их основе они могут разрабатывать медикаменты и методы лечения и собирать барыши. Вы же не получите ничего.
      Она продолжала, увлеченно перечисляя прецеденты подобных дел, как удачных, так и проваленных. Мур, Слейвин, Йорк против Джонса и прочие славные имена. Килрой против Джорджа Вашингтона. Прямо как в университете, ей-богу. Все это началось, когда до людей вдруг дошло, что информация, необходимая для лечения многих серьезных болезней, на самом деле доступна и совершенно бесплатна. В скопившихся за десятки лет военно-медицинских архивах имелись достоверные данные, по которым можно было установить взаимосвязь между всевозможными болезнями и генетической историей, пищевыми привычками, воздействием вредных веществ и так далее. Все, что нужно было сделать — сопоставить эти данные, и революция в медицине обеспечена. Некоторое время министерство обороны и медики сражались за сохранение врачебной тайны (а уж сражаться они умеют), пока кто-то не нашел способ использовать эту информацию анонимно.
      Просто убрать имена было недостаточно. Предстояло выстроить целый ряд совершенно иных данных, используя не только вымышленные имена, но и вымышленное место рождения, вымышленные лекарства и вымышленные болезни. Эта «продезинфицированная» информация выставлялась на продажу, и такие компании, как наша, пользовались ею постоянно. Обнаружив что-нибудь интересное, мы обязаны были представить открытие в Министерство обороны, которое переводило этот результат в реальный мир, используя специальный декодер. Мы платили установленную мзду, и нам предоставлялись эксклюзивные права'на открытие.
      Однако сама идея того, что кто-то хочет запатентовать образцы моих тканей, выбила меня из колеи. Должно быть, вид у меня был озадаченный, потому что Маккензи отложила перо, скрестила руки на груди и вздохнула.
      — Попробую объяснить доступнее, — сказала она. — Если бы законы были немного другими, вы могли бы запатентовать себя сами. Это не совсем точно, но для простоты позвольте мне выразиться так. Физический недостаток может быть запатентован, поскольку он не является нормальным человеческим состоянием. Вы — единственное заинтересованное лицо, так что можете получить патент на свои плохие гены, или хорошие стволовые клетки, или на что-то еще, что делает вас уникальным. Однако в нашем случае произошло, по-видимому, то, что компьютер вашей компании создал… э-э… Как это у вас называется?
      — Объект.
      — Да, объект, похожий на вас. И тогда кто-то вдруг обнаружил, что вы уже существуете.
      — Меня трудно не заметить. Она кивнула из вежливости.
      — Другой вариант: они знали, что ваши руки могут регенерировать, и создали этот ваш проверочный сигнал в качестве ловушки. В любом случае, они выстроили ситуацию так, чтобы заставить вас удалить лишние конечности и отказаться от них.
      — Черт возьми, они постарались на славу.
      — Эта ваша система, «Гения», сама по себе не в состоянии что-либо запатентовать. Чтобы получить патент, нужно доказать, что изобретение является полезным. Для этого должна существовать другая программа.
      — Симулятор. Система, которая создает виртуальные организмы и забавляется с ними, как хочет, чтобы посмотреть: помогут они вылечить рак или что-нибудь в этом роде.
      — У вас там, я вижу, все предусмотрено, — она улыбнулась. — Теперь что касается договора, по которому вы отказались от отчужденных тканей. Какие там были условия?
      — Я его не читал.
      — Копия у вас имеется?
      — Нет.
      — Ладно, я его отыщу, — пообещала она. — Договор мы подошьем к делу. Вам нужно только написать доверенность, чтобы я могла его получить.
      Я поскреб грудь в том месте, где два комплекта костяшек пальцев пробивали себе дорогу наружу.
      — Если я подписал отказ от всех прав, это означает, что я не могу подать в суд на компанию?
      — Вовсе не обязательно, — сказала Маккензи. — Вы можете доказать, что в момент подписания бумаг находились не в здравом уме и твердой памяти?
      — Пожалуй, — протянул я задумчиво. В тот день голова у меня действительно была, как в тумане. — Да, наверное, могу.
      — Как именно?
      — Во-первых, меня готовили к операции. Мне ставили капельницу.
      — Одному Богу известно, что там было, — сказала она.
      Да нет, какие-то медицинские записи, к которым имел доступ не только Господь Бог, там имелись. Но ее слова прозвучали так, словно она уже репетировала свою речь в суде. Она начинала мне нравиться.
      — Потом была еще Тина. Это она уговорила меня подписать отказ. Чуть ли не ручку за меня держала.
      — Мошенничество и принуждение, — кивнула она. — Что еще?
      — Думаю, Тина даст показания в мою пользу, — сказал я. Она коротко улыбнулась и тут же вновь посерьезнела.
      — У вас очень хорошие шансы, мистер Таннер. Вы сделаете на этом много миллионов.
      — Сколько именно?
      — Пока не могу сказать точно. Но чем больше я об этом думаю, тем выше, мне кажется, можно поднять ставки. Сотни миллионов, вне всякого сомнения.
      Голова у меня поплыла, и в груди что-то кольнуло.
      — Вы шутите!
      Она положила ручку на стол и захлопнула блокнот.
      — Эта компания пойдет ко дну.
      — Здорово, — сказал я не слишком уверенно.
      * * *
      Маккензи собрала целую команду, чтобы сделать все необходимое. На следующей неделе она связалась со мной по телефону. В больнице моих слов никто не смог подтвердить, сказала она, так что исход дела теперь зависел от показаний Тины. Маккензи прислала ко мне частного детектива по фамилии Ланд. Он был маленький, но крепко сбитый и накачанный. Еще его отличали складки на черепе и короткие, редкие волосы, торчащие в разные стороны, как у панков времен моего дедушки. Вместе с сыщиком мы отправились навестить Тайлера за решеткой.
      — Ланд считает, что Тина могла поехать на поиски матери, — сказал я.
      Ланд сдвинул брови в сторону чего-то незримого, затем взгляд его прояснился и уперся в Тайлера.
      — Мы рассчитывали, что вы поможете нам отыскать вашу экс-супругу.
      Тайлер скривил рот, и вид у него стал такой, словно он разжевал горькую пилюлю.
      — Прошло двадцать три года.
      — Все, что мне нужно, несколько зацепок.
      — Типа чего?
      — Любимые места, вымышленные имена, родственные связи, мечты юности… Сколько продолжался ваш брак?
      — Нисколько. Прожили вместе семь лет.
      После этого Тайлер накидал нам несколько случайных идей. Ти-нина мамочка любила Бродвей, терпеть не могла холод, и ей нравилось в Атлантик-Сити. Так значит, Лас-Вегас? Другими возможными местами и по другим причинам оказались Батон-Руж и Южная Калифорния. Ланд уже засобирался уходить, но мне нужно было еще кое-что обсудить с Тайлером.
      — Как там дела с волшебными травками Свами?
      — Не особенно, но сдвиги есть.
      — Лучше, чем с поисками Тины?
      — На этот счет не беспокойтесь, — вставил Ланд.
      — А как поживает «Гения»?
      — Она у меня в кулаке, — сказал Тайлер. Мы делали вид, что «Гения» — это имя какой-то женщины, чтобы надзиратели не заподозрили причастность Тайлера. — Если вы не сможете оставить свою компанию без штанов, то по крайней мере я посажу «Гению» в лужу.
      — Вы говорите так, словно делали это раньше.
      Тайлер многозначительно промычал мотив бетховенского «ди-ди-ди-да» из Пятой симфонии. Я оглянулся на Ланда, который даже не пытался делать вид, что уважает конфиденциальность нашей беседы.
      — О'кей, Ланд, — сказал я. — Приступайте-ка к поискам Тины.
      На следующий день детектив сообщил мне по телефону, что он проверил всю служебную информацию по автомобилю Тины. Машина не была снабжена радиомаячком и замечена оказалась единственный раз — когда Тина проезжала пост на въезде в Делавэр через пару дней после моей операции. Не слишком много толку. По словам Ланда, это вовсе не означало, что Тина все еще в Делавэре. Она могла быть где угодно.
      Еще он попытался проверить ее банковский счет, но не сумел ни купить, ни выкрасть какой-нибудь ценной информации.
      — Ваша подружка и правда хорошо замела следы, — сказал он мне.
      — На нее это не похоже, — возразил я. — А может, их и не было, этих следов? Вдруг она никуда не ездила?
      — Да, — сказал он обиженно. — Вполне возможно.
      * * *
      Я прошел мимо кабинета Тины — не то чтобы надеялся увидеть ее там, а просто меня туда тянуло. Пусто. От скуки и одиночества я забрел к Свами.
      — Как продвигаются дела с твоей «травой»? — спросил я.
      — Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, — ответил он в своем духе. Потом встрепенулся и крутанул коляску на триста шестьдесят градусов. — Но мы найдем ее. Тайлер помог мне проникнуть в алгоритм создания объектов. Уничтожительную функцию симулятора я тоже смогу обойти. Это огромное подспорье, но приходится отсматривать чертову тучу объектов.
      — И сколько времени это займет?
      — Кто его знает. Может, годы.
      — У-у… — Только теперь до меня дошло, что перед Свами стояли противоречивые цели. Ему требовалась помощь Тайлера в собственном проекте, но Тайлер был связан со мной, а я занимался тем, что гробил компанию. — Свами, можно я тебя кое о чем спрошу? Помнишь, как-то раз ты сказал: мы организмы, а не организация, верно?
      Он улыбнулся, польщенный тем, что я запомнил.
      — Да, точно.
      — Зачем такому человеку, как ты, работать в таком месте?
      — Потому что нет такой революции, которая могла бы перевернуть эту страну. Бороться с системой — пустая трата времени. Единственный способ что-то изменить — начать изнутри, выйти отсюда тем же способом, которым мы здесь оказались.
      — Выжигать огонь огнем, да?
      — Ну, да, кто-то может сказать, что это тупик. Но понимаешь, ведь компания — это не враг. У нас с ней одна цель — исцеление болезни. Только я делаю это искренне, а у компании цели исключительно материальные. Но если ты знаешь другой способ — получше, я буду рад.
      * * *
      Позвонила адвокат и назначила мне встречу в своем офисе. Судя по всему, она владела какой-то информацией, которую нельзя обсуждать по служебному телефону. Когда я вошел, Маккензи сидела в кресле, слегка наклонившись вперед. И хотя она по-прежнему взирала на меня высокомерно, а ее костюм был так же строг, как и раньше, эта непринужденная поза позволила мне почувствовать себя скорее партнером, чем клиентом. Перед ней на Г-образном смартдеске, усеянном виртуальными документами, лежали две стопки бумаги.
      — Вы что-нибудь слышали о биоколониальном режиме? — спросила она с оттенком злорадства в голосе.
      — Нет.
      — Государству принадлежат патенты на генетический материал народа.
      — Кажется, вы об этом уже говорили.
      — Да, но на этот раз добавилось кое-что еще. Все начиналось с малых народов с вымирающим населением, типа островных культур, якобы для того, чтобы предотвратить исчезновение этих народностей. Но потом начались отвратительные вещи…
      Она стала говорить о том, что я есть часть масштабного коллективного иска, которым они занимаются. Он выходит далеко за границы моего отдельно взятого случая и займет гораздо больше времени, зато в результате справедливость восторжествует для многих.
      Мне все это не понравилось. Я-то думал, с моим делом все просто и ясно: я легко его выиграю, и жизнь пойдет своим чередом. И я смогу щедро отблагодарить тех, кто мне помог, а сам заживу по-человечески. Но чем дальше, тем сложнее становилась эта затея, и тем больше народу в нее втягивалось. Торжество справедливости — это, конечно, замечательно, но задержки в этом деле не входили в мои планы.
      Судебный процесс становился масштабнее, чем простая тяжба против тех, кто хитростью лишил меня патента. Во-первых, Маккензи навела кое-какие справки и выяснила, что у моих тканей большой лечебный потенциал, а не только способность к регенерации. Нервная система у меня была не такой, как у нормальных людей, и, возможно, на ее основе будут созданы средства для лечения болезней спинного и головного мозга. Но случись это со мной, я же буду вынужден платить за лечение.
      — Вы понимаете, что это означает? — спросила она.
      — Да. Меня могут обокрасть снова.
      — Думайте шире. Для нас это очень интересная сфера деятельности. В нашей профессии это называется «гиперсобственность».
      — Какая разница?
      Она многозначительно улыбнулась.
      — Я знаю, это звучит несколько сложно, но во время дачи показаний нам придется называть вещи своими именами. Неважно, чем вы владеете — целым человеческим телом или его частью, но если вы используете его для получения выгоды без разрешения и без выплаты компенсации законному владельцу, то это самое настоящее рабство!
      Тут со мной случился приступ неудержимого хохота, до жжения в ключицах. Потом я закашлялся и надсадно хрипел так, что вся грудная клетка выворачивалась наизнанку вместе с этими проклятыми ручонками.
      Маккензи тоже посмеялась из вежливости, потом поморгала, не зная, что предпринять.
      — С вами все в порядке?
      — Да, — сказал я, переводя дух. — Уф! Вы это серьезно?
      — Абсолютно. Мы докажем, что ваша компания путем манипуляций, мошенничества и психологического давления пыталась поработить вас ради получения выгоды. Кроме того, мы обвиним ее в злоупотреблении служебным положением, принуждении к хирургической операции и — особенно — в принудительном расчленении. Так что вы немало получите и за это тоже… Есть и кое-что еще.
      — А что это за затея с коллективным иском?
      — Вы не единственная жертва подобных махинаций. Мы собираем доказательства, что есть и другие люди, оказавшиеся в похожей ситуации. Один мой партнер хотел бы встретиться с вами, чтобы побеседовать о медицинской биографии вашей матери. Здесь тоже возможно получение компенсации. И весьма серьезной.
      Все становилось серьезнее и серьезнее, и я вернулся на работу с сильной головной болью. Я направился прямиком к Свами и пересказал ему свой разговор с адвокатом. Я думал, что перспектива торжества справедливости будет музыкой для его ушей, но он только отмахнулся:
      — Просто теперь тобой завладеет не компания, а юридические фирмы. Они будут полностью контролировать процесс, а твоя задача будет заключаться в том, чтобы сделать для них побольше денег, так?
      Этого я не мог отрицать.
      — Либо ты полностью принадлежишь себе, либо нет, — подытожил Свами.
      — За сотню миллионов баксов я готов принадлежать кому угодно.
      * * *
      Ланд не терял времени даром. Он разыскал мать Тины и связался с ней. Она была замужем и жила на каком-то озере в Теннесси. По ее словам, она не виделась с дочерью больше двадцати лет, и Ланд ей верил.
      Еще он предложил мне снова написать Тине. Возможно, она все же проверяет свой почтовый ящик, и хотя она никак не отреагировала на мое предыдущее письмо, но коли новое составить правильно, сказал Ланд, то можно вынудить ее ответить. Я послал ей сообщение с одноразового аккаунта, который невозможно отследить. Намекнул, что готов отсудить у компании сотни миллионов и что для этого необходимо ее присутствие. Еще я солгал, что ее отец серьезно болен. Я был против, но Ланду виднее.
      К моему удивлению, ответ пришел через пару минут.
      * * *
       Джимми — врать ты не умеешь. В пристегнутом файле мой роман ужасов, помнишь я тебе говорила. Я бы ни за что его не закончила если бы не забилась в нору. Я хочу, чтобы ты попытался его продать, поэтому обещай, пожалуйста, что не забьешь на это дело, пока его не напечатают. И не слушай этих козлов, если тебе скажут, что книжка плохая, потому что это не так. Да, и еще иди до конца и засуди эту компанию, но без меня. ПНТТ.
      * * *
      К письму был прикреплен файл под названием «Зловредность Aeterna», автор Кристина Пеш. Я начал читать, но никак не мог сосредоточиться и уловить какой-то смысл. Быть может, там объяснялось, что означает ПНТТ. По-настоящему страшно мне стало не от романа, а от письма Тины. Я не смог дождаться конца рабочего дня, ушел с работы пораньше и пошел к ее дому. Может, теперь, когда книга закончена. Тина вылезла из своего укрытия?
      Ее машина стояла перед домом. Я вздрогнул, и сердце молотом забилось в груди. Кисти на недоразвитых руках рефлекторно сжались. Дверь была заперта, и на стук никто не отозвался. Я стал ломиться в дверь, так что чуть не сломал бедро, но преграда была железная, и я вспомнил, что там еще были засов и цепочка. Тогда я выбил окно, не думая о том, что меня увидят соседи. Забравшись внутрь, я стал кричать и бегать кругами, как идиот, не зная, куда броситься первым делом.
      В квартире царили темнота и духота. Горел свет, стол на кухне был завален какой-то рекламной макулатурой. В раковине лежало несколько грязных тарелок с остатками спагетти, на кресле в гостиной валялась блестящая фиолетовая сумочка. Я тихонько, на цыпочках, зашел в гостиную. На панели домашнего кинотеатра горели какие-то лампочки, но ни изображения, ни звука не было.
      — Тина? — позвал я почти шепотом. Сквозь приоткрытую дверь пробивался свет из ванной комнаты. — Тина? — Я ни разу не заходил в ванную и теперь, перешагивая порог, чувствовал себя так, словно оскверняю святыню.
      Потом я услышал, как что-то капает. Тина была в ванной, но все, что я видел, оказалось красным. В мои уши ворвался шум тысяч настойчивых голосов. Он ревел, как рассерженная вода, и я словно очутился над Ниагарским водопадом.
      Очнулся я замерзший и дрожащий. Голова кружилась, пот стекал со лба на волосы. Голоса превратились в эхо. Я попробовал встать, но чуть не грохнулся снова. Так и остался сидеть на пороге ванной, боясь посмотреть внутрь.
      Ночь я провел там же, на полу. А утром вызвал полицию и выполз из дома, так и не заглянув в ванну еще раз. Полицейские приехали раньше, чем я успел уйти, и когда они начали меня допрашивать, я почувствовал какой-то странный голод и снова потерял сознание.
      * * *
      Свами подкатил к моему кабинету, чтобы принести свои соболезнования. Его электрическое кресло было довольно компактным, но сквозь дверь моей ячейки оно не пролезло. И вот он сидел тут и говорил какие-то ожидаемые, но бесполезные слова. А я чувствовал себя запертым, потому что он загородил собой дверь. Я видел, что он хочет о чем-то побеседовать, но не знает, с чего начать. Он опустил глаза, катнул свое кресло туда-сюда на несколько дюймов, а потом шумно вздохнул.
      — Слушай, Джимми, — сказал он, озираясь, чтобы убедиться, что в коридоре никого нет. — Как там твой объект? Ну, ты знаешь, о чем я…
      Я кивнул и указал глазами на перегородку, отделяющую нас от Кейтлин. Он кивнул.
      — Я сам к тебе зайду, — сказал я.
      Немного позже, убедившись в надежности его кабинета, я рассказал Свами, что, по словам адвоката, я и теперь могу легко выиграть дело, даже без показаний Тины. Уже одно то, что я подписал эти бумаги в таком состоянии плюс та правовая ситуация, которая возникла в результате, все это явный случай гиперсобственности, полученной обманным путем. Они называют это рабством.
      — Значит, ты подаешь в суд?
      — Надо только подождать, пока юристы выяснят, есть ли у родителей Тины основания для иска.
      Свами мрачно поджал губы и кивнул.
      — Значит, пора мне искать другую работу.
      Это был камень в мой огород, но я слишком устал, чтобы сопротивляться:
      — Ты и правда думаешь, что наша контора накроется?
      — Конечно. В этом же весь смысл, разве не так?
      — Ну а чего ты от меня хочешь? — спросил я, повышая голос. — Эти идиотские руки отрастают обратно, все остальное так же паршиво, как и всегда, за исключением того, что Тина умерла — хотя всем на это наплевать, — и ты хочешь, чтобы я спокойно стоял и смотрел, как наша компания на всем этом наживается?
      Он молча сидел с довольно глупым видом перед постерами с деревьями.
      — Либо они меня поимеют, либо я их, — сказал я. — Ты сам это сказал. Посмотри, что они сделали с Тиной. Да, черт побери, я подаю в суд.
      * * *
      Когда жаждешь крови, обычно не целишься туда, где ее будет больше. Просто берешь ее — всю и сразу.
      — Когда я получу компенсацию, — сказал я Тайлеру через стекло, — я разорю этот «Счастливый случай».
      — Значит, больше никаких случайно найденных лекарств? — уточнил он.
      — И никаких украденных органов и патентов на человеческое нет счастье, — сказал я.
      — А как же Свами со своим деревом?
      Я раздраженно запыхтел. У меня не было ответа. Выходило так, что я мщу не организации, а тем людям, которые там работают, но ведь я вовсе не считал, что деревья Свами — это полная ерунда. Я и сам, бывало, обнаруживал хорошие объекты, и это было приятно.
      — Тайлер, — сказал я, закипая снова. — Эти типы виноваты в том, что случилось с вашей дочерью. Вы предлагаете все забыть?
      — Нет. Это слишком хорошая возможность, чтобы ее упускать.
      * * *
      Во мне теплилась иррациональная надежда, что теперь, когда у меня не торчат лишние руки, Кейтлин наконец согласится со мной пообедать. К тому же мне нужно было спросить у нее кое-что важное.
      — Нет, спасибо, — сказала она, изогнув губы в якобы вежливой улыбке, в которой не было ни капли дружелюбия.