Костер на снегу

— Между прочим, — продолжала она, — трое погибших и четверо травмированных пришлись как раз на то время, когда на скале висели эти надписи.

Элен некоторое время размышляла над сказанным подругой, а также о том, что руководило Жозефом, когда он писал записку.

Наконец она услышала голос Лоране:

— Горы надо уважать, а не лезть, как Софи…

— Софи — совсем другой случай, — тихо сказала Элен. — Жозеф сам показал ей этот склон в первый день.

— Но это было потому, что они опоздали на подъемник, — заметила Лоране. — И с ней тогда был такой опытный лыжник, как Жозеф. А в этот раз она была одна, слабая, неумелая. Софи должна была отдавать себе в этом отчет. Она должна была послушаться его и переночевать в кафе, а она взяла и уехала одна. Просто из каприза. Горы капризов не прощают, знаешь ли.

Они опять помолчали, и Элен решила сменить тему.

— Ты завтра уезжаешь… — грустно сказала она.

— А ты послезавтра, — подхватила Лоране. — Может быть, заедешь в Париж?

— У меня обратный билет на послезавтра из Лиона, — с сожалением сказала Элен.

— Я оставлю тебе адрес и телефон, — пообещала Лоране. — Ты же должна познакомиться с Аленом-младшим.

— Я тебе тоже оставлю свои координаты, а ты пришлешь мне его фотографию.

Лоране и Элен намеренно избегали говорить о Жозефе.

Затянувшееся молчание первой прервала Лоране.

— Ты будешь завтра кататься? — спросила она.

— Наверное, надо, в послед… в заключительный день. — Она чуть было не оговорилась. — Хотя совсем нет настроения. Без Жозефа не хочется кататься. Но думаю, что поеду на те склоны, где мы с ним еще не были. А ты когда собираешься сюда?

— Через две недели приедем сюда с Робером и детьми, — проговорила Лоране. — Я соскучилась по своим мальчикам. Они уже вполне прилично катаются, и с нетерпением ждут, когда мы возьмем их с собой.

Она улыбнулась, видимо, вспоминая своих детей. — Странно, — задумчиво сказала Элен. — Я ни разу не вспомнила о Билле. Не знаю, как теперь быть… Я не смогу жить по-прежнему.

Лоране положила свою ладонь на ее руку.

— Время все расставит по своим местам, — уверила она. — Я убеждена, что Жозеф найдет тебя. Надо набраться терпения, девочка… А пока просто живи, работай…

Элен кивала, опустив глаза.

Ресторан опустел. Только они, две подруги и немного родственницы, никак не могли наговориться. Официанты искоса поглядывали на них, не осмеливаясь напомнить о времени.

— Может быть, погуляем? — не желая расставаться, предложила Элен.

— С удовольствием, — отозвалась Лоране. — Полчасика подышим ночным горным воздухом, а потом мне пора собираться. Я хочу выехать сразу после завтрака. До Парижа добираться часов пять-шесть, в зависимости от пробок на равнинной части шоссе.

Луны не было видно. Тучи сгущались, подул западный ветер.

— Думаю, что мы уезжаем вовремя, — предположила Лоране, — погода явно портится.

— Да, пора уезжать, — повторила Элен. — Между прочим, первый раз в жизни мне хочется уехать с гор. Обычно я с сожалением покидаю горнолыжные склоны.

— Я тебя понимаю, — ответила Лоране.

— За эту неделю было все — и прекрасное, и ужасное. — Казалось, Элен размышляла вслух. — Любовь и смерть — они как будто переплелись здесь. Ты и Ален, я и Жозеф, Софи… Все это останется в памяти на всю жизнь. Все остальные ощущения притупились. И горные лыжи, которые раньше могли заменить счастье, пока не в состоянии даже принести радость.

— Перестань, — строго сказала Лоране. — Ты становишься пессимисткой. Так нельзя. На тебя это непохоже.

Она взяла Элен под руку, а та прижала к себе ее руку. Так они прошли еще немного по тропинке, ведущей к рощице.

— Возле этих елей мы гуляли с твоим отцом, — проговорила Лоране. — Тогда елочки были маленькие и пушистые.

— Мы с Жозефом тоже пару раз ходили по тропинке к этой роще, — грустно сказала Элен. — Видишь, как все сходится. У тебя нет Алена, у меня нет Жозефа.

— Прекрати сейчас же! — прикрикнула на нее Лоране. — Раз все сложилось именно так, значит, так надо. Прими испытание со спокойствием и благодарностью. С благодарностью Богу, судьбе, Природе, Космосу — кто во что верит. За такую любовь, которая была дана мне и тебе, всю жизнь надо благодарить. Даже если больше ничего не будет, ты уже узнала Любовь с большой буквы. А это дается очень немногим в этой жизни.

— Но ведь у тебя теперь Робер, дети. Разве ты не любишь их? — наивно спросила Элен.

— Дети — совсем другое. — Лоране остановилась. — А Робер — не замена Алену. Он — моя поддержка и отец мальчикам. Иногда он меня раздражает, мне бывает плохо. Я до сих пор невольно сравниваю его с Аленом… Конечно, я привыкла к нему. Он — мой друг, он любит меня, но главное — дети…»

Обе женщины стояли, глядя друг на друга, и в душе Элен поднималось теплое чувство благодарности, о котором так хорошо говорила Лоране.

— Ты умница, — улыбнулась она, пожимая руку Лоране. — Мне будет тебя не хватать. Думаю, ты не обидишься, если я скажу, что ты заменила мне мать и бабушку.

Лоране поморщилась. Чувствовалось, что сравнение с бабушкой ее не обрадовало. Элен рассмеялась и объяснила:

— Бабушка Мари-Клэр была мне другом. С ней можно было говорить на любую тему. Она была мудрой и веселой. После ее смерти у меня так и не появилась другая подруга. И вот теперь ты. Это тоже подарок судьбы.

Лоране лукаво посмотрела на нее:

— Ты забыла, что у тебя есть брат. Вот и еще подарок. Разве нет?

— Конечно, да! Было три подарка судьбы, осталось два. Что ж…

Лоране посмотрела на часы и мимикой дала понять, что ей пора собираться. Они простились у лифта.

— Встретимся на завтраке, — сказала Элен, — в девять часов, да?

— Желательно, не позже, — улыбнулась Лоране.

Элен долго не могла уснуть. Против воли она вспоминала ночи с Жозефом. Когда она начала засыпать, ей показалось, что ее губ коснулись его губы. И по всему ее телу пробежала судорога страсти. Это было так явственно, что она вскрикнула. Стоило ей только закрыть глаза, как перед ней вставали картины их любви, она чувствовала на себе долгий взгляд его серо-голубых глаз с удивительно длинными ресницами, и в груди поднималась боль, от которой не было спасения.

9

Утром Элен пришла в ресторан раньше Лоране. Она гнала от себя мысли, связанные с Жозефом. И ей это удавалось. Но иногда на нее опять накатывала волна душевной боли и жгла ее изнутри. Утро было пасмурным, плотные облака скрывали горы, солнца пока не предвиделось. Но оставалась надежда, что после полудня прояснится, чтобы Элен могла попрощаться с горами. Сегодня ей хотелось кататься. Проснувшись после краткого тяжелого забытья, она заставила себя сделать зарядку и принять контрастный душ. Перед завтраком она успела рассмотреть карту трасс и решила поехать на самую высокую трассу района — Сим де Карон, откуда открывается полная панорама Альп. После снегопада ввиду лавинной опасности спуск с Сим де Карон несколько дней был закрыт, но вчера, говорят, его открыли. И, если видимость появится, думала Элен, это будет достойное завершение моих альпийских приключений.

Глядя в окно, Элен не заметила, как к столу подошла сияющая свежестью Лоране. Увидев подругу, девушка улыбнулась и залюбовалась ею. Сиреневая кофточка с шейным платком в пастельных тонах подчеркивала синеву ее глаз, а лучики морщинок, казалось, распространяли их сияние. Она была так очаровательна, что сидящие за соседними столиками повернули голову в ее сторону.

Лоране была настоящая француженка. Не записная красавица, она обладала таким шармом, такой живостью и женственностью, что возраст был не властен над ней.

— Доброе утро, малышка, — чарующе прозвучал ее низкий голос. — Я вижу, ты сегодня в форме. Я рада.

— Да, почти, — ответила Элен. — Все хорошо, я молода и у меня впереди вся жизнь, — с притворной радостью выпалила она. — Сейчас поеду кататься на лыжах.

Лоране недоверчиво посмотрела на нее, но решила оставить без внимания ее вымученную реплику.

— Покатайся за меня, — попросила она Элен. — Вчера открыли Сим де Карон. Это самая длинная трасса во Франции — почти десять километров разнообразных склонов и такой красоты, какой ты не увидишь больше нигде. И считай, что тебе еще раз повезло, это будет прекрасным завершающим аккордом твоего пребывания в Альпах.

— Сегодня я чувствую, что стала совершенно другой, — поделилась с подругой Элен. — Все, что произошло, изменит мою жизнь.

— Только, пожалуйста, не впадай в депрессию, как вчера, очень тебя прошу, — сказала Лоране.

— Может быть, и буду впадать, — задумчиво проговорила Элен. — это свойство моего характера. Но я уже знаю, что после пессимизма, охватывающего меня, происходит новый всплеск энергии, и я готова к новым делам.

— Такое мне тоже знакомо, — ответила Лоране. — Это вообще свойство сильных людей. Можно привести сравнение… — Она немного задумалась и заговорила, усиливая впечатление красивым движением рук. — Представь себе гибкую ветку дерева, которую медленно клонят к земле. Когда Сила перестает действовать, ветка разгибается, как упругая пружина.

— Но ведь ветку можно сломать, — возразила Элен.

— Ветку можно сломать, — согласилась Лоране, — но человек — все-таки не ветка. Достаточно хотя бы помнить, что после депрессии обязательно наступает светлая полоса. Да и вообще, — она рассмеялась, — все относительно.

Главное, проще смотреть на вещи… Ой, опять мы заговорились, мне уже пора выезжать.

Женщины быстро расправились с завтраком и одновременно встали.

Пока служащий отеля сносил вещи Лоране к выезду из гаража, Элен сбегала к себе в номер и, набросив куртку, ждала, пока Лоране выедет на своем джипе из подвала отеля.

— Ну, малышка, — раскрыла объятия Лоране, вылезая из машины, — мы не можем с тобой расстаться навсегда, правда? И Атлантический океан между нами — не преграда.

Они расцеловались и замерли на некоторое время в объятиях друг друга. Потом Лоране сняла свою дубленую курточку, отороченную мехом, взяла ее под мышку и влезла в свой блестящий автомобиль. Помахав рукой, она захлопнула дверь и, дав прощальный сигнал, отправилась в дальнюю дорогу. А Элен еще некоторое время стояла, глядя вслед и думая о том, как ей повезло…

Подъемник на Сим де Карон вмещал около восьмидесяти человек. Это был целый автобус-фуникулер. Возле нижней станции подъемника собралась большая очередь — необычное явление для долины Валь Торанс, где огромное количество подъемников и не слишком много народа по сравнению с соседними долинами — фешенебельными курортами Мерибель и Куршевель. А очередь — из-за того, что сегодня первый раз после снегопада открылась трасса, к тому же это был заключительный день десятидневных туров почти на всех курортах. Именно поэтому люди, у которых, как у Элен, заканчивалось пребывание на курорте, решили, как и она, обязательно осмотреть панораму Альп и прокатиться по самой длинной трассе.

Элен обратила внимание, что в очереди собрались люди из многих стран. Были и американцы. Немолодые, весьма состоятельные жители Дальнего Запада. Мужчины в шляпах, напоминающих ковбойские, женщины — тоже в шляпах, с полями поменьше. Видимо, они перенесли через океан свой патриотический дух и хотели, чтобы их сразу выделяли из толпы и, не дай Бог, не перепутали с англичанами. Очередь продвигалась быстро — Элен удалось сесть на третий «автобус».

Двадцать минут подъема пролетели незаметно. Элен не могла отвести взгляда от глубоких пропастей, причудливых скал, зеленоватых выходов ледников, которых она никогда не видела в Калифорнийских горах. Когда вагон фуникулера медленно подплыл к верхней станции, из-за растаявшего облака появилось солнце. Люди не смогли сдержать возгласов радости. Облака рассеивались прямо на глазах. Это был настоящий подарок, особенно для тех, кто завтра покидал горы.

Элен, взяв лыжи, вышла вместе со всеми из вагона и увидела надпись — «Сим де Карой — 3900 метров над уровнем моря». Вот это высота! Это одна из самых высокогорных станций в Европе. Выше, пожалуй, есть трассы только на Кавказе и в Андах, в Южной Америке.

Поставив лыжи у стойки, она вслед за всеми поднялась на площадку плато, откуда открылась такая панорама гор, от которой захватило дух.

Во все стороны плато простирался волнующийся океан гор. Без конца и края… Справа, удерживая в равновесии всю круговую композицию, высился белоснежный красавец Монблан. Он находится на границе с Италией. Слева от него протянулись Доломитовые Альпы, горы необычайной красоты и сложности. Здесь погибло много альпинистов, но горы по-прежнему манят своими вершинами смельчаков из многих стран мира. Итальянские Альпы сменяются Швейцарскими. Вон там, за ними, на горизонте Австрийские Альпы. А в левую сторону от Монблана — Французские Альпы.

Насколько хватало взора — одни бело-синие волны гор, а еще дальше — едва различимые темно-фиолетовые, более пологие Приморские Альпы, за которыми — Средиземное море. Красота такая, что перехватывает дыхание, хотя, может быть, дышать непросто из-за большой высоты…

Налюбовавшись панорамой, люди спускались с площадки, надевали»лыжи и устремлялись в белоснежную стихию.

Элен испытала некоторый душевный подъем от увиденного, ее затаившаяся тоска на какое-то время сменилась радостью, что ей довелось созерцать эту панораму. Если бы облака не рассеялись, не было бы видно вообще ничего. Значит, опять везение…

Элен оттолкнулась палками и ринулась в неизведанное. Снег самого высокого высокогорья не был мягким. Ночные морозы превратили его в жесткий наст. Но лыжи очень хорошо держались на этом покрытии, легко врезались в него, не оставляя следов. На первом этапе спуска вокруг — белое безмолвие. Пространства были такие огромные, что в воображении рисовались космическими. Вокруг не было ничего, что напоминало бы обычный горнолыжный курорт. Глаз не упирался ни в опоры подъемника, ни в указатели трасс, ни в привычные рестораны и кафе, стоящие на туристских трассах. Только белый снег и отвесные скалы далеко по краям. Людей тоже не было видно. В этой снежной пустыне все распределились по склонам и оказались вне пределов видимости. Но, скорее всего, Элен просто обогнала всех, с кем поднималась на фуникулере.

Она затормозила, тяжело дыша. Сказывалась разреженность воздуха. Согнувшись и опираясь на палки, она решила как следует отдышаться, чтобы дальше спокойно наслаждаться спуском.

Мимо нее промчались двое мужчин, в одном из которых она узнала Ги Боннэ. Она посмотрела им вслед, отдавая должное старомодной, но очень надежной, немного «медвежьей» технике горца.

Чем ниже она спускалась, тем мягче и дружелюбнее становился снег. Один из этапов, четырехкилометровый спуск, она преодолела на одном дыхании, как в полете. Остановившись, Элен почувствовала странное удивление от этого необыкновенного полета. И ей захотелось сохранить в памяти это редкое, до сих пор не испытанное чувство. Она еще раз пережила в душе и сознании ощущения, которые она испытала, когда лыжи несли ее, как быстроходная яхта, легко преодолевая снежные буруны и самостоятельно переходя с одного галса на другой.

Внезапно ею опять овладела печаль.

Как жаль, что Жозеф не разделил с ней этого счастья. Совместное парение по снежным волнам было во многом сродни гармоничному любовному соединению…

Внизу уже виднелись признаки горнолыжного курорта. Кресельный подъемник и небольшое кафе, приглашающее лыжников отдохнуть перед второй половиной длинного спуска.

На открытой веранде перед кафе отдыхали и наслаждались солнцем люди, спустившиеся с Сим де Карон. Среди них Элен заметила Ги Бонна. Шеф спасателей сидел за столиком один. Перед ним стояла кофейная чашечка, забавно крохотная по сравнению с его рукой. Элен подошла к столику и, улыбнувшись, спросила, может ли она присесть рядом.

— А-а-а, мадемуазель Майтингер, — обрадовался Ги, — конечно-конечно, очень рад.

— Была мадемуазель… или мисс Майтингер, — с улыбкой ответила Элен. — А теперь я — миссис Сарк.

— Ах, да… Вы же американка, — разочарованно протянул Ги. Но, почувствовав свою оплошность, прямолинейно добавил: — Французы не любят американцев. Это, конечно, неправильно. Люди все разные. Вот вы, например, или ваш отец — очень хорошие люди. Знаю и других симпатичных американцев.

— Французы не любят не только американцев, — миролюбиво заметила Элен. — Они не жалуют и немцев, и англичан.

— Бошей больше не любят, чем англичан, — добавил Ги.

Они рассмеялись, понимая, что оба не разделяют этой национальной слабости соотечественников Ги. Подошел официант, и Элен заказала чашку зеленого чая.

— И мне тоже, — добавил горец. — Посижу еще немного с вами, а потом поедем вместе. У меня сегодня выходной день.

— Я думала, что спасатели в выходной день отдыхают от своего рабочего инвентаря, — немного удивленно сказала Элен.

— Лыжи — не рабочий инвентарь, — объяснил Ги. — Это совсем другое… — Он лукаво улыбнулся и добавил: — Спасатель, как гинеколог. Женщина в кресле для гинеколога — не женщина, а больная. А женщина за пределами кабинета — уже объект интереса. Так и лыжи. Когда я на работе, я не катаюсь, а работаю. Как гинеколог…

Элен от души рассмеялась.

— Да-а-а, — она оценила шутку, — убедительно.

Ги, наверное, до сих пор нравится женщинам. Да и сам не промах. Она чувствовала, что он смотрит на нее, как мужчина.

— Я видела, как вы пролетели мимо меня по склону. — Она решила сказать ему что-то приятное. — И залюбовалась вашей техникой.

— Моя техника — это моя работа, — скромно ответил горец, но чувствовалось, что ему приятен комплимент.

Официант принес ароматный чай и воздушные пирожные. Элен с умилением смотрела, как Ги своей огромной лапищей нежно поднес пирожное ко рту, откусив небольшой кусочек. Он явно старался выглядеть перед ней воспитанным человеком.

Элен поняла, что настал момент, когда она может поставить точку в своем невольном расследовании.

— Ги, помните, я остановила вас после лекции о лавинах? — спросила она. — Сказала, что мне очень надо поговорить с вами. А вы удивились и дали мне свою визитную карточку.

— Конечно, помню, — быстро ответил Ги. — И даже знаю, о чем вы хотите поговорить со мной. Я готов.

Почувствовав, что можно без преамбул, она сразу спросила:

— Как вы думаете, гибель моего отца — несчастный случай или что-то другое?

— Если я скрою от вас свое мнение, вы все равно будете думать, что это — не несчастный случай. Ведь так?

— Да, — честно ответила Элен. — Несмотря на заключение следствия и… — она немного запнулась, — …и уверения Лоране.

Ги понимающе покачал головой и остановил проходившего мимо официанта.

— Закажем по сто граммов коньячка? — предложил он Элен. — Разговор непростой.

— Я не возражаю, — поддержала Элен. — Давайте я заплачу за все. Прошу вас. У меня куча денег, — быстро проговорила она, чувствуя, как в Ги протестует французский мужчина. — В конце концов, — добавила Элен, — выпьем за память моего отца.

Теперь на столе перед ними стояли рюмки с золотистым напитком, красиво светящимся на солнце, и две тарелки с кусками дымящегося мяса, украшенного разноцветными овощами.

Внезапно посерьезнев, Ги медленно заговорил, повторив то, что Элен уже слышала от Лоране, но со своими комментариями.

Элен стало ясно: у него нет сомнений в виновности Робера. Но она попыталась уточнить:

— Что же, по-вашему, сделал Робер?

Ги хмыкнул. Похоже, он уже давно смоделировал эту трагическую ситуацию и считал ее реальной.

— Сразу за скалой надо спуститься на лыжах лесенкой, чтобы обойти другую скалу и выйти на начало открытой трассы. Вот слушай… — Ги Боннэ для пущей убедительности рубил по столу ребром ладони. — Когда они спускались лесенкой, Ален мог находиться ниже Робера. И Роберу ничего не стоило толкнуть Алена. А поскольку склон был ледяной, Ален мог упасть и покатиться вниз головой. А внизу, метрах в пятнадцати скала, в которую он и ударился головой.

— Но ведь он мог просто поскользнуться…

Ги странно посмотрел на Элен и покачал головой.

— И это говорит дочь Алена. Поскользнуться… — В голосе горца сквозило непонимание. — Твой отец не мог поскользнуться. Во-первых, у него были очень хорошие лыжи. А во-вторых… И в-третьих, и в-десятых!.. — Ги почти кричал. — Он был ас горных лыж! Не мог Ален сам поскользнуться!

Элен поняла, что надо заканчивать. И она поспешила задобрить старого спасателя.

— Я все поняла, — заключила она. — Спасибо, милый Ги.

Они допили коньяк и доели жареную оленину, беседуя о строительстве отеля «Небо и снег» по проекту Робера. Ги знал, что Робер ходатайствовал перед комиссией о присуждении первого места проекту Алена Майтингера. Но продолжал убеждать Элен, что он делал это, пытаясь реабилитировать себя в глазах своих коллег, которые были уверены в его виновности.

Элен не спорила с ним, кивая головой в знак согласия с его версией. Но для себя она уже решила, что права Лоране. Что бы ни произошло двенадцать лет назад, виновен Робер или нет, тот факт, что он стал хорошим мужем для Лоране и заменил отца ребенку Алена, ее кровному брату, искупает все. Решив это, Элен испытала глубокое душевное спокойствие. Она подумала, что Ален поддержал бы ее и, кто знает, может быть, и сейчас его душа улыбается где-то рядом.

— Ладно, Элен. — Ги похлопал ее по плечу. — Давай спускаться вниз. Тем более что для тебя это — заключительный спуск во Французских Альпах.

Они надели лыжи. Ги Боннэ поехал первым, Элен, не отставая, спускалась вслед за ним. В какой-то момент она почувствовала, что может обогнать его, но не стала этого делать, чуть притормаживая на поворотах.

Наконец они спустились к подъемнику, который должен быть вознести их на хребет. С него начнется спуск в долину, предстоящую Валь Торансу. Пока они поднимались в кабинке канатной дороги, Ги рассказывал веселые или трагические истории из своей жизни, связанные с горами. Элен слушала его с горящими глазами, настолько яркими и захватывающими были эти рассказы.

Солнце уже начало золотить верхушки гор. Значит, через полчаса наступят сумерки.

Когда они спустились в долину Валь Торанс, уже почти стемнело. Элен тепло попрощалась с Ги, поцеловав его в смуглую щеку, дубленную горным солнцем и ветрами.

Надев в третий раз свою любимую розовую кофточку из ангорской шерсти, теперь уже резко контрастирующую своей нежностью с ее сильно загорелым лицом, Элен спустилась в ресторан и в гордом одиночестве поужинала с бокалом хорошего бордо. Она ловила на себе восхищенные взгляды новых обитателей гостиницы — бледнолицых мужчин и женщин. Вновь заехавшие отдыхающие всегда с завистью смотрят на загорелых людей, которым повезло с погодой и солнцем. Однако во взглядах мужчин она чувствовала и нечто большее, чем просто восхищение ее загаром. Но сейчас эти взгляды были ей безразличны.

На следующее утро, сразу после завтрака Элен самостоятельно погрузила все свои вещи в «ситроен» и, бросив прощальный взгляд на гостеприимный отель «Небо и снег», с которым столько было связано, медленно выехала из гаража.

Проезжая по крутому серпантину горной дороги, она внимательно вела машину, не пытаясь даже в мыслях отвлечься от сложной дорожной ситуации. После ночного морозца дорога еще была покрыта ледяной коркой, и поскольку опыта вождения на крутых дорогах у нее было маловато, Элен призвала всю свою собранность и волю, чтобы четко вписываться в скользкие повороты и благополучно разъезжаться со встречными автомобилями, везущими на багажнике футляры с лыжами. Новая смена горнолыжников торопилась пораньше добраться до вожделенных склонов.

Небо было затянуто облаками, и хорошей погоды опять не предвиделось. Хотя после сильнейшего снегопада первых дней, все знатоки здешних мест постоянно предвещали ухудшение погоды. И облака действительно все время накатывали, становились грозными тучами и грозили новыми вьюгами и ветрами. Но после полудня весь мрак чудесным образом рассеивался и солнце победно воцарялось на небесах.

Вообще-то мне повезло, думала Элен. И с погодой…

Внезапно она вспомнила о Билле, и у нее неприятно заныло в груди. Но она отогнала мысли о своем будущем, не желая пока выходить из мира гор с их красотой и высотой, счастьем и горем.

Элен не заметила, как доехала до той самой бензоколонки, с которой все началось. Она зашла в магазинчик, намереваясь оплатить заправку, и перед ее взором вновь возникла сцена их первой встречи. Прошло всего десять дней, а сколько всего произошло…

В «боинге» рейса Лион — Лос-Анджелес пассажиров было меньше, чем в прошлый раз, когда она летела во Францию.

Наверное, Франция для людей более привлекательна, чем Соединенные Штаты, решила Элен.

Как и все люди, родившиеся в Америке, она была патриоткой своей страны, прекрасно зная ее слабости. Ее могла раздражать американская заносчивость, желание навязать всему миру собственное понимание демократии. Особенно странам, которые еще не доросли до такого понимания. Однако ей нравилась американская толерантность, терпимость к людям другой национальности, веры, взглядов. Только истинно свободный народ может воспринимать свободу как уважение к правам другого человека.

А любовь Элен к Франции, ее второй родине, теперь обрела вполне конкретные черты. Теперь Франция для нее — это Жозеф, в котором соединились все прекрасные мужские качества — высокий профессионализм и интеллект, физическая привлекательность и душевная тонкость… Франция для нее — это Лоране, в которой соединились все качества истинной француженки — остроумие и простота, смелость и шарм, неувядающая женственность. Франция для Элен — это и ее кровный брат Ален, которого она еще не видела, но уже любила. Лоране говорит, что он похож на отца… Маленький Ален еще больше объединил своим появлением две дорогие для Элен страны — Америку и Францию.

— Какой сок мадам предпочитает? Мелодичный голос стюардессы прервал мысли Элен.

— Апельсиновый, пожалуйста, — чуть помедлив, ответила она.

Она внезапно заметила, что на нее посматривает мужчина лет сорока, сидящий в том же ряду через проход. Элен спокойно относилась к взглядам мужчин. Она привыкла к ним с пятнадцатилетнего возраста, когда из угловатого подростка внезапно превратилась в очаровательную девушку с прекрасной фигурой, высокой грудью и чуть раскосыми желто-зелеными глазами — влекущими, как омут в заброшенном парке.

Но взгляд этого мужчины был иного свойства. Казалось, он вспоминал, где они могли видеться.

Элен повернулась в его сторону и вопросительно посмотрела прямо ему в глаза.

— Извините, — улыбнулся он, — вы не Элен Сарк?

— Да, это я, — просто ответила девушка, ожидая продолжения.

— Очень приятно, я Дэвид Ленгдон, журналист из «Нью-Йорк тайме», — напомнил он. — Мы виделись с вами в отеле Ла-Паса, в Боливии. Я работал там специальным корреспондентом, а вы, кажется, приехали в фольклорную экспедицию…

— Да-да, — живо отреагировала Элен.

Ей была приятна эта встреча, связанная с интересным периодом ее жизни, пребыванием в Андах, у индейцев кечуа.

— Только вы тогда, кажется, были с бородой, — заметила она.

— Да, вы правы, — улыбнулся Дэвид. — Я сбрил бороду, возвратившись оттуда.

— Я была там примерно три года назад… — Элен было приятно вспоминать это время. — Сразу после окончания университета. Дала оттуда серию репортажей в «Лос-Анджелес тайме». И собрала материал для книги «Мистические обряды племени кечуа».

— Вы уже написали эту книгу? — с интересом спросил Дэвид.

— Увы, — вздохнула Элен. — Всего две главы. А надо бы еще три.

— Так в чем же дело? — воскликнул Дэвид. — Это же очень интересно и почти не исследовано.

Все не хватает времени, — призналась Элен. — Заела газетная текучка. Да надо бы еще набрать материала. Но в экспедицию меня больше газета не отправит… Издателя, пожалуй, тоже непросто найти.

Мужчина задумался, а потом спросил:

— А вы хотели бы еще раз поехать в Анды?

— Конечно! — Глаза Элен заблестели.

— Вы хорошо знаете испанский язык? — серьезно спросил он.

— В то время я свободно читала и говорила на нем, — ответила Элен. — Теперь, конечно, читаю, но разговорный язык с тех пор почти не использовала.

— Разговорный язык быстро оживает на практике, — заметил Дэвид.

Интересно, почему он так подробно расспрашивает ее?

И она, улыбнувшись, вопросительно посмотрела на него. Дэвид, помолчав немного, продолжил:

— Что бы вы сказали, если бы я предложил вам работу специального корреспондента «Нью-Йорк тайме» в Боливии?

Внутри у Элен вспыхнула искра радости. Но она ее погасила усилием воли. Сделав паузу, девушка ответила:

— Чересчур неожиданно. Я не готова ответить. Мне надо подумать. Как это вы решились сразу сделать мне такое предложение?

— Я читал ваши репортажи, — серьезно ответил Дэвид. — А подумать вы обязательно должны.

Он вытащил из внутреннего кармана вельветовой куртки визитную карточку и протянул ее Элен.

«Дэвид Ленгдон, редактор Отдела международных связей, „Нью-Йорк тайме“, — прочла Элен.

— Но я работаю в «Лос-Анджелес тайме», — пояснила она. — И живу я тоже в Лос-Анджелесе…

— Это неважно, — ответил Дэвид. — Я беру вас на работу в «Нью-Йорк тайме» и отправляю в Боливию. А через год вы возвращаетесь и продолжаете работать в «Лос-Анджелес тайме».

Элен не понравились выражения «беру», «посылаю» и тон самоуверенного работодателя. Но предложение поработать в Боливии заинтересовало ее.

— Я позвоню вам через некоторое время. — Элен очаровательно улыбнулась.

— Надеюсь, не позже, чем через месяц, — проговорил Дэвид, стараясь быть обаятельным.

Принесли обед, и все пассажиры на время отвлеклись, склонившись над своими столиками.

Дэвид, перегнувшись через ручку кресла, протянул Элен бокал вина. Она, кивнув, с улыбкой взяла его.

— За наше будущее сотрудничество, — провозгласил Дэвид, поднимая свой бокал.