Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Хозяйка вдохновения

ModernLib.Net / Короткие любовные романы / Барская Мария / Хозяйка вдохновения - Чтение (стр. 2)
Автор: Барская Мария
Жанр: Короткие любовные романы

 

 


— Слишком далеко вперед смотришь, — усмехнулась Варвара. — До пенсии еще дожить надо, но решение твое правильное. Нельзя упускать синицу из рук, пока достойного журавля не найдешь.

— Ох, где он, журавль!

— Да вот я одного и хочу предложить. Думала о тебе, думала и, знаешь, что надумала?

Наталья пожала плечами. Откуда ей знать?

— Тут ко мне на прием одна пациентка пришла. В соседнем доме живет. Ну, который с чугунными балконами.

Наталья кивнула. Дом с чугунными балконами стоял напротив их собственного, но при чем тут она?

— Твоя пациентка хочет, чтобы кто-то убирал ее квартиру?

— Съедешь ты со своей уборки? Дело совсем в другом. Я посмотрела на ее карточку, и меня вдруг кольнуло: баба эта в издательстве работает! Каким-то там редактором. Кстати, часть книг, которые ты читала, как раз от нее. Дарит мне, когда приходит. Она такую литературу и редактирует.

— Предлагаешь мне продавать их книги? — удивилась Наталья.

— Нужна ты им в качестве продавца! Это огромное издательство с целой сетью книгораспространения. Нет, я совершенно о другом. Допиши-ка ты свой роман, а потом я тебя с этой бабой сведу. Представляешь, если опубликуют! По-моему, лучше, чем чужие квартиры скрести.

— Варька, с ума сошла! Кому я в издательстве нужна! Они профессионалов печатают. Да она даже читать это не станет.

— Станет. Они читают. Может, конечно, не всех, но и ты не с улицы придешь, а по моей рекомендации. Учти: я этой бабе нужна. У нее дочь — студентка. Постоянно ко мне за справками бегает. Иногда даже задним числом. Так что насчет «прочтет» не волнуйся. Это я тебе гарантирую.

— Нуда. Прочтет и скажет, что полный бред, — не хотелось выставлять себя на посмешище Наталье.

— Уверена, что не скажет, — выпятила подбородок Варвара. — Мне-то нравится, а я таких романов знаешь сколько прочла! Ну, даже предположим, и скажет. Что ты теряешь? Квартиры наняться убирать всегда успеется. Зато, если с моей бабой все выйдет, будешь после давать интервью и рассказывать, что это я тебя вдохновила.

Глаза у Варвары заблестели, а щеки раскраснелись.

— Будет у меня подруга — известная писательница, — с придыханием добавила она.

Наталья хихикнула:

— Варя, спустись с небес на землю. Мне до известной писательницы и до интервью дальше, чем до пенсии.

— Многое от тебя зависит. Постараешься, и будет гораздо ближе. Ну, пожалуйста, ну хоть попробуй.

Наталья, глядя на нее, не понимала: то ли подруга и впрямь стремится устроить ее судьбу, то ли настолько книгу дочитать не терпится, что она пустилась на хитрость.

— Времени, Варя, на баловство у меня нету.

— Так бюллетень выпишу. Хочешь, так прямо завтра. На две недели. Двух недель тебе хватит? Сама же говорила, что совсем чуть-чуть до конца осталось.

— Нет, мне зарплата нужна, — отвергла ее план Наталья.

— Тогда хоть час в день выкраивай.

— Попробую.

Ей и самой вдруг захотелось вернуться к прерванному роману. Паши по-прежнему так не хватало! А там она будто встречалась с ним, вновь и вновь переживая мгновения ушедшего счастья. — Значит, договорились, — возликовала подруга.

— Пожалуй, да. Попытаюсь. Только с одним условием. Если получится дописать, то сперва прочтешь только ты и ничего никому не скажешь, пока мы с тобой не решим, хочу я показывать твоей бабе роман или нет.

— Заметано. Как скажешь, так и будет. Только постарайся скорее.

Наталья принялась за дело в тот же вечер, и очень странное было у нее ощущение. Будто и не прерывалась. История потекла дальше, а Наталья наконец отвлеклась от изматывающих вопросов о будущем. Там, куда она погрузилась, героиня, преодолев невзгоды и трудности, подходила к счастью.

Теперь Наталья старалась урвать любую свободную минуту и на работе и дома, чтобы вновь раскрыть заветную тетрадку. Тетрадка была уже пятой по счету, а роман, все не кончался и не кончался, и то, что поначалу представлялось Наталье как совсем чуть-чуть, на деле вылилось в несколько глав. Да она и не торопилась никуда из созданного ею мира. В нем ей было куда комфортнее и легче, нежели в реальности, и она порой со страхом думала о моменте, когда и впрямь поставит последнюю точку.

Варвара, не смотря на обещание не подгонять, торопила.

— Слушай, давай не тяни. Железо надо ковать, пока оно горячо. А то пациентка моя куда-нибудь переедет…

— Если переедет, значит, не судьба, — отмахивалась Наталья.

— Нет, так нельзя. Нужно хвататься за любую возможность. Неужто и впрямь мечтаешь в домработницу превратиться?

Этого Наталье совсем не хотелось А вот писать теперь, наоборот, доставляло удовольствие. Почти такое же, как раньше чтение.

Расставаться с романом было по-прежнему страшно, однако кто ей мешает, окончив его, начать следующий и вновь перенестись из требовательного настоящего в уютное и счастливое прошлое!

Так она и сделала.

Варвара, проглотив конец первого Натальиного романа, осталась в полном восторге и тут же связалась с пациенткой. Та особого воодушевления не проявила, особенно когда выяснилось, что это в полном смысле рукопись — не набрана на компьютере, а написана от руки. Но и Варвара сдаваться не собиралась, заставила-таки взглянуть с условием, что если роман понравится, подруга предоставит текст в набранном виде. А так, мол, нет смысла и напрягаться.

Редактор, которую, как выяснилось, звали Ларисой Ивановной, прочитала, в целом одобрила, посоветовала внести кое-какие изменения и вернула роман на доработку и набор.

Варвара ликовала. Наталью же вместо радости охватила растерянность, и она жаловалась подруге:

— У меня это столько времени забирает. Когда же все остальное делать?

— Все начинающие писатели крутились, — убеждала Варвара.

— Ни у кого из них троих детей не было.

— Значит, им приходилось гораздо хуже, чем тебе, помогать было некому. А у тебя есть ребята. Вот и пусть возьмут на себя часть забот по дому, пока мать в поте лица им на хлеб зарабатывает.

— Да, по-моему, пока одни убытки, — охнула Наталья. — А как представлю, что это набирать еще надо. Я это полгода буду делать.

— А Иван у тебя на что? Подключай.

— Мне стыдно это ему показывать. Столько лет твердила, что читать надо классику, а тут сама дамский роман написала.

— Нашла, чего стыдиться, — возмутилась Варвара. — Привлекай Ивана, даже не думай.

Общими усилиями роман сдали. Принимая его, Лариса Ивановна спросила как бы между прочим:

— За следующую книгу уже принялись?

— Но вы еще эту не купили, — ошалело пробормотала Наталья.

— Зачем зря время терять?

А дальше события развивались быстро, как в сказке. Словно волшебный ветер подхватил Наталью и завертел. Одна книга, вторая, третья… Она разрывалась на части. И как только успевала? И на работу ходила, и по дому все делала, и еще писала.

Ванька помогал по мере сил. Лиза, поумерив строптивый характер, научилась готовить, а кроме того, стала Натальиной первой читательницей.

Тут у нее, правда, была конкурентка в лице Варвары, но Лиза ее часто опережала. И даже пятилетняя Ангелина старалась помочь маме — игрушки за собой сама убирала и вытирала вымытую Иваном посуду. Сын ворчал:

— Двадцать первый век на дворе, а мы здесь работаем, как негры на плантации. Давай, мать, паши, зарабатывай имя и гонорары повышай. Тогда хоть посудомоечную машину купим.

— А еще больше начнешь зарабатывать, вообще домработницу наймем, — мечтательно подхватила Елизавета.

— А мне няню, чтобы в детский сад не ходить, — оказались свои пожелания и у Ангелины.

— Откуда у вас такие запросы? — поразилась Наталья.

Кажется, поглощенная написанием книг, она что-то упустила в воспитании детей.

— А что такого особенного? — удивилась в свою очередь старшая дочь. — У Светки, например, тоже отца нет. Мать работает с утра до ночи. А в квартире у них все делает домработница. И готовит, и убирает. Светкиной матери некогда, у нее часто и выходных-то не бывает, и по командировкам она то и дело мотается. Говорит, ей дешевле домработнице заплатить, потому что ее собственное время дороже стоит.

— Это она тебе такое сказала? — поинтересовалась Наталья.

— Нет, какой-то подруге. А мы со Светкой рядом сидели.

— Понятно, — кивнула Наталья, — но мое время пока так дорого не стоит.

— Стремиться, мама, всегда надо к большему и к лучшему, — назидательно проговорила Елизавета.

Ив кого она у нас такая, в который раз поразилась Наталья, Правда, может, не она такая, а это время такое? Хотя Ванька совсем другой. Гораздо мягче. Уж про Ангелину не говорю. Имя ей дали точно под характер. Золотой ребенок! И внешне как ангелочек. А Лизка вот жесткая, упрямая. Всегда все лучше всех знает. И даже внешне, какая — то угловатая. Ванька же, как ни-странно, больше всех на Павла похож, хотя и не родной ему по крови.

Последнее время Наталья постоянно замечала в разговоре с ним: вот типично Пашин жест, а вот брови нахмурил, совсем как Павел. Видимо, родство душ порой оказывается сильнее кровных уз. Наталья как в воду глядела: фамилия ее издателей не устроила. Несерьезная какая-то, сказали. Даже для дамского романа. Наталья по совету Варвары предложила переделать Гулину в Голубкину или Голубеву. Но это почему-то тоже Ларису Ивановну не устроило.

— Хочется чего-то свежее и запоминающееся, — заключила она.

И превратилась Наталья в Божену Градскую.

— Вам не кажется, что это как-то по-польски или по-болгарски звучит? — задумалась Наталья.

— Да хоть по-турецки, — хмыкнула редактриса. — Наше дело — привлечь внимание.

И Наталье ничего не оставалось, как согласиться. Да ее мнения особо и не спрашивали. К тому же псевдониму она была даже рада. На работе-то скрывала, что пишет. А так как романы ее почти сразу стали популярными, девчонки быстро бы ее раскусили. А благодаря псевдониму никто из них пока не догадывался о ее побочной деятельности.

Зато Наталье было весьма забавно слушать, как сослуживицы обсуждают не чужие, а ее собственные книги, и она живо представляла, как вытянулись бы их лица, узнай они, что автор каждый день сидит с ними рядом!

Платили, правда, поначалу в издательстве совсем немного. Чуть больше, чем в библиотеке. Чтобы свести концы с концами и не идти убирать чужие квартиры, приходилось писать одну книгу за другой.

Ни минуты свободной не было у Натальи. Вставала чуть свет, ложилась поздно, от усталости засыпала сразу, как убитая, и это спасало ее от не проходящей тоски по Павлу. Горе тлело внутри, однако тосковать было некогда: жизнь бежала, издательство поторапливало, дети росли, и месяцы проходили, как дни.

Минул год с того страшного дня, как не стало Павла. Иван закончил школу и поступил в институт. А Наталья сдала юбилейную, десятую книжку. В издательстве ее уже вовсю уговаривали бросить работу и полностью посвятить себя писательству. Она стойко сопротивлялась. Да, материально это сулило гораздо больше выгоды, однако запереться в четырех стенах…

— Варвара, — делилась она с подругой, — ты представляешь, во что я превращусь? В настоящий конвейер. Месяц — книжка, месяц — книжка. Рехнуться так можно. И постоянно дома, а я на людях быть привыкла. На работе с девчонками чаю попью, пообщаемся — и готов сюжет для очередного романа.

— Если дело только в этом, я тебе из поликлиники сюжетов несколько пачек притащу, — пообещала Варя.

— Не только в этом. Боязно постоянное место бросать. Сейчас меня, конечно, печатают, тиражи вроде растут, а перестанет идти? С чем я останусь?

— Да ладно. В нашей стране, где женщин больше, чем мужиков, такие книжки никогда не перестанут идти. А если и не пойдут, в библиотеку всегда устроишься.

— То есть, по-твоему, уходить?

— Э-э, тут уж сама принимай решение. А то насоветую, потом меня проклянешь.

Наталья решила остаться, однако некоторое время спустя вопрос решился сам собой. Книжки шли все лучше и лучше, издательство начало вкладывать деньги в рекламу. С Натальей опубликовали интервью — одно, другое, а третье в популярной газете вышло с фотографией.

На следующий день тайна Натальи была раскрыта. Она сразу ощутила, как изменилось к ней отношение на работе. Сперва на нее обиделись за то, что скрывала. Потом накатила волна поздравлений и восторга, что они с ней работают. А еще чуть позже Наталья почувствовала: ей завидуют. Особенно это начало проявляться после того, как ее два раза подряд показали по телевизору. И неприязнь проявлялась явственно, по мелочам, конечно, однако достаточно недвусмысленным образом. Она выделилась, и ей этого не простили. Наталье было обидно. Она привыкла к сложившимся годами ровным и хорошим отношениям со всеми и даже гордилась их дружным коллективом. Но не стаю больше дружеского отношения к ней.

Когда она осталась без Павла, сослуживицы много и с удовольствием ей сочувствовали. Теперь ее вдовство словно вообще забылось. Не то чтобы Наталья хотела им спекулировать и, тем более, вызывать жалость, но теперь ее присутствие в библиотеке воспринималось, как эксцентричная прихоть богатой дамочки.

Любой просчет стати рассматривать, будто под микроскопом. Директриса ей ставила каждое лыко в строку. Когда-то они по-настоящему дружили, даже отдыхать вместе ездили. А теперь ей отказали в льготной путевке для Лизы. Хотела ее в летний лагерь отправить. Директриса по сему поводу выразительно проговорила:

— Ты дочь сама в состоянии обеспечить, а многие у нас нуждаются.

И Наталья поняла: теперь она здесь навсегда чужая.

— Как оплевали, — изливала она в тот же вечер душу Варваре. — Словно я, богачка, хочу у голодного кусок из горла вытащить! Знали бы они, какая я богатая! Верно, считают, что золотые горы уже заработала. Никто не поверит: концы с концами свожу и только. Ладно, просто мне отказали бы в этой путевке, не страшно, выкручусь, но с таким подтекстом…

— Ничего не поделаешь, обратная сторона сливы, — усмехнулась Варвара.

— Если бы хоть слава настоящая была. Ой, Варька, как же я устала! Бьюсь, бьюсь, барахтаюсь, а масло никак не взбивается. И главное, радость испытываю только, когда пишу да на ребят своих смотрю. А в остальные моменты в душе полная пустота.

— Крепись, подруга, будет и на твоей улице праздник. У других и этого нет.

— Слабое утешение, — вздохнула Наталья.

— Эй, не гневи судьбу! — взгляд у Варвары стал строгим и даже осуждающим. — Конечно, что мужа любимого потеряла, ужасно. Но четырнадцати счастливых лет у тебя — никто не отнимет.

Думаешь, многим такое досталось? Пашка тебя на руках носил, не дышал. Я на вас глядела — ну прямо два голубка. Знаешь, теперь уж могу признаться: зависть брала. Особенно, когда мой Витька на бровях домой заявлялся. Вот скажи мне на милость, что его гложет? И работа нормальная. И все выходки ему в его автосервисе сходят с рук, потому как руки золотые, особенно когда трезвый. Я его люблю, и не стерва вроде. И дом в порядке. И сын нормальный растет. Учится без проблем, в секцию дзюдо ходит, вон, на районных соревнованиях первое место занял, при этом не курит, по подъездам не сидит, наркотиками не интересуется. Чего мужику не хватает? Почему периодически в запой срывается? И каждый раз орет: «Душа моя, как в клетке». Ну какая клетка? В чем она? Постелью что ли заставила на себе жениться? Тоже нет! Сам два года добивался. И работа вроде любимая. Знаешь, я иногда даже думаю: пусть бы лучше по бабам шлялся. Может, хоть тогда не пил бы.

— Варька, какие бабы! Виктор тебя обожает! Первая с ума бы сошла, начни он на сторону глядеть!

— Да, может, и меньше сошла, чем когда на него пьяного гляжу. Человеческий облик совсем теряет. Сколько средств перепробовала! И разводом пугала и подшиться заставила и к гипнотизеру водила. Даже к бабке одной ездила. Она мне какую-то гадость всучила. Навозом воняло! Я Витьке в еду подмешивала. А он жрал за обе щеки и водкой запивал.

— К бабке она ездила, тоже мне врач, — хмыкнула Наталья. — Главное, от меня скрыла. Когда же, интересно, сподобилась?

— Два года назад, — неохотно призналась подруга. — Тебе тогда не до моих проблем было. Ой, да конечно, глупость полнейшая, но, что поделаешь, если медицина бессильна. Понимаешь, когда Витька пьяный валяется, я иногда на него смотрю и, что греха таить, от злости думаю: «Вот напился бы и помер». А потом про тебя, Наташка, вспоминаю, как ты без Паши тоскуешь и бьешься, и злость моя уходит. Нет уж, пусть Витька лучше живет, хоть такой, хоть пьяный.

Откровенность вызвала у Натальи весьма сложное чувство, но ведь не обидишься. Выплеснул человек наболевшее! У Вари жизнь тоже не простая, а как ей, Наталье, помогла! Вытащила из полного отчаяния, вернула к жизни и даже новое дело ей нашла. Самой бы Наталье в жизни не догадаться, что писать может. Словом, она была ей благодарна и прощала неловкие слова.

IV

Она разглядывала любимое лицо на памятнике, и губы ее шептали:

— Паша, Паша, вот, оказывается, я все сама могу: и детей растить, и деньги зарабатывать.

Даже известность себе заработала. Широкую известность в узких кругах, — уточнила она с горькой усмешкой. — Только одного не могу: без тебя жить. Плохо мне без тебя, понимаешь? Без твоих рук, без твоих губ, без ласки твоей, без улыбки. Все на свете бы отдала, если ты смог бы еще хоть ненадолго вернуться. Ну, хоть на пять минут. Попрощаться с тобой как следует. Ведь ушел ты тогда на работу, а у меня даже сердце не екнуло! Ну почему же ты не берег себя? Ради меня, ради наших детей. Ведь им тоже без тебя плохо. Нет, понемногу они привыкают. А я… Нет, я, , наверное, никогда не привыкну. До сих пор жду: вот замок повернется, дверь откроется, и ты войдешь.

Стою на кухне, а сама прислушиваюсь к шагам на лестнице. Вдруг — шаги, твои шаги. Сердце заходится! Нет, не ты, а Ванька. У него теперь твои шаги, твоя улыбка… Твой сын получился. Или это ты оттуда мне знаки через него подаешь? Чтобы у меня хоть частичка тебя осталась. Тогда спасибо тебе. Мы все, все помним тебя. Ангелина, правда, теперь больше по нашим рассказам. Зато каждый вечер перед сном твою фотографию разглядывает и — что-то шепчет. Я однажды спросила ее: «С папой разговариваешь?» А она так серьезно глядит на меня и отвечает:. «Папа на небе, он далеко. Как я могу с ним разговаривать! Молюсь за него. Чтобы ему там было хорошо и чтобы нас не забывал». Представляешь, какая умница! Так и не поняла, то ли сама наша дочь догадалась, то ли подсказал кто? У Лизки вовсе слова «вот папа…» С языка не сходят.

Ох, Паша, как я тоскую. Иногда мне вдруг начинает казаться, будто ты не умер, а просто уехал далеко-далеко и где-то там живешь и когда-нибудь вернешься. Только надо набраться терпения и подождать. Глупый самообман, наверное, но он помогает мне дальше жить. И ты мне тоже должен помочь. Пожалуйста, помоги мне отвыкнуть от тебя. Сделай так, чтобы тоска ушла. И пустота заполнилась.

Сколько она просидела так и сама не ведала. Очнулась, глянула на часы: вечер скоро.

— На следующей неделе снова приду, — шепотом пообещала она мужу. — Ограду тебе покрашу. Вот только придется съездить за краской. Книжку допишу и съезжу.

Она выполнила обещание и к концу недели вновь явилась на могилу мужа. Лиза и Ваня поехать с ней не смогли, а Ангелину Наталья брать не захотела, предпочла побыть с Павлом наедине и, пока старательно красила ограду, подробно рассказывала ему, что произошло у нее за минувшую неделю. Не вслух, конечно, говорила, а про себя.

— Вот, Паша, книгу еще одну дописала, сдала в издательство. Теперь хоть пару деньков передохнуть могу. Не поверишь, какое облегчение. С одной стороны, писать мне в удовольствие. Но, с другой, так изматывает. Потом — словно камни таскала, даже спина болит, а ведь вроде всего-навсего за столом целый день просидела, ручкой по бумаге водила.

Ванька советует писать сразу на компьютере. Говорит, и быстрее, и легче. Но мне с тетрадкой и ручкой привычнее и удобнее — слово так лучше чувствую. И вот пишу-то вроде не «Войну и мир», легкое чтение, а сил забирает, душу выворачивает… Рассказать — никто не поверит. Но я тебе не вру! Так и есть на самом деле. А уж как про меня и моих соратниц журналисты пишут: Это женская, прости Господи, литература… Да попробовал бы он сам что-нибудь написать, этот, прости Господи, критик!

Ох, что-то я разжаловалась. Вот лучше тебе расскажу, как я тут намедни участвовала по телевизору в одном ток-шоу. Тема была: «Любовь с первого взгляда — мимолетное увлечение или на всю жизнь». И я рассказывала, как мы с тобой познакомились и как потом жили. Там одна тетка-психолог была. Она разъяснила: любовь с первого взгляда — это элементарная страсть, а не начало долговременного глубокого чувства. Представляешь, Паша, какая дура! Моя история ей так не понравилась! Не вписывалась абсолютно в ее концепцию! По ее мнению, страсть длится в лучшем случае от нескольких дней до, максимум, полугода. Я ей объясняю: вот у меня с мужем страсть длилась до самого его последнего дня. А она мне: вы просто не понимаете, что такое страсть. Представляешь? Это она мне говорит! Я не выдержала и спрашиваю: а вы сами то понимаете, о чем говорите? У вас то это хоть раз было? Все засмеялись и хлопать начали. И меня смех разбирает. А она, благо, что психолог, вся уже на взводе, щеки пятнами пошли. Мне ее даже жалко сделалось. Думаю: может, действительно, про любовь и страсть только в теории знает? Хотя вроде обычная женщина. Красавицей не назовешь, но смотреть не противно.

Я еще им про тебя рассказала. Какой ты был у меня хороший. Без интимных, конечно, подробностей, хотя ведущая меня на это наталкивала. Потом психолог снова начала меня комментировать. У нее разработана уже целая система классификации женщин. Одни — хранительницы домашнего очага, другие — пожирательницы мужчин, третьи — соблазнительницы, четвертые — дочки. И еще там какие то, я уже не помню. Меня она записала в типичные хранительницы очага. Тут она, пожалуй, попала в точку. На пожирательницу мужиков я ведь явно не тяну. Однако, по ее концепции, хранительница домашнего очага не может быть ни объектом, ни субъектом страсти. Субъектом — в силу характера и склада психики. А объектом может стать лишь тогда, когда мужчина испытывает эдипов комплекс, ибо хранительница олицетворяет для такого мужчины фигуру матери.

Видно, психологесса надеялась, что я совсем дура и ничего не пойму, а она меня осторожненько и изящненько оскорбит. Настал черед мне обозлиться. Особо я себе, конечно, воли не дала. Просто тоже так аккуратненько предположила, что она из породы женщин, уж не знаю к какой их отнести категории, которые завидуют всем подряд, и чужое счастье им, как кость в горле. Вот они изо всех сил и стараются его испоганить. Согласны, чтобы самим было плохо, пусть только соседу станет в два раза хуже.

Я долго и складно говорила, даже удивилась. И мне опять хлопали. А ведущая поблагодарила за передачу, которая благодаря мне получилась очень острой. Потом женщины из зала стали подходить. Одни сочувствие выражали, другие говорили, что сами в похожей ситуации оказались, и слова мои очень их поддержали. Теперь они знают, что надо до конца бороться. Это, естественно, уже не про мои споры с психологом, а про то, что я после твоей смерти осталась с детьми одна и справляюсь. А еще нашлись такие, которые расспрашивали про кулинарные рецепты из моих романов. Одна женщина попыталась приготовить фаршированную щуку, как моя героиня, и получилась совершенная гадость. Пришлось объяснять ей все тонкости. Так еще помнишь, как тебе нравилась моя щука? Точнее, не моя, а наша. Щук-то вы с Ванькой ловили и мне приносили. А вообще для меня хороший урок. Надо точнее процесс приготовления блюд описывать, раз женщины ими интересуются.

Вот как, Паша, выходит. Раньше ты мной гордился и друзьям про меня рассказывал, а теперь я рассказываю о тебе. И раньше тобой гордилась, а теперь горжусь еще больше. Интересно, начни я писать, пока ты был еще жив, одобрил бы ты мое занятие? Одно дело — домашняя жена, и совсем другое, когда у нее своя жизнь появляется, интервью приходиться давать, выступать… Вдруг бы тебе не понравилось? Что мы с тобой стали бы делать? Но этого я уже никогда не узнаю, хочется думать, что стал бы мной еще больше гордиться. Хвастался бы перед друзьями. Жена то у меня, знаете, не только хорошая хозяйка и мать, но еще известная писательница! На все руки мастер!

Что же, почти готова твоя ограда, Паша. Еще через недельку у Лизы учебный год кончится, тогда все вместе соберемся и тебя навестим. За ребят не волнуйся, с ними полный порядок. Хотя ты наверняка и без меня об этом знаешь. Почему-то мне кажется, ты приглядываешь за нами!

— Здравствуйте, Наталья Михайловна! Вот и снова встретились! — диссонансом ворвался в ее разговор с мужем чужой голос.

От неожиданности она вздрогнула. Кисть выпала из рук. Ойкнув, Наталья оглянулась. Никита Евгеньевич!

— Простите, я, кажется, вас напугал.

— Да нет. Я просто задумалась, — смущенно пролепетала она.

У нее было такое чувство, будто ее подслушивали.

— Какие-то проблемы? — Он поднял с земли кисточку. ™ Давайте помогу.

Она растерялась еще сильнее, толком не понимая, к чему относятся его слова: к покраске ограды или к предполагаемым проблемам.

— Да нет, спасибо. Я уже почти закончила.

— А вы на туфли краской капнули, — заметил Никита Евгеньевич. — Сотрите скорее, пока не высохла, а я докрашу.

И не успела она возразить, как он весьма ловко начал работать кисточкой.

Туфля, к счастью, не пострадала. Наталье удалось стереть серебрянку тряпочкой, даже следа не осталось.

— Ой, Никита Евгеньевич, мне даже неловко. Еще сами испачкаетесь.

— Во-первых, давайте просто Никита, — профессионально накладывая на прутья слой краски, сказал он. — А то как-то очень официально выходит. Все-таки мы с Пашей друзьями были.

— Да, хорошо. Но тогда и вы меня называйте Наташей.

— С удовольствием.

Ей показалось, что он покраснел, может, правда, из-за того, что потянулся рукой к дальнему пруту.

— Никита, действительно ведь испачкаетесь.

— Да уже завершаю. Последние штрихи.

Докрасив, он оценивающе оглядел результаты своего труда, кое-где подправил там, где красила Наталья.

— Теперь полный порядок.

— Спасибо.

— Вот уж не за что благодарить.

— А вы опять к дяде заходили?

— Да. Оказался неподалеку и заскочил. Специально-то выбраться редко выходит. А обратно пошел, вижу, вы тут.

«Ничего себе, обратно, — удивилась Наталья. — Крюк какой сделал! Верно, и Пашу решил навестить».

— Наташа, а вы куда сейчас? Домой?

— Да. Вроде все уже сделала. Только жаль, воду забыла с собой прихватить. Жара такая. Солнце голову напекло.

— Тогда давайте я вас довезу до дома. Я на машине.

— Спасибо, не откажусь.

Она действительно, кажется, перестояла на солнце, да и ноги от долгого сидения на корточках, когда красила ограду, подкашивались.

— Ну, пойдемте, — вопросительно глянул он на нее.

— Там, возле входа, вроде какие-то ларьки были. По дороге водички куплю.

Однако, когда они дошли до ворот, выяснилось, что память несколько подвела Наталью. Ларьков было действительно много, но в основном ОНИ торговали цветами. В окошке же того единственного, где продавалась вода, белела картонка с корявой надписью: «Ушла на пять минут».

— Диагноз ясен, — развел руками Никита. — В ближайшие полчаса не жди. Может, и к лучшему. Сильно подозреваю, водичка тут левая, из-под крана. Поехали, Наташа. Я тут, чуть дальше, кафе заприметил. Там наверняка есть и вода, и сок, и мороженое. Посидим. Охладитесь.

Наталья согласилась. В голове продолжало шуметь. Похоже, солнечный удар заработала. Не рассчитала, какое жаркое солнце.

К счастью, Никитина машина, припаркованная в тени, не раскалилась, а он к тому же сразу включил кондиционер, пояснив:

— В такую жару по московским пробкам можно ездить только с риском для жизни.

В прохладном салоне Наталье стало немного легче, да и ехать было недалеко, и вскоре они уже усаживались за столик небольшого, но уютного кафе, в котором тихо звучала музыка.

— По-моему, я все правильно придумал, — заглянув в меню, произнес Никита. — У них здесь десять видов мороженого, молочные коктейли, соки, морс, квас… Напитки на любой вкус. Выбирайте. Может, и что-нибудь посущественнее хотите?

— Нет, сперва пить. Воды с газом, — выдохнула она. — А после можно и мороженого.

— Ладно. Справимся с мороженым, а дальше определимся.

Она жадными глотками осушила два бокала ледяной минералки. Никита, молча поглядывая на нее, тянул сквозь соломинку молочный коктейль.

Наталья, немного придя в себя, потянулась к мороженому, когда Никита спросил:

— А вы по-прежнему тем же занимаетесь?

Она согласно кивнула, подразумевая, что по-прежнему пишет книги, и лишь, потом спохватилась: он же не в курсе, как у нее резко жизнь повернулась. Считает, что она все еще работает в библиотеке. Про это и спрашивал.

Наталья заколебалась. Сказать? Но зачем? Начнет ведь рассказывать, выйдет, будто похвастаться захотела. И книг он таких стопроцентно не читает. И передачи для женщин по телевизору не смотрит. Незачем ему об этом знать. Неизвестно еще, как он к подобной литературе относится. Начнет, например, гнилые шуточки отпускать. Или, того хуже, заведет серьезный, с его точки зрения, разговор на литературные темы.

Наталья таких бесед терпеть не могла! И почему большинство людей полагают, что если перед ними писатель, то он мечтает поговорить о литературе? Хотя вот Паша, например, тоже жаловался. Стоило людям узнать, что он инженер-строитель, мигом начинали рассказывать, как им неправильно на даче фундамент положили, и требовать совета, как лучше устранить допущенный просчет. Варвариного мужа пытали по поводу автомобилей, а саму Варвару в гостях принимались закидывать симптомами болезней. Нет, наверное, это общая беда, однако о литературе Наташе сейчас рассуждать совсем не хотелось. Предпочла бы, чтобы Никита вспомнил о Павле. Ведь он знал ее мужа совсем с другой стороны, чем она.

Однако Никита завел речь не о покойном друге, а о собственной жизни.

— У меня тоже тяжелое время было. Нет, Наташа, конечно, с вашим горем не сравниваю, но очень паршиво пришлось.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6