Чтобы удостовериться в этом важном факте, Тимофей подполз к отдушине и выглянул.
* * *
Так все и было, как он предполагал. Первый из кораблей, «Гримальд», уже проходил аккурат между створами Скрипучего. За ним следовал линкор. Огромный, многопушечный, с раздутыми парусами и на совесть отдраенной палубой.
Мостовой старшина увидел сначала его скулу с полуаршинными позолоченными буквами ДЕНХОРН, затем среднюю часть, – все эти бухты канатов, лебедки, горки лоснящихся ядер, палубные люки, шлюпки на рострах; а потом и ют, по которому расхаживал рослый мужик с отвислым пузцом и в адмиральских эполетах.
Адмирал поднял голову и тут они с Тимофеем встретились глазами. Померанец с приветливостью помахал перчаткой. Он и не подозревал о том, что творится внутри разводной башни. Поэтому спокойно повернулся к своим офицерам, что-то им сказал. Те тоже глянули на отдушину и дружески замахали. Рулевые, ворочавшие двойной штурвал, от дела оторваться не могли, поэтому только кивали да скалились.
– Ладно, ладно уж, – тихо пробурчал Тимофей, отползая. – Ишь, приветливые. Плывите себе!
Его вдруг поразила мысль о том, как по-разному люди могут относиться друг к другу. Одни тебе руками машут, зато другие арбалетными болтами стреляют…
Впрочем, и те, кто руками махали, те тоже везли не пряники, они плыли с огромными пушками, чтобы стрелять в кого-то пудовыми чугунными шарами. И чего так все в жизни устроено? Говорят, что хороших людей больше плохих. Но тогда на любой войне именно хорошие люди убивают других хороших. Почему же так-то?
Тимофей вздохнул.
В сложившейся ситуации мысль была совсем ненужной, бесполезной, да и бестолковой к тому же. Старшина мотнул головой, отгоняя ее, как муху. И тут же пожалел. В затылке будто пузырь вспух, что-то там звучно хрустнуло и очень заболело. Но потом боль стихла, ушла, а с глаз даже мутная пленка спала. Наверное, позвонок какой-то вправился, стал на место. Тимофей обрадовался и живо повернулся в сторону управляй-каморы.
* * *
Там произошли изменения. Митрич вроде опомнился, начал причитать, постанывать. Гридя безуспешно дергал рычаги. Желтый главарь бубудусков зашипел, пнул Митрича в бок, и погнал двух последних монахов к лестнице. Вскоре их бритые макушки пропали из виду.
Все.
Желтый остался один. Тимофей понял, что лучшего момента у него не будет.
Держась за скобку, он повис над колодцем. Где-то в темном низу, обтекая остановившиеся ковши, шумела Текла. Тимофей зажмурился, вытянул вперед сразу и руку, и ногу. До колеса достал, но не так, чтобы зацепиться. А обод, между прочим, был мокрым, скользким, ненадежным.
Тогда Тимофей припомнил, что на потолке должен был остаться крюк для фонаря, которого уже сто лет как не было, поскольку казенных денег на него все эти сто лет не хватало.
Он быстро вскарабкался наверх, начал шарить рукой. Крюк отыскался, и сидел прочно, только уж очень высоко над колесом. Между тем колесо дрогнуло. Видимо, дело у монахов начало сдвигаться с мертвой точки. На нижней площадке скрипело трущееся дерево, слышались натужные стоны.
А в продух, оказавшися на уровне ног, уже был виден длинный бушприт третьего корабля, нацелившегося прямо в разведенный пролет. На нем висели матросы, поднимавшие дополнительный кливер. Тимофей с тревогой подумал, что их, должно быть, еще много, этих померанских кораблей. И их судьба сейчас находится в его, Тимофеевых руках…
Он выдернул из штанов ремень, накинул на крюк и принялся раскачиваться на этой короткой петле.
Приноровившись, прыгнул. Попал удачно – между двух торчащих лопастей, а руками зацепился за ободья. Крутнулся, скользнул по толстой спице и обрушился на стол. Опрокинул чернильницу, мокрым сапогом наступил на дежурц-журнал. Все это он сделал на одном дыхании, как мог быстро. Однако недостаточно быстро. Когда поднял голову, то увидел наведенный на него арбалет, а над ним – два желтых удивленных глаза. Нельзя было дать им опомниться…
– Уу-уу! – взвыл Тимофей и пальцами изобразил рога.
Глаза огорошенно мигнули. Тимофей моментально свалился со стола и покатился под ноги бубудуску.
Тот все же успел спустить курок. Стрела пролетела над самой головой, даже волосы зацепило чуток.
Тимофей очень резво вскочил на ноги. Чересчур резво, голова опять заболела, затюкала. А бубудуск отбросил арбалет и выхватил из-под рясы длинный кинжал.
– Эй! – крикнул он. – Ко мне! Все. Живо!
И, не мешкая, сделал резкий выпад. Тимофей насилу успел отклониться, кинжал скользнул по правому боку. В печень целил, стервец…
Желтый отдернул руку за миг до того, как Тимофей ее перехватил, и вновь замахнулся. И тут над его головой открылся светлый квадрат.
– Ну-ко! Стоять всем! Не дергаться!
Желтый мгновенно отшатнулся.
А наверху не шутили. Сверху бабахнуло, полетели пыжи. Управляй-камора наполнилась пороховой вонью.
Стрелять в Муроме умеют. Однако желтый бубудуск как-то увернулся, оттолкнул Тимофея, перепрыгнул Митрича и скатился вниз по лестнице.
В люк заглянул стрелецкий десятник.
– Эй, дядько Тимофей! Ты как там? Живой?
– Живой, – сказал Тимофей, кашляя от дыма.
– А где супостаты?
– Внизу затаились.
– Щас выкурим, – сказал десятник, спускаясь.
За ним, щурясь со свету, последовало еще несколько стрельцов.
Увы, на нижней площадке они застали одного Анта.
– Через лючок, через лючок утекли, – прохрипел механикус.
* * *
Тимофей выглянул.
Широкими, размашистыми саженками бубудуски уплывали по течению. А впереди всех то показывалась, то исчезала под водой лысина.
– Пищаль, – попросил Тимофей. – Дай мне пищаль.
– Погоди, – сказал десятник. – Не горячись. Это ж бубудуски! Так и войну на Муром навлечем. Нельзя.
– Войну? А им что – все можно?! Да ты Серегу с Антипом видел ли?
– Видел, – сухо сказал десятник.
– Они же мост захватили!
– Вот на мосту и нужно было брать. С поличным. Не удалось… А сейчас – поди, докажи. Заплыв у них спортивный. Упустили…
– Упустили! А где вас носило?!
Десятник крякнул.
– Да нигде особенно. Так, после Ивана Купалы похмелялись Потом барон померанский прибежал. Вы чо, говорит. У вас мост захватывают! Ну, думаем, чудит Альфредка. Потом смотрим – кони на Скрипучем. Крестимся – не помогает. Ну, пошли проверять. А навстречу племяш твой скачет, за живот держится. Будто несет что.
– Ах, сволочь верткая! Говорило?
– Ну да, Говорило. Дрожит, подскакивает, а сам блажит нечеловеческим голосом – спасите, мол, да помогите! Подъезжаем, а там в лодке… такое. Эти бубудуски, они что, совсем сбесились?
– Совсем. И не только эти. По-моему, они все – того. Да что же это! Уходят ведь! Давай сюды пищаль, говорю!
– Ты лучше не за пищаль хватайся, дядько Тимофей. Иди-ка ты лучше к механике своей.
– Это еще зачем-почему?
– Да видишь ли, померанские корабли все проскочили. Теперь к мосту покаянский фрегат прет, «Дюбрикано» называется. А Скрипучий – самое время сводить. Все по закону. Смекаешь?
– Аге, – ощерился Тимофей. – Смекаю! Хрен он проскочит, «Дюбрикано»!
Десятник тяжело посмотрел на Антипа с Серегой.
– А тех сострадариев, – сказал он, – мы еще повыловим. Редко они из своей берлоги выползают, это верно. Да авось еще свидимся. Серега-то свояк мне был. Ты опознаешь кого, дядько Тимофей?
Тимофей вспомнил желтого бубудуска.
– Главного. Хоть с закрытыми глазами.
* * *
Четверг выдался дождливым.
А солнечным утром пятницы у ворот посольского особняка Пресветлой остановился изящный экипаж с баронскими коронами на дверцах. По бокам от него на породистых жеребцах гарцевали два красавца-сержанта в форме егерских войск Поммерна.
Дверца кареты раскрылась, из нее выскочил Прошка. Следом выбрался хмурый мужчина со следами эполет на плечах. Руки у него почему-то были связаны за спиной.
Прошка постучал в калитку. Скоро там открылось окошечко с толстогубой, что-то жующей физиономией.
– Ах, да кого ж это я лицезрею! – радостно изумился Прошка. – Никак, обрат Сибодема?
– Собственной персоной. Ну, чего надо?
– Нам – ничего. Совсем наоборот, это мы вам кое-что привезли.
– Нам?
– Вам. Их милость барон шлет его обрату проконшессу подарочек.
– Подарочек?
– Ну, по поводу предстоящего праздника Пресветлой Ночи, наверное.
– Большой? – подозрительно спросил обрат Сибодема.
– О! В твое окошечко не пролезет. Фунтов этак на двести тянет.
Сибодема заинтересовался.
– Ну да! На двести фунтов? Где?
– Да вот же оно, – Прошка подтолкнул связанного офицера. – Перед тобой стоит.
– Не пойму, – после основательного раздумья сообщил обрат Сибодема.
– Да, это с тобой бывает, – участливо сказал Прошка. – Но дело и впрямь необычное. Видишь ли, вот этот капитан чего-то перепутал: присягу принес курфюрсту, а служил базилевсу.
– Зачем? – спросил обрат Сибодема.
– Сам не знаю, – расхохотался Прошка. – По глупости, наверное. Но нам чужого добра не надобно, возвращаем владельцу.
– Базилевсу, что ли?
– Да нет, думаю, что люминесценцию.
– А, это правильно. А чего же он хмурый такой?
– Видишь ли, бывший капитан в померанскую тюрьму просился, только курфюрст отказал. Поезжай, говорит, полюбуйся на тех, кому служил.
– Стало быть, капитан и есть подарок?
– Разве не похож? Глянь, у него даже руки бантиком завязаны.
– Ты смотри, правда. Ладно, пойду доложу его просветлелости.
– Доложи, доложи. Да, еще и приглашение передай.
– Куда приглашение-то?
– На свадьбу господина барона.
– Их милость женятся? Как это?
– Самым натуральным образом.
– А на ком?
– Да на боярышне Стоеросовой. Алене Павловне.
Обрат Сибодема с облегчением перекрестился.
– Уж эта у него шпагу отберет, – убежденно заявил он.
– Конечно! В постели не шпага нужна, – захохотал Прошка.
Сибодема неожиданно все понял.
– Бесстыдник, – сказал он, густо краснея.
– Эй, бубудуск! Да ты, оказывается, знаешь, откуда дети-то берутся, а, старый греховодник?
– Тьфу!
Обрат Сибодема испуганно захлопнул окошечко.
* * *
Впрочем, вернулся он довольно скоро, причем не один. Его сопровождали два сотоварища, которые молча и умело развязали руки подаренному капитану. Один из обратьев, – лысый, тощий, длинный, со злым и желтым лицом, пролаял:
– Его просветлелость проконшесс Гийо. Велели передать. Что с удовольствием. Выразят соболезнования.
– Кому это?
– Фрау Обенаус.
– Чего ради?
– По поводу близкой кончины ее брата.
Злой бубудуск повернулся спиной и бросил через плечо:
– Оч-чень близкой кончины!
Калитка захлопнулась. Прошка прослушал скрежет, стук, звяканье и лязганье запоров. Потом опомнился, метнулся к карете, вскочил на подножку.
– Гони, Ермилыч!
8. КАПИТАН ДЕ ФРИДО-БРАНШ
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВУ ПРЕМЬЕР-МИНИСТРУ
ПРЕСВЕТЛОЙ ПОКАЯНЫ
Р. ДЕ УМБРИНУ, ЛИЧНО
Ваше превосходительство!
Имперский Генеральный штаб готов приступить к разработке оперативных планов. Однако мы не знаем кто будет нашим первоочередным противником – Поммерн, или все же сначала следует обеспечить тыл, доведя до конца дело с Алъбанисом? Требуется политическое решение.
К сему
маршал де Гевон
военный министр
9 июля 839 года
* * *
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
ВОЕННОМУ МИНИСТРУ
ДЕ ГЕВОНУ ЛИЧНО
Съер маршал Империи!
В ответ на Ваше письмо сообщаю: первоочередным противником является Поммерн. Начало кампании – ориентировочно май будущего года. Однако 3-ю армию генерала Эскалра его высочества
Щелконека желательно оставить у границ Алъбаниса. На тот случай, если она потребуется для помощи нашим альбанским сторонникам. В остальном же – Поммерн, Поммерн и еще раз – Поммерн!
Де Умбрин
* * *
Унзиболану де Фридо-Браншу в жизни везло не слишком. Проплавав больше двадцати лет, он командовал самым слабым фрегатом Пресветлой Покаяны.
Реально этот так называемый фрегат не превосходил померанские корветы последней серии. Тем не менее в официальных списках флота базилевса-императора «Дюбрикано» черным по белому числился фрегатом. Соответственно его командиру полагался чин кавторанга. Но де Фридо-Бранша уже шестой год держали в третьем ранге без внятных объяснений. И вовсе не потому, что он был плохим моряком. Напротив, Унзиболан де Фридо-Бранш проявил себя с самой лучшей стороны в нескольких морских сражениях.
Однажды, будучи старшим офицером корвета «Чейро», он заменил раненого капитана, подавил вспыхнувшую было панику, а потом взял на абордаж хорошо вооруженный гукор мятежного магрибского паши. При этом собственноручно зарубил четырех мамелюков. А во время последней альбанской войны «Чейро» под его командой больше трех часов один на один держался против пятидесятипушечного фрегата. Унзиболан получил ранение, его корабль потерял грот-мачту, имел две сотни пробоин, но из боя не вышел. Так что дело было не в отсутствии необходимых качеств, в другом. Конкретно – в наличии приставки «де» перед фамилией «Фридо-Бранш».
Неприязненное отношение сострадариев к дворянству имело прочные корни. Во времена возникновения ордена, откровения святого Пампуаса, его основателя, среди образованной части общества вызывали лишь высокомерное пренебрежение. И то – в лучшем случае. Так что при своей земной жизни Великий Корзин-из-Бубудусы находил поддержку только снизу. Сторонников он привлекал не столько силой идей, сколько умело играя на извечной враждебности бедных к богатым.
В результате Орден пополнялся невежественными, озлобленными и мстительными людьми, из которых легко получались фанатики. А поскольку бороться за власть им приходилось главным образом с аристократией, и Орден в целом, и его карательный корпус бубудусков весьма недружелюбно относились к дворянскому сословию.
Впрочем, не ко всему сословию. Только к его мужской части. К женской части святые отцы относились не в пример мягче, считая женитьбу на дворянках своеобразной формой обращения заблудших на путь истинный. Более того, придавали этой форме столь важное значение, что ради нее отменили древний запрет своего же ордена на бракоразводные процессы.
Все это хорошо усвоила мадам де Фридо-Бранш. Будучи на девять лет моложе своего мужа, устав от нехватки денег и обладая привлекательной внешностью, она без труда нашла себе перспективную партию в виде некоего проконшесса, чрезвычайно озабоченного перевоспитанием дворянок.
* * *
А доблестный капитан имперского флота вернулся из очередного, причем весьма короткого плавания в совершенно пустой, свободный даже от мебели дом. И там, среди стен с пятнами на месте бывших трофейных магрибских ковров, он безо всяких усилий со своей стороны превратился в того, кем никогда не собирался быть, – в философа.
В новом качестве де Фридо-Бранш здраво рассудил, что затевать имущественную тяжбу с орденом опаснее, чем брать на абордаж магрибский гукор. И подал рапорт с прошением перевести его на куда-нибудь. Чем подальше, тем получше.
Это был первый за всю его карьеру рапорт, возымевший последствия. Через удивительно короткое время вместо небольшого корвета «Чейро», приписанного к порту Ситэ-Ройяль, де Фридо-Браншу дали небольшой фрегат и отправили во град Муром, чрезвычайно славный женской красотой и крепостью напитков. Утешили, так сказать.
И все бы хорошо, однако в своем новом назначении капитан третьего ранга Унзиболан де Фридо-Бранш без труда различил некую форму милости со стороны бывшей супруги, после чего стал плохо спать по ночам. Все не мог решить, что же лучше, – не самая лучшая жена, либо не самый лучший фрегат. А когда удавалось заснуть, страшно злился, если его будили. Иногда даже опускался до мордобоя.
Впрочем, во флоте его величества капитаном он был далеко не самым сволочным и уж точно – не самым худшим. А к мордобою там давно привыкли. И никогда не отвыкали.
* * *
8 июля 839 года де Фридо-Бранша разбудили во втором часу ночи.
– Обрат капитан, обрат капитан!
– Утопии, безумец.
– Никак не могу, – трепеща сообщил матрос.
– Это почему?
– Обрат старпом приказал вас сначала разбудить. А потом уж – к черту.
– А, – сказал капитан и открыл один глаз.
В сером сумраке каюты выделялся чуть более светлый прямоугольник двери. На коммингсе настороженно замер вестовой, в любую секунду готовый увернуться от любого предмета. Это был ловкий шельма, старпом знал кого посылать. Швыряться не имело смысла.
Де Фридо-Бранш сел в постели.
– Ну? Опять муромцы обливаются? Или померанцы больно бьют?
– Никак нет. Ни то, ни другое.
– Тогда что?
– Швыряться не будете?
– Не попаду.
Матрос успокоился и даже ухмыльнулся.
– «Гримальд» снимается с якорей, третьего ранга обрат.
– Я те щас за обрата третьего ранга…
Вестовой дожидаться не стал.
* * *
Сказать, что де Фридо-Бранш удивился, было бы мало.
Уже третья неделя пошла с того дня, когда померанский корвет «Гримальд» и покаянский фрегат «Дюбрикано» демонстрировали присутствие двух соперничающих держав в порту Великого Мурома. Матросы с враждебных кораблей несколько раз успели подраться в местных кабаках, после чего в кубриках имперского фрегата стал весьма известным некий молодой кузнец Ференц из Южного Поммерна.
А де Фридо-Бранш успел выучить все выщербины на борту супостата (на абордаж его пытались брать, да явно зубы обломали), пересчитал все палубные лебедки (хороши, заразы!), не говоря уж о пушках.
Корабли стояли так близко друг к другу, что по утрам, после подъема флага, Унзиболан со своей палубы не без иронии раскланивался с корветтен-капитаном Оюнтэгом Монгола, командиром «Гримальда». В общем, попривыкли друг к другу. Казалось, ситуация складывается надолго. Зря, значит, казалось.
В светлых сумерках, заменявших в Муроме июльскую ночь, «Гримальд» был виден прекрасно. На корвете уже выбрали якорную цепь. Под марселем и кливером корабль медленно разворачивался в сторону разведенного на ночь Каменного моста.
Де Фридо-Бранш пожал плечами.
– Ну и что? – сказал он. – Пусть катятся. Наше дело – сторона. Приказа оставаться в Муроме никто еще не отменял.
И ушел в свою каюту. Но едва успел задремать, как старший помощник явился лично и деликатно кашлянул.
– Да вымбовкой тебя по маковке! Что, что еще стряслось? – взревел капитан.
– Унзи, «Магденау» закрывает нам выход из бухты.
– Кто? Какая магденау?
– Померанский линкор.
– Где?
– Да в паре кабельтовых от нас.
– А тебе не померещилось? Из-за белой-то ночи?
– Нет. Боюсь, что придется снова вставать, обрат мой капитан.
Де Фридо-Бранш вновь натянул тапочки. Ругаясь и спотыкаясь, он выбрался на шканцы.
* * *
Нет, старпому ничего не померещилось.
Прямо напротив «Дюбрикано» в полной красе и величии становился на якорь самый всамделишный «Магденау», головной корабль серии новых стодвухпушечных линкоров Поммерна. Своей тушей он безоговорочно перегородил фарватер. При этом его орудийные порты оказались открытыми, а в них мерцали неприятные огоньки.
Де Фридо-Бранш почувствовал, что по спине у него медленно ползут мурашки. Весь сон как рукой сняло.
– Они рехнулись? В нейтральном порту?!
Сыграли тревогу. Пока сонные, разомлевшие от многодневного безделья матросы привели корабль в относительную готовность, «Магденау» раз шесть мог их всех отправить на неглубокое, но дно. Мог, но не отправил.
– Пугают, окайники, – с облегчением сказал старпом.
– А зачем? – спросил капитан, настороженно разглядывая неприятеля в подзорную трубу. – Чего ради?
В этот момент он заподозрил, что у него с глазами что-то не в порядке: мачты «Магденау» вдруг начали двоиться. Де Фридо-Бранш отрегулировал фокус, но это ничего не изменило – двоились, и все тут.
– За «Магденау» вниз по течению проходит однотипный линкор «Денхорн», – доложил сигнальщик.
– Спишь, каналья? – разозлился де Фридо-Бранш. – Что, только заметил?
– Никак нет, обрат капитан! Принимал флажной семафор с «Магденау», – крикнул сигнальщик.
– Семафор? С «Магденау»?
– Так точно!
– Чего хотят?
– Ничего. Желают доброго утра.
– Издеваются, – сказал старпом.
– Не отвечать, – сквозь зубы приказал капитан.
Он начинал злиться.
– Легко им издеваться, – зудел старпом. – У нас только тридцать восемь пушек.
* * *
«Дюбрикано», самый слабый из всех покаянских фрегатов, послали в Муром совсем не драться, а только для того, чтобы посадник случайно не позабыл о существовании Пресветлой Покаяны; это была самая обыкновенная дипломатическая рутина. Сочли, что тридцати восьми орудий для такой цели вполне достаточно. Можно было ожидать равноценного ответа курфюрста, поэтому появление померанского корвета никого не удивило. Но вот то, что вослед «Гримальду» повалили еще и линкоры, – это уже ни в какие ворота не лезло.
Де Фридо-Бранш не знал что и подумать. Неужели курфюрст всерьез решился бросить вызов империи? И где – на море? Слов нет, померанские линкоры хороши. Но их же только три, хороших-то! Между тем только под командой аншеф-адмирала Василиу находилось полтора десятка тяжелых кораблей во главе со 116-пушечным «Упокоителем». На что при таком раскладе мог рассчитывать померанский адмирал де Фридо-Бранш не представлял. Тем не менее факт оставался фактом – кригсмарина выползла из норы. И на этот счет у де Фридо-Бранша были самые недвусмысленные инструкции.
Согласно этим инструкциям «Дюбрикано» следовало немедленно срываться с якорей и на всех парусах лететь к адмиралу Василиу. Но как срываться, куда лететь, если фарватер загораживает коробка водоизмещением в две с половиной тысячи тонн?
– Позовите обрата эмиссара, – приказал де Фридо-Бранш.
– Я здесь, обрат капитан.
– Обрат Гломма! Нужно срочно предупредить нашего посла.
– Уже сделано, обрат капитан, – с едва уловимой усмешкой ответил бубудуск.
Между тем сигнальщик все не унимался.
– Из-за Лодейной слободы выходит линейный корабль «Василиск», – доложил он. – Далее следуют тяжелые фрегаты класса «Такона».
– Опф-ф, – сказал старпом.
Де Фридо-Бранш ничего не сказал. Привалившись спиной к бизани, он только провожал глазами очередного неприятеля и нервно курил трубку.
За «Таконой» появился крупный, благородных пропорций корабль, размерами немного уступающий линкору. Под его верхней палубой вместо привычных орудийных портов располагался ряд прямоугольных иллюминаторов. Некоторые из них светились, а некоторые были задернуты шторками.
Старпом ахнул.
– Пресветлый Корзин! Да ведь это «Поларштерн»! Личная яхта Бернара… Неужели сам курфюрст плывет? Унзи, какая-то серьезная каша заваривается.
– Вижу, – кивнул капитан. – Трап убрать! Винц, пошлите людей на реи и к кабестану. Приготовиться к отплытию!
– Куда? «Магденау» напрочь фарватер перекрыл.
– Дорогой мой! У адмирала Мак-Магона не так уж много кораблей, чтобы ради нас оставлять здесь линкор. «Магденау» скоро уйдет. И вот тогда нельзя будет терять ни минуты, мы должны сесть на хвост померанской эскадре, а потом ее опередить. Иначе адмирала Василиу ждет неприятный сюрприз. Полагаю, перед нами он тоже в долгу не останется.
* * *
Замыкавший померанскую колонну корвет, очень похожий на «Гримальд», давно миновал Каменный мост и скрылся за поворотом реки.
В Колдыбели пробило четыре утра, до сведения мостов оставался всего лишь час, а «Магденау», как ни в чем ни бывало, все еще стоял поперек протоки. Паруса на нем были убраны. Никаких признаков подготовки к отплытию не замечалось. На мостике скучал вахтенный офицер, да несколько матросов, широко зевая, рассматривали город. В остальном массивный корабль казался спящим.
Между прочим, так оно и было. Многоопытный контр-адмирал фон Гренземе, командир «Магденау», приказал не будить матросов до самого последнего момента, чтобы вступить в парусную гонку не только с более многочисленным, но и более свежим экипажем.
Зато экипаж «Дюбрикано» пребывал в большом напряжении. На юте собрались офицеры, на реях восседали и понемногу зябли десятки марсовых, палубная команда во главе с боцманом облепила кабестан, а у пушек клевали носом канониры. Никто не разговаривал; все ждали, и все вроде бы ко всему были готовы. И при всем при том померанский линкор ожил совершенно внезапно.
Чуть позже половины пятого на «Магденау» прозвучали резкие свистки боцманских дудок. Ванты корабля мгновенно заполнились сотнями матросов; одновременно пошел из воды носовой якорь.
Течение развернуло корабль. Померанец с фантастической быстротой одевался парусами. Меньше чем через минуту он нес даже топсели и лисели. И пока на фрегате проделали то же самое, «Магденау» успел выйти в главное русло Теклы.
– Хороши у них палубные лебедки, – почти простонал старший помощник Винц.
– И палубная команда получше, – сурово добавил де Фридо-Бранш. – Разболтались, сволочи!
Набирая ход и подстраивая паруса, померанец устремился к Каменному мосту. Превосходство в высоте мачт позволяло ему более эффективно ловить верховой утренний ветер. «Дюбрикано» замешкался на старте и заметно отстал, но все же успел проскочить в разведенный пролет.
И как только Каменный мост остался позади, оба капитана постарались извлечь максимум как из команд, так и из конструктивных особенностей своих кораблей.
* * *
ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ЛЕГКИЙ ФРЕГАТ «ДЮБРИКАНО»
Водоизмещение – 388 тонн. Трехмачтовая баркентина. Максимальная зарегистрированная скорость – 193 узла. Вооружение – 38 чугунных пушек калибром от 4 до 12 фунтов. Экипаж – 196 человек. Командир – капитан третьего ранга Унзиболан де Фридо-Бранш
КУРФЮРСТЕНМАРИНЕ ЛИНЕЙНЫЙ КОРАБЛЬ «МАГДЕНАУ»
Водоизмещение – 2480 тонн. Трехмачтовый барк. Максимальная зарегистрированная скорость – 18,6 узла. Вооружение – 102 стальных орудия калибром от 6 до 36 фунтов. Экипаж – 933 человека. Командир – контр-адмирал Фридрих фон Гренземе.
* * *
Контр-адмирал фон Гренземе приказал держаться в главной струе течения, стараясь сберечь и по возможности нарастить инерцию. Для этого он избегал не то что резких поворотов, но и вообще любых лишних движений рулевого колеса.
В двойной штурвал «Магденау» вцепились самые опытные рулевые. Эти ветераны служили уже не по первому десятку лет и давно умели «чувствовать» фарватер. Они работали миллиметрами, точно вписываясь в плавные изгибы русла и в то же время удерживая массивный корабль на стрежне. Линкору помогала еще и огромная площадь парусов – по этому показателю он чуть ли не втрое превосходил «Дюбрикано».
Зато имперский фрегат имел более узкий корпус и в шесть раз меньшее водоизмещение. Поэтому легко набирал теряющуюся при маневрах скорость. Но его главное преимущество заключалось в другом, – в малой осадке. Используя эти особенности, де Фридо-Бранш рискнул обогнуть пару бакенов с запрещенной стороны, прошел впритирку с отмелью и выиграл чуть ли не кабельтов. Однако большего добиться было невозможно, поскольку за поворотом Теклы открылся Скрипучий мост. Любые маневры на время стали невозможными. Теперь оставался единственный возможный курс, – прямо на разведенный пролет. Если б его удалось благополучно миновать, появилась бы надежда на успешное выполнение задачи. Де Фридо-Бранш намеревался и дальше выигрывать на изгибах русла, держась к берегу ближе, чем мог себе позволить «Магденау», и тем самым срезать петли.
Вопрос о том, пропустит ли его фон Гренземе вдоль своего борта безболезненно, оставался открытым. После крепости Непускай-остров – вряд ли. А до нее, в пределах сравнительно заселенных берегов, где случайное ядро могло угодить в муромцев, – там да, шанс существовал. Только для этого требовалось во что бы то ни стало проскочить последний из муромских мостов.
* * *
Увы, померанцы умели рассчитывать все точно. Времени до сведения Скрипучего оставалось совсем мало, в обрез, если оно еще оставалось.
Унзиболана начало грызть нехорошее предчувствие. Он знал о всеобщей нелюбви муромцев к подданным базилевса. И уж, конечно, о том, что механизмы моста обслуживают именно мурмазеи.
Мост приближался. На нем возникла суета и беготня, метались какие-то фигуры, бабахнул ружейный выстрел. Поднятая секция вдруг пошла вниз, но тут же замерла. Это позволило всем трем высоченным мачтам «Магденау» беспрепятственно миновать узкое место. Сразу после этого секция дрогнула, опустилась еще на шаг и опять замерла. Словно дразнила и пугала одновременно.
И тут на Часовцах пробило пять, – время сведения всех муромских мостов. Де Фридо-Бранш выругался и приказал убрать паруса. Без сомнения, «Дюбрикано» не успевал проскочить Скрипучий.
– Отмените ваш приказ, капитан, – вдруг негромко сказал эмиссар.
