От Проспект-Коттеджа поверенный направил коня на дорогу к Скайлингдену, что представляла собой не более чем узкую стежку, ответвляющуюся на перекрестке чуть западнее деревни. Поднимаясь по петляющей тропе к Скайлингдену, мистер Доггер снова и снова прокручивал в уме вчерашний странный сон, немало его встревоживший. Все утро он тщился - увы, как ни стыдно признать, отвлекаясь от ревностного и энергичного исполнения адвокатских обязанностей, - все утро он тщился вспомнить слова, с которыми обращалась к нему кошмарная тварь на окне. Отчего же они так его встревожили, эти слова, взволновали настолько, что он разом проснулся в глухой ночи, а ведь за никчемным провинциалишкой Томом Доггером такого отродясь не водилось? Теперь полдень давно минул, а разгадка по-прежнему от него ускользала - хотя ощущалось в голосе, произнесшем роковые слова, нечто знакомое, нечто из прошлого, что ему, хоть убей, никак не удавалось объяснить. Пытаясь вспомнить свой сон, он совершенно извелся; и не зная, как еще восстановить провал в памяти, до поры выбросил проблему из головы и вместо того сосредоточился на цели сегодняшнего выезда.
      В Скайлингдене опять поселились жильцы! Последние его обитатели покинули усадьбу много лет назад и возвратились в Эйлешир. Любопытного поверенного уязвляло то, что все его попытки расследовать дело потерпели крах, все усилия выявить нынешнего владельца Скайлингдена натолкнулись на стойкое противодействие муниципальных властей; ведь хранились же соответствующие документы в главном городе графства, и, как в любом другом уголке Талботшира и по всему миру, хранились в запечатанном виде - вплоть до того момента, как осуществлялась законная передача прав собственности! Даже внушительного юридического арсенала мистера Томаса Доггера недостало, чтобы взломать сию печать. Данная предосторожность подсказывалась соображениями конфиденциальности и обеспечивалась городским советом. Хотя, конечно же, кому принадлежит та или иная недвижимость, в большинстве случаев знали всяк и каждый, ибо в утаивании необходимости не было, однако считалось, что желающие сохранить свои интересы в тайне имеют на то полное право.
      Что до Скайлингдена, здесь и впрямь было над чем поломать голову. Разумеется, усадьба принадлежала семейству Кэмплемэн; ее представители жили там довольно долго. Все изменилось лет двадцать или около того назад. Мистер Доггер знал почти доподлинно, что род этот вымер, - и даже вообразить не мог, что дело обстоит иначе. Так что вопрос, кому ныне принадлежит Скайлингден, волновал его и с личной, и с профессиональной точек зрения. Кому перешла данная недвижимость? К какому наследнику? Возможно, на усадьбу предъявили права кредиторы? Или это - выморочное имущество? Вывод напрашивался сам собою: некто, совершенно посторонний и к Кэмплемэнам отношения не имеющий, откупил поместье. Но ежели так, отчего новый собственник не вселился в особняк раньше? Может статься, в Верховный канцлерский суд подали иск? Может статься, мистер Вид Уинтермарч в самом деле является владельцем Скайлингдена, невзирая на все свидетельства обратного?
      Мистер Доггер твердо вознамерился отыскать ключ к разгадке и, возможно, задать мистеру Уинтермарчу вопрос напрямую, если разговор потечет в нужном направлении. А уж соизволит ли мистер Уинтермарч ответить и если ответит, то не солжет ли, - это, разумеется, уже совсем другая проблема.
      Узкая тропка взбиралась все выше и выше, по левую руку от дороги черная гладь озера отступала все дальше, а вокруг двуколки смыкались высокие сосны, ели и кедры Скайлингденского леса. Воздух чащи был удушливым и спертым. Склон сделался заметно круче; впереди замаячил резкий поворот. Мистер Доггер как раз преодолевал этот непростой участок дороги, когда вдруг неожиданно столкнулся нос к носу с еще одной запряженной конем двуколкой, что в отличие от него катилась вниз.
      Едва поверенный разглядел, кто правит лошадью, лик его слегка омрачился, при том, что профессиональная личина, вроде как у слуги Ларкома, не изменилась ни на йоту. Он натянул поводья и прикоснулся пальцем к полям шляпы; джентльмен, спускающийся по склону, поступил точно так же.
      - Да вы новых жильцов Скайлингдена навещали, - промолвил поверенный, не столько предполагая, сколько констатируя факт.
      Второй джентльмен чопорно кивнул. Лицо его, гладкое и невыразительное, сродни бледному пергаменту, с кроткими голубыми глазами, дышало спокойной безмятежностью. Из-под шляпы выбивались жидкие пряди седых волос; все остальное скрывал темно-синий костюм.
      - Я засвидетельствовал свое почтение мистеру Уинтермарчу и его семье, промолвил мистер Холл (конечно же, это был он), - и сердечно их поприветствовал от лица всех обитателей города.
      - И как вас приняли? - поинтересовался мистер Доггер, выпрямившись на сиденье и скрестив на груди руки.
      - Во всех отношениях любезно. В целом они показались мне превосходным семейством, хотя и несколько замкнутым.
      - Обустраиваются, никак?
      - По всей видимости.
      - Я слыхал, там еще жена и юная дочь наблюдаются: Уинтермарч, et uxor, et filia.
      - Да. Жена и сама довольно юна для джентльмена в возрасте мистера Уинтермарча, а дочь - не старше девяти-десяти лет. Прелестное дитя и на мать похожа как две капли воды. Исключительно респектабельное семейство. А вы, я так понимаю, едете с той же миссией?
      - Вы - сама проницательность, - улыбнулся поверенный, подпуская в улыбку самую что ни на есть малую толику иронии. - Но, конечно же, при вашей профессии иначе нельзя. Доктор должен быть зорким и бдительным союзником пациентов - по крайней мере так мне объясняли.
      Эти два джентльмена относились друг к другу с вежливой, однако весьма ощутимой прохладцей в силу не вполне очевидной причины, причем с незапамятных времен, так что их сдержанное обхождение друг с другом уже вошло в привычку, и оба научились ее не замечать.
      - Удачи вам в вашем начинании, - промолвил доктор Холл, готовясь развернуть двуколку и лошадь так, чтобы объехать экипаж поверенного. Ему предстояло навестить своих пациентов, и из графика он уже выбился.
      - А что за человек этот Уинтермарч? - резко осведомился мистер Доггер. - Будьте добры, ваше профессиональное мнение, сэр. Не беспокойтесь, надолго я вас не задержу.
      Доктор помолчал, осмысливая нежданный вопрос. Врожденная осмотрительность внушала придержать язык, в то время как здравый смысл не видел вреда в том, чтобы поведать те подробности, которые собеседник выяснит и сам, едва добравшись до усадьбы. Наконец здравый смысл возобладал.
      - Зрелый, исполненный достоинства, интеллектуал; эффектный профиль, усы, бакенбарды. Безупречные манеры. Держится не слишком неприступно и не слишком фамильярно; и очень даже терпим к незнакомцу, заехавшему с визитом в разгар дня.
      - Он ведь горожанин? Из Вороньего Края, надо думать?
      - Да, сдается мне, он приехал из города.
      - Как я и подозревал, - кивнул мистер Доггер.
      - Но из Вороньего Края ли, или из Фогэмптона, или из Солтхеда, или из других мест - этого я вам не скажу, поскольку мне он о том не сообщил.
      - Досадно, весьма досадно. Я, впрочем, склоняюсь к мысли о Вороньем Крае.
      - Вот и я так думаю.
      - Ничего больше вы из разговора с ним не выяснили?
      - Нет. Да я и пробыл там совсем недолго. Мы беседовали главным образом о Скайлингдене и о стараниях мистера Уинтермарча отремонтировать полуразвалившийся дом.
      Доктор вновь умолк; в глазах его светилась глубокая задумчивость. В памяти застряло что-то еще - тень, химера, словом, сущий пустяк. Что-то запало ему в сознание в ходе беседы в гостиной Скайлингдена - и властно напоминало о себе. Ничего важного, о нет, даже и говорить не о чем; иллюзия, доведенное до полного абсурда и бессмыслицы порождение фантазии. Воображение чересчур разыгралось, вот и все. И все же... все же...
      Следует заводить о том речь или нет? В частности, следует ли заводить о том речь здесь и сейчас, в разговоре с мистером Доггером?.. На краткий миг безмятежное спокойствие доктора словно бы дрогнуло. Этого было довольно; вкрадчивый, пронзительный взгляд поверенного подметил неуверенность доктора - и так и впился в свою жертву.
      - Вам есть что добавить?
      Новая пауза. Доктор молчал, взвешивая про себя возможные альтернативы. А таковых было вопиюще мало. Сколько бы он ни пытался, вычленить из сознания химеру и сущий пустяк отчего-то не удавалось.
      - Мне сдается, - ответствовал он медленно и осторожно, - сдается мне, с этой семьей я уже где-то встречался.
      - Где же?
      - Не могу сказать в точности. Это лишь ощущение, не более, возникшее в результате беседы очень и очень краткой. И чем дольше я об этом размышляю, тем более озадачен и заинтригован. Хотя, возможно, я не прав, говоря о семье, поскольку ощущение это касается одного только мистера Вида Уинтермарча. В толк не могу взять, откуда бы мне знать его жену и дочь.
      - Может статься, вы имели удовольствие быть знакомым с помянутым джентльменом в далекой молодости, - предположил поверенный. - И, конечно же, с течением лет он изменился.
      - Да, очень вероятно, что так.
      В памяти доктора тотчас же возник образ новых обитателей Скайлингдена какими предстали они перед визитером в гостиной, - и мистера Вида Уинтермарча в частности. Где же прежде видел он этого сурового джентльмена с эффектным ястребиным лицом? И когда? За буйными усами и бакенбардами, за насквозь пропитанными краской волосами, за морщинами, взявшими в осаду стареющее лицо, за накопленными наносами лет не просматривается ли разительное сходство с...
      Доктор вздрогнул, пораженный сделанным открытием. Господи милосердный, неужто такое возможно?
      - В чем дело? - осведомился мистер Доггер, с трудом сдерживая любопытство. - Вы его знаете?
      - Не уверен. Скорее всего я просто ошибся.
      - Похвальная осмотрительность, сэр. Ложное обвинение порою чревато серьезными последствиями, - фыркнул поверенный, изрядно раздосадованный нерешительностью собеседника.
      - Я никого не обвиняю, сэр, - резко парировал доктор Холл. Он сверился с часами, нахмурился и, вновь взяв в руки вожжи, направил лошадь в объезд чужой двуколки и вниз по холму. Не попрощавшись с поверенным ни словом, ни взглядом.
      - Проваливай себе, Эскулап, - прыснул поверенный себе под нос, краем глаза наблюдая за уезжающим доктором. Постоял на месте еще немного, упиваясь лесным воздухом и собственными мыслями, до тех пор, пока грохот колес не затих в отдалении. А затем взялся за хлыст и продолжил путь, дабы своими глазами увидеть все то, что открывается взору в гостиной Скайлингдена.
      Далеко внизу докторская двуколка, подпрыгивая на колдобинах, прокатилась по каретному тракту и въехала на Нижнюю улицу; сам же доктор, выбросив из головы неразрешимую загадку, сосредоточил все свое внимание на пациентах, которые к тому времени, надо думать, уже гадали, куда тот запропастился.
      Глава 7
      ЛЕГЕНДА ОБ ОЗЕРНЫХ БРАТЬЯХ
      Тем же вечером - в то время как над округой лениво сгущались летние сумерки, и вот уже от солнца ничего не осталось, кроме слабого отблеска за изрезанной грядой Талботских пиков, - доктор Уильям Холл, завершив объезд пациентов и отужинав в одиночестве, задумчиво прогуливался по Нижней улице вплоть до самого ее конца. Наконец он поднялся по каменным ступеням лестницы, ведущей к "Деревенскому гербу". Вечер выдался на диво погожий; над головой перемигивались и мерцали звезды, да и гостиница, то есть "Герб", глаз радовала - уютный гостеприимный приют для покрытых дорожной пылью путешественников, славный постоялый двор с чистыми комнатами, чистыми постелями и цветочными ящиками на окнах; место, где простыни мягки и белы и пахнут лавандой, где кормят лучше лучшего, где сам хозяин и штат прислуги радушны и почтительны. Не одни только путешественники, но и многие другие подкреплялись и восстанавливали силы в "Деревенском гербе", ибо его массивная дубовая стойка и его развлечения жителями Шильстон-Апкота были ценимы ничуть не менее, нежели проезжающими мимо по каретному тракту.
      Доктор пересек двор и подошел к двери - весьма тяжелой и старомодной; в середине ее, как раз на уровне головы, был вделан крохотный стеклянный "глазок", круглый, как "Скайлингденский глаз", однако далеко не столь зловещий. Войдя внутрь, гость снял в прихожей пальто и шляпу; восседающий на своем законном месте напротив регистрационной стойки коридорный оживленно болтал о чем-то с группой бездельников и праздных зевак.
      - Вечер добрый, доктор, сэр! - громко поздоровался сей дородный, свирепо глядящий джентльмен с железной челюстью и неаккуратной стрижкой, великий визирь обувной ваксы и платяных щеток, сей лучший из носильщиков в плотно облегающем жилете и черных рукавах из каламянки. Рожденный под именем Альфред Снорем в городе Джей, на дальнем берегу озера, он в равной степени славился и под профессиональным своим псевдонимом как Коридорный "Деревенского герба".
      - По-отрясающе погожий вечер, доктор, сэр, - как же, весна уж миновала, а я слыхал, что в этом году лето ожидается по-отрясающе погожее! - Мистер Снорем всегда изъяснялся именно так, громовыми восклицаниями, даже когда понижал голос до шепота, ибо бедняга был на три четверти и малую толику глух и всегда сомневался, расслышали ли его толком. Некогда он числился помощником садовника в одном из домов побогаче в верхней части Шильстон-Апкота, но ему дали от ворот поворот, как выражался он сам, потому что голосом своим он распугал всех котов.
      Доктор кивнул, здороваясь с мистером Сноремом и его собеседниками, и прошел прихожую насквозь, заслышав из картежной наверху голос хозяина, куда менее гулкий. Там, как с порога заметил гость, шло без числа битв, и в каждом случае требовалось немало горячительной жидкости для подкрепления игроков, так что мистер Джон Джинкинс, долговязый буфетчик, трудился не покладая рук у пивного насоса за массивной дубовой стойкой. Бессчетные посетители, удобно развалившись на стульях вдоль ряда окон, беседовали друг с другом или наблюдали за игрой в пикет, ломбер и в двадцать одно.
      В примыкающей зале для отдыха, по правую руку от доктора, полным ходом шла игра в нарды, да и бильярдный стол за камином приверженцы дарили вниманием самым пристальным. Несколько усталых путешественников, устроившись на диванах и мягких креслах вокруг очага, лениво листали старые газеты, или молча курили, или просто наслаждались атмосферой горной гостиницы (и, возможно, пытались отдышаться, учитывая, сколь разрежен в горах воздух). Юная леди разыгрывала гаммы на фортепьяно, особого успеха, впрочем, не снискав - как в силу отсутствия таланта, так и в силу того, что инструмент был безнадежно расстроен.
      Над всей честной компанией в гостиничной зале нависал жуткий зверинец из укрепленных по стенам трофейных голов. Застывшие морды бизона и медведя, тапира и пекари, оленя и лося глядели с обитых дубовыми панелями стен, а морда саблезубого кота - с камина; стеклянные глаза критически рассматривали человеческий зверинец внизу, а иссохшие мозги, чего доброго, измышляли достойную месть виновникам своего бедственного положения.
      Среди штата трактирной прислуги особенно выделялась мисс Черри Айвз, дочка хозяина. Её вдумчивая и вместе с тем любезная речь, ее стремительная, целеустремленная поступь, ее неутомимое усердие бросались в глаза повсюду, не важно, отправляла ли она одного или более слуг с тем или иным поручением, или радела о нуждах посетителей, или при необходимости помогала отцу. В свою очередь мистер Ним Айвз проводил вечер, бродя туда-сюда по заведению и задерживаясь то тут, то там - в зале для отдыха, и в комнате для игры в карты, и во дворе перед конюшней, и перед регистрационной стойкой, справляясь о том и о сем, буде возникала необходимость, а по ходу дела перебрасывался шутками с местными завсегдатаями и вовсю смеялся заодно с гостями, некоторые из которых прибыли только что, последней каретой. В этом и состояла главная цель его жизни, его raison d'etre* [Смысл существования (фр.).]: одаривать клиентов и друзей остроумием и добрым приветом, предоставляя дочери надзирать за штатом прислуги и за приготовлением снеди.
      Среди картежников наблюдался преподобный мистер Скаттергуд вместе со своими посеребренными очками: он увлеченно разыгрывал партию в пикет с мистером Лэшем, деревенским учителем. Были там и мистер Марк Тренч, и его гость из дальних краев, мистер Лэнгли; с избытком запасшись пивом и сигарами, они старались как могли, подзуживая викария и его противника при помощи разнообразных тонких замечаний и сдержанной остроты-другой, а те изо всех сил пытались сосредоточиться и не сбиться со счета.
      Подметив в руках у большинства собравшихся до краев наполненные стаканы, доктор вновь задумался о предстоящем ему одиноком ужине и о том, сколь небогат его буфет горячительными напитками; засим он направился прямиком к стойке и потребовал пинту шестипенсового хвойного у расторопного мистера Джинкинса, прежде чем мало-помалу погрузиться в течение и ход общего разговора.
      Сгустилась тьма, и теперь мало что можно было рассмотреть сквозь ряды окон на галерее, забранных старинными решетками-ромбами; днем за ними открывался весьма живописный вид на Одинокое озеро, отчасти скрытое за деревьями. Несколько створок были распахнуты в ночь, пропуская свежий воздух. Утвердившись у одного такого окна и наблюдая за четверкой, играющей в вист, доктор вдруг услышал снаружи шум крыльев. А мгновение спустя послышался леденящий душу крик и тут же - пронзительный хохот вроде совиного. Пергаментно-бледное лицо доктора посерело еще больше, ежели такое возможно. Сощурившись, он вгляделся сквозь железные прутья. От жуткого звука у доктора мороз пробежал по коже: он безошибочно распознал охотничий клич тераторна. На всякий случай мистер Холл тщательно прикрыл оконную створку и, снова взявшись за стакан, обнаружил, что пива в нем осталось совсем на донышке; сделав сие открытие, доктор вновь направил стопы свои к мистеру Джинкинсу и пивному насосу.
      Спустя некоторое время сквайр Далройдский и его гость, истощив запас добродушного подтрунивания, адресованного игрокам в пикет - как всегда, скрытный мистер Лэш выигрывал, а викарий - напротив; к такому положению дел почтенный джентльмен давно привык и относил его за счет непостижимости Господнего промысла, - так вот, спустя некоторое время сквайр и Оливер перебрались к дубовой стойке, где к мистеру Тони Аркрайту, ветеринару по профессии, и мистеру Айвзу уже присоединился доктор Холл с очередной пинтой.
      - Чертовски рад вас видеть, любезный хозяин, - промолвил, небрежно развалясь, Марк. - Вот тут мой друг мистер Лэнгли хотел вас кое о чем спросить. Я по меньшей мере целый день отговаривался да увиливал, поскольку почти уверен: ерунда все это; но вот мы, а вот и вы, так что, видимо, никуда не денешься. Кроме того, он же меня вконец изведет, если ответа так и не добьется.
      - А в чем же заключается это ваше "кое-что"? - полюбопытствовал мистер Айвз, обращая выразительное лицо к гостю из Вороньего Края.
      - Не останавливался ли у вас в "Гербе" некий пожилой священник? осведомился Оливер. - Я только потому спрашиваю, что нам с Марком довелось вчера утром столкнуться с человеком, соответствующим такому описанию, у Далройдской пристани. Он прогуливался по берегу с женой или с женщиной, которую мы таковою сочли. Оба выглядели весьма жалко и словно себя не помнили от тревоги и беспокойства.
      - По-жи-лой свя-щен-ник... - медленно повторил мистер Айвз, нахмурившись и задумчиво потирая подбородок. - Часом, не был ли наш викарий, сэр? Наш мистер Скаттергуд? Если говорить о священниках, так в здешних краях только его и встретишь; по чести говоря, он - вообще единственный, хотя пожилым я бы его не назвал.
      - Нет, это вряд ли. Тот священник задал нам пару вопросов, а когда мы так и не сумели дать вразумительного ответа, он и его спутница ушли прочь, даже не представившись. В результате ни я, ни Марк понятия не имеем, кто они такие, но разумно было предположить, что эти люди остановились здесь, в "Гербе".
      Мистер Айвз покачал головой:
      - Насколько мне известно, сэры, никакие престарелые священники у нас не живут - и в последнее время не останавливались. Но, вы уж меня извините, я справлюсь у высших авторитетов.
      Трактирщик огляделся по сторонам, кликнул дочь, и та сей же миг подоспела к стойке; живое воплощение проворства и компетентности, вплоть до последнего блестящего темного локона.
      - Черри, милочка, - промолвил отец, - а не найдется ли, часом, в числе наших постояльцев священника? В летах и, возможно, с супругою?
      Мисс Айвз заверила, что нет, не найдется.
      - А не останавливался ли у нас, часом, такой человек, и, возможно, с супругою, на прошлой неделе?
      - Нет, отец, не останавливался.
      - А не доводилось ли кому-либо из вас повстречать в деревне священника с женой - не считая наших мистера и миссис Скаттергуд, разумеется? - не отступался Оливер. - Может статься, почтенная чета проезжала через Шильстон-Апкот в карете и, пока меняли лошадей, вышла поразмяться?
      Нет, почтенной четы никто не видел.
      - А в котором именно часу вы столкнулись с этими людьми, сэр? - уточнил хозяин гостиницы.
      - Приблизительно в половине девятого утра.
      - Ага, значит, это никак не могла быть пассажирская карета, сэр; до одиннадцати часов нет рейсов ни в ту, ни в другую сторону. Если хотите, милости прошу, загляните в дорожный справочник на стойке и убедитесь своими глазами. Что до частных экипажей, здесь я не поручусь, нет, сэр, ни в коем случае не поручусь. Черри, милочка, как там насчет частных экипажей?
      - Сколько бы их мимо нас ни проехало, никаких священников я в глаза не видела, - ответствовала умница Черри.
      - Если этот священник с женой прогуливались у Далройдской пристани не далее как вчера в указанное вами время, сэр, тогда, может статься, они гостят у кого-то в деревне, Черри, милочка?
      - Никоим образом, отец. Ни про каких священников я в деревне и слыхом не слыхивала.
      - Что ж, сэр, если моя Черри утверждает, что в деревне священников нет, значит, это и впрямь так, - объявил мистер Айвз, хлопая себя по бедрам и широко улыбаясь, - уж она-то знает все, что происходит на мили и мили вокруг, с такими-то подругами - тут и супруга викария, тут и мисс Вайолет, та, что вафельную содержит, и мисс Моубрей из Грей-Лоджа - ваша кузина, мистер Тренч, - и ее тетушка миссис Филдинг. От их внимания ничего не укроется! Если дамы никакого священника не видели, сэр, стало быть, никакого священника и нет вовсе.
      - Подписываюсь под каждым словом, - согласился мистер Аркрайт, кивая шлемом коротко подстриженных темных волос.
      Оливер смущенно умолк, но вскорости заговорил снова:
      - А не могла ли эта пара остановиться на другом постоялом дворе? Скажем, в "Перевозчике" - ну, в местечке под названием Джей?
      Трактирщик признал, что такое возможно, хотя и маловероятно, поскольку от Шильстон-Апкота до Джея путь неблизкий, тем паче для пожилой четы, по всей видимости, немощной и хворой.
      - А не могли бы вы подробнее описать, как выглядели эти люди и как себя вели? - осведомился мистер Аркрайт, супя длинные кустистые брови.
      Оливер постарался по возможности удовлетворить любопытство собеседника; время от времени на помощь ему приходил и Марк; хотя оба джентльмена вынуждены были признать, что престарелая чета ничем таким особенным не отличалась, если не считать до странности удрученного вида: заботы и тревоги словно выпили из них последний отблеск света.
      - А о чем священник вас спрашивал, мистер Лэнгли? - полюбопытствовала Черри. - Ну, когда вы не нашлись, что ответить?
      - Речь шла о ребенке, или так мы подумали сначала. Он осведомился у нас, сперва у меня, а потом и у Марка, причем в одних и тех же словах, не видели ли мы их девочку. В конце концов мы заключили, что "девочка" - это вовсе не ребенок, но собака, что, верно, потерялась в окрестностях озера.
      - А какое-нибудь имя они называли?
      - Да. Эдит.
      При этих словах открытая добродушная физиономия трактирщика преобразилось словно по волшебству. Добряк разом помрачнел, серые глаза его потемнели; он суетливо провел ладонью по губам - и улыбки как не бывало. Не приходилось сомневаться: это имя что-то для него значило, но что именно трактирщик открывать не спешил, да и на последующие расспросы Оливера внятного ответа не дал.
      - Что до собаки, держу пари, здесь кроется некая тайна, - вот и все, что сказал мистер Айвз, со своей стороны ставя точку в дискуссии. Он прочистил горло, вспомнил внезапно, что неотложные дела призывают его в залу для отдыха, и со всех ног устремился туда.
      - Чертовски странно, - пробормотал сквайр, впервые проявляя к предмету обсуждения живой и непосредственный интерес.
      - А что не так? - осведомилась Черри, поведением отца весьма озадаченная.
      - Сдается мне, услышав имя "Эдит", ваш отец отчего-то встревожился, промолвил Оливер.
      - Понятия не имею, сэр, с какой бы стати; я не знаю никого с таким именем - ни собаки, ни женщины, - и, сдается мне, у отца таких знакомых тоже не водится.
      - Похоже, у этого священника есть друзья в деревне, - промолвил Оливер спустя некоторое время, уже после того, как по своим делам ушла и Черри. Просто он не попался девушке на глаза, вот и все. Марк, а ты что скажешь?
      В ответ сквайр буркнул что-то неразборчивое и глотнул пива; из чего Оливер заключил, что никакого определенного мнения по данному вопросу у его друга пока нет.
      В течение почти всего разговора доктор Холл хранил свойственное ему безмятежное спокойствие, но теперь, едва Оливер с Марком обратились к нему за советом, обнаружилось, что он взыскует у долговязого Джинкинса новой порции пива. От природы доктор к пьянству не склонялся; одной пинты ему обычно хватало на целый вечер - сей достойный эскулап был куда более привержен к горячему чаю и кофе, нежели к алкоголю. Марк отлично это понимал в отличие от Оливера, чужака в здешних краях. К тому времени, как доктор возвратился - чуть заметно изменившись в лице, как если бы приходил в себя после глубокого душевного потрясения, - разговор уже перешел к теме Скайлингдена, и к плаванию Марка и Оливера на шлюпе накануне утром, и к тупорылому медведю, замеченному у входа в пещеру. Оливер к слову упомянул об архитектурных особенностях Скайлингдена, замеченных с судна - о руинах, в беспорядке разбросанных тут и там на краю холма, - но ответил ему, как ни странно, не доктор, а мистер Аркрайт:
      - Вы абсолютно правы, мистер Лэнгли; там, в чаще леса, Скайлингден-холл стоял отнюдь не всегда. Собственно говоря, особняк как таковой возвели бок о бок с развалинами совсем иного строения.
      - Что еще за строение? - полюбопытствовал Оливер, в котором сей же миг пробудился антиквар. - Значит, те древние руины - серые плиты и остатки каменной кладки - некогда были его частью?
      - Безусловно.
      - Так что же там располагалось?
      - Аббатство, - отвечал мистер Аркрайт. - Обитель монашеского ордена, члены которого называли себя Озерными братьями. То были отшельники, и весьма ревностные. Аббатство считалось горным святилищем; там монахи и вся их братия могли предаваться медитации, приближаясь тем самым к Господу, ибо, как то и пристало пустынникам-анахоретам, предпочитали созерцательный образ жизни.
      - Об этом ордене я слышу впервые.
      - И здесь вы не одиноки, отнюдь. Много, много лет назад монахи отстроили свое аббатство из кирпича, извести и доброго талботширского камня. По всем отзывам, братия отличалась беспримерным благочестием: эти святые люди занимались своим делом и с деревенскими жителями почти не общались. Скажу больше: они отказывались принимать подаяния, что либо к добру, либо к худу; и тем разительно отличались от этого вашего современного ортодоксального духовенства.
      - Да уж, это мне современное ортодоксальное духовенство! - кисло улыбнулся Марк, раскуривая новую сигару.
      - Мне отлично известны нетрадиционные взгляды сквайра на религию, церковь и церковников в частности, - промолвил Оливер. - Нет нужды лишний раз заострять на этом внимание, мистер Аркрайт.
      - Как я уже сказал, - продолжал ветеринар, все более увлекаясь, Озерные братья жили по большей части уединенно, в хижинах и кельях в самом аббатстве, и в общем и целом вроде бы вели себя как оно подобает и надлежит монахам. Однако со временем в деревне заподозрили недоброе. Поползли слухи, будто монахи вовсе не таковы, какими кажутся на первый взгляд; будто на самом деле они отреклись от обетов служения Всемогущему и, что еще хуже, занялись черной магией и всяческими тайными искусствами. В те времена говорилось, будто их совратили демоны; и, учитывая все события последующих лет, я склонен разделять это мнение.
      - Но что послужило причиной? Каким образом местные жители пришли к этой мысли?
      Мистер Аркрайт расхохотался, да так, что из тесной темницы рта проглянули огромные желтые зубы.
      - Монахи... паписты! По-вашему, этого недостаточно? Хотя, конечно же, свидетельств никаких нет, только слухи да пересуды, а уж много ли в них правды - во всем том, что я услышал от отца и брата, - на мой взгляд, это вопрос спорный. Мой отец и брат в отличие от меня к пустопорожней болтовне не склонны, тем паче в таких вопросах, так что рассказывали они не то чтобы много. Но вот вам один пример. Похоже, время от времени кто-нибудь из братьев, в черной рясе, капюшоне и сандалиях, ускользал из аббатства - а может статься, его просто выставляли за порог, - и пробирался в деревню. То-то переполох поднимался всякий раз! А что вы хотите, у монаха все признаки безумия, как говорится, были налицо: взгляд блуждает, сам что бесноватый, на губах пена, точно у взбесившегося пса, бранится, сквернословит, проклинает всех и каждого. Вот из таких историй - а они передавались из уст в уста снова и снова, причем не раз и не два, становится ясно, что деревенские жители рассмотрели дело со всех сторон и пришли к мнению, что за всем этим кроется черная магия и злое чародейство.