Сюзанна стояла на Чериот-стрит и смотрела на то, что предстало ее глазам. Из-за обилия людей она не могла подойти к самому дому – большое количество полицейских по-прежнему вызывало у нее опасения, – но и отсюда было видно, что дом Муни больше не существует. Его в буквальном смысле сравняли с землей. Бич потрудился на славу.

Вся дрожа, она отправилась на Рю-стрит. Ее худшие опасения подтвердились: огонь пожрал и дом Мими.

Что теперь? Возвращаться в Лондон и бросить Кэла – если он еще жив, – на произвол судьбы? Она не знала, где он может быть. А книга? Что с ней случилось? Думая об этом, она пошла прочь, пытаясь найти в случившемся хоть что-нибудь утешительное.

Тут рядом затормозила машина, и из окошка выглянул плейбой в модных солнечных очках.

– Вам не холодно, мисс?

– Идите к черту! – бросила она, ускоряя шаг, но он поспешил за ней.

– Я сказала, идите к черту!

Он сдвинул очки на лоб, и глаза под ними блеснули золотом.

– Нимрод!

– А кто же еще?

Из-за этих очков она никогда его не узнавала. Глаза придавали его лицу совсем иное выражение.

– Я голоден. Ты не против подкрепиться? – спросил он.

Его аппетит, казалось, рос прямо пропорционально опасности их положения. Она сидела напротив него за столиком китайского ресторана, наблюдая, как он поглощает свой завтрак и большую часть заказанного ею.

Обмен новостями не занял много времени. Главное было очевидно: Бич здесь, среди них. Но у Нимрода была и более свежая информация. Он узнал из разговоров, что на Чериот-стрит не обнаружено ни одного трупа, так что скорее всего Кэлу удалось спастись. Погибших нашли на Рю-стрит.

– Я никого из них не знал, но боюсь, что твои знакомые там были.

– Кто?

– Молодой де Боно.

Она замолчала. Совсем недавно они виделись с де Боно, и вот его уже нет. Когда придет очередь остальных?

– Что делать, Нимрод? – спросила она. – Может, попытаться еще раз соткать ковер?

– Нас слишком мало. К тому же, необходимые чары забылись. Почти весь Совет погиб.

– Так что, сидеть и ждать, пока Бич доберется до нас? Ты это предлагаешь?

Нимрод провел рукой по лицу.

– Я буду драться до последнего. Думаю, как и все мы.

Он вынул из кармана жестянку с табаком и стал сворачивать сигарету.

– Я ошибался, – сказал он. – Поддался на обман Шэдвелла. Даже влюбился.

– Неужели?

Нимрод, как ни удивительно, слегка покраснел.

– Да. У меня было немало приключений в Королевстве. Но часть меня никогда не покидала Фугу, – он зажег самокрутку и затянулся. – Не могу поверить, что ее больше нет.

– Ты помнишь ее?

– Фугу? Еще бы!

– Я тоже. Так, может быть, не все еще потеряно?

Он покачал головой.

– Не будь сентиментальной. Одной памяти мало.

Спорить было бесполезно: его боль не знала метафизических утешений. Но она попыталась.

– Знаешь... там, в Храме, я использовала Станок.

– Использовала?Каким образом?

– Или он использовал меня. Может быть, и то, и другое.

– Как это?

– Чтобы спасти то, что еще осталось.

Нимрод склонился к ней через стол.

– Не понимаю.

– Я тоже. Но что-то случилось. Какая-то сила.

Она вздохнула. У нее не было слов, чтобы описать это. Но в одном она была уверена твердо:

– Я не верю, что все пропало, Нимрод. Плевать на этого проклятого Бича. Я не собираюсь сидеть и ждать его.

– Ты Кукушонок. Тебе можно не бояться его.

– Ты знаешь, что это не так, – сказала она жестко. – Фуга принадлежит всем, кто готов умереть за нее. Мне. Кэлу.

– Да. Извини.

– Фуга нужна не только тебе, Нимрод, но и нам.

Она поглядела в окно. За бамбуковыми занавесками продолжал монотонно падать снег.

– Я никогда не верила в Эдем, – тихо сказала она. – Как об этом пишет Библия – первородный грех и все такое. Но, может быть, эта история – только эхо.

– Эхо?

– Отзвук реальных воспоминаний о месте, полном чудес.

И Бич поверил в историю про Эдем, поскольку в ней есть доля правды.

– Какая разница? Ангел этот ублюдок или нет, какое это имеет значение? Он верит в то, что он Уриэль, и он уничтожит нас.

И действительно: зачем в конце света рассуждать об именах и названиях?

– Я думаю, нам нужно собраться вместе и попытаться укрыться. Навести чары.

– Что ж, это имеет смысл. Но где?

– Есть одно место, – сказал он, – куда он так и не смог добраться. Аполлина бывала там.

– Что это за место?

– Что-то вроде холма.

– Так вы пойдете туда?

– Для смерти это место ничуть не хуже прочих.

Святые на фасаде церкви святых Филомены и Каликста давно ослепли от дождя и снега. Они не видели посетителей, пришедших в церковь вечером 21 декабря и не слышали, о чем они говорили у входа. Иначе они сорвались бы со своих пьедесталов и помчались предупредить Англию, что в сердце ее появился ангел. Но Англии в эту ночь не нужны были святые; ей хватило мучеников.

Хобарт стоял в дверях церкви, и огонь Бича просвечивал сквозь его горло. Он держал Шэдвелла за руку.

– Это ведь церковь, —недоуменно сказал он не голосом Уриэля, а своим собственным. Ангел иногда отпускал его на волю, чтобы потом рвануть поводок обратно.

– Да. Церковь. И мы ее уничтожим.

Хобарт мотнул головой.

– Не могу.

Шэдвелл уже устал спорить. Это был не первый их визит за день. С Чериот-стрит ангел повел их по другим местам в округе, где, как он помнил, раньше скрывались Чародеи. Но ни в одном из этих мест не оставалось следов волшебства. Погода портилась с каждым часом, и Шэдвелл чувствовал себя усталым и озябшим. Он опасался, что Уриэль, не найдя жертв, взбунтуется, поэтому и привел его сюда, где уж точно скрывалось волшебство. Здесь Иммаколата когда-то держала Палача. Здесь, в этой то ли могиле, то ли колыбели, аппетит Уриэля можно было удовлетворить хотя бы на сегодня.

– У нас есть внутри дела, – сказал он вместилищу Уриэля. – Работа для Бича.

Но Хобарт все еще сопротивлялся.

– Божий дом. Нельзя его уничтожать.

Забавно. Он, урожденный католик, и Пламя Господа, Уриэль, готовы стереть с лица земли этот жалкий храм, а Хобарт, который верил только в Закон, спорит с ними. Этот человек носил у сердца не Библию, а книгу дурацких сказок. Может, он чувствует приближение смерти и торопится замолить грехи? Как бы то ни было, Шэдвелл был непоколебим.

– Ты же дракон, Хобарт. Вспомни об этом.

Бывший инспектор покачал головой, и свет в его горле вспыхнул ярче.

– Ты хотел огонь и получил его.

– Я не хотел, – слова его начали путаться. – Забери... его... назад...

Потом из его рта вырвался клуб дыма. И вместе с ним – голос Уриэля.

– Хватит спорить.

Хобарт, дрожа, как в лихорадке, еще пытался овладеть своим телом, и Шэдвелл поторопился увести его из поля зрения прохожих.

– Там, внутри, Чародеи. Твои враги.

Ни ангел, ни Хобарт не слышали его. Инспектор проявил неожиданную строптивость, и Уриэлю пришлось побороться, время от времени швыряя непокорное тело об стену.

Голова Хобарта повернулась к Шэдвеллу, и из его дымящегося рта глухо донеслось последнее:

– Я... не хочу...

– Поздно, – Шэдвелл вытер брызги крови на лице.

– Он знает это, —ответил Уриэль. – Он теперь дракон.

Хобарт зарыдал: слезы мгновенно высыхали на пылающем лице.

– Не бойся, —Уриэль явно пытался подражать Шэдвеллу. – Слышишь меня, Хобарт?

Голова судорожно качнулась, словно мускулы шеи отказывались ее держать.

– Пошли?

Голова качнулась еще раз. Хобарт отпустил руку Шэдвелла и на негнущихся ногах шагнул в дверь.

Внутри было пусто и пахло ладаном.

– Я чувствую чары, —пророкотал Уриэль.

– Конечно, – Шэдвелл еле поспевал за ангелом. Он думал, что тот проявит какое-то почтение к алтарю, но Уриэль миновал его, не удостоив взглядом, и прошел прямо к двери, ведущей в подземелье. Один взгляд – и дверь слетела с петель. Помещение наполнилось дымом. Они начали спуск.

Внизу горел свет: должно быть, в святилище их кто-то ждал. Уриэль двигался по коридорам, сбивая со своих мест гробы и развеивая их содержимое в прах. Его тело – измученное тело Хобарта – окружали огненные ленты. На полпути дорогу им преградил священник, бледный, как будто уже мертвый.

– Кто вы?

– Отойди, – скомандовал Шэдвелл.

– Убирайтесь! Вы осквернили святилище!

Уриэль остановился и одной рукой схватил себя за волосы, поворачивая лицо к стене. Шэдвелл понял, что Хобарт опять пытается восстановить контроль над телом. Немедленно тело начало содрогаться, пока ангелу не удалось снова повернуть голову. Священник не использовал последний шанс спастись – он стоял на том же месте, глядя ангелу в лицо.

Этот взгляд оказался для него последним. Шэдвелл не видел такого даже на Рю-стрит. К горлу его подступила тошнота, но он был слишком любопытен и не отвел глаз, пока огонь пожирал тело священника. Все это заняло несколько секунд, после чего Уриэль двинулся дальше. Шэдвелл – за ним, морщась от невыносимого жара. Огонь не щадил ничего – гробы, кости мертвецов, даже сами кирпичи: все пылало.

У двери святилища Шэдвелл замешкался. Это были владения Иммаколаты, и здесь она принимала поклонения верующих, как богиня. Он никогда не верил в ее божественность; так откуда же этот внезапный страх?

Он получил ответ, войдя внутрь. Она была здесь, его любимая и ненавидимая Колдунья, где-то рядом. Смерть не властна над ней.

– Богиня, – услышал он собственный шепот.

Он не успел предупредить Уриэля. Второй священник, совсем мальчишка, бежал за ангелом, занося нож. Хобарт закрыл лицо, пытаясь не допустить второго убийства, и священник воткнул нож ему в бок. Когда он замахнулся для второго удара, пламя Уриэля прошло через пальцы инспектора, сжимая их, и обрушилось на юношу. Он отлетел на кучу костей, уже превращаясь в пепел, как его коллега.

Уриэль запек рану одним взглядом, потом повернулся к Шэдвеллу. Один бесконечный миг торговцу казалось, что сейчас Бич сожжет и его.

– Не бойся, —сказал ангел.

Чуть раньше он смог успокоить и Хобарта – без слов. Теперь инспектор не сопротивлялся, хотя обе его руки почернели и скрючились, как клешни. Он только чуть всхлипывал от боли или от сознания того, что его тело используется для таких зверств.

Потом Уриэль обратил внимание на стены.

– Мне нравятся эти кости, —сказал он, и щупальца света протянулись от него, пробегая по черепам и ребрам мертвецов.

Наступило молчание, нарушаемое лишь потрескиванием огня в коридоре. И тут Шэдвелл услышал голос Иммаколаты – самый тихий в мире шепот.

– Что ты наделал?

Он оглянулся. Ангел продолжал рассматривать макаберный узор на стене. Он ничего не слышал.

– Что ты наделал? – опять спросила она. – Он не знает, что такое жалость.

– А ты знала?

– Я не знала, что я такое. Думаю, Бич тоже.

– Его зовут Уриэль, и он ангел.

– Чем бы он ни был, ты не удержишь его.

– Удержу. Он слушается меня.

– Зачем лгать? Я же вижу, что ты его боишься. Их прервал грохот. Оглянувшись, Шэдвелл увидел, что Уриэль сметает кости со стены, как хрупкий фарфор, и они с сухим треском падают на пол.

Уриэль рассмеялся – этому его тоже научил Шэдвелл – совершенно безжизненным смехом. Ему понравилась игра, и он повернулся к другой стене, потом к третьей.

– Вели ему остановиться, – прошептал призрак Иммаколаты. – Останови его, если не боишься.

Но Шэдвелл только стоял и смотрел, как ангел очищает четвертую стену и переходит к потолку.

– Ты следующий, – пообещала Иммаколата.

– Нет, – Шэдвелл прижался к стене. Внезапно его охватил дикий страх.

Сквозь оседающий прах он увидел глаза Уриэля, обращенные на него.

– С кем ты шепчешься за моей спиной?

Шэдвелл поглядел на дверь. Как далеко он успеет убежать? От силы на пару ярдов. Спасения не было.

– Где она? —потребовал ангел. Кости дрожали от его голоса. – Пусть покажется.

–Она будет лгать тебе. Скажет, что я любил волшебство. Не верь ей, это не так. Она все лжет...

Бесчисленные глаза ангела устремились на него, и он замолчал.

– Не бойся. Я знаю все, что ты можешь от меня скрыть. Все твои жалкие желания. Мне это нравится.

–Правда?

– Правда. Но эту женщину я хочу убить. Она чародейка. Пусть покажется, и я убью ее.

– Она уже мертва.

– Так зачем она прячется?

–Я не прячусь, – и кости на полу заволновались, как море, когда из них поднялся призрак. Он просто сложился из обломков костей, и Шэдвелл каким-то образом понял, что это дух не одной, а всех трех сестер. То, чем они стали в иной жизни.

– Зачем мне прятаться? – произнес этот памятник Иммаколате, Магдалене и Ведьме. – Вот я. Ты рад?

– Что такое «рад»?

–Не прикидывайся. Ты чужой в этом мире.

– Я уже был здесь.

–И ушел. Уходи опять.

– Когда все Чародеи будут мертвы. Это мой долг.

–Долг? – кости содрогнулись в беззвучном смехе.

– Что тут смешного?

–Ты так уверен в себе. Думаешь, что ты один.

– Я один.

–Ты просто потерявшаяся деталь чего-то большего.

– Я Уриэль. Я охранял ворота.

–Там нечего уже охранять. Пойми это.

– Я Уриэль. Я охранял...

–Посмотри на себя. Брось этого человека, шкуру которого ты носишь, и посмотри на себя.

– Я Уриэль!

Сэтими словами он выплеснул свою ярость на костяную статую. Шэдвелл заслонился руками от бушующего огня, стирающего следы Колдуньи. Ангел не успокоился, пока не превратил в пепел все, что было в святилище.

После этого он успокоился, присев на пол и держа в руках обожженный череп.

– Может быть, нужно очистить мир не только от Чародеев? Люди тоже испорчены.

Это было высказано так спокойно, разумным тоном, что Шэдвелл сначала даже не понял.

– Может, нужно уничтожить все живое?

Он смотрел на Шэдвелла в упор. В нем не осталось ничего от Хобарта и вообще от человека. Это был дух, невероятно древний и невероятно безжалостный.

– Я задал вопрос.

Шэдвелл пробормотал что-то одобрительное.

– Тогда мы зажжем огонь.

Уриэль пошел к выходу, откуда все еще доносился треск горящих гробов.

– Такой огонь! —добавил он с воодушевлением и начал подниматься наверх, к мирно спящему Королевству.

Часть тринадцатая

Волшебная ночь