Там, где они очутились, было темно, и вокруг стоял неумолкающий шепот. Сюзанна ничего не видела и не ощущала, но слышала шепот и обоняла благоухающий хвоей воздух. Она почему-то сразу поняла, где находится. Каким-то образом они перенеслись на страницы книги Мими. Или здесь были только их мысли?

Скоро она заметила блики света, бегущие вокруг нее. А может, это она бежала или летела. Здесь все было возможно: ведь это страна сказки. Она сосредоточилась и поняла, что действительно летит по аллее громадных вековых деревьев, и свет между ними становится ярче.

Где-то впереди Хобарт ждал ее или то, чем она стала в этом мире. Она не могла остаться собой, как и он не мог остаться просто Хобартом. Они воплотились в собственные сны, в страхи и мечты их детских грез.

А здесь было в кого воплотиться. В этот лес забредали бедные сироты и девушки, боящиеся волков. Здесь рыскали ведьмы и драконы, и лягушки превращались в принцесс, и каждое дерево указывало путь в Страну чудес.

Так кто же была она?Конечно, девушка. Девушка, заблудившаяся в лесу. Лес как-то осветился при этой ее мысли, словно она угадала правильно.

– Я – девушка, – прошептала она.

...А он – дракон.

Да. Все верно.

Ее полет ускорился: впереди между деревьев блеснул металл. Это был он, дракон, обернувший свои сверкающие кольца вокруг корней допотопного дерева. Его чудовищная голова покоилась на ложе из алых маков.

И тут же она увидела Хобарта. Он был вплетен в узор световых бликов, которые, как ни странно, образовывали слово «дракон». Они были неразделимы: человек, слово и чудовище.

Дракон Хобарт открыл желтый глаз. Из другого торчал обломок копья – без сомнения, работа очередного рыцаря. Но дракон был еще жив, его кольца извивались, а в единственном глазе хватало ярости на целый полк драконов.

Он увидел ее и приподнял голову. Она задрожала и упала на влажную землю перед ним, как бабочка со смятыми крыльями. Земля перед ее глазами была усеяна костями; или то были слова? Она встала на ноги и осмотрелась. Лес молчал. Никакой рыцарь не спешил к ней на помощь.

Дракон поднял голову выше, медленно распуская кольца. Это был превосходный экземпляр, и, глядя на него, она почувствовала ту же смесь страха и восхищения, что и в детстве, когда разглядывала картинки в сказках. Он возбуждалее – другого слова она не могла подобрать.

Он заревел. Она почувствовала жар, исходящий из его пасти, от каждого из его громадных зубов. Свет за деревьями померк. Ни одна птица не пела, а может, они и не жили здесь, рядом с драконом. Исчезли даже маки и слова-кости, оставив только их, главных героев: девушку и чудовище.

– Все кончено, —прорычал Хобарт чешуйчатым языком дракона. С каждым слогом из его пасти вырывалось пламя. Почему-то она совсем не боялась, как будто смотрела кино.

– У тебя есть что мне сказать? – продолжал дракон. – Мольбы? Проклятия?

– Ничего, – ответила она. Что говорить, когда они так хорошо друг друга понимают? А когда нечего говорить, остается лишь два действия: женитьба или убийство.

– Хорошо, – дракон двинулся к ней, тяжело передвигая крокодильи лапы.

«Он хочет убить меня, – пронеслось у нее в голове, – нужно спешить». Что девушка должна делать в таких обстоятельствах? Бежать? Или усыпить его колыбельной?

Дракон был уже рядом, но не спешил нападать. Напротив, он откинул голову, обнажая белое дряблое горло.

– Быстрее, —прорычал он.

– Что?

– Убей меня.

Ее тело поняло приказание быстрее, чем ум. Роль девушки, слабой и беззащитной, не подходила ей. Она была взрослой женщиной, обладающей грозной силой. И Хобарт знал это. Он тоже выбрал не свою роль, хоть она и воплощала его заветные чаяния. Он жаждал власти, но именно власти низвергнутой, посрамленной; жаждал венца мученика. Потому он и подставил ей свое молочное горло.

«Убей меня», – сказал он. В его единственном глазу она впервые увидела, как он устал от своей силы и жестокости, как он ненавидит ее за то, что она заставляет его быть сильным и жестоким. Там, в большом мире, в свою очередь затерянном внутри еще большего, он убил бы ее сам, мстя за то, что она проникла в его скрываемую от всего мира тайну. Но здесь была лишь одна, самая подлинная история, и в этой истории он подставил ей беззащитное горло. Он был девушкой, нежной и слабой, готовой скорее умереть, чем убить.

А кто же она тогда? Дракон?

Да. Она дракон.

Она почувствовала: как ее тело увеличивается и наливается тяжестью. Кровь потекла медленно, как ртуть. Хобарт напротив нее съежился, драконья шкура опала с него серебристыми полосами, и он съежился на земле – нагой маленький человечек.

Его потерянная кожа наросла на ней. Ее радовал вес, ее сила. Теперь она была подлинной, такой, как в самых сокровенных снах. Она была драконом.

И что же ей теперь делать? Сжечь его? Перегрызть ему горло? Ей легко будет сделать это, после всего, что он причинил ей.

Она двинулась к нему. По щекам его текли слезы, но он улыбался ей с благодарностью. Она открыла пасть, и оттуда вырвался жар. Можно поджарить его и сразу же проглотить.

Тут из пещеры дракона раздались еще какие-то звуки. Лай или хрюканье – непонятно. Кто там: свинья, собака, человек?

Рыцарь Хобарт открыл глаза, и в них появилось что-то еще, кроме слез. Он тоже слышал голос и вспомнил о месте, лежавшем за волшебным лесом. Момент триумфа дракона был упущен. Она взревела от разочарования, превращаясь в себя обычную, в то время как нагое тело Хобарта таяло на земле, как комок снега.

Ее нерешительность могла дорого ей стоить. Отказавшись утолить жажду смерти своей жертвы, она неминуемо вызовет еще большую его ненависть. Может, это заставит его снова влезть в шкуру дракона?

Но поздно. Страницы больше не могли их удержать, и они рванулись наружу в пыльном вихре букв. Вновь наступила темнота, в которой звенели голоса.

Она почувствовала в руках книгу и крепче схватилась за нее. Но Хобарт сделал то же самое. Когда вокруг них появились очертания комнаты, он ухватил ее за руку, сдирая ногтями кожу.

– Ты должна была убить меня, – услышала она его шепот.

Она взглянула на него. Он выглядел еще более жалким, чем рыцарь, – с глазами, полными отчаяния, с потом, заливающим лицо. Потом он взял себя в руки, и его глаза начали холодеть.

Кто-то стучался в дверь, за которой все еще кричали непонятные животные.

– Подождите! – крикнул Хобарт. Держась одной рукой за книгу, другой он вытащил из кармана пиджака револьвер.

– Отдай книгу или я убью тебя!

Ей пришлось подчиниться. Менструм не мог подняться настолько быстро, чтобы помешать ему спустить курок.

Как только ее руки отпустили книгу, дверь распахнулась, и то, что было за ней, разом отвлекло их мысли от всех сказок на свете.

Там стояли четверо лучших людей Хобарта. Похоже, эта ночь помяла им не только одежду, но и мозги. Как будто то сияние, которое Сюзанна впервые увидела на Лорд-стрит, каким-то образом переместилось к ним внутрь – кожа на их лицах сморщилась, под ней перекатывались темные сгустки, как крысы под простыней.

В панике они разодрали на себе одежду. Их тела покрывал слой крови и грязи. Именно из их глоток исходила та какофония, что вернула Хобарта и Сюзанну со страниц книги. Звериные звуки издавались зверями: в их взглядах не осталось ничего человеческого, а пальцы скрючились в когти.

Она поняла, что Чародеи борются с оккупантами. Ложной покорностью они усыпали их бдительность, пока не пришла пора использовать чары.

Один из четверки ковылял по комнате, явно намереваясь обратиться к Хобарту, но из его раздутого горла вылетали лишь нечленораздельные звуки.

Хобарт не собирался расшифровывать этот рапорт. Он направил револьвер ниже.

– Не подходи.

Человекозверь, капая слюной из раскрытого рта, попятился назад.

– Убирайся! – крикнул Хобарт.

Четверка послушно отступила к двери. «Не из страха, а потому, что Хобарт был их хозяином», – подумала Сюзанна. Их новое строение только подтвердило то, что они всегда знали: они нерассуждающие животные на службе Закона.

– Вон!

Они вывалились в коридор, продолжая жалобно визжать.

Сюзанна поняла, что другой возможности может не быть. Пока Хобарт, весь дрожа, смотрел на дверь, она подскочила к нему и вырвала книгу у него из рук. Он вскрикнул, но не наставил на нее оружие.

– Отсюда только один выход, – сказал он. – Хочешь им воспользоваться?

Твари за дверью почуяли запах чужого и завизжали громче. Это было похоже на время кормления в зоопарке. Не успеет она добраться до лестницы, как они растерзают ее. Хобарт все же поймал ее.

Поняв это, она почувствовала, как менструм внезапно вскипает в ней и рвется наружу.

Хобарт знал, что она копит силы. Он захлопнул дверь, за которой не смолкал визг, и повернулся к ней.

– Мы видели что-то, не так ли? Но ты никому не успеешь рассказать эту историю.

Он целился ей в лицо.

Что случилось дальше, трудно было рассказать. Может быть, он промахнулся и разбил окно, потому что в комнату ворвался ночной воздух, а в следующий момент менструм затопил ее, развернул и бросил к окну.

Она очнулась на подоконнике третьего этажа. Но раздумывать было поздно. Оставалось прыгать или лететь.

И она полетела вниз. Конечно, это был не настоящий полет. Просто менструм поддерживал ее, пока она прыгала на крышу стоящего рядом дома, а оттуда – на соседнюю. Крики Хобарта замерли вдали.

Совершив еще один гигантский прыжок, она успела заметить между островерхими крышами первые лучи рассвета и приземлилась на площади, распугав уже проснувшихся голубей.

Менструм смягчил ее падение. Дрожа и чувствуя тошноту, она встала на ноги. Весь полет занял секунд двадцать, но на соседней улице уже слышались крики погони.

Сжимая подарок Мими, она побежала прочь. На своем пути она дважды едва не попалась своим преследователям. Каждый шаг причинял ей боль, но из ночного приключения она выбралась живой и более мудрой, чем была.

Жизнь и мудрость. Чего еще можно желать?

День и ночь, проведенные Сюзанной в Невидали и в волшебном лесу, привели Кэла и де Боно в не менее примечательные места. И у них были свои беды и открытия, и они оказывались слишком близко к смерти.

Расставшись с ней, они шли к Своду молча, пока де Боно не спросил:

– Ты любишь ее?

Кэл думал как раз об этом, но не ответил – настолько гот вопрос обескуражил его.

– Ты просто дурак. Почему вы, Кукушата, так стыдитесь своих чувств? Она достойна любви, даже я это вижу. Почему не сказать прямо?

Кэл хмыкнул. Де Боно был прав, но он не собирался выслушивать лекции о любви от какого-то юнца.

– Ты боишься ее, ведь так? – продолжал тот допрос.

– Нет, конечно. С чего это я должен ее бояться?

– У нее есть сила, – де Боно снял очки. – Как у большинства женщин. Поэтому Старбрук и не хочет видеть их на поле. Это лишает его самообладания.

– А у нас что есть? – Кэл пнул попавший под ногу камешек.

– У нас – член.

– Это тоже Старбрук?

– Нет, де Боно, – юноша ухмыльнулся. – Вот что я тебе скажу. Я знаю, куда нам нужно зайти.

– Никаких заходов.

– Это по пути. Всего на час-другой. Ты слышал о Венериных горах?

– Я сказал: никаких заходов. Если хочешь, иди сам.

– Тьфу, какой ты скучный. Я только хотел тебя развлечь.

– Ты меня достал своими дурацкими вопросами, – огрызнулся Кэл. – Если хочешь, иди собирай цветочки. Только сперва отведи меня к Своду.

Де Боно обиженно замолчал. Когда они заговорили снова, он предпочел описывать Кэлу чудеса Фуги. Дважды протяжении разговора им приходилось прятаться от патрулей Хобарта. Во второй раз они просидели в укрытии часа два, пока завоеватели пьянствовали в нескольких ярдах от них.

После этого они шли медленнее. Ноги у них затекли, и им хотелось есть и пить. К тому же начало темнеть.

– Далеко еще? – спросил Кэл. Тогда, на стене дома Мими, он готов был любоваться этим пейзажем бесконечно. Но сейчас, проклиная его путаницу, он отдал бы зуб за хорошую карту.

– Порядочно.

– Ты хоть знаешь, где мы?

Де Боно поджал губы.

– Конечно.

– И где же? Назови это место.

– Ты что, не веришь мне, Кукушонок?

Дальнейшему объяснению отношений помешали раздавшиеся издалека крики. Де Боно понюхал воздух.

– Что-то горит, – сказал он. И правда, кроме криков, ветер нес с собой запах гари. Де Боно принялся осматриваться в поисках его источника. Кэлу очень хотелось здесь оставить канатоходца, но лучше такой гид, чем никакого. Они взобрались на невысокий холм и оттуда разглядели, что горит небольшая роща. Возле нее стояло несколько машин и суетились люди. Без сомнения, это орудовала армия Шэдвелла.

– Ублюдки, – прошипел де Боно, когда кого-то повалили на землю и начали пинать ногами. – Проклятые Кукушата.

– Там не только люди... – начал Кэл, но слова замерли у него на губах. Он узнал место, уничтожаемое у него на глазах.

Это была не роща. Деревья стояли аккуратными рядами. Под их сенью он совсем недавно стоял, декламируя стихи Чокнутого Муни. Теперь сад Лемюэля Ло пылал из конца в конец.

Он побежал вниз с холма.

– Ты куда? Кэл? Что ты собрался делать?

Де Боно схватил его за руку.

– Кэл, послушай!

– Пусти! – Кэл рванулся, потерял равновесие и упал, увлекая за собой де Боно. Они покатились с холма по грязи и камням и угодили в лужу у его подножия. Кэл пытался выбраться, но де Боно удержал его за рубашку.

– Ты ничего не сделаешь.

– Пусти меня!

– Извини за мои слова о Кукушатах. Наши тоже хороши.

– Ладно, – Кэл продолжал смотреть на горящий сад. – Я знаю это место. Не могу допустить, чтобы его вот так сожгли.

Он выбрался из лужи и встал. Он убьет сволочей, сделавших это. Убьет, и это будет справедливо.

– Уже поздно. Ты ничего не сделаешь.

Юноша говорил правду. К утру от сада останутся только угли. Но он все равно не мог отвернуться от места, где впервые прикоснулся к чудесам Фуги. Он пошел туда, не зная, идет ли де Боно за ним и мало заботясь об этом.

Подойдя поближе, он понял, что отряды пророка (вернее, банды) встретили сопротивление. Вокруг огня катались по земле дерущиеся люди. Но для бандитов это был, скорее, спорт, который в любой момент можно было прервать выстрелом в упор. Несколько тел уже неподвижно лежало под деревьями. Стрелки ходили между ними, добивая раненых.

Кэла едва не стошнило. Ему казалось, что к дыму примешивается запах горелой человеческой плоти. Не в силах сдерживаться, он упал на колени, и его пустой желудок начало выворачивать. Падать дальше было некуда: мокрая грязная одежда, вкус рвоты во рту, горящий вокруг сад его снов.

– Кэл, вставай.

Рядом стоял де Боно, протягивая ему пучок травы.

– Вытри лицо.

Кэл прижал траву к лицу, чувствуя ее сладкий запах. Тошнота прошла. Он поднял слезящиеся глаза и увидел в дыму Лема.

Он прошептал его имя.

– Что? – переспросил де Боно.

– Там, – Кэл указал рукой. Хозяин сада склонился над одним из трупов, протянув руку к его лицу. Может, он закрывал мертвецу глаза?

Кэл должен был поговорить с ним, посочувствовать в его горе. Он повернулся к де Боно. Блеск очков скрывал его глаза, но было видно, что это зрелище тронуло и его.

– Постой. Я поговорю с Лемом, – сказал Кэл.

– Ты сошел с ума.

– Может быть.

Он направился к огню, окликая Лема по имени. Казалось, бандитам уже надоело их занятие. Некоторые вернулись к машинам, один мочился в огонь, другие просто смотрели на пламя, захваченные стихией разрушения. Лем закончил прощаться и побрел прочь от остатков своего сада. Кэл снова позвал его, но треск огня заглушил его. Кэл подошел ближе, и Лем увидел его, но по-видимому не узнал. Приняв его за одного из убийц, он повернулся и побежал. Кэл снова окликнул его. Лем остановился, близоруко всматриваясь в дым.

– Лем! Это я, Муни!

На печальном лице Ло появилось некое подобие улыбки. Он раскрыл объятия навстречу Кэлу.

– Мой поэт! В недобрый час мы встретились снова.

– Я говорил вам, что я не забуду. Говорил?

– Клянусь Богом, да!

– Почему они сделали это, Лем? Почему они сожгли сад?

– Это не они. Это я.

– Ты...

– Думаешь, я дал бы этим ублюдкам свои фрукты?

– Но, Лем... деревья. Все деревья...

Ло порылся в карманах и извлек пригоршню Незабываек. Они истекали соком, и его запах наполнял воздух сладкими воспоминаниями.

– В каждом из них семена. И из каждого семени вырастет дерево. Я посажу новый сад.

Он храбрился, но слезы продолжали стекать по его щекам.

– Они не победят нас, Кэлхоун. Мы не станем перед ними на колени.

– Да, Лем. Иначе все погибнет.

– Мы должны идти, Кэлхоун.

– Я не могу.

– Что ж, я научил своих дочерей твоим стихам. Они будут их помнить.

– Это не мои стихи. Моего деда.

– Они наши. В доброй почве...

Внезапно раздался выстрел. Кэл обернулся. К ним бежали трое вооруженных бандитов.

Ло сжал руку Кэла на прощание и быстро пошел в темноту, но споткнулся и упал. Кэл бросился ему на помощь, слыша вокруг свист пуль.

– Оставь меня! – крикнул Ло. – Беги!

Тут одна из пуль нашла свою цель. Ло вскрикнул и схватился за бок.

Стрелки уже были рядом, но тут что-то угодило в голову их главаря. Он упал, обливаясь кровью.

Кэл успел рассмотреть, что метательным орудием было радио. Потом де Боно выскочил из-за деревьев и понесся зигзагами к огню, оглашая воздух дикими воплями. Со стороны его тактика казалась самоубийственной; он бежал прямо в огненную ловушку. Бандиты погнались за ним, повинуясь командам главаря, схватившегося руками за голову. Фигура де Боно исчезла в дыму среди деревьев, большинство которых уже превратилось в обугленные столбы.

Оплакивать его было некогда. Пока его безумная храбрость отвлекала убийц, нужно было бежать. Кэл повернулся к Лемюэлю, но тот исчез. Остались только пятна крови и несколько раздавленных фруктов. Стрелки все еще стояли у огня, ожидая появления де Боно. Его не было. Кэл побежал к холму, где они с юношей повздорили, потом решил взглянуть на сад в последний раз.

С другой стороны уцелели несколько деревьев. Он подошел ближе, надеясь, вопреки всему, что де Боно удалось спастись. Но он обнаружил только пару обгоревших туфель. В ужасе он осмотрелся вокруг, ожидая увидеть их владельца.

И точно, недалеко в высокой траве виднелась знакомая белобрысая макушка. Живой и здоровый де Боно довольно улыбался. У него только обгорели волосы и брови.

– Как у тебя это получилось? – первым делом спросил Кэл.