Я в своем сне тихонько выбрался из постели.

– Я могу поддерживать это заклинание всего лишь несколько секунд, – сказал Тенедос, – потому что использовал необычный способ, чтобы добраться до тебя, и твои волшебники скоро обнаружат эту тоненькую ниточку и перережут ее.

Ты стал главным из моих врагов, Дамастес а'Симабу. Но ты ничто по сравнению с теми силами, которыми я обладаю, и меньше, чем ничто, перед тем могуществом, которое я обрету в ближайшее время. Я уничтожу тебя точно так же, как горничная, стряхивающая паука в огонь, даже не замечая своего движения. Но я намерен предложить тебе милость, последнюю милость.

Если ты немедленно сдашься вместе со всеми своими войсками, то я сохраню тебе жизнь. Я готов пощадить тебя даже в том случае, если ты почему-то не сможешь этого сделать, но переправишься через Латану и сдашься один.

Конечно, для тебя не найдется никакого места при том дворе, который я устрою в моем будущем величии. Тебе ведь уже предлагались власть и могущество, но ты отказался от них, и я никогда не смогу простить твоего последовавшего вслед за этим предательства. Но ты получишь кое-какие деньги, тебя проводят к любой границе, которую ты сам выберешь, и позволят беспрепятственно отправиться в изгнание. Даю тебе слово, что не стану подсылать к тебе убийц или преследовать тебя волшебством. Вот единственное предложение, которое я намерен тебе сделать.

– А как насчет моих солдат? И моих офицеров? – спросил я.

– Я поступлю с ними так, как найду нужным, – ответил Тенедос. – Ты больше не будешь отвечать за них, так что их участь не должна тебя интересовать. Некоторым я могу позволить служить мне по мере способностей с оружием в руках, другим же придется искупить свои преступления службой Нумантии теми способами, которые я сочту наилучшими, а многие должны будут понести наказание за преступления, совершенные против меня.

– Почему-то я хорошо запомнил, – медленно сказал я, – одну фразу, которую вы произнесли при встрече с неким бандитом в ледяном Сулемском ущелье, и думаю, что лучшего ответа на ваше любезное предложение просто не найти: имел я тебя, имел ту шлюху, которая называла себя твоей матерью, и твоего отца, о котором ты ничего не знаешь, потому что он не заплатил за визит. – Мой голос звучал так же спокойно, как и голос Тенедоса в тот давно канувший в прошлое день в снегах и льдах, среди которых бесновалась смерть.

Тенедос дернулся, как будто я ударил его.

– Ты, наглый ошметок дерьма, – прошипел он. – Да как ты смеешь!

Я промолчал.

– Ну ладно, Дамастес. Ты отрекся от меня в третий раз, и теперь я обещаю, что смерть, на которую я тебя обреку, будет вызывать ужас у людей и через тысячу лет. Я не стану больше грозить тебе, потому что ты знаешь, что мое слово – это закон и то, что я говорю, всегда сбывается. Всегда!

Палатка опустела, а я почувствовал, что окончательно проснулся.

Я выпил немного воды и подумал о человеческой самонадеянности. Совершенно очевидно, что Тенедос уверился в том, что он всемогущ, что все его заявления были совершенно искренними и он попросту забыл о бедствиях, которые претерпел в Майсире, а также и обо всей лжи, которую я от него слышал на протяжении многих лет.

Король-Провидец, ставший потом Королем-Демоном, превратился теперь в настоящего сумасшедшего.

И теперь мне предстояло позаботиться о том, чтобы он не стал Королем-Безумцем. Выбор был совершенно ясен: или Тенедос, или Нумантия должны погибнуть.

Как ни странно, когда я вновь улегся спать, то не чувствовал никакой тревоги.

Я снова впал в полудрему и в который раз вспомнил пророчество, сделанное при моем рождении: этому мальчику предстоит ехать верхом на тигре, но тигр восстанет против него.

А полусонное сознание говорило, что это предсказание сбылось, и напомнило о других словах, произнесенных бородатым стариком, с которым я встретился, когда мы отступали через горы из Майсира: что моя жизнь окажется длиннее, чем я смогу рассчитывать, и что нить моей жизни обретет ярко-желтый цвет, а сама нить окажется шелковой, как шнуры-удавки сторонников Товиети.

И это тоже сбылось.

Так что же будет дальше?

Снова я вспомнил вторую часть предсказания, что не раз повторяла моя мать: позади тигра густой туман, сквозь который волшебник ничего не может разглядеть и потому не способен предсказать, что скрывается в более далеком будущем.

Впереди нас ждал Сезон Туманов.

На рассвете мы приступили к осуществлению нашего плана. Адъютанты, сами не зная для чего, отправились в пехотные полки, чтобы забрать из каждого по роте. Мы не стали, как это обычно делается перед опасными операциями, вызывать добровольцев, поскольку для нас была очень важна сплоченность в бою. К этим людям присоединились почти все мои саперы со своим снаряжением.

Синаит поставила тонкую защиту. Она специально использовала такое заклинание, которое позволило бы любому волшебнику, использующему Чашу Ясновидения или что-нибудь подобное, видеть вещи смутно, как будто сквозь слой текущей воды. Провидец мог бы рассмотреть общий вид происходящего без подробностей, и это наверняка должно было убедить наблюдателя в том, что защитное заклинание существует, но просто сотворено небрежно.

Но магическая защита не была однородной: в одних местах она была почти прозрачной, а в других плотной, как облачный покров в небе. Например, был полностью скрыт от любого наблюдения небольшой отряд, форсированным маршем удалившийся на юг на два дня пути от лагеря. Этого расстояния было достаточно для того, чтобы покинуть тщательно контролируемую вражескими наблюдателями область, примыкавшую к расположению армии. С ними отправилась Симея с группой своих волшебников. В их обязанности входило поддержание над солдатами непроницаемой завесы, которая не позволила бы Тенедосу или Годжаму заметить, что в глубине Дельты кипит работа.

Лес на нескольких островах был сведен под корень, солдаты кое-как очистили деревья от веток, распилили на бревна средней длины и подтащили поближе к воде, чтобы без задержки использовать в нужный момент.

Вторая часть моего плана – обманная операция – была проведена в лагере. Оттуда во все стороны разошлись рабочие партии с топорами, пилами и телегами. Солдаты рубили лучшие прямые деревья, волокли их в лагерь и сдавали бригадам плотников, а те, в свою очередь, сколачивали большие плоты, которые, как это было ясно любому, могли предназначаться только для форсирования реки.

Синаит знала, что за нами наблюдали, так как «обоняла» соглядатаев. Тенедос, вероятно, пришел в восторг, увидев, что я решился на такую глупость, как лобовая атака с форсированием реки. Он, конечно, готовил свои заклинания, порождавшие водных чудовищ и штормы, а шпионы Кутулу доносили, что по ночам на полуостров, расположенный напротив нас, стягиваются войска, готовые атаковать, как только мы высадимся на берег.

Я потратил много бесплодных часов, расхаживая со своим штабом взад и вперед вдоль берега и размахивая руками, как будто мы обсуждали различные возможные маршруты вторжения. Мы выбрали несколько мест, где ровный берег полого спускался к воде, приволокли туда готовые плоты, после чего я засадил часть моего штаба за подготовку боевой диспозиции. Сомневаюсь, мог ли кто-нибудь из невидимых наблюдателей понять, что этим делом были заняты отнюдь не лучшие мои офицеры, а те бездельники-бумагомаратели, которые неизбежно скапливаются при штабе любой армии.

Любому романтику все эти тщательные приготовления очень скоро опостылели бы, но без подобной подготовки война превращается в кровавую массовую драку. Впрочем, с подготовкой или без, это занятие не представляет собой ничего хорошего.

Однажды вечером в своей палатке у меня состоялась очень острая и весьма неприятная перепалка с Джакунсом, Химчаем и Джабиш.

– Мы обеспокоены, – без всяких предисловий начал Джакунс, – этим вашим планом, или, вернее будет сказать, тем, как вы намерены использовать нас, Товиети.

Конечно, у меня могут быть самые серьезные сомнения в собственной стратегии, но я ни в коем случае не покажу своих колебаний никому, кроме нескольких ближайших советников, поэтому я терпеливо ждал продолжения. И оно не замедлило последовать.

– Понимаю, почему вы не делитесь подробностями тех шагов, которые намереваетесь предпринять против Тенедоса. Мы не намерены требовать, чтобы вы сообщили их нам.

– Не согласна! – выпалила Джабиш. – Мы имеем полное право знать все, поскольку то, что вы делаете, генерал, не просто заденет нас, но, очевидно, может вообще погубить наше тайное общество.

– Если Товиети погибнут, – ответил я, – значит, погибнет и вся моя армия, а я сам раньше многих из вас окажусь на Колесе.

– Некоторые, – сказал Химчай, – предвидят возможность и иного исхода.

– Какого же? – спросил я.

– А такого, что мы сделаем то, что от нас требуется, – яростно заговорила Джабиш, – и восстанем, как уже восстали однажды под предводительством не слишком мудрых вождей. Это восстание, как вам хорошо известно, закончилось для нас настоящей бедой, и за все прошедшее с тех пор время мы даже не смогли полностью восстановить свои силы.

– Что произойдет, – перехватил инициативу Джакунс, – если мы восстанем, а Тенедос со своим колдовством и никейские воины обрушатся на нас?

– Такой возможности им не представится, – ответил я, – поскольку одновременно на них нападем мы. Они будут слишком заняты, чтобы предпринять что-то реальное, разве что оглядываться через плечо, нет ли сзади кинжала или желтого шнура.

– Допустим, – сказал Джакунс, – хотя бы в качестве предположения…

Джабиш громко фыркнула. Очевидно, то, что Джакунс намеревался «допустить», она считала не теоретической возможностью, а единственным путем развития событий. Он строго взглянул на нее и продолжил дальше:

– Допустим, что армия немного запоздает с нападением? Допустим, что у никейских стражников найдется время, чтобы выступить против нас? Что тогда?

– Почему бы мы могли запоздать… хотя я не могу уверять, что этого не может произойти и в ходе операции не случится каких-нибудь отклонений. Еще ни одно сражение не проходило точно так, как планировалось.

– Допустим, – резко бросила Джабиш, – ваши планы именно таковы, как предполагает Джакунс. С одним лишь отличием: что вы сознательно намерены задержаться на несколько часов или пару дней, чтобы дать Тенедосу возможность уничтожить нас. Разве после войны вам и вашим братьям-аристократам не станет проще, если Товиети больше не будет? Когда никого из нас не останется в живых, то некому будет заставить вас вы полнить обещания насчет нового дня – дня, когда все будут равны перед законом!

Теперь я понял, почему они явились. Я мог разозлиться после этих слов, но решил сохранять спокойствие.

– Джабиш, я уверен, что вы подробно расспрашивали всех о моей репутации. Я мог бы сказать, что слишком благороден для таких дел, но я знаю, что вы считаете честь недоступной для любого человека, занимающего мое положение. Вы могли бы задать людям, служившим со мной раньше, и другие вопросы. Я не настолько хитроумное чудовище, и если я захочу чьей-то смерти, то предпочту вызвать этого человека на поединок, а не стану подсыпать яд в его кубок.

Джабиш недоверчиво смотрела на меня, на лице Джакунса я заметил сдерживаемую улыбку. Химчай, как всегда, сидел с кислой миной.

– Но только что мне в голову пришел еще один довод, наверно более убедительный, – продолжал я, не давая себя перебить. – Вы напомнили мне о восстании Товиети, случившемся пятнадцать – семнадцать лет назад. Император Тенедос и я были тогда убеждены, что уничтожили ваше тайное общество. Во время восстания мы убили самых влиятельных ваших вождей, уничтожили демона Тхака, а затем долго вылавливали ваших тайных последователей во всех слоях общества, вылавливали и казнили. Не хмурьтесь, Джабиш. Так было, а прошлого не изменить.

– Я вовсе не хвастаюсь этим. Я лишь напоминаю, что Товиети, несмотря ни на что, существуют! – Я говорил медленно, четко и веско произнося каждое слово. – Вы снова сильны, у вас есть множество солдат, которые совершенно открыто служат в одной армии со мной, ваши агенты составляют большую часть той сети, которую я плету, чтобы поймать Тенедоса, ваши волшебники и их магия приносят большую пользу и высоко ценятся. Если бы я хотел погубить вас, то зачем совсем недавно попросил ваших последователей не выказывать чрезмерного восторга во время нашего дурацкого шествия через Никею, опасаясь того, что это привлечет внимание стражников или миротворцев? Не было бы проще, напротив, предложить им размахивать флагами со змеиным гнездом? Тогда вы все были бы взяты на заметку.

Если уж нам на пару с Тенедосом не удалось уничтожить вас семнадцать лет назад, то с какой стати мне быть настолько самоуверенным, чтобы рассчитывать сделать это сейчас?

Я собирался добавить что-то еще, но остановился на полуслове, налил полный стакан воды и залпом осушил его.

Джабиш сердито скривила губы, но Химчай медленно закивал.

– Хочу добавить только одно, – сказал я после не большой паузы. – Какой, по вашему мнению, будет благодарность Нумантии, когда разгромят Тенедоса, если во время решающей битвы вы захотите отсидеться в сторонке? Погромы наподобие тех, которые мы устраивали в прошлом, конечно, ужасны. Но неуправляемая ярость простых людей гораздо страшнее. Вы видели, что случается в таких случаях, знаете, что толпа может уничтожить все что угодно. Сколько ваших самых продуманных планов в свое время потерпели крах из-за того, что народ выходил из-под контроля, терял разум от жажды крови, и в результате вокруг воцарялся хаос?

А если Тенедос одержит победу? Что тогда? Я могу наверняка сказать вам, что он страшно боится Товиети. Он знает, что вы существуете, знает, что вы боретесь на моей стороне. Неужели вы думаете, что, если он победит, вас не ждет такая же ужасная участь, как меня и всех остальных его противников? Сожалею, но сейчас не то время, когда вы могли бы оставаться в ваших тайных убежищах и позволить событиям идти своим чередом.

Я знал, что мои доводы не были такими уж логичными и последовательными, но у меня все же хватило ума вовремя прикусить язык.

Товиети переглянулись. Не знаю, каким образом они договорились между собой при помощи взглядов, но Джакуне сразу заговорил:

– Мы будем выполнять ваши приказы.

– Да, – односложно поддержал его Химчай.

Джабиш злобно смотрела на меня, сложив губы в тонкую ниточку. Нечего было и думать, что мы с ней когда-нибудь подружимся.

– Мы будем сражаться, – сказала она. – Но даже не думайте о том, чтобы предать нас.

С этими словами она, гордо выпрямившись, вышла из палатки, а двое мужчин последовали за нею. Джакунс оглянулся на меня, пожал плечами – это можно было расценить как извинение, – а затем откидной клапан палатки закрылся за ним.

Накануне решающего сражения мне меньше всего на свете нужны были разногласия в армии. Я скрипнул зубами, но тут же отогнал мысли о случившемся разговоре и принялся изучать лежавшую на столе карту.

Не прошло и пяти минут, как Свальбард постучал по шесту палатки.

– Да?

– К вам пришел Кутулу.

Что еще могло случиться?

– Пусть войдет.

Начальник разведки переступил порог палатки.

– Хорошо вы разделались с этими Товиети.

– А ты слышал?

– Конечно.

– Ладно, – сказал я, испытывая некоторое удивление. – Как тебе удалось подслушать возле палатки, у которой неотлучно дежурит Свальбард, сзади навалена куча хлама, чтобы нельзя было подобраться, да еще вокруг стоит полдюжины часовых именно для того, чтобы нельзя было без спросу присутствовать при тайных переговорах. Волшебство?

– Я не колдун, – нахмурившись ответил Кутулу.

– Но имеешь свои методы? – Он кивнул и в ответ на мою улыбку тоже слегка улыбнулся.

– Я рад, что ты одобряешь мои действия, – добавил я. – Хотелось бы надеяться, что проблема решена и мы сможем и дальше тревожиться только из-за настоящих врагов. У тебя что-то еще?

– Я тут подумал: а не будет ли лучше, если с этой Джабиш произойдет несчастный случай?

– Со смертельным исходом?

– По-моему, ничего, кроме смерти, не помешает ей делать неприятности.

– Это, конечно, соблазнительно, – сознался я, – но все же нет.

– Вы уверены?

– Да, я уверен. – Я говорил очень спокойно, с улыб кой, так как нисколько не хотел обидеть Змею, Которая Никогда Не Спит. – Так поступил бы Тенедос. Но не я.

Кутулу приподнялся на стуле, но тут же снова сел на место. Мне показалось, что его лицо побледнело сильнее, чем обычно. Он чуть заметно покачал головой.

– Прошу прощения, – сказал он. – Вы совершенно правы, что сделали мне выговор. Я не подумал.

– Мой друг, – мягко ответил я, – это не выговор. Просто я напомнил о том, как привык поступать.

Снова на тонких губах мелькнула тень улыбки, и Кутулу поднялся.

– Спасибо тебе, Дамастес. Я, э-э… Я выбрал себе именно такого вождя, какого нужно.

Прежде чем я успел открыть рот, он выскользнул наружу. Я потряс головой. Очень странный человек. Никто из нас не знал его по-настоящему.

Я возвратился к карте, к ее прямым линиям, изгибам и цветам.

Строительство фальшивых плотов шло успешно. От команды, трудившейся выше по реке, пришло донесение, что заготовка леса проводится по графику. На юг отправилась теперь почти целая дивизия, которой предстояло присоединиться к лесорубам. На сей раз солдаты взяли с собой только оружие. С ними отправились Линергес и Икли, а среди воинов было очень много наших Товиети. В мои планы не входило бросать их в бой первыми, и я надеялся, что это убедит Джакунса и остальных, что у меня нет намерения сознательно принести Товиети в жертву.

Помимо всего прочего, я разработал план на случай чрезвычайных осложнений, на тот случай, если Тенедос пустит в ход свои ужасные последние резервы, и тогда дело окажется куда более кровопролитным, чем все, что мне доводилось видеть до сих пор. А потом я обратился к богам с просьбой о том, чтобы этот план так и остался невостребованным.

Командование лагерем было поручено домициусу Чьювашу, а я назначил час начала сражения, которым война должна была завершиться.