Я не допустил бы такой ошибки. Украшенная резьбой деревянная палочка, или пояс, или кусочек метала… все эти вещи обладают только той ценностью, какую придает им тот, кто их вручает. Если они помогут привлечь на мою сторону человека, то я не пожалею ничего.

– А вы, Синаит, займете такую же должность, что и Кутулу, только по части колдовства. Каждый из вас может принимать решения и отдавать приказания, не спрашивая предварительно моего согласия. Но все же постарайтесь не делать ничего такого, что приведет к немедленному разгрому, не предупредив меня хотя бы за пару минут.

Синаит хихикнула, а Кутулу попытался улыбнуться. Решительно ему нравилось его новое положение.

– Ну а теперь давайте займемся нашим безнадежным делом.

Армии потребовалось три недели, чтобы добраться до небольшого городка, называвшегося Пестум, где расположилась моя штаб-квартира. Я выбрал это место потому, что там сходилось пять больших дорог – больших, по крайней мере, для такой бедной провинции, как Амур. Еще одной из достопримечательностей этого города была огромная гостиница, построенная кем-то в предместье, по-видимому, под влиянием грандиозного заблуждения, что Пестуму суждено стать большим торговым городом.

Опустевшая гостиница прекрасно подходила для того, чтобы разместить там штаб. Мне не потребовалось реквизировать чье-либо жилье или контору и тем самым обзаводиться новыми врагами или сидеть в палатках, разбитых посреди какого-нибудь поля.

Солдаты маршировали, или по крайней мере пытались маршировать; в качестве полной выкладки служили одеяло и кусок парусины, в которые можно было заворачиваться на ночлег, какая-нибудь кухонная посуда и, довольно часто, цыпленок, прихваченный в деревушке, через которую им довелось недавно пройти. Очень немногие имели какую-то форму, лишь половина была вооружена, и из этого количества половина могла похвастаться немыслимым разнообразием видов оружия – от самого новейшего до пригодного разве что для музея. Они разбивали свои лагеря в полях вокруг Пестума и благодарили различных богов за то, что погода стояла сухая.

Я приказал построить высокий деревянный помост посреди бесплодной равнины, окруженной холмистой грядой, и в один прекрасный день солдаты собрались на это поле, заполнив собою все пригорки.

Я вскарабкался по ступенькам, надеясь не поскользнуться и не начать командование армией с болезненного падения на задницу, которое к тому же все единодушно сочтут за дурное предзнаменование. Но все прошло благополучно, я взошел на помост, и по полю раскатились приветственные крики, эхом отдававшиеся в холмах. Именно ради этого я собрал всю свою армию: солдаты смогут увидеть не горстку однополчан, сгрудившихся в грязном амбаре, а огромное войско, а осознание того, что их так много, придаст им и силу, и храбрость.

Я помолился Исе, богу войны, и моему обезьяньему богу Вахану, чтобы они ниспослали мне мудрость и оказали поддержку, а в это время Синаит и три других волшебника творили два заклинания. Первое должно было усилить мой голос, а второе – тонкая штучка – заставить каждого, кто смотрит на меня, считать, что он находится ближе, чем на самом деле, и видеть любые мимические движения моего лица, в то же время не воспринимая меня как гиганта.

– Я Дамастес а'Симабу, – заговорил я. – Некоторые из вас знают меня, некоторые служили со мной. Теперь я вновь призываю вас под свои знамена. Нумантия нуждается в таких, как вы, воинах больше, чем когда-либо прежде за всю свою историю. На сей раз мы будем сражаться за нашу свободу и наши собственные души.

Человек, который в прошлом был нашим императором, человек, которому многие из нас с готовностью служили, человек, которому я сам служил много лет, теперь является нашим злейшим врагом. Вы все знаете, что он посвятил себя богине, которую я не стану называть.

По рядам прошел ропот, и несколько самых храбрых, или самых бесшабашных, солдат пробормотали: «Сайонджи».

– Но, посвятив себя ей, он сам превратился в демона и служит теперь только сам себе и смерти. Он больше не заботится ни о Нумантии, ни о вас, бывших самыми преданными его слугами, и охотно пожертвует вашими жизнями, вашими душами ради одного момента могущества, которое он уже однажды испытал, и ради великой власти, которой он жаждет.

Человек, именующий себя Лейшем Тенедосом, лжеимператор. Он должен быть окончательно низвергнут, и именно мы сделаем это!

Масса людей снова отозвалась одобрительными криками, но на сей раз они прозвучали неуверенно, и на многих лицах появилось такое выражение, как будто они ожидают, что сейчас из-под земли или с небес появятся разгневанные демоны.

– Вижу, что вам страшновато, – заявил я. – И вы правы в своей неуверенности, ибо Тенедос могущественный враг. Но он все равно обречен! Он служит злу, а зло не может одержать победу, по крайней мере надолго. Умар создавал этот мир не для зла, хотя жрецы и считают, что он, возможно, в горе отвернулся от этого мира, увидев то великое зло, которое творят его создания, и передал власть над миром Ирису.

Ирису – могущественный бог, столь же могущественны и его воплощения и другие боги, которые служат ему и которым, в свою очередь, служим мы. Его триумф станет и нашим триумфом.

Нумантию необходимо избавить от Тенедоса. Это будет только начало. Если мы встанем плечом к плечу и вся Нумантия, от Кхоха до Дары, от Каллио до дальней Оссетии, объединится, то наше солнце засияет ярче, чем когда-либо. И если это новое солнце мира будет освещать нашу страну от границы до границы, то ни один внешний враг не осмелится посягнуть на нас.

Мы начали восхождение на высокую гору, и первый шаг покажется нам самым трудным. Первый шаг – это уничтожение безумного полудемона, именующего себя Лейшем Тенедосом. Это будет нелегкое дело. Мы должны пройти серьезнейшее и трудное обучение, более трудное, чем вы, возможно, представляете себе. Но я обещаю вам, воины, что вы научитесь противостоять чему угодно, будь то холодная сталь или пламенные демоны, и одерживать победы!

В прошлом у Нумантии была огромная армия, самая большая из всех, которые видел мир. Но вы достигнете большего величия, поскольку ваше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!

Посмотрите вокруг! Запомните лица стоящих рядом с вами, ибо все вы собрались здесь ради возвышенной, благородной цели. Этот день – начало нового времени. Времени мира, времени процветания, времени величия. Добьемся этого, братья мои! Добьемся того, чтобы это время наступило! Будем биться! Биться все как один!

Я напряг голос, чтобы он превратился в хриплый рев:

– За Нумантию и наших богов!

Ответный рев толпы нахлынул на меня, как буря, и я почувствовал в криках солдат силу и волю.

Теперь мне предстояло сделать так, чтобы эти сила и воля из никчемного ветра превратились в суровую реальность.

Конечно, мне уже приходилось создавать армию: некогда Мерсиа Петре, император и я застигли врасплох чванливых бездельников из Совета Десяти, в считанные недели образовав новое могучее войско. Но тогда у нас имелась основа, с которой мы начинали работу.

Сегодня же у меня было только полмиллиона полных энтузиазма гражданских лиц, среди которых лишь изредка попадались опытные солдаты.

Энтузиазм следовало, скорее, считать достоинством, поскольку мои новобранцы были готовы терпеть гораздо большее количество промахов и ошибок командиров, чем любой другой рекрут. Но наш с солдатами медовый месяц не мог длиться бесконечно; настроение добровольцев в конце концов могло измениться, и тогда они разбежались бы в разные стороны еще быстрее, чем собрались в Пестум.

Гражданский человек может подумать, что самая трудная часть работы по созданию армии состоит в том, чтобы подобрать офицеров и уоррент-офицеров, но всегда можно найти множество людей, которым доставляет удовольствие право безнаказанно кричать на своих товарищей и даже посылать их на смерть и обладать безделушками, подтверждающими эту привилегию. Проблемы должны появиться позже, когда мы пойдем в бой и эти люди, имеющие красивые пояса и власть, поймут, чем армия на самом деле вознаграждает воинов за их готовность умереть.

Никому не ведомо, кто очень давно и очень верно заметил, что самый шумный задира и хвастун часто первым выбегает из строя и пускается наутек или, что еще хуже, отправляет других на бессмысленную, глупую смерть. Но узнать, как люди поведут себя в сражении, можно только в сражении, и поэтому я временно выкинул все эти тревоги из головы.

В армию пришло изрядное количество людей, имевших опыт военной службы, и я присвоил им самые высокие звания, какие осмелился, не забывая при этом, что видел в жизни многих сержантов, которые наотрез отказывались стать офицерами и действительно оказывались неспособными хорошо служить в таком качестве. Я ежедневно вспоминал тех командиров, которых помнил, людей, чьи кости давно истлели в майсирских суэби.

Ценным подарком из прошлого оказался Сендрака, один из разведчиков Йонга, который, уже в звании капитана, сопровождал Маран и меня из ее поместья в Никею. Я никак не ожидал, что хоть кто-то из них уцелел, так как людей Йонга всегда первыми бросали в самое пекло, а император с готовностью и, видимо, даже с удовольствием приносил их в жертву, чтобы иметь возможность творить свои кровавые заклинания. Однако кое-кто из них все же выжил. Сендрака прошел майсирскую кампанию и был ранен во время отступления через Юрей. Разведчиков редко брали в плен, так как майсирцы ненавидели их, особенно негареты, передовые кавалерийские отряды. Сендрака затаился под прикрытием нескольких случайных камней и без единого звука или движения терпел невыносимую боль, пока армия не ушла. Он был ранен копьем в верхнюю часть бедра, и прошел год, прежде чем он смог ходить. Еще через полтора года он сумел снова сесть на лошадь, а к тому времени война давно уже закончилась.

Я спросил, почему он за время тех войн так и не поднялся в чине выше капитана.

– У наших разведчиков было не так уж много офицерских должностей, зато мы первыми шли на смерть. Император не желал для нас лучшего применения, – ответил он.

Такой ответ меня не удивил. Любому отборному формированию завидуют и ненавидят в регулярных частях, и потому они реже всех остальных получают награды.

– Кроме того, – добавил с кривой усмешкой бывший разведчик, – я никогда не умел держать рот на замке, когда командир показывает, какой он дурак, а потом спрашивает, что я думаю об этом.

Я усмехнулся в ответ и сказал, что намерен присвоить ему звание домициуса и поручить формирование корпуса разведчиков. Я не знал, насколько хорошим воином он был, но одно то, что он сумел с огромной открытой раной в ноге укрыться от негаретов, говорило о немалой хитрости и выдержке.

Я с тоской вспоминал о хиллмене Йонге, хитром лисе, который был мне крайне необходим, но он, пролив много крови, смог захватить трон в Сайане, и оторвать его от этого трона было совершенно невозможно.

Прибыл еще один офицер, Танет, бывший в прошлом легатом моего родного 17-го Юрейского Уланского полка. Он был списан по инвалидности в начале войны из-за болезни легких и до сих пор еще время от времени страдал неудержимыми приступами кашля.

Ему я тоже задал традиционный вопрос: почему вы захотели присоединиться к моей армии?

– Потому что, – спокойно сказал он, —я воин в третьем поколении и считаю, что император был виновником нашего поражения в Майсире и если получит еще одну такую возможность, то до конца уничтожит армию и всю Нумантию. – Он чуть заметно улыбнулся. – Можете считать, что я пытаюсь польстить вам, сэр, но я все же скажу, потому что это правда: если есть возможность выбирать командира, то я предпочту ветерана 17-го Уланского самому Исе.

Танета я тоже сделал домициусом и поручил формирование нового кавалерийского полка, шепотом пообещав ему позднее переименовать новую часть в 17-й полк, если, конечно, его люди докажут, что достойны такой чести.

Это, как я уже говорил, было не самой главной из моих проблем.

Куда серьезнее были те сложности, о которых обычно не пишут в романах. Не так уж трудно найти человека, умеющего хорошо торговать лошадьми. А вот как сделать так, чтобы он занимался пополнением лошадей в войсках целой армии и не пытался нагреть на этом руки? То же самое касалось и кассиров, и квартирмейстеров, и интендантов. Чтобы обеспечить солдат обмундированием, мне нужно было огромное количество портных – чуть ли не половина от численности армии, – по крайней мере на некоторое время. Мы засадили за шитье всех жителей Амура, которые умели держать в руках иглу, причем среди этих портных оказалось довольно много стариков и детей. Спустя некоторое время был изготовлен полный комплект простейшего обмундирования для всей армии: зеленые жилеты без рукавов. Я рассчитывал по прошествии времени обеспечить солдат полным комплектом одежды, но даже эти жилеты должны были принести пользу, так как позволяли различать своих и чужих в безумии сражения.

Еще одна проблема, которая на первый взгляд может показаться простой: множество людей умеют прилично кашеварить. Но как подобрать из этой массы одного, способного запасать продукты для полумиллиона человек и научить других правильно готовить из них пищу!

Мне хотелось организовать централизованные столовые. Это оказалось бы гораздо эффективнее старой системы приготовления пищи по мелким подразделениям, а также позволило бы избежать распространения эпидемий заразных болезней (знай я заранее, как сложится жизнь, то не стал бы когда-то давать такой совет Тенедосу). Таким образом армия станет своим собственным квартирмейстером и сможет пополнять запасы продовольствия на марше.

В Майсире это означало, что каждый воин становился грабителем и каждый раз, когда кто-нибудь отбирал что-то у майсирского крестьянина, он превращал во врага Нумантии еще одного человека, который мог бы при других условиях сохранять нейтралитет или даже стать нашим союзником. Ну а самое главное состояло вот в чем: если всем солдатам, а не только офицерам давать по утрам и вечерам нормальную порцию пищи, предпочтительно горячей, то они будут сильнее и боеспособнее и смогут уделять больше времени боевой подготовке, а не воровству.

Но, увы, это было невозможно, по крайней мере поначалу, поэтому приходилось прибегать к старой системе организации питания.

Нам предстояло сражаться в собственной стране и следовало быть готовыми к неизбежному мародерству и преступлениям против наших земляков. Но я поклялся свести такие происшествия к минимуму и пригрозил, что они будут строго наказываться. Поэтому я искал человека, подходящего на должность главного армейского дисциплинарного надзирателя, по совместительству – полкового палача. Я мог бы поручить борьбу с мародерством Кутулу, но его умение проникать в тайны врагов имело слишком важное значение для всей кампании, и заставлять его заниматься этой проблемой означало бы впустую тратить время и силы этого незаурядного человека.

В конце концов я нашел нужную кандидатуру: бывшего судью магистрата, участвовавшего в судах над Товиети после подавления их восстания, жесткого человека, признававшего только закон и наотрез отказывавшегося поставить выше него кого угодно, будь то люди или боги. Он должен был командовать моими армейскими надзирателями и устраивать военно-полевые суды, а я мог бы при желании противопоставлять его суровости свое милосердие. Ну а солдаты проклинали бы его, а не меня.

Была еще одна проблема, по поводу которой мне, к счастью, можно было не волноваться, поскольку с ней я ничего не мог поделать, – деньги. Проще говоря, у нас их не было. Или почти не было. Мы платили нашим солдатам очень мало и, как было сказано в документе, который мы во множестве экземпляров изготовили на нашедшемся в Пестуме печатном прессе, обещали вернуть долг золотом в течение года. Если спустя год мы все еще будем продолжать сражаться, но не сможем захватить несколько городов вместе с их казначействами… Вернее будет сказать, что, если через год мы все еще будем воевать, это будет означать, что Тенедос близок к победе, а нас всех ждет скорая гибель.

Кавалеристов мы выпускали на фуражировку, и фермеры, как водится, ворчали. Мой ответ был коротким: вы приносите жертву ради своей страны, так что берите бумажные деньги, или же мы просто реквизируем все, что нам нужно.

День за днем на поначалу пыльной, а затем утоптанной до твердости камня равнине мало-помалу складывалась настоящая армия. Орали уоррент-офицеры, проносились галопом офицеры с поручениями.

Синаит и Кутулу придумали хитрое устройство. Провидица подвергла магической обработке обломки полированных медных пластинок, окунув их предварительно в ртуть из Чаши Ясновидения; затем шпион пробирался с ними в расположение противника, раскладывал на два дня неподалеку от штаб-квартиры Тенедоса, а потом потихоньку собирал и приносил обратно.

Медь была заколдована таким образом, что могла отражать только одного человека.

Синаит уверяла, что, если медяшки найдут и попытаются использовать, нам не угрожает никакой опасности, но я все же испытывал тревогу.

Итак, Синаит произнесла нужные слова, Чаша ожила, и я вздрогнул, увидев направлявшегося ко мне Тенедоса, погруженного в беседу с одетым в мантию человеком. Я наморщил лоб, вспоминая его. Это был Годжам, один из колдунов, ставший позднее приближенным императора.

– Я нашел человека, – сообщил Кутулу, – умеющего читать по губам, и он говорит, что Тенедос инструктирует Годжама, в частности по поводу нового Корпуса волшебников, которым тот командует. У меня есть расшифрованный текст всего разговора, так что можете посмотреть, если хотите, но ручаюсь, что там нет ничего, достойного внимания, за исключением самого факта существования этого корпуса. – С тех пор как я стал главнокомандующим, Кутулу даже с глазу на глаз обращался ко мне на «вы», и мне ничего не оставалось, как стараться следовать его примеру, по крайне мере на людях.

Я рассеянно кивнул, так как не столько слушал его слова, сколько рассматривал Тенедоса. О боги, как же он постарел! Его волосы изрядно поредели, а тело казалось совсем дряблым; по-видимому, он совершенно не занимался физическими упражнениями. Однажды его взгляд скользнул по медяшке, и я вздрогнул. Его глаза тоже изменились. Всегда обладающие гипнотической силой, теперь они сияли ярким светом помешательства, полностью сосредоточившись на единственной цели, и эта цель оставалась невидимой для всех остальных людей.

Так или иначе, но вид у него был даже более пугающим, чем прежде.

Я спросил, можно ли извлечь из медяшки что-нибудь еще, и получил в ответ твердое «нет». Тогда я приказал уничтожить кусок, так как не хотел, чтобы хоть что-нибудь, к чему прикасался Тенедос или хотя бы побывавшее рядом с ним, находилось поблизости от меня или моих офицеров.

В свою квартиру я возвратился в глубокой задумчивости, все время возвращаясь к мысли о том, как годы сказались на Короле-Демоне.

Но заметив свое отражение в большом зеркале, я криво улыбнулся. Я тоже казался гораздо старше своих лет, лицо было помятым, изборожденным морщинами. Но я и мысли не допускал, чтобы мой тяжелый взгляд объяснялся чем-то иным, кроме решимости и усталости.

Множество опытных воинов прибыло в армию, без сомнения, желая получить меч и щит. Но я слишком их ценил, чтобы оставлять рядовыми, и некоторых, я уверен, это раздражало, невзирая даже на то, что более высокое воинское звание повышало их шансы уцелеть во время сражений.

Один из таких ветеранов был оружейником, и я, бесстыдно воспользовавшись преимуществом своего звания, дал ему заржавевший кинжал Йонга и спросил, нельзя ли привести его в более-менее нормальный вид.

Спустя несколько дней оружейник вернул мне кинжал, который казался новым, – даже потрескавшиеся части деревянной рукояти были заменены; серебряная отделка сверкала как зеркало, обоюдоострое лезвие стало острее, чем в тот день, когда я получил этот кинжал в подарок. В придачу мастер принес ножны из тисненой кожи, узор которой в деталях повторял гравировку на клинке.

Я попытался заплатить ему, но он отказался наотрез, так что я решил вознаградить солдата тем способом, который имеет в армии наибольшее распространение: проследить за тем, чтобы он как можно быстрее продвигался по службе. При этом он даже не поймет, что это делается в награду за его труд.

В редкие моменты досуга я вынимал кинжал из ножен и полировал его кусочком кожи, вспоминая о делах, которые он свершил в прошлом, и представляя себе те деяния, которые ему еще предстояло совершить.

Через полсезона я оказался на плацу, где домициус Танет пытался обучить группу будущих кавалеристов атаке рысью в развернутом строю, и отозвался об их действиях с самой высокой похвалой, какая только могла показаться правдоподобной. И впрямь, ни один из этих сыновей крестьян и торговцев не упал со своей клячи, привыкшей таскать плуг, или телегу, или повозку с товарами. Этих лошадей мы пытались превратить в боевых коней. Занятия были в самом разгаре, когда ко мне поспешно подъехала провидица Синаит. Ее коричневая мантия сбилась, а лицо раскраснелось от волнения.

Прежде всего я протянул ей собственную флягу с водой и велел напиться. Погода стояла жаркая, и солнечный удар ни в малейшей степени не пошел бы ей на пользу. Она долго и жадно пила, а потом опустила флягу и задумчиво уставилась на всадников.

– Произошла очень странная вещь, – в конце концов произнесла она. – Нам предлагают вступить в переговоры с Великим Советом.

– Что, Скопас и Бартоу находятся здесь? В Пестуме? – Я не мог поверить своим ушам.

– Нет, – ответила она. – Они не такие смельчаки. Кроме того, они не могут быть уверены в том, что мы поверим в их белый флаг. Честно говоря, так хочется захватить этих негодяев! Они послали своего эмиссара, раста Тимгада. Обращаю внимание, что они все еще используют майсирские воинские звания, хотя этот тип совершенно непохож на солдата. – Провидица говорила медленно, а это означало, что, рассказывая, она продолжает обдумывать происходящее, чтобы понять, что все это может значить.

– Этот за… – я вовремя прикусил язык.

– Да, действительно засранец, – спокойно закончила за меня Синаит. – Хотя первая встреча с ним не вызвала у меня особого раздражения – я хорошо знаю, со слов Кутулу, что он пешка и лизоблюд. А вместе с ним явился новый командир хранителей мира, очень опасный с виду человек по имени Трерис. Он говорит, что носит звание верховного йедаза.

Трерис был в подчинении у Эрна, а майсирское звание верховного йедаза было как раз тем, которое при последней встрече предлагал мне Бартоу. Синаит принужденно улыбнулась:

– Они хотят встретиться с предводителем мятежников. К моему стыду, я совершенно забыла, что мы так и не выбрали никого на эту должность.

– Кутулу встречаться с ними отказался, – продолжала она. – Сказал, что работает лучше, оставаясь в тени. Так что не согласитесь ли вы стать нашим предводителем?

– Нет, но я хотел бы узнать, что они предлагают, если вы не откажетесь сопровождать меня, – ответил я.

– Почту за честь.

– Тогда дайте мне несколько минут, чтобы благословить этих потных парней, – сказал я, – и мы отправимся выяснять, что же нужно советникам.

Им, естественно, было нужно узнать, чего хотим мы.

Тимгад все так же походил на труп – именно таким он и оставался у меня в памяти все эти годы – и выглядел нелепо в военной форме.

Трерис действительно казался очень опасным, как сообщила мне о нем Синаит. Он был одет в серо-красную форму хранителей мира, но, в отличие от покойного Эрна, повсюду нацеплявшего золотое шитье и драгоценные камни, чтобы соответствовать своему представлению об облике командующего, Трерис не носил ничего, кроме пояса, являвшегося знаком различия. Он был вооружен мечом и длинным изогнутым кинжалом, висевшими на одном боку; ножны у того и другого были сделаны из ничем не украшенной, хорошо выделанной кожи. Лицо у Трериса было жестким, с выпирающим скулами, рыжеватую бородку он коротко подстригал, а его холодные глаза неотрывно глядели на меня.

Он держался за спиной Тимгада и хранил молчание, пока эмиссар Великого Совета пытался прощупать нас. – Неужели вы действительно не предполагаете посадить на трон какого-то конкретного человека, после того как покончите с Тенедосом? – недоверчиво спросил Тимгад.

– Прежде всего, – перебила его Синаит, – ответьте, кто вам сказал, что кто-то из присутствующих здесь стремится управлять Нумантией?

– А разве такое может быть?! – воскликнул Тимгад, но тут же спохватился. – Это… пожалуй, эта новость упростит мою миссию.

– Каким же образом? – поинтересовался я.

– Посудите сами, – в его голосе зазвучала уверенность, – если никто из ваших мятежников не стремится захватить власть, то отсюда, похоже, логически вытекает, что нам следует объединить силы.

– Другими словами, мы сделаем за вас всю грязную работу, – поправил я, – чтобы власть осталась у Бартоу и Скопаса. Или, вернее, они продолжали править от имени короля Байрана.

– Да, временно, хотя я вряд ли решился бы назвать благородную миссию по наведению порядка в нашей стране грязной работой. И я глубоко уверен в том, что существующие неравноправные взаимоотношения с Майсиром не останутся такими навсегда.

– Позвольте мне дать вам прямой ответ, – сказал я, повысив голос. На самом деле я не чувствовал никакого гнева, а просто эти идиоты вели себя так же, как и всегда. – Категорически: нет! Я не позволю ни единому из моих солдат отдать жизнь за ваш полностью прогнивший режим или же за вечных предателей Бартоу и Скопаса.

– Но, – возразил Тимгад, пытаясь сохранить спокойствие, – мы же должны наметить какие-то планы относительно того, как сохранять порядок в Нумантии после уничтожения Тенедоса.

– Это окажется совсем не так легко сделать, как вы, похоже, думаете, – заметил я. – Позвольте напомнить вам старую притчу о человеке, продавшем шкуру льва еще перед тем, как отправиться на охоту. Так вот, в тот день верх взял лев. И потому сначала следует беспокоиться о существующей опасности, а уже потом начинать думать о том, что последует дальше.

Тимгад собирался и далее продолжать в том же духе, но тут в разговор вмешался Трерис.

– Очень хорошо, – спокойно сказал он. – Но можете ли вы назвать хоть какую-нибудь причину, по которой мы, законные вооруженные силы Нумантии, не могли бы вступить в союзнические отношения с вашими солдатами, такими, как они есть?

Мне это было нужно не больше, чем второй пуп, но я все время помнил неумолимые числа: Тенедос имел по меньшей мере миллион человек, у меня же в настоящий момент было, наверно, тысяч шестьсот. Хранители мира могли бы добавить еще семьсот пятьдесят тысяч, и это дало бы нам большой перевес в силе.

– Такими, как они есть? – повторил я. – Я предпочитаю иметь дело со своими честными крестьянами, которые, я точно знаю, будут драться и стоять насмерть, а не с теми предателями-головорезами, которыми командуете вы.

– Мы могли бы обойтись без оскорблений, – прошипел Трерис.

– Да, – согласился я. – Могли бы. Беру свои слова назад. Как вы планируете организовать эти силы?

– Логичней всего, – сказал он, – будет использовать ваших людей для того, чтобы дополнить мои не укомплектованные части.

– Нет, – отрезал я. – Моя армия… наша армия пойдет в бой под предводительством своих собственных командиров. Это не подлежит никакому обсуждению.

Тимгад начал было что-то говорить, но Трерис взглянул на него, и он сразу притих.

– А как с организацией командования? – спросил Трерис. – Мои хранители мира вряд ли захотят подчиняться кому-либо из тех, кого вы сделали офицерами. У нас есть, как вам должно быть известно, назначенные законным путем, хорошо обученные командиры.

– Поскольку вы сами об этом попросили, то я воздержусь от того, чтобы давать оценку большинству из тех, кого помню, – сказал я. – Однако позвольте мне сделать предложение. Отведите ваши силы на юг, к Пестуму, держа под контролем западный берег Латаны. А я буду держать фронт здесь, на противоположном берегу реки.

– А какое это может дать преимущество? Трерис мог быть опасным человеком, но стратегом он не являлся.

– Дело в том, что Тенедосу нужно будет уничтожить меня… уничтожить мою армию… прежде чем он сможет Двинуться на Никею, – терпеливо объяснил я. – Не сделав это, он никуда не пойдет, просто не решится допустить существования угрозы в своем тылу. Кроме того, вы хвастаетесь тем, что ваши люди имеют знающих командиров и хорошо обучены, так что, логически рассуждая, они должны передвигаться быстрее, чем мои ополченцы, и поэтому, видимо, смогут лучше держать строй и быстрее подготовиться к бою, чем мои полки.

Трерис замешкался с ответом, а я спросил себя, действительно ли его миротворцы настолько хорошо обучены, как он хочет это показать?

– Значит, Тенедос выдвигается из… – где он сейчас находится? – из Бала-Гиссара против вашего фронта… – рассуждал вслух Трерис. – Если мы сможем сохранить наш подход в тайне, то нам не составит труда напасть на его фланги, как только он обрушится на вас.

– Должен напомнить вам, – сказал я, не выказывая своего удивления тем, насколько устаревшими данными о местонахождении Тенедоса он располагает, – что бывший император – сильный волшебник. Если Великий Совет не успел пригласить себе на службу волшебника или группу волшебников, не уступающих ему в могуществе, то маловероятно, что вам удастся надолго сохранить в тайне свои действия и намерения.

– У нас есть волшебники-ученики, – добавила Синаит, – и мы готовим заклинания, которые смогут, как мы надеемся, изрядно запутать любого провидца. Но полностью скрыть наши передвижения, на что, похоже, рассчитываете вы, мы не в состоянии. Не могу сказать, чтобы я испытывала большой оптимизм по поводу уровня нашего колдовства. А как у вас?