Однажды вечером Джанела вернулась с такого свидания немного выпивши и сильно рассерженная. Она отцепила сумку и кинжал, налила себе полный стакан бренди и плюхнулась в кресло.

– Только что провела самый тоскливый вечер в моей жизни… Даже хуже, чем в то время, когда я еще была ученицей и вынуждена была выслушивать нудные наставления учителя по поводу того, что звезды влияют на мою жизнь гораздо значительнее, чем я сама.

– У кого же ты гостила? – поинтересовался я.

– У великого колдуна Юбо, самого мудрого и уважаемого из всех магов. Сидела, тупея от его маразма, среди таких же тупых его учеников. Никто из них не знает ничего! Янош был прав, утверждая, что в этом королевстве нет смышленых парней. Все они действуют исходя из механического заучивания, как это было и во времена их дедов.

– Ты рассуждаешь как Серый Плащ, – сказал я усмехаясь.

– Но именно сейчас, когда мне до смерти надоели все эти пустоголовые, я начинаю изумляться прадеду. Если Янош был столь мудрым человеком, как он мог позволить себе с такой легкостью попасть в ловушку Равелина?

Я перестал улыбаться – я ощутил, что Джанела не просто выплескивает дурное настроение, а всерьез огорчена.

– Что это ты вдруг вспомнила? – спросил я по возможности спокойно.

Джанела посмотрела на меня, затем перевела взгляд на окно, где горели огни Ирайи. Мне показалось, что глаза ее увлажнились.

– Просто дело в том, что иногда я чувствую себя такой одинокой, – сказала она. – Иногда мне кажется, я чувствую те законы, о которых говорил Янош и которые пыталась познать ваша сестра Рали. И я чувствую, что эти законы вот-вот готовы сложиться в одну цельную картину, и тут же видение выскальзывает у меня из головы, как ртуть из пальцев. Как жаль, что здесь у меня нет смышленых людей. Может быть, мы встретим их там, где лежит цель нашего путешествия. И там же мы познаем все эти мудрые законы, когда доберемся до цели.

– Когда доберемся? – сказал я. – Ты не сомневаешься?

– Конечно, доберемся, – сказала она. – Вот только боюсь того же, что и Янош, когда он изучал заклинания старейшин, – того, что эти законы будут выполняться тоже путем механического обращения с ними, без познания первопричины, как и здесь, в Ирайе.

Чтобы успокоить ее, я сказал:

– Янош полагал, что не все старейшины так вот механически ходили по кругу, а некоторые пошли тем же путем, что и он.

– И что же с ними произошло? – спросила Джанела. – Где же наш благословенный богами Золотой век?

– Может быть, именно его нам и предстоит отыскать, – сказал я.

Джанела посмотрела на меня, и вся ее злость и тревоги исчезли так же быстро, как прекращается летний ливень, и она рассмеялась тем сверкающим смехом, который я так любил.

– Вот теперь, Амальрик, я окончательно поняла, почему вам так повезло как путешественнику. С вашей точки зрения, тьма – лишь промежуток между двумя полосами света. Между сумерками и рассветом.

Я рассмеялся и поднял бокал в ее честь. Она осушила свой и покачала головой, когда я приглашающе указал на графин. Она встала и зевнула – злость сменилась усталостью. Я тоже поднялся. Она обняла меня и прижалась головой к моей груди.

Мы так простояли долго, затем она пошла к двери.

– Вы правы. Все станет ясно. В настоящих Далеких Королевствах.

Мне предстояла нелегкая задача, и для ее выполнения требовалась помощь Квотерволза. Он ворчал, что гораздо важнее заниматься моей охраной, но я напомнил, что никогда не расстаюсь с оружием, да и спину мне прикроет своим мясницким топором Отави, внук Яна. Отави, может быть, и не обладал подготовкой и врожденной настороженностью бывших бойцов пограничной стражи, но одна его внешность могла бы заставить поостеречься любого наемного убийцу.

Квотерволзу надо было отыскать кого-нибудь из слуг Хебруса, чтобы я мог, как я всем заявлял, наградить их за службу моему другу. Он не справился с заданием, и сам этот факт сказал мне много.

– Никого не отыскал, – развел руками Квотерволз. – Ни судомойки, ни смотрителя дома, ни горничной, ни лодочника.

Я кивнул, нисколько не удивленный.

– Или им хорошенько заплатили, чтобы они убрались подальше, или… – Я не стал доканчивать мысль. – Квотерволз, сегодня ночью ты, Чонс и я совершим вылазку.

Так мы втроем плюс Джанела и сделали, совершив путешествие на спасательной лодке с одного из наших кораблей. Я попросил перед этим Джанелу покрыть мои апартаменты легким заклинанием. Она сделала это очень старательно. Взяв промокательную бумагу с письменного стола, она приложила ее к стенам и стульям, затем посыпала на промокашку травками – розмарином, горным маком, белладонной и другими. Затем смочила промокательную бумагу какой-то жидкостью. Я спросил, что это такое, и она ответила:

– Эликсир жизни. Можно сжечь бумажку и травы, но эликсир сохранит суть, и заклинание будет действовать долго. Разумеется, это заклинание не устоит против мага, ведущего за нами бдительное наблюдение, – сказала она. – Но я не думаю, чтобы мы находились под таким уж подозрением.

Она прошептала заклинание, и над бумагой вспыхнуло пламя, словно она воспользовалась настоящей жаровней и огнем. И мы бесшумно удалились, убедившись, что не встревожили Лиенора и других слуг.

Ночь стояла тихая, спокойная, ясная. В водах озера дрожали огоньки Ирайи, горящие всю ночь, и полумесяц, висящий в небе. Из различных мест доносились звуки музыки – Ирайя не принадлежала к тем городам, где рано ложились спать.

Чонс и Квотерволз гребли, поворачивая в лабиринте каналов согласно моим указаниям. Целью нашего путешествия являлся дом Хебруса. Моя память, несмотря на годы и странствия, работала надежно – в качестве ориентира я использовал освещенные окна дворца Гейята, и через час мы оказались на месте.

По меркам Ирайи, дом Хебруса не считался большим, хотя в Ориссе его сочли бы громадным. Хебрус занимал в нем лишь скромные апартаменты, будучи человеком, ненавидящим показуху, и согласившись поселиться в таком дворце лишь потому, что, по его мнению, подобная роскошь должна была подчеркивать величие дома Антеро. Дворец располагался на большом острове, с другой стороны которого ныне размещался торговый порт, и был отделан резным камнем.

Мы намеревались уже подгрести к дому, когда Квотерволз увидел большую лодку. Мы убрали весла и пригнулись, надеясь остаться незамеченными. Судно пересекало лунную дорожку ярдах в пятидесяти от нас, и я разглядел, что это патрульная лодка стражников. У лееров возвышались три фигуры – два впередсмотрящих и один рулевой. Даже стражники теряли от скуки бдительность, когда их назначали патрулировать этот район, где никогда ничего не происходило и надо было лишь следить, чтобы иностранцы и местные жители не общались.

Когда судно скрылось из виду, мы подгребли к причалу Хебруса и торопливо устремились к Дому. И вновь, как при вторжении в усадьбу Сенака, первой, со всеми своими обостренными чувствами мага, шла Джанела, за ней Квотерволз, я и Чонс. Никто из нас не взял оружия – в случае чего мы намеревались как-нибудь оправдаться.

Я видел фигуру Джанелы на фоне каменной стены дома. Через каждые несколько шагов она останавливалась, прислушиваясь к магическим полям, и кивала нам. Ничего. Никакой магической охраны. Ни я, ни Квотерволз тоже ничего странного не замечали и сохраняли молчание, как и Чонс. Мы взошли на каменную террасу и оказались перед дверью, сделанной из прозрачного стекла и искусно изукрашенной разноцветными стеклянными вставками. Хебрус, очевидно, не опасался никаких вторжений, мы не обнаружили ни засовов, ни надежных замков. Вряд ли так себя вел бы человек, предпочитающий в качестве сексуальных партнеров головорезов.

Квотерволз кивнул Чонсу, и они вдвоем навалились на дверь. Послышался щелчок, и дверь распахнулась. Чонс расцвел в гордой улыбке. И вновь я заинтересовался, чем же занимался мой садовник в свободное время, – он явно выказывал далеко не садоводческие таланты.

Оказавшись внутри, Джанела прошептала слова заклинания над светящимся Ожерельем. Я повел отряд к той части дома, где, собственно, и жил Хебрус. Комнаты, мимо которых мы проходили, стояли почти пустыми, за исключением той немногочисленной мебели, которая не давала помещениям выглядеть уж совсем заброшенными.

Я без труда отыскал комнаты Хебруса. Джанела заставила ожерелье светиться ярче, и мы огляделись. Я увидел то, что и ожидал: большая часть тех сокровищ и драгоценных безделушек, которые коллекционировал Хебрус, собственно и превращавших помещение в дом, исчезли. Джанела открыла сумку и достала свой жезл, которым она заранее прикоснулась к книге, составленной Хебрусом для торговцев, представляющих Антеро, и повествующей об обычаях Вакаана. Эта книга, к сожалению, осталась у меня единственной: памятной вещью от моего верного слуги.

Джанела привела жезл в действие, и тот зашевелился, вытягиваясь и изгибаясь в стороны, как змеиный язык, ищущий, но так ничего и не находящий.

Спустя некоторое время она опустила жезл. Ничего. Мы обследовали остальные комнаты, включая и спальню Хебруса. По-прежнему ничего.

Мы покинули дом так же бесшумно, как и вошли в него, и вернулись в свой дворец, не будучи никем замеченными. Я отпустил Чонса, а Джанелу и Квотерволза пригласил к себе. Джанела уничтожила пламя, все еще горящее над бумагой, а затем исследовала ее. Ничья магия сюда не заглядывала, так что наша уловка удалась.

Я объяснил Квотерволзу, что мы искали, но не нашли, – кто-то не только ликвидировал физические следы пребывания Хебруса в доме, но стер и все свои следы, даже остававшиеся в воздухе. Словно невидимая метла прошлась по всему дому, стирая всю память о существовании Хебруса.

– Но зачем? – удивился Квотерволз. – Разве Хебрус знал что-то важное? Что-то связанное с нашей экспедицией?

– Не знаю, – сказал я. – Хотя я не писал ему об этом и ничем не намекал, зная, что письма просматривают королевские чиновники. И, насколько мне известно, он не предпринимал никакого поиска информации, касающейся восточных земель.

– Тогда, – сказал Квотерволз, – у него должен был быть враг, который опасался, что вы по прибытии начнете мстить за него.

Это говорил истинный сын пограничных земель. Я же так не считал.

– Более приемлемое объяснение заключается, на мой взгляд, в следующем, – сказала Джанела. – Хебрус являлся непосредственным свидетелем всех тех изменений, которые происходили в Вакаане за эти годы. И кому-то очень не хотелось, чтобы он рассказал Амальрику Антеро о чем-то.

Я тоже пришел к такому выводу, каким бы неопределенным он ни казался. Правда, в своих выводах я был смелее – подстрекателем являлся Модин. Ведь именно его стражники распространяли лживую историю о гибели Хебруса. Но с какой целью?

Я не знал… но понимал, что в лице этого королевского советника обрел врага. Но почему же он так легко одобрил наше путешествие?

Имелись вопросы, и не было ответов. И пора было спать.

Отави, Квотерволз и я вызвались приобрести для Джанелы необходимые предметы в предстоящей церемонии. Нужная нам лавка находилась в бедняцком районе, и мы, выйдя из лодки, двинулись по узким улочкам, следуя наставлениям Джанелы.

Мы отыскали лавку, получили небольшой сверток от очень старого человека, одетого в наряд кочевников, которых я встречал в пустынях во времена моей молодости, и выдали ему изрядную сумму в золоте, которую он потребовал.

Мы отправились обратно к лодке, но тут из переулка к нам устремилась разгневанно вопящая толпа. Мы инстинктивно прижались спинами к какой-то стене и уже начали вытаскивать сабли из ножен, когда я понял, что эти люди и не собираются на нас нападать. Гнев властвовал над ними сам по себе, и это было видно по поведению одного человека, который, выскочив из собственной маленькой бакалейной лавки, вдруг дико огляделся, схватил булыжник и швырнул его не целясь, просто чтобы бросить. Толпа все увеличивалась, обрастая пополнением из близлежащих переулков, грозя захватить в свой безумный водоворот и нас. Люди срывали шелковые занавеси с витрин, били стекла. Я огляделся, ища места, где можно было бы укрыться, и тут в толпу врезалась плотная красномундирная шеренга.

В фаланге стражников первая шеренга размахивала дубинками длиною в три фута, вторая шеренга несла копья. Слов приказа слышно не было, но солдаты, бросившись на толпу, начали размеренно махать дубинками. Раз или два блеснула сталь, и в руке одного из стражников я разглядел кинжал.

Толпе некуда было податься; но затем люди нашли какой-то проход, забурлили в нем, как вино в горлышке бутылки, и улица внезапно опустела.

Один из стражников заметил нас, нахмурился, но тут же кивнул успокоившись, словно мысленно связался со своим командующим и получил разъяснение, что эти чужеземцы не представляют опасности.

Послышались два отрывистых приказа, солдаты построились и удалились.

Я насчитал десяток тел, распростертых на бирюзовом тротуаре. Их кровь казалась столь же яркой, как и мундиры солдат, только что учинивших побоище.

Эта ночь ответила на многие вопросы. Я лег пораньше, чтобы выспаться наконец перед путешествием. Но вместо этого лишь ворочался, бесконечно размышляя о предстоящем нам, о том, есть ли у нас шансы выжить, о том, что сейчас происходит в Ориссе, и так далее, и так далее.

Наконец я задремал и даже увидел сон, который не запомнился. А проснулся от стука в дверь. Выскользнув из постели, я отыскал саблю, ощущая легкую гордость оттого, что мои старые навыки предосторожности возвращаются ко мне.

Бесшумно подобравшись к двери, я рывком распахнул ее. В полумраке коридора стояла Джанела. Она зябко передергивала плечами, словно на дворе стояла зима, а не канун лета. Я взял ее за руку и втянул в комнату, ощущая по ее состоянию и выражению лица, что произошло нечто ужасное.

Она неподвижно застыла посреди комнаты, а я, накрыв ночник, зажег фитиль, затем от него зажег две масляные лампы. И тут только обнаружил, что я совершенно не одет. Джанела и виду не подала, пока я, положив саблю на стол, накручивал полотенце на бедра.

– Что случилось?

Она облизала губы, подыскивая слова.

Я припомнил правила приличия, предложил ей сесть и налил бренди из графина. Она лишь коснулась губами бокала.

– Я поняла, – сказала она без вступления, – или, вернее, рискую выдвинуть догадку, почему убили Хебруса.

Я выругался про себя, отыскал в буфете новую бутылку бренди, сломал восковую печать и налил нам обоим, не обращая внимания на остатки в графине.

– И почему же?.. Или, для начала, – сказал я, – кто?

– Модин. Точнее, кто-то по его приказу, скорее всего стражники.

– Почему?

– Потому что Модин не хотел, чтобы вы по прибытии сюда узнали, что здесь творилось за прошедшие десять лет.

– Продолжай.

– Модин боится вас, Амальрик. Боится вас и боится нас, когда мы вместе. И он хотел, чтобы вы отправились на восток, не получив никакой информации от Хебруса, и путешествовали, не будучи вооруженным этим знанием. И он хочет, чтобы вы погибли, как погибают все путешествующие на восток, по его мнению, от рук демонов.

– Боится меня?— Я пытался понять смысл ее слов. – Чем же я могу ему угрожать? Он что, думает, я собираюсь уничтожить его? Или он считает, что я замышляю что-то против короля Гейята, а то и против всего Вакаана?

– Он и сам не может понять. Он страшится вас такого, каким вы были вместе с Яношем. Вам двоим удалось преодолеть все преграды, и добраться до Вакаана, и потрясти весь мир от Конии до самой Ирайи. До того, как вы с Яношем прибыли сюда, Вакаан, как и Орисса, находился в состоянии дремы. А теперь вы вновь прибываете сюда, да к тому же с потомком Яноша, и он просто впадает в панику, не зная, что еще мы учиним в их устоявшейся жизни.

– Очевидно, он не поверил нашей истории о намерениях отыскать лишь новые торговые точки, – сказал я.

– Разумеется, не поверил, – сказала она, – Конечно, он не дурак. Но если бы мы оказались с ним один на один, я не сомневаюсь, что одолела бы его в любом магическом искусстве по его выбору. В природе должно быть равновесие. Но его нет. Мы на его земле, и в его распоряжении мощь всех магов Вакаана, усиливающих его заклинания.

Я покрутил бокал в пальцах, размышляя над услышанным и подбирая слова для следующего вопроса.

– Не очень-то хорошие новости, – сказал я. – Но я не думаю, что именно из-за этого ты трясешься, как олененок, у которого только что на глазах охотники застрелили мать.

– Я не знаю, стоит ли рассказывать дальше.

– Почему же нет? Она глубоко вздохнула.

– Потому что вы мужчина… вы решите, что я пытаюсь навязать вам мое мнение.

– Джанела, ты совершенно сбила меня с толку. Ты просто расскажи, что случилось, и все. Мы же партнеры и друзья, надеюсь, не так ли? И держу пари, что я догадываюсь о большей части того, что ты скрываешь.

– О чем же?

– Модин или уже переспал с тобой, или добивается этого.

– Добивается. – Она содрогнулась. – Но добивается не из чистой похоти, не просто из желания заняться сексом.

Я широко раскрыл глаза, ожидая, что же последует дальше.

– Ты мог бы догадаться, – доверительно сказала она, неожиданно переходя на «ты». – Ведь речь идет о правнучке Яноша Серого Плаща. Секс с нею, магический секс, по его мнению, усилит его могущество. И этой ночью я поняла, что он намеренно выбрал эти цвета для своих стражников и всего государства. Он восхищен принцем Равелином, явившимся причиною гибели моего прадеда. И после того как мы оказались здесь, он ощутил себя самим Равелином, у которого появился новый шанс овладеть Яношем Серым Плащом, получить его в полную собственность, и, может быть, когда наши тела сольются, а души устремятся в пространство, удастся овладеть и основным секретом Яноша. Похоже, твоя книга, – неожиданно спокойным тоном вдруг добавила она, – далеко перешагнула за границы Ориссы.

Я подошел к окну и выглянул наружу. Джанела была права – в какой-то мере ответственность за все эти убийства ложилась на меня. Мне вдруг захотелось нацепить саблю, отыскать Модина и вызвать его на дуэль, хотя мы с Джанелой и не были любовниками. Да и не собирались стать таковыми. Я ощущал не ревность, а гнев оттого, что Модин с помощью секса собирался обокрасть Джанелу и воспользоваться ее могуществом в своих целях. Я вспомнил, как иногда Янош, переспав с женщинами, отбрасывал их, и внезапно в памяти всплыла картина из далекого прошлого, я увидел женщину в лодке рядом с дворцом Яноша, женщину, оплакивающую потерю, и ощутил тот далекий запах словно бы от сгоревшего мяса барашка, и увидел полную чашу темной жидкости, похожей на кровь, которую осушает какое-то нечеловеческое существо.

– Итак, за одну сладострастную ночь он предполагает овладеть сразу всем, – наконец смог я выговорить, стараясь скрыть охватившее меня волнение.

– Нет. Он хочет, чтобы я оставалась с ним. Амальрик, ты, должно быть, невнимательно слушал, а я ведь сказала, что он боится нас. Мы вместе ему страшны гораздо больше, нежели поодиночке.

– Да уж, мы лихая парочка, – сказал я, стараясь немного развеять уныние, повисшее в комнате, но не отрывая глаз от сабли на столе. – Герои легенд и так далее.

– Более того. Один из нас выкован из железа. Другой слеплен из глины. Он думает, что где-то на востоке есть пылающая адским огнем кузница, где из нас сделают таких людей, которые перевернут мир до основания.

– Ну так пусть он в этом не сомневается! – воскликнул я.

– Теперь ты знаешь столько же, сколько и я. Я задумался.

– Через два дня взойдем на Священную гору. А через неделю мы должны отплыть по плану. Я думаю, что будет благоразумнее не торопиться и не пускаться в путь на следующий же день после церемонии. Это должно встряхнуть Модина и заставить его послать вслед нам заклинание, а может быть, и военные корабли. Как думаешь, располагаем мы таким временем?

– Не знаю, – сказала Джанела.

– Модин выставил тебе какой-то ультиматум?

– Нет. Ничего особенного.

– Значит, так и поступим. Не отменяем церемонию и не торопимся уезжать сразу же. И будем надеяться, что пока Модин ничего не предпримет.

В комнате повисла долгая пауза.

– Нам надо еще кое-что сделать, – сказала Джанела. Я поглядел на нее. Она смотрела в стену. – Модин знает, что мы не близки. То есть не являемся любовниками. Именно поэтому он и сделал мне это предложение. Он думает, что если переспит со мной раньше, чем ты… В общем, если он овладеет мною впервые, как девственницей, то обретет все мое могущество.

Я почувствовал, как жар бросился мне в щеки, хотя вся ситуация в целом выглядела даже немного забавной.

– Ну если он боится соперничества с моей стороны, тогда его с успехом можно ставить на охрану наложниц короля Гейята. Он что, не знает, сколько мне лет?

– Ты поможешь мне, Амальрик? – спросила она.

– Разумеется, – сказал я. – Скажи как?

Джанела не ответила, но встала и подошла сначала к одной лампе, затем к другой и погасила их, так что комната освещалась теперь только луной, заглядывающей в окно.

– Он, может быть, и маг, – сказала она. – Но всего ему знать не дано.

Она выскользнула из своих одеяний, и тело ее заблестело в тусклом свете. Затем она задула и ночник, и все погрузилось во тьму. Я услыхал ее шепот, зашелестели простыни, заскрипели кожаные ремни кровати.

– Модин увидел все, что мог, – сказала она. – А теперь я сотворила блокирующее заклинание, и пусть он думает обо мне что угодно.

Я стоял на месте, чувствуя себя дураком. Джанела тихо рассмеялась.

– Не беспокойся, – сказала она. – Твое целомудрие в безопасности.

Я подошел к постели, чувствуя себя неловким, как новобрачный, и чуть не упал, споткнувшись о ее сапог. Присев на постель, я задумался, как же мне спать – в полотенце на бедрах? Мне стало смешно, что я думаю над такой ерундой, я сорвал полотенце, отбросил его в сторону и скользнул под простыни. Но все же постарался держаться подальше от Джанелы.

В комнате было очень тихо. Слышно было, как плещет вода в канале за окном да позванивает колокольчик какой-то гондолы. Дыхание Джанелы становилось все ровнее, и вот она уже, кажется, заснула.

Я тоже почти уснул, когда она придвинулась ближе, положила голову мне на плечо, а одной рукой обняла за грудь. Во сне она что-то пробормотала, прижимаясь еще теснее.

Я ощутил крайнюю неловкость. В конце концов, она годилась мне в правнучки. Более того, она настолько доверяла мне, что использовала мою постель для того, чтобы одурачить Модина.

Она еще раз вздохнула, а веки мои потяжелели. А потом я ощутил бьющие мне в лицо из окна солнечные лучи, призывающие подниматься.

Подъем на Священную гору оказался гораздо тяжелее, чем я представлял себе. Душевная боль вернулась, оказавшись столь же острой, как и в те времена, когда я здесь совершал кремацию тела Яноша и отправлял его дух на восток.

К руинам алтаря старейшин мы пришли вчетвером: Отави, Квотерволз, Джанела и я. Двум мужчинам я предложил оставить здесь свою поклажу, а самим спуститься вниз и не подсматривать. Церемония требовала, чтобы при ней не присутствовали непосвященные.

Джанела достала из своей сумки шесть маленьких горшочков с краской и кисть и принялась выводить на алтаре буквы неведомого мне языка.

Я же стоял в ожидании. Наверное, здесь, на вершине горы, было холодно. Если и так, я не помню, чтобы что-то чувствовал.

Возле алтаря было безлюдно. Жители Вакаана не очень жаловали это место, напоминающее им о людях, давно исчезнувших и обладавших могуществом более высоким, чем они.

Мне показалось, что я вижу какое-то пятно на алтаре, может быть, след от сгоревшего тела Яноша. Но мне это лишь казалось. Дожди все давно смыли.

Джанела раскрыла два принесенных нашими спутниками мешка и достала оттуда пригоршню палочек, разместив их на алтаре в определенном порядке. Эти деревянные щепки мы привезли из Ориссы. Некоторые из них я отколол от деревянного ящика, в который были упакованы сокровища, присланные из Костромы, родины Яноша Серого Плаща. Другие щепки я лично отколол от двери, висевшей на петлях комнаты в казарме гвардии Магистрата, где служил Янош. Эту дверь я выкупил. Часть щепок отодрали от кресла моего отца – Янош любил сидеть в нем, выпивая. Последние щепки были от причальной тумбы возле дворца в Ирайе, в котором проживал Янош. Джанела полила щепки маслом, и мы стали ждать. Первые лучи солнца вырвались из-за горизонта, и в этот момент Джанела произнесла три непонятных слова; алтарь охватило пламенем, таким могучим, словно мы развели костер в канун Праздника середины лета.

Дым от костра подхватило ветром и понесло от горы на восток.

Но тут же султан дыма заметался, рванулся против ветра и окутал алтарь, словно обнимая нас с Джанелой.

Но пахло не обычным дымом, то ли в силу старости дерева, то ли из-за того, что щепки облили маслом. Пахло солью моря, слегка смолою канатов, примешивались и совершенно неожиданные запахи – мирры, цветущего апельсинового дерева, меда, аира, можжевельника.

Уставившись прямо в восходящее солнце, я не ощутил ослепления, а видел что-то еще.

Некогда с вершины этой горы узрел я видение, видение высокого горного кряжа, кряжа, по форме напоминающего огромный сжатый кулак, покрытый снегом. Он очень походил на тот кряж, который миновали мы с Яношем, полагая, что это и есть Кулак Богов. И вот я узрел это видение в тот день, когда кремировал тело Яноша, и это видение преследовало меня всю жизнь, пока не явилась Джанела и не сказала, что мы ошибались. И теперь я был совершенно уверен в ее правоте. Взор мой устремился поверх Ирайи, поверх тех земель, по которым, извиваясь, текла к Восточному морю река. И я увидел океан, до которого не добирался еще ни один человек, а за ним – землю. Предстало передо мною устье реки, намного превосходящей размерами ту, что текла в Вакаане. Дальше, за устьем реки, вид смазывался, я же продолжал вглядываться, как птица, летящая с невероятной скоростью. И дальше располагалась земля, но я не мог ее рассмотреть. Я остановил взгляд на горном кряже, сжавшемся в огромный кулак. Гигантский… или Божий.

Теперь я уверовал. Уверовал до дна души.

– Посмотри, – прошептала Джанела, и я вынужден был посмотреть на нее. Она держала в руке серебряную фигурку танцовщицы, и вновь та обрела плоть, и вновь танцевала в присутствии прекрасных мужчин, женщин и демонов. На своих тронах так же восседали король и королева, и так же похотливо наблюдал за танцовщицей демон с волчьей мордой. Но мои глаза устремились к открывающемуся за окном дворца саду и расположенному дальше городу.

Далеко на горизонте, в рамке из оконного переплета, виднелись пики гор, несомненно, обратная сторона того кряжа, который предстал передо мною в видении.

Я моргнул. И все исчезло в слезах, наполнивших мои глаза под действием солнечных лучей.

Ни я, ни Джанела ничего не сказали.

Слова были не нужны.

Пора было отправляться на поиски Королевств Ночи.

Теперь у нас все имелось в наличии для немедленного отправления: уверенность в правоте Джанелы, необходимые припасы и разрешение короля Гейята, пусть и полученное в столь непростой обстановке. Теперь я ломал голову над тем, как исчезнуть, чтобы при этом весть о нашем отплытии не дошла бы немедленно до ушей Модина из уст Лиенора и прочих слуг-шпионов. И я решил все же явиться ко двору с формальным словом прощания, но буквально накануне отплытия, чтобы успеть предупредить замыслы министра Модина против нас.

Я объявил план, в который входил осмотр готовности путешественников и кораблей к плаванию. При этом, как только все корабли были бы загружены, мы бы сразу же отплыли. Но дабы придать всему мероприятию характер обычного осмотра, я во всеуслышание предупредил, что за обнаружение неполадок и неисправностей каждый виновный будет наказан двухнедельными работами по кухне, месяцем ночных караулов, запрещением целую неделю покидать дворец – в общем, старался указать на то, что мы еще долго пробудем в Ирайе.

Мы оба с Джанелой были потрясены открывшимся с вершины горы видением, меня же, кроме того, здорово утомило и само восхождение.

Джанела вскоре после нашего возвращения прислала за мной, упрашивая поторопиться. Я же сидел в своей спальне, лелея мечту немного вздремнуть, но вместо этого прислушиваясь к бесконечному хныканию Пипа о том, что вот, дескать, ежели бы он знал, что предприятие окажется таким опасным, он бы никогда не согласился отправиться в это путешествие, и, стало быть, благородный господин Антеро должен бы обратить особое внимание на размеры оплаты, учитывая, что дело может обернуться так, что он, Пип, вообще окажется не в состоянии вернуться в Ориссу, и так далее, и так далее.

Эту старую песню Пип заводил в каждой экспедиции. Я в конце концов рассмеялся и сказал, что если он рассчитывает получить побольше золота, то должен побольше и поработать и не терять надежды на хорошие премиальные по возвращении домой. Наш привычный диалог завершился, а я отправился в апартаменты Джанелы, размышляя, что же такое еще произошло.

У нее на столе стояла открытая сумка, а вокруг валялись различные предметы, необходимые для магии. Перед нею стояла мензурка с какой-то ужасной на вид и отвратительно пахнущей жидкостью.

– Амальрик, – сказала она без вступления, – у нас проблемы.

– Кто же этого не знает.

– Об этом ты еще не знаешь, и я должна продемонстрировать их тебе. Садись. Дай мне твой палец. Мне нужно немного твоей крови.

Я сделал, как она сказала, и она нанесла мне порез крошечным ножиком – но серебряным, а не золотым, который использовала для предыдущих заклинаний. Подержав палец над мензуркой, она выдавила туда три капли крови.

– Должно быть, после посещения горы у меня повысилась чувствительность, – сказала она. – Некогда у меня уже было это ощущение страха и опасности, словно за мной наблюдает невидимый враг. И последние несколько часов я ощущаю присутствие этой опасности здесь, причем исходит она не от Модина и его магии или с востока, а откуда-то из неизвестного мне места. И большего я не могу объяснить. А теперь держи свои руки ладонями кверху.