Глава 9

ТЕНИ ВО ДВОРЦЕ

Капитан Сендрака предупреждал, что мы поедем быстро, и он ничуть не преувеличивал. Я тешил себя уверенностью, что поддерживал хорошую физическую форму, но мне пришлось в который раз усвоить урок, что к тяготам походной жизни можно привыкнуть, только живя походной жизнью. Моя задница заболела уже через полдня, и чем дальше, тем становилось хуже.

Во время первой остановки, в придорожном постоялом дворе на границе владений Аграмонте, один солдат остался, а его свежего коня взяла Маран.

Разведчики смотрели на мою жену с восхищением. С ее уст не сорвалось ни одной жалобы. Поймав на себе чей-то взгляд, Маран, какой бы усталой, какой бы перепачканной грязью ни была, обязательно отвечала приветливой улыбкой.

Мы ехали в соответствии с порядком движения во время длинных переходов: час лошади бежали рысью, час шли шагом, еще полчаса мы шли пешком, ведя лошадей в поводу, после чего устраивался короткий привал на полчаса, затем цикл начинался сначала. Поскольку мы находились не на территории, занятой врагом, трогались мы за час до рассвета, а останавливались приблизительно час спустя после захода солнца. Приблизительно, потому что, учитывая мое звание, мы заканчивали каждый дневной переход на постоялом дворе, где нас ждала смена лошадей. Все постоялые дворы находились в тихих уединенных местах. Поскольку император не хотел привлекать внимание к моему приезду, мы ужинали в номерах или в отдельном зале, если такой имелся на постоялом дворе.

Во время первой же остановки я увидел на стене трактира листовки, заголовки которых объяснили мне причину такой спешки со стороны императора.

Зверское убийство нумантийских солдат! Майсирцы устроили засаду!

ПОДЛОЕ ПРЕДАТЕЛЬСТВО

НА ПРИГРАНИЧНЫХ ТЕРРИТОРИЯХ!

ОСТАВШИХСЯ В ЖИВЫХ НЕТ!

Двести доблестных всадников из лучшего конного полка безжалостно убиты!

ИМПЕРАТОР ТРЕБУЕТ ОБЪЯСНЕНИЙ!

Королю Байрану направлена резкая нота протеста.

НУМАНТИЯ ТРЕБУЕТ ОТМЩЕНИЯ!

Я пробежал взглядом листовки в поисках подробностей. Но помимо того, о чем трубили заголовки, в листовках почти ничего не было. Лишь в одной по крайней мере сообщалось, что трагедия произошла «неподалеку от города Занте». Мне потребовалось какое-то время, чтобы вспомнить, где находится Занте. Я бы не удивился, если бы трагедия случилась где-нибудь в Кейте или в районе нагорья Урши, где постоянно происходили какие-то стычки. Но Занте находился далеко на западе от Кейта, у самой границы пустынной майсирской провинции Думайят. Чем там занимались наши солдаты?

Мне не давал покоя еще один вопрос. Если спасшихся не было, откуда стало известно, что нападавшими были майсирцы? На Пограничных территориях хватает и своих бандитов. В конце концов я пришел к выводу, что император узнал ответ с помощью магии.

Я подумал еще вот о чем. Конный эскадрон (а не взвод, как обычно указывается в информационных листках) состоит из ста всадников. В данном же случае численность подразделения была зачем-то увеличена вдвое. Я тщетно пытался найти этому объяснение. Конечно, все можно было свалить на редакторов листовок, не придавших значения такому пустяку, или ленивых переписчиков, не потрудившихся исправить вкравшуюся ошибку.

Но если факты были скудные, слухов, повторяемых в трактирах, было предостаточно: разумеется, это дело рук майсирцев... несомненно, они пытали раненых... Кто-то с полным знанием дела утверждал, что, для того чтобы захлопнуть ловушку, негодяи воспользовались черной магией... что это как раз в духе майсирцев, коварных ублюдков... Императору, вместо того чтобы посылать дипломатические писульки, следует немедленно двинуть армию через границу... надо убить десять – нет, сто человек за каждого нашего погибшего парня... Громкие торжествующие крики, после чего все присутствующие выпивали еще по кружке эля... Вероятно, такие же разговоры, точнее бессмысленная болтовня, происходили сейчас во всех трактирах Нумантии.

Я спросил капитана Сендраку, что он знает о трагедии. Ему также было известно очень немногое: их полк был поднят по тревоге, а его самого тотчас же отправили в Ирригон.

Маран полюбопытствовала, почему нас не вызвали гелиографом, но Сендрака ответил, что в окрестностях Никеи стояла слишком неустойчивая погода, чтобы можно было полагаться на эти устройства.

– И что дальше? – спросила Маран.

– Не могу сказать... – ответил Сендрака. – Но когда мы покидали Никею, весь гарнизон уже был поднят по тревоге.

– Неужели это война?

Сендрака покачал головой. Я опасался худшего, и Маран прочла по лицу мои мысли. И тут мне показалось, я понял, почему она настояла на том, чтобы поехать со мной. Раз мне снова суждено отправиться на войну, моя жена хотела возродить нашу погасшую любовь, заставить ее вспыхнуть с новой силой. При этой мысли меня захлестнула теплая волна.

По мере приближения к столице нам стали все чаще и чаще попадаться военные посты. Солдаты были в полной боевой готовности; ворота охранялись не парой часовых, а целым дежурным взводом. На плацах отрабатывались приемы рукопашного боя.

В Никею мы въехали уже за полночь. На улицах Города Огней, как всегда, было оживленно. В разные стороны непрерывно проносились отряды всадников, и на нас никто не обратил внимания.

Мы сразу же подъехали к тайному входу в Императорский Дворец, где нас встретил ординарец императора Тенедоса, еще совсем недавно капитан, а теперь домициус Амер Отман. Тепло распрощавшись с капитаном Сендракой, мы с Маран пошли следом за Отманом по пустынным коридорам в отведенные для нас апартаменты.

Для нас был уже накрыт богатый стол, на котором лежала записка:

Добро пожаловать. Пожалуйста, подождите. Вас позовут.

Т.

Как будто у нас был выбор! Маран направилась к гардеробу, переживая вслух по поводу того, что ей с дороги не во что переодеться. Открыв дверцу, она ахнула. В шкафу висели ее любимые платья. В ящиках лежало нижнее белье и все остальное, необходимое для того, чтобы появиться при дворе.

В другом шкафу была одежда для меня: форменные мундиры. Мне не придется представляться бароном Аграмонте.

– Откуда он узнал, что выбрать? – недоуменно произнесла Маран, перебирая развешанные платья.

– Он же волшебник.

– Но в первую очередь он мужчина, – возразила она. – А мужчины в таких вещах совершенно не разбираются.

– Быть может, к мужчинам-императорам это не относится?

Покачав головой, Маран направилась в ванную комнату. Вскоре оттуда послышался плеск воды. Я стал поднимать крышки с мисок и кастрюль и наконец остановился на маленьком пирожке с мясом, обильно сдобренном специями. Заморив червячка, я прогулялся по нашему новому жилищу. Все вокруг сверкало золотом, серебром, обработанными драгоценными камнями и полированным красным деревом. В этих просторных комнатах без труда разместился бы целый эскадрон. Меня не покидала мысль о том, сколько времени нам придется провести здесь в заточении. Увидев книжные шкафы, я изучил их содержимое. Все фолианты имели отношение к Майсиру, и у меня больше не оставалось никаких сомнений, зачем император вызвал меня в Никею.

Мы провели в апартаментах четверо суток, никуда не выходя, не видя никого, кроме улыбающихся молчаливых слуг. Мы ели и спали, и наше беспокойство нарастало. Наконец рано утром на пятый день домициус Отман попросил нас быть готовыми к аудиенции у императора, назначенной на полдень. Я должен был быть в парадном мундире, со всеми знаками отличия. Мы были готовы по меньшей мере за час до назначенного срока. Нас проводили к главному входу во дворец, словно мы только что приехали.

Затрубили фанфары, церемониймейстер громко произнес наши имена и титулы, и мы вошли в тронный зал. В этом просторном круглом помещении собрался цвет знати Нумантии. Нам навстречу хлынула пестрая толпа. Улыбки держались на их лицах так же хорошо, как пудра и румяна. Несомненно, мы с Маран снова были в фаворе у императора. Церемониймейстер выкрикнул «просьбу» императора: нашим «друзьям» предлагалось повременить здороваться с нами, ибо с минуты на минуту к нам выйдет сам Тенедос.

Гул голосов, ненадолго затихнув, возобновился с новой силой: придворные принялись обсуждать, чем это вызвано. Я увидел в толпе майсирского посланника, барона Кваджу Салу. Его лицо оставалось непроницаемым.

Кроме того, я заметил также сестер императора, Дални и Лею. Одна была в обществе смазливого молодого офицерика, которому не исполнилось и двадцати лет; другая держала под руку бородатого вельможу, успевшего уже четырежды побывать в браке, причем каждый раз при этом повышая свой общественный статус или поправляя финансовые дела. Обе молодые женщины были в черном. Однако эти обтягивающие платья с откровенными вырезами так же мало напоминали траур по брату Рейферну, как если бы сестры пришли совершенно обнаженными, насурьмив соски.

Судя по всему, событие, окрещенное информационными листками «майсирской провокацией», никак не повлияло на настроения придворных хлыщей. Вспомнив, с каким презрением я относился к пустобрехам, вившимся вокруг Совета Десяти, я подумал, что теперь те же самые люди слетелись на императора Тенедоса, еще более огромную бочку меда. Неужели ради этого мы совершили государственный переворот и свергли десятерых бестолковых правителей?

Маран склонилась к моему уху.

– Если нас доставили в Никею в такой тайне, к чему все это? – шепнула она.

Я не знал, что ей ответить. Но наверное, у императора, человека в высшей степени предусмотрительного и расчетливого, были на то причины. Снова затрубили фанфары, на этот раз вдвое громче и вдвое дольше. Придворные, поняв, что сейчас к ним выйдет сам монарх, умолкли на полуслове и как один повернулись к трону. Отворилась дверь, и в зал вошел император.

Провидец Лейш Тенедос был одет во что-то, отдаленно напоминающее военную форму: простую тунику из чистого шелка темно-зеленого цвета, черные широкие бриджи и черные сапоги до колен. Вместо той простой старинной диадемы, которую я возложил на его чело почти девять лет назад, у него на голове была новая корона затейливой формы, украшенная разноцветными драгоценными камнями. Возможно, императору понадобился этот более внушительный символ, поскольку за годы его правления могущество Нумантии возросло многократно.

Возможно.

Сев на трон, Тенедос взял длинный скипетр, также новый, и трижды ударил им. Затем он встал, и до самых отдаленных уголков просторного зала докатился его голос, усиленный магией.

– Всем вам известно о коварном злодействе, совершенном отрядом майсирской армии, зверски расправившимся с подразделением нумантийских солдат, патрулировавших границу.

Я уже говорил, что направил резкую ноту королю Байрану, правителю Майсира, выражая протест против действий его армии и требуя извинений, а также компенсации за пролитую кровь храбрых сынов нашей родины.

Сегодня утром я получил ответ, настолько оскорбительный, что мне пришлось провести несколько часов, размышляя, как поступить дальше. В своем послании король Байран насмехается надо мной и Нумантией, заявляя, что ему ничего не известно о таком происшествии, но даже если бы действительно случилось нечто подобное, несомненно, майсирские солдаты воздали по заслугам нумантийцам, в последнее время ведущим себя чересчур воинственно.

Голос Тенедоса был пропитан ядом издевки. Я увидел потрясенное лицо посланника Салы, но не понял, в чем дело.

– Нумантия ведет себя чересчур воинственно?! – воскликнул Тенедос – Этот человек – подлый низкий злодей! Сколько раз я приказывал нашим солдатам не обращать внимания на провокационные действия майсирцев! Я даже скрывал от вас, своих подданных, неоспоримые доказательства подрывной деятельности шпионов Майсира на наших землях!

Приношу за это свои извинения и прошу понять, что поступал я так, не желая омрачать вас лишними заботами, так как надеялся сохранить мир и спокойствие на границах. Увы, теперь эти надежды остались в прошлом. Последние трагические события поставили наши государства на грань войны.

Размышляя о том, как мне поступить, я вспомнил, что один из наших лучших воинов, первый трибун Дамастес а'Симабу, барон Дамастес Газийский, граф Аграмонте, недавно вернулся из своих поместий. Я немедленно вызвал его во дворец. Мы провели несколько часов, обсуждая сложившуюся ситуацию, и пришли к полному согласию.

Я... мы... желаем Нумантии мира. Но мирный щит охраняет нас от нападения, только если его держит сильная рука. Поэтому я приказал нашей армии перейти в состояние боевой готовности, чтобы иметь возможность отреагировать на любое развитие событий. Решительные времена требуют решительных действий.

Я назначил первого трибуна а'Симабу верховным главнокомандующим. Сейчас я не могу рассказать подробно о стоящих перед ним задачах, но с этого дня он занимает высшую должность в нашей армии. Первый трибун а'Симабу имеет право отдавать приказания любому подразделению, любому офицеру и солдату, исходя из требований обстановки.

Я был признателен императору, что его первая фраза дала мне несколько секунд, чтобы совладать с собой. Теперь, когда со всех сторон посыпались поздравления, мне оставалось только отвечать поклонами.

– Я приготовил ответ на наглое послание короля Байрана, – продолжал император. – Сейчас оно будет вручено майсирскому посланнику.

Прошу трибуна а'Симабу пройти в мой кабинет, поскольку только что поступила новая информация, имеющая стратегическую важность. На этом все!

Затрубили фанфары, и толпа восторженно взревела. Некоторое время Тенедос стоял, обводя взглядом зал, и на его устах играла странная улыбка. Затем, резко развернувшись, он вышел.

Дверь в кабинет императора распахнулась, и оттуда выскочил барон Сала с перекошенным от гнева лицом. Увидев меня, он взял себя в руки и, кивнув, прошел мимо, не сказав ни слова.

Ординарец императора встал из-за стола, но тут дверь снова открылась, и появился сам Тенедос.

– Заходи, друг мой, – радушно пригласил меня он. – Заходи.

Закрыв за мной дверь, император указал на диван, расположенный в противоположном конце огромного кабинета, и сел рядом. На столике перед диваном стояли графин с бренди и стаканы. Покрутив в руках пробку, Тенедос вздохнул.

– Бывают времена, когда лучше не пить, правда? – Он хитро улыбнулся. – Иногда я завидую твоей выдержке.

– Выдержка тут ни при чем, ваше величество. Просто для меня что спиртное, что дерьмо – одно и то же.

Тенедос рассмеялся.

– Полагаю, – сказал он, – мне следует извиниться за небольшую фальсификацию во время аудиенции.

– Вам ни в чем не надо оправдываться.

– Не надо, – усмехнулся император. – Мне не надо извиняться, да? Значит, вместо извинения я должен перед тобой объясниться?

– Я буду очень рад.

– Я вызвал тебя сразу же после того, как отправил ноту королю Байрану, так как заранее знал, что его ответ будет очень резким. Только так он и мог ответить на мое послание. Если честно, мы до сих пор еще и не получили ответа. Вот почему барон Сала ураганом вылетел отсюда, предварительно использовав все дипломатические синонимы слова «лжец». – Он пожал плечами. – Ложь, направленная на благо своей страны, едва ли можно считать грехом. Я знал наперед, что ответит Байран, и поэтому решил не томить народ в ожидании.

– Не понимаю, – признался я.

– Внимание простолюдина очень недолго приковано к какой-то определенной теме, – пояснил Тенедос. – Сейчас крестьяне возмущаются по поводу случившегося. Пройдет неделя, и их гнев несколько остынет. Еще через неделю бешеная ярость перейдет в глухое недовольство. А через три недели они благополучно обо всем забудут, увлекшись подробностями какого-нибудь очередного скандала в столице.

– Очень циничный подход, ваше величество.

– Ну да, черт побери. Но только я называю его реалистическим. – Вскочив с дивана, император принялся расхаживать по комнате. – А теперь я расскажу о том, что в действительности произошло на Пограничных территориях, – но это предназначается только для твоего слуха. В последнее время мое беспокойство постоянно росло, так как Майсир начал заселять пустующие земли рядом с границей. Туда завозятся крестьяне из других провинций, создаются новые отряды так называемых негаретов, пограничных стражей... или шпионов, готовящих почву для будущего вторжения.

Майсирские солдаты атаковали усиленный эскадрон 20-го полка Тяжелой Кавалерии, переброшенного по моему приказу из Юрея. На самом деле вместе со штатным составом в полку находились маркитанты, фуражиры и картографы, поскольку эти края еще очень плохо изучены. – Вот почему людей было так много. – Отряд подчинялся непосредственно мне, поэтому между нами была установлена связь с помощью магии. Почувствовав, что где-то на юге случилась беда, я с помощью Чаши Ясновидения исследовал весь этот район и обнаружил жуткую картину.

Мое видение показало мне одни только трупы. Мертвые тела и слетевшихся на них стервятников. Отряд расположился в лощине у ручья. Не знаю, что стряслось, – или солдаты начисто забыли про бдительность, или противнику удалось расправиться с часовыми, прежде чем те успели поднять тревогу. Судя по всему, некоторые солдаты все же проснулись и вступили в бой. Они уложили кучу майсирцев, но силы были слишком неравными. Эскадрон был полностью вырезан. Над ранеными перед смертью долго издевались. Когда "я" прибыл на место, солдаты были мертвы уже два или три дня.

С помощью магии я осмотрел окрестности, ища убийц. В одном дне пути к югу «мое всевидящее око» обнаружило следы, тянущиеся к границе, к лагерю майсирцев. Поскольку над трупами наших солдат надругались, несомненно то, что регулярные части были усилены рекрутами из числа хиллменов.

– Призвав духов, – продолжал император, – я сжег тела своих солдат на священном погребальном костре. Затем я наслал в те края смерч, так что сейчас там не осталось никакого напоминания о случившемся – одни песчаные барханы.

Я приказал принести щедрые жертвы Сайонджи, так что, когда наши солдаты попадут на Колесо, их встретят с почестями, потому что они отдали свои жизни за Нумантию. И в следующей жизни к ним будут относиться с особым почтением.

Тенедос умолк, ожидая моей реакции. Я смог только поблагодарить его за заботу о погибших.

– И что было дальше? – спросил я.

– Сейчас мы ждем ответ короля Байрана, – сказал Тенедос. – А пока будем наращивать силы нашей армии и выдвигаться к границе с Майсиром. Если неприятель первым нападет на нас, полагаю, он воспользуется караванным путем с севера на юг, проходящим через Кейт, Сулемское ущелье и дальше в Юрей.

Что подводит нас к разговору о твоей задаче. Надеюсь, ты изучил все то, что я тебе дал?

– Проштудировал от корки до корки, мой государь.

– Как ты считаешь, война с Майсиром неизбежна?

– Не знаю, – честно сказал я. – В книгах я не нашел никаких указаний на то, что Майсир хочет – точнее, хотел в прошлом – вторгнуться в нашу страну. По крайней мере, так обстояли дела до тех пор, пока Байран не унаследовал престол.

– Я чувствую какую-то перемену, – сказал Тенедос – Боюсь, как бы Байран не пришел к выводу, что сейчас самое время собирать на наших землях богатый урожай. Возможно, он до сих пор считает, что страной управляют так же отвратительно, как это было во времена правления Совета Десяти. – Император натянуто улыбнулся. – Если так, его ждет глубокое разочарование.

– Каковы аналитические прогнозы Кутулу? – спросил я.

Император нахмурился, поджал губы. У него на виске задергалась жилка. Он посмотрел мне в глаза испепеляющим взором.

– Кутулу, – хрипло произнес Тенедос, – занимается другими, внутренними проблемами. Чтобы лучше понять происходящее в Майсире, я прибегнул к помощи других, более компетентных людей.

Если бы я не был знаком с императором столько лет и не считал бы его не только своим повелителем, но и другом, я бы остановился на этом.

– Если позволите, ваше величество, – спросил я, – что произошло с Кутулу?

– Кутулу слишком много возомнил о себе, – сказал император. – Я отвечу на твой вопрос, но, надеюсь, ты удовольствуешься моим объяснением и не будешь возвращаться к этой теме, а также никому не станешь повторять мои слова. Кутулу в опале, хотя, полагаю, со временем я успокоюсь, он одумается и снова займет свое важное положение. Не так давно в личной беседе я похвалил Кутулу и сказал, что он может рассчитывать на любую награду. Наглец дерзнул заявить, что желает стать трибуном.

– Глупец! – Император снова принялся расхаживать взад и вперед, гремя каблуками по выложенному паркетом полу. – Шпионы не становятся генералами, не становятся трибунами. Никогда!

Я вспомнил, как Кутулу с восхищением оглядывался по сторонам, когда приезжал ко мне в Водяной Дворец, как он начал с тоской: «Быть может, когда-нибудь, если император сочтет возможным...», но так и не договорил. Первой моей мыслью было: «Ну ты и дурак!» Как Кутулу только посмел подумать, что полицейская ищейка достойна получить высший армейский чин? Но мое заносчивое негодование быстро прошло. А собственно говоря, что тут такого? Разве я, кавалерийский офицер, не достиг вершины? Разве Кутулу не служит императору так же преданно, как и я, – а может быть, даже лучше? И какое кому до этого дело? Возможно, семь-восемь старых идиотов будут ворчать, что узурпатор снова нарушил вековые традиции. Но кто слушает этих нудных ископаемых чудовищ в наши дни, когда над империей дуют свежие ветры?

У меня мелькнула было мысль встать на защиту Кутулу, но осторожность взяла верх, и я промолчал.

– А теперь у нас есть гораздо более важные дела, – сказал император. – Начнем с твоего нового назначения, значимость которого я не преувеличил. – На его лице снова появилась хитрая усмешка. – Но я не собираюсь говорить тебе, в чем дело.

– Прошу прощения, ваше величество?

– Ты не ослышался. Кстати, я передумал. Налей-ка мне из другой бутылки, той, что в виде вставшего на дыбы демона. Она на письменном столе. В ящике внизу ты найдешь минеральную воду по своему вкусу.

Я выполнил его просьбу. Тенедос опустился на диван, перекинув ногу через боковую спинку. Не переставая улыбаться, он смотрел на меня. Я решил, что у меня выдержки больше, и победил.

– Ты так и не будешь спрашивать, да? – наконец сказал Тенедос.

– Нет, мой государь. Полагаю, вы сами расскажете мне то, что я должен знать.

Император рассмеялся.

– Порой я начинаю подозревать, что ты знаешь меня лучше, чем я сам. Дамастес, ты когда-нибудь жалеешь о прошлом? О том времени, когда у нас еще не было ни золота, ни власти? Когда мы ничего не имели и только хотели иметь?

– Если честно, нет, – признался я. – Не могу вспомнить, чтобы я хоть раз хотел оказаться в другом месте или в другом времени. Если только не брать совсем дерьмовые ситуации, как, например, то, что было в Сулемском ущелье. Вот тогда я мечтал оказаться в любом другом месте.

– Да, это было ужасно, - согласился император. – Но, с другой стороны, мы покрыли себя славой. Помню, один пехотный капитан... как его звали?

– Меллет, ваше величество. Каждую годовщину их подвига я приношу жертву за него и его солдат.

Я был поражен тем, что император смог забыть капитана Меллета и остальных солдат полка Куррамской Легкой Пехоты, чей героизм позволил нам, а также мирным жителям – нумантийцам, которых мы сопровождали, избежать страшной участи, уготовленной нам хиллменами.

– Да, – продолжал Тенедос, – я прекрасно помню его и всех остальных. Наверное, это хорошо, что мы не забыли наших героев и даже храбрых животных вроде того умирающего слона, который тем не менее пытался откликнуться на зов боевой трубы, – помнишь, это случилось, когда мы с тобой впервые встретились в Гази? Эта сторона войны делает нас великими, достойными гордо предстать перед лицом богов.

Но меня передернуло при мысли о реках крови, о выжженной пустыне, остающейся там, где прошла война. Мне следовало бы обратить внимание на то, что говорил император, но я подумал, что это лишь романтичные фразы человека, привыкшего почти всегда побеждать и плохо представляющего себе, что такое настоящая война. К счастью, император, похоже, не ждал от меня ответа.

– Да, – после некоторого молчания произнес он. – Люди должны стремиться к славе, в противном случае они обленятся, станут слабыми и подпадут под пяту более сильных и более жестоких.

Отпив бренди, император пристально взглянул на меня. Как это ни странно, мне показалось, он смотрит сквозь меня или же видит меня во главе великой армии, идущей в решающее сражение. Я молчал, выжидая, когда у него пройдет мечтательное настроение.

– То были великие времена, – наконец задумчиво произнес Тенедос. – Но впереди нас ждут еще более великие свершения. – Он осушил стакан. – И все же я не скажу, в чем будет состоять твоя новая задача. Правда, я намекну, кто тебе это скажет. Ищи своего друга трибуна Петре. Ибо хотя идея принадлежала мне, все остальное его рук дело.

Я познакомился с Мерсией Петре, когда мы оба по ошибке получили назначение в полк Золотых Шлемов, расквартированный в Никее. Истовый вояка, он интересовался только армией и ее историей. Неделя за неделей мы занимались строевой муштрой, готовясь к бесчисленным парадам и смотрам, а вечерами, как и все молодые офицеры, предавались мечтам о коренной реформе армии. И вдруг провидец Тенедос дал нам возможность воплотить в жизнь свои задумки, и неповоротливые, раздутые дивизии превратились в стремительные кавалерийские полки, молнией пронесшиеся по Каллио и положившие конец гражданской войне.

В той войне Петре командовал драгунами; затем, произведенный в трибуны, получил номинальную должность командующего Центральным флангом армии. Но после победы над Чардин Шером наша армия не участвовала ни в одном крупном сражении, поэтому Петре посвятил себя проблемам реформирования процесса подготовки солдат, давным-давно безбожно устаревшего. Для того чтобы не загнить на своем посту, трибун время от времени совершал «инспекционные поездки» на границу, где с жаром, достойным свежепроизведенного легата, жаждущего славы, бросался в самую гущу мелких стычек. Каким-то образом ему удавалось отделываться одними царапинами, точно так же, как трибун Ле Балафре был известен тем, что всегда одерживал победы, проливая при этом свою кровь.

Наверное, я был единственным другом Мерсии Петре, если, конечно, наши отношения можно было считать дружбой. Но ближе он к себе вообще никого не подпускал. Точнее, подпустил одного человека, с которым я познакомился, отправившись к Петре в гости.

После окончания войны мы были постоянно заняты, выполняя поручения императора, и за все это время встречались не больше полудюжины раз, в основном в крохотных, забытых богами гарнизонах. Мне ни разу в жизни не доводилось бывать у Петре дома. Я представлял себе, что жилище трибуна окажется скромным, ибо его хозяин отличался весьма невзыскательным вкусом: что-то вроде квартиры офицера-холостяка, вероятно с библиотекой, которой позавидовал бы хороший университет.

Особняк Петре раскинулся на склоне холма в самом престижном районе Никеи. Здание оказалось неописуемо красивым: плавно переходящие друг в друга изгибы, каменная кладка, облицованная мрамором нежной расцветки. Ни одного угла, ни одной прямой линии. Ничего резкого, ничего бросающегося в глаза. Даже тропические растения в саду были как на подбор раскидистые и спокойные. Два улыбающихся конюха в скромных ливреях неярких тонов приняли у меня поводья Лукана и увели коня. Вышедшая навстречу изысканно одетая женщина, лет на десять старше меня, поздоровавшись, сказала, что трибун Петре ждет в библиотеке. Все слуги, в основном молодые мужчины, были одеты в такие же ливреи, что и конюхи.

Библиотека размещалась в просторном, светлом, открытом помещении с большими окнами. Бесконечные полки были заставлены книгами и завалены рулонами карт.

Сам Петре ничуть не изменился. На нем был простой темно-серый мундир без орденов, небрежно перевязанный лентой, символом его чина. Похоже, форму трибун получил вместе с рядовыми солдатами на складе, причем каптенармус дал ему не тот размер. Кроме того, Мерсия снял кавалерийские сапоги и ходил босиком.

– Итак, чем же мне предстоит заняться? – спросил я. – Что ты задумал на сей раз? Да, кстати, можешь чем-нибудь меня угостить. На улице холодно.

– О, – спохватился Петре. – Ах, да. Э... может быть, чаю? Да, мы будем пить чай.

– Замечательно, – согласился я.

Вместо того чтобы вызвать слугу, Петре подошел к двери и что-то сказал. Через некоторое время дверь отворилась и стройный, красивый молодой офицер с женственными чертами лица принес поднос.

– Это мой... адъютант, – сказал Петре, и, наверное, никто, кроме меня, не заметил бы небольшой паузы перед словом «адъютант». – Легат Филлак Гертон.

Трибун с вызовом посмотрел на меня. Но если он ожидал увидеть неодобрение, его ждало разочарование.

Если Гертон для него больше чем адъютант, что с того? Быть может, в каких-то отношениях моя родная провинция Симабу является отсталой, но, в отличие от Никеи, у нас не обращают внимания на то, кто с кем «дружит». Я только надеялся, что молодой красавец-легат сделает жизнь Петре не такой одинокой, хотя, наверное, мой странный друг не знал значения этого слова. Подав нам чай, Гертон, не спрашивая разрешения, по-кошачьи свернулся на диване, не отрывая взгляда от Петре.