Тайная жизнь Александра I

      Александр I велел выдать солдату пятьсот рублей и назначил трехсотрублевую годовую пожизненную пенсию.
      Пичугин же все полученные от царя деньги раздал безвозмездно погорельцам, а также построил баню для колодников из острога и для солдат своей команды.

Царь-филантроп

      В 1807 году Александр I, проезжая по берегу литовской реки Вилейки, увидел, как из воды вытащили утопленника. Император тут же стал откачивать его и только через два часа добился того, что человек ожил. Узнав об этом случае, «Лондонское королевское общество спасения мнимо умерших» поднесло Александру медаль, на которой был изображен ребенок, вздувающий только что погасшую свечу, с надписью: «Искра, может быть, еще не погасла».

Медаль мещанина Бараева

      Золотую медаль на Владимирской ленте получил мещанин города Чистополя Казанской губернии Бараев за то, что ночью во время бури осенью 1808 года спас тридцать восемь утопающих, подоспев вовремя на своей лодке к их, перевернувшейся. Он же спас перед тем тридцать человек, которые потерпели крушение, опрокинув барку во время весеннего ледохода.

Щедрость и справедливость бывшего солдата

      В 1774 году крепостной крестьянин из деревни Сухолжина Вологодской губернии Максим Алексеевич Алексеев был отдан в рекруты и попал во флот. Через десять лет он сломал ногу и был отпущен в отставку уже вольным человеком.
      Через несколько лет Алексеев, став подрядчиком в Петербурге, записался в санкт-петербургское купечество.
      К 1810 году Алексеев стал настолько богат, что выкупил всех крестьян своей деревни на волю и наделил их землей. Будучи сам человеком нравственным и добропорядочным, он взял у своих, освобожденных им земляков, поручительную запись, в которой они обещали вести трудовую, честную и трезвую жизнь. А если бы кто нарушил этот обет, то должен был платить штраф в двадцать пять рублей, которые мирским приговором следовало отдавать первому пришедшему в деревню нищему.

«Смешенье языков французского с нижегородским...»

      А дальше вам, уважаемые читатели, предлагается еще несколько разнообразных сюжетов, относящихся ко времени заграничного похода 1813–1814 годов.
      Первый анекдот из этого времени хорошо иллюстрирует одно «крылатое» выражение, появившееся чуть позже.
      Выражение это базировалось на том, что вопреки широко распространенному сегодня мнению о прекрасном образовании правящего русского сословия и его чуть ли не поголовной французомании, на самом деле далеко не все русские дворяне хорошо владели французским языком. Это-то и позволило А. С. Грибоедову в «Горе от ума» вложить в уста Чацкого слова «Смешенье языков французского с нижегородским...», означающие, что знание французского языка у многих дворян оставляло желать лучшего.
      В подтверждение тому рассказывали такую историю.
      Два генерала, герои Отечественной войны 1812 года, М. А. Милорадович и Ф. П. Уваров, очень плохо знали французский язык, но в аристократическом обществе непременно старались говорить по-французски.
      Однажды за обедом у Александра I они сели по обе стороны от русского генерала графа Александра
      Ланжерона, француза по национальности, и все время о чем-то оживленно разговаривали между собой.
      После обеда Александр I спросил Ланжерона, о чем так горячо все время говорили Уваров и Милорадович.
      – Извините, государь, но я ничего не понял: они говорили по-французски.

Общипанный галльский петух

      Ко времени пребывания русских в Дюссельдорфе в 1813 году относится такой анекдот. Два офицера – русский, из числа тех, кто освободил город, и француз, сдавшийся на честное слово, поселились в одной гостинице.
      Русский кавалерист носил на каске прекрасный султан. Однажды он встретился на лестнице с французом, шедшим с несколькими своими друзьями. Не зная, что русский офицер говорит по-французски, француз сказал: «Посмотрите, этот офицер убил петуха и носит его перья».
      Русский ответил: «Точно так, сударь, мы убили вашего большого петуха (имеется в виду галльский петух – старинный символ Франции), общипали его, и теперь я ношу его перья».

Головокружительная высота

      В Париже, на Вандомской площади, стояла колонна, также носившая название Вандомской. Она была сооружена в 1806–1810 годах в честь побед, одержанных Наполеоном, и сделана из бронзы перелитых трофейных неприятельских пушек. Ее высота равнялась сорока трем с половиной метрам. На самом ее верху была водружена статуя Наполеона.
      После того как 30 марта 1814 года в Париж вошли союзники, статуя Наполеона была сброшена.
      Александр I, объезжая Париж, побывал и на Вандомской площади. Взглянув на верх опустевшей колонны, он сказал: «У меня закружилась бы голова на такой высоте».
      И все же в 1830–1834 годах, уже после смерти Александра I, повелением Николая I, в Петербурге, на Дворцовой площади, архитектором Огюстом Монферраном была воздвигнута колонна, названная Александровской, или же Александрийским столпом. Ее высота была на четыре метра больше Вандомской. Правда, на верху колонны стоял не Александр I, а ангел с крестом работы скульптора Бориса Ивановича Орловского, однако все знали, что ангел – олицетворение Александра, которого льстиво называли «царь-ангел».

Пьяный ветеран и царь

      Как-то, уже возвратившись в Россию, Александр I, проезжая в карете по Петербургу, заметил пьяного солдата и, остановив карету, велел встать виноватому на запятки, чтобы затем отвезти его на гауптвахту.
      Солдат узнал императора, но не испугался. Встав на запятки, он сказал Александру, еще не успевшему сесть обратно в карету: «Переменчивы времена, Ваше Императорское Величество. В 12 году все приказывали: „Ребятушки, вперед!“ А теперь вот совсем по-другому: „Встань назад!“
      Признание собственной оплошности
      Однажды на маневрах Александр послал с приказом князя Лопухина – молодого, красивого, но очень глупого офицера.
      Возвратившись к императору, Лопухин все перепутал, переврал и тем испортил дело. Александр, вздохнув, сказал: «Да и я дурак, что вас послал».

Поэзия – та же полковая музыка

      Александр любил литературу и особенно поэзию. Своему младшему брату Николаю, не любившему чтения, он сказал однажды: «Не забывай, что в среде нации поэзия исполняет ту же роль, что и музыка во главе полка. Она – источник возвышенных мыслей, она согревает сердца и говорит душе о самых грустных условиях жизни».

Неудобство модной шляпы

      Высмеивая моду, в 20-х годах XIX века рассказывали и такой анекдот. Некая модница приехала в открытой коляске к дому своей подруги и позвонила в дверной колокольчик. На звук выглянула из окна второго этажа хозяйка дома, но увидела, что гостья продолжает стоять на крыльце. «Отчего ты не идешь в дом?» – спросила она подругу. «Друг мой, – отвечала гостья со смехом, – слуга открыл мне одну половинку дверей, но шляпка моя сможет пройти, когда откроют и вторую».

Первые дилижансы

      В декабре 1820 года из Петербурга в Москву отправились первые дилижансы. Петербуржцы не верили в их комфортабельность и опасались новинки. В первый рейс в четырехместном дилижансе отправился всего один человек – француз Дюпре де Сен-Мор. Это было 1 декабря. Через три дня отправился еще один дилижанс. В нем поехали уже четыре пассажира: двое из них сидели лицом вперед, двое – лицом назад,
      спинами друг к другу. Так как в отличие от карет лежать в дилижансе было нельзя, то возчики прозвали дилижанс «нележансом». Весь путь занимал двое суток.

Что происходит?

      Граф Варфоломей Васильевич Толстой весьма любил поспать. Так случилось и 7 ноября 1824 года – в день ужасного наводнения в Санкт-Петербурге.
      Встав за полдень, он выглянул в окно и, сильно испугавшись, позвал слугу.
      – Что, братец, происходит? – спросил граф. Слуга выглянул в окно и ответил:
      – Санкт-Петербургский генерал-губернатор граф Милорадович изволят разъезжать на катере.
      – Ну слава Богу, – ответил Толстой, – а то я думал на меня дурь нашла.
      Царь и возница
      Незадолго до смерти Александр I уехал в Таганрог и однажды, гуляя в одиночестве за городом, попал под сильный дождь. До Таганрога было четыре версты. Он с трудом уговорил ехавшего в город мужика подвезти его на мешках с мукой, которые тот вез на продажу.
      Когда мужик повернул к базару, Александр попросил его подъехать к тому дому, где он остановился, но мужик не соглашался, говоря:
      – На той улице царь живет, и нас туда не пускают. – Наконец он все же согласился, сказав:
      – Если станут меня бить, то я скажу, что это ты мне велел: пусть тебя бьют.
      Александр слез с телеги, пошел ко входу, а мужику велел подождать, пока он сам вынесет ему деньги.
      – Где ты подобрал царя? – спросил его офицер, стоявший у входа. Услышав это, мужик оставил воз и лошадь и побежал с улицы вон.

ЛИЦА И ЛИЧНОСТИ ЭПОХИ

Потомство Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова

      В первой четверти XIX века на историческую сцену России вышла блистательная когорта богатырей – героев войны 1812 года, множество незаурядных политиков и администраторов, оставивших яркий след в истории России.
      Невозможно рассказать обо всех, но все же наиболее выдающиеся из этих людей пройдут по страницам нашей книги.
      Можно спорить, самые ли достойные представлены здесь? Не забыт ли кто-то более значительный из тех, кто жил в то время?
      Разумеется, можно найти и более достойных и более значительных, но ряд обстоятельств заставляет автора ограничиться теми персонами, какие были отобраны им, а это чаще всего были те исторические лица, с которыми вы, уважаемые читатели, уже знакомы, а теперь получили возможность узнать о них новое, то, что делает повествование занимательным и превращает историю Отечества в историю людей, творивших ее.
      Поскольку большая часть материала, иллюстрирующая эпопею 1812 года, посвящена Кутузову, повествование о деятелях первой четверти XIX века автор посчитал целесообразным начать с рассказа о потомках М. И. Кутузова.
      У Кутузова и его жены Екатерины Ильиничны (урожденной Бибиковой) было шестеро детей: мальчик-первенец, названный Михаилом и умерший во младенчестве, и пять дочерей, о которых речь пойдет дальше.
      После смерти Кутузова 16 апреля 1813 года у него осталась огромная семья, в которой только ближайших родственников, не считая племянников и племянниц по линии Голенищевых-Кутузовых и Бибиковых, а также его брата и сестер, было 29 человек.
      В их числе: его вдова Екатерина Ильинична, пять его дочерей, пять зятьев, тринадцать внуков и пять внучек.

Екатерина Ильинична Голенищева-Кутузова

      Главой этого семейного клана до самой смерти оставалась Екатерина Ильинична Голенищева-Кутузова-Смоленская. Ее успехи в свете были прежде всего следствием успехов мужа. Однако и сама она была личностью далеко не ординарной. Если к моменту замужества она характеризовалась нами как молодая и красивая женщина, обладающая редкостным умом и хорошей образованностью, то ко времени смерти мужа она утратила только молодость, сохранив все остальное, в том числе и красоту. Только красота ее трансформировалась в величавое достоинство и редкостное обаяние.
      Уже в конце минувшего века, в день коронации Павла I, Екатерина Ильинична получила орден Святой Екатерины и стала «кавалерственной дамой».
      Александр I оказывал ей величайшее внимание и после Бородинской битвы 30 августа 1812 года пожаловал Екатерину Ильиничну в статс-дамы. После смерти Кутузова император назначил ей в пожизненную пенсию – полное заграничное содержание фельдмаршала – восемьдесят шесть тысяч рублей ассигнациями в год и, кроме того, единовременно – сто пятьдесят тысяч рублей на уплату долгов и по пятьдесят тысяч рублей каждой из пяти ее дочерей.
      Сразу после кончины Михаила Илларионовича Александр направил Екатерине Ильиничне письмо такого содержания: «Княгиня Катерина Ильинична! Судьбы Вышнего, которым никто из смертных воспротивиться не может, а потому и роптать не должен, определили супругу вашему, Светлейшему князю Михаилу Ларионовичу Кутузову-Смоленскому посреди громких подвигов и блистательной славы переселиться от временной жизни к вечной. Болезненная и великая не для одних вас, но для всего Отечества потеря! Не вы одна проливаете о нем слезы; с вами плачу и я, и плачет вся Россия. Бог, воззвавший его к себе, да утешит Вас тем, что имя и дела его останутся бессмертными. Благодарное Отечество не забудет никогда заслуг его. Европа и весь свет не перестанут ему удивляться и внесут имя его в число знаменитейших полководцев. В честь ему воздвигнется памятник, при котором россиянин, смотря на изваянный образ его, будет гордиться, чужестранец же уважать землю, порождающую столь великих мужей. Все получаемое им содержание повелел я производить вам, пребывая вам благосклонный Александр.
      Дрезден, 25 апреля 1813 года».
      Популярность Кутузова перешла и на его вдову: так, например, при проезде Екатерины Ильиничны в 1817 году через Тарусу в церквях звонили в колокола, духовенство в облачении выходило на паперти, народ выпряг лошадей и на себе вез ее карету.
      Она, как и брат Василий, как и покойный муж, страстно любила театр, в ее доме бывали все театральные знаменитости. Занимаясь литературой, Екатерина Ильинична состояла в переписке не только с мадам де Сталь, но и со многими известными русскими прозаиками и поэтами.
      Она умерла 23 июля 1824 года, пережив мужа на одиннадцать лет, и была похоронена при огромном стечении народа в церкви Святого Духа в Александро-Невской лавре.

Николай Данилович Кудашев

      Зять и адъютант М. И. Кутузова генерал-майор князь Николай Данилович Кудашев погиб 6 октября 1813 года в «битве народов» под Лейпцигом.
      Когда это случилось, ему не было и тридцати лет, но он успел добиться многого. Он происходил из татарского княжеского рода, и его знатность, как это ни парадоксально, требовала больших усилий для того, чтобы не превратиться в предмет насмешек. И к еще большему обязывало Кудашева его родство с главнокомандующим, хотя, по воспоминаниям А. Н. Ермолова – человека честного и строгого, родство Кудашева с Кутузовым скорее вредило ему в глазах офицеров, чем было на пользу. Однако Ермолов замечает, что многое из того, что относили на счет Кудашева из-за его могущественного тестя, «по строгой справедливости принадлежит его достоинствам». Вся жизнь Николая Даниловича Кудашева подтверждает это.
      В 1801 году, семнадцати лет, он вступил в лейб-гвардии Конный полк. Под Аустерлицем получил первый орден – Святой Анны 3-й степени; за кампанию 1806–1807 годов был награжден орденом Святого Владимира 4-й степени и золотой шпагой; в 1808 году – Орденом Святого Георгия 4-й степени. В 1811 году получил чин полковника, в 1812-м – генерал-майора.
      В 1812 году Кудашев состоял в штабе Кутузова. В Бородинском сражении, выполняя приказы Кутузова, беспрерывно находился на поле боя, отдавая распоряжения главнокомандующего и сообщая о ходе дел на разных участках. После Бородина Николай Данилович командовал партизанским отрядом. В 1813 году, уже за границей, получил орден Святого Георгия 3-й степени; погиб в «битве народов» под Лейпцигом.
      Венцом посмертной признательности выдающемуся партизану и признанием его боевых заслуг было то, что его портрет поместили в галерее Отечественной войны Зимнего дворца вместе с портретами трех сотен других героев.
      Екатерине Михайловне Кудашевой, когда она получила известие о смерти Николая Даниловича, было двадцать шесть лет. У нее осталась дочь Екатерина. (Кудашев очень любил жену, всю жизнь весьма почтительно относился к теще Екатерине Ильиничне и свою единственную дочь тоже назвал Екатериной.)
      Вторым браком Кудашева была замужем за генерал-майором Ильей Степановичем Сарочинским, но этот брак оказался бездетным. Да и жить ей с новым мужем довелось недолго. Она умерла через два года после своей матери, 31 декабря 1826 года, в возрасте тридцати девяти лет.
      Единственная дочь Екатерины Михайловны – княжна Екатерина Николаевна Кудашева – вышла замуж за немецкого дипломата барона Карла Пилара фон Пильхау и уехала за границу.
      Каких-либо свидетельств о ней и ее потомстве нет.

Елизавета Михайловна Хитрово

      Любимая дочь Кутузова, Лизанька – Елизавета Михайловна Хитрово, в первом браке графиня Тизенгаузен, прожила жизнь, пожалуй, более ярко и интересно, чем любая из ее сестер.
      Когда умер фельдмаршал, ей было тридцать лет, и она уже два года была замужем за Николаем Федоровичем Хитрово. Второй брак Лизаньки оказался бездетным, и она воспитывала двух дочерей от первого мужа, флигель-адъютанта Фердинанда Тизенгаузена, – Дарью и Екатерину.
      В 1815 году Лизанька с мужем и детьми уехала в Италию – генерал-майор Н. Ф. Хитрово был назначен поверенным во Флоренцию, в Великое герцогство Тосканское. Семья прожила во Флоренции четыре года. Николай Федорович почти все время болел и в 1819 году скончался.
      Лизанька овдовела вторично, на сей раз окончательно. Ей было в это время 36 лет, она была молода и хороша собой, но в третий раз выйти замуж так и не решилась, хотя предложения были.

Дарья Фердинандовна Фикельмон

      В 1819 году ее старшей дочери – Дарье Фердинандовне Тизенгаузен – было 15 лет.
      Похоронив мужа, Лизанька осталась во Флоренции и сначала, нося траур по недавно умершему мужу, не выезжала в свет, никого не принимала и не бывала при дворе. Потом, чтобы скрасить горечь утраты, она уехала вместе с дочерьми из Флоренции и около года путешествовала по Европе. Вернувшись во Флоренцию, она вскоре приняла приглашение на бал во дворец герцога Тосканского. Здесь ее старшую дочь Дарью, которую в доме на иноземный лад звали Долли, увидел и тотчас в нее влюбился австрийский посланник в Великом герцогстве Тосканском граф Шарль-Луи-Карл-Людвиг Фикельмон. Посланнику было сорок три года, и он был холост.
      Отец и дед Фикельмона, несмотря на наличие в его имени немецких элементов, были французами и французскими подданными, но, по семейной традиции, служили в Австрии.
      Граф Шарль Луи Фикельмон начал свою карьеру в армии. Он служил в драгунском полку, затем командовал полком; потом был военным атташе в Швеции и, наконец, австрийским посланником во Флоренции.
      Долли было шестнадцать лет, когда граф Фикельмон, дипломат и генерал, впервые увидел ее, но это не помешало ему через год сделать предложение.
      Получив согласие Елизаветы Михайловны на брак с ее дочерью, Фикельмон написал письмо бабушке Долли – Екатерине Ильиничне Голенищевой-Кутузовой-Смоленской: «Княгиня. Нет на свете для меня ничего более счастливого и лестного, чем событие, которое накладывает на меня, княгиня, обязанность Вам написать... Неодолимая сила увлекла меня к новому существованию. Теперь его единственной целью будет сча-стие той, чью судьбу доверила мне ее мать. Все дни моей жизни будут ей посвящены и, поскольку воля сердца могущественна, я надеюсь на ее и мое счастье.
      Как военный... я горжусь больше, чем могу это выразить, тем, что мне вручена рука внучки маршала Кутузова, и я имею честь принадлежать к Вашей семье».
      3 июня 1821 года Дашенька Тизенгаузен стала графиней Фикельмон. Несмотря на большую разницу в возрасте, она всю жизнь любила мужа и искренне им гордилась – он был не только выдающимся дипломатом, но и незаурядным литератором и широко образованным человеком. Через четыре года после свадьбы, 10 ноября 1825 года, у них родилась дочь, названная ими Елизаветой-Александрой – в честь русской императрицы Елизаветы и императора Александра. (Впрочем, полное имя девочки звучало так: Елизавета-Александра-Мария-Тереза).
      К Долли Фикельмон, ее мужу и дочери мы еще вернемся, а теперь несколько слов о ее матери.
      В 1823 году Елизавета Михайловна возвратилась в Петербург и сразу же стала одной из местных знаменитостей, хозяйкой модного литературного салона. В ее доме бывал и сам Александр I. Она дружила с А. С. Пушкиным, Е. А. Баратынским, В. А. Жуковским. Бывал в ее салоне и Н. В. Гоголь.
      Елизавета Михайловна была весела, гостеприимна и жизнелюбива. Злые языки великосветских сплетников поговаривали, что, овдовев, она стала не очень-то разборчивой и совсем недобродетельной, подолгу спала, и, принимая избранных посетителей у себя в спальне, говорила: «Это кресло Пушкина, не садитесь на него. А это кресло Жуковского – и на него не садитесь. А это диван Гоголя. Садитесь-ка ко мне на кровать: это место для всех!»
      Непреходящей была у нее любовь к благодетельствованию и покровительству молодых талантов. Незадолго до ее смерти, последовавшей 2 мая 1839 года, в салоне появился М. Ю. Лермонтов, которого в петербургский свет ввела тоже Елизавета Михайловна.
      Долли с мужем и со своей младшей сестрой Екатериной Фердинандовной, после того как их мать уехала в Петербург, оставались во Флоренции. Сестры были очень дружны и часто совершали совместные поездки и даже путешествия по Италии.
      В 1825 году, когда они были в Венеции, им встретился молодой, тогда еще малоизвестный живописец Александр Павлович Брюллов – старший брат тоже еще не знаменитого в то время художника – Карла Брюллова. Александр написал парный портрет сестер на фоне Венецианского залива.
      Живя в Италии, сестры познакомились и с другими художниками и писателями. В доме графа Фикельмона, не чуравшегося изящной словесности, бывали мадам де Сталь со своим сыном Августом и один из крупнейших ученых, мыслителей и романтиков начала XIX века – Фридрих Шлегель.
      В июле 1829 года граф Фикельмон по просьбе императора Николая I был назначен австрийским посланником в Петербурге. Царь высоко ценил достоинства посланника и уже через год наградил его орденом Андрея Первозванного – случай для иностранного подданного весьма редкий.
      С приездом Долли Фикельмон в Петербург ее салон в здании австрийского посольства на Дворцовой набережной стал не менее популярен, чем салон ее матери Елизаветы Михайловны Хитрово. В апартаментах жены австрийского посланника были те же знаменитости, что и в доме ее матери, а А. С. Пушкин с ноября 1829 года появлялся здесь чаще, чем прежде у Елизаветы Михайловны. Друзьями Долли стали князь П. А. Вяземский, А. И. Тургенев, Н. М. Карамзин.
      Долли прожила в Петербурге до 1839 года, затем уехала в Вену – ее муж стал министром иностранных дел Австрии.
      Скончалась она 10 апреля 1863 года, лишь на шесть лет пережив своего престарелого супруга графа Фикельмона.

Екатерина Фердинандовна Тизенгаузен

      После отъезда Долли с мужем и дочерью в Вену в Петербурге осталась лишь ее сестра Екатерина (Елизавета Михайловна, как мы знаем, умерла 2 мая 1839 года).
      Однако следует добавить, что с Екатериной Фердинандовной остался и еще один член семьи – некто Феликс Эльстон. Этот новый член семьи был взят на воспитание Елизаветой Михайловной Хитрово за границей и, по легенде, являлся сыном внезапно скончавшейся венгерской графини Форгач. Когда его приемная мать умерла, заботу о Феликсе взяла Екатерина Фердинандовна Тизенгаузен, к тому времени камер-фрейлина императрицы Александры Федоровны – жены Николая I.
      Императрица, носившая до замужества имя Каролины, была дочерью прусского короля Фридриха Вильгельма III. Придворные поражались теплой дружбе между императрицей и фрейлиной. Говорили, что все это основывалось не только на глубокой привязанности и взаимной симпатии, но имело под собою более прочный фундамент. Утверждали, что еще в 1820 году, когда сестры Тизенгаузен путешествовали по Европе, в графиню Екатерину Фердинандовну влюбился прусский король Фридрих Вильгельм III, тот самый, с которым дед Екатерины – Кутузов – познакомился еще весной 1798 года и который подарил Михаилу Илларионовичу свой портрет. Утверждали, что король сделал предложение графине Екатерине Тизенгаузен, но получил отказ.
      Внучка Кутузова не согласилась стать королевой Пруссии, хотя к Фридриху Вильгельму как человеку испытывала добрые чувства. Поговаривали, что Феликс Эльстон – воспитанник Елизаветы Михайловны Хитрово – был не сыном графини Форгач, а внебрачным ребенком Екатерины Тизенгаузен и прусского короля. Этим досужие великосветские сплетники и объясняли дружбу императрицы со своей фрейлиной.
      Во всяком случае, Екатерина Тизенгаузен не вышла замуж и с 1833 года до самой смерти прожила в Зимнем дворце.

Феликс Николаевич Сумароков-Эльстон

      Феликс Николаевич Эльстон в 1836 году поступил в артиллерийское училище, по окончании которого был оставлен в артиллерийской Академии. В 1842 году его перевели в лейб-гвардии Конную артиллерию, а в 1849 году назначили адъютантом военного министра графа А. И. Чернышева и потом оставили при нем же для особых поручений. Он участвовал в кавказских войнах и в обороне Севастополя, был награжден многими орденами, пожалован землями и высокими чинами.
      В 1856 году Феликс Эльстон женился на графине Сумароковой и по указу Александра II присоединил к своей фамилии – Эльстон – фамилию жены и ее графский титул, став графом Сумароковым-Эльстоном. Он умер 30 октября 1877 года в должности командующего войсками Харьковского военного округа, в чине генерал-лейтенанта и генерал-адъютанта. Всю жизнь ему сопутствовала скрытая, но трогательная забота невидимых покровителей, хотя в службе его было немало таких коллизий, на которые человек трусливый и просто осторожный не решился бы.

Элизалекс Фикельмон

      Дочь графа Фикельмон и Долли – Элизалекс – вышла замуж за владетельного австрийского князя Клари-унд-Андринген и большую часть жизни провела в Вене, Париже, Италии и в родовом гнезде князей Клари – Теплице. Она умерла 14 февраля 1878 года в Венеции. В теплицком замке остались портреты прелестной девочки, причем один из них принадлежал кисти Карла Брюллова, который незадолго до ее рождения написал портреты ее матери и тетушки.

Алексей Петрович Ермолов

      Имя генерала Ермолова часто встречалось вам, уважаемые читатели, на страницах этой книги. Познакомьтесь с краткой его биографией.
      Алексей Петрович Ермолов родился в Москве 24 мая 1772 года, в старинной дворянской семье.
      В 1791 году начал службу в 44-м Нижегородском драгунском полку.
      В 1794 году участвовал в Польской кампании, 22 октября отличился при штурме Праги.
      За участие в офицерском политическом кружке в 1798 году был исключен из службы и возвращен в армию лишь весной 1801 года.
      Командовал артиллерийской бригадой в войнах с Францией в 1805–1807 годах и стал одним из самых популярных артиллерийских генералов русской армии.
      С марта 1811 года – командир Гвардейской пехотной дивизии.
      С начала Отечественной войны – начальник штаба 1-й армии Барклая де Толли. (О его участии в войне 1812 года и заграничном походе читатель уже знает.)
      Летом 1816 года стал командующим Отдельным Грузинским корпусом (с 1820 года корпус стал называться Кавказским). Одновременно Ермолов был управляющим гражданской частью в Грузии, Астраханской и Кавказской губерниях, а также послом в Персии.
      Проводил активную наступательную политику на Кавказе, присоединив к России Чечню и горный Дагестан.
      В марте 1827 года уволен в отставку.
      Умер в Москве 11 апреля 1861 года.

Встреча двух завзятых острословов

      Однажды, встретив во дворце князя Александра Сергеевича Меншикова – правнука знаменитого фаворита Петра I, – Ермолов обратил внимание на то, что князь пристально вглядывается в собственное отражение в зеркале.
      Александр Сергеевич Меншиков был известен, как и Ермолов, тем, что не лез за словом в карман и тоже слыл знаменитым шутником и весельчаком.
      – Что это ты так внимательно рассматриваешь? – спросил Ермолов Меншикова.
      – Да вот, боюсь, не слишком ли я небрит, – ответил Меншиков, проводя ладонью по подбородку.
      – Эка, батюшка, нашел чего бояться! Высунь язык, да и побрейся.

Высшая царская награда

      Ермолов, будучи вызван к Николаю I, увидел возле двери его кабинета группу генералов, говоривших по-немецки.
      – Господа, – обратился к ним Ермолов, старший среди них и годами, и званием, – кто из вас знает по-русски? Доложите государю, что Ермолов прибыл.
      ...Царь остался доволен беседой с Ермоловым и, прощаясь, спросил его, какую бы награду он хотел получить.
      – Произведите меня в немцы, Ваше Императорское Величество, – ответил Ермолов.
      Гордость нации

Ермолов называл поэтов «гордостью нации»

      С 1816 по 1827 год он служил на Кавказе и был главнокомандующим всеми русскими войсками.
      В 1827 году за связь с декабристами Ермолов был отозван с Кавказа и уволен в отставку.
      Узнав в 1841 году о гибели Лермонтова, Ермолов сказал:
      – Уж я бы не спустил этому Мартынову! Если б я был на Кавказе, я бы спровадил его. Уж он бы у меня не отделался. (Мартынов за убийство Лермонтова отделался тремя месяцами гауптвахты и церковным покаянием.) Можно позволить убить всякого другого человека, будь он вельможа и знатный: таких завтра будет много, а таких людей, как Лермонтов, не скоро дождаться.
      Визит врача
      В конце 1841 года Ермолов заболел и послал к своему постоянному лечащему врачу Высоцкому. Однако тот, преисполненный важности из-за того, что за последние годы очень разбогател, приехал к своему пациенту лишь на следующий вечер.