Предпоследнее из писем Кутузова жене написано 31 марта из Трахенберга в Силезии. Это последнее письмо, написанное рукой Кутузова. Следующее – самое последнее – он уже только подпишет...
      «Письмо твое, мой друг, от 20 марта получил, где пишешь об празднике Дашинькином, и стихи Костинькины очень милы. (Дашинька и Костинька – внуча-та Кутузова. – В. Б.) Вы и меня в слезы ввели. Покой мне нужен, я устал, как давно мне покою не было.
      В Шлезии мне очень приятно, как возвышают дела наши. Сегодня дам с двадцать съехались издалека и собрались перед окошком. Увидя, наконец, что я долго не показываюсь, просили адъютантов, чтобы я подошел к окошку. Я их позвал к себе и слышал множество комплиментов, что они приехали видеть своего избавителя, что им теперь не надобно смотреть на портреты мои, что мой образ запечатлен в сердцах их.
      На улицах кричат: „Виват, Кутузов! Да здравствует великий старик!“
      Иные просто кричат: „Виват, наш дедушка Кутузов!“
      Этого описать нельзя, и этакого энтузиазма не будет в России. Несть пророк чести во Отечестве своем. Посылаю новый марш, который немцы поют.
      Голицын сегодня приехал. Детям благословление. Верный друг Михайла Г.-К.
      Новая победа! Вице-король италийский близ Магдебурга». (В сражении при Лейцкау 24 марта был разбит корпус Мюрата. – В. Б.)

      А между тем Кутузов чувствовал себя все хуже и 6 апреля остановился в Бунцлау, не имея возможности следовать за армией.
      Александр первые три дня оставался рядом с больным, но потом вынужден был покинуть Кутузова и вместе с Фридрихом Вильгельмом отправился дальше, в Дрезден.
      Оба монарха оставили Кутузову своих лейб-медиков – Виллие и Гуфеланда, почитавшегося лучшим врачом Европы. Но их усилия оказались тщетными – 16 апреля в 9 часов 35 минут вечера Кутузов умер.
      Александр велел выдать жене Кутузова двести тысяч рублей единовременно и сохранить за ней пожизненно в виде пенсии полный фельдмаршальский оклад. Дочерям Кутузова было выдано двести пятьдесят тысяч. В письме к жене Кутузова Александр писал: «Болезненная не для одних вас, но и для всего Отечества потеря, не вы одна проливаете о нем слезы: с вами плачу я, и плачет вся Россия».

      А между тем произошли серьезные изменения в положении на театре войны. 16 апреля, в день смерти Кутузова, Наполеон выехал из Веймара и двинулся к Лейпцигу. Туда же поехали и Александр с Фридрихом Вильгельмом.
      20 апреля войска Наполеона и русско-прусская армия, которой командовал новый главнокомандующий П. X. Витгенштейн, сошлись под Лютценом в упорном сражении, продолжавшемся весь день. В этом бою Александр часто оказывался в боевых порядках своих войск, сказав одному из адъютантов: «В этом сражении для меня нет пуль».
      И все же союзники сражение проиграли.
      Вечером русские и пруссаки начали отступление.
      Александр и Фридрих Вильгельм, проведшие весь день рядом, стали пробираться через обозы и раненых при свете фонаря, который нес перед ними один из флигель-адъютантов.
      Ночевали они в деревне Гроич, где Александр убеждал прусского короля отойти за Эльбу.
      Расстроенный поражением Фридрих Вильгельм ответил Александру с запальчивостью и обидой: «Это мне знакомо. Если только мы начнем отступать, то не остановимся на Эльбе, но перейдем также за Вислу. Действуя таким образом, я вижу себя снова в Мемеле».
      Утром 21 апреля Александр послал штабс-капитана по квартирмейстерской части А. И. Михайловского-Данилевского к главнокомандующему Витгенштейну, чтобы узнать, какие распоряжения он отдал.
      Михайловский-Данилевский долго искал Витгенштейна и наконец узнал от него, что он никаких распоряжений не отдавал, ожидая их от императора.
      Когда же Михайловский-Данилевский возвратился к Александру, то получил приказ отправляться в городок Цейц, где в бездействии весь вчерашний день простоял Милорадович с двенадцатью тысячами человек, оберегая левый фланг союзников от возможного обхода Наполеоном.
      Милорадовичу было приказано возглавить арьергард и прикрывать союзную армию при ее отступлении на восток.
      Из-за того, что у Наполеона почти не было кавалерии, он не мог достаточно энергично преследовать союзников, и Александр имел право представить эту ретираду не как следствие понесенного поражения, а как маневр.
      Поэтому он наградил Витгенштейна орденом Андрея Первозванного, а Милорадовичу дал титул графа.
      8 мая силы союзников выстроились в боевой порядок у Бауцена.
      Прежде чем они пришли туда, к ним на соединение подошла 3-я армия, которой с середины 1813 года командовал М. Б. Барклай-де-Толли.
      Вместе с армией Барклая силы союзников насчитывали девяносто три тысячи человек – шестьдесят пять тысяч русских и двадцать восемь тысяч пруссаков при шестистах десяти орудиях. Наполеон привел под Бауцен около ста пятидесяти тысяч солдат и офицеров при трехстах орудиях.
      Два дня – 8 и 9 мая – под Бауценом кипело кровопролитное и ожесточенное сражение. Весь первый день Александр стоял на высоте при деревне Каине, а «9 мая в пятом часу утра, – писал в „Журнале 1813 года“ капитан квартирмейстерской части главной императорской квартиры А. И. Михайловский-Данилевский, – государь находился уже на высоком кургане, откуда можно было удобно обозревать все поле сражения и куда изредка долетали ядра.
      Государь не съезжал с кургана до отступления армий, и перед глазами его была гора, на которой стоял Наполеон, не трогаясь с нее весь день. Вообще, я не видал сражения, в котором бы войска обеих противных сторон менее маневрировали и где главнокомандующие были бы менее деятельны, как в Бауценском.
      Оба императора... не сходили с курганов. Граф Витгенштейн не оставлял ни на минуту государя и не подъезжал ни разу к войскам, а начальник штаба его несколько часов на том же кургане спал...
      Вид сражения, происходившего на горах, был истинно картинный. Неприятели карабкались на крутые возвышения и были стремглав опрокидываемы. Однажды удалось им втащить на гору несколько орудий, ядра их начали доставать до государя. «Неужели вы потерпите, – сказал Милорадович солдатам, – чтобы ядра французские долетали до императора!» – и мгновенно батарея была прогнана.
      «Государь на вас смотрит!» – закричал он одному полку, который при сих словах бросился в штыки и переколол французов».
      В пятом часу дня русские и пруссаки начали отступление. «Государь ехал медленно, стараясь утешать короля прусского», – добавляет Михайловский-Данилевский.
      Ближайшим следствием проигранного под Бауценом сражения было смещение Витгенштейна с поста главнокомандующего и назначение на его место Барклая-де-Толли.

      А 23 мая Наполеон неожиданно предложил заключить перемирие. Оно продолжалось до 29 июля. За это время численность русской армии возросла до трехсот пятидесяти тысяч солдат и офицеров. Главная квартира во время перемирия находилась в маленьком, уютном городке Рейхенбахе, а император со свитой разместился в его окрестностях, в замке Петерсвальде. Здесь-то и происходили важнейшие события лета 1813 года – подписание англо-прусского и англо-русского секретных соглашений, по которым Британия предоставляла союзникам два миллиона фунтов стерлингов на содержание двухсот сорока тысяч солдат и офицеров.
      15 июня к англичанам, русским и пруссакам примкнули австрийцы. В конце июля армии союзников двинулись вперед, к Дрездену, и достигли его 14 августа.
      Для прикрытия правого фланга союзники оставили на юговостоке от Дрездена, у города Пирн, корпус А. И. Остермана-Толстого.
      В этот день Александр и два союзных монарха сначала стояли на высотах Рекница, наблюдая за движением своих и вражеских войск, но не решаясь на какие-нибудь кардинальные действия. Наконец было решено провести на виду у Наполеона «большую демонстрацию», развернув на город атаку пяти колонн фронтом в пятнадцать верст.
      Колонны не успели еще развернуться, как союзные монархи переменили решение. Но было поздно – войска шли к Дрездену, а французы начали контрнаступление.
      Всю вторую половину дня, с 6 часов пополудни, продолжалось сражение, к темноте закончившееся тем, что французы сумели отбросить союзников на исходные позиции.
      До глубокой ночи Александр был на позиции, а затем уехал на ночлег в замок Нетниц. Сквозь сон он слышал, что за окнами началась гроза, перешедшая затем в бурю.
      А между тем сотни тысяч людей стояли в грязи под дождем и ураганным ветром, дожидаясь восхода солнца. Положение усугублялось еще и тем, что у союзников почти не было продовольствия, и они третьи сутки держались на сухарях и воде.
      15 августа в шестом часу утра Александр выехал на позиции и поспел к самому началу артиллерийской канонады.
      Дождь и ветер продолжались с прежней силой. Французы начали атаку на левый фланг, где стояли австрийцы, а затем нанесли удар по центру и почти одновременно – по правому флангу союзников. Ядра падали у самых ног коня Александра, но он не отодвигался ни на шаг, словно испытывая судьбу.
      Положение императора показалось опасным только что принятому на службу бывшему генералу Наполеона Моро, и он подъехал к Александру, предлагая переехать на другую высоту – недосягаемую для ядер противника.
      Жан Виктор Моро был одним из самых талантливых генералов Наполеона, но в 1804 году был выслан из Франции по обвинению в подготовке заговора против Бонапарта. В июле 1813 года он приехал из Америки, где прожил девять лет в эмиграции, и предложил свои услуги Александру. Моро стал генералом русской службы и в битве под Дрезденом стоял стремя в стремя с императором. Он-то и предложил Александру переехать из-под обстрела на другое место.
      Александр согласился, но не успел еще и тронуть коня, как ядро оторвало сидевшему в седле Моро правую ногу, пробило круп лошади и на вылете раздробило левую ногу. Потом говорили, что этот выстрел из пушки произвел сам Наполеон, узнавший в подзорную трубу своего давнего врага и недоброжелателя.
      Несмотря на оказанную тут же помощь, Моро, не издавший при ампутации обеих ног ни единого стона, через шесть дней скончался.
      Вскоре после того, как унесли смертельно раненного Моро, пришла весть, что разбиты четыре полка австрийцев и захвачено шестнадцать орудий. К тому же Александру сообщили, что потери союзников за два дня сражения достигли тридцати тысяч человек.
      К ночи в темноте и слякоти голодная и изнуренная непогодой армия союзников начала отступление. Ночью дождь и ветер усилились, войска – на треть босые – шли по колено в грязи.
      Вымокший под дождем и облепленный грязью Наполеон в это же время въезжал в украшенный иллюминацией Дрезден.
      Переночевав в Дрездене, Наполеон дал своим войскам для отдыха одну ночь, и они, едва успев обсушиться и согреться, утром 16 августа начали преследование отступающей армии союзников.

      Французский генерал Вандамм, занимавший Пирнское плато и ближе всех стоявший к путям отступления союзников, получил приказ Наполеона атаковать стоявший против него отряд Евгения Вюртембергского.
      В этот же день Остерман-Толстой узнал из перехваченной переписки, что корпус Вандамма идет наперерез союзникам. Остерман принял решение отступить к Кульму и Теплицу и здесь дать бой французам.
      Тогда же четырнадцать тысяч солдат и офицеров Остермана-Толстого весь день сдерживали натиск превосходящих сил противника. На следующий день к Кульму подошли полки русской гвардии, которыми командовал Ермолов. Гвардейцы заняли позицию южнее Кульма и не сходили с нее до подхода главных сил. А между тем русские и пруссаки зашли в тыл корпусу Вандамма, и ему не оставалось ничего иного, кроме того, чтобы сбить гвардию с позиций.
      Утром 18 августа подоспели главные силы союзников, в авангарде которых шли полки Барклая-де-Толли.
      Вандамм был окружен, но не сдавался. Лишь к середине третьего дня сражения он понял, что обречен, и сдался лично Александру, наблюдавшему за окончанием битвы, где были пленены двенадцать тысяч солдат и офицеров, взято восемьдесят четыре орудия и весь обоз.
      Описывая исход сражения при Кульме, Михайловский-Данилевский писал: «Между тем пленные проходили целыми колоннами мимо императора, имея офицеров во взводах, а впереди полковников и майоров.
      Наконец показался издали и французский главнокомандующий Вандамм. Завидя государя, он сошел с лошади и поцеловал ее. Его Величество сначала принял его с важностью, но когда Вандамм сделал масонский знак, император сказал ему: „Я облегчу сколько можно вашу участь...“.
      Государь объезжал все поле и оказывал раненым возможное пособие. Он благодарил полки за храбрость и приветствуем был громогласными восклицаниями. Радость изображалась на лице его, это было первое совершенное поражение врагов, при котором он лично присутствовал. Он до конца жизни своей говаривал о нем с особенным удовольствием, и хотя впоследствии одерживал победы, несравнимо значительнейшие, но Кульмское сражение было для него всегда любимым предметом воспоминаний».
      В то же время, когда Вандамм протянул свою шпагу Александру, пришло известие о победах при Каусбахе и Гроссбеерне, одержанных союзными полководцами Блюхером и Бернадотом. Резонанс от этих трех побед был настолько велик, что австрийцы переменили ранее принятое решение отступать в Австрию и выходить из коалиции. Александр же, впервые увидевший разгром и пленение неприятельского корпуса, считал «Кульмские Фермопилы» одним из счастливейших дней своей жизни и всегда любил вспоминать об этом событии.
      Эта победа, произошедшая на глазах Александра I, побудила его наградить Семеновский и Преображенский гвардейские полки и Гвардейский Морской экипаж, сражавшийся в пешем строю, знаменами с надписью: «За оказанные подвиги в сражении 17 августа 1813 года при Кульме». Измайловский и Егерский гвардейские полки получили георгиевские серебряные трубы, а Уланский татарский полк – серебряные трубы с надписью: «За отличие в сражении при Кульме 17 августа 1813 года». Союзный России король Пруссии Фридрих Вильгельм III наградил семь тысяч русских солдат и офицеров специально учрежденным орденом – Кульмским крестом: почти точной копией Железного креста, появившегося чуть раньше, только без королевского вензеля.

      Следующее сражение оказалось самым крупным в истории войн. Оно произошло под Лейпцигом и длилось с 4 по 7 октября. В нем приняли участие с обеих сторон более полумиллиона человек при двух тысячах орудий.
      4 октября рано утром Александр приехал на поле предстоящего сражения и еще до его начала вынужден был вступить в полемику с главнокомандующим союзными армиями, австрийцем князем Шварценбергом, который предполагал поставить русские полки в очень невыгодную позицию между реками Плейсой и Эльстером. Александр решительно возразил против этого намерения Шварценберга и сказал, что князь может ставить туда австрийцев, но ни одного русского там не будет.
      Ближайшее будущее показало его правоту – австрийцы вскоре же были опрокинуты, а их командир, генерал Мерфельд, попал в плен.
      К трем часам дня союзники были сбиты с занятых ими позиций, но Александр, находившийся при армии, взял инициативу на себя и приказал ввести в бой резервную артиллерию и гвардию.
      Это решение, которое многие военные историки считали звездным часом Александра-военачальника, изменило ход сражения: атаки противника захлебнулись в огне ста двенадцати русских орудий.
      В этот момент Александр проявил и личное мужество – он отказался уехать со своего пункта, хотя ядра прыгали вокруг него и неприятель был совсем близко. Это случилось, когда французы захватили деревню Госсу и, прорвав своей многочисленной кавалерией русский центр, вышли к императорской ставке.
      Александр приказал бросить в бой даже свой казачий лейб-конвой, который во главе с графом В. В. Орловым-Денисовым отчаянно кинулся на французских кирасир и повернул их вспять.
      Находившийся рядом с Александром Михайловский-Данилевский потом писал: «Я смотрел нарочно в лицо государю; он не смешался ни на одно мгновение и, приказав сам находившимся в его конвое лейб-казакам ударить на французских кирасир, отъехал назад не более как шагов на пятнадцать. Положение императора было тем опаснее, что позади его находился длинный и глубокий овраг, через который не было моста».
      Французы прекратили атаки и вступили в полуторачасовую артиллерийскую дуэль. Расстояние между батареями было не более версты, и в течение полутора часов над полем у деревни Вахау гремела канонада, превосходившая по своей мощи даже сражение при Бородино.
      5 октября Наполеон отправил к союзникам, взятого накануне в плен австрийского генерала Мерфельда с предложением перемирия, но Александр наотрез отказался вести какие-либо переговоры.
      Прождав ответа весь день 5 октября и так и не дождавшись, Наполеон в ночь на 6 октября отступил ближе к Лейпцигу и встал в семи верстах от города, ожидая продолжения сражения с превосходящими силами противника.
      Александр появился на позициях рано утром 6 октября, когда войска еще стояли на биваках. Вместе с центральными колоннами он весь день находился в зоне огня, под гранатами и ядрами, координируя действия всех союзных армий, которые наступали на Лейпциг с трех сторон – с юга, востока и с севера.
      Формально главнокомандующим был Шварценберг, но все, находившиеся в ставке и на так называемом Монаршем холме, где стояли два союзных императора и прусский король, единодушно считали, что 6 октября руководителем «Битвы народов» был Александр.
      Руководство его не было безупречным. Главным недостатком считают бездействие примерно ста тысяч союзных войск, не участвовавших в боях и оказавшихся сторонними наблюдателями происходящего.
      Вечером, когда сражение затихло, Александр предложил переправить ночью русскую гвардию и гренадер на левый берег реки Эльстер, чтобы перерезать назавтра пути отступления Наполеона, которое Александр считал неизбежным.
      Шварценберг ответил, что солдаты голодны и устали и поэтому не смогут выполнить предлагаемый маневр.
      (Ближайшее будущее показало, насколько прав был Александр, предвидя отступление Наполеона за Эльстер. Однако он не настоял на этом, потому что не был поддержан союзными генералами и Фридрихом Вильгельмом.)
      Было решено наутро идти со всех сторон к Лейпцигу и взять город.
      С рассветом Александр объехал русские полки и, обращаясь к солдатам, сказал: «Ребята! Вы вчера дрались, как храбрые воины, как непобедимые герои; будьте же сегодня великодушны к побежденным нами неприятелем и к несчастным жителям города. Ваш государь этого желает, и если вы преданны мне, в чем я уверен, то вы исполните мое приказание».
      В 7 часов утра 7 октября армии союзников отовсюду устремились к Лейпцигу. Первыми на улицы города ворвались русские полки 26-й дивизии И. Ф. Паскевича из армии Беннигсена. Следом за ними вошли еще две русские дивизии, после чего с востока в город вошла Северная армия Бернадота. Оттуда же вступила в Лейпциг и Силезская армия Блюхера.
      Александр стоял на южной стороне, дожидаясь сообщения о падении города, и, не получив его, решил ехать в Лейпциг, несмотря на то, что там еще шли уличные бои.
      Через Гримаусские ворота он въехал в город, следуя за русским корпусом Витгенштейна и прусским корпусом Клейста.
      В южной части Лейпцига бои уже затихли, в северной – все еще продолжались. Через час Александр остановился на главной площади Лейпцига, и мимо него стали проводить десятки тысяч пленных французов. Среди них оказалось и немало генералов, в том числе и командиры корпусов – Ренье и Лористон, тот самый Лористон, кому довелось быть последним послом Наполеона в России.
      Александр был великодушен и приказал вновь назначенному губернатору Саксонии князю Н. В. Репнину озаботиться участью Лористона.
      Опасаясь окружения, Наполеон вышел за город со стотысячной армией. Он потерял до шестьдесяти тысяч убитыми и ранеными и двадцати тысяч пленными, а также триста двадцать пять орудий.
      Потери союзников составили около пятидесяти тысяч человек.

      Через две недели, 21 октября 1813 года, французская армия перешла Рейн и оставила пределы Германии. Только на севере страны в нескольких крепостях все еще оставались французские гарнизоны.
      Князь Шварценберг, получив известие об отступлении Наполеона за Рейн, таким образом составил маршрут движения союзных войск, что австрийский император Франц должен был первым въехать в древний имперский город Франкфурт. Однако русские узнали об этом, и Александр 24 октября сам въехал в город с семью с половиной тысячами кавалеристов, а на следующий день встретил Франца во Франкфурте на правах гостеприимного хозяина.
      Главная квартира союзников здесь и остановилась, и более чем на месяц к Франкфурту были обращены взоры всех европейских дворов, и десятки коронованных особ стали его завсегдатаями, ища покровительства и союза у Александра, более чем у Франца или Фридриха Вильгельма.
      Между тем в стане союзников начались опасные разногласия: все они, кроме Александра, склонялись к тому, чтобы заключить с Наполеоном мир, если он уйдет во Францию и выведет свои войска из всех покоренных им стран.
      Наконец, 19 ноября на военном совете союзников было решено начинать зимний поход и вторгаться во Францию. 29 ноября Главная квартира выступила из Франкфурта. В начале декабря Александр остановился в Карлсруэ и несколько дней отдыхал там, находясь в обществе своей тещи – марк-графини Баденской, в чьи владения привела его война.
      Затем он переехал в недалекий от Карлсруэ Фрейбург и здесь накануне нового 1814 года отдал приказ о переходе Рейна и вторжении во Францию.
      Вот этот приказ: «Воины! Мужество и храбрость ваша привели вас от Оки на Рейн. Они ведут нас далее: мы переходим за оный, вступаем в пределы той земли, с которою ведем кровопролитную жестокую войну. Мы уже спасли, прославили Отечество свое, возвратили Европе свободу ее и независимость. Остается увенчать подвит сей желаемым миром. Да водворятся на всем шаре земном спокойствие и тишина! Да будет каждое царство под единой собственного правительства своего властью и законами благополучно! Да процветают в каждой земле, ко всеобщему благоденствию народов, вера, язык, науки, художества и торговля! Сие есть намерение наше, а не продолжение брани и разорения. Неприятели, вступая в средину царства нашего, нанесли нам много зла, но и претерпели за оное страшную казнь. Гнев Божий поразил их. Не уподобимся им: человеколюбивому Богу не может быть угодно бесчеловечие и зверство. Забудем дела их, понесем к ним не месть и злобу, но дружелюбие и простертую для примирения руку». 1 января 1814 года, ровно через год после перехода через Неман, русские войска форсировали Рейн и вторглись во Францию. Александр стоял у моста под дождем и мокрым снегом, под холодным и резким ветром, вспоминая прошедший год, начавшийся для него в Литве и закончившийся на границе Франции...

      Главная армия союзников медленно шла по департаментам Франции, построившись в восемь колонн и развернувшись по фронту на триста пятьдесят верст.
      Хотя погода была по-прежнему скверная, Александр большую часть времени ехал не в карете, а верхом. Приучив себя не бояться простуды и хорошо закалившись с детства, он ехал без шинели, в одном мундире, чаще всего парадном, и очевидцы утверждали, что, казалось, будто не на войне происходит все это, а едет русский император на какой-то веселый праздник.
      Останавливаясь на ночлег, Александр принимал представителей местных властей и, как правило, очаровывал своим совершенно свободным и даже изысканным французским языком, которым он владел лучше корсиканца Наполеона, пленяя слушателей еще более ласковым обращением и обещаниями своего покровительства.
      Однако столь идиллические и мирные картины представлялись лишь тем, кто не знал положения дел в Главной квартире. А суть их состояла в том, что три монарха и Шварценберг находились в постоянных распрях и никак не могли договориться о согласованных действиях против Наполеона. Так как они двигались вместе с Главной квартирой, то и останавливались в одном и том же месте.
      Нередко случалось, что Александру среди ночи доставляли срочные и важные донесения, и он вставал с постели, быстро одевался и выходил под дождь и снег, чтобы посоветоваться с Францем, Фридрихом Вильгельмом или Шварценбергом.
      Он, не чинясь, входил в занятые ими дома и, сев на край постели, ждал, пока кто-либо из них прочтет донесение и выскажет свое мнение.
      10 января Главная квартира остановилась в Лангре – городе, лежащем в водоразделе рек Сена и Сона на юго-востоке Парижского бассейна. Здесь впервые Париж из далекого стратегического пункта стал превращаться в близкую ощутимую реалию, находившуюся в шести переходах.
      Сюда, в Лангр, по приглашению Александра приехал Лагарп, и их встреча после двенадцатилетней разлуки была необычайно теплой.
      Здесь же союзники вновь стали обсуждать вопрос: воевать дальше или же вновь выставить перед Наполеоном требование возвратиться в границы 1792 года?
      Споры в Лангре шли около недели. И в тот день, когда они завершились, в ночь с 16 на 17 января, Александр получил извещение, что Наполеон начал наступление на Силезскую армию Блюхера.
      17 января армия Блюхера, выдержав тяжелый бой, отступила. Сражение происходило под Бриенном, где Наполеон с десяти до пятнадцати лет учился в военном училище. В этом бою и Блюхер, и Наполеон едва не попали в плен, но и для того и для другого все обошлось благополучно.
      Союзники отошли на шесть верст к деревне Ля-Ротьер, где Наполеон вновь потерпел поражение, но затем фортуна опять повернулась лицом к своему любимцу, и он в четырех сражениях разбил армию фельдмаршала Блюхера. Это послужило причиной того, что Шварценберг отдал приказ об отступлении союзников. Однако Александр решительно воспротивился и потребовал немедленно остановить гибельную и бессмысленную ретираду и перейти в наступление.
      «Если мое требование не будет исполнено, – сказал Александр, – то я отделюсь от Главной армии со всеми находящимися в ней русскими войсками, соединюсь с Блюхером и пойду на Париж».
      Александр обратился к Фридриху Вильгельму с вопросом, помогут ли пруссаки ему в этом намерении.
      И прусский король согласился с Александром. Австрийцам не оставалось ничего другого, как поддержать русского императора.

      12 марта Александр принял решение идти на Париж, но Шварценберг приказал своим войскам действовать по направлению к Витри, преследуя отступающего Наполеона, который намеренно уводил австрийцев и пруссаков от Парижа. Александр же считал главной задачей занятие Парижа и пошел напрямую к французской столице.
      Русский император со своим штабом догнал Шварценберга, вместе с которым ехал и прусский король, остановил их и, разложив перед ними карту, сумел быстро убедить и того и другого в правильности своего плана.
      Шварценберг тут же послал приказы всем корпусам Богемской армии менять направление движения и идти на Париж.
      Для того чтобы Наполеон был введен в заблуждение, вслед его войскам, уходившим к Сен-Дизье, был послан крупный кавалерийский отряд, которым командовал генерал барон Винценгероде. Ему было приказано высылать вперед квартирмейстерские команды для мнимого заготовления квартир союзным монархам, чтобы лазутчики и осведомители Наполеона сообщали ему о движении главных сил по его пятам.
      13 марта союзники начали наступление на Париж. В этот же день их кавалерия при деревне Фер-Шампенуаз нанесла стремительный удар по корпусам Мармона и Мортье, шедшим на соединение с главными силами Наполеона. Двадцать три тысячи французских пехотинцев при восьмидесяти двух орудиях были атакованы шестнадцатью тысячами кавалеристов, которыми командовал Барклай-де-Толли. Французы, выдвинув вперед артиллерию, встали в огромное ощетинившееся штыками каре. Предложение сдаться они отвергли и были смяты и изрублены русскими кирасирами, драгунами и уланами.
      Одновременно с этим севернее Фер-Шампенуаза
      2-й кавалерийский корпус под командованием генерал-лейтенанта барона Ф. К. Корфа атаковал пехотные дивизии генералов Пакто и Аме и тоже разбил их.
      Александр лично руководил этим боем. Как и солдаты Мармона и Мортье, дивизии Аме и Пакто тоже встали в каре и тоже отказались сдаваться.
      Русская кавалерия начала беспощадную рубку пехоты. Александр, видя это и желая прекратить кровопролитие, отдал приказ прекратить бой, но в пылу борьбы офицеры не могли остановить своих подчиненных.