Иван Иванович Красный оставил своей жене двоих сыновей: Дмитрия, родившегося 12 октября 1350 года, и Ивана – младшего сына, вскоре умершего.
      Дмитрию в день смерти отца было девять лет. Он-то и наследовал от умершего титул Великого князя Владимирского и Московского.
      Через тридцать лет он получил прозвание Донского.
      Главой боярского правительства при малолетнем Дмитрии и одновременно его опекуном стал, по воле покойного Ивана Ивановича Красного, митрополит Алексий.
      Весьма важным было и то, что под властью Алексия находилась и Русская православная церковь, ставшая духовным оплотом державы.
      Необычайно умный, авторитетный и волевой, митрополит с самого начала своего регентства вступил в решительную борьбу за то, чтобы Дмитрию был передан владимирский великокняжеский стол, а вместе с тем, по установившейся уже традиции, передан был и ярлык на сбор дани по всей Руси.
      Борьба была длительной и сложной. Сначала соперником Дмитрия Ивановича оказался князь Нижегородский Дмитрий Константинович, который сумел получить у хана Ноуруза ярлык на Великое Владимирское княжество и 22 июня 1360 года занял Владимирский стол. Он пользовался поддержкой своего брата – нижегородского князя Андрея, наследовавшего Нижегородский стол от Дмитрия Константиновича, а также поддержкой Новгородской республики и ростовского князя Константина Васильевича.
      Между тем в Золотой Орде с 1357 по 1380 год на престоле перебывало около тридцати ханов. В 1357 году Великим ханом стал чингисид Бердибек. Однако фактическую власть он передал темнику Мамаю, своему зятю. Мамай не был чингисидом и после смерти Бердибека, последовавшей в 1361 году, продолжал править через подставных ханов, меняя их на троне каждый год. Мамай постоянно мешал консолидации русских земель, более всего опасаясь усиления Москвы, как ее центра. И все же, несмотря на это, в обход Мамая в 1362 году Алексию удалось получить от хана Мюрида для Дмитрия Ивановича ярлык на Владимирский стол. Однако Дмитрий Константинович из Владимира не ушел, и тогда московские рати выбили его из города.
      Все это происходило одновременно с успешной вооруженной борьбой московских войск с Великим княжеством Литовским, которое, кроме всего прочего, оказывало постоянную помощь традиционному сопернику Москвы – Твери. На престоле тверского княжества в эти годы находился князь Михаил Александрович, непрерывно интриговавший в Орде. Пользуясь постоянной сменой ханов и неразберихой, царящей возле Мамая, он в 1370, 1371 и 1375 годах получал великокняжеские ярлыки, но во Владимире утвердиться не смог.
      Важную роль в эти годы сыграли враждебные отношения между Дмитрием Константиновичем и его родным братом Борисом, захватившим Нижний Новгород. Эта вражда привела Дмитрия Константиновича в лагерь друзей Москвы.
      В 1366 году, когда Дмитрию Ивановичу исполнилось шестнадцать лет, Дмитрий Константинович выдал за него свою дочь Евдокию.
      С этого времени значение Дмитрия и в делах государственных резко возросло.

      Мы уже познакомились с политической деятельностью митрополита Алексия, возглавлявшего правительство Москвы в годы детства и юности Дмитрия Ивановича.
      Теперь остановимся на вопросах развития Москвы и ее градостроительства при митрополите Алексии.
      В 1365 году на месте конюшенного двора ордынских баскаков, полученного Алексием от Тайдулы, митрополит всея Руси заложил монастырь во имя чуда Архангела Михаила, который обычно называли Чудовым монастырем. Владыка Русской православной церкви оснастил этот особый митрополичий монастырь богатой церковной утварью, книгами, отдельные из которых сохранились до сих пор. На смертном одре Алексий написал завещание, согласно которому Чудову монастырю передавалось много сел.
      Чуть раньше Алексий основал Андроников монастырь, заложил на его территории церковь Нерукотворного Спаса.
      Этот монастырь был построен митрополитом всея Руси по обету, который он дал во время жестокой бури в Черном море, которая застала его на обратном пути из Константинополя. Местность, выбранная им на берегу Яузы, называлась Болванской. По ней проходил путь ордынских послов, приезжавших в Москву с ханскими болванками или басмой.
      Перед тем как основать монастырь, Алексий ходил к преподобному Сергию. Тот одобрил идею строительства монастыря и дал митрополиту своего ученика Андроника, руководившего работами. Преподобный Сергий и митрополит Алексий благословили место закладки, и в 1361 году каменный храм был построен. Здесь под руководством преподобного Андроника воспитывались великие русские иконописцы Андрей Рублев и Даниил Черный.
      Согласно мнению некоторых специалистов, Алексий основал на Остоженке по просьбе своих сестер Евпраксии и Юлии еще один монастырь, Алексеевский, на том месте, где в настоящее время находится Зачатьевский монастырь. Позже, в правление Василия III, Алексеевский монастырь перенесли на Чертолье (это слово произошло от названия Черторый – ручья, роющего овраги). В XIX веке на месте Алексеевского монастыря в Чертолье поставили храм Христа Спасителя, а монастырь, основанный митрополитом всея Руси, перенесли за Красный пруд. (Красный пруд сохранился и поныне, имея то же название.)
      После знаменитого Всесвятского пожара 1365 года по совету и благословению митрополита всея Руси великий князь Дмитрий Иванович и его двоюродный брат Владимир Андреевич, князь Серпуховской, в короткие сроки обнесли Боровицкий холм каменными крепостными стенами.
      Митрополит Алексий умер 12 февраля 1378 года. Мощи его почивали в Чудовом монастыре в Москве.
      Константинопольский патриарх после смерти митрополита Алексия написал грамоту: «Спустя немного времени скончался великий князь московский и всея Руси (речь идет об Иване Красном), который перед своей смертью не только оставил на попечение тому митрополиту своего сына, нынешнего великого князя – Дмитрия, но и поручил управление и охрану всего княжества, не доверяя никому другому ввиду множества врагов внешних, готовых к нападению со всех сторон, и внутренних, которые завидовали его власти и искали удобного времени захватить ее».
      Этой характеристикой будет уместно завершить рассказ о митрополите Алексии, хотя автор немного забежал вперед, доведя дело до 1378 года.

      Вступив в пору возмужания, Дмитрий Иванович столкнулся не только с проблемами внешнеполитическими, но и с не менее сложными и злободневными вопросами внутренней политики. И здесь перед ним встала жгучая проблема структуры и реалий власти, особо актуальная для человека, желающего обладать всей ее полнотой. Реальной угрозой великокняжеской власти, по мнению Дмитрия Ивановича, были тысяцкие – начальники городского ополчения, назначавшиеся князем из виднейших бояр. В Москве должность тысяцкого стала наследственной и по стечению обстоятельств именно в конце 70-х годов XIV столетия превратилась в сильный противовес великокняжеской власти.
      Как и всякий общественный институт, власть тысяцких и перипетии, с нею связанные, имели не сиюминутный характер, а коренились в прошлом. Однако редко где и когда достаточно внятно рассказывалось об этом.
      Исходя из того, что многие стороны деятельности Дмитрия Ивановича освещены довольно подробно, расскажем здесь пером А. П. Торопцева о тысяцких второй половины XIV века.
      Вернемся во времена Ивана Ивановича Красного и предоставим слово А. П. Торопцеву.
      ...На рассвете 3 февраля 1356 года, когда звонили к заутрене, когда появились на снежных скрипучих улицах первые москвичи, на городской площади был обнаружен труп тысяцкого Алексея Петровича Хвоста. Подобного в Москве еще не было. Даже расправа Юрия Владимировича над Степаном Ивановичем Кучкой в 1147 году так не встревожила обитателей Боровицкого холма и окрестных сел, как это странное, страшное, таинственное убийство.
      Великий князь Иван II Иванович растерялся, не зная, что делать. Люд волновался – Алексей Петрович Хвост пользовался авторитетом у горожан. Кто мог убить тысяцкого? Кому была нужна смерть этого человека? Москвичи начали искать виновного. Подозрение пало на бояр Вельяминовых, у которых были свои счеты с Алексеем Петровичем. Страсти быстро накалялись. В городе запахло бунтом, кровью, самосудом.
      Род Вельяминовых, если верить летописным источникам, берет свое начало от варяга Шимона. Его сын, Георгий Симонович, являлся учителем, другом, советником, а по сути дела, соправителем и сподвижником Юрия – сына Владимира Мономаха – в Ростово-Суздальском княжестве. Некоторые источники называют его тысяцким в Ростове. Он сделал очень много для развития и усиления Заокского края. Его потомок Протасий был тысяцким при Иване Калите. Тысяцкий в Москве имел власти больше, чем тысяцкие в других городах Руси: он ведал военными и мирскими делами.
      Но при Иване Калите порядок вещей изменился, и тысяцким стал Алексей Петрович Хвост. Летописцы не уточняют, по какой причине сын Даниила Александровича произвел эту замену. Быть может, виною тому стала смерть Протасия, но если вспомнить, что должность эта, хоть и получали ее бояре от князя, часто переходила по наследству, то даже кончина потомка Георгия Симоновича не может полностью объяснить причину смены тысяцких.
      В первые годы правления Семена Гордого должность тысяцкого принадлежала А. П. Хвосту. Но он «вшел в коромолу к великому князю», и тот сменил его на Василия Протасьевича Вельяминова. Более того, заразившись чумой, Семен Гордый взял у родных братьев клятвенное обещание не принимать крамольника и даже его детей к себе на службу в Москву. В духовной этого великого князя много неясного, но... чем же так провинился Алексей Петрович Хвост перед Семеном Гордым?
      Некоторые ученые, ссылаясь на данные родословных книг, отождествляют А. П. Хвоста с боярином Алексеем Босоволковым. А хорошо известно, что этому человеку Семен Иванович доверил привезти из Твери свою невесту, Марию Александровну. Обычно подобные дела поручают только тем, кого очень уважают, ценят, к кому относятся по-дружески. Кроме того, отец Алексея, Петр Босоволков, был у великого князя московским наместником.
      Кто же и за что мог убить Алексея Петровича Хвоста?
      Вельяминовы? Но отношения между ними и А. П. Хвостом были известны и во дворце великокняжеском, и во всем городе. И коль скоро Хвоста хорошо знали и любили горожане и купцы, то потомки Шимона Вельяминовы вряд ли решились бы на это крайнее средство.
      М. Н. Тихомиров называет убийство А. П. Хвоста своего рода этапом борьбы старого мира (а он ассоциировался с вече) с новым миром, с единодержавной властью. Вполне возможно, что Хвост, близкий к купцам и населению, имел старые московские корни, уходящие во вторую половину XI века, когда в окрестностях Боровицкого холма стали возникать красные села. А если вдруг окажется, что Хвост является потомком... Степана Ивановича Кучки, то и это легко будет оправдать и логически осмыслить.
      Москва – город тихий. За два века здесь произошло всего два громких убийства: знатного боярина (а может быть, тысяцкого) Кучки и тысяцкого Алексея Хвоста. И то, и другое убийство оказывалось на руку сторонникам самодержавной власти, для которых усиление исполнительной власти, как сказали бы сегодня, было всегда опасно. Как в 1147 году, так и в 1356-м им важно было искоренить у местных бояр привычку к власти, заставить их забыть о прежних правах и привилегиях, в том числе о передаче должностей по наследству.
      Алексей Петрович Хвост не устраивал великих князей именно своими «старорежимными» выходками, близостью к населению, особенно к купцам, тягой к вече, а возможностью обратиться к народу на вече в случае нужды был даже опасен. Впрочем, это только версии, которые можно множить до бесконечности именно потому, что дело не расследовано, дело неясное, а «свидетельские показания» немногочисленны, сбивчивы и противоречивы.
      Летописец пишет, что «убит он был неведомо от кого и неведомо кем, только оказался лежащим на площади; некоторые говорили, что на него втайне совещались и составили заговор, и так ото всех общей думой, как Андрей Боголюбский от Кучкович, так и этот пострадал от дружины». Некоторые летописи с «общей думой» связывают бояр, «нецые же глаголют, яко общею думою боярскою убьен бысть».
      Много версий и самых разных предположений этого загадочного убийства было уже в те дни февраля 1356 года. Город находился на грани бунта. Иван Кроткий пассивно ожидал грядущих событий. На шумной площади все чаще повторялась фамилия Вельяминовых. Над потомками Шимона нависла смертельная опасность. Защититься от буйной толпы они бы не смогли. Иван Кроткий защищать их, по всей видимости, не собирался.
      У них остался один шанс спастись от разъяренной толпы. В тихую лунную ночь из Кремля к Москве-реке выехали сани. В них сидели в богатых тулупах два больших боярина, Михаил Александрович и Василий Васильевич Вельяминов, сын Василия Протасьевича, а также их дети, жены. Они бежали в Рязань и там переждали волнения в городе.
      Москва шумела несколько дней, затем страсти поугасли. Но память была еще свежа, и в любую минуту бунт мог вспыхнуть с новой силой. Только на следующий год, когда люди в своих извечных заботах о хлебе насущном стали забывать странное убийство Алексея Петровича Хвоста, Иван Иванович пригласил в Москву Вельяминовых, и потомки варяга Шимона вновь завладели местом тысяцкого. Им стал Василий Васильевич Вельяминов.
      Иван Иванович, человек тихий, незлой, вернул роду Вельяминовых не только место тысяцкого, они получили возможность богатеть и вообще усилились во всех отношениях. А усилившись, начали заметно влиять на политику великих князей. Как они воспользовались этой возможностью, говорит история, произошедшая шесть лет спустя после смерти Ивана Кроткого, на свадьбе его сына Дмитрия Ивановича.
      Перед самыми торжествами в княжеском дворце бесследно исчез прекрасной работы пояс, украшенный драгоценными камнями. Его подменили поясом похуже. Как пишут летописцы, подмену не заметили. Но кто не заметил? Сам князь Дмитрий Иванович? Его мать? Нет, такого быть не может. Наверняка юный князь примерял свадебную одежду за несколько дней до свадьбы, и пояс он и его приближенные видели. И видел его тот, кто рискнул осуществить подмену. И наверняка Дмитрий Иванович догадался, кто сделал это.
      Свадьба от этого не пострадала... Великий князь с помощью бояр и митрополита всея Руси Алексия вершил великие дела. Но в 1373 году, после смерти Василия Васильевича Вельяминова, Дмитрий Иванович упразднил должность тысяцкого. Это был точно выверенный ход. При жизни Василия Васильевича отменить должность тысяцкого было невозможно, несмотря на то что великого князя поддерживали бояре, митрополит, воеводы: такую громадную власть захватили в свои руки потомки Шимона.
      Сын умершего тысяцкого, Иван Васильевич, не смирился с приговором судьбы. Некоторые специалисты считают, что он после смерти отца некоторое время был тысяцким. Но сколько именно времени – несколько дней, месяцев, – никто не уточняет. Так или иначе, но Иван Васильевич вдруг совершает отчаянный шаг, бежит в Тверь вместе с Некоматом Сурожанином, по-видимому греком, торговавшим в Суроже и имеющим авторитет в Орде, – странный ход сына последнего тысяцкого и столь же странная связь его, потомственного вельможи, с богатым купцом.
      Некомат Сурожанин через два года после бегства из Москвы отправляется в Орду и 14 июня 1375 года привозит ярлык на великое княжение... князю тверскому Михаилу Александровичу!
      Вот о чем мечтали потомственные тысяцкие, имевшие в Москве практически безграничную власть и громадные средства: управлять не только Москвой, но и князьями манипулировать, и страной. О каких-либо других преступлениях Василия Васильевича, Ивана Васильевича, Некомата Сурожанина летописи не сообщают, да, видимо, им незачем было грешить по мелочам. Они властвовать мечтали. У них для этого было все необходимое: потомственная гордость, чванство, средства, авторитет, связи, опыт, ум и практическая смекалка. У них не было только одного – наследственной связи с родом Рюриковичей.
      Почему так произошло в Восточной Европе? Почему Рюриковичи безраздельно правили Киевской Русью, Владимиро-Суздальским, затем Московским княжеством вплоть до Бориса Годунова, почему даже такие мудрые организаторы и государственники, какими, вне всякого сомнения, были Георгий Симонович и его потомки, должны были ограничиваться «долей» тысяцких? Ответов на эти вопросы много. Но чтобы понять, в какое время происходили описываемые события, достаточно вспомнить забавный эпизод, произошедший уже после Куликовской битвы между темником Мамаем, по сведениям даже русских летописцев – неплохим организатором, но, к его несчастью, безродным, и ханом Орды Тохтамышем – потомком Чингисхана. Они встретились на поле битвы на берегах печально известной для русских князей реки Калки в 1380 году. У Мамая сил было чуть больше, чем у Тохтамыша, но перед самой битвой несколько туманов темника перебежали к потомку Чингисхана, в результате чего Мамай потерпел сокрушительное поражение. Время было такое. Время наследственных вождей.
      На Руси правили Рюриковичи. Они близко не подпускали к себе представителей низших, не правящих родов, женились и выходили замуж только за наследственных, потомственных принцесс и принцев, княгинь и князей. Нарушалось это неписаное правило в редчайших случаях.
      Такие энергичные и влиятельные люди, какими были московский тысяцкий Василий Васильевич, его сын Иван, да и темник Мамай тоже, смириться с подобным положением дел не могли. Они делали все, чтобы не тем, так иным путем преодолеть барьер, установленный перед ними судьбой.
      Василий Васильевич Вельяминов... подменил драгоценный пояс князя Дмитрия Ивановича и передал его своему сыну Николаю, человеку очень хитрому. Он был женат на старшей сестре жены Донского. Старшего брата, Ивана, бежавшего в Тверь, он не поддержал, не проявил к нему сострадания в тот трагический день, когда Ивана Васильевича, пойманного в 1379 году в Серпухове, повели на Кучково поле казнить.
      То была первая в Москве публичная казнь. Официально сына последнего тысяцкого обвинили в том, что он, будучи в Орде (куда прибыл из Твери), послал своего попа в 1378 году в Москву с мешком «злых, лютых зелий». Попа схватили после битвы на Воже. Конечно же поп ни в чем не сознался, но мешок с зельем явился страшной уликой. В Москве всем стало ясно, что Иван Васильевич хотел отравить Дмитрия Ивановича. 30 августа 1379 года повели его на Кучково поле и «казнили мечом до обеда, в 4 часа дня». Народу собралось много. Люди плакали, вспоминая благородство и величие Ивана Васильевича. По всей видимости, он действительно был благородным человеком. Благороднее своего младшего брата, владельца краденого пояса. Хотя внешне все выглядит иначе. Николай во всем поддерживал Дмитрия, предводительствовал коломенским полком в Куликовской битве, погиб в ней смертью храбрых... Казалось бы, никаких претензий нельзя предъявить этому человеку. Кроме одной – сокрытия драгоценного пояса, который после гибели Николая Васильевича (по летописи – Микулы Васильевича) перешел к его дочери, вышедшей замуж за боярина Ивана Дмитриевича Всеволжского, а не в руки законного владельца. Всеволжский и стал обладателем краденого пояса, который послужит через полвека поводом к последней распре русских князей.

      Через полтора года после описанных событий в Орде было принято решение идти походом на Москву. Не следует думать, что казнь Вельяминова была причиной такого решения, но и она являлась подтверждением того факта, что власть Дмитрия еще более усилилась, а это представляло несомненную опасность для Орды.
      Летом 1380 года более чем стотысячная татаро-монгольская рать, возглавляемая самим Мамаем, двинулась с северо-востока к Оке, а с юга шел к Оке союзный Мамаю Великий Литовский князь Ягайло.
      Узнав об этом, Дмитрий Иванович разослал гонцов к союзным Москве русским князьям от Белого озера и Ярославля до Брянска. Под его знамена вскоре пришло примерно столько же войск, что и у Мамая. К 15 августа все русские рати должны были прийти в Коломну, а Дмитрий отправился в Троицкий монастырь, игуменом которого вот уже более четверти века был отец Сергий, славившийся по всей Руси своей святостью и мудростью.
      Князь Дмитрий попросил у Сергия благословения на битву, получил его и, взяв с собою в поход двух монахов – Александра Пересвета и Романа Ослябю, вышел навстречу неприятелю.
      К концу августа все русские войска собрались при слиянии Оки и Лопасни и 1 сентября, переправившись на южный берег Оки, двинулись к Дону, куда уже подходили ордынские рати.
      В ночь с 7 на 8 сентября 1380 года войска перешли через Дон и утром выстроились в боевые порядки на огромном Куликовом поле.
      Впереди стал Передовой полк, за ним – Большой полк, а на его флангах – полки Правой и Левой руки. За левым флангом в густой дубраве спрятался Засадный полк, которым командовал московский воевода, князь Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский.
      Сражение, по свидетельству летописи, началось поединком Пересвета со знаменитым ордынским богатырем Темир-Мурзой, который у русских был известен как богатырь Челубей.
      Воины помчались навстречу друг другу, как «стрелы, выпущенные из лука». Они сшиблись на бешеном скаку и оба пали замертво. Вслед за тем две человеческие лавы кинулись в смертный бой.
      Незадолго перед тем князь Дмитрий Иванович снял с себя дорогие доспехи и надел их на своего любимца Михаила Бренка, поставив его под великокняжеское знамя, а сам, одевшись простым воином, вошел в ряды Большого полка и смешался с ратниками.
      Битва началась с того, что неприятельская конница смяла Передовой полк и стала теснить Большой. Русские рати стали отступать по всему десятиверстному фронту, неся тяжелые потери. Потом летописцы записали, что на Куликовом поле «кровь лилась, как вода, лошади шли по телам павших, воины задыхались от тесноты, а пешая русская рать сначала гнулась, как трава под ветром, а потом легла, как скошенное сено».