Конец XIX века: власть и народ

      Но официозная проправительственная пресса скрывала правду о ходе этой войны, когда речь шла о таких событиях, как бои на Шипкинском перевале или под крепостью Плевна. После переправы через Дунай корпус генерала Радецкого подошел к Шипкинскому перевалу. Бои за него были очень тяжелыми и продолжительными, но в сообщениях из штаба Радецкого встречалась постоянная фраза: «На Шипке все спокойно», – хотя из других газет явствовало, что отряд Радецкого обстреливается турками с трех сторон, а солдаты голодают, мерзнут и терпят великие мучения. Однако русская армия в боях за Болгарию проявляла массовый героизм и отличалась высокими чувствами гуманизма и сострадания к угнетенным турками христианам.
      В действующей армии находился и храбрый и талантливый офицер – принц Александр Баттенбергский, доводившийся императору племянником по его жене Марии Александровне. В 1877 году Александру Баттенбергу было 20 лет, и он делал на военном поприще первые шаги. Родившись в Германии, он там же получил и военное образование, едва успев к 1877 году закончить офицерское училище в Дрездене. В русскую армию он пошел не просто добровольцем, а ревностным поборником идеи освобождения Болгарии, поэтому храбро дрался и на Шипке, и под Плевной, где русскую армию постигла первая неудача. Осман-паша разбил войска великого князя Николая Николаевича, после чего турки, овладев инициативой, нанесли еще один сильный удар. Александр отдал приказ об отступлении и перенес свою ставку в деревню Горний Студень, лежавшую в 25 километрах от Дуная. Отошли на север и штаб-квартира Николая Николаевича, и войска Гурко, оставившие перевалы.
      Занятый с рассвета до глубокой ночи, Александр тем не менее почти каждый день писал Долгоруковой. Его письма к ней – убедительное свидетельство того, что их отношения стали не только серьезнее и глубже, но приобрели и новое качество: Екатерина Долгорукова была для Александра тем же, чем Екатерина I для Петра Великого в Прутском походе – его опорой, надеждой и хранительницей его откровений. Вечером 8 июля 1877 года, когда первый приступ русских был отбит, царь писал Екатерине Михайловне. «Величайшая ошибка заключалась в том, что генерал Крюденер, зная численное превосходство турок, решился все-таки их атаковать, исполняя полученный приказ». Истинным виновником был Николай Николаевич, отдавший приказ, но Александр даже Долгоруковой не признался в этом. «Если бы он, – продолжал Александр, – имел мужество ослушаться приказа, то он сохранил бы более тысячи человеческих жизней и избавил нас от полного поражения».
      Сообщив Долгоруковой о военных делах, царь делится с ней и новостями дипломатическими: «Сегодня утром я получил более удовлетворительные известия из Лондона... Англичане совершенно изменили тон и готовы оказать давление на Турцию, чтобы заставить ее просить у нас мира на условиях, которые мы предложим. Боюсь только, что разгром под Плевной даст им возможность вновь изменить тон и сделает турок еще более заносчивыми».
      После второго неудачного приступа Плевны, произошедшего 18 июля и еще более кровавого, чем первый, пришлось просить о помощи румын, тут же приславших 40-тысячный корпус под командованием князя Карла Гогенцоллерна, правившего Румынией с 1866 года под именем Кароля I. Это стабилизировало положение, но не переломило xoд войны. Стремясь к победе, русские войска 31 августа начали третий штурм Плевны, но и он был отбит с огромными для русских потерями. Удрученный этим, Александр писал Долгоруковой: «Господи, помоги нам окончить эту войну, обесславливающую Россию и христиан. Это крик сердца, который никто не поймет лучше тебя, мой кумир, мое сокровище, моя жизнь!»
      1 сентября Александр созвал военный совет, который принял решение продолжить войну. Расчет строился на том, что осажденный турецкий гарнизон Плевны рано или поздно сдастся на милость осаждавших, так как у него на исходе было продовольствие, а подвоз давно уже был перекрыт русскими войсками. Правда, приближавшаяся зима ставила и русских в очень тяжелое положение, но русское командование рассчитывало, что у его солдат терпения и способностей пережить голод и холод больше, чем у кого бы то ни было. Время показало, что генералы Александра II оказались правы. 28 ноября 38-тысячный гарнизон Плевны вышел из крепости, предпочтя смерть в бою смерти от голода. Они пошли на прорыв русских и румынских позиций, но были остановлены и подвергнуты мощнейшему артиллерийскому обстрелу. И лишь тогда их тяжело раненный Осман-паша согласился на капитуляцию. Осман-пашу отправили в Бухарест, а Александр приказал отслужить в крепостной цитадели благодарственный молебен и после этого щедро осыпал победителей орденами и другими наградами.
      После взятия Плевны стало ясно, что в войне наступила новая фаза. Наиболее трудное, как правильно считал Александр, осталось позади, и он мог позволить себе оставить армию. Накануне нового, 1878-го года Александр и Екатерина Михайловна отправились в Петербург. А русские войска в 20-градусный мороз, сбивая турок с хорошо укрепленных позиций, перешли Балканы и вступили в Центральную и Южную Болгарию. Через месяц турки запросили перемирия, но Александр приказал продолжать наступление, и 19 января 1878 года передовые отряды Гурко и молодого генерала М. Д. Скобелева оказались всего в 30 километрах от Константинополя, реально угрожая вторжением в столицу Турции.
      35-летний генерал Скобелев отличался необыкновенным хладнокровием и большой храбростью. Рассказывали, что как-то раз он писал приказ, сидя на открытом воздухе вблизи неприятельских позиций. Он уже подписал приказ и хотел наклониться, чтобы, по старому обычаю, засыпать чернила песком, как вдруг совсем рядом разорвался турецкий снаряд, и бумагу засыпало песком. «Что-то нынче турки особенно внимательны ко мне: на каждом шагу стараются оказать мне какую-нибудь услугу», – проговорил Скобелев весело.
      19 февраля, через месяц после того как войска Гурко и Скобелева остановились у стен Константинополя, в местечке Сан-Стефано, расположенном в окрестностях турецкой столицы, русские уполномоченные граф Н. П. Игнатьев и А. И. Нелидов и турецкие уполномоченные Сафвет-паша и Саадулла-бей подписали мирный договор. Согласно ему, Сербия, Румыния и Черногория получали полную независимость, а Болгария, Босния и Герцеговина становились автономными территориями. Болгария освобождалась от присутствия турецких войск и получала право избрать собственного князя. Россия возвращала себе земли и города, отошедшие к Турции по Парижскому договору 1856 года. В тот же день Николай Николаевич послал царю телеграмму, в которой, поздравляя брата с заключением мира, писал: «Господь сподобил Вас окончить начатое Вами святое дело: в самый день освобождения крестьян Вы освободили христиан от мусульманского ига».
      Однако все великие державы (кроме Франции) были напуганы результатами Сан-Стефанского мира. Чтобы низвести успехи России до минимума, Англия, Австро-Венгрия и Бисмарк, не простивший Александру его позиции по отношению к Германии в 1875 году, развили бешеную инициативу. 1 июня 1878 года они созвали в Берлине Конгресс, на котором присутствовали представители Германии, Англии, Австро-Венгрии и России. Франция, Италия и Турция были приглашены в Берлин без права решающего голоса.
      Инициаторы созыва Конгресса расчленили Болгарию, отняли у Румынии часть Бессарабии и свели дело к тому, что глава русской делегации канцлер Горчаков должен был с горечью констатировать: «Мы потеряли сто тысяч солдат и сто миллионов золотых рублей в этой кампании, и все наши жертвы были напрасными». Такой итог переговоров объяснялся тем, что в российской казне на ведение войны не было денег, а ряды армии беспощадно косила эпидемия тифа. Но еще за 12 дней до начала Конгресса канцлер Горчаков вынужден был подписать с англичанами тайное соглашение, предопределявшее содержание заключительного документа, а 23 и 25 мая Англия подписала конвенции с Турцией и Австрией, зафиксировавшие общую политическую линию в переговорах с Россией. Так как все предварительные переговоры велись в глубокой тайне, то результаты Конгресса оказались для русских неожиданными и ошеломительными. И когда в России и Болгарии узнали о произошедшем, то у множества даже далеких от политики людей это вызвало не просто разочарование, но сильнейшую ненависть к правительству и самому императору Александру, которого считали виновником нового национального позора России.

ГИДРА ТЕРРОРА ПОДНИМАЕТ ГОЛОВЫ

«Что получил он в награду?»

      Французский дипломат Жорж Морис Палеолог так описывал состояние Александра в конце 1878 года. «Порой им овладевала тяжелая меланхолия, доходившая до глубокого отчаяния. Власть его более не интересовала. Все то, что он пытался осуществить, кончалось неудачей. Никто из других монархов не желал более его счастья своему народу: он уничтожил рабство, отменил телесные наказания, установил суд присяжных, провел во всех областях управления мудрые и либеральные реформы. В отличие от других царей он никогда не стремился к кровавым лаврам славы. Сколько усилий потратил он, чтобы избежать турецкой войны, навязываемой ему его народом! И после ее окончания он предотвратил новое военное столкновение... Что получил он в награду за все это? Со всех концов России поступали к нему донесения губернаторов, сообщавших, что народ, обманутый в своих чаяниях, во всем винил царя. А полицейские донесения сообщали об угрожающем росте революционного брожения.
      Смятенной душой он невольно стремился к единственному человеку, пожертвовавшему для него своей честью, светскими удовольствиями и успехами, к человеку, думавшему об его счастье и окружавшему его знаками страстного обожания».
      Устав от нелепой многолетней игры в тайные свидания на чужой квартире, Александр решился на отчаянный шаг, приказав поселить фрейлину Долгорукову и ее детей в Зимнем дворце – прямо над собственными апартаментами. Им были отведены три точно такие же комнаты, как и у него самого, и без всяческой утайки поставлен лифт, соединявший их квартиры. Александр прекрасно понимал, что этот поступок вызовет взрыв негодования в его «Большой» семье и станет скандальной великосветской сенсацией, затмив все прочие происшествия такого рода. Однако более сенсационными стали все чаще и чаще повторявшиеся кровавые и необыкновенно дерзкие покушения на жизнь виднейших сановников России, а затем и на самого императора.

«Земля и воля»

      После возвращения из Болгарии император Александр почти сразу же стал объектом охоты для заговорщиков из подпольной террористической организации «Народная воля». Правда, еще до этого Александру не раз приходилось слышать о деятельности их предшественников, входивших в другие революционные организации.
      Первая тайная революционная организация «Земля и воля» родилась вскоре после того, как было уничтожено крепостное право. В конце 1861 года возникло сообщество молодых в основном людей, заявивших, что России нужны «земля мирская, воля народная, да правда человеческая», а также Земский Собор и свободная Польша. Руководили этой организацией из Лондона русские эмигранты – 50-летние Герцен, Огарев и Бакунин, происходившие из хороших дворянских семей. Они уехали из России, когда в ней ни «Землей», ни «Волей» и не пахло, а пахло кровью и порохом, ибо шпицрутены и расстрелы при государе Николае Павловиче были повседневным явлением. И потому эмигранты честно и громко говорили об этом и звали Русь к топору. А когда рабство пало, звать к топору было вроде бы уж и ни к чему, но других песен они не знали.
      «Земля и воля» распалась и возродилась лишь через 13 лет, но уже в ином обличьи. Ее организаторы теперь предлагали всем просвещенным миром пойти в народ и убедить крестьян, что их спасение и правда в том, чтобы в их руках оказалась вся земля, а воля бы их была в том, чтобы империя оказалась поделенной на части «соответственно местным желаниям». Сначала организация называлась «Северная революционно-народническая группа», и только с 1878 года она стала называться «Земля и воля». С такими призывами и пошли в народ сотни пропагандистов, отправились они на Волгу и на Дон, в Тамбовскую и Воронежскую губернии, на Кавказ, Урал и даже в Сибирь.
      В обновленную организацию вошли все социалисты-народники, до того рассеянные по другим революционным кружкам и организациям. Вскоре всей России стали известны А. Д. Михайлов, М. А. Натансон, А. Д. Оболешев, В. А. Осинский, О. В. Аптеклян, Г. В. Плеханов, Н. А. Морозов, С. Л. Перовская, Л. А. Тихомиров, В. Н. Фигнер и другие. Сначала и в новой «Земле и воле» преобладали умеренные настроения, и большинство ее членов считали главным содержанием в деятельности организации просветительскую работу среди крестьян, рабочих и студентов. Однако помимо учителей, землемеров и акушерок в этой организации были и профессионально подготовленные террористы. 24 января 1878 года, в собственном кабинете на Адмиралтейском проспекте Петербурга выстрелом из револьвера в упор был тяжело ранен петербургский градоначальник генерал-адъютант Ф. Ф. Трепов. В него стреляла 28-летняя учительница-дворянка, в прошлом политическая ссыльная В. И. Засулич. Ей не было еще и 20 лет, когда она вошла в террористическую группу С. Г. Нечаева – выдающегося честолюбца, интригана и мистификатора, создавшего в 1869 году тайную организацию «Народная расправа». Почти сразу же нечаевцы (в основном студенты Петровской сельскохозяйственной академии) по его приказу убили своего товарища И. И. Иванова, обвинив его в предательстве, хотя улик против него было недостаточно. Сделано это было для того, чтобы «сцементировать организацию кровью».
      С. Г. Нечаев призывал идти ради революции на самые крайние меры. В своем программном сочинении «Катехизис революционера» он требовал от членов организации подавлять в себе всякое человеческое чувство, мешавшее революции. Он считал, что надо порвать с окружающим миром, стать яростным и беспощадным его врагом, порвать с его законами и приличиями, нравственностью и гуманизмом; не останавливаться перед убийствами, шантажом, провокациями, обманом и запугиваниями, беспрекословно выполняя приказы, исходившие из законспирированного революционного центра. После убийства Иванова Нечаев бежал за границу, но через 3 года был арестован в Швейцарии, передан в Россию и приговорен к 20 годам каторги. Когда он еще сидел в Алексеевском равелине Петропавловской крепости, В. И. Засулич и совершила покушение на Трепова. На суде она объяснила свой поступок тем, что мстила за заключенного студента-революционера Боголюбова, которого Трепов приказал высечь розгами за нарушение режима. Засулич предстала перед детищем Александра II – судом присяжных, и суд всего за одно заседание 31 марта 1878 года оправдал ее. Восторженная толпа, осаждавшая здание петербургского Окружного суда, вынесла героиню процесса на руках, засыпав и ее, и ее адвоката П. А. Александрова цветами.
      Не меньшая популярность выпала и на долю председателя Окружного суда, который вел это дело, – А. Ф. Кони. Оправдательный приговор был вынесен в то время, когда вслед за покушением на Трепова террористы произвели целый ряд дерзких преступлений, каких в России еще не было. 30 января в Одессе полиции при обыске было оказано вооруженное сопротивление, и только с помощью войск удалось арестовать преступников. 1 февраля в Ростове-на-Дону революционеры убили провокатора-рабочего. 23 февраля в Киеве было совершено покушение на товарища прокурора Котляревского, который спасся буквально чудом: три пули, выпущенные с близкого расстояния, не задели его. На следующий день террористы стали расклеивать на стенах домов листовки с сообщением, что Котляревский и жандармский капитан барон Гейкинг приговорены революционерами к смерти. Полиция и жандармы попытались захватить расклейщиков, но те не побежали, а открыли огонь. Картину происходившего в то время в России дополнили студенческие волнения и демонстрации во Владимире, Москве и Петербурге. 24 мая киевские террористы ударом кинжала убили Гейкинга.
      Летом того же года перед судом предстали революционеры, оказавшие в Одессе вооруженное сопротивление при обыске 30 января. Руководителем этой акции был видный народник-бунтарь, сын священника И. М. Ковальский. Он предстал перед военным судом, который и приговорил его к расстрелу. Ковальского казнили 2 августа 1878 года, а 4 августа в ответ на это в Петербурге средь бела дня был убит ударом кинжала в грудь в центре города управляющий Третьим отделением и шеф жандармов генерал-адъютант Н. В. Мезенцов. Убийцы тут же скрылись. Столь дерзское преступление заставило Александра II прибегнуть к чрезвычайным мерам и передать дела о государственных преступлениях ведению военных судов «с применением ими наказаний, установленных для военного времени». Но и эти меры оказались неэффективными. 9 февраля 1879 года выстрелом из револьвера был убит харьковский губернатор – генерал-майор свиты его величества князь Д. Е. Кропоткин, жестоко подавивший бунты в Белгородской и Новоторжской тюрьмах. Убийце удалось скрыться. А 13 марта в Петербурге было совершено покушение на шефа жандармов и управляющего Третьим отделением генерал-адъютанта А. Р. Дрентельна.

Третье покушение на императора

      Не прошло и месяца, как очередь дошла и до императора. Когда Александр стал объектом очередного покушения, большинство россиян сочло это не просто преступлением, но тяжким грехом. Однако многие остались почти безразличны к случившемуся, а некоторые тайно огорчились, что и третье покушение оказалось безрезультатным.
      Третье покушение на Александра совершил революционер-народник, подготовивший и осуществивший этот акт по собственной инициативе, без ведома и указания руководителей своей партии. Покушение произошло 2 апреля 1879 года, когда Александр гулял по Дворцовой площади, как и обычно, без охраны. Он привык к тому, что все узнававшие здоровались с ним, и потому не обратил внимания, когда встретившийся ему молодой мужчина снял картуз и вежливо поклонился. Александр в ответ поклонился столь же вежливо, но, кланяясь, успел краем глаза заметить, как мужчина наставил на него револьвер. Сохранив самообладание, Александр мгновенно отскочил в сторону и, хотя прогремело 4 выстрела подряд, ни одна пуля его не задела. Проходившая мимо молочница бросила бидоны, кинулась на террориста и обхватила его мертвой хваткой. Тот, выронив револьвер, стал вырываться из ее объятий, но удалось ему это только тогда, когда он ухитрился укусить молочницу за палец, и та выпустила его. Однако возле убийцы тут же появились другие прохожие, повалили его и передали полиции.
      Стрелявшим оказался 33-летний А. К. Соловьев – бывший студент Петербургского университета, проучившийся один год, а потом занявшийся пропагандой. Он категорически отказался давать какие-либо показания о мотивах своего преступления, хотя следователь убеждал его быть откровенным. Тот ответил: «Не старайтесь. Вы ничего от меня не узнаете. Уже давно я решил пожертвовать своей жизнью. К тому же, если бы я сознался, меня бы убили мои соучастники. Даже в той тюрьме, где я теперь содержусь». Соловьев не изменил линии поведения до конца следствия. Его судили в Верховном уголовном суде и повесили 28 мая того же года.
      Третье покушение особенно сильно отразились на здоровье императрицы, давно уже тяжело болевшей. «Больше незачем жить, – сказала она, – я чувствую, что это меня убивает. Знаете, сегодня убийца травил его, как зайца. Это чудо, что он спасся», – вспоминала А. Ф. Тютчева слова больной Марии Александровны.
      Покушение Соловьева произошло после Берлинского конгресса, когда против царя ополчились все ура-патриоты, революционеры и недовольные крестьянской реформой вчерашние крепостники. Лидер славянофилов И. С. Аксаков, разжигая недовольство царем, говорил: «Берлинский мир был для России и династии Романовых гораздо более тяжким ударом, чем любой террористический акт нигилистов».

Возникновение «Народной воли»

      Несмотря на усиление террора, широких массовых движений против самодержавия в России не возникало. Мужицкие бунты в деревнях оставались разрозненными и чаще всего стихийными, совершенно не связанными с происходившими в городах покушениями. Слабость таких движений подстегивала крайних радикалов «Земли и воли» на усиление и расширение индивидуального террора и к лету 1879 года привело к расколу организации на революционно-террористическое крыло и на более умеренных социалистов. Первое считали политические убийства главным своим делом, вторые продолжали верить в правильность старых методов – пропаганды социалистических идей в народных массах.
      В августе 1879 года «Земля и воля» раскололась на две организации: «Черный передел», в которую вошли умеренные, и «Народную волю», состоявшую из крайних экстремистов, веривших в эффективность убийств и насилия. В «Черный передел» вошли Г. В. Плеханов, О. В. Атекман, П. Б. Аксельрод, Л. Г. Дейч и B. И. Засулич, изверившаяся в дейстенности терроризма. Все они эмигрировали за границу и стали первыми русскими марксистами, противопоставив себя в последующие годы Ленину и большевикам, в деятельности которых они видели многое из того, что было присуще их политическим противникам – социалистам-террористам из «Народной воли».
      Ядро «Народной воли» составили убежденные сторонники террора А. И. Желябов, C. Л. Перовская, А. Д. Михайлов, Н. А. Морозов, Л. А. Тихомиров, М. Ф. Фроленко, входившие в ее руководство —
      Исполнительный комитет. Впоследствии лишь немногие из них разуверились в терроре, тут же прослыв «мягкотелыми ренегатами». А Тихомиров превратился даже в монархиста: в 1909–1913 годах он редактировал газету «Московские ведомости», во главе которой до него стоял М. Н. Катков, в молодости близкий
      Герцену, а затем ставший откровенным монархистом. А в момент создания «Народная воля» представляла собой централизованную, надежно законспирированную организацию во главе с Исполнительным комитетом, которому подчинялись группы, находившиеся в пятидесяти городах России и Украины. В среднем в каждой из них было около десятка человек, но среди студентов, учителей, военных и рабочих было немало сторонников «Народной воли», хотя организационно и не входивших в ее состав.

Правительственные контрмеры

      Исполнительный комитет «Народной воли» с самого начала стал готовить убийство Александра II, что, по их мнению, было самым важным шагом на пути к социальной революции. Они верили, что смерть царя покажет их необыкновенное могущество и заставит народ подняться на всеобщее вооруженное восстание, итогом которого станет установление народовластия и социализма.

Александр II в свою очередь принимал контрмеры

      В крупнейшие города империи – Москву, Петербург, Варшаву, Киев, Харьков и Одессу, оказавшиеся более других зараженными бациллами революции, были назначены генерал-губернаторы, наделенные чрезвычайными полномочиями. Среди них были герои последней войны. Руководитель осады Плевны инженер-генерал Э. И. Тотлебен, прославившийся еще в Кавказской войне и обороне Севастополя, был направлен в Одессу; отличившийся во многих сражениях на Балканах, освободитель Софии, генерал от инфантерии В. И. Гурко стал генерал-губернатором Петербурга; генерал-адъютант М. Т. Лорис-Меликов, ветеран войны против Шамиля и покоритель Карса, стал генерал-губернатором не только на Харьковщине, но и получил под свою власть Астраханскую, Самарскую и Саратовскую губернии.
      5 августа Александр подписал указ, сильно ужесточавший полицейский режим и существенно упрощавший процедуру судопроизводства. Все дела о терроре передавались в ведение чрезвычайных военно-полевых судов. Обвиняемых, захваченных на месте преступления с оружием в руках, судили без предварительного следствия и без допроса свидетелей, а приговор такого суда был окончательным и обжалованию не подлежал. Казалось, что в стране наступило спокойствие. Однако вскоре стало ясно, что оно было не более чем затишьем перед бурей...

Покушение группы Андрея Желябова

      Руководителем террористического ядра был Андрей Иванович Желябов – сын дворового человека, родившийся крепостным. Когда Андрею было 10 лет, пало крепостное право, и он поступил в Керченскую гимназию, закончил ее в 1869 году и тогда же стал студентом юридического факультета Новороссийского университета в Одессе. Через 2 года его исключили за участие в студенческих беспорядках и выслали из Одессы. С этого времени и до конца своих дней Желябов колесил по России, убеждая и доказывая, что будущее страны только в революции. Он прошел через подпольные кружки и студенческие сходки, политические процессы и тюрьмы, наконец пришел к выводу, что единственным средством осуществления его идеалов может быть только террор. В июне 1879 года Желябов приехал в Липецк, где в тайне от своих товарищей-землевольцев собрались еще 10 его единомышленников-террористов и объявили себя Исполнительным комитетом Социально-революционной партии. Оттуда конспираторы переехали в Воронеж, где собрался съезд «Земли и воли», и поняли, что с прежними товарищами им не по пути. Через 2 месяца они создали организацию «Народная воля», единственной целью которой стало проведение террористических актов.
      После Воронежского съезда в Исполнительный комитет вошла Софья Львовна Перовская. В отличие от Желябова она принадлежала к аристократии, так как была правнучкой графа А. К. Разумовского и дочерью действительного статского советника, члена Совета при министре внутренних дел Л. Н. Перовского. Она рано ушла из дома и после окончания Высших женских курсов («Аларчинских») встала на тот же путь, что и Желябов, и, как и он, прошла через кружки, подполье и тюрьмы. Именно она добывала самую ценную информацию, так как ее близкие знали многое из того, что помогало террористам при подготовке покушений на Александра и его приближенных.
      Первую террористическую акцию стали разрабатывать после того, как Софья Перовская через свою мать узнала, что в ноябре 1879 года Александр с семьей проедет из Ливадии в Петербург через Одессу, Харьков и Москву. Было решено взорвать царский поезд в одном из пунктов на пути его следования. Террористы рассчитали, что из Ливадии царь непременно поедет или через Одессу, если изберет маршрут Крым – Одесса морем, а затем Одесса – Москва поездом, или только по железной дороге, если отправится в Москву из Симферополя. Чтобы действовать наверняка, минные засады следовало учинить в Одессе, в заштатном городишке Александровске (между Курском и Белгородом) и в Москве. Рассчитывали, что успех должен быть обязательно, хотя бы в одном из трех мест смерть неминуемо настигнет Александра.
      В сентябре 1879 года в Одессу с грузом динамита приехала Вера Фигнер, затем с дополнительным грузом взрывчатки прибыл Николай Кибальчич. Изобразив супружескую пару, они на имя Иваницких сняли квартиру в доме № 66 по Екатерининской улице и там изготавливали запалы, сушили пироксилин, апробировали аппараты для взрыва. Им помогали народовольцы Н. Колодкевич, М. Фроленко и Т. Лебедева. Вскоре Фроленко и Лебедева образовали еще одну «супружескую» пару и сняли железнодорожную будку. Фроленко устроился железнодорожным сторожем неподалеку от местечка Гниляково. Сюда понемногу стали свозить динамит, и когда его оказалось достаточно для взрыва, вдруг появился народоволец Григорий Гольденберг с поручением Исполнительного комитета передать ему часть взрывчатки для Москвы, где ее не хватало, а шансы на успех считались самыми вероятными. Однако, когда Гольденберг, одетый настоящим денди, нес на одесском вокзале большой и тяжелый чемодан с динамитом, не доверив его носильщику, он вызвал подозрение одного из железнодорожных служащих, который после недолгих размышлений сообщил о нем в полицию. Гольденберга задержали лишь в Елисаветграде. Он попытался бежать, но был схвачен, обезоружен и арестован. При допросах полиция не узнала, где, когда, на кого и кем готовится покушение, но назначение динамита не вызвало у следствия никаких сомнений, и были приняты все меры для обеспечения безопасности царя. Первым делом отменили следование царского поезда через Одессу.
      Поняв это, террористы сразу же ликвидировали свою явочную квартиру в Одессе и сосредоточили усилия в Александровске и Москве. Но в Александровске взрыв царского поезда не состоялся. Впоследствии Исполнительный комитет создал специальную комиссию, которая расследовала причины неудачи, и оказалось, что Желябов неправильно соединил провода.
      Теперь все надежды народовольцев связывались с Москвой, где действовала еще одна «супружеская пара» – Софья Перовская и Лев Гартман. Выдав себя за мещан Сухоруковых, они сняли небольшой домик неподалеку от Московско-Курской железной дороги. Из домика они начали вести подкоп, в конце которого должны были заложить мощную мину. В доме у них скрытно появлялись и исчезали, чаще всего по ночам, группы помощников-землекопов (А. Михайлов, А. Арончик, Г. Исаев, А. Баранников и Н. Морозов). Работа была грязной и трудной, ибо подкоп был более 20 саженей в длину и его сооружение обошлось в 40 000 рублей, для чего на последнем этапе был даже заложен дом, откуда этот подкоп шел. Работая с раннего утра до позднего вечера по шею в холодной грязи, народовольцы успевали проходить за день от полутора до двух метров. Но к 19 ноября – дню прохода царского поезда – у них все было готово.
      Народовольцы знали, что царский поезд состоит из двух составов: в первом ехали чины свиты, основная масса конвоя, слуги и багаж; во втором, собственно «царском», – император, его семья и самое близкое окружение. Причем составы шли не друг за другом, а с интервалом в полчаса, поэтому решено было, пропустив поезд свиты, взорвать царский. По сигналу Перовской «адская машина» сработала, раздался взрыв, вагоны второго поезда налетели друг на друга, а четвертый вагон перевернулся вверх колесами... Террористы видели, что локомотив и многие вагоны искорежены; они слышали крики и стоны раненых, и были уверены, что Александр ранен или убит. Но и на этот раз судьба сохранила императора. Из Симферополя по техническим причинам первым отправили поезд царя, и террористы взорвали поезд свиты.