КТО ДОЛЖЕН ЗДОРОВАТЬСЯ ПЕРВЫМ

– Агат или янтарь… Агат или янтарь… – вслух размышлял Тимка.

Где же могут скрываться такие дверки в стенах пещеры? Он еще раз внимательно посмотрел на браслет: рядом с малахитом чернел агат, а рядом с яшмой матово переливался желтоватый янтарь.

– Предположим, желтых, янтарного цвета, дверок много может скрыться на осенней стене за желтыми листьями, их там и не увидишь… издали… Да и всю стенку осеннюю никогда не просмотришь как следует – очень уж она велика и высока… Пожалуй, лучше поискать черную дверку… Но где же может скрываться в пещере черная дверка? На зимней стене вроде бы нет черного цвета… На летней стене тоже нет… На осенней опять же ничего черного не видно, и на весенней не должно быть… Не должно быть, не должно быть, – на разные лады запел Тимка, чтобы подбодрить себя звуками собственного голоса. – Не должно быть, не должно быть… Ну хоть немножечко бы черного найти где-нибудь! – в порыве огорчения вскрикнул он. – Хоть немножечко! Вот никогда не думал, что в лесу нет нигде черного цвета! Как же нет черного! Какой же я осел! А на берёзе черные пятна есть? Есть! Ну-ка, где здесь березовый ствол? Ну разве я не говорил! – торжествующе завопил Тимка, обнаружив на стволе большой березы, что стояла у весенней стены, большие черные полосы и метины. Они-то и придавали белоствольной березке ее неповторимый узор, по которому всякий издали отличит березовый ствол от покрашенного столба. – А теперь посмотрим, не скрывается ли за чернотой агатовая дверка? – внимательно осматривая ствол березы, приговаривал Тимка. – Нет, только кора чернеет здесь; сразу видно, лопнула, когда береза стала большой и толстой. Во-он там, вверху, что-то уж очень много черного… Не дверка ли?

Пришлось вскарабкаться по сучкам повыше. Ствол березы стал гладким и без трещин, а самые большие черные пятна располагались только в тех местах, где от ствола отходили толстые ветки. Тимка был так уверен, что где-то здесь должна скрываться агатовая дверка, что даже не особенно обрадовался, когда нашел ее за толстым корявым суком.

– Дальше все уже просто, – продолжал рассуждать Тимка, – найти надо впадинку на поверхности дверки… Ага, вот она здесь, теперь сверху; вставляю агат из браслета в эту впадинку, и вот она открывается… Ай-яй-яй! Держите меня, я падаю! – в страхе закричал Тимка, почувствовав, как ноги провалились в пустоту, и отчаянно замахал руками, будто крыльями.

Земля, покрытая кустарником и небольшими елками, была далеко-далеко внизу. Он сидел верхом на большом и толстом березовом сучке на вершине огромной старой березы и балансировал, чтобы не свалиться. На развилке соседних веток, что росли чуть пониже, у самого ствола, прочно лежало на первый взгляд бесформенное сооружение из сучков. Оно было большое и круглое, наверное, не меньше чем в половину Тимкиного роста. Сучки и ветки, лежащие в основании, были потолще и подлиннее, наверху – совсем тоненькие. Посредине было сделано овальное углубление, выстланное шерстью.

«Да ведь это же птичье гнездо!» – сообразил Тимка.

В центре, на шерстяной подстилке, лежали шесть голубовато-зеленых, с серыми отметинами крупных яиц. На краю стояла, привлеченная появлением Тимки, большая и совершенно черная птица. Верх головы, шея и поверхность крыльев отливали фиолетовым оттенком, на нижней стороне тела этот оттенок переходил в синеватый. Птица повернулась, слегка распустила крылья, став величиной почти с Тимку, раскрыла острый черный клюв длиной с Тимкин палец и прокаркала:

– Я всегда говорила, что люди удивительно невежливые создания! Каа-крук-кук! Кто должен первым здороваться: кто приходит или кто сидит на месте? Краа-крук!

– Ну конечно, кто приходит! Это я хорошо знаю, – стал оправдываться Тимка, – но я чуть было не свалился с этой ветки, когда появился, и так испугался, что забыл поздороваться. Здравствуйте, меня зовут Тимка!

– Здрравствуй! Здрравствуй! Меня зовут Кора. Я о тебе знаю от Хрранителя Вита. Он прредупредил нас, что ты появишься и тебе надо будет показать нашу жизнь. Это хоррошо, это хорр-ррошо! Поживи с нами!

– А кто вы?

– Фу ты, глупый какой попался человек! Ты не узнал меня срразу, как увидел? Ай-ай! А еще сказки любишь! У бабы-яги кто служил? Ивана-царревича кто вырручал из беды? Ворр-ррон! Вор-рон я и есть.

– А я думал, что ворон – это черный самец вороны, – начал было Тимка, но его тут же гневно перебила Кора:

– Нет, вы только послушайте, что говорит этот человек! Вор-рон – это самец ворроны! Ха-ха! Кра-кра! Можно кра-кракнуть от смеха!

– Теперь я вижу, что вы побольше, чем вороны, и совсем черные, – не сдавался Тимка, покрепче ухватившись за сучок, который он оседлал.

В это время солнце, до того скрытое за облаком, выглянуло и осветило все вокруг. Тимка даже удивился, до чего красивой оказалась Кора. Металлический отлив перьев, важная осанка и спокойная уверенность придавали ей совершенно царственный вид.

– И еще вы очень-очень красивые! Гораздо красивее вороны! – польстил Тимка.

– Эрр! Бррось подлизываться, каждый из нашего рода – вороны, грачи, галки, сороки, сойки – хоррош по-своему. Но мы – самые большие и сильные.

Тень набежала на лицо Тимки, и не успел он оглянуться и сообразить, что происходит, как что-то огромное, черное накрыло его сверху, и сильнейший удар твердым острием пронзил затылок. В следующий момент крепкие крылья с силой ударили его справа и слева. Тимка завалился на правую сторону и почувствовал, что неудержимо сползает и вот-вот свалится с ветки вниз.

Удар! Еще удар по голове! Тимка уже не чувствовал боли и лишь судорожно держался за сучок, думая только о том, как бы не свалиться с этой высоты. Руки были заняты, и он пытался слабыми поворотами головы увертываться от ударов клюва. Но силы оставили его…

«Ну, все, – обреченно подумал Тимка, – сейчас разобьюсь…»

Он повернул руку, в отчаянии в последний раз пытаясь покрепче ухватиться за сук, и в этот момент на солнце блеснул волшебный браслет. Удары сверху внезапно прекратились. Ветка закачалась и пригнулась под тяжестью большой черной птицы. Она миролюбиво уселась рядом с Тимкой на том же суку. Этот второй ворон был такой же красивый и, пожалуй, побольше, чем сидевшая на гнезде Кора.

– Краа! Краа! Ты чего срразу брраслет не показал? Я подумал, что это какой-то хулиган лезет рразоррять мое гнездо.

– А я слышал, что среди образованных птиц, – начал наступление оправившийся от испуга и нападения Тимка, – первым полагается здороваться тому, кто приходит!

– Я решил, что ты враг, а с врагами не здороваются, а просто бьют. А вообще-то меня зовут Корак, – уже совсем миролюбиво сказал ворон. – Это о тебе говорил Хранитель Вит? Ну, считай тогда, что уже начал знакомство с нашей жизнью.

Тимка почувствовал, что у него истекают последние силы: онемели руки, ныла голова и он не может дольше удерживаться на этой тонкой, качающейся ветке. Он медленно повалился на бок и повис вниз головой, удерживаясь за сук одними только согнутыми ногами.

– Я, кажется, сейчас совсем упаду, – жалобно и тихо проговорил Тимка, ни к кому не обращаясь. – Я не привык долго висеть вниз головой на суку!

– Крак! Кр! Крх! – закаркала Кора. – Корак, помоги скорее мальчишке! Он сейчас и в самом деле полетит вниз, как сухой сучок и, наверное, так же как сучок, разобьется на кусочки.

Обе птицы засуетились вокруг. Тимка почувствовал сначала взмахи сильных крыльев рядом, потом эти широкие крылья поддержали его, а жесткие, твердые когти, смяв рубашку, слегка процарапали спину. Легкий толчок – и вот Тимка уже удобно сидит в глубокой развилке березового ствола, наконец-то прочно опираясь спиной о твердую поверхность.

– Эрр! Кора! Ты что же забыла про яйца! – прокаркал Корак.

– Сейчас, сейчас, уже сажусь!

Немного повозившись на гнезде, Кора уютно устроилась, закрыв собой все шесть голубовато-зеленых яиц.

Солнце между тем клонилось к горизонту. Потянул холодный ветер, и Тимка зябко поежился.

– Неужели вам не холодн-ддн-н-о на такой высот-тт-е! – спросил он, лязгая зубами.

– А ты разве замерз? – тут же встрепенулся Корак.

– Чего зр-рр-я спрашиваешь? Ведь на нем нет ни одного пер-ррышка, – откликнулась Кора. – Он голый, как наши птенцы, когда они только-только вылупляются из яиц!

– Пожалуй, пр-рр-идется посадить мальчишку в наше запасное гнездо, котор-рр-ое мы в этом году не заняли, – прокаркал Корак. – Там должно быть ему теплее, чем на ветке беррезы. – И, обращаясь к Тимке, продолжал: – Пр-рр-идется тебе слезть с нашего дер-рр-ева и взобр-бр-брр-аться на соседнее. Согр-грр-еешься, кстати, по пути.

Тимке пришлось немало потрудиться, спускаясь с большой березы. Но после пережитого страха быть сброшенным с ветки ему все было нипочем; он смело преодолел все участки голого ствола, где спускаясь на животе, где подтягиваясь на руках.

Когда наконец Тимка спрыгнул вниз и ноги утонули во влажных прошлогодних березовых листьях, в лесу была весна, под березами расстилались большие проталины. Кое-где на окраинах лесных полянок еще лежал снег и искрился на солнце, как крупный сахарный песок. А на пригретых солнцем местах уже торчали, как ежовые иглы, острые зеленые травинки. Тимка с удовольствием рысцой заспешил за Кораком, который медленно летел между березами.

– Давай-ка кар-рр-абкайся сюда, – прокаркал сверху Корак, сев на одну из берез.

У подножия этой огромной березы Тимка увидел россыпь весенних подснежников.

«А в лесу-то апрель», – подумал он.

– Ну и не апр-рр-ель еще! Карр! Совсем еще марр-рр-рт! – по правил его ворон, и Тимка даже не удивился; он уже привык, что в этом царстве Хранителя Вита другие иногда читали его мысли.

Подгоняемый желанием скорее отдохнуть, Тимка вскарабкался на высоченную березу и оказался у старого гнезда. Оно не выглядело обжитым, но в середине его сохранилось с прошлого года аккуратно выстланное шерстыо углубление. «Наверное, пришлось потрудиться не один день Коре и Кораку, чтобы натаскать такое количество шерстинок!»

Гнездо было большое и прочное. Тимка не задумываясь уселся в него и оказался будто в большой войлочной шляпе. Корак сел рядом на край гнезда и прикрыл его своим большим теплым крылом. Тимка и сам не заметил, как заснул…

И снится Тимке сон. Его руки покрываются перьями, и вот они уже превратились в огромные черные крылья, с таким же металлическим отливом, как у Корака. Вся голова и его курносый конопатый нос вытянулись в длинный черный острый клюв. Он уже не лежит в теплом гнезде, а со свистом рассекает весенний воздух высоко в поднебесье.

«Эх, как все хор-ррошо! Как прр-риятно быть ворр-рр-роном! Жаль только, придется теперь всю жизнь питаться падалью…» – с огорчением подумалось Тимке во сне.

– Вставай! Каа! Крааа! – услышал Тимка сквозь сон. – Вставай! Порра лететь на охоту!

Тимка открыл глаза и обнаружил себя сидящим в старом вороновом гнезде у вершины березы. На ней и на соседних березах появились листочки. Выло раннее весеннее утро, чуть забрезжил рассвет. Рядом оправлял перья Корак, приговаривая:

– Скорее! Скорее! Пока доберемся до места, солнце уже встанет! Тимка посмотрел на свои руки – слава богу, хоть перьев нет на них! Для верности он провел рукой по лицу и потрогал свой нос: опять все в порядке, нет клюва.

«Ну вот и придется познакомиться с падалью», – мелькнуло у него в голове.

– Я полечу напр-рр-ямик, – продолжал Корах, – а тебе пр-рридется идти пешком. Не бойся, я тебя не упущу из виду и пок-ккажу дор-рр-огу. Мы пр-рр-ойдем лес в сторрону восхода солнца, потом будет небольшая рр-речка с лесистыми берегами. Там мы и будем охотиться. Запомни: поляны с небольшими бер-рр-езами… с небольшими берр-ррезами…

На берегу реки оказались большие поляны, наверное оставшиеся от недавней вырубки. Молодые березки тут и там качали своими нежными ветками с только что распустившимися листочками. Когда Тимка с Кораком оказались на поляне, солнце едва встало и промозглая сырость пропитывала все вокруг.

«Хорошо еще, – подумал Тимка, – что нет высокой травы, а то быть бы мне насквозь мокрому от росы».

Осторожно принюхиваясь – не повеет ли откуда запахом тухлого мяса, – шел Тимка между березок. Корак был где-то рядом: Тимка слышал тяжелые взмахи его крыльев и треск веток.

– Как хорошо мы успели! Карр! Как хорошо мы успели! – тихонько каркал Корак, сев на тонкую березку, которая согнулась под его тяжестью.

Тимка с удивлением наблюдал, как Корак что-то схватывал на, ветках и с видимым удовольствием глотал.

– Эге-ге! Да это майские жуки! – наконец-то рассмотрел Тимка. И в самом деле, на тонких ветвях березок висели кое-где, крепко держась за веточки, серовато-коричневые лохматые жуки. Их было очень много, но схватить их было не так-то просто. Лишь прикоснешься к ветке, как они тотчас же падают вниз, поджав лапки, а уж в жухлой прошлогодней траве, которая покрывала всю землю, сколько ни ищи – не найдешь.

– Подожди здесь, – услышал Тимка карканье Корака, – я сейчас слетаю к гнезду и сменю Кору: ей тоже надо поесть, а здесь столько добычи!

Пока не прилетела Кора, Тимка занялся сбором майских жуков; он сначала расчищал под березой место от прошлогодней травы, а потом сильно качал тоненький ствол березы. С веток градом сыпались майские жуки, которых он поскорее собирал в свою майку, превращенную в мешок.

– Почему так долго нет Коры? – забеспокоился Тимка. – На верное, что-то случилось! Надо скорей бежать обратно!

Схватив майку с жуками, он бросился в лес к знакомой березе.

– Кора! Корак! Что случилось? Почему не прилетели на поляну? – закричал он во весь голос, подбежав к гнезду.

– Не кричи так громко! У нас большая радость! Поднимайся скорее.

В гнезде Тимка увидел четырех голых, противных, мягких, розовато-синих птенцов. Два яйца лежали рядом целые.

Кора заботливо осматривала свое потомство и приговаривала:

– Какие они у меня хоррошенькие! Какие хоррошенькие! «Вот так хорошенькие!» – подумал про себя Тимка, но вслух протянул:

– Да, ничего птенчики! – боясь обидеть заботливую мать. И полюбопытствовал: – А что же с последними двумя яйцами? Ты их позже снесла?

– Не спеши! Под-дд-ождем не много… – отвечала Кора, аккуратно переворачивая яйца клювом.

И вдруг на одном из них появилось маленькое отверстие, сквозь которое показался бугорок и замер…

– Ну-ну-ну, – подбодрила Кора, – действуй скорее!

Бугорок не шевелился. Кора нежно тюкнула клювом по скорлупе, разбивая ее вокруг отверстия. И вот из скорлупы появился мокрый комочек, в котором Тимка лишь с большим трудом мог различить крылья, голову, ноги. Птенец был заметно меньше братьев и, наверное, гораздо слабее их. Шестое яйцо осталось лежать неподвижно.

– Теперь уже ясно: из него ничего не выведется, – сказала Кора и выбросила яйцо из гнезда.

Пять маленьких голых птенцов копошились на дне гнезда.

– Кора! А почему твои птенцы такие голые? Вот у уток и куриц птенцы сразу бегают за матерью, – не мог скрыть своего любопытства Тимка.

– Чудак! Краа! Краа! Птенцы-то голые не только у нас, но и у всех птиц, котор-ррые могут долго выкар-карр-мливать их в гнезде. У кур-рр-опаток, тетерревов, глухар-рр-ей, перрелелок нет своего постоянного дома. Как птенцы выведутся, все семейство пускается в путешествие. Очень много птенцов прри этом гибнет, – терпеливо объясняла Кора, внимательно следя за птенцами. – Знаешь, сколько птенцов бывает у всех этих лесных курр-рр-иц? Штук по десять, а то и по пятнадцать, а выррастет, как и у нас, один-два…

– Неужели только один или два останется? Почему же вы, такие сильные, не можете сохранить всех своих детей? – удивился Тимка. – Ну, я понимаю, лягушки или растения там всякие приносят семян или икринок видимо-невидимо: они их и не охраняют… Но ведь вы самые, наверное, сильные птицы в лесу и такие заботливые… Не верю, что у вас останется только один или два детеныша. Не веррр-рю! Краак! – решительно закаркал Тимка.

– Тогда поживи еще с нами… Кра-кра! – кракнула Кора. – Не вер-рр-ишь? Посмотрришь, повер-рр-ишь…

– Ну, Кора, на старрости лет ты стала очень болтливой! Пор-рра за дело приниматься! Смотрри, сколько теперрь у нас рртов! – решительно прервал их разговор Корак.

Тимка тоже взглянул в гнездо и увидел пять больших желтых раскрытых ртов, как большие желтые тюльпаны, колыхавшиеся на неправдоподобно тоненьких шеях. Птенцы даже не умели еще кричать, у них не было глаз, и они только тянулись и тянулись вверх навстречу родительским клювам. А в этих клювах пока ничего не было.

– А у меня есть целая куча жуков! – С этими словами Тимка протянул воронам свою майку.

– Как хорро-рошо! Хор-рошо! – прокаркала Кора. – Я так и не успела слетать покормиться из-за этих малюток. – И она начала с жадностью глотать жуков.

– Скоррее! Скоррее, Кора! Полетим за кормом для маленьких! – опять вмешался Корак.

– Ты думаешь, мы можем лететь вдвоем? – спросила Кора. – А как же оставить одних птенцов? Одно гнездо без присмотра?

– Попрросим мальчиш-шш-ку посмотр-рреть за птенцами! Скор-ррее! Скор-ррее за кор-корр-мом!

Тимка залез чуть повыше гнезда и удобно устроился в знакомой развилке. Птенцы притихли и опустили головы, почувствовав, видно, что родители улетели.

Вскоре прилетела Кора и принесла каких-то мелких гусениц. Стоило ей коснуться края гнезда, как все птенцы встрепенулись и, как по команде, вытянули вверх раскрытые рты. Кора быстро положила в каждый из ртов что-то съестное и улетела. Прилетел Корак, все повторилось в том же порядке. Но Тимка заметил, что рот птенца, который вылупился последним, всегда открывался позже и был чуть-чуть ниже, чем рты его братьев и сестер. Правда, совсем чуть-чуть, но отцу и матери некогда было рассматривать, кому достается больше, – они только успевали класть добычу в тянущиеся рты. И конечно, самым бойким доставалось побольше.

Птенцы росли очень быстро. У них открылись глаза, их лысые тельца стали покрываться нежным пухом, а потом среди этого пуха появились первые перышки. А самый маленький так и оставался самым маленьким: у него позже всех появились перья и день ото дня он становился все слабее и слабее. Теперь уж ему и вовсе не доставалось ни кузнечиков, ни жуков, ни лягушек, ни гусениц: его сильные сверстники перехватывали все прямо перед его клювом. И однажды утром Тимка увидал в гнезде не пять птенцов, а только четыре.

– Где же твой пятый птенец?

– Он погиб, – грустно вздохнула Кора, – и Корак отнес его подальше от гнезда… У нас могут жить только самые сильные и выносливые… Сегодня мы с Корраком полетим за коррмом подальше, посмотрри, пожалуйста, за птенцами. Смотрри внимательно, как бы чего не случилось… В случае опасности позови нас погрромче.

– И что может случиться с такими большими птенцами? – размышлял Тимка. – Еду им приносят, ночью их согревают родители…

Тимка еще раз внимательно посмотрел кругом. Вершина березы, на которой он сидел, равномерно покачивалась из стороны в сторону. Шелестела подросшая листва, внизу трещали дрозды, далеко-далеко куковала кукушка.

От нечего делать Тимка принялся сочинять песенку:

Тихо мурлыкая песенку, Тимка грелся в лучах солнца и думал, долго ли ему еще придется жить с воронами. Вдруг зашуршало внизу. Хрустнула и упала вниз сухая ветка. Тимка, привыкший улавливать всякие новые звуки в лесу, насторожился и замер, повернул голову в сторону долетевшего шороха. Чуть пониже гнезда мелькнуло что-то рыжее. У Тимки сильнее забилось сердце и перехватило дыхание: он почувствовал недоброе.