12. Морлоки сферы

Представьте себе такое место: гигантских размеров пространство с завесой звезд и сложно устроенный потолок со всякими приспособлениями. Все это простирается в бесконечность — потому что никаких стен в перспективе не видно, даже в отдалении. Два цвета владычествовали здесь — чернь и серебро, и больше никаких других. Пол размечен перегородками, доходившими до уровня груди, но никаких разделяющих стен: здесь не было ни одного замкнутого, изолированного помещения, ничего, даже отдаленно похожего на дома или конторы, нигде.

И там были морлоки — везде, по всем сторонам, разбросанные по этому прозрачному полу — покрытию, на котором играли звезды. Лица их были точно серые хлопья снежинок, усыпавших звездный полог. Воздух был полон шумом их голосов: настойчивое непрерывное бормотание нахлынуло на меня, точно океанская волна что-то в ней было неукротимое, будто в рокоте океанического прибоя. Их речь звучала совершенно иначе, нежели человеческие голоса — ни в одном из языков мира я не слыхал таких звуков. Да их и не могли бы воспроизвести человеческие органы речи. И даже сухой голос Нево, которым он общался со мной, ничуть не был похож на эту речь.

Прямой линией, геометрически выверенной уходя в бесконечность, . слегка размытой от пыли и тумана, — там, в невидимой дали, крыша сходилась с полом. Причем никакой заметной глазу кривизны не просматривалось — эффекта, известного всем океанографам. Трудно описать — кажется, такие вещи за пределами интуиции — пока с ними не встретишься наяву. Но в этот момент, стоя там, я знал, что нахожусь не на поверхности планеты. Планеты подобных размеров просто не могло быть. Там, за бесконечными рядами муравейника морлоков, попросту не было никакого горизонта. Такое чувств испытывает моряк, видя перед собой бесконечный простор океана, удалившись от берега на приличное расстояние. Сердце мое ушло в пятки, я был просто обескуражен открывшейся картиной.

Нево подошел ко мне. Он снял очки, как мне показалось, с облегчением.

— Пойдем, — мягко сказал он. — Страшно? Это и есть то, что вам так не терпелось увидеть. А теперь пойдем. Поговорим по дороге.

С трудом оторвавшись от стены, я сделал шаг в эту пропасть, распахнутую предо мной — и направился за ним.

Еще два муравья влились в этот грандиозный муравейник — как две капли воды упавшие в океан — появление их было незаметным. Всюду нас окружали лица с большими глазами и скошенными подбородками, сливающимися с шеей. Я сторонился их, избегая прикоснуться к этой холодной дряблой плоти. Иногда ко мне тянулись их длинные, покрытые шерстью конечности — словно бы насекомые ощупывали усиками новоприбывшего, безошибочно опознавая в нем чужака. Знакомый мускусный запах, схожий с пересохшим хитином. Большинство из морлоков перемещались на ногах, но некоторые предпочитали делать прыжки на манер орангутанга, отталкиваясь костяшками пальцев от пола. Они были лохматы и волосаты — впрочем, у многих шерсть была уложена в затейливые прически, как у Нево, у других же напротив они были завитыми и развевались свободно — скорее всего, это были самки. Встретилась мне парочка и таких, у кого космы были первозданными — как у первых встреченных мною морлоков в мире Уины. Сперва я заподозрил, что и среди них есть дикари, в этом городе размером превышающем, наверное, планету. Но и эти индивидуалы ничем другим не выделялись из толпы. Они занимались тем же, что и остальные: так что я пришел к выводу, что это должно быть таков их стиль — возможно, нарочито подчеркнутая неформальность поведения и нонконформизм. Нечто вроде отпущенной пышной бороды.

Я заметил, что пролетаю в толпе морлоков на немыслимой скорости — гораздо быстрее, чем мог продвигаться. Сколько я ни смотрел, под ногами не было никакого движущегося тротуара — но то, что я его не видел, вовсе не значило, что его нет.

Бесцветные физиономии морлоков, плоская линия горизонта и эта сверхъестественная скорость передвижения — а более всего иллюзия, что я плыву в бездонном колодце, полном звезд — все это навевало мысль о том, что происходящее — только сон. Но стоило какому-нибудь морлоку приблизиться ко мне, как меня с ног до головы обдавало запахом, возвращавшим к реальности.

Нет, это был не сон: я плыл в этом море бледных пугающих лиц, с трудом сдерживаясь, чтобы не разбить кому-нибудь физиономию, когда они с отрешенным любопытством, словно зомби, приближались ко мне.

Понемногу я вникал в их жизнь. В их поведении была своя логика. Они куда-то спешили, общались друг с другом, пожирали нечто несъедобное на вид, вроде той баланды, которой потчевал меня Нево в клетке, набрасываясь на нее с животным вожделением. Судя по всему, проживание в таком огромном коллективе не доставляло им неудобств — им не требовалось уединения, столь необходимого в человеческом обществе. Этот гигантский муравейник жил по своим законам. И, наверное, стремления у существ этой расы были иные, чем у людей.

Большинство, как мне показалось, были заняты работой, хотя в суть ее я не смог вникнуть. Перегородки были перекрыты прозрачными стеклами, отсвечивающими синим, и морлоки лапали эти стекла своими паучьими пальцами или с серьезным видом расхаживали в них и даже что-то говорили как будто выступали. Там были разложены чертежи, графики, картинки. Временами я замечал невиданные механизмы, аппараты непонятного назначения, возникавшие прямо из воздуха. По команде морлоков они вращались, раскрывались, обнажая внутренности — или же улетали прочь, кувыркаясь в воздухе переливающимися кубиками, наполненными светом.

И весь этот хаос был заполнен гулом голосов, напоминавших шум льющейся воды утробным водяным журчанием морлочьих голосов.

Мы достигли места с какими-то иными, непохожими перегородками, выраставшими из пола. Перегородки высотой в четыре фута отсвечивали живым серебряным блеском, словно вылитые из ртути. Они плавно переходили в прозрачные голубые экраны, которые отсвечивали странным блеском повсюду. Как я ни пытался заглянуть увидеть, что находится дальше, за поверхностью прозрачного пола, я тщетно: никакой коробки или поднимающей вверх машинерии. Словно бы перегородки выросли из ничего.

— Откуда это взялось? — спросил я Нево.

Он ответил, после некоторого размышления — очевидно, подбирая слова.

— У Сферы есть Память. И эти машины служат для сохранения памяти. И форма блоков данных — очевидно, имелись в виду перегородки — содержится в самой памяти Сферы. Память создает эти формы и сохраняется в них, в нужной для памяти форме.

В этот момент, видимо, он произвел непонятные мне манипуляции, чтобы продемонстрировать как работает эта пресловутая память: на одной из колонн-подставок появился поднос с едой" и в пустую канистру полилась вода — прямо из пола, словно бы направляемая рукой невидимого официанта.

Это произвело на меня впечатление. Вездесущий пол был еще и синтезатором и постоянным источником пищи, питья и, очевидно, многого другого. Это напомнило мне платоновскую теорию мышления, в объяснении некоторых философов. Каждый предмет существует в некоей реальности в своей идеальной форме: суть Кресла, например, или сущность Стола и так далее — и когда объект производится в нашем мире, то он обязательно сверяется с шаблонами, существующими как данность в идеальном мире Платона.

Итак, я можно сказать, находился в платоническом универсуме: эта грандиозная Сфера, окружающая Солнце, была залита искусственным богоподобным интеллектом — Памятью — по лабиринтам которой мы как раз и двигались. И внутри этой Памяти хранился Идеал каждого необходимого объекта — в первую очередь, нужного морлокам.

Итак, здесь все можно было изготовить буквально из воздуха, благодаря Памяти, заполнявшей эти ячейки. Любое оборудование, любой механизм! Воистину край для изобретателя, которому все приходится изготавливать собственными руками. Мой дом в Ричмонде, осевший на склоне холма могла заменить одна комната — одна из таких ячеек. По утрам мебель убиралась бы по приказу в стену, взамен нее выдвигался бы умывальник, а затем кухонный стол. Словно по мановению волшебной палочки, любые приборы, устройства и механизмы выныривали бы из стен и потолка по мере надобности. Никуда не надо выходить за покупками — поистине идеальные условия для работы! Наконец, вечером, стены могли покрываться обоями и камином, а в центре стоял бы ужин, возникший как на скатерти-самобранке! О таком можно только мечтать!

Мгновенно исчезли бы за полной ненадобностью профессии строителя, каменщика, обойщика. Владельцу подобного жилища оставалось бы только заботиться о его чистоте — то есть, задумываться о том, чтобы лишние вещи исчезали. Впрочем, умное жилище, вероятно, могло бы и самостоятельно избавляться от мусора.

Мое воображение разыгралось при мысли о перспективах, какие могло предоставить подобное жилище.

Вскоре я почувствовал усталость. Нево вывел меня на открытую местность — в отдалении были видны толпы морлоков, оставшиеся в стороне. Он постучал ногой по полу. Моментально вокруг нас возникли стены, высотой около четырех футов, И следом выросли четыре столба, и покрылись прозрачным материалом — я сообразил, что это стол, тот самый, из платоновской вселенной. Затем стопка одеял и буфет. Это было мое первое прибежище, отдаленно напоминавшее дом, со времени прибытия в Сферу — и я по достоинству оценил старания Нево. Отведав зеленоватого сыра и запив его водой, я снял очки — и тут же погрузился во тьму мира морлоков. Уронив голову на одеяла, я задремал.

На несколько дней это место стало моим домом, пока я продолжал знакомиться с миром морлоков, сопутствуемый моим провожатым, морлоком в синих очках, со странным именем Нево. Всякий раз после завтрака стены моего жилища исчезали и вновь возникали в любом месте, где мы останавливались — так что не было никакой необходимости в переноске вещей! Попутно замечу — из наблюдений за Нево выяснилось, что морлоки не спят. Да и вообще по пути мне так и не встретилось ни одного спящего или отдыхающего морлока. Еще я думаю, обстановка моей переносной хижины была чем-то вроде музея для остальных морлоков — музея в сочетании со зверинцем, где роль наблюдаемого животного играл ваш покорный слуга. Они всякий раз окружали прозрачные стены жилища, наблюдая мой отход ко сну, любовались тем, как я ужинаю и завтракаю. Засыпая, я видел их сплющенные лица на стенах, так что сон оказался делом почти невозможным, если бы не Нево, отгонявший любопытных от клетки.

13. Как жили морлоки

За время нашего перемещения по миру морлоков мы ни разу не встретили ни стены ни двери — само собой, непрозрачной стены или двери. Как будто мы шли по одному и тому же помещению невероятных размеров. Везде, казалось было одно и то же. Мир морлоков потрясал однообразием. Те же самые морлоки-муравьи, которых я смог бы отличить друг от друга разве что по прическе, занимались одинаковыми делами.

Вскоре я понял, что территория, по которой мы движемся, вовсе не город и городом не является ни в какой мере. Городом в современном понимании слова. Сфера обеспечивала им все, и в том числе избавляла от необходимости передвигаться. Дом у морлока превращался в место работы — при первой необходимости, просто одни стены уходили в пол, а из него вырастали другие, Сфера была словно бы ковром живого материала, обеспечивая каждого всем необходимым. Поэтому здесь не имелось скопления населения, такого, например, как в Сити. Здесь не было очередей, пешеходных потоков.

Однажды, проснувшись, я сидел, скрестив ноги на полу, неспешно потягивая воду. Нево навис надо мной с неотступностью естествоиспытателя, наблюдающего за изучаемым феноменом. Вид его был совершенно бесстрастен, и на его лице нельзя было даже прочитать интереса. Вдруг я заметил компанию морлоков, приближавшихся к нам. При виде их я поперхнулся и залил водой сюртук и брюки.

Похоже, эта парочка была морлоками — но столь необычного вида, что я поначалу даже не понял кто передо мной. Нево достигал роста чуть менее пяти футов, а эти жирафы вымахали под все двенадцать! Один из них сразу обратил на меня внимание и направился в мою сторону, звякая металлическими шпорами. Он переступал через перегородки, словно двигаясь на ходулях, он переступал через перегородки на его пути с грациозностью скачущей газели.

Склонившись надо мной с высоты своего недюжинного роста, он внимательно изучил меня. С таким интересом Паганель осматривал неведомую африканскую вошь. Его серые глаза с красными зрачками размером с чайные блюдца не на шутку испугали меня — я инстинктивно сдвинулся в сторону. От него исходил острый аромат жареного миндаля. Конечности у него были длинные и хрупкие с виду, словно у насекомого, кожа как будто натянута на костяк. Под кожей перекатывались шарниры суставов: четырехфутовая берцовая кость просвечивала под кожей так, что по ней можно было сдавать анатомию. Шпоры которыми он звенел или ходули как мне показалось, служили для укрепления этого ненадежного костяка — видимо, предохраняя это хрупкое существо от падений и переломов. Волос. Или шерсти на нем было совсем немного, даже на прическу не хватало. Видимо, на столь тощем теле могла завестись лишь самая скудная растительность. Поэтому вид у него был самый дикарский, как у Робинзона после года жизни на острове.

Он побулькал что-то, обращаясь к Нево, и получил такой же водянистый ответ. После того как они перебулькались — очевидно, на мой счет, длинноногий присоединился к своему компаньону — или компаньонке, и, то и дело озираясь на меня, продолжил свой путь, то есть отправился восвояси.

Я вопросительно повернулся к Нево, все еще не оправившись от потрясения. После этого поистине босховского зрелища даже Нево казался писаным красавцем. То есть, на него еще можно было смотреть.

— Это, — сказал Нево — и затем последовало очередное жидко-булькающее слово, воспроизвести которого я просто не в силах.

— Что — «это»? — переспросил я.

— Обитатель верхних уровней… — Он посмотрел им вслед. Этим уходящим жирафам. — Сами видите, они не приспособлены для проживания в экваториальной зоне.

— И эти причиндалы помогают им ходить, преодолевая силу тяжести? — догадался я.

— Гравитацию, — уточнил он.

Тут до меня начало доходить происходящее. Устройство сферы.

Как я уже упоминал, Сфера морлоков представляла собой титановую конструкцию, заключавшую в себе пространство за орбитой Венеры. И — как поведал Нево — вся эта конструкция вращалась по оси. Когда-то год вращения Венеры по орбите составлял 225 дней. А теперь эта сфера совершала полный оборот вокруг своей оси всего за семь дней и 13 часов!

— И, обращение по орбите… — начал Нево.

— Производит центробежный эффект, воспроизводящий земную гравитацию. Да, — сказал я. — Теперь я понял.

Именно вращение Сферы приковывало нас к полу. Но там, за экватором — в стороне от экватора, гравитация, естественно была ниже, в точках, более удаленных от оси вращения, на полюсах Сферы приближаясь к нулевой отметке. То есть, там была невесомость. Именно там и могли проживать длинноногие морлоки.

Я потер лоб.

— Иногда я думаю, что глупее меня еще не было существа на свете! — воскликнул я, обращаясь к смущенному Нево. Еще ни разу мне не приходило в голову задать ему вопрос насчет своего так называемого «веса» здесь, на Сфере.

В самом деле, как, в отсутствие планеты, я мог ходить по «полу»? Любой ученый давно бы задался этим вопросом, чтобы уяснить для себя происходящее. И ему сразу же стало бы понятно устройство такой сложной конструкции.

Сколько же прочих чудес я упустил на своем пути? Только потому, что мне не приходило в голову спросить о них. Для Нево это были привычные составляющие мира, в котором он проживал, и поэтому он просто не обращал на них внимания. Для него они были не больше чем рассвет или закат или крыло бабочки.

Я намеренно выпускаю детали обстоятельного рассказа Нево о том. Как жили морлоки. Это нелегко, поскольку я даже не знал, как сформулировать вопросы. Какие задать вопросы. Странно, конечно — но как спросить, например, о механизме, который управляет работой пола? Разве в языке неандертальца найдутся слова, чтобы поинтересоваться, как работают часы? Я уже молчу о вопросах, касающихся социального устройства и правил, по которым живут миллионы и миллионы морлоков — обитателей этого грандиозного воистину помещения. Как мог бы житель одного из племен Центральной Африки по прибытии в Лондон — какими словами мог бы он разузнать о том, как работает проволочный телефон и телеграф — или же Компания о доставке бандеролей? — и тому подобные вещи? Даже устройство местной канализации оставалось для меня загадкой.

Поэтому я спросил Нево, как управляют его сородичи своим обществом.

И он объяснил мне — на мой взгляд, несколько покровительственным тоном, что Сфера является вместилищем сразу нескольких рас морлоков. Эти «нации» или расы Нации эти различались главным образом способом управления, выбранным избранным ими образом управления. Повсеместная демократия, в основном. В иных местах Всеобщее избирательное право, напоминающее работу нашего Вестминстерского Парламента. Элитные общественные классы осуществляли контроль, специально подкованные, обученные и воспитанные. Думаю, ранние модели в нашей философии являются классической республикой, или возможно идеальной формой Республиканского строя, какой ее мыслил еще Платон; должен сказать, именно она мне подсознательно представляется наиболее привлекательной.

Но в большинстве районов механизм Сферы обеспечил Всеобщее избирательное право, учитывалось коллективное мнение.

Подобное правление вызывало недоверие, если не сказать большего. А как же дебилы и прочие слабоумные — неужели избирательное право доверено всем — и главное, наравне с остальными? Иными словами, голос идиота на весах законности весит ровно столько же, сколько и голос трезво и здравомыслящего человека. Нонсенс?

При этих словах Нево уперся в меня взглядом.

— У нас таких нет, — твердо заявил он.

Ни дать, ни взять Утопия — настолько утопичны мысли коренных жителей этой страны.

— Но почему вы так в этом уверены?

Он ответил не сразу, продолжая свою мысль:

Каждый взрослый член общества является рационально мыслящим существом, способным принимать решения, и при этом учитывать всеобщие интересы — это непреложно. При подобных условиях чистейшая форма демократии не только возможна, но и обязательна. Происходит учет общих интересов.

Я хмыкнул.

— А что же насчет прочих Парламентов и Сенатов, работу которых вы мне так красочно описали?

— Никто не утверждает, что порядок в этой части Сферы идеален, — сказал он. — Но разве не в этом суть свободы? Не все из нас заинтересованы, как полагается, в механизме правления, чтобы желать принять в нем участие, поэтому для большинства такая форма предпочтительнее.

— Возлагать, иными словами, свои гражданские обязанности на других?

— Это здравый выбор.

— Прекрасно. Но что, если этот выбор не оправдает себя?

— У нас есть место, — веско произнес он. — Не забывайте — мы живем не на планете, поэтому никто ничем не связан — и для каждого недовольного остается место и неограниченная свобода.

— Иными словами…

— Совершенно верно — любой недовольный системой может жить вне ее и создавать собственные правила проживания и законы управления.

, пресловутые «нации» морлоков оказались текучими непостоянными переменчивыми сообществами индивидуалов, каждому из которых было предоставлено самое широкое прав на самоопределение. Здесь не было государственных границ, итак называемые «нации» были не более чем социальными группами, «кучковавшимися» по своему усмотрению, как им заблагорассудится.

Поэтому войн среди морлоков не было.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы постичь и уяснить это. Дело в том, что не было причин для войны. Благодаря универсальному полу, поставлявшему провиант и всевозможные прочие блага, не было голода, и, стало быть, экономических споров между нациями. Сфера была настолько велика, что не было и территориальных споров, пограничных конфликтов и прочего, что так легко вызывает межгосударственные конфликты. Они были попросту бессмысленны. И, пожалуй, самое главное — не было религиозных распрей, векового источника ссор.

— Так значит, у вас нет Бога, — сказал я Нево. Это еще что — представляю, если бы на моем месте оказался бы кто-нибудь из служителей церкви моего времени!

— У нас нет необходимости в Боге, — ответствовал Нево.

Оказывается/, морлоки рассматривали религиозное состояние ума как противоположность рациональному мышлению — как некую наследственную традицию, не более чем цвет глаз или волос, которые передаются по наследству.

И чем дальше объяснял Нево, тем яснее становилось мне.

Всемогущий Господь вынужден был заниматься мелкими и суетными проблемами людей, постоянно принимать в них участие — так, во всяком случае, в это верили сами люди. Да и кто станет служить Богу, пусть даже Всемогущему, который не станет защищать чьи-либо интересы в мышиной возне человечества за свои маленькие выгоды и права?

В конфликте человека рационального и религиозного сила на стороне рационалиста. В конце концов, именно рационалисты изобрели порох.! И все же — до конца 19-го столетия религиозная тенденция постоянно одерживала победу над рационалистической и срабатывал закон естественного отбора, оставляя и приумножая популяции «овец стада Господня»

Этот парадокс объяснялся, потому что тем что религия ставила перед людьми ясную цель, за которую надо было сражаться. Оросив священную землю своей кровью, религиозно настроенный индивид жертвовал большим, чем простой вклад в экономику родной страны.

— Но постепенно мы двигались к парадоксу. Обойти который нельзя было никак, — продолжал Нево. — Мы приходили к выводу, что сами управляем нашим наследием, и при этом нет необходимости в каком-то особом религиозном умонастроении.

Пропустив эту реплику мимо ушей. Я спросил:

— Но в отсутствие Бога, какой же смысл может иметь ваше существование?

Попутно я вспомнил о Дарвине и его воинствующей теории.

И лишь позже уяснил смысл существования морлоков.

Я до сих пор находился под впечатлением увиденного и услышанного в искусственном мире морлоков — хотя не уверен, что это как-то могло повлиять на мою судьбу. Морлоки избавили завещанную им политическую систему от жестокости, и тем добились стабильности и прогресса, практически немыслимых для человека 1891 года. Человека вроде меня, выросшего в раздираемом войнами мире.

И это еще на несколько громадных шагов отдалило их в моих глазах от морлоков Уины, которые, несмотря на свою тягу к знаниям и технике, оставались кровожадными дикарями.

14. Построенное и разрушенное

Я обсуждал с Нево устройство Сферы.

— Должно быть, это были невообразимо глобальные инженерные проекты — которые убрали с орбит такие планеты, как Юпитер, Сатурн и…

— Нет, — перебил Нево. — Такой схемы не было. Эти планеты до сих пор на своих орбитах. Но на всех планетах нельзя было отыскать достаточно материала для строительства Сферы.

— И как же вы тогда вышли из положения?

Нево стал рассказывать, как Солнце окружил гигантский флот космических кораблей, несущих на себе мощные электромагниты из сверхпроводникового материала — то есть такого, в котором сопротивление тока было сведено к нулю. Этот флот стал облетать Солнце на все возрастающей скорости, тем самым опутывая Солнце электромагнитным полем диаметром в миллион миль. После чего с помощью этого сверхмощного поля стал сдавливать вещество солнца, буквально выжимая его — словно фрукт в соковыжималке. Как лимон в кулаке, Кипящее вещество солнца наэлектризовалось, то есть магнетизировалось — изливая его от экватора к полюсам звезды.

Еще больший флот кораблей управлял этим облаком поднятого со звезды вещества, с помощью все тех же магнитов ваяя жесткую оболочку вокруг Солнца. Так постепенно, охлаждаясь, они и образовывали то, что я видел вокруг.

Закупоренное Солнце между тем продолжало светить — поскольку для его массы и энергии отнятое кораблями ничего не значило. Устройство Сферы было таково, что солнечные лучи высвечивали гигантские континенты, способные уместить в себе миллионы развернутых карт земли.

— Такая планета как Земля, — продолжал Нево, — способна перехватывать и поглощать лишь ничтожную долю солнечной энергии, которую светило выплескивает в космос. Теперь же вся эта энергия собирается внутри Сферы. Мы «запрягли» Солнце и теперь оно работает только на нас.

За миллион лет, рассказывал Нево, Сфера собрала достаточно солнечного материала, чтобы нарастить конструкцию на 1/25-ю дюйма — почти невидимая невооруженным взглядом величина — но при этом надо иметь в виду размеры Сферы! В то же время Солнце обеспечивало морлоков энергией не только для жизни, но и для разработки самых немыслимых проектов.

Тут не выдержал и я — азартно поделившись своими впечатлениями во время путешествия. О том, чему я был свидетелем — как менялись полюса на Солнце, что происходило со светилом и то, как, наконец, оно исчезло под колпаком — то есть как я увидел "околпаченное "Солнце. Нево посмотрел на меня, похоже, с некоторой завистью.

— Значит, — выдавил он. — Вы видели, как строилась Сфера. Это заняло десять тысяч лет…

— Но для меня все это прошло как один миг.

— Вы говорили, что это ваше второе путешествие в будущее. А во время первого вы видели совсем другие вещи.

— Да. — Теперь загадка времени начинала постепенно раскрываться передо мной. — В истории произошли необратимые изменения. Она стала, если можно так выразиться, альтернативной. Дело в том, Нево, что когда я впервые путешествовал в будущее, Сферы не существовало.

— Как?

— Ни в этом, ни в последующем временах. Ее там просто некому было строить.

И я поведал Нево, как преодолел 657 208 год. В первом путешествии передо мной была одичавшая земля, покоренная флорой. Всюду бушевала зелень, растения, леса, кустарники и трава. Я рассказал ему, как зима исчезла с лица земли, и как Солнце стало светить еще ярче. Но никто не сдвигал земную ось, придавая ей нужное направление, и никто не замедлял вращения планеты. И, несмотря на то, что никто не замыкал Солнце под колпак в своих целях, Земля оставалась прекрасной, не заключенная в стигийскую тьму морлоков.

— Так, — рассказывал я Нево, — я прибыл в 802701 год — сто пятьдесят тысяч лет вашего будущего — и все же не могу поверить, что, зайдя так далеко, так и не встретил знакомого мира!

Вкратце я рассказал ему о мире Уины, об элоях и выродившихся морлоках.

Нево задумался. Он как будто переваривал информацию. — Не было такого состояния дел в эволюции человечества, письменная история, летописи этого не содержат, — заявил он, наконец. И со времени построения Сферы представляется невозможным, чтобы жизнь докатилась до столь варварского состояния. Даже в самом далеком будущем.

Я согласился с ним. Видимо, я путешествовал в двух версиях истории. Получается, история — как необожженная глина, и из нее можно вылепить что угодно?

— Вполне возможно, — пробормотал в ответ Нево. — А когда вы возвратились в свою эру — в 1891-й год, вы принесли с собой какие-нибудь свидетельства о своих приключениях?

— Да ничего такого особенного, — отвечал я. Всего лишь несколько цветков, белых таких, похожих на мальвы, которые Уина, — тут я споткнулся, не желая говорить с морлоком о личном, — которые один из элоев положил мне в карман на память. Мои друзья осмотрели эти цветы. Они признали, что такой вид неизвестен в современной природе, и я помню, как они обратили внимание на гинецей [2] цветка…

— Друзья? — оборвал меня Нево. — Так вы им рассказывали о первом путешествии, прежде чем отправиться во второе?

— Рассказывал, — улыбнулся я. — Конечно, рассказывал. Но так, пустая болтовня, — тут же поправился я, заметив его остановившийся взгляд. — Никаких письменных свидетельств, просто дружеская застольная беседа. Продолжение последовало в курительной комнате.

— Вы не написали. Но за вас мог сделать это кто-нибудь другой.

— Другой? — поразился я.

— Кто-то из ваших друзей.

— Но они мне даже не поверили. Сочли все это мистификацией, розыгрышем. Только один писатель…

— Кто? — перебил Нево.

— Писатель… Ах, да, я совсем забыл… Но этот молодой человек только подавал виды…