7. Джаггернаут лорда Рэглана

Моисей нервно усмехнулся, лицо его побледнело, и на высоком лбу выступили капли пота.

— Очевидно, ты не единственный путешественник во времени!

Эта передвижная крепость наступала по дороге в сторону моего дома. Длинная плоская коробка с крышкой наверху. Она была окрашена в пятнистый защитный цвет: зеленый и грязно-коричневый, словно постоянным местом ее обитания были болота и бездорожье. Колеса — или то другое, на чем она передвигалась, были укрыты броней. Крепость перемещалась со скоростью примерно шести миль в час и, несмотря на изгиб холма и неровности местности, шла на удивление ровно.

На улице уже не осталось ни души, кроме нас троих и прищемленной лошади с пивоварни. Тишину нарушал лишь монотонный рев двигателя и жалобное ржание животного, попавшего в капкан.

— Такого я не помню, — заметил я Нево. — Во всяком случае, в моем 1873-м этого не случалось.

Морлок уставился на приближающуюся крепость в очки.

— Мы снова сталкиваемся, — ровным тоном сообщил он, — со множественностью Историй. Вы уже увидели две версии будущего, 657 208-го. А теперь перед вами два варианта вашего века.

Крепость остановилась, моторы утробно взревели внутри. Теперь было видно, что из разных бойниц на нас глядят такие же лица в масках.

— Может, лучше убежать, пока не поздно? — шепотом спросил Моисей.

— Сомневаюсь. Видите ружейные стволы, что торчат из бойниц? Не знаю, что тут происходит, но похоже у этих людей на нас свои планы.

— Давайте вести себя достойно. Направимся им навстречу, — предложил я. Покажем, что мы их ничуть не боимся.

И по булыжной мостовой мы направились в сторону Питершам-Роуд.

Стволы ружей и пушек проследили наш путь и лица в масках, поверх которых встречались и полевые очки, — не на минуту не оставляя нас без присмотра.

Когда мы приблизились, я смог получше осмотреть крепость. Как я и говорил, более восьмидесяти футов в длину и десяти в высоту. По бокам она была обложена тяжелой пушечной броней. Нижняя часть поднималась, открывая не колеса — а ноги! Тяжелые столбы, подобные слоновьим, оставлявшие на земле странные отпечатки в виде птичьих лапок. Перемещение на таких ногах и помогало тяжелой машине сохранять равновесие даже на крутых участках склона.

На носу крепости болтались тяжелые металлические цепи с барабаном. Они звенели в воздухе, точно извозчичьи вожжи, издавая страшный шум при движении. Предназначение подобного устройства мне было неясно.

Ярдах в десяти от тупого носа машины мы остановились. Дула винтовок по-прежнему смотрели на нас. Из парового двигателя сильно несло дымом.

Даже теперь, вспоминая те события, я содрогаюсь. Теперь и прошлое утратило стабильность и постоянство. Я не просто лишил мир его будущего, но и отобрал у себя единственное прошлое. Теперь все стало вариативным, факультативным — и не уникальным. Время: будущее и прошлое стало расползающейся массой. Оставалось жить лишь настоящим.

Машина Времени настигла меня и в прошлом — это были как вездесущие круги от камня, однажды брошенного в безмятежные воды Реки Времени.

— Кажется, это британец, — заговорил Моисей, прерывая мои тягостные раздумья.

— С чего ты взял?

— Видите этот значок полка на нижней части брони?

Я пригляделся — очевидно, у Моисея зрение было острее моего. Я никогда не интересовался военным делом армейскими регалиями, но, похоже, Моисей был прав. Он прочел другие нанесенные трафаретом на броню надписи черной краской: «Места для личного состава» — гласили они — «Топливные баки», — говорили другие. Это Британские либо американские колониальные войска — из ближайшего будущего, где язык еще не претерпел существенных изменений.

Послышался металлический скрежет — словно бы встретились два листа брони. Впереди на корпусе провернулось колесо — и распахнулся люк, открывая темные внутренности железной пещеры. Оттуда была скинута веревочная лестница. По ней спустился некто в военной форме и поспешил к нам. Одет он был в брезентовый комбинезон поверх гимнастерки такого же пятнисто-защитного цвета. Тяжелые металлические эполеты сверкали на его плечах. На голове был черный берет с полковым значком. На боку болталась плетеная кобура и еще несколько подсумков впереди — очевидно, набитых боеприпасами. Я заметил. Что кобура предусмотрительно расстегнута и рука в перчатке находилась все время рядом с ней наготове.

И что поразительнее всего — лицо его было скрыто жуткой маской — очки и хобот вроде того, что можно наблюдать у мухи под микроскопом.

— Боже, — прошептал Моисей, — Что за чудище!

— Да уж, — нахмурился я, внутренне готовый к любому повороту событий. — Эта маска — защита от газа. Комбинезон и перчатки тоже. Судя по всему, они готовы к газовой атаке. А что вы скажете об эполетах? Думаю, он экипирован против любых неожиданностей.

— Из какого же брутального века занесло его сюда, в мирный 1873-й?

— Я думаю, Моисей, это гость из самого мрачного будущего, которое только можно себе представить — Будущего Войны!

Воин между тем приближался. Он глухо пробубнил в маску слова, в которых можно было опознать начальственный тон, говоривший о том, что перед нами офицер, но из слов его я ничего не понял.

— Это германец! — жарко прошептал Моисей. К тому же с жутким акцентом. Откуда это могло взяться?

Я сделал шаг навстречу, поднимая руки:

— Мы англичане. Вы понимаете?

Я не мог видеть его лица, но по движению плеч понял, что это его устраивает. Теперь можно было разобрать голос: он принадлежал молодому человеку в армейском панцире. Он торопливо сказал:

— Прекрасно. Следуйте за мной.

Похоже, ничего другого нам не оставалось, как подчиниться.

Молодой воин выжидательно стоял у люка, с рукой на кобуре, следя за тем как мы по очереди взбираемся наверх.

— Скажите мне одну только вещь, — обратился к нему Моисей. — Зачем эта штуковина впереди на цепях?

— Противоминный цеп, — последовал короткий ответ.

— Противоминный? — недоуменно переспросил мой двойник.

— Цепь волочится по земле впереди «Рэглана». И мины взрываются прежде чем мы успеваем наехать на них.

Переварив эту информацию, Моисей забрался следом за мной.

— Британец, — удовлетворенно поделился он наблюдением. — Мимика выдает. Видели, как он мне показывал?

— Вы что, способны отличить германца от британца по одной только жестикуляции?

Моисей не ответил. Вместо этого он продолжил восхищаться совершенством техники:

— Вы посмотрите, что за броня! Пули для нее все равно что капли дождя — они просто сплющиваются и скатываются. Такую махину пробить можно только хорошей артиллерией.

Люк захлопнулся, плотно запечатав нас во тьму. Резиновая прокладка удерживала от проникновения не только света из внешнего мира, но и воздух. Нас повели узким коридорчиком вдоль длинного борта. Отовсюду слышался шум двигателей, пахло машинным маслом и керосином запахами, в которые вмешивался резкий аромат бездымного пороха. Здесь было жарко, и вскоре я почувствовал, что воротник намокает от пота. Единственный источник света — две лампы горели в глубине коридора. В сумраке я заметил по пути очертания восьми громадных колес диаметром по десять футов, выстроившихся по бокам крепости — за ними проходила обшивка. На носу крепости сидел единственный воин в брезентовом кресле в окружении рычагов, циферблатов и устройств, походивших на линзы перископов. На корме располагался двигатель и система передач. Все это напоминало во много раз увеличенную систему локомотива. Механизм обслуживали несколько человек в таких же масках с хоботами, комбинезонах и перчатках. Они возились словно жрецы вокруг металлических идолов.

Небольшие тесные кабинки свисали с потолка. В каждой из них находилось по солдату с полным боекомплектом и оптикой.

Наш провожатый снял, наконец, маску — и взмокшие от пота мальчишеские вихры упали на разгоряченный лоб. Солдату — или адъютанту не было и двадцати.

— Пройдемте вперед, — сказал он. — Вас ждет капитан.

Под молчаливыми взорами солдат, подвешенных в люльках, мы стали пробираться дальше, гуськом друг за другом.

Наконец, нас впихнули в то, что можно было назвать рубкой. Металлический купол изнутри был обложен медными пластинами. Здесь стоял капитан — та же форма, только перетянутый крест-накрест кожаными ремнями портупеи.

Капитан был без противогаза. Широкоскулое лицо моряка, только не обветренное и не загорелое — лучи солнца давно не касались этой кожи. Скорее всего, он годами жил внутри этой металлической черепахи. Капитан снял перчатку и протянул мне руку. Ладонь оказалась маленькой, почти детской. Я с удивлением присмотрелся к этому человеку.

— Мы не рассчитывали на такое число пассажиров, но все равно рады приветствовать вас всех.

Голубые глаза переметнулись с Моисея на Нево и в них блеснула озорная искра. — Добро пожаловать на борт «Лорда Рэглана» Меня зовут Хилари Бонд, капитан девятого батальона Королевского джаггернаутского полка.

Это была правда! Капитаном корабля — опытным и видавшим виды воином, командиром смертоносной машины, страшнее которой я не видел ничего на свете — была женщина.

8. Возобновление старого знакомства

Она улыбнулась, при этом стал заметен шрам на подбородке — и тут я понял, что ей не больше двадцати пяти лет.

— Послушайте, капитан, — заговорил я. — Хотелось бы знать, по какому праву вы нас задержали.

Она нимало не смутившись, она отвечала:

— Моя задача — сохранение национальная безопасность в первую очередь. Так что извините, если вам были доставлены неудобства…

Но тут вперед выступил Моисей. Его шикарный костюм смотрелся совсем ни к месту в такой милитаристской обстановке.

— Мадам капитан, о какой национальной безопасности может идти речь в 1873-м году!

— В 1938-м, — поправила она, пылая духом милитаризма и агрессивности. — Моя задача — охранять дом на Питершам-Роуд, где происходит научный эксперимент и предотвратить анахронистическое вмешательство в него.

Моисей поморщился.

— "Анахронистическое вмешательство" — полагаю, речь идет о путешественниках во времени.

Я улыбнулся.

— Прелестное слово — вмешательство. И вы полагаете, для этого достаточно оружия?

Тут заговорил Нево.

— Капитан Бонд, — медленно произнес Морлок, — уверен, вы и сами видите, что ваша миссия логически абсурдна. Вы знаете, кто эти люди? Как вы можете охранять эксперимент от вмешательства, если его автор — и он указал мохнатой лапой на Моисея, — будет похищен из своего времени?

При этом Бонд на несколько затянувшихся секунд остановила взгляд на морлоке. Затем она посмотрела поочередно на нас с Моисеем — и, думаю, отметила несомненное сходство.

Наконец она бросила несколько отрывистых слов сопровождавшему нас воину, который тут же исчез из рубки.

— Я немедленно проинформирую об этом Министерство Военно-воздушных Сил, как только мы вернемся. Они очень заинтересовались вами, и, полагаю, вы сможете обсудить этот вопрос со штабом.

— Какое возвращение? — вмешался я — Вы что, хотите сказать, мы «возвращаемся» в 1938-й год?

Не дрогнув лицом, она отвечала:

— Парадоксы перемещения во времени — не моя епархия. Но в министерстве найдутся умные головы, способные это распутать.

За спиной послышался смех Моисея — громкий и несколько истеричный.

— Роскошно, — проговорил он. — Теперь мне и вовсе не надо конструировать эту чертову машину!

Нево уныло посмотрел на меня:

— Боюсь, что путаница заходит слишком далеко. Мы совсем отдалились от первичной исторической версии. Той, которая существовала до запуска машины.

Тут на помощь поспешила капитан Бонд.

— Понимаю ваши чувства. Но уверяю — вашей безопасности ничто не грозит, поскольку я здесь. — И еще, — мило улыбнулась она. — для вашего успокоения я привела кое-кого, способного все уладить. Это человек из вашего времени, возможно, вы уже догадываетесь, кто.

Тут из темноты выступила фигура. С теми же эполетами, амуницией и хоботом шланга до пояса. Но на его униформе не было военных нашивок и значков. Фигура медленно двигалась, опираясь на стены по неудобному коридору. Она хранила все признаки преклонного возраста, и над ремнем нависал живот.

Послышался старческий надтреснутый голос, едва слышимый сквозь рокот машин:

— Боже праведный, это вы! — он протянул ко мне руки. — Вот уж не думал, что увижу вас после того злополучного четверга, когда вы исчезли в вечности!

Как только он вышел на свет, я испытал новое потрясение. Несмотря на помутненный взор и согбенную годами спину, и волосы, в седине которых уже с трудом можно было отыскать природный цвет и несмотря на то что широкий лоб был обезображен шрамом, похожим на следы ожога, это был без сомнения, он, Филби.

— Черт меня раздери!

Филби заржал, подходя ко мне. Я схватил его руку, дряблую и пожелтевшую, в старческих веснушках, и понял, что ему никак не меньше семидесяти пяти.

— Вас-то, может, и раздери. Да и нас всех следом. Но как же я рад видеть вас, старина!

Мельком он посмотрел на Моисея: не знаю, оценил ли сходство старик. Но, во всяком случае, не удивился.

— Филби, у меня столько вопросов!.. Ну, теперь-то вы мне обо всем расскажете!

— Да уж, думаю, вопросов у вас поднакопилось. Затем они и вытащили меня из-под Купола. Я тут ответственный за акклиматизацию — короче, помочь вам освоиться в местной жизни.

— Но, Филби… ведь только вчера — как же вы дошли до такой жизни?

— Как я пришел к этому ? — он цинично хлопнул рукой по животу, показывая, чем стал. — Время, друг мой, время. Эта чудесная река, на груди которой, можете нам поверить, резвишься как водяной клоп, но все равно тебя сносит вниз по течению. Время человеку не друг. Мне это перемещение во времени далось нелегко, минуло сорок семь лет с нашей последней вечеринки в Ричмонде, когда вы показывали нам самодвижущийся рубанок, который при нажатии на рычаг якобы растворился в будущем или прошлом. А потом вы и сами пропали в Послезавтра.

— Старина Филби, — выпалил я, сжимая его руку. — И все же, теперь вы должны признать, что я оказался прав. Это не шарлатанство.

— Да уж, всех вы заткнули за пояс, — прокряхтел он, горестно посмеиваясь.

— Ну, а теперь, — вмешалась капитан, — позвольте, джентльмены, распорядиться. Старт через несколько минут.

С этими словами, признательно кивнув Филби, она переключилась на экипаж.

Филби вздохнул:

— Ну что ж, пойдем. Здесь есть место на корме, где можно с уютом расположиться: так немного меньше шума и грязи…

— Чем?.. — усмехнулся я.

— Чем везде.

И мы снова отправились назад по коридору.

По пути я успел рассмотреть еще некоторые детали механизма. Длинные оси вращались вокруг главного вала, под которым был расположен металлический пол. Оси приводили в движение громадные колеса-маховики. Именно к ним крепились столбы, похожие на слоновьи ноги, с помощью которых машина перемещалась в пространстве. От колес летела дорожная грязь, попадая в машинное отделение, где смешивалась с машинным маслом, образуя особый прогорклый запах. С помощью осей регулировался подъем колес, отчего ноги приспосабливались к любой перемене высоты рельефа. Ноги также поднимались на специальных пневматических поршнях. С помощью этого устройства крепость могла «идти» по любым неровностям поверхности и склонам. И даже под уклон.

Моисей обратил мое внимание на стальную коробку в центре механизма.

— Тебе не кажется это странным?

И он указал на прутья, торчавшие из коробки — как будто кварцевые. — Похоже, они тут совершенно ни к месту.

Я присмотрелся: в смутном электрическом свете я разглядел знакомый зеленоватый блеск между слоями кварца и никеля.

— Платтнерит, — прошептал я Моисею. — Никаких сомнений — все это взято из нашей лаборатории. Прототипы модели, которые я делал на пути к созданию аппарата.

Моисей кивнул:

— Судя по всему, эти люди не овладели секретом производства платтнерита.

Тут меня одернул морлок, указывая на какую-то темную нишу в моторном отсеке. К собственному восторгу, я обнаружил там мою Машину Времени, в целости и сохранности, очевидно, поднятую с Ричмонд Хилл лебедками в ходячую крепость. На полозьях оставались клочья травы. Машина была бережно обернута веревками и принайтована паутиной тросов.

Мне захотелось немедленно броситься к ней, как в прошлый раз, прорваться сквозь строй часовых, охранявших ее, и овладеть машиной. Пусть я вернусь домой, что бы ни случилось…

Но я прекрасно понимал, что попытка эта обречена на провал, и заставил себя успокоиться. Выбросил эти мысли из головы. Часовые успеют пристрелить меня прежде, чем я дотронусь до рычага. Тем более, после всего, что случилось, по-видимому, я безнадежно заблудился во времени, и каждый мой полет на машине приводил к еще большей путанице. Ничего похожего на возвращение в мирный и безмятежный 19-й век у нас не получалось.

Тут подошел Филби.

— Как механика, а? — он старчески бодро похлопал меня по плечу. — Вся эта хитроумная машинерия была изобретена сэром Альбертом Стерном, ставшим главным конструктором в начала Эпохи Войны. Я видел всех его механических зверей. Этот джаггернаут больше всего напоминает черепаху, не правда ли? Есть и другие игрушки. А вот посмотрите, — моторы от роллс-ройсовского «Метеора» — целая шеренга! И коробка передач от «Меррит-Брауна», заметил? Хорстманновская подвеска с тремя такими характерными штуковинами с каждой стороны…

— Да, — вмешался я, но, старина Филби, для чего все это?

— Как для чего? Для ведения военных действий, само собой.

Филби махнул рукой вокруг. — Вот он, джаггернаут, вид изнутри. Класса «Повар», одна из последних моделей. Главная цель джаггернаута — прорвать осаду Европы. Рэглан довольно подходящее имя, не так ли? Ведь это он, лорд Фитцрой «Рэглан» устроил заваруху при осаде Севастополя. Возможно, старина Реглан, узнай он, что его имя…

— Подожди, — остановил я его. — Я не ослышался? Ты сказал «осада Европы»?

Он с грустью посмотрел на меня.

— Прости, — сказал старый Филби, — Ведь меня именно за тем сюда и послали, чтобы объяснять тебе. Вот ведь дырявая память! Сейчас я расскажу тебе, что случилось после 1914 года, когда мы вступили в войну.

— С кем?

— С германцами, разумеется. А с кем же еще? Вот тут-то все и началось.

Он так легко, как о само собой разумеющемся говорил о будущем Европы, на 24 года погрузившейся во мрак и хаос войны, что у меня невольно похолодело сердце.

9. В глубь времен

Мы зашли в тесное помещение футов десяти площадью, чуть больше той стальной коробки, размешенной в машинном отсеке джаггернаута. Единственная электрическая лампочка светила с потолка на обитые стеганой кожей стены, скрывая холод вездесущего металла, несколько приглушая рев двигателей — хотя вибрация корпуса ощущалась и здесь, даже сквозь прокладку. Еще здесь находился небольшой шкафчик.

Филби пригласил нас сесть в кресла, а сам стал рыться в шкафчике.

— Вас надо привязать как следует, — проскрипел он. — Эти перемещения во времени — чистая карусель в парке аттракционов. Здорово укачивает.

Мы с Моисеем расположились лицом друг к другу — как тогда, в курительной. Нево не сразу разобрался с застегивающейся пряжкой и в конце концов запутался бы в ремнях, если бы Филби не поспешил ему на помощь, укоротив стропы.

Затем старик заковылял ко мне с чашкой чая — китайского фарфора, с трещиной. Рядом с треснувшей чашкой из китайского фарфора лежало печеньице.

Я не сдержался и рассмеялся:

— Филби, повороты судьбы не перестают изумлять меня. Вы что, устроились здесь стюардом, в этой черепахе?

— Комфорт, пусть даже минимальный, облегчает жизнь в любой обстановке. Кому как не тебе знать это!

Потягивая жидкий тепловатый чай, я размышлял о текущих событиях, все больше укрепляясь в мысли, что подчиняюсь чужой воле. Меня не очень-то вдохновляла перспектива такого «возвращения» во время, которого я не знал, где к тому же шла затяжная средневековая война.

— Филби, а вы не заметили ничего странного в моих компаньонах?

Я представил его Моисею, и Филби немедленно приступил к осмотру и сопоставлению, результатом чего стал чай, пролитый на подбородок.

— Вот оно — настоящее потрясение, к которому можно прийти, перемещаясь во времени, — с чувством сказал я. — Сразу забываешь весь этот вздор о Происхождении Видов и Судьбах Человечества, стоит столкнуться со своим двойником. Вот это, доложу я вам, настоящий феномен и парадокс — называй как хочешь, но скорее всего — шок!

Добрый старина Филби все же поверил не сразу и лишь получив несколько встречных ответов от нас с Моисеем, убедился, что мы — один и тот же человек, только из разных промежутков времени.

— Нечто вроде клонирования, — пробормотал Нево.

Старик, похоже, не понял ни слова.

Я подался из кресла, насколько позволяли ремни, чтобы сказать:

— Филби, неужели люди докатились до такого?

— Ты имеешь в виду войну?

— Ведь это же полный крах цивилизации! Все, что было накоплено человечеством веками непосильного труда…