Официальная резиденция Его Превосходительства принца Бавада бен Румалла аль-Хамуджа, посла королевства Васабия в Соединенных Штатах Америки, занимала солидный жилой комплекс стоимостью 18 миллионов долларов на берегу бурной реки Потомак, в нескольких милях вверх по течению от Вашингтона, округ Колумбия. Эмблема на главных воротах этого роскошного комплекса представляет собой герб королевского дома Хамуджа, выполненный в ярком сусальном золоте: финиковая пальма, полумесяц и ятаган, витающий над чей-то головой. При ближайшем рассмотрении становится заметно, что вид у этой головы не очень довольный, причиной чему, несомненно, является факт ее отсечения вышеупомянутым ятаганом.
      История гласит, что голова эта принадлежала некоему Рафику аль-Саваху по прозвищу Неразумный, который однажды вечером в 1740 или 1742 году (историки расходятся в своих мнениях по поводу точной даты) предпринял попытку узурпировать власть шейха Абдулабдуллы Ваффа аль-Хамуджа по прозвищу Разумный, основателя династии Васаби и будущего короля. Согласно легенде, которую теперь преподносят в школах этой страны как исторический факт, отрубленная голова Рафика попыталась принести извинения шейху за свое вероломство, а также умоляла о том, чтобы ее приделали обратно. Однако шейх Абдулабдулла был не в настроении выслушивать все эти просьбы. Разве не обходился он с Рафиком как со своим родным братом? Короче, шейх приказал набить все еще бормочущий рот верблюжьим пометом и бросить голову на съедение гиенам, каковые обитают в пустыне.
      Это событие ежегодно отмечается в День вероломства Рафика.
      Взрослые граждане мужского пола в этот день должны держать на языке небольшой шарик из верблюжьего помета, который является символом королевской власти и напоминанием о горькой участи тех, кто рискнет на нее покуситься. В действительности, только прислуга из королевского дворца Хамуджей и наиболее консервативно настроенные васабийцы придерживаются строгого буквализма в исполнении этого ритуала. Примерно сто лет назад один предприимчивый кондитер из столичного города Каффа придумал разновидность нуги, которая обладала характерным для требуемой субстанции ароматом, и этого оказалось вполне достаточно, чтобы одурачить мукфеллинов —религиозную полицию, строго следившую за исполнением заветов Книги Хамуджа. Васабийцы могли теперь класть эту штуку себе на язык и спокойно расхаживать целый день, источая красноречивый аромат благочестия. Но, увы, обман был раскрыт, и несчастный кондитер потерял не только лицензию на производство сладостей, но также язык, кисть правой руки и ступню левой ноги. Король Таллула, взойдя на трон в 1974 году, издал указ, разрешающий обходиться вполне символическим кусочком помета. Это вызвало раздражение всех васабийских мулл и мукфеллинов, однако взрослое мужское население королевства облегченно вздохнуло.
      Сразу после полуночи в прохладную осеннюю ночь на 28 сентября ворота с королевской эмблемой распахнулись, и оттуда выехал автомобиль, за рулем которого сидела Назра аль-Бавад, супруга принца Бавада.
      Этот выезд несомненно прошел бы более гладко, если бы у принцессы было чуть больше водительского опыта. Васабийским женщинам в принципе не разрешалось садиться за руль. Тем не менее, будучи одновременно предприимчивой и темпераментной, Назра начиная с подросткового возраста постоянно упрашивала многочисленных особ мужского пола, включая своего брата Тамсу, посвятить ее в таинства руля, тормозов и газа. Управлять отцовским «кадиллаком» в пустыне Васабии было не так уж сложно. В Вашингтоне она частенько докучала (то есть попросту давала денег) несговорчивому Халилу, своему шоферу-охраннику и по необходимости секретарю, чтобы тот разрешал ей порулить на некоторых пустынных улицах, а также автостоянках излюбленных ею торговых центров «Нейман Маркус» и «Сакс Пятая авеню». Постепенно она достигла такой степени мастерства, что почти могла припарковать автомобиль, не ободрав с него практически всю краску и оставив ее на бамперах соседних машин. Халил тем временем приобрел среди жителей этих районов репутацию водителя не самой высокой квалификации.
      В эту ночь вождение давалось Назре с особым трудом. Выезжая из ворот, она отломила зеркало заднего вида и оставила на боковой дверце машины стоимостью 85 000 долларов царапину, при виде которой даже самые закаленные автослесари страховой компании должны были зарыдать как дети. Первоначально она собиралась повернуть налево, в направлении Вашингтона. Однако при виде фар приближающегося оттуда автомобиля она запаниковала и свернула направо, в сторону занесенного листопадом пригорода Маклин.
      По правде говоря, Назра соображала довольно плохо. А если уж совсем честно — она была пьяна. И у нее имелись на то причины. Неясно только, как бы отнесся к этим причинам судья.
      Проведя более двадцати лет в Вашингтоне, ее муж, принц королевства Васабия, неожиданно объявил о своем намерении вернуться на родину и, разумеется, не один, а с Назрой и тремя остальными женами. Его дядя, король, решил вознаградить племянника за многолетнюю безупречную службу, назначив его на пост министра иностранных дел. Это было серьезное продвижение по службе, и к нему прилагался еще более серьезный дворец и доля в нефтяных прибылях королевства.
      Эта новость не слишком обрадовала Назру, самую молодую, самую красивую и самую независимую из жен принца. Она совсем не хотела возвращаться в Васабию. Годы, которые она провела в Америке — даже под строгим присмотром Шаззика, сурового и (как говорили злые языки) кастрированного камергера принца Бавада, — научили ее ценить роль женщины в западном обществе. Она отнюдь не спешила вернуться в страну, где ей пришлось бы прятать свое прелестное личико под безобразной чадрой, и, пожалуй, еще меньше она спешила вернуться в страну, где женщин по-прежнему публично секли, забивали камнями до смерти и рубили им головы в одном специально отведенном месте в столице, которое в народе, из-за повседневности этих мероприятий, получило название площадь Секир-Башка.
      Сегодня вечером Назра планировала известить принца о своем решении остаться в США. Она хотела переговорить с ним об этом сразу после его обеда с членами «Уолдорф-груп» — очень влиятельной организации, состоящей из бывших президентов США, бывших госсекретарей и министров обороны, бывших директоров Центрального разведывательного управления и вообще из очень хороших парней с такими связями, что просто закачаешься! После того как десять лет назад эта организация была создана в одном из роскошных номеров отеля «Уолдорф-Астория» в Нью-Йорке, она успела инвестировать более пяти миллиардов долларов, принадлежащих королевству Васабия, в самые разнообразные проекты, что в свою очередь привело к всемерному расширению деловых связей. Многие члены совета директоров этой организации заседали также в советах других компаний, существовавших на инвестиции из Васабии.
      На сегодняшнем заседании «Уолдорф-груп» обсуждался проект опреснения. Из-за особенностей географического положения Васабии опреснение всегда было самой горячей темой в этом королевстве. Страна не имела ни одного выхода к морю. Отсутствие хотя бы десяти сантиметров береговой линии было давним и неприятным историческим пережитком, результатом мимолетного хмельного раздражения Уинстона Черчилля, когда он чертил современные границы Васабии на салфетке из-под коктейля в своем лондонском клубе. Во время мирной конференции король Таллула был не особенно сговорчив, поэтому в итоге Черчилль несколькими росчерками своей авторучки отказал ему в морских портах. Вот так краткие мгновения между двумя рюмками хорошего бренди определяют судьбу империй и ход истории.
      Поскольку каждый мужчина в королевстве Васабия мог иметь до четырех жен, население этой страны росло очень быстро. Вас вряд ли сочли бы достаточно мужественным, если б у вас не было как минимум двух десятков детей. В результате нация все больше молодела и все больше хотела пить.
      На сегодняшнем заседании совета принц Бавад сообщил собравшимся директорам «Уолдорф-груп», которые для него, разумеется, все были самыми дорогими друзьями, о том, что его королевство готово инвестировать 1,2 миллиарда долларов в новый проект этой замечательной организации. Группа в свою очередь должна будет нанять опытных теханцев — родственный народ из пустыни, — которые построят новые опреснительные сооружения и протянут трубы в иссушенные земли Васабии. В самый ответственный момент заседания председатель совета директоров, один из экс-президентов Соединенных Штатов, должен был изобразить на бумажке некую цифру и небрежно передвинуть ее принцу Баваду, для которого эта самая цифра определяла его персональное «участие» (гораздо более симпатичное слово, чем, скажем, «пенки» или «кусок») в прибылях от этого предприятия.
      Ритуал с бумажкой обычно проходил вполне гладко. Однако теперь принцу Баваду, строившему лыжный домик площадью 150 000 квадратных метров в Джексон-Хоул, эта сумма показалась несколько, как бы это сказать, неадекватной. И он воззрился на экс-президента.
      Вообще-то они были добрыми друзьями — принц Бавад и мистер экс-президент. Последний, когда еще был президентом, не раз гостил в нынешнем лыжном домике Бавада площадью 100 000 квадратных метров в Аспене. В обычной ситуации он бы просто перечеркнул эту цифру и написал на той же бумажке сумму чуть-чуть побольше. Однако на сей раз он этого не сделал. Многие участники группы с некоторых пор сдержанно высказывали недовольство Васабией. Королевство становилось все более энергичным, если не сказать — эксцентричным, в своих требованиях. А бизнес есть бизнес, в конце-то концов.
      Экс-президент мило улыбнулся Баваду. Тот, слегка нахмурившись, наконец кивнул в знак своего согласия с цифрами на бумаге. Экс-президент просиял и отпустил легкую шутку по поводу того, что с принцем не так-то просто договориться, вот такой серьезный он бизнесмен. Заседание на этом закончилось, двери открылись, и официанты внесли закуски. И какие закуски! Все-таки это была очень приятная организация, и с ней действительно хотелось иметь дело. Никогда еще в области получения прибылей столь многое не достигалось таким небольшим количеством людей.
 
      В резиденции принца в это время Назра налила себе из бутылки своего мужа рюмочку французского коньяка 150-летней выдержки. В одиннадцать часов, когда принц все еще не появился, она налила себе вторую рюмку. Затем третью. В 11. 40, когда принц наконец вернулся домой, она уже забыла о своих переживаниях.
      Речь, которую она так тщательно репетировала, прозвучала не совсем убедительно, поскольку была произнесена заплетающимся языком и отличалась не столько красноречием и связностью, сколько благоуханием замечательного коньяка «Наполеон». Злой как черт принц, которому все еще не давало покоя его неадекватное «участие» в проекте опреснения, грубо приказал Назре отправляться в свою комнату.
      Ночной спор между избалованным принцем и его подвыпившей младшей женой вряд ли может послужить образцом салонной беседы. Диалог быстро перешел на повышенные тона и был резко завершен принцем, который, не раздумывая, отвесил Назре роскошную пощечину с крепким запахом дорогих сигар. Засим, громогласно проклиная тлетворное влияние Запада, принц, как грозовая туча, умчался в спальню к другой, более покладистой жене.
      Назра фурией бросилась в свою спальню, где отнюдь не собиралась спать в эту ночь. Швырнув что попалось под руку в дорожную сумку, она прошла в гараж, в котором стояли одиннадцать машин. (Принц любил водить сам, и большинство полицейских на дорогах штата Виргиния были знакомы с ним лично.) Назра не хотела ни «мазерати», ни «ламборджини», ни «майбаха» или «феррари», поскольку у всех этих машин на приборной панели было слишком много кнопочек неясного назначения. Она остановила свой выбор на «мерседесе», в котором ее обычно возил Халил и приборы которого были ей в общих чертах знакомы, включая специальную кнопку на панели орехового дерева, переводившую управление центральными воротами с поста охраны на «мерседес».
      Вот так Назра оказалась за рулем одной из машин своего мужа и промчалась мимо переполошившейся охраны, а мрачный Шаззик со своими двумя помощниками, свирепыми воинами из племени варга в синих костюмах, немедленно бросился за ней в погоню.
      Но куда ей было ехать? Поворот на Вашингтон она уже пропустила.
      Едва избежав столкновения с несколькими деревьями и проскочив три-четыре раза подряд на красный свет, Назра на предельной скорости свернула в северном направлении на шоссе 123, и этот факт не укрылся от полицейского Хармона Дж. Джиллетса, служившего в дорожной полиции штата Виргиния.
      Именно в тот момент, когда оглушительная сирена и красно-бело-синие всполохи мигалки рядового Джиллетса уже догоняли ее, Назра увидела указатель с надписью: РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫЙ ЦЕНТР ИМ. ДЖОРДЖА БУША.
      В шторм сгодится любая гавань.
      Вид приближающегося на бешеной скорости автомобиля, за которым по пятам гонится дорожная полиция, вряд ли может порадовать служащих секретных государственных учреждений США. Поэтому, стоило Назре оказаться у вьезда на территорию штаб-квартиры ЦРУ, как перед ней прямо из бетонного покрытия внезапно вырос стальной барьер. Это воспрепятствовало ее продвижению вперед самым решительным и громким образом и повлекло за собой активацию такого количества воздушных подушек внутри «мерседеса», что принцесса просто-напросто исчезла среди них и незамедлительно потеряла сознание.
      Пока Назра грезила о бирюзовых антилопах, парящих над бескрайней черной пустыней, и о гигантских алых крабах, пытающихся достать антилоп своими золотыми клешнями (сочетание адреналина, бренди и удара воздушных подушек обычно приводит к весьма живописным видениям), правительство Соединенных Штатов начинало просыпаться и осознавать эпические масштабы этого неприятного происшествия.

      В то время как Назра продолжала любоваться своими психоделическими антилопами, сотрудники ЦРУ и патрульный полицейский штата Виргиния Хармон Дж. Джиллетс с оружием наизготовку разглядывали сквозь окна автомобиля свой неожиданный улов. Среди бесчисленных воздушных подушек они смогли разглядеть лишь две определенно женские ручки, одна из которых, а точнее — левая, была унизана таким количеством бриллиантов, что всем их детишкам, собранным воедино, с лихвой бы хватило на курс обучения в престижных колледжах «Лиги плюща» и на юридическом факультете.
      В этот момент к месту происшествия подъехала еще одна дорогая машина немецкого производства, в которой сидел мрачный гораздо более обычного Шаззик и два его мукфеллина. Охранники из ЦРУ и патрульный Джиллетс прекрасно видели дипломатические номера, однако оружие убирать не спешили.
      Шаззик вышел из машины и в привычной ему властной манере — поскольку приближенные к особам королевской крови Хамуджей отнюдь не отличаются учтивостью по отношению к простолюдинам — провозгласил, что данное транспортное средство содержит в себе члена королевской семьи, а затем незамедлительно предъявил свои права на извлечение вышеупомянутой особы.
      Для патрульного Джиллетса это было уже слишком. Когда он служил в морской пехоте, ему довелось провести несколько месяцев в королевстве Васабия во время одного из спазмов американской интервенционистской политики в этом регионе, в результате чего он просто на дух не переносил васабийцев (довольно распространенное, кстати, чувство среди тех, кто там побывал). Полгода, проведенные на военно-воздушной базе имени принца Вадума, сформировали в Джиллетсе, не отличавшемся, в общем-то, никакими особыми предубеждениями, стойкую ненависть даже к самому слову «Васабия».
      Он обошелся без привычного «сэр», с которым обращался даже к самым ничтожным из тех, кого ему доводилось останавливать на шоссе, расправил перед камергером внушительную грудь морского пехотинца в запасе, еще крепче сжал рукоятку своего девятимиллиметрового револьвера системы «Глок» и громогласно восстановил попранную юрисдикцию суверенного штата Виргиния. Даже генерал Джексон по прозвищу Каменная Стена, принявший во время Гражданской войны жестокий бой при Первой Бычьей Тропе совсем недалеко отсюда, врядли превосходил патрульного Хармона Дж. Джилдетса в непреклонности и желании стоять до конца.
      Охранники ЦРУ тем временем уже понажимали свои хитрые кнопочки, вызывая прикрытие в виде бронетранспортера, готового (в случае крайнего осложнения ситуации) к запуску ракет, а также к тому, чтобы пропустить электрический ток весьма приличного напряжения через дерзкие тела незваных гостей. Ко всему прочему был задействован и вертолет со снайперами на борту.
      А чего мелочиться? Мало ли что?
      Посреди всего этого хаоса, образовавшегося из бронетранспортера, лопастей вертолета, пистолетов, мужской ругани и выпячивания грудей, галлюцинации Назры вдруг закончились, и она пошевелилась внутри своего кокона из первоклассного немецкого полистирола. Протиснувшись между воздушных подушек, она с ужасом уставилась на практически батальную сцену, развернувшуюся прямо за окнами ее автомобиля, а после этого сделала то, что любой сделал бы в подобных обстоятельствах. Она полезла в карман за сотовым телефоном.
      Флоренс Фарфалетти достаточно долго проработала в министерстве иностранных дел США и поэтому твердо знала, что если звонок раздается после полуночи, то это: а) вряд ли кто-то ошибся номером и б) ничего хорошего от него ждать нельзя. Однако, будучи заместителем помощника заместителя госсекретаря по ближневосточным вопросам (ЗПЗГСБВВ), она в) обязана была снять трубку.
      — Фарфалетти, — сказала она, стараясь, чтобы голос ее звучал как можно более профессионально и бодро. Если это вообще возможно посреди прерванного сна.
      Несмотря на тот факт, что ее фамилия произносилась вслух уже ровным счетом тридцать два года, она все равно звучала несколько длинновато. Впрочем, сменив однажды имя, Флоренс понимала, что фамилию ей поменять не удастся. Это убило бы ее деда, который по-прежнему и ничуть не стесняясь гордился своей службой в армии Муссолини в Эфиопии в 1930-х годах. Может быть, после его смерти? Ведь ему было уже за девяносто. Или если опять выйти замуж. А пока ей приходилось мириться с этим генеалогическим нагромождением гласных.
      — Фло-ренц!
      Флоренс боролась с остатками сна. Тем не менее она узнала васабийскую манеру произношения звука «с». Голос был молодой, нетерпеливый, испуганный и знакомый.
      — Назра?
      — Да, Флоренц! Это я! Это Назра!
      Флоренс щелкнула выключателем лампы и, раздраженно поморщившись, посмотрела на часы. Ну что там еще такое?
      Она знала Назру Хамудж. Они познакомились в Каффе, столице Васабии, когда Флоренс жила там. Назра была дочерью одного мелкого шейха из племени азами. Довольно милая, неглупая и начитанная девушка. Васабийские женщины только чтением и могли пополнить свое образование, поскольку по достижении пятнадцати лет им запрещалось продолжать посещение учебных заведений. К другим женам своего мужа Назра относилась без особого почтения, с видимым удовольствием саркастично называя их «мои дорогие сестры». Во время своей тоскливой жизни в Каффе Флоренс не раз слышала одну и ту же сплетню: принц Бавад женился на совсем молоденькой Назре лишь для того, чтобы позлить свою высокомерную вторую жену Бисму, которой трудно было снести то, что стоявшая в социальном смысле на много ступеней ниже ее Назра теперь вдруг с ней уравнялась.
      В Вашингтоне Флоренс и Назра возобновили знакомство на каком-то посольском приеме — для жен васабийцев подобные случаи были редкой возможностью показаться на публике. После этого им еще несколько раз удалось пообедать вместе во французских ресторанах, где Назра заказывала самые дорогие вина, мило улыбаясь красному от гнева Халилу. Флоренс относилась к Назре с симпатией. Та много смеялась и была восхитительно неосторожна. Назра знала, что у Флоренс был собственный опыт с васабийскими принцами, и потому доверяла ей. Флоренс в свою очередь исправно составляла официальные отчеты для Госдепартамента после каждой их встречи. Из чувства приличия и уважения к подруге она иногда умалчивала о некоторых подробностях — касавшихся, например, особенностей любовной практики принца Бавада. Но если бы Назра доверила ей какой-либо стратегически важный для Соединенных Штатов секрет, Флоренс, будучи правительственным чиновником, разумеется тут же проинформировала бы соответствующие инстанции.
      Так что же все-таки понадобилось Назре в столь неурочный час?
      — Фло-ренц. Ты должна мне помочь! Мне нужно политическое убежище! Прошу тебя!
      У Флоренс перехватило дыхание. Политическое убежище. В Госдепартаменте это понятие обозначалось словом на букву «К». Первая категория.
       Кошмарв царстве бюрократии.
      В этом царстве стоит только шепнуть: «Мне нужно политическое убежище», и по тысячам самых гибких позвоночников в мире от ужаса побежит дрожь. В госдеповских мозгах эта фраза вызывает дьявольские видения: бумажная волокита, депеши, встречи, неловкие ситуации, отказы, новые заявления и — неизбежно —разъяснения. Стоит только произнести: «Мне нужно политическое убежище», и дело непременно завершится слезами — не важно, откажут вам или дадут добро. В случае отказа все обычно заканчивается вечерними новостями. Позор нации. Телеведущий с пафосом смотрит с экрана и могильным голосом вопрошает хореем: «Как вообще могло такое в США произойти? «
      Короче, Флоренс было уже не до сна. Ее, среднего чиновника министерства иностранных дел, просила о политическом убежище жена полномочного посла той самой страны, откуда в Америку поступала большая часть импортируемой нефти и газа.
      Официальная система различия уровней тревоги при нарушении безопасности в правительственных учреждениях США включает шесть цветных кодов: от зеленого до красного. У Флоренс была своя система. И состояла она всего из трех уровней: «Терпимо», «Вот блин! « и «Ни хрена себе! «
      Сейчас вся ее психологическая подготовка к поведению в кризисной ситуации полетела псу под хвост. Она вдруг отчетливо услышала свой внутренний голос. Он сказал: «Приплыли». В следующую секунду его заглушил второй голос: «Господи, что же делать? « Второй голос, правда, был не совсем внутренним и доносился из телефонной трубки. И говорил на васаби.
      После этого Флоренс услышала уже свой собственный голос: «Скажи им, что ты ранена. Проси отвезти тебя в больницу. В больницу Фэрфакс. Уговори их, Назра! Ты меня понимаешь? «
      Затем она встала, оделась и, несмотря на спешку, надела серьги с жемчугом.
      Всегда носи сережки — так говорила ей мама с самого раннего детства.
 
      У входа в отделение «Скорой помощи» Флоренс увидела Шаззика и двух его мукфеллинов. Наверное, впервые в жизни она пожалела, что на ней нет чадры. Пока Флоренс жила в Васабии, она была обязана ее носить, но так и не смогла к этому привыкнуть.
      Шаззик был вне себя от ярости, требуя что-то — как она догадалась — от нескольких офицеров безопасности ЦРУ. Впрочем, гораздо больше ее обеспокоило количество полицейских штата Виргиния рядом с больницей. Целых семь патрульных машин. Наверняка кто-нибудь вот-вот позвонит журналистам. А после этого пространства для маневра уже не останется. В жизни не очень много таких ситуаций, которые можно изменить к лучшему после появления на сцене фургонов теленовостей.
      По обе стороны от входной двери, ведущей в отделение «Скорой помощи», стояли вооруженные охранники. Флоренс набросила на голову шарф, как импровизированную чадру, склонилась пониже и подошла к ним.
      — Я здесь, чтобы видеть Назра Хамудж. Мы из одной семья.
      Флоренс старательно имитировала арабское произношение. Со своими темными волосами и смуглым южным лицом она вполне могла сойти за женщину с Ближнего Востока.
      — Имя?
      Поскольку ни Флоренс, ни Фарфалетти не звучали как-то уж особенно по-васабийски, Флоренс назвала себя Мелатх. На языке васаби это означало «убежище», что вряд ли вызвало бы у охранников виргинской больницы хоть какие-то ассоциации.
      Охранники запросили разрешение у начальства. Начальство сказало: впустите.
      — С ней все в порядке. Томография никаких нарушений не показала.
      Доктор был молод и не так хорош собой, как его коллеги из телевизионных сериалов, однако по взгляду, который он бросил на Флоренс, она поняла, что имеет дело с ценителем женской красоты. С тех самых пор, как под ее окнами начали кружить мальчики, Флоренс уяснила себе, что красота, будучи, разумеется, даром свыше, служит еще и полезным инструментом — надежным, как армейский нож швейцарского производства.
      — А вы не могли бы сделать еще одно сканирование? На всякий случай.
      — Кем она вам приходится?
      — Сестра.
      — Понимаете, мы уже установили, что по медицинским показателям с вашей сестрой все в порядке. Вам известно, что она была в состоянии алкогольного опьянения?
      — О господи боже мой!
      — Ей просто повезло, что она осталась жива.
      — Вы можете ее здесь подержать? Под наблюдением?
      — У нас тут не исследовательский центр имени Бетти Форд.
      — Ну всего пару часов — я прошу вас.
      — Вы знаете, страховая компания…
      Флоренс взяла доктора под руку и потянула его за собой в угол. Доктор не сопротивлялся. Как правило, мужчины легко следуют в угол за симпатичными женщинами. Теперь Флоренс говорила уже без всякого васабийского акцента.
      — Я обращаюсь к вам от лица правительства Соединенных Штатов, — она быстро показала ему свое госдеповское удостоверение. — И прошу вас не выписывать эту женщину из больницы в ближайшие несколько часов. Ведь вы наверняка можете взять у нее еще какие-нибудь анализы?
      — Я не понимаю — что происходит?
      — Вам известно, что значит «убийство за поруганное достоинство»?
      — Послушайте, у нас тут больница…
      — В той стране, где она родилась, так поступают с женщиной, которая обесчестила своего мужа или родственника. Ни суда, ни присяжных, ни апелляций — просто смерть. Быстро и навсегда. Забивают камнями или отрубают голову. Вы следите за моей мыслью?
      — Кто она такая?
      — Жена посла королевства Васабия. Точнее, одна из его жен. Она хотела сбежать. Если вы ее выпишете до того, как я смогу что-нибудь придумать, и она попадет к ним — можете считать, что вынесли ей смертный приговор.
      — Господи! Да что вы говорите?!!
      — Простите, доктор, что перекладываю это на ваши плечи, — невесело улыбнулась Флоренс.
      — И сколько я должен ее тут держать?
      — Всего пару часов. Если бы вы знали, как я вам благодарна. Там снаружи стоит высокий мужчина восточного типа с очень неприятной наружностью, худощавый такой, с усиками и козлиной бородкой. Скажите ему, что вам надо взять еще кое-какие анализы и что к ней пока никому нельзя.
      — Боже мой, что я делаю!
      — Вы просто чудо! Настоящее чудо! Доктор, я ваша должница на всю жизнь.
      Флоренс слегка подтолкнула его в сторону вращающейся двери, затем вошла в палату к Назре и отдернула занавес у ее кровати.
      Назра, которая вплоть до этого момента изо всех сил старалась держать себя в руках, при виде Флоренс наконец разрыдалась. Вся Великая Пустыня королевства Васабия не видела, наверное, такого обилия влаги за целый год. Как и все остальные женщины своей страны, Назра густо красила ресницы тушью, которая теперь черными струйками стекала по ее смуглым щекам. Флоренс слушала, кивала и протягивала ей бесчисленные салфетки. Назра сбивчиво обьясняла, что она ничего такого не планировала, что ни в коем случае не хотела вмешивать Флоренс, что собиралась доехать лишь до вокзала и сесть там в экспресс до Нью-Йорка, а потом… потом будь что будет. Но вместо этого она свернула направо, и тут вдруг этот полицейский автомобиль, а потом ворота в ЦРУ выскочили как непонятно что… И затем страшный удар. И единственный человек, кому она могла позвонить, была Флоренс. В общем, Назра просила у Флоренс прощения.
      Флоренс хотела сказать что-нибудь ободряющее, но промолчала, поскольку оснований для бодрости не было никаких. Она держала Назру за руку и даже сама, казалось, этого не замечала.
      В конце концов бурный поток слез иссяк. Назра просто устала и успокоилась. Посмотрев на больничный потолок, она вдруг сказала:
      — Что они со мной сделают?
      В этот момент занавес распахнулся, и перед ними предстал принц Бавад со своей свитой.
      «Надо же, как похож на Отелло, — успела подумать Флоренс. — А вот и Шаззик в роли Яго».
      Среди остальных она узнала руководителя службы безопасности Госдепартамента и (о черт!) мистера Даккетта. А также Макфолла, главу ближневосточного отдела ЦРУ.
      Из-за спин всех этих представителей официоза долетал голос доктора, мужественно пытавшегося что-то обьяснить насчет опасности осложнений, но было ясно, что он здесь уже не хозяин. Принц Бавад, который одним щелчком мог поднять на ноги целое королевство, привез своего личного терапевта и санитаров, чтобы забрать отсюда свою жену. По отношению к Соединенным Штатам Назра была суверенной и неприкосновенной территорией Васабии.

      Почему она позвонила вам?
      — Вы спрашивали об этом уже двенадцать раз.
      Двенадцать раз в ходе трех допросов.
      На этом присутствовали: Чарльз Даккетт, помощник заместителя госсекретаря по ближневосточным вопросам (ПЗГСБВВ); два блеклых типа из Национального совета по безопасности при Белом доме; госдеповский сотрудник ФБР и какой-то парень из ЦРУ, представившийся явно не своим именем и скорее всего работавший на Макфолла. Плюс стенографист, который все время кашлял.
      Флоренс подивилась, почему это они не прислали кого-нибудь из отдела, скажем, градостроительства.
      — Тогда я спрошу вас еще раз.
      — Может, просто подключите ко мне свои датчики?
      Она была уже в таком состоянии, что предпочла бы пройти тестирование на детекторе лжи.
      — Никто этого делать не собирается. Почему она вам звонила?
      — Почему, почему! Она попала в аварию, Чарльз. Выглянула из окна и увидела мужчин с оружием. Мы с ней знакомы уже давно. Мы дружили. Я женщина. Она оказалась в стрессовой ситуации. Возможно, она хотела поговорить с каким-нибудь отзывчивым человеком из правительства США. Вам ли не знать, как трудно найти такого.
      — Почему вы не доложили об этом немедленно?
      — Я собиралась… После того как положение стабилизируется.
      — Стабилизируется? Попытка изолировать сбежавшую жену дипломата! Жену принца Бавада! На каком языке, скажите на милость, это может называться стабилизацией положения?
      — Я просто пыталась выиграть немного времени — вот и все. Она была в панике. Можете назвать это актом человеческого сострадания. А чтобы у вас не оставалось сомнений — я вам сразу скажу, что не являюсь владелицей подпольной железной дороги для беглых васабийских жен. Понятно?
      Даккетт раскрыл красную папку с грифом «Совершенно секретно» и что-то там прочитал.
      — Вы сказали ей следующее: «Скажи им, что ты ранена. Проси отвезти тебя в больницу. В больницу Фэрфакс. Уговори их, Назра! Ты меня понимаешь? « Почему именно Фэрфакс?
      То, что у них была распечатка ее телефонного разговора с Назрой, могло иметь две причины: либо специалисты из ЦРУ обладают возможностью спонтанно перехватывать любой мобильный звонок, сделанный на контролируемой территории, либо — что более интересно — правительство уже до этого прослушивало сотовый телефон Назры.
      — Это ближайшая больница.
      Даккетт, нахмурившись, открыл зеленую папку с грифом «Совершенно секретно»
      — Вы сообщаете, что встречались с ней… семь раз… по самым различным поводам.
      — Совершенно верно. Четыре ланча, одно чаепитие в отеле «Времена года» и два похода по магазинам. Все это есть у вас в папке. В желтенькой посмотрите.
      Даккетт открыл желтую папку.
      — Эти доклады содержат исчерпывающую информацию?
      — В каком смысле — исчерпывающую?
      — Вы обо всем в них писали?
      — Конечно. Обо всем, что имеет отношение к делу.
      — А что вы считаете не имеющим отношения к делу?
      — Подробности личной жизни.
      — Поконкретней, пожалуйста.
      — Девичьи разговоры.
      Возможно, это был наилучший способ обрисовать проблему всей этой группе самцов с высоким содержанием тестостерона.
      Даккетт тяжело вздохнул, как может вздохнуть только истинный бюрократ, — из самой глубины сердца.
      — Флоренс, у нас тут не викторина «Двадцать вопросов». Все, что она вам говорила, имеет отношение к делу.
      Флоренс взглянула на Даккетта, потом на человека из ФБР, на парочку из Белого дома и, наконец, на цээрушника, который явно разглядывал ее не только с деловым интересом. Затем она снова повернулась к Даккетту.
      — Хорошо… Назра рассказывала мне, что принц любит курить гашиш. После этого он наряжается в ковбойские сапоги и эту свою национальную тряпочку, которую носят на голове. Больше на нем ничего нет. Затем он выстраивает в ряд всех своих четырех жен, нагибает их и… в общем, думаю, что технически это можно описать словом…
      — Так, спасибо, больше не надо.
      Цээрушник разразился смехом. Серые мышки из Белого дома застыли, как будто пораженные громом. А Флоренс добавила:
      — В следующий раз, когда жена дипломата снова доверит мне свои секреты, я непременно сообщу обо всем в письменном виде.
      — Оставьте нас на минуту, — попросил Даккетт всех остальных и кивнул стенографисту: — Вы тоже.
      Цээрушник, выходя из комнаты, посмотрел на Флоренс и ухмыльнулся.
      — Господи боже мой! Зачем вы рассказываете о таких вещах? — в ужасе воскликнул Даккетт. — Да еще в их присутствии! Вы что, не понимаете ситуации? Васабийцы и без того бесятся от злости. Если они узнают, что Госдеп сливает в ЦРУ интимные подробности жизни таких людей… — он схватился руками за голову. — Господи! Да это же катастрофа. Они нас за это распнут. Вы ведь знаете, что они скажут! Что для вас все это было личной вендеттой.
      — Бросьте! Я просто пыталась помочь человеку в беде. Уж простите, что это теперь не модно.
      — Вы были замужем за васабийцем. Вы итальянка. А «вендетта» — итальянское слово.
      — Я ровно такая же американка, как вы. И все это — совершенно другая история. О ней даже вспоминать глупо.
      — Вы это их министру иностранных дел попробуйте обьяснить!
      Флоренс выросла, очарованная рассказами своего дедушки о Ближнем Востоке. В колледже она изучала арабскую культуру и к моменту окончания Йельского университета свободно говорила на арабском языке. Именно в Йеле она познакомилась с Хамзиром, одним из васабийских принцев не очень знатного рода. Хамзир был обаятелен, красив, беспутен, богат и, поскольку успел послужить летчиком-истребителем в Королевских ВВС Васабии, любил полихачить. Ну какая американская девушка, свихнувшаяся на любви к Востоку, устояла бы в этой ситуации? Они поженились практически на выпускном балу.
      После медового месяца, проведенного на борту 42-метровой яхты в Средиземном море, Флоренс прибыла в свой новый дом в Каффе, где ей предстояло сделать целый ряд все более и более неприятных открытий. Выяснилось, что Хамзир был не совсем откровенен с ней, описывая ее будущую жизнь васабийской жены-иностранки. Он обещал, что на нее не будут распространяться те строгости, которые касаются местных женщин.
      — Не о чем беспокоиться, дорогая!
      На деле же Флоренс оказалась под настоящим домашним арестом. Она не могла покинуть дом без чадры и без мужского сопровождения. Впрочем, с этим она еще соглашалась мириться. Однако через три месяца выяснилось, что ее противозачаточные пилюли кто-то подменил кусочками сахара — похожими на те, что кладут в кофе. В ответ на ее негодование Хамзир лишь пожал плечами и буркнул, что в любом случае пора заводить ребенка. Флоренс решила отстаивать свои права в стиле Аристофановой Лисистраты, отказав ему в сексе. Хамзир пришел в бешенство и буквально на следующий вечер сообщил ей за ужином — как мельком вспоминают о назначенном на завтра визите к стоматологу, — что он берет себе вторую жену, одну из его кузин.
      — И передай кусочек ягненка, будь так добра.
      Наутро Флоренс уселась за руль (проступок, наказуемый поркой) и поехала прямиком в посольство США, где, подобно героям космического сериала «Вавилон V», попавшим в беду на чужой планете, не раздумывая, потребовала: «Телепортируй меня обратно, Скотти».
      Ответ был таков: «Вы заварили эту кашу, а теперь хотите, чтобы мы вместо вас ее расхлебывали? Прочтите вот это, пожалуйста». И ей вручили буклет с длинным названием «О чем должны помнить американки, выходя замуж за лиц васабийской национальности». Помощь Госдепартамента гражданам США, оказавшимся в экстремальной ситуации за границей, как правило, оборачивается вручением подобного буклета — наряду со списком никуда не годных местных адвокатов — и фразой: «Мы вас предупреждали».
      Однако Флоренс оставаться в Васабии не собиралась. Она твердо заявила, что покинет посольство только в автомобиле, направляющемся в аэропорт имени принца Бабуллы, и в сопровождении посольского сотрудника. В итоге некий инициативный молодой чиновник из министерства иностранных дел, имевший, как и она, итальянские корни, провернул быструю и не совсем законную комбинацию с итальянским посольством и помог ей выбраться из страны с итальянским паспортом, на который Флоренс теоретически имела некоторые права.
      Вернувшись в Америку, она устроилась на работу в один ближневосточный фонд в Вашингтоне. Как-то раз от скуки и от мыслей об инициативном мидовском чиновнике из Каффы она пошла на собеседование в министерство иностранных дел. Ее приняли на работу. Учитывая свободное владение арабским и глубокое знание местной культуры, ее отправили в Чад. Однако после 11 сентября начальство решило, что она будет полезнее в Штатах, и Флоренс перевели в отдел по ближневосточным вопросам.
      Она посмотрела на Даккетта и сказала:
      — Ее телефон уже был у них на прослушке? Или они просто перехватили звонок?
      — Да какая разница? У них на пленке ваш голос, и вы склоняете ее к побегу. Практически предоставляете поддержку правительства США.
      — Но кто все-таки прослушивал телефон? Кто передал вам распечатку разговора?
      — Человек Макфолла. Брент… как его там…
      — Спросите у него, каким образом этот разговор был зафиксирован.
      — Они мне не скажут. Вы же знаете, как они реагируют, стоит только заикнуться об их методах и источниках информации.
      — Скажите им, что знаете про их делишки, — шепнула Флоренс.
      Даккетт удивленно уставился на нее:
      — В смысле?
      — Что ЦРУ поставило телефон Назры на прослушку задолго до того, как она врезалась в их ворота. Что они уже давно ее разрабатывают. Что она их обьект. Что они собирались, подцепив ее на крючок, шантажировать принца Бавада.
      Даккетт поджал губы и сказал:
      — Благодаря вам у них теперь действительно есть кое-что на него.
      — Но они не смогут воспользоваться этим, если вы скажете, что разгадали их замысел. Что вы за ними следите. Что вы сорвали их операцию. И что теперь собираетесь залезть на памятник Вашингтону и прокричать об этом во весь голос.
      — А если все не так?
      — Вот и пусть директор ЦРУ это опровергнет. Прямо в присутствии президента. В его кабинете.
      Морщины на лбу Даккетта разгладились, как будто ему неожиданно вкололи инъекцию ботокса. Он на секунду задумался, а потом удовлетворенно хмыкнул. Его ненависть к ЦРУ началась еще во время одной из первых командировок за границу — в Эквадор. Там он отвечал за открытие одного из нелепых американских центров, занимающихся культурным обменом. Этот центр был призван «всячески освещать историческую связь между культурами Соединенных Штатов и Эквадора». На следующий день после открытия всю эту лавочку взорвали. По официальной версии теракт совершили местные партизаны, но на самом деле бомбу заложили специалисты из ЦРУ. Они хотели инсценировать антиамериканские бесчинства, чтобы заручиться поддержкой правительства в ходе своей кампании, которая велась в тот момент против повстанцев. Даккетт десятилетиями зализывал эту рану. Теперь он радостно улыбался.
      Пригласив обратно всех участвовавших в допросе, он заявил:
      — Я задал мисс Фарфаллетти все необходимые вопросы и к своему удовлетворению установил, что изложенная ею версия событий является полной и достоверной. — Он взял в руки распечатку телефонного разговора Назры и продолжил: — А что касается вот этой вот информации, то я не буду спрашивать ни вас, ни вас, — Даккетт перевел взгляд с одного сотрудника спецслужб на другого, — каким образом она была зафиксирована. Поскольку это может не только скомпрометировать ваши методы и источники информации, но также привести к вопиющему предположению, что одна или несколько организаций, подчиняющихся правительству США, шпионили за женой дипломата. И даже не просто дипломата, а главы целого дипломатического корпуса и близкого друга президента Соединенных Штатов.
      — Да говно это все собачье, — сказал цээрушник.
      — Которое ваш директор или же ваш, — Даккетт слегка поклонился в сторону обоих агентов, — легко счистит со своих ботинок в кабинете президента, после того как Госдепартамент представит собственное видение этого происшествия.
      Агент ФБР и цээрушник изумленно смотрели на Даккетта.
      — Если, конечно, — продолжал тот, наслаждаясь моментом своего триумфа, — мы все не придем к соглашению, что дело можно считать закрытым. Принцесса Назра в данную минуту находится на борту транспортного самолета Королевских ВВС Васабии и направляется домой. В средства массовой информации ничего не просочилось. Итак, джентльмены, каков будет ваш выбор?
      Люди из Белого дома немного пошептались с работниками спецслужб, и сотрудник ФБР мрачно сказал: «У нас больше вопросов нет». Цээрушник на пороге подмигнул Флоренс.
      На следующее утро Флоренс вставила свое удостоверение в турникет при входе в Госдепартамент, сильно подозревая, что на дисплее появится надпись «Недействительно». Однако этого не случилось. Судя по всему, на сей раз она все-таки не лишилась работы в аппарате правительства Соединенных Штатов.
      Флоренс искала Джорджа. Этот Джордж был настоящим кабинетным червем в отделе политики и экономики. Во время ланча он развлекался тем, что составлял кроссворды на древнефиникийском языке, помимо которого свободно владел еще одиннадцатью. Джордж утверждал, что на семи из них он видит сны, и, скорее всего, не бахвалился. Его идеалом был сэр Ричард Бёртон, путешественник-полиглот, который жил в девятнадцатом веке, говорил на тридцати пяти языках и видел сны на семнадцати. Один из самых дерзких любителей приключений за всю человеческую историю, для Джорджа Бёртон был мало подходящим образцом для подражания — Джордж страдал агорафобией и за несколько лет работы сумел отвертеться от всех предложенных ему заграничных поездок, кроме разве что командировки на полтора года в Оттаву, где он зато выучил весьма сложный язык канадских аборигенов микмак.
      — Ты представляешь, этой ночью мне снился удивительный сон, — сказал Джордж. — На турецком языке. Я был на Босфоре с лордом Байроном и Шелли. Мы сидели, каждый в своей дурацкой педальной лодочке для туристов, и пытались переплыть с одного берега на другой, но континенты вдруг начали удаляться в разные стороны. Что ты об этом думаешь? Слушай, ты выглядишь просто ужасно… А что такое? Мы, видимо, прошлой ночью совсем не спали? У нас головка болит?
      — Джордж, сегодня ночью Назра Хамудж просила у меня политическое убежище.
      — Ну-у, — разочарованно протянул он. — Если ты считаешь, что это важнее, чем разгадывать мой сон, тогда конечно…
      И Флоренс рассказала ему обо всем, что случилось, умолчав лишь о ковбойских фантазиях принца Бавада.
      — Н-да. А я, между прочим, догадывался, что заваривается какая-то каша. Депеши в Каффу и обратно мчатся одна за другой. Из Джексонвилла в Вашингтон по тревоге вылетел транспортный самолет, принадлежащий Васабии. О, род людской! О бюрократия!
      Внезапно он заметил перемену в лице Флоренс.
      — Так это она находится на борту? Боже мой! Я уже слышу, как где-то затачивают клинок. Вжик-вжик…
      — Я позвоню Тони Базиллу в Каффу, — сказала Флоренс. — Может быть, он сумеет…
      — Что? Взять штурмом дворец? Да брось ты. Забудь об этом. В конце концов, она может отделаться какой-нибудь сотней плетей. — Джордж внимательно посмотрел на Флоренс. — Кажется, мы что-то недоговариваем? Мы не все рассказали? А ну, выкладывай.
      — Я… Да ну тебя, — она махнула рукой.
      — Тогда по-итальянски.
      На этом языке они сплетничали в офисе.
      И Флоренс ему рассказала.
      — Мамма миа! — сказал Джордж. — Всех четверых? Одновременно? Я, конечно, знал, что принц человек веселый, но не до такой же степени. Вот старый козел! Не удивительно, что бедняжка запросила политическое убежище. Она ведь, наверное, мечтала о милой и скучной жизни в пригороде Нью-Йорка. Фартук, домашнее платьице, пирожки, остывающие на подоконнике, золотистый ретривер по кличке… Бренди, занятия фитнессом по вторникам, йогой — по четвергам, экстремальное «Шоу Лорда и Тейлора» по телевизору каждый вечер в половине восьмого во время ужина с мужем по имени Клифф… нет, лучше Брэд. Да — Брэд Сажающий на Кол. Не граф Дракула, конечно, но колышек все же имеется. Хотя об оральном сексе осмеливается попросить только на свой день рождения… Но все оказалось тщетным. Она теперь летит обратно в Васабию. В страну счастья и солнца… Послушай меня, дорогая — ты сделала все, что было возможно. Господь знает —ты старалась изо всех сил.
      Через два дня Флоренс позвонила Базиллу в американское посольство в Каффе, и тот связал ее с посольским сотрудником, который вел учет экзекуций на площади Секир-Башка. Назре Хамудж отрубили голову на рассвете тем самым утром по обвинению в супружеской измене.
      — По нашей информации, она вела себя довольно спокойно. Иногда эти девушки устраивают настоящее светопреставление. В прошлом месяце была жена принца Рахмаля. Вот она им задала жару! Вопила, визжала, пиналась. Пока не накачали ее валиумом, палач просто не мог подступиться. На завтра у них в программе забивание булыжниками. Какая-то дама отважилась положить глаз на своего чернокожего повара. У них тут настоящие «Тысяча и одна ночь». Никак не могут со всем этим покончить. Тоже мне — великая страна!

      Если бы у Флоренс был свой кабинет с дверью, она бы крепко захлопнула ее и как следует поплакала в одиночестве, но поскольку не было ни кабинета, ни двери, ей пришлось воспользоваться женским туалетом. Она просидела там почти все утро, до тех пор пока Джордж не попросил одну из своих сотрудниц выманить ее оттуда.
      Увидев ее, он покачал головой и сказал:
      — Если честно, ты бы сейчас гораздо лучше выглядела в чадре.
      После этого он посадил ее в такси и отправил домой.
      Дома Флоренс выдернула телефонный шнур из розетки и улеглась в постель. Ей приснилась Назра, лежавшая на больничной койке с перепачканными тушью щеками, и Шаззик, в халате медсестры, который ставил ей капельницу со смертельным ядом. Тело Назры постепенно съеживалось и становилось все меньше, пока его не засосало в трубочку от капельницы, а потом она оказалась в пластиковом мешочке с ядом. Назра кричала оттуда о помощи, но ничего не было слышно.
      Проснувшись в холодном поту, Флоренс забралась в ванну и долго стояла под душем.
      На следующее утро она пошла на работу и в течение ближайших трех дней не уходила из офиса раньше полуночи.
      Закончив наконец свой лихорадочный труд, она распечатала три пронумерованных варианта, вложила их в папки с грифом «Совершенно секретно» и передала одну секретарше Даккетта, другую вручила Джорджу, а третью отправила прямиком на самый верх.
      — Так вот чем ты занималась целых три дня, — сказал Джордж, открывая папку.
      Он прочел заглавие на титульной странице и даже присвистнул. После этого он буквально проглотил пятьдесят с лишним страниц.
      — Ну как? — спросила его Флоренс.
      — Просто не мог оторваться. Хотя в середине надо немного отшлифовать. Практику клиторального обрезания у женщин племени хавави инициировал Таллула Второй, а не Третий. И называется эта операция, между прочим, куйша,а не куйшаа.С ударением на первый слог.
      — А помимо этого что-нибудь?
      — Думаю, что вся эта писанина помогла тебе справиться с нервным срывом.
      — Ты знаешь, я передала это Даккетту.
      Джордж в изумлении уставился на нее.
      — А почему бы тебе сразу не зарезать его кинжалом Малаля?
      Этот кинжал девятнадцатого века, выкованный из золота и серебра, был подарком принца Малаля, министра сельского хозяйства Васабии, и всегда лежал на столе их босса. Возможно, это был самый дешевый подарок, когда-либо сделанный особой королевской крови из Васабии, но Даккетт тем не менее им гордился. Он открывал с его помощью письма, а иногда драматически взмахивал им над головой, когда хотел сказать что-нибудь особенно важное.
      — Джордж, я спрашиваю тебя — что ты об этом думаешь?
      — Даже не знаю, с чего начать. Это сильно отличается от наших обычных меморандумов… Слушай, ну ты ведь не передавала это ему? Ну, скажи честно.
      Флоренс кивнула:
      — Ему и ГС.
      — Ты отправила это ГС?
      Глаза Джорджа стали круглыми от удивления.
      — Конечно. Чтобы Даккетт не положил это под сукно. Ты же сам всегда говоришь: легче потом извиниться, чем просить разрешения.
      — Так, — сказал Джордж. — Так, так, так… Круто.
      В этот момент зазвонил телефон Флоренс.
      — Флоренс? Мистер Даккетт хочет вас видеть. Немедленно.
      — Ты что предпочитаешь? — сказал Джордж. — Кремацию или традиционное погребение?
 
      Флоренс вошла в кабинет Даккетта без стука и осторожно закрыла за собой дверь. Дверь зловеще щелкнула.
      Чарльз Даккетт сидел, откинувшись на спинку своего кресла, будто стараясь отодвинуться как можно дальше от лежащего перед ним документа. Он смотрел на него, словно на полуразложившийся труп какогото животного, которое кощунственно подбросили на древний алтарь, предназначенный совсем для других целей.
      На титульном листе вызывающе чернело заглавие:
 
      ЭМАНСИПАЦИЯ ЖЕНЩИН КАК СРЕДСТВО ДОСТИЖЕНИЯ
      ДОЛГОСРОЧНОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СТАБИЛЬНОСТИ НА
      БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ: ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА
      Составлена: Флоренс Фарфалетти, ЗПЗГСБВВ
      Предназначена для: Госсекретарь, ПЗГСБВВ
 
      — Я знаю, что вам было тяжело, Флоренс, — наконец заговорил Даккетт. — И я понимаю, что…
      — Чарльз, я отправила этот документ госсекретарю без вашего одобрения лишь потому, что хотела снять с вас всякую ответственность. И, если честно, я знала, что одобрения от вас не получу. Итак, что вы думаете?
      — Что я думаю? — произнес Даккетт с отсутствующим видом. — Вы хотите узнать мое мнение о том факте, что один из моих заместителей, чьи действия напрямую отражаются на мне, распространил докладную записку, призывающую к созданию революционной ситуации в некой стране, которая обеспечивает треть энергетических потребностей США, в стране, являющейся нашим формальным союзником, в стране, с которой мы практически и стратегически связаны… И этот человек не просто распространил ее, а прямиком отправил… государственному секретарю. И вы хотите спросить, что я об этом думаю?
       —Я искренне верю, что…
      — Послушайте, вы видите этот телефон на моем столе?
      — Да, Чарльз. Телефон я вижу.
      — Так вот, в любой момент этот телефон может зазвонить, и звонок будет из офиса ГС. Госсекретарь хочет вас видеть, мистер Даккетт. Прямо сейчас .Вот что скажет голос по телефону.
      — Чарльз…
      — За все время, что я здесь работаю, я изо всех сил старался, чтобы мои нечастые визиты к ГС были для меня моментами счастья. По разным причинам политического характера это не всегда удавалось. Однако по крайней мере завидев меня входящим в его кабинет госсекретарь не говорит самому себе: А, вот и Чарли Даккетт! Не тот ли это из моих ребят, чьи сотрудники шлют мне всякую дрянь с предложениями подорвать социальную структуру важнейшего стратегического партнера Америки на Ближнем Востоке? Ну конечно, заходи, старина Чарли! Что на сей раз преподнесли эти твои задрипанные работнички? Хо-хо-хо! Надеюсь, газетчики из «Вашингтон пост» не пронюхают, что я читаю проекты, предлагающие переворот в Васабии. Ха-ха-ха! А то непросто мне будет разговаривать с принцем Бавадом за обедом в следующий четверг у меня дома. Да, и вот еще что, братишка Чарли! Говорят, твои люди соорудили подпольную железную дорогу для его беглых жен? Блин, как мне самому в голову не пришло. Это же лучший способ достижения взаимопонимания между нашими странами! Давай мы знаешь что — мы эту твою девчушку продвинем! —Даккетт наконец сделал паузу, а потом вдруг закричал: — Ты что, совсем охренела, Фарфалетти?!!
      — В своем письме госсекретарю я подчеркнула, что вы не визировали мою докладную записку.
      Даккетт потер лоб рукой. Морщины на нем на этот раз были глубже обычного.
      — Послушайте, Флоренс, я вас прикрывал. Я делал то, что делать был совсем не обязан. Теперь же я начинаю думать, что вы работаете на них.
      — На них? Вы о ком говорите?
      — На них , —Даккетт сделал многозначительное лицо.
      — На ЦРУ? Чарльз, я работаю в Госдепартаменте. Я работаю на вас.
      — Нет-нет. Такое могут придумать только у них. Разрушить Госдеп изнутри. Они мастера на такие штуки.
      — Чарльз, я на вашей стороне. Я просто пытаюсь мыслить по-новому, отказавшись от стереотипов. Выбравшись из тесного ящика…
      — Из какого еще там ящика? Из ящика Пандоры?
      — Если мы действительно хотим перемен на Ближнем Востоке, то это самый разумный способ добиться их. Я в этом убеждена. А может быть, даже единственный способ.
      — Слушайте… Как бы это подоходчивей вам объяснить?.. Поймите, перемены на Ближнем Востоке — не наша работа.
      — Не наша?
      — Нет, не наша. Наша работа — разруливать то, что есть.
      В этот момент на столе зазвонил телефон. По лицу Даккетта скользнула тень ангела смерти.
      — Да? — мрачно сказал он, с трудом проглатывая слюну. — Хорошо. Сейчас буду.
      Он положил трубку и посмотрел на Флоренс.
      — Ну что, довольна?
      — Позвольте мне пойти с вами. Позвольте самой изложить суть дела. Я справлюсь.
      Даккетт медленно поднялся из-за стола с потерянным лицом.
      — А я так рассчитывал на кресло посла, — сказал он. — Оно ведь практически было моим. Все было решено. Мне уже сказали.
      Шаркая ногами, он вышел из кабинета, как пациент психиатрической клиники, направляющийся в своих старых растоптанных шлепанцах за ежедневной порцией пилюль.
      Джордж поджидал Флоренс на ее рабочем месте.
      — Ну и куда прикажешь отправить твои останки?
 
      На следующее утро на столе Флоренс лежало уведомление, гласившее, что ее просьба о переводе в отдел виз консульства США в республике Кабо-Верде удовлетворена и будет исполнена немедленно.
      — Могла бы сказать мне, что просила о переводе, — сказал Джордж. — Я думал, у нас с тобой отношения.
      Флоренс мрачно смотрела на полученное уведомление.
      — Хорошо, давай прикинем, какие тут плюсы, — сказал Джордж. — Синее море, чайки, свежий воздух, устойчивый климат. Особенно в сезон ураганов. К тому же роскошная возможность понаблюдать за китами. Ты знала о том, что большинство гарпунеров с нантакетских китобойных судов родом как раз оттуда?
      — Слушай, заткнись, Джордж.
      — Мне просто показалось, что это очень клёвое предложение… Черт! Я буду без тебя скучать.
      — Я не еду в Кабо-Верде. Можешь не чертыхаться.
      — Ты что, решила уволиться? Да перестань. Сьезди на пару месяцев. Даккетта тем временем тоже задвинут куда-нибудь — не успеешь оглянуться. Считай, что поехала в отпуск. Ты только представь себе: пляж в Кабо-Верде, ночи напролет в обнимку с местными чуваками. Вернешься загорелая, отдохнувшая и готовая к бою. Короче, поезжай, Фьоренца.
      Джордж был единственным, помимо членов ее семьи, кто так называл Флоренс. Неизвестно, каким образом он угадал. Это имя она получила при крещении. Ее отец, уроженец Флоренции, даже поспорил со священником, поскольку тот сначала отказывался так ее называть из-за отсутствия в святцах святой Фьоренцы. Но какой теологический спор нельзя уладить при помощи купюры в сто долларов? На американский манер Флоренс переделала свое имя уже в пятом классе, устав от бесконечных насмешек одноклассников. Однако Джордж предпочитал называть ее Фьоренца, утверждая, что «Флоренс» звучит слишком по-деревенски.
      — Нет, я ухожу, — решительно сказала она.
      Затем Флоренс собрала свои вещи и на прощание поцеловала Джорджа в лоб.
      Какие у нее были перспективы?
      В Вашингтоне существовало не менее дюжины самых различных фондов, где ее знание Ближнего Востока могло найти гораздо лучшее применение, чем на заброшенном архипелаге у берегов Сенегала. Где еще, как не в таком фонде, она сможет безболезненно спуститься с небес на землю? И тем не менее ей было не по себе.
      Все оказалось глупым и напрасным.
 
      День был прохладный. Бодрящий осенний воздух забирался под черный кожаный комбинезон Флоренс, из-за которого уже немало мужчин едва не свернули себе шею. Отправив заявление об уходе с работы, Флоренс теперь с легким сердцем застегнула молнию комбинезона, стянула волосы в хвост, надела красный шлем, стукнула рукой по козырьку, нажала кнопку стартера на своем мотоцикле и на бешеной скорости с ревом вылетела из города.
      В конце Ривер-роуд она свернула налево и помчалась по загородной трассе. Мельком взглянув на спидометр, она увидела, что стрелка зашкаливает за сто сорок. Слишком быстро, но какое блаженство! Осенний лес на такой скорости сливался в сплошное пятно золотистого, красного и оранжевого цвета.
      Неожиданно в зеркале появился другой цвет — совершенно чуждый лесным краскам. Это была вспыхивающая мигалка. На секунду Флоренс захотела добавить газу и оторваться, но потом все же притормозила и съехала к обочине, чтобы дождаться неизбежной фразы: «Вы хоть знаете, с какой скоростью ехали, мэм? «
      Автомобиль, остановившийся позади ее мотоцикла, не был раскрашен в полицейские цвета. Мужчина, который вышел из этой машины, тоже почему-то был в штатском. Однако, пожалуй, больше всего Флоренс удивил его возраст. Ему явно перевалило за шестьдесят. Судя по фигуре, можно было сказать, что он когда-то занимался профессиональным спортом или служил в армии. Седые виски и очки в металлической оправе на остром носу придавали ему элегантности. Когда он приблизился, Флоренс разглядела его глаза. Они были голубые, и в них явно плясали чертики. Губы его были плотно сжаты, однако в них не было ничего отталкивающего, а наоборот — они даже как будто улыбались. Весь этот человек явно не соответствовал ситуации. Флоренс посмотрела на мигалку машины. Кто это? Начальник полиции округа? Шериф?
      — Боже мой, юная леди! Сто сорок километров в час — да еще по дороге, на которую иногда выходят олени. Так ведь можно убиться.
      Это было сказано неожиданно отеческим тоном.
      — Вы только представьте себе — какаямогла быть для всех нас потеря, — сказал он улыбаясь.
      — Простите, — прервала его Флоренс, — но кто вы такой?
      — Вот интересный вопрос, не правда ли? — усмехнулся он. — Отличный у вас мотоцикл, как я погляжу. Раньше, между прочим, я и сам любил погонять на таком. О да!
      Флоренс, которая так и не сошла со своего мотоцикла, потянулась к кнопке стартера.
      — Да подождите вы, не спешите, — остановил он ее. — Думаю, вам будет интересно услышать то, что я хочу рассказать. Очень интересно.
      Почему-то она не нажала на стартер.
      — Могу я попросить ваши документы? — вежливо сказала она.
      Мужчине, судя по всему, эта просьба показалась забавной.
      — Ну разумеется, — сказал он. — А вы какие хотите?
      — Послушайте, сэр…
      — Мы прочли вашу докладную записку, Флоренс.
      Глаза Флоренс округлились.
      — Я имею в виду ваш проект стабилизации на Ближнем Востоке. Очень интересно и очень оригинально. Вам определенно удалось выбраться из тесного ящика стереотипов. Понятно, почему эти бюрократы из Госдепа хотели заслать вас в Кабо-Верде! Мне, например, долго пришлось искать это местечко на карте. Настоящая глухомань. Разрешите угостить вас кофе? Я, разумеется, понимаю, что несколько форсирую события…
      — А вы сами не из Госдепартамента? — спросила Флоренс.
      — Да нет, не похоже на то. Короче, я угощу вас. Тут непременно где-нибудь должен быть «Старбакс».
      — Послушайте, я…
      — А помните «Старбакс» в Каффе?
      — Что?
      — Тот, который на углу улиц Алькаказир и Бен Катиф? Помните, как мукфеллины заставили хозяина прикрыть голую грудь у русалки на вывеске? И знаете, что смешно? С тех самых пор, заходя в любой «Старбакс», я почему-то всегда смотрю на ее грудь. Наверное, проверяю. Глупо, конечно, но тем не менее… Ну, как мы поступим? Вы поедете за мной или я за вами?
      — Я…
      — Понимаю. Вы приехали сюда, чтобы ощутить ветер у себя в волосах, чтобы дорога мчалась вам навстречу. Но я прошу всего десять минут вашего времени, которое мы проведем в безопасном и хорошо освещенном общественном месте. Если после нашего разговора вы захотите уйти, никто вас задерживать не будет. А я в любом случае заплачу за кофе. Вам ведь нравится низкокалорийный двойной в большом стакане? А вместо сахара — специальный заменитель, желательно не в форме противозачаточных пилюль…
      Единственный человек, которому она сообщила о пилюлях, был оператор, работавший на детекторе лжи в Госдепартаменте, когда она проходила проверку при поступлении на работу. Флоренс просто не знала теперь, что сказать этому типу, и поэтому последовала за ним на своем мотоцикле в пригородный «Старбакс».
      Они сели снаружи, рядом с парковкой, на которой стояло множество дорогих автомобилей. Владельцы этих машин все как на подбор напоминали хозяев конных заводов.
      — Послушайте, — сказала Флоренс. — Прежде чем мы продолжим… Может быть, все-таки скажете, кто вы такой?
      Мужчина на несколько секунд задумался, а потом, улыбнувшись, сказал:
      — Почему бы вам не называть меня дядей Сэмом?
      — Из чего следует, что вы работаете на правительство. Что вам нужно?
      — Вполне возможно — то же самое, что и вам. Долгосрочная политическая стабильность на Ближнем Востоке. А что? Неплохая задача.
      — Вы согласны с тем, что я изложила в докладной записке?
      — По-моему, все остальное мы уже перепробовали. И что у нас из этого получилось? Тихий ужас. Вы знаете, я всегда говорил: если не можешь решить проблему, сделай так, чтобы она разрослась. Ведь что замечательно в нас, американцах, — это наши добрые намерения. Но в итоге почему-то всегда всё выходит криво. Впрочем, я не буду мучить вас всей этой скучной чепухой. Думаю, вам не терпится поговорить начистоту. Ну что же, давайте поговорим. И знаете что? Учитывая специфику интересующего нас региона, почему бы нам не сделать это в стиле сказок «Тысяча и одна ночь»? Я буду вашим джинном из лампы. Загадайте три желания, которые может исполнить только старое доброе правительство США. Если вы останетесь недовольны… ну что ж, по крайней мере бесплатный кофе будет вашим призом. Итак?
      Флоренс на секунду задумалась.
      — Завтрашний ЕОНП, — наконец сказала она.
      Дядя Сэм поперхнулся:
      — Ого!
      Ежедневный обзор новостей для президента, вручаемый первому лицу государства каждое утро, являлся самым секретным документом в правительстве. Помимо президента Соединенных Штатов с ним могли ознакомиться не более пяти человек.
      — Спасибо за кофе.
      — Поаккуратней на дороге, юная леди.
 
      На следующее утро Флоренс поднялась как обычно в половине шестого и собралась на свою пятимильную пробежку. Открыв дверь, она обнаружила на пороге конверт. Флоренс вскрыла его и на первой странице вложенного документа прочла надпись крупными буквами: ТОЛЬКО ДЛЯ ПРЕЗИДЕНТА. Чуть ниже стояла дата — этот день наступил всего шесть часов назад.
      Флоренс стала читать дальше.
      В Кремле замышляли использовать нервно-паралитический газ для штурма базы чеченских террористов. Президент Венесуэлы был… Флоренс удивленно подняла брови. В Японском море американская подводная лодка тайно следовала за северокорейским сухогрузом, на борту которого предположительно находилась… О господи боже мой.
      И все же не было никаких гарантий, что документ подлинный. Флоренс, как и многие другие, кому довелось потереть волшебную лампу, пожалела, что не придумала чего-нибудь получше.
      Два дня спустя она раскрыла утреннюю газету и прочла заголовок:
 
      ВМФ ПЕРЕХВАТЫВАЕТ НАПРАВЛЯЮЩИЙСЯ
      К БЕРЕГАМ ЯПОНИИ СЕВЕРОКОРЕЙСКИЙ СУХОГРУЗ
      С ЯДЕРНОЙ РАКЕТОЙ НА БОРТУ
 
      Через час, которого ей не совсем хватило, чтобы собраться с мыслями, зазвонил телефон. Это был дядя Сэм.
      — У меня к вам просьба, — сказал он. — Второе желание загадывайте попроще.
      — Договорились, — ответила она. — Десять миллионов долларов в золотых васабийских монетах.
      — Вы их, конечно, вернете?
      — Возможно.
      На следующий день ближе к вечеру к ней в дверь постучали. Флоренс посмотрела в глазок и увидела посыльного службы ФедЭкс с тремя большими коробками.
      — Фарфалетти? Распишитесь вот здесь, пожалуйста. Тяжелые они, я вам скажу.
      Когда зазвонил телефон, Флоренс сидела в своей гостиной, уставившись на груды сверкающих золотых монет с королевским гербом Васабии. В трубке опять раздался голос дяди Сэма:
      — ФедЭкс. Быстро работают, не правда ли?
      — Ладно, сдаюсь, — сказала она. — Вы меня убедили.
      — А третьего желания разве не будет?
      — Я, пожалуй, его придержу.
      — Ну просто гора с плеч, — вздохнул он. — Я уж боялся, что вы потребуете ядерную боеголовку. Вы очень и очень требовательная юная леди. Добро пожаловать в команду.
      — А все-таки — в какую команду?
      — Ни о чем не спрашивайте и никому не рассказывайте. Единственное, что вам нужно знать, это лишь то, что у вас теперь самая лучшая работа в правительстве Соединенных Штатов. Никаких Чарли Даккеттов, заглядывающих вам через плечо, никаких бесконечных отчетов, меморандумов и прочей белиберды. Никаких инспекторов и сенатских комиссий. Если вам что-нибудь понадобится для работы, просто попросите это у своего доброго дядюшки. Помня о здравом смысле, конечно. Мне бы не очень хотелось получать счета от Мазерати, или Шанель, или Ван Клиф энд Арпелс.
      — А в каком секторе правительства я буду работать?
      — В департаменте свободного мышления.
      — Перестаньте. Я правда хочу знать.
      — Юная леди, вы получаете безлимитную кредитную карту. К чему тут вопросы?
      — А если меня поймают?
      — Ага, — усмехнулся он. — Мы с вами похожи. Всегда предполагать самое худшее!
      — Вы знаете, на секунду мне показалось, что я разговариваю с сатаной.
      — С сатаной? Какие ужасные вещи вы говорите. Я один из самых милых людей на свете.
      — Ну хорошо. А почему именно я?
      — Но это ведь была ваша идея. К тому же вы знаете язык. И регион.
      — Таких специалистов немало.
      — Да, но это еще и вендетта. Вы же итальянка!
      — Если б я знала, где вас найти, я бы непременно подала в суд за дискриминацию.
      — Вот видите — сколько в вас страсти. Вам очень легко будет эмансипировать женщин во всем арабском мире. Для достижения долгосрочной политической стабильности в регионе, конечно. Это успокаивает вашу уязвленную национальную гордость?
      — Для начала сойдет.
      — В следующий раз, когда увижу итальянский крестный ход, непременно пришпилю десять долларов к платью Девы Марии.
      — Вам это обойдется в двадцать баксов.
      — Для внучки одного из бывших солдат Бенито Муссолини, воевавшего в Северной Африке, у вас крайне несговорчивый характер, моя юная леди. Впрочем, ладно… Давайте обсудим состав вашей группы.

      Глубоким знанием своего дела Рик Ренард был обязан самому лучшему — или же самому худшему (в зависимости от того, как вы вообще относитесь к этой профессии) — специалисту в области пиара, Нику Нейлору . Свою скандальную славу Нейлор приобрел будучи главным представителем в СМИ американской табачной индустрии во время ее последней, поистине геркулесовой битвы с армией неопуритан. Для него эта история закончилась тем, что он на двадцать месяцев попал в федеральную тюрьму — с минимальной охраной, как он сам не раз с гордостью заявлял, — за организацию собственного похищения, якобы устроенного антитабачными террористами. Теперь Нейлор резвился на густых и сочных пастбищах Голливуда, обслуживая тщеславных представителей кинопролетариата, запросы которых в любом случае никто и никогда не способен удовлетворить, что в свою очередь гарантирует пиарщику пожизненное трудоустройство. В минуты откровенности Ник признавался своему протеже, что проталкивать клиента на номинацию киноакадемии или манипулировать сплетнями о брошенном партнере той или иной голливудской звезды — это, конечно, совсем не те героические дела, которые вершатся в Вашингтоне, и тем не менее всем этим вполне можно заниматься с приятностью для жизни в благодатном и благоухающем лос-анджелесском краю. Всякий раз, когда Рику удавалось дозвониться своему наставнику, он слышал в телефоне мягкое, сдержанное урчание двигателя одного из лидеров немецкого автомобилестроения, который как всегда работал на холостом ходу. «Я потратил на эту машину сто двадцать тысяч, — любил говаривать Ник. — И, ты знаешь, она легко разгоняется до семи километров в час за двадцать минут. Для переговорной комнаты — просто бешеная скорость».
      Ник уже долгое время пытался переманить Ренарда в Калифорнию. Ах, эти деньги! Эти бассейны! Эти женщины! Однако Рик все еще не был готов кинуть свой по-прежнему острый клинок к ногам девушек в полосатых халатиках, которые делают клиентам педикюр у бортика бассейна с бирюзовой водой, расположенного на крыше особняка. Рик многому научился у Ника Нейлора. Теперь, когда он был в зените своей карьеры, даже самые завистливые из его коллег признавали за ним первенство в кругах столичных пиарщиков, поскольку даже самые безнадежные, самые нелепые PR-проекты были ему по плечу.
      Именно Ренард сумел помочь Американскому колледжу князей церкви замять скандалы вокруг историй с «мальчиками за алтарем». Чуть позже «князья» негласно поручили ему продвижение одного американского кардинала на папский престол, но эту миссию Рик провалил. Арест швейцарскими гвардейцами, высылку за пределы Ватикана и запрет на въезд в святой город трудно назвать триумфом специалиста по связям с общественностью. Особенно в свете того, что следующим папой был провозглашен уроженец Мадагаскара. И тем не менее ему вполне удавалось влиять на общественные взгляды у себя на родине. Бывшие «мальчики из-за алтаря», с их бледными лицами и подергивающимися членами, а также свора дорогих адвокатов, которые кормились вокруг них, перестали быть темой номер один.
      Однако внимание Флоренс к Ренарду привлек другой животрепещущий религиозный скандал.
      Примерно за год до этого преподобный Роскоу Б. Святсон — «Б значит Бог», как скромно объяснялось в его брошюрках, — являвшийся духовным лидером нескольких сотен тысяч фанатично преданных ему «Баптистов Юга», заявил со своей телевизионной кафедры в городке Лоблолли, штат Джорджия, что пророк Магомет был дегенератом. После этого даже весьма радикально настроенные евангелические элементы пришли к общему мнению, что преподобный соскочил с катушек, а то, что началось среди полутора миллиардов последователей пророка, просто не поддается описанию. С вершин сотен минаретов полились анафемы и проклятия, которые, казалось, только подзуживали святого отца и его подручных. Подобно закованным в броню крестоносцам на стенах осажденной Акры, они отвечали огнем на огонь и угрозами на угрозы.
      Вся эта неразбериха самым неудобным образом приключилась в разгар первого круга предвыборной президентской гонки, в связи с чем всем кандидатам пришлось тратить бесценный телевизионный эфир на осуждение действий преподобного, вместо того чтобы живописать свои дерзкие представления о будущем Америки. События достигли апогея, когда губернатор Джорджии оказался в незавидном положении, потребовавшем от него вызова Национальной гвардии для защиты преподобного Святсона, который в ответ на совершенные против него акты насилия забаррикадировался внутри своего «Святилища Святсона» стоимостью в 12 миллионов долларов вместе с недобитой кучкой вооруженных до зубов страдальцев за веру.
      Мало кто из пиарщиков рискнул бы сунуться в этот змеиный клубок. Однако спустя всего несколько часов после того, как вертолет преподобного был сбит из ручной ракетной установки, Рик Ренард выступал уже практически на всех телевизионных каналах, делая заявления от имени наследников преподобного, призывая остановить насилие и начать мирный процесс. Более того — он обещал собрать пять миллионов долларов на строительство баптистско-мусульманского межкультурного центра в студенческом городке университета им. Святсона, в котором должно быть как минимум пять баскетбольных площадок, выходящих на восток, чтобы любой желающий имел возможность совершить намаз прямо в процессе игры.
      В настоящее время взаимоотношения между последователями Святсона и не слишком многочисленными мусульманами штата Джорджия были несравненно более мирными, чем во время тех событий, которые впоследствии получили название «Дни гнева». Благодарить за это нужно было не только безымянного стрелка с ракетной установкой SA-7 на плече, сделавшего роковой выстрел по вертолету преподобного Святсона, но также и Рика Ренарда, который умел, что там греха таить, плести свои кружева.
      В общем, Флоренс считала, что такой бесстрашный человек просто обязан работать в ее команде.
 
      Контора с длинным названием «Ренард стратиджик комьюникейшнз интернейшнл» располагалась в двух кварталах от вашингтонского района Дюпон-серкл , достаточно удаленного в топографическом смысле от улицы К-стрит — этого свиного загона (кое-кто мог бы сказать: грязного корыта) американской политики — и в то же время достаточно к ней близкого, чтобы Рик мог пообедать с кем-нибудь из своих друзей и задушевных приятелей, которые по большей части обитали именно там.
      Договариваясь о встрече по телефону, Флоренс обмолвилась, что представляет «серьезного корпоративного клиента». Для слуха пиарщика не существует более соблазнительного словосочетания. Ренард заявил, что весь этот день у него расписан, а потом якобы случайно обнаружил в своем расписании свободные полчаса. Да-да, он сможет принять ее сегодня после обеда.
      Войдя в его кабинет, Флоренс с удивлением обнаружила, что Рик Ренард решил отказаться от традиционной «Вашингтонской стены тщеславия», увешанной фотографиями в рамочках с изображением политиков, предлагаемых на продажу. Цена того или иного политика определялась размером фотографии. Если политик на фото играл с хозяином кабинета в гольф или курил с ним кубинские сигары, клиент мог ожидать десятипроцентного налога, поскольку хозяин кабинета и политик были большие друзья.
      Вместо всего этого позади рабочего стола Ренарда Флоренс увидела огромную стенную роспись — буквально от пола до потолка. Это было изображение знаменитой обложки журнала «Нью-Йоркер», на которой весь мир западнее Нью-Йорка был представлен как незначительная и не заслуживающая внимания территория. Границей цивилизованного мира в этой версии являлась река Потомак. Все, что располагалось за ней, было обозначено одним словом MICROSOFT. За Тихим океаном лежала страна, которая называлась SONY.
      Скромный намек на то, как высоко летает хозяин этогокабинета.
      Само собой разумеется, что ни один из этих корпоративных титанов не был клиентом Ренарда и вряд ли собирался им стать. Его клиенты по большей части старались держаться в тени. Впрочем, Ренарду от этого не было стыдно, поскольку его профессия в принципе не знает, что такое стыд. А даже если и знает, то никогда не признает этого.
      На другой стене висело несколько часов, показывающих время в разных мировых столицах. Очевидно, это подчеркивало глобальный размах компании «Ренард стратиджик комьюникейшнз интернейшнл». К примеру, где-нибудь в Джакарте запросто могло быть четыре часа утра, но сей факт ни в коем случае не остался бы незамеченным здесь, в штаб-квартире этой планетарной сети.
      Все это Флоренс успела заметить, пока Рик Ренард с улыбкой вставал из-за своего стола, протягивая ей руку.
      — Мисс Фарфалетти, — сказал он, произнося ее имя с таким глубоким значением, как будто важнее этого имени не было ничего на свете.
      Он изо всех сил старался не пялиться на нее, однако не сразу смог отвести взгляд от столь неожиданной красоты, посетившей его. Она вдруг напомнила ему о том итальянском художнике… Как там его зовут? (Нет, надо непременно поработать над своей памятью. Имена всегда производят сильное впечатление на определенный тип клиентов.) Моди… что-то. Тот, который рисовал женщин с головками слегка набок и с таким взглядом, как будто они умоляют художника: «Ну переспи со мной, ну пожалуйста». Иногда они были обнажены, и от этого у Ренарда возникало непреодолимое желание оказаться в той самой художественной мастерской в тот момент, когда краски на полотне еще не успели высохнуть.
      — Мистер Ренард?
      — О, простите меня. Что-то я вдруг задумался. Мы с вами раньше нигде не встречались, мисс Фарфалетти?
      — Нет. Но я ваша большая поклонница.
      — Фарфалетти, — задумчиво произнес он. — Это у нас…
      — Финская фамилия.
      Ренард улыбнулся. Правило номер один: всегда улыбайся шуткам возможного клиента.
      — А я чуть не сказал — датская.
      — С итальянского это можно перевести как «маленькая бабочка».
      — Это фамилия вашего мужа?
      — Нет, мистер Ренард.
      — Хорошо… Итак, чем я могу вам помочь? По телефону вы сказали, что ваше дело имеет какое-то отношение к Ближнему Востоку, — Рик с величавой небрежностью повел рукой в сторону своей «Стены циферблатов», один из которых показывал время в Дубай. — В этом регионе у нас несколько филиалов.
      — Мистер Ренард, — улыбнулась Флоренс, — у вас несколько пунктов пересылки почты «в этом регионе». Обыкновенные почтовые ящики. Их вряд ли можно назвать филиалами.
      Рик слегка покраснел.
      — Н-да… — произнес он. — Хотя при нынешних средствах коммуникации — кому они нужны, эти офисы? Но могу вас заверить, у нас имеются связи в тех краях. У меня вот как раз сегодня утром был телефонный разговор с Дубай.
      — Да? И что там в Дубай?
      — Ну вы, разумеется, понимаете — я не могу говорить о конкретных клиентах. Однако, думаю, будет уместным сказать, что ситуация там сейчас не самая радостная. Хотя что там вообще может быть радостного, в тех краях?
      — А вы все еще работаете на правительство Северной Кореи?
      — Нет, мисс Фарфалетти. Это был разовый проект. И я согласился на него еще до всей этой японской шумихи.
      — Вы имеете в виду шумиху вокруг едва не случившегося ракетного удара по Японии?
      Ренард неловко откашлялся и сказал:
      — В настоящий момент у меня нет деловых связей с правительством Северной Кореи.
      — А не напомните — как тот скандал назвали в газетах? Кажется — «Поле мучеников»?
      — Мне не было известно, что это поле для гольфа создавалось с использованием так называемого рабского труда, — пожал плечами Рик. — Рабство — это ведь относительное понятие, не так ли?
      — Ну не совсем.
      — Меня просто попросили организовать турнир по гольфу с участием больших звезд для развития взаимопонимания между народами и мирного сосуществования. В тот момент я не видел в этом ничего плохого… Стал бы я заниматься этим опять? — Рик снова пожал плечами. — Скорее всего нет. Однако моя работа ведь не в том, чтобы решать — кто из моих клиентов хороший человек, а кто плохой. Мне кажется, я просто должен доносить до широкой общественности то, что мои клиенты хотят сказать миру. Такова стратегическая задача стратегического планирования… Послушайте, — улыбнулся он. — Неужели вы пришли ко мне, чтобы обсудить проблемы гольфа в Северной Корее?
      — Нет. Я пришла к вам, потому что хочу добиться постоянной стабильности на Ближнем Востоке.
      — Хм, — задумчиво кивнул Ренард с таким видом, как будто у него попросили свежих идей для продвижения на рынок новой зубной пасты. — И о каком бюджете может идти речь?
      — Деньги в данном случае не самое важное. В разумных пределах, конечно.
      — Мой опыт, мисс Фарфалетти, подсказывает, что этот «разумный предел» всегда как раз и является самым важным звеном.
      Флоренс положила свой кейс на стол Ренарда и лихо щелкнула сверкающими замками. В кейсе лежали две пачки новеньких тысячедолларовых купюр. Она вынула их оттуда и положила на стол.
      Ренард постарался взять себя в руки.
      — Вы сказали, что работаете…
      — На правительство Соединенных Штатов.
      — О-о…
      — Вы всегда бываете так разочарованы, когда клиент выкладывает на ваш стол двести тысяч долларов наличными?
      — Нет-нет, что вы. Тот внутренний ребенок, о котором мне постоянно твердит мой психоаналитик, определенно скачет от радости. Так о чем конкретно вы говорили? Какая стабильность вас интересует? И, позвольте спросить, какой сектор нашего замечательного правительства вы представляете?
      — Госдепартамент.
      — Понятно… Значит, ЦРУ. Чудесно. Я ваш большой поклонник. Ваши коллеги мне здорово помогли в Северной Корее, когда на том чертовом поле для гольфа взорвалась мина.
      — Я не говорила, что работаю в ЦРУ, мистер Ренард.
      — Нет, не говорили. Хорошо. Значит, я теперь буду работать на Госдеп. Ага.
      — И вы, разумеется, понимаете, насколько это все должно быть конфиденциально.
      — Мисс Фарфалетти, у нас в «Ренард стратиджик комьюникейшнз» умеют хранить секреты.
      — Это звучит весьма обнадеживающе, мистер Ренард.
      — Ну что ж, — Ренард улыбнулся, взял со стола обе пачки и, как бы играя, слегка подбросил. — Всегда мечтал послужить Родине.
      — Приятно иметь дело с таким патриотом, мистер Ренард.
      — Когда Родина зовет, ей ведь не скажешь: «Извини, что-то у меня плохо со слухом».

      Флоренс и загадочный джентльмен, который называл себя дядей Сэмом, вот уже два дня сидели в небольшом уединенном домике в Александрии, штат Виргиния, изолировавшись от всего мира и читая бесконечные персональные досье. Обычно этот дом служил для допросов или для приема невозвращенцев. Судя по застоявшейся сигаретной вони, насмерть въевшейся в стены и убогую обстановку, все эти невозвращенцы, скорее всего, умерли от рака легких.
      Флоренс и дядя Сэм просматривали персональные файлы при помощи ноутбука, который, казалось, имеет неограниченный доступ к любому досье любого сотрудника секретных служб США. Какие бы сомнения дядя Сэм ни вызывал у Флоренс, одно про него можно было сказать с уверенностью: этот человек обладал большими связями.
      — А что, если вы забудете свой ноутбук в автобусе?
      — Я не езжу в автобусах, — фыркнул он.
      — Ну а если кто-нибудь похитит его у вас? Он что, сможет прочесть все эти файлы?
      Дядя Сэм вздохнул:
      — Любой, кто включит этот компьютер, не набрав пароля, рискует оказаться в очень незавидном положении.
      — Вы имеете в виду, что эта штука взорвется?
      — Да, Флоренс… Скажите-ка лучше — как вам вот этот? — дядя Сэм открыл следующий файл. — Он был нашим резидентом в Карачи. Военное прошлое. Вполне может нам подойти.
      Флоренс быстро просмотрела открытый файл и сказала:
      — Нет.
      — А с ним-то что не в порядке?
      — Мне нужен человек с личным мотивом.
      — То есть с предубеждением? Послушайте, сколько раз я должен вам повторять — васабийцев ненавидят все.
       —Я вижу, это у вас предубеждение.
      — А-а, бросьте! — дядя Сэм даже махнул рукой. — Вам-то известно, какие они уроды. Вы же были замужем за одним из них.
      Флоренс не очень хотела говорить дяде Сэму, что ей не понравился ни один из предложенных им кандидатов. Тем более что он разворчался по поводу Рика Ренарда, которого выбрала она: Это еще зачем? У нас не балаган!Однако Флоренс настояла на своем. Либо она сама будет набирать свою группу, либо группы не будет совсем.
      — Давайте продолжим, — сказала она.
      Дядя Сэм даже слегка застонал:
      — Вы отдаете себе отчет, сколько файлов мы уже просмотрели?
      — Если вам скучно, идите и погуляйте. Я могу работать одна.
      — И взорветесь тут к чертовой бабушке. Послушайте, вы собираетесь делать покупку? Или просто рассматриваете товар?
      В конце концов он пошел наверх, чтобы прилечь, а Флоренс усердно продолжала копаться в персональных файлах американских рыцарей плаща и кинжала.
      В какой-то момент все эти секретные агенты стали сливаться перед глазами в одно пятно. Потом Флоренс вдруг поняла, что ее интересует только их внешность. Просидев еще около часа, она наконец перестала щелкать мышкой.
      Этот мужчина был в военной форме с черным беретом, лихо заломленным набок. Флоренс внимательно посмотрела на орденские ленточки у него на груди, а затем перевела взгляд на его лицо. Даже не читая биографию, она могла с уверенностью сказать, что это южанин. У него был вид очень довольного собой человека — как будто не далее чем прошлой ночью ему удалось поиметь записную красотку на заднем сиденье своего старенького «форда». Впрочем, вполне возможно, он выглядел таким довольным из-за своих наград. Флоренс поискала место его рождения. Так и есть: Мобайл, штат Алабама. Фотография была сделана двенадцать лет назад. Флоренс покрутила колесико мышки, надеясь отыскать более позднюю фотографию, и быстро ее нашла. Самодовольной усмешки на лице уже как не бывало. Флоренс прочла досье и поняла почему. Он больше не был тем молодым бравым воякой.
      Лучше и не придумаешь.
      — Я нашла его, — объявила она дяде Сэму, когда тот вернулся. Дядя Сэм просмотрел досье.
      — Боже правый! Да он нам совсем не подходит.
      — Именно поэтому я его и хочу.
      — Юная леди, у меня тут не служба знакомств, между прочим.
      — Я постараюсь не вешаться ему на шею. И вообще, мне непонятно, с чего это такой сексист, как вы, заинтересовался проблемой освобождения женщин?
      — Да вы взгляните на его досье, — фыркнул дядя Сэм. — Странно, что он вообще до сих пор на государственной службе. Может, вы не заметили, но именно он спровоцировал тот ракетный удар в Дар-эс-Саламе в прошлом году. Если помните, тогда была разрушена резиденция посла Индонезии.
      — Да нет, я заметила, — ответила Флоренс. — И мне кажется, цель была выбрана удачно.
      — Послушайте, Флоренс, госсекретарю пришлось лично приносить извинение премьер-министру Индонезии.
      — Вы начинаете вести себя как мой босс. Ну и что с того, что госсекретарю пришлось извиняться перед премьер-министром Индонезии? Этим ударом был уничтожен завод Аль-Каиды, производивший химическое оружие. Они разместили его вплотную к резиденции посла, замаскировав под фабрику детских протезов. Поэтому он молодец, что вызвал удар, а нам должно быть стыдно за то, что это ему пришлось отдуваться из-за какого-то там сенатора, решившего заработать себе популярность перед президентскими выборами. Вы знаете, наш Капитолий мне иногда сильно напоминает гигантскую формочку для такого хлюпающего и расползающегося желе.
      Дядя Сэм театрально вздохнул и, нажав курсор, открыл новую страницу текста.
      — Ну а вот это? Будучи нашим резидентом в Матаре, он соблазнил жену американского посла. О чем это нам говорит?
      — О том, что он бабник. Такое случается. И, между прочим, довольно часто.
      — Только не в моей лавочке, — отрезал дядя Сэм.
      — На самом деле важно не то, что он отплясывал макарену в супружеской постели этого несчастного посла, а то, что он был резидентом в Матаре. У него же огромный опыт. Вы внимательнее посмотрите на его досье. Резидент в Амо-Амасе — три года. Помощник резидента в Каффе — два года. Свободно владеет арабским и французским. А посмотрите на эту информацию по террористам. Это же он взял Аднана Бахеша, наверное самого ужасного человека на всей планете. И это именно он выяснил, что Саддам Хусейн готовил покушение на Буша в 1993 году. Вы посмотрите на его награды. Три «Бронзовых звезды», два «Пурпурных сердца». По-вашему, этогомало? — Флоренс закрыла компьютер, отодвинула его от себя и скрестила на груди руки. — Все, поиск закончен.
      — Хорошо, хорошо, — сказал дядя Сэм с очень недовольной миной. — Но я вам сразу скажу, юная леди: если вы заведете интрижку с этим мужчиной, вы поставите под угрозу всю операцию.
      — На такую глупость я даже отвечать вам не буду.
      — Поймите, он южанин. Эти люди ни о чем не думают, кроме секса. И, может, автомобильных гонок.
      — А ваши предки, как я понимаю, прибыли в Америку на корабле «Мэйфлауэр»? — язвительно сказала Флоренс. — Или еще раньше — с викингами?
      Дядя Сэм обреченно вздохнул и развел руками:
      — Я бы попросил вас приберечь свой сарказм для обитателей королевства Васабия.
 
      Теперь Флоренс оставалось завербовать всего одного человека. Но зато самого непростого. Он появился в уединенном домике в Александрии точно в назначенное время.
      Потому что он никогда не опаздывал.
      — Фьоренца? Что все это значит? Боже мой! Как здесь омерзительно!
      Джордж обвел взглядом комнату, которая была обставлена, судя по всему, каким-то кротом-дальтоником, работавшим в самом занюханном подразделении бюрократической системы ЦРУ. В обязанности крота, очевидно, входило обставлять и украшать такие уединенные явочные квартиры, приспособленные для нужд американской разведки. Картины на стенах, если их вообще можно было назвать картинами, явно были куплены оптом на распродаже в универмаге «Уол-март» и мало чем отличались с эстетической точки зрения от дурацких открыток с бульдогами в кепках, играющими в покер. Оглядев все это, Джордж сказал:
      — Ага, я вижу, ты посетила аукцион Сотбис.
      — Хочешь что-нибудь выпить?
      — А что нальешь? Дешевого вина из коробки? Или пива покрепче?
      — Джордж, нам с тобой предстоит заняться кое-чем очень серьезным. По-настоящему серьезным, поверь мне.
      — А можно подумать? — сказал он и тут же продолжил: — Нет, спасибо.
      — Ты даже не хочешь узнать, в чем дело?
      — В общем-то, нет, — он пожал плечами. — Так вот, значит, где мы держим невозвращенцев из Северной Кореи. Видимо, для того, чтобы они чувствовали себя как дома?
      Флоренс рассказала ему, насколько это было возможно, про дядю Сэма, про ежедневный обзор новостей для президента, про десять миллионов золотом, про операцию, карт-бланш и про тот факт, что у нее теперь достаточно власти, чтобы перевести Джорджа на новую работу.
      Джордж слушал ее с мрачным лицом, которое постепенно становилось еще мрачнее, и время от времени понимающе хмыкал: «Хм. Угу. Хм-м».
      — Джордж, — наконец сказала она, — ты помнишь наш разговор о том, что мы могли бы с тобой сделать, если хотя бы на десять минут оказались вдруг у руля?
      — Очень хорошо помню. Я ответил тебе тогда, что не хочу быть у руля. Ни десять минут, ни полчаса, ни месяц. Я хочу, чтобы меня оставили в покое, Фьоренца.
      — И поэтому ты пошел работать в Госдепартамент?
      — Ты прекрасно знаешь, почему я пошел работать в Госдепартамент.
      — Из-за одной несчастной реплики твоей матери за обедом в День благодарения?
      Джордж был правнучатым племянником Адлера Филлингтона Фиша, того самого американского дипломата и посла в Боготе, которому президент Теодор Рузвельт в 1902 году отбил знаменитую телеграмму:
      ОБЕСПЕЧЬТЕ ПЕРЕШЕЕК К РОЖДЕСТВУ.
      Это привело к «отчуждению» Панамы от Колумбии, строительству знаменитого канала и последовавшему за этим обогащению превыше всякой меры кливлендского промышленника Марка Ханна, нью-йоркского финансиста Дж. П. Моргана, а также Уильяма Кромвеля, основателя юридической фирмы «Салливан энд Кромвель». Впоследствии эта золотая троица в знак признательности послу Фишу пользовалась его услугами в качестве советника при многочисленных сделках, что и заложило фундамент благосостояния семьи Фишей.
      Четыре поколения спустя, когда на сцене уже появился Джордж, от этого благосостояния остался лишь Дом Фишей — некогда внушительный особняк из красного кирпича в Джорджтауне 1, настоятельно требовавший теперь капитального ремонта. Мать Джорджа, Филиппа Фиш-Тиббетс, так и не оправилась от разочарования, которое постигло ее то ли в результате постоянных размышлений о былом богатстве, то ли из-за внезапного исчезновения ее мужа Джеймсона Фиша по прозвищу Бычок, оставившего ее ради аргентинского игрока в поло по имени Эстебан, близкого друга семейства Кеннеди, что, впрочем, только усугубляло неприятную ситуацию. Долгие годы безутешная матушка Джорджа не давала затянуться этим душевным ранам при помощи все большего количества водки (с недавних пор смешиваемой с обезжиренными сливками). Как-то раз во время одного совсем уже мрачного обеда в День благодарения она объявила гостям, что Джордж, сидевший за столом вместе со всеми и как всегда угрюмо уставившийся в свою тарелку с грибным супом (стараясь при этом сдерживать себя, чтобы не броситься через весь стол и огреть свою мамашу серебряной супницей, подаренной по случаю вступления в должность губернатором Панамы и являющейся последним ценным предметом в доме Фишей), — так вот, она во всеуслышание заявила, что у ее сына никогда не хватит «винтиков в голове», чтобы поступить на службу в министерство иностранных дел; и даже более того — что он, скорее всего, будет зарабатывать себе на жизнь «составлением букетов». Джордж отправился на собеседование в министерство иностранных дел в ближайший же понедельник. Шестнадцать лет спустя он все еще продолжал там работать. Кто тут выиграл — оставалось неясным.
      — Джордж, — сказала Флоренс. — Ты один из самых талантливых мужчин, которых я знаю. Ты погубишь себя кабинетной работой. Только подумай — какой нам выпал шанс! Больше такого не будет.
      — Но ты же ничего не знаешь об этом дяде Сэме, — ответил Джордж.
      — А вот теперь ты рассуждаешь как моя мать! Это ведь шанс изменить историю. Я уж не говорю о том, чтобы помочь восьмистам миллионам мусульманских женщин.
      — Большинство из этих женщин абсолютно довольны своей судьбой. Готов поспорить, что половине из них нравитсяносить чадру. А еще им нравится то, что с ними носятся как с писаной торбой.
      — Ничего себе — «носятся». Тебе самому по душе бы пришлось такое обращение?
      — Жить в обществе, которое рассматривает меня как гражданина второго сорта и ограничивает мои права? Я что, похож на идиота?
      — Вспомни цитату из Эдмунда Бёрка : «Все что необходимо для торжества зла — это лишь бездействие добрых людей».
      — Вспомни цитату из Мэла Брукса : «Стоит один раз пуститься в бега — и не остановишься всю жизнь».
      — Я не справлюсь с этим без тебя, Джордж. Поверь мне, будет весело.
      — Нет, будет ужасно. Но самое ужасное, что я, видимо, соглашусь.
 
      Задумчиво подбоченясь, Флоренс придирчиво изучала накрытый уже стол. Дядя Сэм предлагал провести первую встречу группы в том самом уединенном домике в Александрии, однако Флоренс решила приготовить настоящий итальянский обед у себя дома в городке Фогги-Боттом. Она еще не знала, как все в итоге у них сложится, но была уверена, что не много бывает в жизни таких непростых ситуаций, которые нельзя изменить к лучшему превосходным обедом, состоящим из вяленной по-ломбардски говядины, ризотто (из раков и африканских бобов по ее собственному рецепту), шоколадно-малинового тирамису, эспрессо плюс нескольких бутылок «Бароло». Флоренс была в черной кашемировой водолазке, узких брюках в стиле «тореадор» и туфлях на высоком каблуке. В ушах у нее были жемчужные серьги. Поверх водолазки она повязала фартук с оборками в стиле пятидесятых годов, в котором она выглядела, пожалуй, еще сексапильнее.
      Первым появился Бобби Тибодо — парень из ЦРУ. Он позвонил в дверь без пяти восемь. Люди из ЦРУ всегда приходят пораньше — они любят контролировать ситуацию. Джордж прибыл ровно в восемь. Рик Ренард опоздал на двадцать минут, объяснив, что его задержал один конгрессмен, «который никак не мог заткнуться».
      Флоренс предложила своим гостям холодное как лед «Прозекко» в узких бокалах. Мужчины настороженно присматривались друг к другу, а Флоренс поглядывала на Бобби Тибодо, наблюдая за тем, как он изучает Рика и Джорджа.
      Бобби было под сорок. Он обладал крепким телосложением, коротко подстриженными светлыми волосами и скептическим взглядом из-под тяжелых век, который придавал ему выражение легкой враждебности. Он мало двигался, как будто не желая расходовать силы. Обратившись к Флоренс, он немедленно назвал ее «мэм». Она поприветствовала его на арабском и едва сдержала улыбку, когда на ее «салям» он ответил с крепким акцентом жителя Алабамы.
      Он заметил, что она поглядывает в его сторону. Бобби был не из тех, кто упускает хоть что-нибудь. Флоренс почувствовала, что краснеет.
      — Ну что же, — сказала она, подняв свой бокал «Прозекко» и чокаясь со всеми присутствующими, — за Акабу.
      — За Акабу? — недоуменно переспросил Ренард.
      Двое других мужчин с интересом посмотрели на него, и Бобби сказал:
      — А ты, значит, тот самый пиарщик?
      — Специалист по стратегическим коммуникациям, — сказал Рик.
      По лицу Бобби скользнуло подобие улыбки. Он повернулся к Джорджу:
      — Ну а ты, значит, из Госдепа?
      Люди из ЦРУ с опытом работы за границей между собой называли персонал Госдепартамента «посольской блевотиной».
      Флоренс решила, что ей пора вмешаться:
      — Я бывала в Акабе. Там весьма мило. Король Иордании содержит там небольшой дворец.
      — Где служил? — спросил Бобби у Джорджа.
      — Вообще-то, нигде. Только в Вашингтоне.
      Бобби слегка поднял брови:
      — А сколько ты уже в Госдепе?
      — Шестнадцать лет.
      — Шестнадцать лет проторчал в Вашингтоне?
      — Даже шестнадцать с половиной.
      Бобби повернулся к Ренарду:
      — А ты сколько уже стратегически коммуникируешь?
      — Я руковожу собственной фирмой уже четыре года, — ответил Рик.
      — На Ближнем Востоке часто бываешь?
      — Регулярно посещаю Дубай.
      — Ну и как тебе ихний новый аэропорт?
      Джордж попытался перехватить взгляд Рика.
      — Ну… ничего. Вполне симпатичный.
      Бобби усмехнулся.
      — А что тут смешного?
      — В Дубай нет нового аэропорта, — вздохнул Джордж.
      — А может, сядем за стол? — предложила Флоренс.
      «Бароло» и ризотто из раков слегка сгладили возникшую напряженность. Джордж помог Флоренс убрать со стола тарелки. На кухне он прошептал:
      — Где ты его нашла? В фирме «Киллер напрокат»? Это же просто горилла.
      — Он нам нужен.
      — Между прочим, это именно он спровоцировал тот самый ракетный удар.
      — И правильно сделал.
      — Я ничего не имею против бомбардировок иностранных посольств, но это не значит, что всякая деревенщина имеет право…
      — Джордж, удар наносился по секретному заводу Аль-Каиды.
      — Да мне без разницы. Думаю, лучше открыть новую бутылку вина.
      — Вернись к ним и прикрой Ренарда.
      — Да, этот парень как нельзя к месту. Отличную команду ты собрала. Громила из спецслужб, продажный пиарщик и недоделанный чиновник МИДа. Про нас будут сочинять баллады, но, слава богу, меня к тому времени не будет в живых.
      Когда Флоренс вернулась с новой бутылкой «Бароло» в комнату к гостям, Бобби рассказывал Рику о том, что, очевидно, по-настоящему его волновало:
      — «Морские котики» во Вьетнаме, когда убивали кого-нибудь из Вьетконга, вырезали у него печень, откусывали от нее чуть-чуть и бросали рядом с трупом. Согласно буддийской теологии, если у тебя чего-нибудь не хватает, на небеса тебе вход закрыт. А этого они очень сильно не любят.
      Рик побледнел и опустил свой нож и вилку.
      — Ты доедать будешь? — спросил Бобби.
      — Э-э… Нет.
      — Ну тогда я. Можно? — Бобби придвинул к себе тарелку Рика и посмотрел на Флоренс. — Мэм, замечательное блюдо, я вам скажу. Никогда не ел ризотто с жуками.
      — С жуками?
      — У нас так раков зовут. Там, откуда я родом.
      — А почему вы не называете меня Флоренс?
      — Флоренс? Хорошо… Флоренс Аравийская.
      — Лучше просто Флоренс, — она подняла свой бокал. — Ну так что, за Акабу?
      Бобби поднял свой бокал:
      — А-а, фиг с ней! За Акабу так за Акабу.
      — Это метафора, — объяснил наконец Джордж Рику. — Она означает, что мы умрем раньше, чем туда доберемся.
      — «Если умрут верблюды — умрем и мы», — процитировал Бобби. — А верблюды начнут дохнуть через двадцать дней.

      Эмират Матар (название которого по неясным причинам произносится как «Матерь») представляет собой полоску песка шириной в десять и длиной в триста пятьдесят миль, протянувшуюся вдоль западного побережья залива Дария. На севере он берет свое начало в комариных болотах Ум-Катуша, далее на несколько сотен миль простирается в основном на юго-восток вплоть до пролива Ксеркса, где слегка поворачивает к западу и заканчивается у Альфатуша, на лучезарном побережье Индийского океана.
      Если вы будете рассматривать Матар на крупномасштабной карте, вы скорее всего сочтете это государство весьма нелепым политическим образованием. Глядя на его кривые очертания, можно предположить, что границы этого эмирата были специально прочерчены таким образом, чтобы отрезать его гораздо более крупного западного соседа, королевство Васабия, от выхода к морю. И это предположение будет абсолютно верным.
      Отчет об образовании Матара можно найти в историческом труде Дэвида Времкина, который называется «Ирак у нас будет здесь, а Ливан вот здесь: как создавался современный Ближний Восток»:
      Черчилль был страшно зол на французов, и на этот раз не без оснований, поскольку они вели сепаратные переговоры с королем Васабии Таллулой касательно морских портов. К моменту созыва конференции он окончательно потерял всякое желание церемониться с французским министром иностранных дел Делаваль-Путрийером. В ту ночь Черчилль до пяти часов просидел с полковником Лоренсом, Глэндсбери и Тафф-Блиджетом, а также с Джереми Питтом, который сильно страдал от жары и очередного приступа подагры. Наутро, когда все, наконец, собрались на переговоры, Боске и Гастон Тази заметили, что пальцы Тафф-Блиджета перепачканы зеленой, голубой, желтой и малиновой краской, о чем они лихорадочно стали сигнализировать остальным французским делегатам. Однако было слишком поздно. К тому времени, когда все пятьдесят участников уселись вокруг обитого зеленым сукном стола в Большом зале Салах-аль-Дина во дворце Маджма, у британцев уже были готовы собственные карты. И чернила на них, как заметил Шомондели, уже «совершенно просохли».
      Сигго, который служил мажордомом у Сайкса (и два года спустя погиб от несчастного случая во время странного чаепития в присутствии королевы Александры в Кенсингтонском дворце), описывал этот момент следующим образом: «Уинни раскатал свою карту по всему столу, и она хлопнула как брамсель, надувающийся на мачте, когда вы в сильном прибрежном течении проходите на скорости в двадцать узлов недалеко от порта Каус». Такое вот яркое сравнение. Прекрасно понимая, что происходит, Делаваль-Путрийер попытался возражать, ссылаясь на протокол, но Черчилль ткнул в сторону француза своей сигарой, «похожей на обкусанную сосиску», и пригрозил расширить зону действия Бальфуровской декларации , определявшей Палестину в качестве новой родины для евреев, на Ливан и Сирию, которые находились во французской сфере влияния.
      Как сообщил Флег-Райт в своей телеграмме Артуру Гленвуди тем же утром, меньше всего на свете французы хотели, чтобы «арабский мир захлестнули волны прибывавших со всего мира строителей кибуцев». Подобный поворот привел бы также к неизбежному конфликту британской ветви семьи Ротшильдов с представителями ее французской ветви, которые уже довольно долгое время присматривались к западным склонам долин Бекаа и Нуш, планируя разбить там виноградники для экспериментальных сортов черного совиньона. Делаваль-Путрийер не мог ничего поделать. Его явно переиграли.
      Король Таллула пришел в ярость, увидев, как обещанное ему побережье исчезло при помощи нескольких штрихов, сделанных карандашом британского картографа. Он громогласно объявил конференцию «сборищем жаб и шакалов» ( «джамаа мин этхеаб в эддафадэх»), шумно покинул зал и умчался из Дамаска в сопровождении двухсот бедуинов, служивших его личными телохранителями. Господин Пико заметил на это господину Гастен-Пике буквально следующее: «Только его и видели».
      С другой стороны, Газир бен Хаз, толстый и сластолюбивый правитель небольшого племени вази-хад, состоявшего из торговцев и рыбаков, которые населяли это побережье со времен Александра Македонского, теперь вдруг оказался эмиром новой страны, наглухо перекрывшей все пути к морю для нефти из Васабии. Черчилль, разумеется, этого и хотел. А как еще можно было отплатить королю Таллуле за его упрямство при обсуждении предложенных ему тарифов на финики, не говоря уже о бесконечных спорах на тему: кто должен въехать в Дамаск первым и в каком наряде?
      В тот же самый вечер Черчилль беседовал с Глэндсбери в биллиардной комнате Британской миссии. Когда им подали бренди и сигары, он признался, что никак не может решить, от чего ему так хорошо на сердце — то ли от унижения Делаваль-Путрийера, то ли от того, что «этот говнюк Таллула может теперь подавиться своей нефтью».
 
      Король Таллула был вынужден заключить сделку с эмиром Матара. Подписав договор, Васабия довольно быстро построила свой первый нефтепровод к заливу через Матар. В последующие годы прибавилось еще более десяти таких нефтепроводов. Иных путей доставить свою нефть на рынок у Васабии просто не существовало.
      Экономике Матара этот поток черного золота явно шел на пользу. Эмиры никогда не публиковали официальных отчетов, однако ежегодные доходы от так называемых «взносов вежливости», переводимых Васабией в казначейство бен Хаза, к концу столетия оценивались уже в десятки миллиардов долларов. Династия бен Хаза тем временем неукоснительно продолжала придерживаться официальной версии об источниках столь баснословного богатства страны. Правительство утверждало, что источником денег служит фиговое масло, финики, рыболовство и туризм.
      Последнее утверждение было в определенном смысле и самым наглым, если принять во внимание ужасные матарские песчаные бури и летнюю температуру воздуха, не опускавшуюся ниже сорока градусов. Однако Матар мог вполне честно заявлять о том, что часть его огромных доходов приносят азартные игры. Нынешний эмир построил на прибрежных островах, куда можно было добраться по десятимильной дамбе, целый комплекс отелей, казино и парков развлечений, который он весьма остроумно назвал «Страной неверных». Коренным жителям эмирата (официально) не разрешалось ездить на острова и предаваться азарту — включая все побочные действия, — однако этот закон крайне редко упоминался в теории и никогда не применялся на практике. Эмир провозгласил его лишь для того, чтобы соблюсти приличия в глазах местных священнослужителей.
      Изящество, с которым он решал вопросы религии, вызывало всеобщее восхищение. Матарские муллы были самыми сытыми священниками во всем мусульманском мире. Они получали от государства щедрое жалованье, роскошные квартиры, по новенькому «мерседесу» каждые три года плюс ежегодный оплачиваемый отпуск на полтора месяца, который большинство из них предпочитали проводить на юге Франции, несомненно являющемся одним из самых священных мест ислама.
      В результате интереса эмира к этой сфере Матар стал подлинным оазисом веротерпимости. Как сказал об этом один ученый муж: «У ислама здесь воистину счастливое лицо». Карьера священнослужителя в Матаре была крайне престижна.
      Подобный подход к религии резко контрастировал с мусульманскими взглядами, царившими в соседнем королевстве Васабия. После того как в 1740 (или 1742) году на трон взошел шейх Абдулабдулла по прозвищу Разумный, он немедленно заключил соглашение с имамом Неджаза по имени Мустафа Кум, целью которого была консолидация власти на всей территории страны. Мустафа проповедовал крайне суровую версию ислама, называвшуюся «мукфеллах». Абдулабдулла согласился признать мукфеллах официальной религией всей Васабии, за что Мустафа должен был присягнуть на верность династии Хамуджей. Вот так Васабия объединилась под властью одного правителя.
      Увы, это обрекло страну (по определению одного историка) на участь самого «невеселого» государства на всем Ближнем Востоке. Если, конечно, вам не приходит на ум (замечает он) «считать весельем отрубание голов и других частей тела, бичевание, выкалывание глаз и отрезание вашего языка за такие проступки, которые в других религиях привели бы к наказанию в виде наставления раввина, либо пяти молитв „Богородице, Дево, радуйся“ для христианина, либо (в случае епископальной церкви) в виде фламинго из розового пластика на лужайке у вас перед домом». Если поискать в Интернете сочетание «Васабия» и «Дольче вита», то результатом будет абсолютный ноль.
      Разница в религиозных темпераментах, помноженная на проблему национальной границы, привела к вполне предсказуемому напряжению в отношениях между этими двумя государствами. Необходимость платить матарским эмирам так называемый «налог Черчилля» крайне раздражала потомков короля Таллулы.
      В 1957 году его внук, король Талубадулла, пригрозил захватить часть территории Матара протяженностью в двадцать миль на том смехотворном основании, что калиф Ибн Иззир (1034-1078), являвшийся весьма отдаленным предком Хамуджей, разбил там однажды свой лагерь, отправившись на рыбалку. Дело дошло до передислокации целой танковой дивизии к васабийско-матарской границе и до энергичных полетов истребителей класса «Мираж» (поставляемых королевским ВВС Васабии весьма дружественной Францией) над спорной территорией. Неразбериха привела к серьезной обеспокоенности ООН, однако быстро закончилась короткой репликой американского посла в Каффе, который негромко, но внятно посоветовал министру иностранных дел Васабии «завязывать со всем этим поскорей».
      У Соединенных Штатов были хорошие отношения с Васабией (причиной чему, разумеется, служила местная нефть), однако американцы всегда поддерживали и независимость Матара, чтобы держать Васабию на коротком поводке. Старина Черчилль, может, и напился в тот вечер, но он понимал, где собака зарыта. К тому же, как отмечал Генри Киссинджер в XXI томе своих мемуаров под названием «Жизнь гения», симпатии американцев к Матару «приводили васабийцев в настоящее бешенство». И это было приятно.
      Время от времени Васабия размахивала своим ятаганом, поглядывая в сторону Матара, и угрожала прорваться к морю, но в эмирате к этим эпизодам серьезно не относились. Защищенный Америкой, Матар был настоящей мусульманской Швейцарией. Его экономика прочно опиралась на васабийскую нефть, а местные священнослужители были сыты, счастливы и непридирчивы. Единственное, чего здесь не хватало, так это, пожалуй, альпийской вершины Маттерхорн. Ну и знаменитого швейцарского шоколада.
      Короче говоря, это местечко было идеальным плацдармом для Флоренс и ее команды. К тому же у Матара имелось еще одно преимущество — в баре тут можно было заказать выпивку.

      Флоренс долго ломала голову, размышляя о том, что подарить эмиру. Подарок должен был стоить достаточно дорого, чтобы привлечь внимание, однако Флоренс хотелось завязать с его помощью разговор, а не просто всучить избалованному правителю очередную шикарную безделушку.
      Эмир любил охотиться на газелей сидя на специальном стульчике, установленном на радиаторе его «хаммера». Поэтому Бобби внес предложение подарить пару позолоченных ружей производства фирмы «Холланд энд Холланд». Джордж, категорически выступавший против убийства животных, заявил, что в коллекции огнестрельного оружия у эмира и без того уже две сотни стволов. Взамен он предложил подарить Коран двенадцатого века, некогда принадлежавший последнему султану мавританской Испании, оправленный в слоновую кость и украшенный арабским жемчугом и цейлонскими изумрудами — три миллиона четыреста тысяч долларов за все про все. Рик, буквально все оценивавший с позиций пиара, отметил, что факт принадлежности этой замечательной книги последнемусултану Испании может испортить все дело. Почему бы не подарить эмиру личную подводную лодку, которую Рик видел в каталоге «Шарпер имидж»?
      — Арабы ведь любят воду? Спорим, ему понравится идея полного погружения.
      Джордж возразил, что субмарина за семьсот пятьдесят тысяч долларов вряд ли привлечет внимание человека с состоянием в десятки миллиардов. В поддержку затеи с подлодкой возникла идея вооружить ее торпедами и ракетами ВМФ США. Однако дядя Сэм забраковал эту инициативу на том основании, что в заливе Дария курсируют американские боевые корабли, и подарок вряд ли окажется приятным сюрпризом, если один из них определит субмарину эмира в качестве вражеской цели и утопит ее.
      В конце концов Флоренс остановила свой выбор на вертолете. Решено было подарить гражданский вариант боевого вертолета «Блэк Хоук» со специально оборудованной турелью перед сиденьями пилотов, откуда эмир сможет легко и просто стрелять по своим любимым газелям. Вертолетов ведь много не бывает. Как не бывает слишком много денег и слишком хорошей фигуры.
      Эмир был очарован этим подарком, и вскоре Флоренс получила приглашение в королевский дворец, расположенный в столице Матара Амо-Амасе.
      Все четверо компаньонов остановились в номерах с видом на гавань в одном из лучших столичных отелей с несколько хвастливым названием «Опьюлент» («Изобильный»). Вдали мерцали огоньки нефтяных танкеров, стоящих на рейде. На площади Черчилля возвышался огромный мраморный монумент покровителя Матара. Дедушка нынешнего эмира возвел его еще в двадцатые годы. На каменном лице блуждала знакомая всему миру усмешка. Монумент ухмылялся в сторону запада — туда, где лежала Васабия.
      Вся группа собралась в номере люкс у Флоренс. Джордж к этому времени уже умудрился расстроить себе желудок, несмотря на то что почти все продукты в «Опьюлент» доставлялись прямиком из Парижа. Теперь он сидел, сжимая в руке бутылочку «Пепто-бисмола».
      — Наслаждаешься Ближним Востоком? — спросил его Бобби.
      — Может, начнем? — предложила Флоренс. — Мне кажется, здесь нам будет удобно.
      — Ну да, — кивнул Бобби, — только тараканов много.
      Джорджа передернуло от отвращения.
      Бобби пробежал пальцами по клавишам своего лэптопа. На стене появилась фотография эмира. Бобби нажал еще несколько клавиш, и все увидели фотографию жены эмира. Флоренс с интересом всмотрелась в ее лицо. Супруга правителя оказалась весьма хороша собой. Ей было около сорока, и в ее умных глазах таилось легкое разочарование.
      Бобби нажал еще несколько клавиш. На стене одна за другой начали появляться фотографии прекрасных женщин, чем, очевидно, и объяснялось то самое разочарование в уголках глаз эмировой жены.
      — Это что? — спросил Рик. — Каталог магазина женского белья?
      — Подруги эмира, — пояснил Бобби. — В основном итальянки и француженки. Хотя в последнее время он стал заглядываться и на русских. Впрочем, он может трахать все что угодно — хоть собаку, если под рукой больше ничего нет.
      — Может, попытаемся проявить некоторое уважение? — сказала Флоренс. — Хотя бы на тот случай, если комната на прослушке.
      Бобби продолжил свой доклад:
      — Его жена, шейха Лейла. Мать из Матара, отец — англичанин. Он был инженером. Работал на нефтепроводе. Получил кучу денег. Женился на дочери одного из местных вождей. Лейла… Получила образование в швейцарской школе в Лозанне. Перебралась в Оксфорд. Проявила способности. В Лондоне работала ведущей на телевидении. Тусовалась с нужными людьми, включая королевских особ. Раз или два ходила на свидания с принцем Чарльзом, но ни фига у них не вышло.
      — А это откуда известно? — спросил Рик.
      — Я не распространяюсь о своих источниках. Хотя, чего тут скрывать, в МИ-5 целый отдел занимается исключительно анализом походов принца налево. Едем дальше — Лейла… Она влюбилась в будущего эмира Газзира бен Хаза, встретив его на королевском «Аскоте»… Это у них типа модные скачки.
      — Мы в курсе, — сказал Джордж.
      — А я там ни разу не был. Короче, он завалил ее, как газель с нашего вертолета, а потом притащил сюда и сделал своей арабской женушкой, — Бобби быстро перевел взгляд на Флоренс. — Такое случается.
      — Ты продолжай, Бобби.
      — Ну вот… И все у них до поры до времени было в ажуре. Родили сына по имени Хамдул. Ну а потом сами знаете, как бывает — мужику неохота питаться каждый день в одном ресторане. Короче, он построил себе дворец для ё… э-э-э, я извиняюсь, мэм… местечко на побережье. Называется Ум-безир. Вот там есть все, чего у мужика душа пожелает. Блин, а мы-то думали, что перепихнуться где-нибудь в лесу на заднем сиденье пикапа это круто.
      — Спасибо за кросскультурную параллель, — сказала Флоренс.
      — У него там вертолетная площадка и взлетная полоса для самолета в километр длиной. Это на случай, если ему так приспичит к своим девушкам, что скорости вертолета не хватит, — усмехнулся Бобби. — Да, блин, хорошо быть эмиром… Так или иначе, эта шейха, она же не идиотка. Ей все известно про Ум-безир. Раньше она соглашалась вести себя, как многие другие жены, то есть закрывала глаза. Типа — мужские дела. К тому же, выходя за этого Газзира, она ведь знала, что он станет эмиром, когда его старик дуба даст, и заставила его написать расписку, что он не будет брать больше жен. А местным это не очень понравилось. У них тут свои порядки, и если после тебя не останется сотни-другой сыновей, то и цена тебе грош-копейка. Это объясняет, кстати, почему у них в Васабии сорок тысяч принцев. Там ведь плюнуть некуда, чтобы в наследного принца не попасть. Я не в том смысле, что они без конца плюют в королевскую семью. Однако он, видно, был влюблен в эту Лейлу по уши, потому что согласился на ее требование. И даже заставил своего главного муллу подогнать под это дело религиозное основание. Короче, затею Лейлы публично объявили варгат.
       —А это еще что такое? — спросил Ренард.
      — Кошер.
      — Почему же она настояла на моногамии?
      — Да потому что хотела видеть своего сына на троне. Набитый женами гарем не очень-то располагает к уверенности в завтрашнем дне. Все эти арабские жены последнюю тысячу лет только и знали что следить друг за дружкой, травить друг дружку, а заодно травить друг у дружки детей, чтобы только собственное чадо продвинуть… А вот это их сын, Хамдул. Ему сейчас десять лет… В общем, самое интересное для нас то, что Лейла с недавних пор решила прикрыть лавочку в Ум-безире. По нашей информации, она уже всю плешь проела своему эмиру.
      — Почему? — спросила Флоренс.
      — Это щекотливый момент.
      — Ничего, мы вытерпим.
      — Тут есть два фактора. Во-первых, она не хочет подцепить от него венерическую болезнь, поскольку при ее внешних данных эмир и с ней не прочь время от времени перепихнуться разок-другой, а во-вторых, Хамдул уже достаточно вырос и может услышать дворцовые сплетни о том, что его папаша не в силах удержать свой ятаган в собственных штанах. На этом все.
      — Спасибо, Бобби, — сказала Флоренс. — Весьма полезная информация.
      — Может, нам следует поглубже исследовать этот вопрос, прежде чем мы приступим к делу? — сказал Джордж.
      На нижней губе у него остался розовый след от «Пепто-бисмола».
      Бобби уставился на него и сказал:
      — В смысле — потратить шесть-семь месяцев на решение проблемы осуществимости проекта? С кучей всяких разных таблиц?
      Джордж пожал плечами:
      — Ну если, конечно, вы хотите делать все с кондачка…
 
      В Матаре к проблеме женской одежды относились вполне либерально, однако Флоренс на всякий случай решила соблюсти формальности. Она нарядилась в брючный костюм из лиловой и бирюзовой чесучи, а на волосы набросила шарфик из бутика «Гермес». Если верить Бобби, эмиру нравилось дарить такие шарфики своим любовницам.
      — Когда они хороши в постели — ну то есть очень хороши, — к такому шарфику прилагается браслетик с бриллиантами. А когда они очень, очень, очень хороши, то к нему прилагается красный «феррари».
      Наконец Флоренс провели в зал для аудиенций. По обеим сторонам двери стояли телохранители с мечами и в парадных костюмах.
      —  Салям алейкум,— сказала Флоренс без малейшего акцента. — Шерефна, сомов кум.
      Глаза эмира слегка засветились, причиной чему было не одно только безупречное арабское произношение его гостьи. Он взял ее за руку, склонился к ней и поцеловал. Флоренс слегка покраснела. Она продолжала говорить по-арабски, стараясь не забывать, что в Матаре, беседуя с эмиром, необходимо обращаться к нему в третьем лице. Для американцев, привыкших через пять минут после знакомства называть всех и каждого «приятель» или «милочка», это нелегкая задача.
      Они сели. Флоренс заметила, что стулья эпохи Людовика XVI были на несколько сантиметров ниже, чем стул эпохи Людовика XIV, на котором сидел эмир. Газзир бен Хаз — или «Газзи», как называли его близкие, — не был высоким человеком. При своих ста шестидесяти двух сантиметрах он был одного роста с Лоуренсом Аравийским . Воистину — необязательно быть крупным мужчиной, чтобы вершить великие дела.
      Эмир был при полном параде — в белоснежном одеянии с гутройна голове, перехваченной традиционной позолоченной ленточкой, которая называется агал.Четыре его пухлых пальца были унизаны перстнями. Козлиная бородка тщательно подстрижена, а губы блестели как устрицы, что было, очевидно, следствием их постоянного контакта с наиболее изысканными деликатесами, какие только можно найти на этой планете — от икры и шампанского «Дом Периньон» до фуа-гра. Его лицо излучало довольство собой и жизнью. А почему бы и нет? Эмир был самым счастливым человеком из тех, что живут в палатках и полотняных шатрах.
      — Ваше Величество крайне гостеприимен, — сказала Флоренс с легким поклоном.
      — Это у нас в характере, — сказал он, переходя на английский.
      Эмир, как и большинство аристократов Матара, был англофилом и пользовался любой возможностью продемонстрировать свое блестящее владение языком.
      — Даже самый беднейший житель Матара распахнет свои двери перед путником и поделится всем, что у него есть, — улыбнулся он. — Боюсь, правда, что в Матаре вы найдете не так уж много бедных жителей. И это тоже у нас в характере.
      — У вас в стране царит благоденствие.
      — Хвала фиговому маслу! Второго такого вам нигде не сыскать.
      — Оно известно по всему миру, — подхватила Флоренс. — И применяется во множестве отраслей. Возьмите хотя бы духи или промышленность… А вы знаете, между прочим, что китайцы его используют в качестве смазки для своих ракет?
      — Мне не был известен этот факт. Но как это прекрасно! — Эмир слегка наклонился вперед: — Оно понижает уровень холестерина. И в то же время повышает уровень хорошегохолестерина. Наступит время, и ученые медики это подтвердят, слава Всевышнему.
      — Матар — воистину река, текущая в мир.
      Они переглянулись.
      — Может, хватит нам нести эту чушь? — улыбнулся эмир.
      — Ваше Величество весьма великодушен. Я уж и не знала, что еще можно сказать про фиговое масло.
      — А я им никогда и не пользовался, — сказал эмир, вынимая сигарету из стоявшей перед ним золотой шкатулки.
      Тут же, как призрак, откуда-то возник слуга, одетый в тон портьерам и занавескам. Он поднес огонь к сигарете эмира и снова исчез, прошуршав легким шелком.
      — Жуткая гадость, — продолжал эмир. — Я лично предпочитаю масло грецких орехов, которое выдавливают четырехсотлетними жерновами во французской провинции Дордонье. Мне привозят его на самолете. Кого на самом деле волнует холестерин? Мне, например, швейцарские врачи каждый месяц переливают кровь. А старую я сдаю в больницу. И, вы знаете, она там пользуется большим спросом… Послушайте, Флоренс… действительно, почему бы мне не называть вас именно так? Ведь мой язык не в силах передать всю красоту тосканских гласных… Так вот, вы преподнесли мне очень милый и, должен сказать, оригинальный подарок. Я могу показать вам целую комнату, забитую совершенно ужасными презентами. Не понимаю, почему на свете так мало людей с хорошим вкусом. Хуже всего была доска для игры в «Монополию», отлитая из двадцатичетырехкаратного золота и выложенная рубинами, бриллиантами и разными другими драгоценными камнями, а домики и отели — из платины. Вы представляете себе? Чего хотели от меня эти люди? Чтобы я все это переплавлял? Нет, я знаю, что арабы славятся своей вульгарностью, но тут уж прошу меня извинить… Кстати, у вас изумительный арабский язык. Я так понимаю, вы работаете на правительство? Ну конечно. В каком-то специальном отделе? В ЦРУ? Отправить сюда женщину — на такое надо решиться. Хватило бы у них на это воображения? Сомневаюсь… Раньше, если вашей стране было что-нибудь нужно… А я вам скажу, моя дорогая, что им всегдачто-нибудь нужно… Они присылали такиеподарки… Я, конечно, не хочу выглядеть неблагодарным, но, вы знаете, всему есть предел. Всевышний, да святится Имя Его, купил бы, наверное, что-нибудь такое, если бы отоваривался в магазинах сети «Уол-март». У нас тут скоро тоже «Уол-март» откроют. Мы так все волнуемся. А еще мне однажды предложили чемодан денег. Наличными!
      Он хихикнул и обвел рукой комнату, в которой все выглядело так, будто каждую вещь обмакнули в золото. Причем дважды.
      — Вот скажите — я похож на человека, которому нужны наличные?..Ну ладно, — глаза его сузились, и на Флоренс теперь уже смотрел не радушный эмир, а многоопытный торговец с побережья. — Кто вы такая, милая дама? И, уж простите за грубость, что вам надо?
      Подобная прямота не была свойственна арабам, и Флоренс подумала — уж не сморозила ли она что-нибудь?
      — Ваше Величество оказывает мне честь своей прямолинейностью. Я пришла просить у вас разрешения на разговор с вашей женой Лейлой. Я хочу сделать ей деловое предложение.
      Лицо эмира исказила довольно злобная гримаса.
      — Деловое предложение? Моей жене? Вы что, хотите, чтобы она помогла вам продвигать какой-то продукт?
      — Нет-нет! Соомоов эль-аммр.
      — Важное дело? Детские болезни? Дайте-ка угадаю… Противопехотные мины? Все красивые женщины ненавидят противопехотные мины. А я счастлив вам сообщить, что у нас их нет. Хотя временами, признаюсь, мне иногда самому хочется рассадить их вдоль всех границ, как цветы. Но газели ведь могут на них наступить. А газелей нам лучше стрелять, чем взрывать, правда? С нашего чудесного нового вертолета. Нет, в самом деле, такаящедрость… Ума не приложу, чем мы могли ее заслужить…
      — Я счастлива оттого, что сумела угодить Вашему Величеству. Но уверяю вас, мне не нужна помощь вашей жены для раскрутки какого-нибудь крема или для общественных акций против эпидемий и против мин. Мы бы хотели открыть здесь в Матаре студию спутникового телевидения и просим вашу жену возглавить ее.
      Эмир уставился на Флоренс.
      — Вы приводите нас в удивление. Я думал, речь пойдет о нефти. О ней всегда заходит речь, как ни крути. На прошлой неделе приезжали какие-то американцы из Техаса. Они вообще всегда из Техаса или из Оклахомы. Я уже изнываю по американцам из других штатов. Вот вы, например, откуда?
      — Оттуда, где много деревьев, Ваше Величество.
      — Значит, вам повезло. Так вы говорите — телевидение? С моей женой… Ну не знаю, не знаю…
      — С позволения Вашего Величества, я бы хотела показать вам кое-какие цифры.
      — Нет, нет. Эмир цифрами не занимается. Для этого есть министры. Для всех возможных цифр.
      — Но это очень интересные цифры, мой господин. Из них вытекают гигантские суммы. Но я, разумеется, покажу их министрам, как велит мне Ваше Величество.
      — А что вы имеете в виду под словом «гигантские»? Пустыня — гигантская. Океан — гигантский. Это я понимаю.
      — Около двух миллиардов долларов в год, мой господин.
      — Ну, это даже и не половина от гигантского.
      Флоренс протянула эмиру заранее приготовленный листок.
      — А что это за расчеты? — спросил он.
      — Мы делали калькуляцию, ориентируясь на женскую аудиторию, мой господин.
      Лицо эмира перекосилось:
      — На женскую?
      — Женщины являются основными покупателями. Они ходят по магазинам.
      — Согласен. У кого еще столько свободного времени? Но послушайте, ведь уже существуют два арабских канала — «Аль-Джазира» и «АльАрабия»… На случай, если вы все-такииз ЦРУ, я вам официально заявляю, что не симпатизирую политической ориентации ни того, ни другого. Стоит включить любой из них, и там обязательно сидит Осама рядом с этой своей пещерой и выглядит так, как будто ему срочно нужна новая почка. Но всегда ведь можно, — он нажал кнопку на воображаемом пульте, — посмотреть, что показывают по Историческому каналу. Там непременно будет какой-нибудь документальный фильм про Гитлера. Я думаю, им вообще стоит назвать себя «Канал Гитлера»… Так при чем здесь моя жена?
      — На то есть много причин, мой господин. Во-первых, она — ваша жена, первая леди Матара, уважаемый человек и авторитетная особа. Во-вторых, у нее есть опыт работы на телевидении.
      — Да, — сказал эмир, вспоминая о чем-то приятном. — У нее был пастоящийуспех в Лондоне. Пока она не забросила свою карьеру и не вышла замуж за одного разгильдяя!
      Флоренс вежливо улыбнулась.
      — Правда, за очень симпатичного разгильдяя, — добавил он. — Хорошо, продолжайте. Вы нас заинтересовали.
      — А в-третьих, нам, конечно, понадобится в этом бизнесе матарский партнер, поскольку, согласно закону, пятьдесят один процент акций любой компании, которая оперирует здесь, должны принадлежать гражданам Матара. Вот вам три фактора, определяющие вашу жену в качестве единственного кандидата на пост главы нашего предприятия.
      — А что значит «нашего»? «Вы» — это кто?
      — Я всего-навсего телевизионный продюсер, и этот проект — моя идея… Но когда затевается такое крупное дело, нельзя обойтись без инвесторов и других заинтересованных лиц… Однако мы готовы предоставить вам…
      — Вы имеете в виду — народу Матара, — вставил он.
      — Пятьдесят один процент.
      — Хм-м.
      — Ну тогда, скажем, пятьдесят пять?
      — Что-то у меня в последнее время со слухом. Долгие годы, знаете ли, стрельбы по газелям…
      — Шестьдесят процентов?
      — Что? Вы, кажется, сказали семьдесят?
      — Шестьдесят пять.
      — Давайте остановимся на шестидесяти шести. Это ровно две трети. Бухгалтерам будет легче считать.
      — Хорошо, договорились.
      — А чем будет заниматься моя жена? Выступать в роли свадебного генерала?
      — Вовсе нет. Мы надеялись, что она примет в этом проекте самое живое участие. К слову сказать, именно это беспокоило меня больше всего, когда я собиралась на встречу с Вашим Величеством.
      — Почему?
      — Боюсь, что мы, в некотором роде, отнимем ее у вас. Вы же понимаете, создание и запуск телевизионной студии требует серьезных усилий.
      — Ах, в этом смысле… Ну, это ей решать.
      — Молва явно недооценивает Ваше Величество как мужа и просвещенного человека.
      — Ну, мы ведь отнюдь не темный провинциальный народ, мисс Фарфалетти. Мы не похожи на остальных обитателей этого региона. Я передам ваше предложение жене. Хотя, должен признаться, у меня к этому отношение весьма противоречивое. Разве не сказано в Писании, что муж, свою жену возводящий в королевы, в итоге сам будет мыть посуду?
      — Но разве не сказано там также, государь, что муж, своей жене придумывающий занятие, создает оазис самому себе?
      — Не скажу точно, какую конкретно часть Писания мы с вами оба цитируем, но, по-моему, у вас может кое-что получиться, мисс Фарфа… Флоренс. А теперь, если позволите, моей аудиенции ждут другие. Жизнь эмира, знаете ли, не одно лишь фиговое масло.
      — Даже представить себе не могу, как Ваше Величество со всем этим управляется.

      На следующее утро в отель прибыло известие о том, что шейха Лейла приглашает Флоренс на чашку чая.
      На этот раз Флоренс почему-то нервничала гораздо сильнее, чем перед встречей с эмиром. Возможно, причиной тому была щекотливая информация, собранная любознательным Бобби. Флоренс слишком много времени уделила ее изучению, и теперь у нее было такое чувство, будто она без разрешения заглянула в жизнь другой женщины. Она испытывала… чувство вины. Да, именно чувство вины. Потому что морочить голову пухлому вальяжному повелителю со смешным прозвищем Газзи было одно дело, а попытка обмануть его многострадальную жену — совсем другое. Понятно, что Флоренс руководили самые благие побуждения, и тем не менее она чувствовала солидарность с этой женщиной. Обе они были талантливы и выскочили замуж за принцев, чтобы уехать и жить в песчаных замках. Просто замок Флоренс рассыпался первым.
      Информация, которую собрал Бобби, была самого неприличного свойства. Это свидетельствовало в пользу профессионализма специалистов из ЦРУ, однако всему на свете есть предел.
      — Нет-нет, я не хочу об этом знать, — сказала она Бобби, когда тот начал посвящать ее в детали первого сексуального опыта Лейлы.
      Оказалось, что будущая жена эмира утратила девственность в семнадцать лет во время школьной экскурсии по Парижу, и соблазнителем был экскурсовод из Лувра.
      — Это не имеет никакого отношения к делу, — заявила Флоренс. — И не касается ни вас, ни меня, ни кого бы то ни было.
      — Еще как касается, — ответил Бобби. — Заранее никогда не известно, какая деталь может спасти операцию.
      Он положил досье на стол перед Флоренс:
      — Я настоятельно рекомендую вам прочесть все в этой папке, мэм.
      И с этими словами вышел.
      Флоренс отыскала Джорджа, который постепенно приходил в себя после расстройства желудка.
      — Ну почему я чувствую себя таким дерьмом, когда это читаю? — сказала она.
      — Другим еще хуже, — ответил Джордж. — И совсем не от чтения. К тому же мне, например, жуть как хочется узнать — не в самом ли Лувре они… ммм….
      — Тогда сам и читай.
 
      Во второй половине дня Флоренс провели на прохладную террасу в покоях жены эмира, выходивших окнами на берег моря. Здесь в сотне метров от пляжа рядом с дворцом располагались в форме королевского герба династии бен Хаза несколько фонтанов с морской водой. С практической точки зрения это было полезно, поскольку охлаждало воздух с этой стороны дворца, однако на коже, если пройти мимо, потом явственно ощущалась соль.
      Приветствуя свою гостью, Лейла поднялась ей навстречу. Стулья в этой комнате дворца, как заметила Флоренс, были одинаковой высоты. Шейха блистала удивительной красотой. Что, впрочем, не является исключительным качеством женщин, на которых женятся принцы. Одним из наиболее невинных фактов ее биографии, которые Флоренс почерпнула из папки Бобби, было то, что совсем недавно ей исполнилось тридцать семь лет. Она была выше своего мужа и не скрывала этого, предпочитая носить обувь на высоком каблуке, тогда как большинство арабских женщин обувались в основном в плоские шлепанцы. Она обладала точеными чертами лица и глазами сокола-сапсана. Она бы легко могла стать моделью — впрочем, однажды во время летних каникул в колледже она так и поступила, но скорее для того, чтобы позлить родителей, чем ради денег. Сейчас на ней был шелковый брючный костюм из Парижа и белый шифоновый шарф, контрастирующий с роскошными темными волосами. На шее скромно поблескивало золотое ожерелье. Палец был украшен обручальным кольцом с бриллиантом примерно в восемь карат. На столике за ее спиной стояли две фотографии в серебряных рамках. Одна запечатлела Лейлу с принцем Хамдулом. На другой в парадном одеянии застыл ее муж. Флоренс подумала, что люди на этих двух снимках разделены не случайно.
      — Добро пожаловать, — сказала жена эмира, указывая на стул.
      Она вела себя, с одной стороны, гостеприимно, а с другой — достаточно формально, чтобы Флоренс поскорей перешла к делу и не слишком задерживалась на проблемах матарского климата, красоты здешних мест и чудесных фонтанов, расположенных рядом с террасой.
      — Надеюсь, эмир уже обсуждал со своей женой то дело, которое привело меня в Матар, — сказала Флоренс.
      На лице Лейлы заиграла улыбка, оживив его, как лучи послеполуденного солнца оживляют чопорную гостиную. Флоренс покраснела.
      — Дело, которое привело вас в Матар? Да, он рассказал мне об этом. Может, выпьете что-нибудь? Я в это время иногда позволяю себе бокал чего-нибудь покрепче чая.
      При этих ее словах буквально из воздуха материализовался слуга. Шейха кивнула, и он исчез, появившись секунду спустя с серебряным подносом в руках. На подносе стояли два хрустальных узких бокала, наполненные пузырящейся жидкостью золотисто-красного цвета.
      — Шампанское с гранатовым соком, — сказала Лейла, вручая один бокал Флоренс. — Коктейль по-матарски, если угодно. Sahteyn. Слава богу, что в арабском языке для этого есть слово, похожее на «Sante». Кто бы мог подумать.
      Флоренс сделала глоток, и сладковато-терпкие пузырьки согрели ей горло.
      — Согласно традиции я должна приветствовать вас плодами фигового дерева, — сказала Лейла. — В целях рекламы нашего национального достояния, так сказать. Но обычай этот такой противный, что я его отменила.
      — Похоже, супруга эмира разделяет взгляды своего мужа на инжир.
      — Давайте оставим эту чепуху с формальным обращением, ладно? Я так и не смогла к этому привыкнуть. Постоянно оглядываюсь вокруг, чтобы понять, к кому обращаются. Называйте меня Лейла. Думаю, если мы займемся вашим проектом, вы в любом случае будете меня так называть. А вы предпочитаете мисс Фарфалетти?
      — Нет, лучше Флоренс.
      — По-итальянски — Фьоренца?
      — Да, — сказала Флоренс, слегка удивившись. — Мой отец гордился тем, что он итальянец. Впрочем, итальянцы все таковы.
      — А что вы делаете здесь, так далеко от Флоренции?
      — Разве эмир вам не объяснил?
      — Он сказал, что вы предлагаете мне возглавить какой-то общеарабский телевизионный канал, ориентированный на женщин, — Лейла откинулась на спинку своего кресла. — Редкое предложение. Такое не часто услышишь. Я бы даже сказала — слишком заманчивое, чтобы быть правдой.
      — Мы считаем вас наиболее подходящей кандидатурой. Если честно, единственной кандидатурой. Поверьте, это крайне интересный проект.
      — Вот как?
      Женщины обменялись долгим взглядом. В глазах Лейлы не было заметно враждебности, однако они оставались холодны, как бокал в руке Флоренс.
      — Вы сами придумали этот проект?
      — Да. Хотя, конечно, за любым проектом стоят заинтересованные люди. — Флоренс понимала, что лжет, и от этого ей было не по себе.
      — И кто они, если не секрет?
      — Вот здесь вы найдете исчерпывающую информацию.
      Флоренс склонилась над свои кейсом, вынула из него папку и протянула ее Лейле. Та начала перелистывать страницы с именами «заинтересованных людей». Все они, разумеется, были фиктивными, однако, если бы Лейла захотела позвонить любому из них, ей бы, конечно, ответили. Пока Лейла изучала список, Флоренс изучала ее саму.
      — Полагаю, у них у всех денежный интерес в этом проекте?
      — Деньги в нашем нечестном мире — достаточно честный мотив.
      Лейла улыбнулась.
      — А ваши спутники в отеле — это… ваши сотрудники?
      — Да. Я привезла их с собой на тот случай, если вы сразу одобрите нашу затею, и мы тогда смогли бы немедленно начать. Они хотели посмотреть Матар. А если честно, то, мне кажется, их энтузиазм связан в определенной степени с шопингом в беспошлинной зоне, а также с развлечениями в комплексе «Страна неверных».
      — Беспошлинный шопинг плюс игровые автоматы, — сказала Лейла. — Понятно. Вот оно — многообразие и богатство матарской культуры. Ваш помощник, мистер Роберт Тибодо… Фарфалетти и Тибодо — звучит как название солидной юридической фирмы… Расскажите мне о нем.
      Флоренс отвернулась и посмотрела на фонтан. Она никогда не была особенно вдохновенным лжецом.
      — Бобби — наш исполнительный продюсер. Следит за тем, чтобы все исполнялось вовремя и как следует.
      — А мистер Джордж? Ему уже лучше?
      Флоренс почувствовала, как у нее пересохло во рту.
      — Да, благодарю вас… Вы очень хорошо информированы.
      — Этот отель принадлежит мне. Мой частный небольшой бизнес. Эмир не хотел, чтобы я скучала. Чтобы была занята. А теперь возникает ваш телевизионный проект, чтобы я была занята еще больше. Так ведь наверняка и будет, да? Или… такова и была первоначальная идея?
      Флоренс чувствовала себя не в своей тарелке.
      — А мистер Ренард ? — продолжала Лейла. — Он играет роль хитрого лиса?
      — Он занимается концептуальным планированием, — сказала Флоренс, и голос ее вдруг сорвался.
      — Это от воздуха пустыни. Иногда он действует просто ужасно. Выпейте немного воды.
      — Вы ставите меня в неловкое положение.
      — Да? — улыбнулась Лейла. — И у меня это, кажется, неплохо выходит… Так на какой сектор правительства вы работаете? ЦРУ? Но у них ведь… другой стиль. Что-то не очень вяжется. Как вы считаете?
      — Если честно, — сказала Флоренс, — то я сама не вполне понимаю, на кого работаю.
      — Похоже, вам надо еще выпить. Не беспокойтесь, я никому ничего не скажу. Во всяком случае, пока у меня не возникнет сомнений, что все это придумано моим мужем, дабы отвлечь меня от этого борделя, который он устроил для себя в Ум-безире. На самом деле меня ваш проект очень заинтересовал. Давайте выпьем еще по бокальчику.

      Малик бен Каш аль-Хаз приходился младшим братом эмиру Газзиру. У них были разные матери, как обычно бывает в тех случаях, когда отец оставляет потомство, превышающее тридцать отпрысков.
      Эти двое были весьма не похожи друг на друга — ленивый и осторожный увалень Газзир и тощий, желчный, целеустремленный Малик. Единственным объединявшим их качеством была безграничная алчность, причины которой в случае Малика были гораздо более понятны в свете не очень выгодных обстоятельств его происхождения. Его матерью была одна из миловидных йеменских служанок, перед очарованием которой эмир просто не смог устоять (хотя трудно сказать, что в его планы вообще входило устоять против чего бы то ни было). Как только ребенок появился на свет, роженицу немедленно услали в Санаа, снабдив мешочком матарских золотых суверенов. Ребенок должен был отправиться с ней, но эмир, увидев его, тут же прикипел к нему сердцем и воскликнул: «Надо же, какой симпатичный чертенок! „ Он сию же минуту дал ему имя Малик (что по-матарски означает «маленький симпатичный ублюдок“) и приобщил его к своему уже довольно многочисленному приплоду, кишащему во дворце.
      Малик с раннего детства стал проявлять заметную предприимчивость и желание обойти всех других. На празднование его восьмилетия была устроена гонка на верблюдах, и он заранее прокрался в конюшни, чтобы накормить верблюдов остальных принцев смесью ячменя и древесного угля, от чего, как несомненно известно любому, кто управлял нажравшимся этой смеси верблюдом, этот самый верблюд становится крайне раздражительным и практически неуправляемым. В итоге Малик выиграл гонку и получил приз. С этого началось его пожизненное увлечение гоночным спортом.
      Будучи министром спорта, морали и развития молодежи, Малик организовал ежегодное авторалли «Матар-500», которое на долгие годы стало главным событием в общественной жизни страны. Малик был не только президентом и главным спонсором этих гонок, но также их постоянным участником и, хвала Всевышнему, всегда в них выигрывал. Главным вопросом для фанатов на матарском треке был вовсе не «Кто победит? «, а «Кто будет на втором месте? «
      На этих гонках случались удивительные происшествия. Итальянец Джентиле Фабриани однажды потерял карданный вал на триста восемьдесят девятом кругу и врезался в ограждение. Отчаянный баварец Уяьдо Панц не доехал считанных сантиметров до финишной черты из-за того, что все четыре покрышки на его колесах таинственным образом лопнули. А в тысяча девятьсот девяносто девятом году американец Бадди Бенфилд проехал по луже масла, необъяснимым образом материализовавшейся прямо перед его машиной, когда всем уже было ясно, что он мчится к победе. И разве весь гоночный мир не скорбел тогда о его гибели? Так или иначе, привлекать водителей мирового класса на гонки в Матаре становилось все сложнее. Малику приходилось постоянно увеличивать размер приза за второе место, доводя его до весьма экстравагантных сумм.
      И тем не менее именно эти гонки во многом способствовали известности Матара на мировой арене. Матар теперь ассоциировался не только с фиговым маслом, беспошлинным шопингом и азартными играми, но также и с коррумпированными автогонками. Решение эмира поддержать проект Флоренс было мотивировано не только перспективами новых финансовых поступлений в его казну, но еще и желанием продемонстрировать всему миру, что Матар способен занять достойное место на мировом рынке передовых технологий.
      Что же касается Малика, то в свои сорок с небольшим он уже начал слегка уставать от суеты автомобильных гонок. Скорее всего, новизна ощущений от постоянных побед на треках «Матар-500» утратила для него свою остроту. Помещение для спортивных трофеев в его дворце было до такой степени забито абсолютно одинаковыми золотыми кубками, что они уже начали пробуждать в нем отнюдь не гордость, а скуку. Вдохновляемый отчасти своей находящейся в изгнании матушкой, которая бомбардировала его электронными письмами из Санаа, теперь он положил глаз на гораздо более интересный трофей — трон старшего брата.
      Впрочем, нельзя сказать, чтобы его братец Газзи так уж совсем не догадывался об этом. Он очень внимательно следил за своим единокровным братом с того самого дня, когда верблюд на полном скаку сбросил его в куст крапивы.
      Малик ежегодно выигрывал свой приз в «Матар-500» именно с высочайшего соизволения Газзи. Тот знал, что до поры до времени это будет доставлять юному принцу столь необходимое ему чувство самоудовлетворения. Однако, как написано в мудрых книгах, сколько ни корми скорпиона — аппетит у него не пропадет. Только живот станет больше. Таково было положение дел к моменту появления Флоренс в столичном городе Амо-Амасе.
      Ситуацию к тому же осложняли французы, которые вообще всегда осложняют ситуацию. Им были известны настроения Малика, и они всячески пытались эксплуатировать их с корыстью для себя. Франция открыла посольство в Амо-Амасе, и его сотрудники проводили там дни, отнюдь не прохлаждаясь в кофейнях на набережной. Напротив, они прекрасно отдавали себе отчет в том, что Малик с точки зрения практики разведывательных служб является весьма перспективной целью.
      Франция ведь так и не простила Черчиллю и его картографам того унижения, которое она испытала в тысяча девятьсот двадцать втором году. Быть может, пословица «Месть — это блюдо, которое надо подавать холодным» и принадлежит испанцам, однако не кто иной, как Ларошфуко, заметил однажды: «Как все-таки приятно запихивать холодных мертвых улиток в глотку англичанина». Теперь у Франции появился реальный шанс поквитаться за старую обиду, а при определенном везении насолить также и Соединенным Штатам.
      За долгие годы Франция не упустила ни одной возможности воспользоваться довольно натянутыми отношениями между Васабией и США. Когда Америка отказывалась продать васабийцам свой новейший истребитель или какую-нибудь другую ужасную технологию на том основании, что они могут применить ее против Израиля, на сцене тут же появлялась Франция, которая понимающе кивала в сторону американских дипломатов и немедленно добавляла: «Но вы, конечно же, можете купить что-нибудь у нас! „ Американские конгрессмены, представляющие те регионы, где производились эти самые истребители, отправлялись потом в Белый дом и костерили там на чем свет стоит „долбаных лягушатников“, загребавших большие деньжищи, в то время как им самим оставалось только «сосать пустую титьку“ (вот такими изысканными идиомами оперируют наши политики). В итоге президент, постоянно нуждающийся в голосах конгрессменов для поддержки какого-нибудь нового законопроекта, разумеется, давал слабину, и Васабия получала требуемые истребители, с которых предварительно удалялось несколько самых новейших боевых устройств, для того чтобы вся эта акция не слишком задевала израильтян. Впрочем, этим было вообще наплевать. Любой пилот израильских ВВС мог играючи сбить все военно-воздушные силы Васабии, ведя огонь одной рукой, а в другой сжимая свой кошерный бублик.
      Понимая, что история предоставляет редчайший шанс, французская разведка заманила принца Малика в Париж.
      Приглашение пришло от президента концерна «Авто-Витесс СА», производящего гоночные машины мирового класса наряду с популярными в Америке малолитражками «алле-оп». Основанная в 1912 году Эмилем Лагасс-Понти, эта фирма произвела на свет десятки победителей автогонок класса «Гран-при». На этот раз компания изъявила желание предоставить свой автомобиль Малику для участия в гонках «Матар— 500». И Малик не устоял.
      А какой прием ожидал его во Франции! Ужин в Енисейском дворце в Париже с президентом Вильпеном, вечер в опере, где по этому случаю давали эксклюзивное представление под названием «Тысяча и один круг», в котором выдающийся французский тенор Отмар Бловар исполнял партию Мальпика, отчаянного мавританского гонщика на верблюдах, спасающего ислам в тринадцатом веке посредством победы над злым английским крестоносцем Бертрамом по прозванию Немытый. Все эти тонкие намеки не ускользнули от человека, сидевшего в президентской ложе в окружении восхитительного дамского антуража с этикеточкой «Made in France». На следующий день королевский визит Малика продолжился посещением завода «Витесс» недалеко от Лиона. Матарский принц провел здесь два дня в бесконечных празднествах, обедах и ужинах. К тому времени, когда он покинул Францию на борту правительственного аэробуса с шестью новенькими сверкающими автомобилями «Витесса» для «Формула-1», Малик стал убежденным и окончательным франкофилом. Ну кто, скажите на милость, сможет устоять перед французами, если они решили кого-нибудь соблазнить?
      Тем временем в главной (и, в общем-то, единственной) газете эмирата «Аль-Матар» появилось сообщение о том, что жена эмира Лейла назначена главой нового спутникового телевизионного канала ТВМатар. Разумеется, эта информация не осталась незамеченной в Париже.
 
      Флоренс и ее команда разместились в большом офисном комплексе в одном из западных пригородов Амо-Амаса. Во время первой войны в Заливе здесь было расквартировано подразделение американского спецназа. У себя в кабинете Флоренс обнаружила на стене надпись, нацарапанную кем-то из рейнджеров или морских котиков: «Дайте войне шанс». По коридорам комплекса сновали сотрудники, нанятые в основном из числа местных жителей. Оперативный центр располагался в дальнем крыле здания. Офис Лейлы, из соображений приличия, находился не здесь, а в центре города в небоскребе из черного стекла, построенном финским архитектором По Скаалмо, который приложил свою руку и к строительству развлекательного комплекса «Страна неверных».
      Работа кипела практически круглые сутки. Все спали на кушетках прямо в своих кабинетах, но никто не жаловался. Даже Бобби и Джордж препирались меньше обычного. Из Штатов прилетел дядя Сэм, выразивший глубокое удовлетворение результатами деятельности Флоренс. Он даже не нахмурился, когда Джордж показал ему финансовые отчеты, хотя все же заметил, что на такие деньги можно было бы запустить новый телеканал хоть в Америке. После этого он добавил, что сумел договориться насчет необходимых спутников.
      — Ребята из Агентства национальной безопасности сделали скидку, — сказал он и усмехнулся.
      В своих очках в металлической оправе и с зачесанной назад седой шевелюрой он выглядел как заправский член совета директоров компании «Дженерал моторс» образца пятидесятых годов.
      Нужно ли им еще что-нибудь? Все что угодно…
      Похоже, у него был секретный пропуск в любой кабинет правительства Соединенных Штатов. Флоренс уже не пыталась выяснить, на кого конкретно он работает. Она была слишком занята. Да и к чему смотреть в зубы дареному коню? Для себя она решила, что дядя Сэм из ЦРУ, хотя Бобби уверял, будто никогда его там раньше не видел. Возможно, он работал в каком-то отделе в составе другого отдела — в одном из тех таинственных подразделений, которые создавались для какой-нибудь единственной операции много лет назад, а потом о них просто забывали, но он продолжал функционировать, словно космический зонд, запущенный давным-давно в сторону далекой планеты — проникающий все глубже и глубже в холодный космос, автономный, безмятежный, всеми забытый…
      Ренард, который возглавил отдел сетки вещания, был на седьмом небе от счастья. Какой специалист по пиару не мечтает о собственном телевизионном канале без постоянно заглядывающего ему через плечо назойливого клиента? Этим утром Рик был взволнован даже больше обычного, поскольку собирался представить Флоренс и Лейле пилотный выпуск ток-шоу, которое должно было стать гвоздем утреннего вещания канала ТВМатар.
      — Вам это понравится, — сказал он.
      Они собрались в комнате для просмотров. Лейла была в темных очках и беспрестанно курила. Любой, взглянув на нее, немедленно определил бы в ней телевизионного босса.
      — Это наш флагман. Наш камертон. Якорь, если хотите.
      — Ты лучше поднимай поскорее свой якорь, — сказала Флоренс. — У меня через полчаса встреча с людьми из парфюмерного бизнеса .
      В последнее время Флоренс ощущала себя не столько крестной матерью арабского феминизма, сколько директором по рекламе. Она тратила почти все свое время на поиски рекламодателей. Вообще-то в этом не было особой необходимости, но чем больше на канале было рекламы, тем более достоверно выглядела вся затея. И тем больше денег плыло в сундуки эмира Газзи. В этом смысле Лейла была незаменима, поскольку она могла привлечь к общему делу производителей предметов роскоши, продававшихся в матарских магазинах беспошлинной торговли. Несговорчивым она намекала, что, если они не будут рекламировать свои товары на ее телевидении, они могут легко потерять лицензии на торговлю в международном аэропорту Амо-Амаса, тогда как именно там зарабатывались самые большие деньги.
      — Ее настоящее имя Фатима, — сказал Рик, когда на экране возникла телевизионная картинка.
      Ведущая программы появилась перед собравшимися в студии в глухой непроницаемой чадре. Публика зааплодировала.
      — Их всех зовут Фатима, — сказала Лейла, выпуская клуб дыма. — А остальных зовут Лейла.
      Фигура в чадре направилась к своему месту ведущей. По дороге она запнулась о кофейный столик и неожиданно рухнула на пол, обнажив при этом удивительной красоты ноги в соблазнительных чулках и очаровательную подвязку. Аудитория взорвалась дружным женским смехом.
      — Звук пришлось наложить, — сказал Рик. — На самом деле они понятия не имели, как на это реагировать. Но когда мы им объяснили — тут уж было просто держись. Словно после тысячи лет гнета наступило настоящее освобождение…
      — Может, мы просто посмотрим, Рик?
      На экране появилось название шоу: Шер Азада.
       —Мы проверили, — сказал Рик. — Большинство из них сразу догадались, что это по-французски и что это значит «Милая Азада». Улавливаете каламбур? Как Шахерезада… Девчонка из арабских сказок.
      — Девчонка?
      — Да какая разница!
      Чуть ниже названия появилась строка на арабском: Тысяча и одно утро.
      Ведущая тем временем поднялась с пола и тут же врезалась в стул.
      Аудитория взвыла. Азада наконец пробралась к своему месту и уселась.
      — Все из-за этой новой чадры, — сказала она. — Ничего не вижу…
      Аудитория разразилась смехом.
      — Обожаю сериал про Люси, — сказал Рик. — Эту серию я бы назвал «Люси в поисках Аладдина».
      — Только не выдавайте меня религиозной полиции, — попросила ведущая Азада. — А то получу тридцать плетей. И все лишь за то, что показала кусочек лодыжки!
      Аудитория опять рассмеялась.
      — Да уж, — сказала Флоренс. — Они ей этого не простят. Как вы считаете, Лейла?
      — Сто процентов.
      Но Рик возразил:
      — А вот это вот — как сказать. По закону они ничего не могут ей сделать. Джордж нашел лазейку в книге Хамуджа, откуда они берут все свои дебильные правила.
      — Рик, следи за своим языком в присутствии жены эмира.
      — Все в порядке, Флоренс, — сказала Лейла.
      — Книга Хамуджа, — продолжал Рик, — содержит все религиозные правила, касающиеся того, что женщинам делать можно, а что нельзя. Последнее включает в себя практически все, в том числе и оргазм, если им предварительно не отрезали… э-э-э…
      — Это называется клиторальное обрезание, — сказала Лейла. — Ему подвергают молодых женщин, заботясь об их целомудрии. Считается, что это одно из самых значительных достижений ислама.
      — Понятно, — сказал Рик. — Так вот, мукфеллины — то есть религиозная полиция Васабии, — они ходят везде с кнутами и лупят женщин прямо на месте, если застукают их обнажившими хотя бы сантиметр своего тела. А недавно они загнали нескольких девушек обратно в горящую школу только из-за того, что у тех головы были не покрыты. Вот ведь гребаная страна. Но в нашем случае им ничего не обломится, поскольку ведущая свалилась нечаянно. Джордж — а я вам скажу, он разбирается в этом дерьме — нашел в этой дурацкой книге сносочку, гласящую, что если вы случайно оголяете свое тело, то вы вроде как ни при чем. Эта сносочка появилась аж в четырнадцатом столетии. Какая-то принцесса Хамуджей свалилась с верблюда и полетела с него вверх тормашками, и все увидели ее ноги. И вот это, я вам доложу, был скандал. Всему каравану пришлось остановиться и ждать, пока они решат — то ли забить ее камнями, то ли башку отрезать. А потом кто-то из них вдруг сказал: «Минуточку! Это же любимая пампушка нашего калифа. Что мы, вообще, здесь обсуждаем? Он сидит и ждет ее в Каффе, а мы привезем ему голову в корзинке? Да на хрен нам это надо? « Но этим религиозным ментам все-таки надо было сохранить лицо. Вот они и написали в законе, что нельзя никого наказывать, если тело было оголено случайно. Так что с религиозной точки зрения им нас теперь не достать.
      — Представляю, как они взвоют от ярости, — сказала Лейла.
      Рик улыбнулся:
      — А мы разве не для этого городили весь огород?
      Затем они досмотрели остаток программы, и Лейла повернулась к Флоренс:
      — Похоже, у Матара теперь есть настоящая атомная бомба. У меня просто руки чешутся ее взорвать.
      — А не следует ли нам показать этот материал сначала эмиру? — спросила Флоренс.
      — Думаю, не стоит его беспокоить. В последнее время он так занят государственными делами.

      ТВМатар начал вещание на восходе первого дня весеннего новолуния. В газетах и журналах Васабии незадолго до этого появилось множество рекламных объявлений, призывающих женщин смотреть новый канал: «Только для вас! «, «Восхитительные рецепты! «, «Советы, как воспитать детей и быть хорошей женой в сегодняшнем мире! « Все эти объявления легко проскользнули мимо васабийских цензоров, решивших, что это будет еще одним ТВ-шоу, где учат готовить пряный хуммус и правильно крахмалить тхобусвоего мужа. Как же удивились царственные мужья Васабии, услышав взрывы женского смеха, когда Милая Азадакак по мановению волшебной палочки возникла в каждом доме от Каффы до Акбукира!
      — Моя следующая гостья… Что-то я не могу ее разглядеть… Вы здесь, Фара?
      — Я тут, Азада!
      — Хвала Всевышнему. Итак, Фара, насколько я понимаю, вы водите автомобиль?
      — Да! «Мерседес».
      — Удивительно. И что вы испытываете, сидя за рулем?
      — Трепет… У меня просто нет слов.
      — А вы никого не сбили?
      — Нет. Только несколько мукфеллинов, которые гнались за мной. Я даже потом вернулась и переехала их еще раз.
      — Ну как же вы так, — упрекнула ее Азада. — Вас за это хорошенько побьют. И что было потом?
      — Потом я продолжала ехать до самой границы. Машина сейчас стоит на улице. Я даже мотор не глушила. Хотите немножечко порулить?
      — Только если мы сможем сбить кого-нибудь еще из религиозной полиции. А теперь нас ожидает реклама чудесных духов. Оставайтесь с нами, даже если у вас действительно есть автомобиль. Чуть позже мы продолжим нашу программу. У нас в гостях инструктор по самозащите, который даст нам несколько полезных советов, как справиться с разбушевавшимся мужем или бойфрендом во время праздника Рамадан.
 
      Телефоны в министерстве религиозного правоохранения в Каффе звонили без остановки. Однако мукфеллины не могли ничего поделать. Единственное, что им оставалось, это ездить по городу и разбивать или отнимать телевизоры. Их традиционно лиловые автомобили сновали по улицам и скрежетали тормозами при виде работающего телевизора где-нибудь в магазине или кафе. Из машин выскакивали взбешенные мукфеллины в своих черно-синих тхобах и с кнутами наперевес.
      — Итак, мы снова в эфире, хвала Всевышнему. Согласитесь, что советы инструктора по самозащите были чрезвычайно полезны.
      — Ну разумеется, — отвечала Азаде вторая ведущая. — Думаю, что теперь я буду с нетерпением ждать Рамадана.
      — А я куплю большой медный поднос с ручками, чтобы закрываться им, как щитом. Итак, встречайте нашу следующую гостью! Она написала книгу.
      — Как замечательно!
      — Разумеется, вы не найдете ее в магазинах. Однако сейчас на экране появится номер, и вы сможете заказать эту книгу по телефону. Вам пришлют ее в специальной, не бросающейся в глаза обложке.
      — А как называется книга, Азада? Мне уже не терпится ее прочитать.
      — Она называется «Хватит! Ты убиваешь меня, или Издевательства над женщиной в арабском обществе и как вы можете их избежать».
      — Хвала Всевышнему. А про что эта книга?
      Публика в студии засмеялась.
      — Знаешь, это точно не книга по домоводству.
 
      Министр иностранных дел Васабии позвонил матарскому послу в Каффе. Услышав в трубке звуки злосчастной телепрограммы, он взбесился еще больше.
      — Это враждебный акт, — прорычал он.
      — Я извещу своего эмира, Ваше Сиятельство, — ответил посол, спеша положить трубку, чтобы вернуться к телевизору.
      — А что побудило вас написать эту книгу?
      — Трудно так сразу сказать, милая Азада, но, видимо, меня вдохновили те мукфеллины, которые загнали девочек в горящую школу. Я подумала в тот момент — в каком же варварском обществе мы живем, если такие ужасы происходят у нас каждый день?
      Публика в студии зааплодировала.
      — Спасибо, что рассказали нам об этом. Итак, книга называется «Хватит! Ты убиваешь меня». Автор — Ясмин Хамза. Мне бы хотелось, чтобы все, кто нас смотрит, купили по две книжки. Плюс еще по одной для остальных жен вашего мужа. Мы сделаем так, что у них головы пойдут кругом, мои дорогие сестры. Благодарю вас, Ясмин, за то, что пришли к нам сегодня утром. А теперь будет еще немного рекламы, после которой на нашем канале — показ мод. То, что мы носим на головах эти безобразные тряпки, вовсе не значит, что мы не умеем быть красивыми.
 
      Где-то в Париже раздался телефонный звонок.
      — Пора, — сказал голос в трубке. — Это самый подходящий момент.
      — Полностью с вами согласен.
 
      Тем временем в Ум-безире, где эмир предавался неге и наслаждениям, его старший слуга Фетиш не знал, как побеспокоить хозяина, который уединился в своей обтянутой шелком беседке с тремя дамами. Две из этих чрезвычайно одаренных прелестниц прибыли недавно из Киева и Санкт-Петербурга. Третья была парижанка, и тоже крайне одарена. В гарем эмира она попала по рекомендации его брата Малика, ужасного пройдохи и хитреца. Он встретил эту девушку по имени Аннабель во время одной из своих поездок во Францию за новыми гоночными машинами. Эмир по достоинству оценил выбор брата и снова готов был признать, что в вопросах любви, как и кулинарии, французам просто нет равных.
      Телевизионный проект Лейлы настолько увлек ее, что Газзи снова был свободен, хвала Всевышнему, и безмятежно резвился в полях эроса, омываемых бирюзовой морской водой.
      — Повелитель, — робко позвал слуга.
      — Ну в самом деле, Фетиш… Ну сейчас не время…
      Фетиш прикрыл телефонную трубку рукой и прошептал:
      — Это сам король Таллула.
      Король Васабии звонил эмиру далеко не каждый день.
      — Чего ему надо?
      — Повелитель, он мне этого не сказал. Но голос у него недовольный. Точнее, очень сердитый.
      — Ну дай сюда телефон… Послушайте, дорогуши, — обратился Газзи к трем дамам. — Идите-ка искупайтесь, а?.. Алло?
      Эмир постарался собраться с мыслями, разбегавшимися куда-то из-за шампанского.
      — Ваше Величество? — сказал он. — Вы оказываете мне честь этим звонком. Да пребудете вы в добром здравии, и пусть осенит вас сила десяти мужчин, которые вполовину вас моложе. Какова причина вашего беспокойства, вынудившего меня прервать молитву? Телевидение? Нет, нет, нет. Это бизнес Лейлы… То есть шейхи. Женские дела — рецепты, тряпки, детишки, пироги, все в этом духе… А? Да-а? О! Хм… Нет, но этому должно быть какое-то объяснение. Разумеется, я разберусь. Да, да. Угу… А принц, ваш брат — с ним все в порядке, хвала Всевышнему? А сорок тысяч наследных принцев? Воистину Всевышний щедр и милосерден. Совершенно верно. Порукой тому мое слово. Я свяжусь с вами, прежде чем солнце сольется в поцелуе с вашими западными границами. Верьте моему слову. И передайте мои добрые пожелания вашим женам. И маленьким принцам. Салям.
      Он нажал кнопку на телефоне и швырнул его Фетишу который дав но уже был натренирован ловить бросаемые разгневанным хозяином аппараты
      — Должен ли я известить королевского пилота о том, что мы возвра щаемся в Амо-Амас, повелитель!
      — Разумеется, нет. Этот старикашка, этот сын египетской шлюхи, еще будет выламываться передо мной как мой владыка. Матар — не провинция Васабии. Пусть посмотрит на карту. Похоже, этот телевизионный проект не снискал его высочайшего одобрения, — задумчиво сказал Газзи, и на лице у него появилась довольная ухмылка — Ха! Хорошо. Передай Аззиму, чтобы он разобрался во всем этом и представил доклад. Но знаешь что?
      — Что, мой повелитель?
      — Скажи Аззиму чтобы не очень спешил.
      Эмир хихикнул, а затем выглянул из беседки. В лагуне, окаймленной пальмовыми деревьями, три полуобнаженные женщины резвились в неглубокой воде, словно три повелительницы Багдада. Они смеялись брызгались водой и расчесывали друг дружке волосы
      — Изволит ли мой повелитель совершить омовение в лагуне до обеда?
      — Ну, если ты будешь и дальше бегать за мной с телефонами, то про падает всякий смысл .Ты меня понял?
      Фетиш улыбнулся и поклонился
      — Уверен — ничто более не потревожит моего повелителя.
      — В таком случае, — сказал эмир, — я пойду освежусь в лагуне. А по том отобедаю. Мы будем есть лобстеров с черной икрой, чтобы наши русские гостьи чувствовали себя как дома. А после этого подашь нам соки и шербет из ягод мирта.
      — Превосходно, мой повелитель.
      Тем временем девушки продолжали резвиться в лагуне, как туземки на полотнах Гогена. Их умащенная маслом кожа блестела в солнечных лучах, падающих на них сквозь пальмовые кроны.
      — Фетиш, когда будешь подавать шербет, положи по крупной жемчужине на каждую тарелку.
      — Выращенный на плантации жемчуг или со дна залива?
      Эмир на секунду задумался:
      — Со дна залива Сегодня особый случай, Фетиш. Слушай, ты иногда такой скряга.
      — Как скажете, мой повелитель.
 
      Дядя Сэм позвонил Флоренс. Он был в восторге:
      — Браво, браво! Устроили им настоящую бурю в пустыне. Уже в ООН начались заседания по этому поводу. Делегат от Васабии потребовал извинений от матарского делегата.
      — То ли еще будет на следующей неделе, когда выйдет новая программа.
      — Непременно включу телевизор. А вы, юная леди, поосторожнее там. В пустыне водятся змеи. Поменьше привлекайте к себе внимания. И присматривайте, пожалуйста, за этим вашим Тибодо.
      Провести рейтинговый опрос в такой стране, как Васабия, оказалось делом довольно хитрым. Заниматься этим пришлось Джорджу, который имел природную склонность чиновника Госдепартамента изучать любую проблему до тех пор, пока она не перестанет существовать вообще. Он нанял одну голландскую фирму в Гааге (что само по себе географический синоним Надежности и безопасности) для проведения завуалированного телефонного опроса жителей Васабии. Большинство вопросов касалось качества импортированных овощей.
      Результаты проведенного исследования Джордж представил Рику, Флоренс и Лейле. Бобби отсутствовал: занимался проблемами безопасности. Сам он называл свою деятельность «превентивными мерами».
      — Похоже, они заглотали наживку, — сказал Джордж. — В общих чертах мы теперь по популярности в Васабии номер один.
      — Хорошая работа, Ренард, — сказала Флоренс. — Пиар-концепция оправдывает себя.
      Рик кивнул.
      — А как к нам относятся мужчины? — спросила Флоренс.
      — Консервативно настроенные — не очень. Они либо выключали телевизоры, либо выбрасывали их в окно. Это, кстати, хорошая новость для «Сони». А тем, кто помоложе, вроде понравилось. — Джордж оторвал взгляд от своих бумаг и вздохнул. — Это, конечно, далеко не научный подход. Я бы предпочел более скрупулезное исследование…
      — У нас мало времени. Что еще?
      — Восемьдесят процентов опрошенных женщин говорят, что хотят увидеть, как она снимет свою абайюпрямо в эфире.
      — Не думаю, что мы к этому готовы, — сказала Лейла. — Азада — это такой цветок, который должен распуститься не сразу.
      — Две трети хотят, чтобы было меньше рецептов, — продолжал Джордж. — И больше секса. И чтобы Бритни Спирс рассказала о том, как проколола пупок… Понятия не имею, каким образом в список попал этот вопрос. Я его не включал. Я вообще эту Бритни Спирс и в уме не держал.
      — А как дела с книгой Ясмин?
      — Лидер продаж! Мы ее, конечно, раздаем по большей части бесплатно, поскольку у женщин нет кредитных карт. Пересылаем из Голландии и Франции. При этом половину конфискуют на васабийской таможне. Мы вынуждены творчески подходить к упаковке. Сейчас наклеиваем на ящики этикетку «Тюльпаны» или «Шоколад» и пишем: «Скоропортящийся продукт». Но, видимо, скоро придется поменять тактику. Почтовая служба «ФедЭкс» не очень довольна. Коробки слишком тяжелые.
      — Спасибо, Джордж. Отличная работа.
      — На следующей неделе проведем новый опрос. После второй премьеры.
 
      Второй премьерой была «Площадь Секир-Башка» — мыльная опера, транслируемая в прайм-тайм. Сюжет вращался вокруг некой королевской семьи, проживающей в неназванной стране, которая была откровенно похожа на Васабию. Сериал стартовал в восемь вечера и был осужден в пятистах мечетях уже на следующее утро. Министерство информации Васабии назвало его «порождением зла перед лицом Всевышнего».
      Бобби, который выглядел еще более невыспавшимся, чем обычно, сообщил, что великий мулла Мука — религиозный лидер Васабии и уж точно не кисейная барышня — собирается объявить самую страшную фетву.
      — Ну что же, — сказала Лейла, вынимая из пачки следующую сигарету. — Думаю, это растопит воск в ушах Газзи.
      Флоренс уже успела заметить, что Лейла буквально упивается всем происходящим. И причина, скорее всего, была связана не с яростью, которую ТВМатар вызвал среди васабийцев, а с той непростой ситуацией, в которую Лейла поставила своего мужа. За день до этого, как она сама рассказала Флоренс, во дворце эмира произошла настоящая семейная сцена.
      Эмир сказал:
      — Чем вы там занимаетесь с этой американкой, во имя Всевышнего? Таллула звонил мне три раза.
      — Сначала он позвонил сюда, дорогой. Я сказала ему, что ты в Ум-безире. Отдыхаешь от своих тяжких обязанностей, гнетущих тебя здесь.
      — Вот только вот этого не надо, мадам. Могла бы сообщить мне о содержании всего этого… всей этой твоей телевизионной возни. Ради святой бороды пророка, Лейла! Чем вы там занимаетесь с этой американкой? Ты знаешь, что мне про нее рассказывают?
      — Она настоящая бизнес-леди. Хочешь, я покажу тебе, сколько ты заработал на прошлой неделе? Вот отчеты. Сам посмотри.
      — О-о! Ну надо же… А тут… все точно?
      — Это, дорогой мой, только начало. Разве мой повелитель не заметил…
      — Перестань меня так называть! Ну что на тебя нашло?
      — А на тебя?
      — Я разве взял себе новых жен? Нет.
      — Значит, так ты определяешь супружескую верность?
      — Лейла, у меня из-за тебя, кажется, сердце прихватило. Перестань. Или ты хочешь, чтобы Хамдул остался без отца?
      Эмир всегда прикидывался больным, когда его загоняли в угол.
      — Может, мне позвать королевского кардиолога? — спросила Лейла.
      — Нет, все прошло. Хотя тебя, конечно, это вряд ли волнует. — Он снова посмотрел на листок с цифрами. — Да, суммы все-таки впечатляющие.
      — Как и вот это, — Лейла протянула ему вырезку из общеарабской газеты «Аль-Ахрам».
      Статья называлась «Неужели 'Матарский пудинг' и есть новый Саладин? «
      Текст был написан Джорджем, отправлен в газету Ренардом, а Бобби за него заплатил.
 
      ТВМатар, новый телевизионный канал, базирующийся в Амо-Амасе, удивляет зрителей своей дерзкой позицией, заставляя задуматься всех жителей нашего региона о новом облике эмира бен Хаза, который до настоящего момента, по общему мнению, просто распутничал и резвился в своем «зимнем дворце», а теперь, как кажется, проявляет мужество и самые передовые взгляды.
 
      — Хм-м, — хмурясь, сказал Газзи.
      — Моему повелителю это не нравится?
      — «Матарский пудинг»?
      — Дорогой, они называют тебя новым Саладином, господи боже мой. Ты не считаешь это комплиментом?
      — Не знаю, не знаю, — сказал Газзи, роняя газетную вырезку на пол. — Это твои дела, а не мои.
      — Послушай меня — давай делать это вместе. Как одна команда, — она с нежностью погладила его щеку. — Мы уже давно с тобой…
      — Угу…
      — Дорогой?
      — Что, дорогая?
      — Ты в последнее время был очень занят… и мне бы не хотелось подцепить от тебя что-нибудь.
      — Слушай, Лейла! Ну ты совсем уже!
      — Не тебе на меня обижаться, Газзир. И нечего злиться. Я беспокоюсь об элементарной гигиене.
      — Умеешь ты испортить настроение.
      — Ой, да ради бога, я тебя умоляю. Даже Хамдул ответственнее тебя. А ему всего десять лет. Я прошу тебя только сделать анализ крови. Скажешь, у меня нет на это причин? Тебе ведь так и так эту кровь меняют каждый месяц. Трудно, что ли?
      — Ладно, перестань. Так что с этим телевидением?
      — А что с ним?
      — Таллула из-за него рассвирепел.
      — Дорогой, ты ведь сам терпеть не можешь этого Таллулу и всех васабийцев вместе взятых. А это самое телевидение сделает тебя одним из богатейших мужчин в Заливе. Я уж не говорю о «новом Саладине». Если тебя что-то беспокоит, то я никак не могу взять в толк — что именно.
      — Я вынесу это на обсуждение со своими министрами.
      — Уверена, что они проявят мудрость и ты примешь правильное решение.
      — Хвала Всевышнему. Но знаешь, — сказал эмир, — иногда мне кажется, что я женился на дьяволице!
      — Ты раньше говорил мне это в постели. Помнишь нашу первую ночь в лондонском отеле «Коннот»? О, каким львомбыл тогда мой повелитель, — она снова погладила его по щеке, продолжая нежно поддразнивать.
      Он страстно хотел ее, но просто не мог позволить себе опуститься до анализа крови. Раздраженно топая, он вышел из комнаты, чтобы предаться своему раздражению в одиночестве, но при этом все же не смог удержать довольной улыбки, поскольку доход от телевизионной рекламы действительно был как бурный поток живительной влаги в иссушенной зноем пустыне. Да и новым Саладином считать себя было приятно. Хотя он не совсем отчетливо понимал — кто же тогда неверные, с которыми надо сражаться.

      Суть того, что господин Делам-Нуар разъяснял Малику за чашечкой кофе в роскошной гостиной дворца Фрамбуаз недалеко от Парижа, где располагалась штаб-квартира возглавляемого господином Деламом департамента французского правительства, заключалась в том, что ключевыми фигурами во всей этой игре должны стать мусульманские священнослужители. Малик был раздражен, нетерпелив и вообще чувствовал себя не в своей тарелке. Ему не нравилось то, как снисходительно беседует с ним этот высокий элегантный мужчина в дорогом костюме от модного портного, то и дело проявляя недюжинную эрудицию в области истории Васабии и Матара.
      Доминик Делам-Нуар возглавлял 11-й отдел, занимавшийся проведением наиболее щекотливых операций за пределами Франции. Он также являлся автором монументального отчета об установлении мира на Ближнем Востоке в 1922 году, отражающего французскую точку зрения и озаглавленного следующим образом: «Мы заберем Ливан и Сирию, а евреев и палестинцев можете оставить себе». Он говорил на трех арабских диалектах, а также на курдском и пушту. Еще он любил извиняться (пожалуй, несколько переигрывая) за свое произношение на фарси. Ко всему прочему он писал стихи на арабском. Критик из «Суар» определил его поэзию как «попытку сплавить воедино туповатый мистицизм Гибрана с перенасыщенным кофеином нигилизмом Сартра». И никак иначе.
      — Разумеется, — манерно говорил Делам-Нуар Малику, — диалектика, которая была характерна для взаимоотношений Рафика с имамом Мука в начале восемнадцатого столетия, не совсем соответствует нашим взглядам на будущее обновленного Матара, не правда ли?
      Малик реагировал на вышесказанное с абсолютно непроницаемым выражением лица, как будто хотел сказать, что его мозг настолько занят анализом всех нюансов и тонкостей, что ему просто не хватает нейронов для управления примитивными лицевыми мышцами. По правде сказать, он вообще ни бельмеса не понимал в речи этого самого Делам-Нуара. Единственное, что его волновало, отливалось в довольно ясную и простую мысль: Когда же мы, наконец, будем обсуждать то, как я стану эмиром?
       —И возвращение к периоду с 1825 по 1834 год — продолжал ДеламНуар, — тоже вряд ли кого-то устроит! Ведь вы, наверное, помните смуту в междуцарствие Али бен Хавалли и последующий крах экономики при Мохабе, сменившийся тем, что впоследствии назвали нувелль хеджираво время правления Бахима Хабба?
      Делам-Нуар безмятежно улыбнулся и приподнял одну бровь, подчеркивая картезианское великолепие этой исторической перспективы. А Малик уже буквально погибал от желания оказаться за рулем одной из своих машин класса «Формула-1», мчащейся по раскаленному асфальту с показателями спидометра в четверть скорости звука и проносящейся мимо толпы, подобострастно вопящей во всю мочь: «Малик! Малик Великолепный! «
      Нет, с него уже достаточно всей этой белиберды!
      — Мне хорошо известно все то, о чем вы говорите, — сказал он, опуская свою чашку из севрского фарфора на столик, сделанный в свое время для одной из любовниц Людовика XV. — Но я приехал обсуждать с вами будущееМатара, а не его прошлое.
      Делам-Нуар прикоснулся кончиками пальцев к его рукаву и сказал:
      — Ну разумеется!
      Малик в изумлении уставился на него.
      — Вы так замечательно чувствуете историзм этой ситуации. Возможно, вы единственный, кто его чувствует среди нынешних умара.И как любопытно созерцать эту параллель между эмиром, вашим братом, и его троюродным дядей Мустафой бен…
      — Да, да, да, Мустафа, — буквально простонал Малик. — Эта параллель бросается в глаза прямо как сирханская гадюка на человека. Но, может, лучше поговорим про банковские счета?
      — А-а, — промурлыкал Делам-Нуар, указывая своим длинным пальцем почему-то на семиметровый потолок с изображениями пухлых ангелочков. — Меня поражает ваше абсолютное понимание. Для вас, Малик бен Каш аль-Хаз, это не просто политический шанс… Нет, нет… Это долг.Родственные чувства в идеальной гармонии с понятием долга. И все это в контексте гиродинамики историчности.
      О чем говорит этот старый болван? По крайней мере, похоже, что он заканчивает нести свою изысканную чушь.
      — Нет, нет, такое встретишь не каждый день. Браво, mon prince. Я вам аплодирую.
      — Банковские счета, — снова попытался прервать его Малик.
      — В Йемене, — сказал Делам-Нуар. — Все уже устроено.
      — А как быть с этой американкой Фарфаф… Никак не могу произнести это имя… С этой Флоренц.
      Американка сильно интересовала самого Делам-Нуара, но до поры до времени этот старый и хитрый шпион старался не показывать своего интереса и скрывал даже то, что внедрил одного из своих сотрудников, ту самую одаренную Аннабель, в ум-безирский гарем эмира.
      — Мы, разумеется, внимательно наблюдаем за ней, — сказал Делам-Нуар, и речь его была теперь уже проста и конкретна, без всяких витиеватых завитушек в стиле рококо. — Этот телевизионный проект оказался очень успешным. Она зарабатывает большие деньги для вашего брата. И, кажется, его это очень устраивает.
      — Мой брат — похотливая жаба.
      — Вопрос в том, как возродить подлинное величие Матара. Знаете, совсем неплохо было бы, если бы вы стали тесней общаться со священнослужителями. Думаю, вам следует почаще бывать в мечетях.
      — В мечетях? —фыркнул Малик. — Я автогонщик.
      — И один из самых лучших. Вы становились чемпионом двадцать раз!
      — Двадцать один.
      — Совершенно верно. Но разве это причина для предубежденности по отношению к религии? Поверьте, вкупе с теми счетами в банке Йемена это заставит их увидеть вас в новом свете.
      Малик вздохнул:
      — У меня репутация не очень верующего человека.
      Делам-Нуар сделал вид, что обдумывает сказанное Маликом, хотя на самом деле у него было заранее спланировано каждое слово этого разговора, каждая запятая. Он поднял глаза к потолку, как будто задумался в поисках ответа, и наконец сказал:
      — Вам знакома одна французская пословица, которую, как и все остальное, украли у нас англичане?
      — Какая пословица?
      — «В окопах не бывает атеистов».
      — Знакома, — солгал Малик.
      — А разве бывают атеисты в кабине автомобиля «Формула-1», охваченного пламенем на скорости 400 километров в час? — улыбнулся Делам-Нуар.
      — Что это вы предлагаете? — раздраженно спросил Малик. — Чтобы я загорелся на гонках и погиб?
      Лицо Делам-Нуара исказила гримаса боли.
      — Ни в коем случае, mon prince! — Он снова улыбнулся. — Я думал о небольшом техническом трюке, который может осуществить ваша высокопрофессиональная команда поддержки. Они ведь понимают, что такое спецэффекты?
      Малик не любил инсинуаций, однако план француза был теперь ему понятен. И даже нравился.
 
      — Жизни принца Малика ничто не угрожает! — сообщила своим телезрителям ведущая новостного выпуска канала ТВМатар Фатима Шам. — Он жив и невредим! Хвала Всевышнему!
      Флоренс смотрела эту трансляцию с режиссерского пульта. Рядом с ней стояли Джордж, Бобби и Рик. Она еще никак не могла привыкнуть к восклицанию «Хвала Всевышнему» в устах ведущих теленовостей. Для американского уха это было немного странно.
       Президент банка федерального резерва сообщил сегодня о незначительном снижении официального курса валюты. Хвала Всевышнему!
      Ренард тоже поморщился. Специалисты по общественным связям, как правило, вообще не верят ни в черта, ни в бога, если только не чуют какую-нибудь наживу. В этом случае они могут стать очень даже благочестивы и набожны. Однако Джордж настаивал на том, что надо придерживаться традиций, и репортеры время от времени небрежно роняли в эфире привычное Аллах Акбар.
      — Это придает каналу аромат и достоверность арабских улиц, — говорил Джордж.
      Учитывая высокий коэффициент красоток среди ведущих новостных выпусков канала ТВМатар, немного уличной достоверности действительно не мешало. Почти все ведущие обладали ослепительной внешностью и манерами голливудских звезд.
      Впрочем, в тот день фраза «Хвала Всевышнему» не показалась Флоренс неуместной. Ежегодные гонки «Матар-560» завершились на сей раз самым драматическим образом. Лидирующий, как обычно, автомобиль принца Малика вдруг окружили клубы дыма. Однако вместо того чтобы остановиться, принц мужественно промчался остававшиеся до финиша два круга. После того как он первым пересек финишную черту, заднюю часть его машины охватило пламя. Весь в копоти он выскочил из кабины, и пожарные начали поливать его из шлангов своей химической пеной. Перепачканный сажей и этой пеной, принц выглядел весьма странно, но в то же время весьма ликующе. Джордж заметил, что он был похож на «смешного игрушечного арапчонка».
      Телеведущая Фатима продолжила свое сообщение словами о том, что прямо с гоночного трека принц Малик отправился в мечеть, «где он возблагодарил Всевышнего за чудесное избавление от гибели».
      — Я на его месте сделал бы то же самое, — сказал Джордж. — Правда, меня вы вряд ли затащите в кабину этой ревущей штуки.
      Бобби тем временем очень внимательно смотрел интервью Малика, записанное до начала гонки. Малик говорил репортеру о том, как «воистину велик Всевышний».
      — Чего-то он вдруг очень сильно уверовал, — сказал Бобби.
      — Быть может, он обрел Бога, — сказал Джордж. — Такое бывает. Люди постоянно обретают Бога в пустыне. У Него здесь не очень много конкурентов. На Мэдисон-авеню пока никто еще не обрел Бога.
      — Я обрел, — сказал Рик.
      — В смысле?
      — Султан Брунея в тот день открыл мне счет в банке. Я вышел на Мэдисон-авеню и услышал, как в небе поет хор ангелов. Это было абсолютно религиозное переживание. Ежемесячный аванс в пятьдесят тысяч долларов. Душа моя вознеслась.
      — Ты знаешь, Рик, — сказал Джордж, — каждый раз, как я задумываюсь о том, чтобы уйти в частный бизнес, ты неожиданно открываешь рот, и мое скучное бесцветное существование, оплачиваемое мизерными чеками от правительства, начинает казаться мне полным достоинства и смысла.
      — А эта машина, на которой он едет, — прервал их Бобби, по-прежнему глядя на мониторы и прокручивая в замедленном режиме запись аварии, — она ведь во Франции сделана.
      — Наш принц известный франкофил, — заметил Джордж. — Часто бывает в Париже. Совсем недавно оттуда вернулся. Они все ездят туда за покупками. Каждый ездит в Париж, кроме старого бедного Джорджа, который застрял в этой дыре и горбатится на королеву Круэллу за рабские гроши.
      — А почему бы старому бедному Джорджу не отправиться в беспошлинный магазин, — сказала Флоренс, работая на своем компьютере. — Там огромные скидки.
      — Я трачу все свои деньги на игровые автоматы в «Стране неверных» и должен вам сказать, их специально настраивают, чтобы выиграть было нельзя. Здесь правит коррупция. У меня просто слов нет! Нет слов!
      — Может, напишешь длинную телеграмму Чарли Даккетту и пожалуешься ему на все это?
      — Издевайся над ним сколько хочешь, но это не он приковал меня тут к рабочему столу. В Вашингтоне, по крайней мере, у меня была хоть какая-то жизнь.
      Бобби встал и надел пиджак.
      — Ты куда? — спросила его Флоренс.
      — Пойду поищу Бога.
      — Передавай ему привет от меня, — сказал Ренард.
      Флоренс проводила Бобби глазами, и Джордж этот взгляд заметил.
      — О-о, мы, кажется, втрескались, — усмехнулся он.
      Флоренс покраснела.
      — Довольно симпатичный тип, надо признать. Однако, Фьоренца, он явно не в твоем стиле. Уверен, что секс будет вулканическим, но о чем вы будете разговаривать после? О том, как «Алабама» сыграет против «Обурна»? Или как сломать кому-нибудь шею? Взорвать машину? Поставить телефон на прослушку?
      — Если тебе нечем заняться, то я найду.
      — Ну почему? Почему я позволил тебе затащить меня в эту мрачную дыру?
      — Рик, — сказала Флоренс. — Мы можем посмотреть следующую серию «Секир-Башки»?
      Рик произнес несколько слов в телефонную трубку, и на одном из мониторов появилась картинка. Они начали смотреть. В прошлой серии принцесса Махназ была несправедливо обвинена своим мужем, злым принцем Вакмалем, в супружеской измене. Она узнала, что Вакмаль тайно финансировал террористическую группировку, планирующую свергнуть с трона его доброго брата, короля Амбалы. Вакмаль заточил принцессу в тюрьму и собирается отрубить ей голову. Однако двоюродный брат принцессы, дерзкий юный Тафас, сумел передать ей записку в шоколадном батончике. В записке сообщалось, что он со своими спецназовцами планирует ее спасти. Но коварный Вакмаль раскусил их затею с побегом и приготовил ловушку, о которой Тафасу ничего не известно. «Площадь Секир-Башка» была главным хитом канала ТВМатар, получая самые высокие рейтинги.
      Васабийцы же, в свою очередь, отнюдь не находили этот сериал занимательным.
 
      Флоренс посмотрела в дверной глазок. Узнав Бобби, она поставила пистолет на предохранитель и открыла ему. На ней была шелковая пижама. Часы в гостиной показывали два часа ночи.
      Бобби выглядел подавленным.
      — Прошу прощения за беспокойство, мэм.
      — «Мэм» в такое время? Может… Выпьешь чего-нибудь? — спросила она.
      — Я не из вежливости заглянул, — нервно ответил он.
      — У тебя все в порядке, Бобби?
      — Боюсь, я облажался.
      — Все равно давай выпьем.
      Она налила виски в два стакана и протянула ему один из них.
      — Я ездил на гоночную трассу, — сказал Бобби. — Хотел посмотреть на машину принца. Этот дым, который валил из кабины… не знаю, заметила ты или нет… Но уж очень он ровно валил с обеих сторон. Короче, нашел я его машину, и на ней, естественно, было установлено специальное дымовое устройство.
      — Но мы же знали, что он нечестно ездит. Он побеждает в каждой гонке.
      — Да меня не это насторожило. Все дело в странной болтовне насчет Бога и всех этих религиозных штук, а потом вдруг посещение мечети… И машину ему сделали французы. Попытайся соединить все эти детали в общую картину. Я навел кое-какие справки. Пару недель назад он ездил в Париж и нанес визит в 11-й отдел.
      Флоренс знала об этой организации.
      — Правда? Ты уверен?
      — На сто процентов. Поэтому я и решил проверить его машину. — Бобби посмотрел в свой стакан с виски, из которого он так и не отхлебнул. — И облажался.
      — Что случилось?
      — Возникли проблемы. Кое-кто отправился к праотцам. У меня просто не было выбора. Они первые начали стрелять. — Он посмотрел на Флоренс невинным взглядом. — Я не хотел… Я не из тех, кто палит почем зря. Ты меня понимаешь?
      — И что там произошло?
      — Короче, я осматривал изнутри кабину, и тут вдруг по мне открыли огонь. Я ж тебе говорю, мне просто делать ничего больше не оставалось. Хотя я понимаю, конечно, как это осложнит нам жизнь. Прости меня. Но с другой стороны, то, что я узнал, дорогого стоит.
      Минуту они сидели в молчании.
      — Может, сойдет за ограбление? — с надеждой заговорила Флоренс.
      — Вряд ли.
      — Промышленный шпионаж?
      — Не прокатит.
      — Это мог быть родственник одного из тех гонщиков, которые погибли в последние годы на трассе из-за уловок Малика. Он забрался в гараж, чтобы испортить его машину. Месть. По-моему, самый лучший мотив в этой части света.
      Бобби посмотрел на Флоренс и задумчиво кивнул.
      — Звучит более-менее правдоподобно, однако есть две проблемы. Во-первых, это вряд ли прокатит в матарском суде, а во-вторых, остался свидетель, который может меня опознать.
      — Свидетель?
      — Там был еще один парень. Ему удалось уйти. Это моя вторая ошибка. Что-то сегодня ночью мне масть не идет. Короче, я должен уехать.
      — Уехать?
      — Ну да. А ты как думала? Я теперь стал серьезной обузой, и мне от этого знаешь как мерзко.
      — Но ты не можешь вот так взять и уехать, — сказала Флоренс.
      Сидя в кресле напротив него, она так сильно подалась вперед и приблизилась к нему, что ему стало неловко — и это было заметно.
      — Если меня арестуют, это повредит твоей операции. У них тут все довольно либерально, если сравнивать с обычным ближневосточным укладом. Но сейчас речь идет о брате эмира и о том, что кто-то забрался к нему в гараж и убил его человека.
      Флоренс лихорадочно пыталась хоть что-нибудь придумать.
      — Но как мы объясним твое внезапное исчезновение?
      — Думаю, мне удастся оформить его так, чтобы оно не выглядело подозрительным.
      — Каким образом?
      — Тебе просто любопытно или необходимо это знать?
      — И то и другое.
      Бобби взглянул на нее.
      — У меня есть связи в иммиграционной службе. Мне проставят отъезд задним числом, и получится так, что я выехал из страны вчера.
      — А-а, понятно. Хорошо. Но каким образомты уедешь?
      — А я давно собирался на рыбалку. В здешних водах очень много рыбы. Понимаешь? — Он поднялся с кресла. — Послушай, я вернусь, как только смогу, хорошо? Ты держись тут, Фло. Слышишь?

      Информация об убийстве в гараже Малика попала на первую полосу «Аль-Матар». Канал ТВМатар тоже осветил эту новость должным образом. У Флоренс тут не было выбора. Матар был известен среди арабских государств как самое мирное и спокойное место, поэтому убийство одного из слуг наследного принца, да к тому же в день его чудесного избавления от смерти, вызвало целую бурю. Полиция заявила, что непременно найдет виновных.
      Флоренс внимательно следила за тем, как развивается этот скандал, стараясь не показывать своей заинтересованности. Параллельно она пряталась от Лейлы, ссылаясь на простуду. Джорджу и Рику она решила пока тоже ничего не говорить — на тот случай, если их станут допрашивать. Вот почему она чувствовала себя теперь такой одинокой. Малик тем временем публично заявил, что заканчивает карьеру профессионального автогонщика, и хочет отдаться своей новой страсти — религии. Он заявил также, что гибель его слуги Абу Таша явилась следствием «заказного убийства», осуществленного «врагами ислама». Это привело в недоумение даже наиболее консервативных религиозных деятелей Матара. Было не совсем ясно — каким образом стрельба в гараже могла иметь религиозную мотивацию. И тем не менее. Тем не менее.
      Более того, Малик утверждал, что в действительности объектом нападения являлся именно он. В газете «Аль-Матар» была объявлена награда в пятьсот тысяч баба(1000 000 долларов США) за любую информацию, способствующую поимке «наемного убийцы».
      — А где наш Аттила? — спросил Джордж спустя несколько дней после исчезновения Бобби. — Что-то его не видно. Отправился куда-нибудь подрывать мосты?
      — Он вернулся в Вашингтон, — сказала Флоренс, стараясь говорить самым равнодушным тоном. — Ты разве забыл, что он уехал за день до гонок?
      — Да нет, тогда он был еще здесь.
      — Нет, Джордж, он уехал до гонок.
      — Фьоренца, перестань нести чепуху. Он же смотрел эти гонки вместе с нами вот с этого самого режиссерского пульта.
      — Нет, Джордж, ты ошибаешься. Он уехал домой днем раньше.
      Тут вмешался Рик:
      — Да здесь он был. Я помню.
      Флоренс посмотрела на них обоих.
      — Джордж, Рик, послушайте меня. Бобби уехал домой за день до гонок. Вы меня понимаете?
      Они уставились на Флоренс. Наконец Джордж прошептал:
      — О боже мой…
      — Улыбайся, — сказала Флоренс.
      В помещении находилось еще несколько техников.
      — Я так и знал, что этим кончится.
      — Мы не будем сейчас это обсуждать, Джордж.
      — А нам теперь придется заметать его следы? Типичная цээрушная…
      — Это был несчастный случай, Джордж, — сказала Флоренс.
      Она так сильно старалась придать своему лицу незаинтересованное выражение, что оно выглядело, как после неудачной пластической операции.
      — В задницу такие несчастные случаи.
      — Джордж, я прошу тебя — заткнись. Мы обсудим это в другом месте и в другое время. А пока вам надо знать только одно — он уехал домой по какому-то семейному делу. За день догонок. Если будут спрашивать, то кроме этого не говорите ни слова.
      — Они всё узнают.
      — Нет, не узнают. Все уже улажено. Просто сосредоточьтесь на своей работе.
      — А раньше ты нам об этом рассказать не могла? — сказал Джордж уязвленным тоном.
      — Я пыталась вас защитить.
      — Ну спасибочки. Просто отлегло от сердца. Чувствую себя в полной безопасности.
      С этими словами Джордж протопал к выходу.
      — Извини меня, Рик.
      — Это же Ближний Восток, — пожал он плечами. — Чего тут еще ожидать? Но послушай, если они начнут мне вырывать ногти, я им все расскажу. Лучше тебе сразу знать об этом.
      — Я поняла.
      Секунду спустя он добавил:
      — А они… занимаютсяздесь такими вещами?
      — Нет. Это одна из самых прогрессивных стран арабского региона. Беспошлинная торговля была придумана именно здесь.
      Дверь в режиссерское помещение резко открылась, и вошла Лейла, которую сопровождали четверо весьма грозных на вид мужчин.
      — Флоренс, куда ты пропала? Тебе уже лучше? Ты сильно осунулась.
      — Это всего лишь простуда.
      Флоренс покосилась на эскорт Лейлы, замерший в трех метрах позади нее. Лейла проследила за ее взглядом и объяснила:
      — Приказ Газзи. Из-за этого убийства в гараже. Такое ощущение, что все вокруг внезапно впали в маразм.
      — Удалось что-нибудь выяснить?
      — Ты же знаешь — матарская полиция известна во всем мире своей некомпетентностью. Тут не бывает преступлений, и поэтому у них нет никакой практики. Портрет убийцы вроде составили, но там было темно.
      — А им известно, чего хотел этот… — Флоренс заставила себя произнести следующее слово, — убийца?
      — Малик уверяет, что это было неудачное покушение. А я лично даже представить себе не могу — зачем кому-то на него покушаться, если только… — Лейла заговорила чуть тише: — Если это нe был родственник одного из гонщиков, которых он подставил на трассе.
      — Мне тоже такое приходило в голову, — сказала Флоренс в надежде дать развитие этой версии.
      — Но в эфире об этом говорить нельзя.
      — Конечно, — согласилась Флоренс. — Ни в коем случае нельзя. Малик как будто совсем изменился… после этого случая на гонках.
      — Изменился — не то слово. Он вчера пришел во дворец и при всех начал поучать Газзи, цитируя Коран. Нет, ты можешь себе представить — Малик! Газзи все это не очень понравилось. Он сказал: «Мой дорогой брат, мне думается, ты сильно ударился головой об руль». Малик завелся еще больше и начал обвинять Газзи в том, что тот продает страну неверным. Так и сказал. Газзи чуть не лопнул от бешенства. Он приказал ему убираться из дворца. И теперь кое-кто из священнослужителей поднимает вокруг этого шум, призывая к паломничеству в гараж Малика. Чтобы прикоснуться к чудотворному автомобилю. Слушай, это же просто сцена из мыльной оперы на нашем канале. Один мулла даже вообще давным-давно никто ничего не провозглашал. Короче, Газзи вызвал его во дворец и показал ему, где раки зимуют.
      — Лейла, — сказала Флоренс. — А что, если Малик задумал недоброе?
      — В каком смысле?
      — Быть может, он интригует против эмира?
      Лейла внимательно посмотрела на Флоренс.
      — Тебе что-то известно?
      — Нет, но столь внезапная склонность к религии меня настораживает. И почему это вдруг муллы так забеспокоились? Они до сих пор не возникали.
      — Газзи думает, что они просто хотят новые «мерседесы». Он уже проинструктировал имама, чтобы тот их приструнил, а то свой следующий хаджони проведут в пешем походе в Мекку. А что до Малика… кто его знает, может, он обрел своего Бога на финальном круге. Кому под силу разобраться в душе Малика? Да и кто захочет? Ты мне скажи лучше, готова ли последняя серия «Секир-Башки»? Так хочется посмотреть!
      — Мы как раз обсуждали, умрет ли принцесса Махназ или Тафас успеет ее спасти. Ты как думаешь?
      — Мне лично нравятся хэппи-энды, но, ты знаешь, это все мамино воспитание. Она любила читать Диккенса. А Бобби здесь?
      — Бобби?
      — Мистер Тибодо.
      — Ему пришлось срочно вернуться в Штаты.
      — Вот как? И когда?
      — В начале этой недели, — сказала Флоренс, стараясь говорить небрежно.
      — Жаль.
      — Почему?
      — Я хотела спросить его кое о чем.
      — Возможно, он скоро будет мне звонить. Передать что-нибудь?
      Лейла внимательно посмотрела на Флоренс.
      — А он вернется?
      — Ну конечно.
      — Когда?
      — Как только сможет.
      — Понятно… Ну тогда я переговорю с ним сама, — сказала Лейла, изучая Флоренс таким проницательным взглядом, что у той по коже побежали мурашки.
 
      Флоренс позвонила дяде Сэму по тому самому телефону, о котором Бобби сказал: «Использовать только в случае минометной атаки».
      — Как дела у моей юной леди? Послушайте, мне ужасно нравится ваш этот новый фильм. Бьюсь об заклад, что Тафас успеет в последнюю минуту и спасет Фатиму.
      — Махназ.
      — У меня такое ощущение, что их всех зовут Фатима. Под этой чадрой разве разберешь.
      — Вот с этим мы как раз и хотим бороться. Но вообще-то речь идет не о спасении Махназ. Вы уже пообщались с нашим другом?
      — Да уж. Он объявился этим утром. Он сейчас… я вижу, мы говорим по надежной линии… он в Париже.
      — В Париже?
      — Выясняет кое-что интересное. К вам там в дверь по ночам еще не стучатся? Их полиция известна своей некомпетентностью.
      — Нет. Но мне пришлось рассказать Джорджу и Рику. Да тут еще Лейла любопытствовала насчет отсутствия нашего друга.
      — С ней надо ухо держать востро. Очень смекалистая девушка. Плоды британского образования. В общем, моя юная леди, держитесь там. На вас вся надежда. Дядюшка вами гордится. Не разговаривайте с незнакомцами. И вот этот вот телефончик держите всегда под рукой. Не забывайте — это ваша «Служба спасения».
      Флоренс убрала телефон. После разговора с дядей Сэмом ей не стало легче. Жаль, конечно, что Бобби нет рядом, но если он найдет в Париже что-то полезное, значит все к лучшему.
      Джордж где-то прятался и, очевидно, дулся на Флоренс, поэтому она решила найти Ренарда, который всегда умудрялся приободрить ее своей беззастенчивой алчностью и сногсшибательными проектами.
      — Рик, — сказала она, — а кем ты в детстве мечтал быть?
      Он оторвал взгляд от монитора.
      — Ты имеешь в виду, всегда ли я хотел стать продажной пиар-тварью?
      — Я этого не говорила.
      — Боже мой, Фрэнзи, — он так называл ее, когда хотел передразнить Джорджа с его «Фьоренцей», — да я всю жизнь хотел помогать людям.
      — Брось ты.
      — Очень хорошо помню, когда мне было семь или восемь лет, я мечтал о том, чтобы помочь богатым владельцам цитрусовых плантаций во Флориде сократить налоги за счет владельцев тыквенных плантаций в Калифорнии.
      — Ты самый циничный тип из всех, кого я знаю.
      — Однако заметь — у меня есть свои принципы. Однажды я отказал Майклу Джексону, когда он хотел стать моим клиентом.
      — Правда?
      — Я не был уверен, что у него есть деньги… И взгляните на меня теперь! Тоже мне — Ренард Аравийский, помогающий освободить миллиард женщин в чадре и добиться долгосрочного мира на Ближнем Востоке, который известен только тем, что тысячи лет люди здесь грабят и убивают друг друга в бесконечных религиозных распрях. Вот, посмотри, — он показал ей свою руку. — Видишь, даже мурашки побежали.
      — Зато какой симпатичный загар.
      — Ага, выйдешь на улицу на тридцать секунд и — бац — получишь рак кожи. Это все равно что прогуляться в микроволновке. Неудивительно, что они все тут одеты, как привидение Каспер . Странное место, я вам скажу.
      — Ну а ты сам-то зачем сюда приехал? Только из-за денег?
      — А почему бы и нет?
      — Что-то мне в это не верится.
      — Может, есть и другая причина.
      — Да?
      — Не уверен, что тебе надо о ней знать. По крайней мере сейчас, когда все так закрутилось.
      Флоренс не нашла что сказать и молча на него уставилась. Он довольно симпатичный, этот Рик. Худощавый, высокий. В другой ситуации, кто его знает, кто знает…
      — Нет-нет, — улыбнулся он. — Только не произноси какую-нибудь милую банальность. Мне так нравятся вот такие моменты неловкости. Впрочем, в любом случае у нас в компании «Ренард стратиджик комьюникейшнз» не принято вступать в эмоциональные отношения с клиентами. Это всегда заканчивается их просьбами о скидке.
      Рик снова опустил взгляд на монитор.
      — Ты знаешь, — сказал он, — мне в голову пришла просто убийственная идея для нашего сериала. Болван, как я не додумался до этого раньше!
 
      Выслушав то, что придумал Рик, Джордж даже поежился:
      — Совсем сдурели?
      Это окончательно убедило Флоренс. Джордж все-таки был типичным чиновником Госдепа, и раз уж он побледнел, значит идея была хорошей.
      Втроем они отправились к Лейле, и Рик выложил ей сюжеты трех следующих серий. Пока он рассказывал, она беспрестанно повторяла: «Ой-ой», «Ой-ой-ой» и «Господи». Когда он закончил, она сказала:
      — Это будет равносильно килограмму свинины в разгар Рамадана.
      — Эмиру надо показывать названия серий? — спросила Флоренс.
      — Ни в коем случае, — засмеялась Лейла. — Думаю, мы преподнесем ему отличный сюрприз. А то он так занят в последние дни. В Ум-безире просто шквал деловой активности. Не понимаю, как он там вообще выживает.
 
      Флоренс и Рик поднялись, чтобы уйти, но Лейла остановила их вопросом:
      — А как дела у нашего мистера Бобби?
      — У него все хорошо. Очень занят.
      — Скоро ли он воссоединится с нами?
      — Да, — ответила Флоренс. — Думаю, что скоро.
      — Замечательно, — улыбнулась Лейла. — Без него здесь так скучно.

      Стук в дверь раздался не совсем посреди ночи, но достаточно близко к двенадцати, чтобы Флоренс ощутила драматизм момента. Часы на стене показывали 23:35.
      Посмотрев в глазок, Флоренс насчитала трех мужчин. Даже в своих двусмысленно белоснежных тхобах они выглядели как полицейские. Или даже как сотрудники какого-нибудь «эскадрона смерти». Через домофон они представились как «инспекторы Мухаммед, Рама и Азбекир из министерства внутренних дел, мадам».
      Флоренс немедленно нажала кнопку автодозвона на мобильном телефоне, который ей оставил Бобби. Теоретически это должно было поднять по тревоге кавалерию.
      — Господа, — сказала она в домофон. — Сейчас уже поздно. Вы меня разбудили.
      Она говорила по-английски, хотя прекрасно могла общаться с ними на арабском.
      — Это очень срочно, мадам.
      — А по какому вопросу?
      — Мы насчет вашего коллеги. Мистера Те-ти-бу.
      — Его здесь нет.
      — Мы знаем, мадам. Именно поэтому для нас это так срочно.
      — Если это так срочно, то вам лучше поговорить с ним самим.
      — Но его же здесь нет.
      — Ну тогда это не срочно.
      — Однако… мадам, вы должны нас впустить. Мы из полиции.
      Флоренс начала беспокоиться — долго ли еще она сможет морочить им голову. Наконец запищал телефон. Голос в трубке явно принадлежал десантнику из 101-го парашютно-десантного полка:
      — У вас все в порядке, мэм?
      — Похоже, у моей двери стоят полицейские.
      — Они сказали, что им надо?
      — Задают вопросы о нашем друге.
      — Мы уже рядом.
      — Что мне делать, если они заберут меня с собой?
      — Сохраняйте спокойствие. Без паники.
      — А кто вы такой вообще?
      — В настоящий момент не могу сказать, мэм.
      — Я сама с ними разберусь. Мне тут еще стрельбы не хватало.
      — Мадам! — настойчиво повторил инспектор Мухаммед в домофон. — Вы обязаны нас впустить! Это официальный визит. Прошу вас, оденьтесь подобающим образом.
      Флоренс открыла дверь и предстала перед тремя мужчинами с лицом примерной арабской женщины, которую отвлекли от молитвы в неурочный час.
      — Что все это значит? — спросила она.
      — Нам нужно поговорить с вами о вашем коллеге, мистере Ти-бу… Ти-бо…
      — О мистере Бобби. И что вы хотите узнать?
      — Он покинул королевство, — встревоженным голосом сказал инспектор Мухаммед.
      — Ну и что? Это делают сотни и даже тысячи людей ежедневно.
      — Но тут есть неувязка.
      — Какая еще неувязка?
      — Несколько человек видели его в Амо-Амасе пятнадцатого числа этого месяца.
      — Ну и что?
      — Но в посольстве нам сообщили, что он уехал четырнадцатого. Этого не может быть.
      — Я не помню, когда он уехал. Но думаю, за день до тех автогонок.
      — Нет, мадам, этого не может быть.
      — А в чем, собственно, проблема?
      — Проблема в том, что мы хотим задать ему несколько вопросов.
      — Зачем?
      — Вопросы здесь задаем мы, мадам. Мы разговаривали с ним по телефону, и он сообщил нам, что вылетел из Амо-Амаса на самолете «Эр Франс» четырнадцатого числа, однако в документах этой компании нет квитанции на его билет.
      — А что говорят в иммиграционном департаменте? Он должен был пройти их контроль в аэропорту.
      Инспектор Мухаммед поморщился.
      — Это правда. Вы совершенно правы, да.
      — Ну тогда в чем дело?
      — Неувязка. Информация иммиграционного департамента не соответствует данным из «Эр Франс».
      — Послушайте, кому вы доверяете больше? — сказала Флоренс, повышая голос. — Своему собственному правительству или какой-то там французской авиакомпании?
      — Тем не менее проблема не решена, мадам, — не сдавался инспектор Мухаммед.
      — Но решать вы будете ее не здесь и не в такое время. И знаете, что я вам скажу? Я лично подниму этот вопрос в разговоре с эмиром, да хранит его Аллах тысячу лет.
      — С эмиром?
      — Да. У меня завтра на девять утра назначена аудиенция. Если, конечно, мне позволят перед ней хоть немного поедать.
      — Благодарю вас, мадам, — заметно скиснув, сказал инспектор Мухаммед.
 
      На следующее утро ровно в девять часов Флоренс и Лейла предстали перед эмиром. На повестке дня было обсуждение последних (разумеется, сногсшибательных) прибылей от рекламы на канале ТВМатар.
      Еще до начала разговора о деньгах Флоренс удалось мимоходом упомянуть об агентах тайной полиции, которые ломились к ней ночью в дверь. При этом Флоренс наблюдала за реакцией эмира и его жены. Лейла была явно удивлена и недовольна.
      — «Матарские львы», — усмехнулась она. — Тоже мне подобрали девиз. Львы! Любой страус победит их в схватке.
      — Лейла, — сказал эмир, — ты не должна говорить о них в таком тоне. Они крайне профессиональны и бдительны.
      — А ты забыл про ту группу наемных убийц, присланных из Ирака три года назад, чтобы совершить на тебя покушение? Кто тебя о них предупредил? ЦРУ. И где, интересно, была бдительность этих «Матарских львов»?
      — Наши люди знали об иракских киллерах. Они работают рука об руку с ЦРУ.
      — Дорогой, они все просто дебилы. Начиная с их шефа, твоего кузена Фахима. — Лейла повернулась к Флоренс: — У эмира семнадцать единокровных братьев, и половина из них полные идиоты.
      — Лейла!
      — Хвала Всевышнему, что он так щедро наделил умом моего дорогого мужа. И не только умом.
      — Ну почему ты не проявляешь ко мне должного уважения, да еще в присутствии Флоренс? Ты смущаешь ее.
      — Нет, дорогой. Я смущаю тебя.
      Лицо эмира потемнело.
      — Мое терпение на исходе. Покажите мне отчет о прибылях.
      Пока он изучал бумаги, лицо его прояснялось.
      — О-о… Хм-м… Хвала Всевышнему… Ну что же, должен признать, все это выглядит очень и очень мило.
      — Я счастлива, что мой повелитель так высоко оценивает наш скромный труд, — сказала Лейла.
      Эмир повернулся к Флоренс и томно сказал:
      — С тех пор как моя жена начала работать с вами, у нее появилось то, что у себя на Западе вы называете «предубеждением». Боюсь, как бы кто-нибудь не назвал это инфекцией Запада.
      — Единственная инфекция, которую можно здесь обнаружить, — сказала Лейла, — попала в Матар вовсе не из-за Флоренс.
      — Я не позволю разговаривать с собой в таком тоне! — взорвался Газзи. — Неужели эмиру Матара не обрести покоя даже в своем собственном шатре?
      Когда Флоренс осталась с Лейлой наедине, она деликатно ее упрекнула:
      — Ты все-таки подзуживаешь его.
      — Я тоже имею право поразвлечься. Поверь мне, для него это всего лишь игра. Теперь он с чистой совестью сможет умчаться зализывать раны в свой Ум-безир, где стоит его огромная кровать, а в ней эти русские киски. Если он когда-нибудь соберется писать автобиографию, то назвать ее следовало бы «Семь подушек мудрости».
      — Может, нам лучше сделать ТВ-шоу с таким названием? — улыбнулась Флоренс.
      — Нет, я уже достаточно этого насмотрелась, — ответила Лейла.
      Новый комедийный сериал канала ТВМатар под названием «Мукфеллахи», в котором рассказывалось о глуповатых и при этом жестоких сотрудниках отдела религиозной полиции, стал настоящей сенсацией во всем арабском мире. Известный телевизионный критик из Каира дал ему шутливое название «Друзья из ада». Первая серия начиналась с эпизода в служебном кабинете, где шестеро сотрудников отдыхают после тяжелого рабочего дня. С самого утра они в поте лица бичевали женщин за разнообразные проступки, а теперь жалуются на то, как сильно у них болят руки, и передают друг другу таблетки ибупрофена.
      — Последняя так сопротивлялась! Зато будет теперь знать, как гулять по улице без сопровождения мужчины.
      — Мы живем в мире, где нет стыда, братья. Если бы не мы, в аду уже яблоку было негде упасть.
      — О, как болит рука! Сегодня я нанес пятьсот ударов плетью. А завтра запланировано три побивания камнями.
      — Нет, вы послушайте Мансура! Он причитает, как та женщина у магазина сегодня!
      — О Господь всемогущий, — вдруг восклицает один из них. В руках у него коробочка с ибупрофеном. — Эти таблетки произведены компанией «Фитцер»!
      — Ну и что?
      — Это еврейская фамилия, дурак!
      — Да нет. Немецкая.
      — Ты что, станешь подвергать себя такому риску?
      Мужчина засовывает два пальца в рот и выбегает из кадра, издавая утробные звуки.
      Остальные переглядываются, а затем тоже суют пальцы в рот и тоже выбегают из кадра.
      — Неплохо, — сказала Флоренс. — К тому же прошлись по проблеме антисемитизма.
      — Ага, — сказал Рик. — Мне это тоже понравилось.
 
      Великий имам Мука, являющийся высшим духовным лицом во всей Васабии, призвал к убийству («и чем больше крови, тем лучше в глазах Всевышнего») всего штата сотрудников канала ТВМатар. Этот призыв, опубликованный в центральной газете Васабии «Аль-Кук», содержал также информацию о том, что любому мужчине, который совершит это святое деяние, будет гарантировано не только вечное блаженство в райских садах, но и удвоение обычного количества полагающихся за гробом прекрасных дев с глазами как у лани до общей суммы (тут, правда, некоторые ученые столпы ислама расходились во мнениях) более чем в сто сорок штук, чего должно было с лихвой хватить на то, чтобы занять делом любого мужчину, даже самого крепкого и выносливого, на протяжении всей вечности.
      Реакция министерства иностранных дел Васабии на новый телепроект тоже была весьма однозначной. Чиновники объявили эту трансляцию «актом грубого вмешательства во внутренние дела Васабии» и «откровенной провокацией».
      Министерство контроля за технологиями получило задание глушить спутниковый сигнал канала ТВМатар на территории Васабии. Правда, выполнять это задание им удалось всего несколько часов. Их сигнал был в свою очередь заглушен еще более мощным сигналом, исходящим из Тель-Авива, где сериал «Мукфеллахи» успел снискать завидную популярность даже среди ультраортодоксов, которые телевидение вообще отрицали. Васабийское министерство всеобщего и постоянного неодобрения Израиля быстро вынесло этот прецедент на обсуждение в Совете Безопасности ООН. Несколько дней в Совбезе раздавались приглушенные кудахтающие звуки, поскольку протест Васабии одновременно переводился на 366 языков. Это позволило делегату от США заметить, что вообще-то в мире нет такого количества стран. В конце концов, постоянный представитель Соединенных Штатов в Совете Безопасности почесал лысину, поднял над головой карандаш и наложил вето на все, на что его только можно было наложить. После чего все дружно отправились на вечеринку, посвященную презентации очередной книги Генри Киссинджера, в отель «Времена года». Ситуация в Амо-Амасе тем временем все более накалялась.

      Взрывы, к сожалению, давно стали привычным явлением на Ближнем Востоке, однако Матар (Арабская Швейцария) до сих пор счастливо их избегал.
      Последний более-менее серьезный взрыв произошел тут в 1936 году во время официального визита боевого корабля Ее Величества «Бесспорный», на борту которого находился герцог Йоркский, заменявший своего брата Эдуарда VIII. Тот буквально соскочил с корабля на Антибском мысу, когда узнал, что миссис Симпсон собиралась посетить там маскарад, устраиваемый госпожой Вербеной Гозборо-Понг. Заявив своему адъютанту, что он не намерен тащиться куда-то в Матар, чтобы «бить там мух и погибать от скуки в окружении вонючих чурок», король предоставил своему министерству иностранных дел объясняться с разочарованным эмиратом за отсутствие Его Величества, внезапно пораженного «приступом опоясывающего лишая».
      Несчастный герцог Йоркский, которому через несколько лет предстояло с большой неохотой взойти на трон Англии после того, как его старший брат пал к ногам этой разведенной дамочки из Балтимора, запинаясь и покачиваясь, сошел по трапу «Бесспорного» и, сильно заикаясь, передал от британской короны «г-г-г-лубокие чу-чу-чу-вства д-д-д-дружбы к н-н-народу Ма-Ма-Ма… «.
      Командир «Бесспорного» адмирал сэр Нетчбулл Кавендиш-Хамп, который хотел помочь герцогу побыстрее закончить эту явно мучительную для того речь, отдал приказ о начале салюта из девятнадцати бортовых орудий. Однако канониры по ошибке зарядили свои пушки боевыми зарядами и снесли к чертовой бабушке половину квартала Руинмалла, который в народе тут же прозвали «Улица руин». Этот эпизод погрузил герцога в такое глубокое уныние, что корабельным медикам пришлось поместить его в закрытую каюту, не разрешив ему подниматься на палубу, пока корабль не достиг Адена. В пользу семей погибших был немедленно создан специальный фонд, а на здании разрушенного ремесленного училища повесили памятную доску, знаменующую «историческую связь и взаимопонимание между народами Великобритании и эмирата Матар».
      Старики, попивающие свой чай с мятой и покуривающие свои трубки с гушем на улице Рэндольфа Черчилля, которая протянулась вдоль гавани Амо-Амаса, отметили, что нынешний взрыв напомнил им тот самый день в 1936 году, когда Матар посетил будущий король.
      На этот раз, хвала Всевышнему, никого не убило, и все пришли к выводу, что это — чудо. Взрывчатка была заложена в джипе, припаркованном на перекрестке улиц Чартвелл и Мальборо. Машина разлетелась в мелкие кусочки; взрыв подбросил высоко в воздух другой автомобиль. Свидетели этого происшествия наблюдали за тем, как машина пролетела несколько сотен метров по воздуху, а затем по грациозной параболе опустилась прямо на крышу англиканской церкви Святой Маргариты на Болотах и пробила ее. Окажись дьякон Уитком чуть менее проворным, все это происшествие могло б закончиться настоящей трагедией.
      Разумеется, этот инцидент заставил мучиться в догадках завсегдатаев многочисленных кафе Амо-Амаса, в которых, собственно, и зарождались все матарские сплетни. Была ли церковь Святой Маргариты прямой и непосредственной целью этой атаки? А если так, то не было ли это началом джихада? А если так, то почему англиканцы? Могло ли это быть реакцией на недавнее рукоположение в сан епископа Лидса, перенесшего операцию по перемене пола? Естественно, что такое событие не осталось незамеченным. Особенно среди наиболее консервативных представителей многочисленного англиканского сообщества. Приняв решение не рисковать, Уайтхолл направил в Матар целую группу судебных экспертов для «помощи» в проведении расследования. Газета «АльМатар» назвала это происшествие «тревожным звонком будильника», в то же время признав, что остается неясным — кого конкретно предполагалось будить.
      Тем временем Малик, ежедневно проповедовавший теперь с кафедры своего нового медресе, где студенты заучивали Святой Коран, постигая параллельно секреты обслуживания гоночных автомобилей, объявил этот теракт делом рук «иностранных святотатцев, которым позволили осквернить священную землю Матара». Камень был явно брошен в сторону дворца. Эмир остался крайне недоволен.
      — В земле Матара никогда не было ничего священного, — сказала Лейла, обращаясь к Флоренс. — Но если честно, вся эта история со взрывом уже чересчур. Полагаю, у тебя нет об этом никакой информации?
      — Разумеется, нет.
      Флоренс порадовалась, что на этот раз сказала правду.
      — Я на всякий случай спросила. Не обижайся.
      — А почему я должна знать что-то про взрыв в центре Амо-Амаса?
      — Дорогая моя, я просто хочу сказать, что в Матаре было гораздо спокойнее до тех пор, пока здесь не появилась ты со своей командой. У нас тут была настоящая Арабская Швейцария. А теперь мы все больше становимся похожи на Багдад. Газзи просто в ярости. Он сейчас на полпути из Ум-безира, а это всегда приводит его в дурное расположение духа. Я случайно услышала, как его человек Фетиш говорил о том, что у Газзи сегодня в четыре часа встреча с французским послом Вальмаром.
      — Вот как? — сказала Флоренс, изо всех сил стараясь скрыть свою заинтересованность.
      — Быть может, эмиру захотелось узнать у посла, какое вино подавать к какой любовнице. Однако сменим тему. Дорогая моя, они начинают задавать мне довольно прямые вопросы насчет твоего мистера Тибодо. Я считаю, ему надо поскорее закончить с этим срочным семейным делом, которое так занимает его, и вернуться сюда. Они хотят кое о чем его расспросить.
      — По поводу перестрелки? А почему он должен знать об этом?
      — Просто передай ему мои слова, если будешь с ним разговаривать.
      Флоренс пожала плечами:
      — Хорошо.
 
      Около шести часов вечера в тот же день дверь в офис Флоренс распахнулась, и на пороге появился крайне расстроенный Фетиш в сопровождении двух мужчин из числа королевской прислуги, в которых Флоренс тут же узнала личных телохранителей эмира.
      На этот раз Фетиш обошелся без обычных церемонных поклонов и формальных вопросов. В дурном настроении он был по двум причинам: из-за капризов своего эмира, а также из-за отъезда из Ум-безира. Фетиш любил Ум-безир практически так же сильно, как сам эмир. Дело в том, что он успел завести интрижку с той самой Аннабель, новым дарованием из Парижа. Разумеется, это было опасно. Но того стоило.
      Эмир требовал Флоренс к себе.
      — Немедленно.
      Как только она уселась на заднее сиденье присланной за ней машины, а мрачный Фетиш громко хлопнул передней дверцей, в кармане Флоренс зазвонил мобильный телефон экстренной связи. Она ответила на звонок и услышала дружеский, но вместе с тем озабоченный голос Бобби.
      — А, это ты, папа, — сказала она. — Как там у вас? Я сейчас еду к эмиру в сопровождении Шарифа Фетиша. Едем во дворец. Не правда ли, это здорово? Как мама? Ей уже лучше?
      — Я насчет взрывчатки в джипе, — сказал Бобби. — Лягушатники все подстроили.
      — В самом деле? Ну разве это не чудесно! Надеюсь, она подружилась с медсестрами?
      — Я возвращаюсь в Матар.
      — Нет, нет. Не думаю, что ее сейчас можно перевозить.
      — До связи.
      — Бо… — чуть не проговорилась она. — Будь здоров.
      Убрав телефон, Флоренс обратилась к Фетишу:
      — С мамой проблемы. Она в больнице. Но сейчас ей получше.
      Фетиш выслушал ее совершенно равнодушно.
      — Думала, может, вам интересно, — добавила Флоренс.
 
      Войдя в кабинет эмира, Флоренс увидела там Лейлу. В воздухе витали отголоски семейной ссоры.
      — Оставьте нас, — сказал эмир Фетишу и всем остальным слугам.
      — Флоренс, — сказала Лейла, — эмир только что…
      — Я сам проведу эту аудиенцию. То, что вы вдвоем оккупировали мой эфир, еще вовсе не значит, что я позволю оккупировать вам себя самого в моем собственном шатре.
      — Дорогой, никто не пытается тебя «оккупировать».
      — Оставь свое «дорогой». Итак, Флоренс, до меня доходят некие слухи. Я хочу избежать двусмысленности и в свою очередь довести их до вашего сведения.
      — Да, мой повелитель.
      — Оставьте свое «мой повелитель». И не думайте обе, что сумеете одурачить меня лестью. Можете плести свою паутину сколько угодно, но я вам не насекомое. Поэтому сейчас я задам прямой вопрос. Вы занимаетесь любовью с моей женой?
      — Газ, — сказала Лейла. — Это уж слишком оскорбительно.
      — Пусть она ответит.
      В машине по дороге сюда Флоренс репетировала ответы на вопрос «Вы сотрудничаете с ЦРУ? « К такой постановке дела она была не готова.
      — Вообще-то нет. Раз уж вы спросили.
      — Идут разговоры. Разговоры о вас двоих.
      — А кто разговаривает? Кто сказал тебе эту чушь? — спросила Лейла.
      — Достаточно того, что об этом говорят.
      — Чудесный подход! — сказала Лейла.
      — Оставь свои «подходы». Появился слух, что моя жена — жена эмира — крутит шашни с другой женщиной! Это отвратительно. Унижение мужского достоинства.
      — Дорогой, не думаю, что хоть кто-нибудь ставит под сомнение твое мужское достоинство, особенно учитывая его повышенную активность в последнее время.
      — Женщина, ты раздражаешь меня!
      И тут вмешалась Флоренс:
      — Могу ли я показать Вашему Величеству одну статью, которая вчера была опубликована в «Аль-Матаре»? Мне кажется, она как раз касается вопроса о вашем достоинстве.
      Флоренс достала из своего кейса папку и передала ее эмиру.
      Продолжая хмуриться, тот вынул из папки газету и начал читать. Заголовок гласил:
 
      КАНАЛОМ ТВМАТАР НА САМОМ ДЕЛЕ УПРАВЛЯЕТ ЭМИР
 
      Как сообщил нам надежный источник в Амо-Амасе, каналом ТВМатар со дня его основания руководит сам эмир Газзир бен Хаз, а вовсе не его жена Лейла.
      «Именно его взгляды определяют основную концепцию, — сообщает наш источник. — Газзир прекрасно понимает всю силу и все возможности средств массовой информации и пользуется ими, чтобы трансформировать арабский мир и привести его в гармонию с современностью, сохраняя в то же время фундаментальные основы нашей богатой культуры и религии. Естественно, по этой причине у него появятся враги, но это будут достойные враги, а настоящим лидером может называться лишь тот, кто обладает воистину великими врагами. В этом свете Газзира можно назвать новым Насером или, учитывая нынешние крестовые походы против ислама, инициированные Соединенными Штатами и Англией, его можно назвать даже новым Саладином.»
      Статья была написана Риком, переведена на арабский Джорджем и помещена в «Аль-Матар» мистером Тибодо.
      — Хм-м, — сказал эмир.
      — Вы продолжайте читать, — сказала Флоренс. — Там целых два абзаца про Лейлу.
 
      Хотя номинальным главой канала ТВМатар является жена эмира Лейла, она всячески подчеркивает роль своего мужа в разработке и реализации поистине революционных телевизионных идей.
      «Эмир, — сказала она нам в своем интервью по телефону, — настоящий провидец. Для него существует лишь будущее. Исполняя обязанности главы государства, он озабочен тысячью и одним делом во благо своей страны. У меня действительно был небольшой телевизионный опыт, поэтому естественно, что он обратился ко мне за помощью. И все же ТВМатар целиком и полностью — детище нашего эмира».
 
      — Это ты так сказала? — недоверчиво спросил эмир.
      — А ты не видишь? Там же напечатано черным по белому.
      — Что это вы задумали, дьяволицы? Отвечайте немедленно.
      — Помогаем тебе стать новым Саладином, — сказала Лейла. — Но если ты предпочитаешь остаться в истории очередным богатеньким эмиром, только скажи. Тебе решать.
      Эмир посмотрел на Флоренс:
      — Это правда?
      — Если величие само идет к вам в руки, государь, какой смысл противиться?
      Эмир задумчиво погладил свою бородку.
      — Сегодня утром мне позвонил Камар ак-Заман, секретарь Арабской Лиги.
      — Вот как? — сказала Лейла.
      — Они хотят, чтобы я выступил на конференции в Бахрейне на следующей неделе.
      — Это чудесно, дорогой! Раньше они тебя не приглашали.
      — Ваше Величество, — сказала Флоренс. — Это воистину прекрасная новость. И все же боюсь, что ваше отсутствие в стране в такое время может оказаться… большим соблазном кое для кого.
      — Что вы имеете в виду?
      — Я хочу сказать, Ваше Величество, что ваш брат Малик может воспользоваться вашим отсутствием и предпринять определенные шаги против вас.
      Эмир уставился на Флоренс, а потом рассмеялся.
      — Малик? Свергнуть меня?Я вас умоляю.
      — А вы задумайтесь на секунду, — сказала Флоренс. — Ваш брат из автогонщика вдруг превратился в неистового аятоллу, и на это ему потребовалось меньше времени, чем на разгон до скорости 300 километров в час. В мгновение ока все ваши муллы начали кричать, что вы испорченный человек. Я не говорю, что они правы, ни в коем случае. И, наконец, французский посол заявляет вам, что у меня с вашей женой лесбийская связь.
      Эмир вздрогнул:
      — А вам это откуда известно?
      — Простая дедукция, Ваше Величество. Вы встретились с ним, а затем вызвали меня и бросили нам в лицо эту сплетню — чистой воды выдумку. Тем временем Васабия приводит в боевую готовность все свои войска, и вдоль границы начинают барражировать их реактивные истребители. В самом центре Амо в припаркованном автомобиле взрывается бомба. Можете называть это паранойей, но мне кажется, что налицо все элементы готовящегося переворота. Кстати, когда месье Вальмар снова явится к вам, чтобы посплетничать про меня и вашу жену, спросите его — нет ли среди сотрудников посольства экспертов по взрывчатым веществам.
      — Что вы пытаетесь мне сказать? Французывзорвали бомбу?
      — У вашего брата с ними чудесные отношения.
      Эмир повернулся к своей жене.
      — Лично я считаю, — сказала Лейла, — что тебе предлагают нечто гораздо более интересное, чем править Арабской Швейцарией. Вполне возможно, Флоренс права. Ты не обязан выступать на этой конференции. Ты можешь стать новым Саладином тут, у себя дома, и продолжать богатеть на телевизионной рекламе. У Саладина, кстати, никогда не было таких прибылей. И вот еще что: ты отдаешь себе отчет в том, когда в последний раз арабское государство предлагало миру что-нибудь большее, чем попытки вызвать жалость к себе, тупое упрямство и террористов-смертников? Впервые в истории арабское государство получает доход не от нефти, а от идеи. Теперь наши женщины могут предложить цивилизации кое-что еще, кроме своих вагин. Неужели ты не видишь, что происходит? Ты можешь стать настоящим арабским лидером, который выведет Ближний Восток из тьмы Средневековья! Но вместо этого ты начинаешь драматически заламывать руки и обвинять нас в лесбиянстве!
      — Браво, браво, — сказал эмир. — Вот это речь! — И снова повернулся к Флоренс: — Так вы считаете, что король Таллула замешан в этом так называемом заговоре против меня? Его истребители летают вдоль моей границы. Взад и вперед. Днем и ночью. Пустыня содрогается от рева двигателей его боевых машин. А знаете почему? Из-за вашего телевизионного канала.
      — Ну не уверена, Ваше Величество. Исторически Васабия давно точит зубы на морское побережье.
      — А разве американцы позволят им?
      — Не могу говорить за правительство США. Действительно, американских и британских военных кораблей у ваших берегов больше, чем рыбы. Но ситуация складывается таким образом, что они могут и не захотеть вмешиваться в вооруженный конфликт.
      Эмир задумался над ее словами.
      — Французский посол сказал мне, что это американцы хотят свергнуть меня…
      — Должна заметить, месье Вальмар принес сегодня много любопытных новостей, — усмехнулась Лейла. — Он что, тебе прямо так и сказал?
      — Он сказал, что Флоренс — шпион из ЦРУ и что ее заслали сюда с целью подрыва устоев моего режима!
      — Превращая тебя в богача и нового Саладина — духовного лидера всего арабского мира? Ты так себе представляешь подрывную работу?
      — Вы шпион, Флоренс? — спросил эмир.
      — Тебе не кажется, что для одной встречи ты уже высказал достаточно обвинений в ее адрес? — вмешалась Лейла.
      — Нет, — сказала Флоренс. — Я не шпион.
      По лицу эмира нельзя было сказать, что его это убедило. Да и вообще к этому времени голова у него уже шла кругом.
      — Ну зачем Вальмару говорить мне о своей озабоченности возможным конфликтом между Матаром и Васабией? — сказал он.
      — Кто знает, дорогой, кто знает. А может, он хочет продать тебе немножко своих французских истребителей? Вот скажи: возникала у вас в разговоре эта тема или нет?
      — Ну, он что-то упомянул… в этом роде.
      — Вот видишь.
      — Как бы там ни было, отныне я не хочу, чтобы вас видели на людях вместе. Пойдут разговоры.
      — Как это глупо, — сказала Лейла.
      — Я здесь эмир! И это мне приходится думать о чести Матара. А теперь вы обе можете оставить нас. У нас болит голова.
      — Честь Матара, — иронично сказала Лейла, обращаясь к Флоренс уже за дверьми кабинета. — Вот самое нелепое словосочетание в английском языке. Мне очень жаль, дорогая, но, похоже, у нас больше не будет с тобой безумного и страстного секса. Что делать — честь Матара стоит на кону.

      Текст CMC-сообщения, которое Флоренс получила на свой экстренный телефон, гласил: «Пляж Бленхайма, 22. 50».
      Этот пляж находился в часе езды к югу от Амо-Амаса. Один журнал для туристов назвал его в числе десяти самых красивых пляжей мира. Что, однако, не превратило его в один из самых популярных пляжей, поскольку это место облюбовали для своих игр и размножения полосатые морские крайты — самые нарядные и вместе с тем самые ядовитые змеи на планете. Прежде чем получить свое название — у знаменитых предков Уинстона Черчилля был дворец Бленхайм, — место это было известно как Нуш аль Жих-ир, или Лагуна Евы. Согласно легенде именно здесь некогда располагался Эдем.
      Флоренс сидела в своей машине, глядя на пустынный пляж и черное беззвездное небо. Чувствовала она себя неуютно. Ей пришлось принять меры предосторожности против возможной слежки. Она испытывала сильную усталость. Нервы ее вибрировали от кофеина и адреналина. Голова гудела. Ей хотелось оказаться сейчас в своем крохотном городке Фогги-Ботом в горячей ванне с пузырьками, а не на этом пустынном берегу, кишащем смертоносными змеями.
      Без четверти одиннадцать она вышла из машины и направилась к воде, внимательно глядя под ноги. Наконец она услышала лодочный мотор и посигналила фонариком. Ей посигналили в ответ. Флоренс смогла разглядеть небольшую надувную лодку, только когда та вплотную приблизилась к берегу. В лодке сидели трое мужчин с автоматами. Лица их были закрашены черным. Четвертый мужчина, лицо которого, в отличие от остальных, оставалось белым, спрыгнул в воду и подошел к Флоренс.
      — Прямо как в кино, — сказала она.
      — Билетов на самолет не оказалось, — ответил Бобби.
      Затем он повернулся к своим спутникам в лодке.
      — Благодарю вас, джентльмены. Передавайте привет капитану.
      Лодка развернулась и, затарахтев моторчиком, быстро растворилась в темноте.
      — Ну и размеры у этих нынешних субмарин, — сказал Бобби. — Целую комнату мне предоставили. А раньше, бывало, приходилось спать в торпедном аппарате. Как делишки, Фло? Скучал по тебе.
      В нем что-то сильно изменилось. Разглядеть эту перемену Флоренс смогла только в машине, в неярком свете лампочки. Его короткие светлые волосы превратились в густую темную шевелюру, убранную в хвост. Еще у него появились усы. Он посмотрел на нее и ухмыльнулся:
      — Скажи «здрасьте» Вилли Андервуду.
      Его южный акцент абсолютно исчез, и теперь он слегка гнусавил, как уроженец западных штатов.
      — Мы теперь из Рено, штат Невада. Чертовски рад с вами познакомиться. А вот и визиточка.
      Он протянул ей визитную карточку.
 
      МЕЖДУНАРОДНАЯ КОМПАНИЯ ПО ИГРОВОМУ КОНСАЛТИНГУ
      «ДЖЕКПОТ»
       Наши фишки заряжены на все 100%
 
       —Так, ну и что все это значит? — спросила Флоренс.
      — Специалист по ремонту игровых автоматов! Правда, сами мы так себя не называем. Предпочитаем термин «оператор по настройке фортуны». Обслуживаем большие машины типа «Трамп 7600» или «Багси 1200». На этих игровых монстрах можно слупить полмиллиона, а то и целый миллион баксов. На них установлены мощные сирены: Уииииооооу! А вот и наш победителлллллль!Ты меня слушаешь?
      — Да-да, конечно.
      — Ты что, мне не рада? — он снова заговорил со своим алабамским акцентом.
      — Меня замучили вопросами про тебя. Даже Лейла и та спрашивает. Кто-то тебя сдал.
      — Это понятно. Поэтому я приехал чинить игровые автоматы. В нашем деле главное — слиться с окружающей обстановкой.
      — А где будешь жить?
      — Номер заказан в отеле «Аладдин» в «Стране неверных».
      — Ну, там ты точно сольешься.
      — Знаешь, если бы я решил слиться по-настоящему, наверное, следовало бы выписать сюда пару русских шлюх. И вообще, мне все больше нравится это задание. Но ты какая-то затюканная, Фло.
      — Я выгляжу затюканной, потому что из-за тебя ко мне в дверь по ночам то и дело ломится полиция.
      — Ну прости. Хотя… у них скоро начнется заварушка посерьезнее, чем скромная перестрелка в гараже.
      — Что ты задумал?
      — Пора поменять здесь направление энергетических потоков. Я смотрю, наш друг Малик успел заделаться настоящим религиозным лидером.
      — Да, и в последнее время он без конца проповедует. Подзуживает каждого муллу.
      — А ты знаешь, так бывает, когда человек обретает веру, отвернувшись от греховного прошлого, — задумчиво сказал Бобби. — Большинство основателей этих ваших мировых религий были настоящими плейбоями до того как уверовали. А потом вдруг услышали этот голос, увидели эту молнию в небесах, и — бац, нате вам — хор вопит «Аллилуйя», и у каждого по миллиарду последователей. Ты только подумай: Иисус Христос был единственный, кто основал религию без всех этих штучек-дрючек на предыдущей стадии. Вряд ли он мог оттянуться по полной, работая плотником. — Бобби на секунду замолчал, а потом продолжил уже другим, серьезным тоном: — У меня весточка для тебя от дяди Сэма. Он за тебя беспокоится. Хочет, чтобы ты уезжала. Думаю, он прав. Каша здесь заваривается крутая.
      — Я не собираюсь никуда уезжать. Это моя операция.
      — Я только передал сообщение, мэм.
      — Хорошо. А какие новости? Что тебе удалось выяснить в Париже?
      — С того дня, как Малик чудесным образом обрел спасение в горящем автомобиле, в банке города Канн было открыто семьдесят восемь новых счетов. Имена владельцев этих счетов совпадают с именами семидесяти восьми главных муллов… или мулл… Не знаю, как их склонять. Зато знаю, что на каждый счет поступило по сто тысяч долларов. Помимо французских денег эти парни успевают получать хорошие бабки еще и от своего собственного правительства. Ты знаешь, я уже начинаю подумывать о карьере священнослужителя.
      — Значит, все-таки правда? Они готовят переворот против Газзи?
      — Я бы так и предположил, — сказал Бобби. — Они обхаживают Малика уже довольно долго, презентуя ему гоночные машины и заливая в него столько «Шато Лафит», что в нем можно утопить кошку. Заполучив Малика, они добьются своей давнишней цели — морское побережье. А там — военно-морские базы, причалы для танкеров. Черт возьми, когда они завершат все свои делишки в Амо, тут будет настоящая Ривьера. Не исключено, что они даже начнут устраивать здесь кинофестивали. А королю Таллуле и всем васабийцам скажут: «Ну вот, мы вас избавили от эмира Газзира и посадили на его место идиота-братца. Natturellement, господа хорошие, нам бы теперь скидку на нефть. Но вы не беспокойтесь. Удвойте цены для американцев — и бабки быстренько отобьются». — Бобби покачал головой и продолжил: — Ну, как же я не понял этого раньше! Если бы догадался о французах, не стал бы связываться с «Эр Франс», когда устраивал свой псевдовылет отсюда. Вот где я дал маху.
      Они потому и вычислили, что парня в гараже убил я. А потом сдали меня матарцам. Хотя, с другой стороны, именно это привело меня к ним. Так что в некотором смысле мы квиты. Но ненадолго, потому что скоро я устрою нашим французским друзьям веселую и разнообразную жизнь.
      — Что ты собираешься делать?
      — Фло… То есть Флоренс… Тебе лучше не знать.
      — Ты по-прежнему работаешь на меня, — сказала Флоренс. — Так ведь?
      — Не уверен, что в настоящий момент это имеет какое-то значение. Но послушай, мне кажется, дядя Сэм прав насчет твоего отъезда отсюда. ТВМатар был отличной идеей, но вместо освобождения женщин он, кажется, основательно расшевелил весь этот арабский муравейник.
      — Если Малик придет к власти, здесь будут заправлять васабийцы, и тогда для женщин начнется настоящий кошмар. Ты же знаешь, на что эти люди способны.
      Бобби отвернулся к окну.
      — Да уж, — сказал он. — Если бы я был гражданином Матара, я бы немедленно начал покупать акции компаний по производству чадры. Похоже, тут скоро все будет мрачно.
      — Французский посол сказал эмиру, что в городе ходит слух, будто мы с Лейлой лесбиянки.
      Бобби вздохнул:
      — Хорошо работают, мать их. Этого у них не отнимешь. Если слух о том, что вы с женой эмира кувыркаетесь в гамаке, распространится, я, пожалуй, вызову то самое морское такси, которое только что доставило меня, и пусть они увозят тебя отсюда подальше.
      — Я уже сказала, что никуда не поеду.
      — Ну что же, ты — босс.
      Некоторое время они ехали молча. Наконец Бобби заерзал и первым прервал молчание:
      — Э-э-э…
      — Что?
      — Я насчет этого слуха… Это ведь точно всего лишь слух?
      — Я… Да как ты… Ну ты даешь!
      — Просто спросил. Как человек, который отвечает здесь за безопасность, я должен обладать полной информацией.
      — Хорошо. Считай, что ты ею обладаешь.
      — Ага. Понятно.
      — Слушай, если я на тебя не запала, это вовсе не значит…
      — Фло, — вздохнул Бобби. — Да при чем здесь это?
      — Ты можешь больше меня так не называть?
      — Ладно, мэм.
      — И так меня не называй тоже. Ну почему я должна чувствовать себя уборщицей или старухой?
      — Ладно. Флоренс Аравийская. Хочешь, так буду тебя называть?
      — Никак меня не называй.
      Флоренс повернулась к Бобби. Он улыбался.
      — Ну и что тут смешного? Я лично ничего смешного не вижу, — сказала она.
      — Да я просто подумал: как замечательно мы все тут работаем во имя мира и стабильности на Ближнем Востоке.

      Флоренс решила пока не говорить Рику и Джорджу о возвращении Бобби. В случае, если их станут допрашивать — чем меньше они будут знать, тем лучше.
      — Слушай, Фьоренца, я тебе хочу кое-что сказать… Можно?
      — Ну конечно, Джордж.
      — Ты выглядишь ужасно.
      — Спасибо.
      — Хотя я, наверное, тоже не в лучшей форме. Можно еще кое-что скажу?
      — Да, Джордж.
      — У меня такое чувство, что ты мне не все рассказываешь. И Ренард так считает.
      — Ну ты же знаешь, ситуация сейчас непростая.
      — Ты не против, если я спрошу тебя кое о чем?
      — Я тебя слушаю, Джордж.
      — Это, конечно, не мое дело, я сам всегда говорю: ничего не спрашивай, ничего не рассказывай, но… Это правда, что ты и Лейла?.. Понимаешь, разные слухи ходят.
      — Нет, Джордж. У меня с Лейлой ничего не было.
      — Да я в принципе не против…
      — А вот это вообще не имеет значения. Нет, серьезно, я не ожидала, что мои собственные сотрудники будут сплетничать за моей спиной. Это дезинформация, распространяемая французами. В числе всякого прочего.
      — А-а. Неплохо придумано. В здешних краях не очень приветствуется такая любовь.
      В этот момент в комнату вошел Ренард.
      — О, Флоренс, — сказал он. — Слыхала сллетню насчет тебя и эмировой жены?
      — Мы как раз это обсуждаем.
      — А-а, — сказал Рик и многозначительно кивнул.
      — Это вранье, — сказала Флоренс.
      — Ох, да мне-то какое дело? Хоть бы и не вранье.
      Флоренс тяжело вздохнула. Неужели ей теперь придется объяснять Рику, что, если она не запала на него, это вовсе не значит, что она и Лейла — как там Бобби сказал? — кувыркаются в гамаке?
      — Перестань, — сказала она. — Может, сразу запустишь в шестичасовой выпуск новостей сообщение о том, что я не кручу роман с женой правителя?
      — А мне кажется, — сказал Джордж, — нам следует обратить на это внимание. С такими вещами не шутят. Они тут в Матаре, может, и либералы, но арабами быть не перестали.
      — Я готова выслушать любые идеи.
      — У меня есть идея, — сказал Рик. — Давай пообжимаемся на людях.
      Флоренс смерила его взглядом.
      — Спасибо за предложение.
      — Нет, я серьезно. Если хочешь доказать им, что ты по мужской части, это самый лучший способ, — усмехнулся он. — Можно сесть в кафе «Клементина» и начать обжималки.
      Джордж покачал головой:
      — Здесь нельзя делать это на людях. Без разницы — ни голубым, ни натуралам. Никому нельзя.
      — Но если выбирать между сплетнями о романе с Лейлой или со мной… — пожал плечами Рик.
      В этот момент зазвонил экстренный телефон, и Флоренс жестом прервала Ренарда. Звонил Бобби. Или Вилли Андервуд. Или как он там себя теперь называет. В трубке были слышны звуки, характерные для игровых автоматов.
      — Ты там одна? — спросил он.
      — Я разговариваю с Джорджем и Риком. В чем дело?
      — В Каффе осложняется ситуация. Никто пока об этом не знает, так что и ты никому не говори. Мы только что получили информацию о том, что принцесса Хамзин, вторая жена короля Таллулы, ворвалась вчера в помещение королевского совета. Это довольно плохо. Послед ний раз, когда что-нибудь подобное случалось в этой стране, по планете еще бродили динозавры. Но и это еще не все. На ней не было ни чадры, ни шаровар. Повторяю — не было шаровар. Но и это еще не все Она начала читать королю и его совету лекцию об улучшении положения женщин в королевстве. Похоже, принцесса большой поклонник канала ТВМатар. Говорят, короля отвезли в больницу. Сердце у него прихватило.
      — Значит, началось, — сказала Флоренс. — Восстание арабских женщин. Великолепная новость, Бобби.
      — Это смотря что ты подразумеваешь под словом «великолепная». Васабийцы вне себя от злости. У них там сейчас как в растревоженном змеином гнезде. Наши птички приносят в клюве самые разнообразные известия. И знаешь кого они во всем обвиняют? Тебя. Это твоя революция, Фло. Думаю, с минуты на минуту кто-нибудь войдет в твой офис и повезет тебя на встречу с эмиром. Я потому и звоню — чтобы обрисовать тебе картину.
      — Мы должны всем сообщить об этом. Надо пустить эту информацию в новостях.
      — Эй, эй, эй. Ответ отрицательный. Ты кем себя вообразила? Бобом Вудвордом, затеявшим уотергейтский скандал? Информация неофициальная. За стенами дворца об этом никому не известно. По понятным причинам они хотят сохранить все в тайне. Попробуй сообщить об этом по телевидению — и увидишь, как раскрываются врата ада.
      — Тогда зачем ты мне об этом рассказываешь?
      — Чтобы ты вела себя поосторожней. Уж точно не для того, чтобы ты начала размахивать перед их лицами красным флагом.
      — Бобби, но мы за этим сюда и приехали.
      — Слышь, Фло Аравийская! Секунду меня послушай. Мы приехали не затем — я повторяю еще раз, — не затем,чтобы начать войну между Васабией и Матаром. Ты сейчас со мной на одной волне? Ставлю миллион долларов, которые я теперь могу раздобыть, потому что занимаюсь починкой этих долбаных игровых автоматов, что наш дядя Сэм тут со мной согласится.
      — Позволь напомнить тебе, что это не твоя операция. Ты находишься здесь только для обеспечения безопасности и сбора разведданных. Однако все, что тебе удалось до сих пор, это пристрелить охранника в гараже и переполошить французские спецслужбы. Ну-ка, скажи мне теперь: ты со мной на одной волне или нет?
      — Если не хочешь слушать меня, позвони дяде Сэму и узнай его мнение на этот счет. Зарплату нам обоим платит все-таки он.
      — Я так и сделаю. А ты мне скажи, что будет с принцессой?
      — Перспективы не самые радужные.
      — Что тебе известно?
      — Это не будет нигде отмечено?
      — Ты что, разыгрываешь из себя того информатора, который сливал Вудворду компромат? Что тебе известно?
      — Плохи дела. Мы засекли в их переговорах упоминания о камнях.
      — О камнях? Значит, ее забьют насмерть?
      — Ты знаешь, я бы не назвал ее поступок очень уж умным. Выставить своего мужа, короля, на посмешище перед всеми его министрами! Черт, да я бы не сделал этого даже в Алабаме.
      — Ты это к чему?
      — К тому, что принцесса Хамзин влипла по полной программе.
      — Мы не можем бросить ее просто так, Бобби.
      — Не понял. Она же на нас не работает.
      — Но это наша схватка. Наша революция. Мы ее начали.
      — Нет, подожди минуту. Это не мы ей велели врываться в конференц-зал своего мужа и показывать всем средний палец.
      — А ты когда-нибудь виделпобивание камнями?
      — Ну, нет, вообще-то. Ты это к чему?
      — А я видела. Правда, в записи, но все равно. Ей было не больше девятнадцати. Супружеская измена. Они используют небольшие камни, чтобы процедура тянулась подольше. Это было ужасно, Бобби.
      — Ни секунды не сомневаюсь. И все же послушай, Фло, нам надо держать под контролем всю ситуацию в целом. Попробуй только обнародовать что-нибудь такое, и они тут же выяснят, какими путями ушла информация, и все это тут же обрушится на твою голову. И знаешь, они уже не будут бросать маленькие камни. В ход пойдут такие булыжники, что ого-го…
      — Бобби, это решающий момент. Это наша Акаба. Мы не можем теперь отступить. Мы не имеем права бросить ее умирать.
      — Черт возьми, девушка. Ты чемдумала, когда сюда собиралась? На что ты рассчитывала? Думала, будешь забивать эфир этим своим феминистским дерьмом в королевстве, которое все еще находится в четырнадцатом веке, и все закончится какой-нибудь конференцией? И там будут пленарные заседания, и у всех будут бэджики с именами и минералочка на столах? И потом эти арабы вдруг скажут: «О, в самом деле, вы абсолютно правы, мудрая американская леди, вы совершенно правы, нам не следует больше притеснять наших женщин. И в самом деле, какие-то мы средневековые! О'кей, дамочки, сбрасывайте свою чадру! Кто за водительскими правами — просим в это окошко. А чтобы доказать вам, какие мы теперь будем продвинутые и прогрессивные, обещаем даже не отрубать больше ваши маленькие, изящные головки! « Ты что, правда думала, что они вот так вот себя поведут? Это же Ближний Восток! Колыбель нестабильности! Родина всех конфликтов! Неужели, ты не понимаешь, что тут со времен Адама и Евы все идет шиворот-на-выворот? И никогда не будет по-другому!
      — Тогда чем мы здесь занимаемся?
      — Судя по всему, еще больше все портим. Но по крайней мере в этом мы довольно последовательны. Нам бы подошел девиз: «Осложним ситуацию на Ближнем Востоке». Фло? Ты меня слышишь? Отвечай, Флоренс. Фло! Черт возьми…
      Отключив Бобби, Флоренс тут же позвонила Лейле.
      — Нам надо встретиться, — сказала она. — Срочно.
      — Сейчас не самое подходящее время, — ответила Лейла. — Газзир в дурном настроении. Ему без конца звонят. Что-то происходит, но он не хочет мне говорить.
      — Мне кажется, я знаю, в чем дело, но это не телефонный разговор.
      — И все же это не самая лучшая идея. Представь себе, как он разозлится, если нас увидят вместе. Я понимаю, это полный идиотизм, но нам не следует давать повод для дурацких сплетен.
      — Это очень важно, — сказала Флоренс. — Иначе я бы тебя не беспокоила. Встретимся в торговом центре Чартвелл у «Старбакса». Буду ждать тебя снаружи. Рядом с фикусом.
      — Не самое лучшее время ты выбрала для походов по магазинам, подруга.
 
      Флоренс наблюдала за проходящими мимо нее женщинами через сеточку в своей чадре. Наконец к ней приблизилась женская фигура, с головы до ног закутанная в белую абайю. Она подошла и в нерешительности остановилась рядом с Флоренс.
      — Это я, — Флоренс слегка качнула головой.
      — Хвала Всевышнему, — отозвалась Лейла. — Ты только посмотри на нас. Я, например, чувствую себя как гостья ток-шоу «Милая Азада».
      Они присели на скамейку под фикусовым деревом, поглядывая, как мимо них под приглушенные звуки музыки прохаживаются взад-вперед представители всех классов и сословий Матара.
      — Мне удалось обмануть своих телохранителей, сбежав через заднюю дверь примерочной в магазине «Ральф Лорен». Они никуда не годятся. Не дай бог кто-нибудь в самом деле когда-нибудь решит на меня напасть. Итак, к чему вся эта срочность?
      Флоренс рассказала Лейле о том, что случилось с принцессой Хамзин. Лейла слушала ее не прерывая.
      — Я с ней встречалась однажды, — наконец сказала она. — Хамзин — самая симпатичная из жен Таллулы. Впрочем, теперь это ей вряд ли поможет. Господи, о чем она только думала?
      Лейла вздохнула и посмотрела на кафе «Старбакс».
      — Сотни лет назад, а может быть, целую тысячу, здесь был торговый квартал, — сказала она. — Повсюду бродили торговцы и караваны. В гавани стояли бесчисленные суда. Тот кофе, который впервые попробовали европейцы, проходил как раз через этот рынок. А теперь у нас тут «Старбакс». Вот такой вот прогресс… Похоже, Фьоренца, ты очень хорошо информирована о самых разнообразных вещах. Что еще можешь ты рассказать мне у входа в этот «Старбакс»? Видимо, ты все-таки впутала меня в какую-то операцию ЦРУ. Да или нет?
      — Я сама точно не знаю, на кого я работаю, — сказала Флоренс.
      — В прямолинейности тебя не обвинишь.
      — Я понимаю, тебе это покажется очень странным. Но это — чистая правда. Просто ко мне обратился один человек, назвавшийся дядей Сэмом…
      — Нет, нет, — сердито оборвала ее Лейла. — Я ничего не хочу знать. Если, в конце концов, мне суждено оказаться в тюремной камере, то лучше уж действительно ни о чем не знать… Ну почему ты не предупредила меня раньше?
      — Мне сейчас все задают этот вопрос.
      Флоренс впервые в жизни обрадовалась, что на ней чадра, поскольку на глаза у нее навернулись слезы.
      — Прости меня, — сказала она. — Я пыталась найти подходящий момент, чтобы сказать тебе…
      — Впрочем, я уже сама начала догадываться, — проговорила Лейла чуть более мягким тоном. — Я ведь не дура. Но дела шли так хорошо, что я решила: это не может быть операцией ЦРУ. У них всегда все идет наперекосяк. А теперь… Так значит, твой мистер Бобби… Это он был в гараже?
      — Да. Но это была вынужденная самооборона.
      — Ну конечно, так всегда и бывает. А зачем он туда забрался?
      — Проверить машину Малика. И выяснил, что на ней было установлено специальное устройство, имитирующее пожар. Черный дым, чудесное спасение… Никакой аварии. Все было подстроено ради того, чтобы у Малика появился повод для религиозного просветления.
      — Так значит… Все-таки готовится переворот?
      — Я могу помочь тебе и твоему сыну выехать за пределы страны, — сказала Флоренс.
      Лейла поднялась со скамейки.
      — Спасибо. Но мне кажется, ты уже достаточно нам всем помогла.

      Флоренс вернулась в свой офис с тяжелым сердцем, и секретарша тут же сообщила ей, что звонил «ее дядя».
      — Правда, он не сказал — какой дядя. Очевидно, думал, вы знаете.
      Флоренс действительно знала. Более того, она знала, что разговор будет не из приятных. Когда она набрала номер, дядя Сэм ответил так быстро, что в трубке не успел прозвучать до конца даже первый гудок. Это, разумеется, являлось очень дурным знаком. Она буквально слышала, как у него все клокочет внутри.
      — Ты что это там вытворяешь? — прорычал он.
      — Я вижу, Бобби вас уже обо всем известил.
      — Известил? Ты думаешь — это называется известие?Черта с два! Неужели ты не понимаешь, что такую информацию нельзя пускать по телевидению! Ты отдаешь себе отчет, насколько это щекотливая ситуация?
      Флоренс подумала, как ей все это надоело. Большая часть времени, которое она провела, работая на правительство, ушла на бесконечные споры.
      — Я сказала Лейле, что работаю на правительство, — сказала она.
      — Что?!! О чем сказала?!! Зачем?!!
      — Мне надоело ее обманывать. Тем более она все равно догадывалась.
      — Флоренс, — сказал он совершенно другим тоном, — я вывожу тебя из операции. Немедленно. Ты хорошо потрудилась. Но теперь ты устала. Тебе нужно перевести дух. Отправляйся в Париж или Лондон. Прогуляешься там по магазинам за дядюшкин счет. Как ты на это смотришь?
      — Вы отправили меня сюда организовать революцию. А теперь хотите, чтобы я прогулялась по магазинам?
      — Да господи боже мой, юная леди, не надо все усложнять! Я вовсе не пытаюсь продемонстрировать мужское пренебрежение. Не хочешь по магазинам — иди в музеи. Я целиком и полностью за культуру.
      — Очень передовые взгляды.
      — Флоренс, если ты пустишь эту историю с принцессой в эфир, произойдет… О-о-о, ну как мне тебе объяснить?!!
      — По-английски.
      — Хорошо, по-английски. Я приведу тебе самый настоящий английский пример. Во время Второй мировой войны Черчиллю стало известно о том, что немцы собираются бомбить Ковентри. Но если бы он предупредил жителей этого города, немцы поняли бы, что англичане расшифровали их секретный код. Поэтому Черчилль ничего не сделал, чтобы предотвратить бомбардировку. И город был стерт с лица земли. И люди погибли. Но война была выиграна.
      — Вы хотите сказать, что мы должны быть безжалостными?
      — Совершенно верно.
      — Благодарю вас, дядя Сэм, вы прояснили мне ситуацию.
      — Я знал, что ты все поймешь. Я вышлю за тобой самолет. Ты, наверное, уже просто с ног валишься от усталости. Но как замечательно ты потрудилась! Как замечательно! Неделька в отеле «Бристоль» на улице дю Фабур Сент-Оноре пойдет тебе на пользу. Обожаю этот отель. Долгий глубокий сон, массаж, музеи…
      — Звучит чудесно.
      — Я встречу тебя в аэропорту. Первый, кого ты увидишь с табличкой в руках, буду именно я!
      — До свидания, дядя Сэм.
 
      Флоренс вызвала к себе в кабинет Фатиму Шам и вручила ей текст сообщения для эфира. Фатима прочла его и вскинула удивленный взгляд на Флоренс.
      — Я об этом еще ничего не слышала. Это эксклюзивная информация?
      — О да.
      — А источник?
      — Надежный.
      — Ага, — сказала Фатима. — Понятно.
      — Это может сделать тебя настоящей звездой, Фатима.
      — О'кей, парни, послушайте-ка. Вы наверняка знаете кафе «Уинстон» на Эспланаде около рыбного ресторана. Сейчас три пятнадцать. Через час вы должны быть там. Без опозданий, понятно? Домой не заходите. Не берите с собой ничего из офиса. Просто уходите через парадную дверь. Значит, так: выходим по одному, с интервалом в десять минут. У каждого под мышкой должна быть газета или журнал. Как будто собрались на обычную прогулку. Идти не спеша, не бежать. Не оборачиваться. Если увидите, что кто-то за вами следит, это, скорее всего, будет один из моих людей. Все должно пройти гладко. Когда окажетесь в кафе, закажите чашку кофе и сидите — не дергайтесь. За кофе расплачивайтесь, как только его принесут. Оставьте обычные чаевые. Вскоре вы увидите два белых «мерседеса» с эмблемами «Такси Амо-Амаса». Они подъедут с интервалом в несколько минут. У каждого на радиоантенне будет ленточка желтого цвета. Джордж садится в первую машину. Ренард — во вторую. Газеты забираем с собой. Вам все ясно? Или хотите, чтобы я повторил?
      — Нет, нам понятно, — ответил Рик.
      — Джордж, ты меня слышишь? — сказал Бобби.
      — Что?
      — Все будет в полном порядке. Ты справишься. У тебя есть валиум или что-нибудь в этом роде? Хотя ладно, не надо. Я положу в такси. С тобой все будет в порядке. Слушай, на подлодках полно таких… э-э… ребят, как ты.
      — С клаустрофобией?
      — Да нет… Ну, в общем… Короче, все будет в порядке.
      — Бобби, — вмешалась Флоренс.
      — Что? — резко ответил он.
      — Спасибо тебе. Бобби положил трубку.
      — Видимо, он сейчас от меня не в восторге, — сказала Флоренс.
      — Да объясни наконец, что происходит! — воскликнул Джордж.
      — Вы оба уезжаете. Вы замечательно потрудились. Я вами горжусь. Она ощутила комок в горле, но сумела его проглотить.
      — Фьоренца, — сказал Джордж, — что происходит?
      — Скоро начнется заварушка. И мне бы хотелось, чтобы вы были подальше отсюда.
      — Эй, минутку, — сказал Рик. — Я лично ничего не боюсь. Ты имеешь дело с человеком, организовавшим турнир по гольфу в Северной Корее с участием О. Джей Симпсона.
      — Рик, у нас большие проблемы. Должна признаться, что очень скоро мы, видимо, не сможем рассчитывать на поддержку тех людей, которые нас сюда прислали. Из-за этого наша ситуация становится, как говорят в старом добром Госдепартаменте, несовместимой с дальнейшей жизнедеятельностью. В такие моменты начинают эвакуировать вспомогательный персонал.
      — Вспомогательный? — поднял брови Рик. — Это про меня, что ли?
      — Послушай, у тебя самый блестящий… и самый непредсказуемый… ум в пиар-бизнесе. И тем не менее ты уезжаешь через пятьдесят пять минут.
      — А почему бы нам всем не уехать? — спросил Джордж.
      Флоренс посмотрела на своих подчиненных.
      — Я тоже еду. Мы встретимся на берегу. Просто мне нужно кое-что здесь закончить.
      Они вышли из кабинета. У двери Джордж успел шепнуть Рику:
      — Я не поплыву на подводной лодке. Во всем мире нет столько валиума, чтобы заставить меня сделать это.
      Когда дверь за ними закрылась, Флоренс не смогла сдержать слезы, однако, будучи по существу все-таки очень решительной девушкой, быстро взяла себя в руки и вернулась к работе.
 
       Окончание следует.