8

Пятнистая сука нетерпеливо заскулила. Забеспокоилась вся свора. Шерсть на загривках псов ощетинилась – почуяли зверя.

– Хеть, Лиза, – свирепым шепотом зашипел ловчий. Сука взвизгнула просяще-плачуще. Псарь изо всей силы секанул непослушную тварь бичом.

– Бвау-у, – Лиза захлебнулась на самой высокой ноте. Собака легла, положив голову на вытянутые лапы.

Издалека донеслись неясный шум, крики. Стая сорок взлетела над лесом, тараторя и описывая круги.

– Загонщики начали гай! – доложил Децебалу распорядитель охоты.

Царь кивнул. Мамутцис на маштаковатом низеньком жеребчике жестом отпустил исполнительного слугу. Сусаг, Котизон, Регебал, План, не отрываясь, смотрели на полосу крайних деревьев. Два серых стремительных комка выскочили из кустарников и понеслись по опушке.

– Есть! Зайцы, как всегда, первые!!!

Появилось целое семейство лис. Огненно-красный лисовин, оглядываясь, бежал прямо на засаду. Шум, поднятый гайщиками за спиной, притупил у всегда осторожного зверька чувство опасности. За ним, стараясь не отстать, буквально стелилась в беге лиса. Последним поспешали три некрасивых белесо-рыжих лисенка Наконец раздался громкий треск ломаемых сучьев. Огромный олень и две самки круто забрали вправо от охотников. План, успевший несколько раз приложиться к небольшому козьему меху с вином, заорал со всей мочи:

– Спускай собак! Если уйдут – повешу!!!

Псарь засунул два пальца в рот и оглушительно свистнул.

– Взы, Лиза!!! Ату! Ату! Ату его!!! ... твою мать!!!

Свору как ветром сдуло. Заливаясь истеричным лаем, гончие помчались наперерез убегавшим вдоль кромки леса оленям. Подручные – подростки из знатных родов, состоявшие при особе покровителя Дакии, подали каждому участнику по три широколезвийных охотничьих дротика. Диег отклонил протянутые древка.

– Не надо! Я буду из лука.

Беспорядочный топот. Врассыпную, широким веером летело напролом стадо кабанов.

– План! Вот это я понимаю добыча! – в восторге кричал Котизон.

Еще четыре группы собак, руководимые расторопными командами ловчих, включились в преследование и загон обезумевших от страха животных.

– Помоги нам, Сарманд! Пошли!!!

Кавалькада бешеным аллюром поскакала навстречу стиснутым со всех сторон обитателям леса. Диег на скаку пустил одну за другой две стрелы. Пригвожденные зайцы закричали по-человечески пронзительно.

– Сразу видно воспитанника сарматов! – восхищенно ревел грузный Сусаг, занося для броска руку с копьем. Расстояние становилось все меньше и меньше. Вот они – кабаны.

– Артемида, помоги! – выдохнул полководец и метнул дротик. Острие впилось свинье точно под левую переднюю ногу. Кабаниха, истошно визжа, несколько раз перевернулась на бегу. Котизон метался повсюду и бил длинным боевым контосом в животы и под затылочный выступ щетинистых сильных тварей. Поле покрылось беспорядочно лежавшими тушами зверей.

Диег расчетливо метал стрелы в дичь помельче. Под его меткими выстрелами пали все пять лисиц.

Децебал с шурином и Мамутцисом, оторвавшись от других, преследовали оленей. Самец изнемогал в неравной борьбе с остервенелыми псами, отбиваясь острыми ветвистыми рогами и копытами. Самки были в еще худшем положении. Первые дротики угодили им в шеи. Мамутцис, рискуя собой, спрыгнул с лошади и начал оттаскивать беснующихся от крови собак. Он очень хотел спасти от повреждения шкуру убитой оленихи редкостного седоватого цвета, с темным ремнем вдоль спины.

Копье царя ударило неудачно. Железное жало натолкнулось на кость и, поболтавшись несколько мгновений, выпало из раны. Олень присел на задние ноги, но тут же выпрямился. Из глаз благородного животного потекли слезы. В азарте вождь переменил оружие и развернул коня, собираясь нанести решительный удар, но Регебал опередил царственного зятя. Брат Тзинты на скаку выпрыгнул из седла, ухватил могучей левой рукой рога самца, а правой несколько раз вонзил в горло привезенный в подарок Мамутцисом парфянский нож. Олень опрокинулся набок. Кровь со свистом и хрипом хлестала из многочисленных ран. Децебал в ярости вздернул коня на дыбы. Регебал отпрянул. Взгляды их встретились. В глазах царя горело ничем не прикрытое бешенство. Зрачки шурина полыхали огнем неподдельной ненависти. На какой-то миг отдалились и крики загонщиков и лай гончих. Пространство наполнилось стуком сердец и гулом кипящей крови родственников. Раньше опомнился Децебал. Искусный дипломат, он расслабился и криво усмехнулся.

– Ты превзошел самого себя, Регебал! Опоздай на несколько мгновений, и, пришпоренный моим незадачливым дротиком, олень ушел бы обратно в чащу. Я благодарю тебя!

– Царь простит мою дерзость. Но я видел, что зверь действительно может скрыться. Даже бросок копья не спас бы положение.

– Возьми себе рога самца, Регебал, пусть они напоминают хозяину о его подвиге.

Владыка повернул купленную недавно у шурина гнедую кобылу с белой полосой на лбу и устало поехал к маячившим вдали фигурам участников охоты.

Рабы отыскивали в густой траве убитых зверей. Найдя, связывали лапы попарно и, продев свежевырубленные жерди, тащили к низкобортным четырехколесным телегам. Крупные туши кабанов, оленей потрошили, у зайцев отжимали мочу, сильно проведя по брюшку сверху вниз. С лисиц и барсука, с перепугу выскочившего из своей норы и поплатившегося за это жизнью, обрезав скрюченные лодыжки, чулком стащили шкуры.

Котизон, План и оба военачальника, донельзя довольные удачно проведенной охотой, пересев на свежих коней, обсуждали события, развернувшиеся на опушке. Безбожно хвастались и выпячивали свои заслуги.

– Мамутцис, за то время, что ты провел вдали от дома, ты совсем разучился владеть копьем! Бери пример с Котизона. Он один уложил пять кабанов! – План хвалил воспитанника, не без тайной надежды на ответную речь со стороны Котизона. Его ожидания оправдались полностью.

– План, не скромничай! Все видели, как ты ровно тремя ударами сразил трех тварей, не потратив ни одного лишнего дротика!

Старейшина костобоков отмахнулся от бахвалов.

– Там, где я побывал, по-настоящему оценили бы умение только одного Диега. Парфяне высоко ставят отличных лучников. Покор не раз приглашал меня на облавную охоту на джейранов. Это такие дикие горбоносые козы. Во время преследования важно не только удержаться в седле, но уметь бросать коня туда-сюда, загоняя свою жертву до полного изнеможения, и когда она замедлит ход, попасть в нее стрелой. Многие знатные беки били джейранов на полном ходу, по пятнадцать-двадцать штук. К таким охотам надо готовиться с самого детства. У персов, парфян, горных согдов есть для выработки навыков специальные игры. Первая – човган. Всадники делятся на две команды и с кривыми палками в руках катают верхом тряпичный мяч, стараясь загнать его в лунку противника. Тот из них, кто забивает больше мячей, считается победителем. Вторая – козлодрание. Один всадник хватает за шкуру живого козла и удирает от других. Они же его преследуют, стараясь отобрать животное. Победит тот, кто, опередив всех, доставит козла распорядителю состязаний. Это почти настоящий бой. Не раз бывает, что слуги выносят хозяев искалеченными или раздавленными. Так-то!

Децебал слушал, не перебивая. Брови царя были мрачно насуплены. Когда Мамутцис закончил повествование, он сказал:

– Ну что ж, у каждого народа свои обычаи. Мы, даки, больше живем в горах, поросших лесом, и потому славимся, как хорошие пехотинцы. Дакские воины умеют драться в пешем строю получше, чем парфяне на конях. Всадники же наши не намного хуже стреляют из лука и рубят фалькатами, чем хваленые азиатские конники.

Стены маленькой горной крепости, затерявшейся в окрестностях городища Альбурнус-Майор, были сложены из толстых сосновых бревен. Потемневшие от времени стволы высились в четыре человеческих роста. Дома внутри палисада срублены из дерева и покрыты кусками коры. Как и все укрепления патакензиев, крепость стояла на удобном для обороны месте. Имела источник воды и два подземных выхода. Отсюда, из сердца Бихорского нагорья, вниз по течению Сомешул-Мика путь лежал в родные места Децебала, в селение Гранитная Лебедь. Здесь же среди крутых откосов и скал таились многочисленные кладовые царя с золотом и серебром, окутанные мраком пугающей неизвестности. Много раз бывал создатель дакийской державы в глухой крепостице. Отдыхал от дел государства, охотился. Но ни разу так и не смог вырваться и навестить отчую обитель, где появился на свет. Казалось, нить судьбы последнего Дадесида, сотканная бессмертными богами, прошла через многие земли и веси, но так и не пересекла порог родного дома.

Нынче жизнь в цитадели била ключом. Рабы отпирали пустующие большую часть года дома, протирали пыль, мыли тесаные деревянные полы, застилали пышными мехами постели. В огромных дубовых чанах грелась вода для высоких гостей. Специально назначенные слуги раскаляли в огне камни и затем опускали в бадьи. К тому времени, когда охотники поднялись на холм и въехали в ворота, купальни были готовы. Часть рабов бросилась к дичи, привезенной на телегах. Олени, кабаны, зайцы прямым ходом отправились на кухню.

Царь и его окружение, переодевшись в чистую дорогую одежду, собрались в длинном бревенчатом строении за кувшином старого сальдензийского вина. Кованые железные подставцы с пылающей лучиной и висящими под ними глиняными плошками с водой от пожара освещали помещение. На стенах висели морды кабанов, оленей, волков и медведей, убитых на прежних охотах и посвященных духам леса и Замолксису.

Мукапиус, верховный жрец всей Дакии, не принимавший участия в травле и ждавший ее окончания здесь, совершил возлияние богам. Каждый из сидящих за столом плеснул немного драгоценной влаги на пол. Безмолвные рабы быстро поставили плетеные туески с очищенным фундуком, жаренным в соли, и сушеными сливами. Присутствующие выпили свои чаши. Заедали сливами, неторопливо грызли орехи. Жрец не притронулся к вину. Децебал отставил кубок подальше и, облокотившись на столешницу, начал разговор.

– Я хочу, уважаемые первые мужи Дакии, чтобы вы послушали те известия, которые привез из Парфии наш посол Мамутцис. Выслушайте старейшину внимательно и примите правильное решение, – царь кивнул ожидающему соратнику. Мамутцис выложил правду без обиняков.

– Дела обстоят плохо. Вы помните, я должен был заключить с парфянами союзный договор на случай войны. Чтобы, если на нас нападут римляне, они напали на восточные провинции империи, или мы проделали бы то же самое, если нападению подвергнется Парфия. Вы так же должны помнить и Каллидрома – грека, секретаря, захваченного Сусагом у наместника Нижней Мезии Лаберия Максима. Наш царь подарил ему свободу и отправил к парфянскому царю, как своего представителя. Каллидром при дворе Пакора постарался за прошедшие годы для Дакии вовсю. Но положение Ктесифона[138] сильно пошатнулось. С момента получения письма грека и до моего приезда туда многое изменилось. Во-первых, Пакор II сын Вологеза непрочно сидит на троне. Брат его мечтает овладеть престолом. Знать разделилась на две противоборствующие группировки. Во-вторых, на отдаленных восточных рубежах Парфии из окраинной страны серов[139], что простерлась до берегов Мирового океана, появилась большая армия. Во главе ее стоит умелый и опытный полководец. Зовут сера Банча[140]. Он разгромил войска северного соседа парфян кушанского царя Канишки, принудил отступить пограничные парфянские отряды и занял все области до Антиохии Маргианы. В создавшихся условиях Пакор не в состоянии помочь Дакии. Каллидром утешал нас с Сиесиперисом. Просил немного обождать. «Ничто не вечно, скоро все переменится», – говорил он. Но мы решили не тратить время понапрасну и вернуться назад. Греку наказал постараться чаще ставить нашего царя в известность обо всем происходящем в Парфии. Напоследок Пакор сказал нам с глазу на глаз, что, как только его дела придут в порядок, он вернется к разговору о союзе. «В борьбе с Римом я готов заключить договор с самим Ахриманом[141], а уж Децебал может положиться на меня во всем! Если я сам не смогу вступить в войну, я натравлю на границы империи аравийские племена, взбунтую Палестину, Сирию и Иудею», – обещал Аршакид.

Установилось тяжелое молчание. Сидящие переглядывались, качали головами. План первым нарушил тишину:

– Да-а... Обещал костобок жениться на аболькензийке, да вот уж сын растет, а жениха так и не видно.

Сусаг согласно шлепнул ладонью о доску.

– Это уж точно. От парфян помощи ждать нечего. Во всяком случае сейчас. Надо искать друзей в другом месте.

Регебал заговорил, поглядывая при этом то на Децебала, то на верховного жреца.

– А почему мы должны убиваться из-за того, что договор с Пакором не состоялся? В прошлую войну мы были в худшем положении. Домициан поставил царем Диега, отстранил Децебала, и все-таки Дакия нашла выход. Разве квады и маркоманны были плохими союзниками? Они ударили по римлянам в нужный нам момент и смешали их планы. Сарматы вместе с германцами и нашей помощью истребили вспомогательные римские части и корпус Хищного. Обратимся к ним опять и все.

– Верно! – Котизон, не любивший брата мачехи, на этот раз не мог не согласиться с логикой его доводов.

Мукапиус бросил быстрый взгляд на царского шурина и поджал губы. Выражение лица стало презрительным, сожалеющим.

– Да, ты сказал хорошо! Но это правда Регебала, а не правда Дакии. Домициан бросил силы на Сармизагетузу, и квады прорвали римские укрепления. Император договорился с нами и обрушился на германцев. Мы были спасены. Но думал ли ты над тем, Регебал, что бы было, если бы в Британии и Африке стояло затишье и римляне высвободили все свои силы. Тогда их легионы вторглись бы и за Данувий и за Рейн. Кто поможет дакам в этой ситуации? Сарматы? Но их земли подле наших. Вот почему дакам настоятельно нужен союз с Парфией. Только объединившись и стиснув империю с трех сторон, мы можем успешно противостоять их ненасытным властителям. И не обороняться, а самим переходить в наступление. Диурпаней, нападая на Мезию, не брал в расчет соотношение сил и чуть не погубил усилия Буребисты и Котизона Великого. Он раньше времени раскрыл врагу возможности нашего царства, и если римляне извлекли из прошедшего уроки, то они не будут сидеть сложа руки.

Мукапиус пригубил чашу с простой ключевой водой, перевел дыхание. Полководцы угрюмо мяли морщинистые упругие сливы. Диег продолжил беседу.

– Мукапиус сказал истину. Траян готовится к войне. Не просто к войне. Новый император римлян хочет воевать с даками. Во Фракии и Мезии его легаты набрали два легиона. Снабдили оружием. Остатки доспехов перекупил у Цезерниев Мукапор и через Эсбена отправил моим воинам в Тибуск. Еще одну партию доставил в Напоку Рескупорид. У нас стало больше солдат, обученных римскому строю и вооруженных римским оружием, но стало ли у нас больше солдат вообще? Сейчас не время рассуждать, «что случится, если...», надо немедленно отправлять посольства и к сарматам, и к маркоманнам, и к квадам. Послать лазутчиков в Паннонию, Иллирию и Фракию. Необходимо ускорить достройку стен наших городов и установку метательных машин. Надо постараться успеть закончить все приготовления до лета будущего года.

Децебал обхватил руками плечи:

– Неужели все произойдет так скоро?

– Да, царь! – вмешался опять Мамутцис. – Во время моего плавания по Понту пираты, которые везли нас с Сиесиперисом, не раз указывали на то, что в последнее время римские эскадры и корабли их боспорских подручных рыскают по всему морю, обыскивают торговые суда. Особенно усилен контроль за устьем Данувия. На верфях римские ищейки проверяют все строящиеся по заказам боевые корабли. Как бы не обнаружили те десять либурнов, что собирают для нас в Фасисе и Трапезунде. Римские гемиолии сопровождают большое количество торговых посудин с зерном из Херсонеса и Египта, идущих в Империю. Так-то!

– Значит, это война, – повторил Децебал. – Кто же поедет к сарматам и германцам?

– Разрешите мне, царь, – голос Сусага стал непривычно тихим. – Как-никак я жил среди них. Знаю почти всех вождей роксолан. И позволь оттуда ехать дальше, предупредить бастарнов и сарматов затирасских.

– Хорошо! Но с германцами говорить должен я сам! Пусть завтра же пошлют гонца к карпам и квадам. Он передаст вождям, что Децебал, царь Дакии, хочет встретиться с ними и потому приглашает к себе в Пороллис.

Регебал озабоченно:

– А не покажется ли наше предложение слишком заносчивым?

– Нет! Гонец поедет с хорошей охраной и повезет князьям карпов и конунгам квадов отменные подарки.

– Децебал, доверь мне принести грозные новости старейшинам альбокензиев, сальдензиев и бурров.

Широкие рукава белого одеяния Мукапиуса взвились протестующим взмахом.

– Из всех перечисленных тобой, Регебал, сказать следует лишь буррам. Прочие должны оставаться непосвященными.

План благоговейно извлек из ножен широкий гетский нож и с размаху всадил стальное лезвие в столешницу. Все коснулись указательными пальцами клинка и вслед за жрецом произнесли страшную клятву молчания и верности.

Сусаг увесисто стукнул кулаком в стенку. Дверь распахнулась, и повара-рабы внесли на толстом еловом вертеле темно-красного истекающего жиром кабана.

9

Римляне называли их луперками. В родных германских деревнях соотечественники звали этих людей «берсеркрами». Сами же они именовали себя «фридлозе». Отверженные. На тысячу, на три тысячи человек рождались в воинственных зарейнских племенах мужчины, которым претило мирное занятие общинника. Их не влекли ни плодородные поля, ни тучные стада коров. Подлинным уделом настоящего мужа считалась у отверженных только война. Уже с детских лет по целому ряду признаков отличали друиды-жрецы мальчишек, одержимых кровавым заклятием Вотана. Зеленый огонь бешенства вспыхивал по временам в глазах детей, и с годами крепло его зарево, превращаясь в негасимый пламень. Не пашня, но лес манили подросших юношей.

Наступал день, что писали магическими рунами на стреле жизни каждого из смертных жители страны Богов. В темных, непролазных чащобах молодой воин убивал хищного зверя. Медведя ли, волка, рысь и обряжался в сырую, еще окровавленную шкуру. С этой минуты он становился вервольфом. Оборотнем. Воином-волком.

Рядовые родичи, прослышав о том, что соплеменник стал берсеркром, избегали такого. Боялись его. Угрюмые в будние дни, зловеселые в праздники, берсеркры наводили страх. Они заходили в дома, брали все, что понравится. Ели запасы хозяев, пили пиво и вино. Каждый старался без ссоры спровадить нежданных гостей.

Заслышав о появлении в их округе бродячей ватаги человеко-зверей, молодые навсегда исчезали из родной деревни и присоединялись к ней. В боевом братстве отверженных все они становились побратимами. Название рода терялось в туманных далях прошлого. Оставалось только собственное имя и кличка, заработанная в свирепой, полной опасностей жизни оборотня. Старшие товарищи заклепывали на шею посвященцу широкий обруч из зернистого болотного железа и, нацедив в чашу крови новичка, пускали вкруговую. Вечным бременем мщения за погибших братьев становились для вновь принятого шейное кольцо из металла войны и выпитая кровь товарищей. Конунги и фюреры, уходившие в поход, приглашали фридлозе на службу. Одаривали конями и золотом. Не было воинов преданнее, чем они. Раздетые до пояса, прикрытые лишь собственным мечом, воя и рыча по-звериному, оборотни кидались в сечу, презирая вражеские лезвия и копья. Непокорные, гордые, богатые сегодня и нищие завтра, скитались парии войны от одного вождя к другому. Теряли в кровавых битвах соратников. Залечивали раны в святилищах друидов у заветных источников и дубов. Пополняли ряды за счет подросших наследников.

Атаульф, конунг хаттов, живущих на среднем Рейне вдоль Герцинского леса, приехал к царю даков в Пороллис случайно. Мелкие стычки с тенктерами с нижнего Рейна грозили перерасти в большую и ненужную хаттам войну. Особенно сейчас. Осенью. Когда накануне был сбор урожая, Атаульф с ближней дружиной направился к маркоманнам за помощью. Особых надежд вождь не питал. Гораздо важнее была демонстрация. На худой конец можно пригласить шайку маркоманнских берсеркров и поручить им потрепать тенктеров с востока, через непролазные дебри. В его отряде тоже немало оборотней. Они знают друг друга от владений певкинов и бастарнов, до пенных волн Германского моря. Как-нибудь договорятся.

Гуннерих – фюрер маркоманнов – встретил Атаульфа озабоченно. Идею совместных действий против нижнерейнских родов отверг начисто. Про фридлозе сказал, что недавно была у него в городке ватага Эльмера Медные Когти, но с неделю назад ушла к вандалам. Дескать, там найдется дело мечам. Бервольф Вандальский второй год воюет с гутонами. Рассеян был при встрече Гуннерих. Вечером все раскрылось. За столом показал маркоманнский вождь Атаульфу чернобородого дака в дорогой одежде. Представил послом от великого конунга даков Децебала. Поели хорошей свинины, выпили выдержанного пива. Посланец царя подарил хаттскому гостю длинный галльский меч наварной стали. Клинок стоил, наверное, пять быков. К оружию прибавил наручные браслеты и гривну из светлого радующего глаз золота. В беседе дунайский друг просил уважаемых вождей, если те выберут время, откликнуться на просьбу царя посетить его в пограничном городе задунайского царства Пороллисе. Никто не будет обижен. А проблемы предстоит обсудить важные. Как-никак соседи. Конунги колебались недолго. Встретиться с Децебалом Железная Рука не позор. Слава о нем дошла и до их ушей. Да и подарки действовали сильнее всяких слов. Атаульф приказал половине дружины возвращаться назад. Гундобальд Медведь, берсеркр с тридцатилетним стажем, получил от вождя приказ отыскать ватагу воинов-волков и договориться с ними о войне против тенктеров. Прошел всего день, и дакийский посол выехал в дорогу с двумя германскими предводителями в сопровождении сотни воинов. По пути остановились у Зигфрида квадского. Оказалось, дак побывал здесь ранее, когда направлялся к маркоманнам. Старый Зигги ожидал возвращения доверенного Децебала. Он выставил всем прибывшим обильное угощение и наутро отправился вместе с ними дальше.

Ехали кратчайшим путем по землям котинов и озов. Слева все время лежали отроги Рудных гор. Адномат – дукс котинов, живущих на Гроне, узнав о целях посольства, сам не поехал, но дал провожатых и направил от себя доверенного. Ингенуй – средний сын кельтского вождя – присоединился к миссии с тридцатью конниками. От старейшин озов узнали, что их глава Эмерий за сутки до приезда сам тронулся к царю даков.

В верховьях Тизии, там, где в великую реку, младшую сестру Данувия, впадает Сомеш, произошла еще одна встреча. Харальд Глаз Дракона с сыном и своими фридлозе преградил отряду дорогу. Неприятное это было столкновение. Ходили слухи, что Глаз Дракона в бою не щадит никого и питается человеческим мясом. Четырнадцати лет еще не было ему, когда он убил рогатиной первого медведя. Мало кто из берсеркров помнил о том, что молодые годы свирепый тенктер провел в окружении самого Цивилиса[142]. Когда знаменитый тенктер скрылся от римлян, он освободил своих соратников от клятвы верности. В налетах на римские пограничные укрепления в районе Декуманских полей пали последние дружинники Цивилиса. Харальд объявился одиннадцать лет спустя. Не было у римлян врага, ненавистнее этого оборотня. Одноглазый, исполинского роста и неимоверной силы германец встревал в любое дело, если оно сулило столкновение с римлянами. В 89 году на квадов с тыла обрушился легион XXI Хищный. Сформированный Домицианом как отдельный корпус, легион насчитывал до 10 тысяч солдат. И тогда... По зову Харальда Глаз Дракона со всех концов Германии сошлись братства воинов Вотана. Две с половиной тысячи фридлозе вызвали страх самих квадских и маркоманнских вождей. Жуткая это была битва. Из ринувшихся в атаку берсеркров уцелели едва триста человек. Много погибло простых квадских воинов. От римской армии не осталось ничего. Тех, кто избежал меча, хватали арканами сарматские всадники и продавали в рабство. Легионный орел, сделанный из чистого серебра, разрубили на куски и поделили между победителями.

Все обошлось благополучно. Едва передовые котины изготовились к бою, Харальд один подъехал к посольству. Приветствовал вождей. Его оборотни сидели на конях, не выказывая никаких враждебных намерений.

– Я слышал от Эльмера Медные Когти, что конунг даков Децебал Железная Рука предложил вождям всех народов, живущих по течению Данувия, встретиться на его земле. Хочу присутствовать на Совете вместе с вами. Я и мои фридлозе не будут лишними там.

Зигфрид, Гуннерих и Атаульф не имели ничего против. Дакский посол торопился. Под самым Пороллисом нагнали группу Эмерия. Но доверенный Децебала повел приглашенных не в город. На востоке от стен в предгорьях Восточных Карпат лежала безымянная каменная крепость. Туда и доставили давно ожидаемых гостей.

10

Цитадель. Плотно утрамбованная земляная площадь. Посреди нее разложен большой костер. Вокруг огня на скамьях, покрытых шкурами зверей, в окружении преданных воинов сидят вожди сарматов, бастарнов, роксолан, карпов, квадов, маркоманнов, паннонцев и кельтов. Позади лавок горят костры поменьше. Все пространство ярко освещено. Когда пламя начинает затухать, даки из патакензийской гвардии царя подбрасывают в них смолистые сосновые сучья и коряги. На стенах темнеют фигуры часовых. Ворота на запоре. Вокруг на три римские мили расставлены секреты и караулы. Конные разъезды высланы до самого Пороллиса.

В круг, освещенный мятущимися языками пламени, вступает человек. Золотые бляшки на наборном поясе отбрасывают багровые отблески. Узкая диадема украшает высокий чистый лоб. Децебал. Вождь объединенного союза гетских и дакийских племен, живущих за Данувием. Он подымает руки, украшенные драгоценными браслетами.

– Уважаемые вожди сарматские, конунги германские, дуксы иллирийские, кельтские, князья карпские! Я благодарю вас зато, что вы откликнулись на мой призыв собраться и обсудить наши общие проблемы. Никто не скажет, что мы всегда жили в мире и согласии. Но неразумен будет тот, кто сегодня вспомнит о наших взаимных обидах. Пришел срок, когда мы должны подумать о наших общих врагах. Есть ли такие? Да, скажу вам я! Римляне! Вот общий недруг и германцев, и даков, и иллирийцев, и сарматов, и кельтов, и карпов! Нынче их армии стоят на границах наших с вами земель. Только ли стоят? Когда взбредет в голову их ополоумевшим от жира властителям, горят наши селения, угоняется скот, женщины и дети продаются в рабство. Римляне захватили столько земель, что даже боги не успевают облететь их на своих крыльях. Но императору этого мало. В своей жажде ограбить весь мир они готовы хватать новые и новые территории.

Еще каких-то десять лет назад на просторах между верховьями Рейна и Данувия жили хатты. Теперь там поселились римляне. Частокол, рвы и метательные машины ограждают изгнанных германцев от родных мест. Чья очередь завтра? Пришла пора нам всем страдающим от насилия Рима объединиться и заключить союз о совместных действиях против захватчиков! Римляне ловко пользуются нашей разобщенностью, но, соединившись, мы будем неодолимы! В прошлую Домицианову войну даки, договорившись с сарматами, разгромили легионы Фуска. Потом, когда Флавий послал Хищный легион на германцев через наши земли, мы предупредили маркоманнов, и те вместе с сарматами уничтожили захватчиков. Когда легионы появятся в следующий раз? Через год? Два? А может быть, завтра? Кто знает ответ на этот вопрос? Что скажут на мой призыв вожди? Поднимается Гуннерих.

– То, что сказал здесь Децебал Железная Рука, все правильно. Но правильно также и то, что Диурпаней дакский захватил земли языгов между Данувием и Тизией и пробовал покорить и маркоманнские земли. Так ли искренен конунг даков в своем стремлении заключить военный союз? Сейчас, когда нет войны, такой договор необычайно усилит даков. Где гарантии, что они, как десять лет назад, пользуясь этим, вновь не нападут на римские владения за Данувием и не втравят нас в свою войну? В моем племени все знают: римляне по ту сторону реки не думают нападать. Они строят пограничные укрепления и дороги. Откуда Децебал взял, что новый император собирается переходить Данувий и захватывать наши земли?

Подле дакийского царя появляются два человека. Брат царя Диег в скрепленной серебряной цепью бараньей куртке. Второй не известен никому из сидящих. Скуластое лицо, длинные волосы до плеч и черная с проседью борода. На нем одежда дружинника. Добротный римский панцирь, бронзовые налокотники. На левом боку серповидная дакийская фальката. На ногах кожаные иллирийские лапти с опорками и тесемками. Диег подталкивает воина вперед.