Мух уйма (Художества). Не хлебом единым (Меню-коллаж)

Мичурин: А подать сюда Землянику!

Шемякин: А судьи кто?

Шариков: Ай, Моська, знать, она сильна, коль лает на слона!

Ильф и Петров: Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать?

Поддубный: Будет буря, мы поспорим и поборемся мы с ней.

Буденный: Были когда-то и мы рысаками.

Венера Милосская: Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей.

Мафусаил: В мои лета не должно сметь свое суждение иметь.

Наполеон: В Москву, в Москву, в Москву!

Буденный: В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань.

Квазимодо: В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли.

Засулич: Вера без дел мертва есть.

Блудный сын: Вернемся к нашим баранам.

Панург: Вернемся к нашим баранам.

Мичурин: Вкушать от древа познания добра и зла.

Стенька Разин: Волга впадает в Каспийское море.

Мюнхгаузен: Все врут календари.

Мичурин: Все пройдет, как с белых яблонь дым.

Чапаев: Все течет, все изменяется.

Ильф и Петров: Всякой твари по паре.

Ерофеев: Выпить чашу до дна.

Безенчук: Где стол был яств, там гроб стоит.

Герострат: Глаголом жги сердца людей.

Чкалов: Гони природу в дверь – она влетит в окно.

Магомет: Гора родила мышь.

Всадник без головы: Горе от ума.

Чайковский: Горе тому, кто соблазнит единого из малых сих.

Чайковский: Да был ли мальчик-то?

Икар: Да здравствует солнце, да скроется тьма!

Бейлис: «Дело» помощи утопающим…

Венера: …дело рук.

Чапаев: …самих утопающих.

Бейлис: «Делу» – время, потехе – час.

Иуда: Деньги не пахнут.

Ирод: Дети – живые цветы жизни.

Лец: Еже лисах, писах.

Герострат: Есть еще порох в пороховницах.

Кот Васька: Есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть.

Гулливер: Жена Цезаря должна быть выше подозрений.

Сталин: Жив курилка.

Поддубный: Жизнь – борьба.

Мафусаил: Жизнь коротка, искусство долговечно.

Чайковский: Здравствуй, племя младое, незнакомое!

Герострат: И дым отечества нам сладок и приятен..

Венера: И скучно, и грустно, и некому руку подать.

Игорь Нетто: И ты, Брут?

Герострат: Из искры возгорится пламя.

Бетховен: Имеющий уши да услышит.

Дон – Жуан: Ищите женщину.

Тимур: И я в Аркадии родился.

Герострат: И я сжег все, чему поклонялся, поклонился всему, что сжигал.

Буденный: Коня! Коня! Полцарства за коня!

Сизиф: Кто не работает, тот не ест.

Буденный: Лошади кушают овес и сено.

Дядя Том: Мир – хижинам, война – дворцам.

Платон: Мне не дорог твой подарок, дорога твоя любовь.

Наполеон: Москва! Как много в этом звуке…

Сизиф: Мы отдохнем!

Бетховен: Мы услышим ангелов…

Гомер: …мы увидим небо в алмазах.

Герострат: Наделала синица славы, а моря не зажгла.

Ильф и Петров: Нам не надо златого кумира.

Бетховен: Народ безмолвствует.

Мюнхгаузен: Не могу молчать.

Чаплин: От великого до смешного один шаг.

Мичурин: Плоды просвещения.

Атлант: Подписано – так с плеч долой.

Нарцисс: Познай самого себя.

Неру: Послушай, ври, да знай же меру.

Буденный: Поэзия – вся! – езда в незнаемое.

Радж Капур: Призрак бродит по Европе…

Крупская: С милым рай и в шалаше.

Мичурин: Смотри в корень.

Безенчук: Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил.

Пятница: Суббота для человека, а не человек для субботы.

Ростропович: Так проходит слава мира.

Шаляпин: Ты все пела? Это дело…

Барышников: …так поди же попляши.

Дездемона: Умолкни, чернь непросвещенна.

Митрофан: Учиться, учиться, и еще раз учиться.

Обломов: Фигаро здесь, Фигаро там.

Гаргантюа: Хлеба…

Гомер: …и зрелищ.

Маресьев: Чего моя нога хочет?

Гомер: Чем ночь темней, тем ярче звезды.

ОлегПопов: Чему смеетесь? Над собою смеетесь.

ПавликМорозов: Чти отца своего…

Эдип: …и матерь свою.

Дон-Жуан: Что делаешь – делай скорее.

Мичурин: Яблоко раздора.

КраснаяШапочка: Я волком бы выгрызла бюрократизм.

Митрофан: А знаю только то, что ничего не знаю.

Иуда: Язык родных осин.

Митрофан: Я мыслю – значит, существую.

ЧАЙКА-БУРЕВЕСТНИК

Комедия в трех действиях

Действующие лица

Ирина Николаевна Аркадина, помужу Треплева, актриса

Константин Гаврилович Треплев, сын, молодой человек

Петр Николаевич Сорин, брат

Нина Михайловна Заречная, молодая девушка, дочь богатого помещика

Илья Афанасьевич Шамраев, поручик в отставке, управляющий у Сорина

Полина Андреевна, его жена

Маша, его дочь

Борис Алексеевич Тригорин, беллетрист

Евгений Сергеевич Дорн, врач

Семен Семенович Медведенко, учитель

Яков, работник

Повар

Горничная

Действия происходят в усадьбе Сорина.

Часть парка в имении Сорина.

Широкая аллея, ведущая от зрителей в глубину парка к озеру, загорожена эстрадой, наскоро сколоченной для домашнего спектакля так, что озера совсем не видно. Налево и направо у эстрады кустарник.

Аркадина (тихо). Над седой равниной моря ветер тучи собирает.

Треплев (умоляюще и с упреком). Между тучами и морем гордо реет буревестник, черной молнии подобный.

Сорин (идет вправо и поет). То крылом воды касаясь, то стрелой взмывая к тучам, он кричит, и тучи слышат радость в смелом крике птицы.

Нина (протягивает в сторону Тригорина руку, сжатую в кулак). В этом крике – жажда бури!

Шамраев (входит). Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе слышат тучи в этом крике.

Полина Андреевна (Якову). Чайки стонут перед бурей – стонут, мечутся над морем и на дно его готовы спрятать ужас свой пред бурей.

Маша (отцу). И гагары тоже стонут, – им, гагарам, недоступно наслажденье битвой жизни, гром ударов их пугает.

Тригорин (раскланивается с Дорном и с Медведенком, потом нерешительно подходит к Треплеву). Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах…

Дорн (Нине, которая подходит). Только гордый Буревестник реет смело и свободно над седым от пены морем!

Медведенко.Все мрачней и ниже тучи… (Целует жене руку.) …опускаются над морем, и поют, и рвутся волны к высоте навстречу грому.

Яков (убирая со стола). Гром грохочет.

Повар (целует у Аркадиной руку). В пене гнева стонут волны, с ветром споря.

Горничная (выносит Аркадиной шляпу, манто, зонтик, перчат ки). Вот охватывает ветер стаи волн объятьем крепким и бросает их с размаха в дикой злобе на утесы, разбивая в пыль и брызги изумрудные громады.

Аркадина (после паузы). Буревестник с криком реет, черной молнии подобный, как стрела пронзает тучи, пену волн крылом срывает.

Треплев (иронически). Вот он носится, как демон, – гордый, черный демон бури, – и смеется, и рыдает…

Сорин (смеется). Он над тучами смеется, он от радости рыдает!

Нина (взволнованно). В гневе грома, – чуткий демон, – он давно усталость слышит, он уверен, что не скроют тучи солнца, – нет, не скроют!

Шамраев (подводит Тригорина к шкафу). Ветер воет…

Полина Андреевна (стучит по столу). Гром грохочет…

Маша (сдерживая восторг). Синим пламенем пылают стаи туч над бездной моря.

Тригорин (записывая в книжку). Море ловит стрелы молний и в своей пучине гасит.

Дорн (перелистывая журнал, Тригорину). Точно огненные змеи вьются в море, исчезая, отраженья этих молний.

Медведенко (прислушиваясь). Буря! Скоро грянет буря!

Аркадина, Треплев, Сорин, Нина, Шамраев, Полина Андреевна, Маша, Тригорин, Дорн, Медведенко, Яков, Повар, Горничная (качают отрицательно головами, хором). Это смелый Буревестник гордо реет между молний над ревущим гневно морем; то кричит пророк победы: «Пусть сильнее грянет буря!…»

Занавес.

РАЗДЕЛ 4

В ГРИМЕ ХАРМСА

Я всегда любил рассказы Даниила Хармса. Мне всегда хотелось стать его соавтором. Но, увы, Хармс погиб в год моего рождения. Тогда я взял его рассказы, оставил все, как было, лишь изменил фамилии героев. В результате получилась серия дружеских шаржей на известных деятелей эмиграции. /В.Б.\

ЧТО ТЕПЕРЬ ПРОДАЮТ В МАГАЗИНАХ

Борис Филиппов пришел к Глебу Струве и не застал его дома.

А Струве в это время был в магазине и покупал там сахар, мясо и огурцы.

Филиппов потолкался возле дверей Струве и собрался уже писать записку, вдруг смотрит – идет сам Струве и несет в руках клеенчатую кошелку.

Филиппов увидал Струве и кричит ему:

– А я вас уже целый час жду!

– Неправда, – говорит Струве, – я всего двадцать пять минут как из дома.

– Ну, уж этого я не знаю, – сказал Филиппов, – а только я тут уже целый час.

– Не врите, – сказал Струве. – Стыдно врать.

– Милостивейший государь! – сказал Филиппов. – Потрудитесь выбирать выражения.

– Я считаю… – начал было Струве. Но его перебил Филиппов:

– Если вы считаете… – сказал он.

Но тут Филиппова перебил Струве и сказал:

– Сам-то ты хорош!

Эти слова так взбесили Филиппова, что он нажал пальцем одну ноздрю, а другой ноздрей сморкнулся в Струве.

Тогда Струве выхватил из кошелки большой огурец и ударил им Филиппова по голове.

Филиппов схватился руками за голову, упал и умер.

Вот какие большие огурцы продают теперь в магазинах.

БАСНЯ

Сергей Довлатов сказал: «Я согласен на все, только бы быть хоть капельку повыше».

Только он это сказал, как смотрит – стоит перед ним волшебница.

– Чего ты хочешь? – спрашивает волшебница.

А Сергей Довлатов стоит и от страха ничего сказать не может.

– Ну? – говорит волшебница.

А Сергей Довлатов стоит и молчит.

Волшебница исчезла.

Тут Сергей Довлатов начал плакать и кусать себе ногти. Сначала на руках все ногти сгрыз, а потом на ногах.

Читатель, вдумайся в эту басню, и тебе станет не по себе.

СЛУЧАЙ С НАУМОМ КОРЖАВИНЫМ

Вот однажды Коржавин хотел лечь спать, да лег мимо кровати. Так он об пол ударился, что лежит на полу и встать не может.

Вот Коржавин собрал последние силы и встал на четвереньки. А силы его покинули, и он опять упал на живот и лежит.

Лежал Коржавин на полу часов пять. Сначала просто так лежал, а потом заснул.

Сон подкрепил силы Коржавина. Он проснулся совершенно здоровым, встал, прошелся по комнате и лег осторожно на кровать. «Ну, – думает, —теперь посплю». А спать-то уже не хочется. Ворочается Коржавин с боку на бок и никак заснуть не может.

Вот, собственно, и все.

ВСТРЕЧА

Вот однажды Барышников пошел на службу, да на пороге встретил Чалидзе, который, купив польский батон, направлялся к себе восвояси.

Вот, собственно, и все.

АНЕКДОТЫ ИЗ ЖИЗНИ БРОДСКОГО

Бродский всегда был поэтом и все что-то писал. Однажды Алешковский застал его за писанием и громко воскликнул: «Да никак ты писака!» С тех пор Бродский очень полюбил Алешковского и стал называть его по-приятельски просто Алешкой.

Как известно, у Бродского никогда не росла борода. Бродский очень этим мучился и всегда завидовал Солженицыну, у которого, наоборот, борода росла вполне прилично. «У него растет, а у меня не растет», – частенько говаривал Бродский, показывая ногтями на Солженицына. И всегда был прав.

Однажды Халиф сломал свои часы и послал за Бродским. Бродский пришел, осмотрел часы Халифа и положил их обратно на стул. «Что скажешь, брат Бродский?» – спросил Халиф. «Стоп машина», – сказал Бродский.

ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ

Андрей Кленов ел клюкву, стараясь не морщиться. Он ждал, что все скажут: «Какая сила характера!» Но никто не сказал ничего.

Было слышно, как собака обнюхивала дверь. Виктор Урин зажал в кулаке зубную щетку и таращил глаза, чтобы лучше слышать. «Если собака войдет, – подумал Виктор Урин, – я ударю ее этой костяной ручкой прямо в висок!»

…Из коробки вышли какие-то пузыри. Василий Аксенов на цыпочках удалился из комнаты и тихо прикрыл за собою дверь. «Черт с ней! – сказал себе Василий Аксенов. – Меня не касается, что в ней лежит. В самом деле! Черт с ней!»

ОПТИЧЕСКИЙ ОБМАН

Андрей Седых, надев очки, смотрит на сосну и видит: на сосне сидит Лимонов и показывает ему кулак.

Андрей Седых, сняв очки, смотрит на сосну и видит, что на сосне никто не сидит.

Андрей Седых, надев очки, смотрит на сосну и опять видит, что на сосне сидит Лимонов и показывает ему кулак.

Андрей Седых, сняв очки, опять видит, что на сосне никто не сидит.

Андрей Седых, опять надев очки, смотрит на сосну и опять видит, что на сосне сидит Лимонов и показывает ему кулак.

Андрей Седых не желает верить в это явление и считает это явление оптическим обманом.

ПЬЕСА

Максимов (стоя посредине сцены): У меня сбежала жена. Ну что же тут поделаешь? Все равно, коли сбежала, так уж не вернешь. Надо быть философом и мудро воспринимать всякое событие. Счастлив тот, кто обладает мудростью. Вот Буковский этой мудростью не обладает, а я обладаю. Я в публичной библиотеке два раза книгу читал. Очень умно там обо всем было написано. Я всем интересуюсь, даже языками. Я знаю по-французски считать и знаю, как по-немецки «живот». Дер маген. Вот как! Со мной даже художник Целков дружит. Мы с ним вместе пьем. А Буковский что? Даже на часы смотреть не умеет. В пальцы сморкается, рыбу вилкой ест, спит в сапогах, зубов не чистит… тьфу! Что называется – мужик! Ведь с ним покажись в обществе: вышибут вон, да еще и матом покроют – не ходи, мол, с мужиком, коли сам интеллигент.

Ко мне не подкопаешься. Давай графа – поговорю с графом. Давай барона – и с бароном поговорю. Сразу даже не поймешь, кто я такой есть. Немецкий язык, это я, верно, плохо знаю, хотя знаю: живот – дер маген. А вот скажут мне: «Дер маген финдель мун», – а я уже и не знаю, чего это такое. А Буковский, тот и «дер маген» не знает. И вот с таким дурнем убежала! Ей, видите ли, вон чего надо! Меня она, видите ли, за мужчину не считает. «У тебя, – говорит, – голос бабий!» Ан и не бабий, а детский у меня голос! Тонкий, детский, а вовсе не бабий! Дура! Дура такая! Чего ей Буковский дался? Художник Целков говорит, что с меня садись да картину пиши.

СУД ЛИНЧА

Эрнст Неизвестный садится на коня и говорит, обращаясь к толпе, речь о том, что будет, если на месте, где находится общественный сад, будет построен американский небоскреб. Толпа слушает и, видимо, соглашается. Неизвестный записывает что-то у себя в записной книжечке. Из толпы выделяется Глезер и спрашивает Неизвестного, что он записал у себя в записной книжечке. Неизвестный отвечает, что это касается только его самого. Глезер наседает. Слово за слово и начинается распря. Толпа принимает сторону Глезера, и Неизвестный, спасая свою жизнь, погоняет коня и скрывается за поворотом. Толпа волнуется и за неимением другой жертвы хватает Глезера и отрывает ему голову. Оторванная голова катится по мостовой и застревает в люке для водостока. Толпа, удовлетворив свои страсти, расходится.

КОМАР И МЕЛАМИД

Меламид: Эй, Комар! Давай ловить комаров!

Комар: Нет, я к этому еще не готов. Давай лучше ловить котов!

КРИТИК ЗАВАЛИШИН

Жил-был критик. Звали его Завалишин. Однажды вышел он из дому и пошел в лавочку купить столярного клея.

Была оттепель, и на улице было очень скользко. Критик прошел несколько шагов, поскользнулся, упал и расшиб себе лоб.

– Эх! – сказал критик, встал, пошел в аптеку, купил пластырь и заклеил себе лоб.

Но когда он вышел на улицу и сделал несколько шагов, он опять поскользнулся, упал и расшиб себе нос.

– фу! – сказал критик, пошел в аптеку, купил пластырь и заклеил пластырем себе нос.

Потом он опять вышел на улицу, опять поскользнулся, упал и расшиб себе щеку.

Пришлось опять пойти в аптеку и заклеить пластырем щеку.

– Вот что, – сказал критику аптекарь, – вы так часто падаете и расшибаетесь, что я советую вам купить пластырей несколько штук.

– Нет, – сказал критик, – больше не упаду!

Но когда он вышел на улицу, то опять поскользнулся, упал и расшиб себе подбородок.

– Паршивая гололедица! – закричал критик и опять побежал в аптеку.

– Ну вот видите, – сказал аптекарь. – Вот вы опять упали.

– Нет! – закричал критик. – Ничего и слышать не хочу! Давайте скорее пластырь!

Аптекарь дал пластырь, критик заклеил себе подбородок и побежал домой.

А дома его не узнали и не пустили в квартиру.

– Я критик Завалишин! – кричал критик.

– Рассказывай! – отвечали из квартиры и заперли дверь на крюк и цепочку.

Критик Завалишин постоял на лестнице, плюнул и пошел на улицу.

ШОСТАКОВИЧ И РОСТРОПОВИЧ

Ростроповичпадает из-за кулис на сцену и смирно лежит.

Шостакович (выходит, спотыкается об Ростроповича и падает). Вот черт! Никак об Ростроповича!

Ростропович (поднимаясь). Мерзопакость какая! Отдохнуть не дадут. (Идет, спотыкается об Шостаковича и пада ет.) Никак об Шостаковича спотыкнулся!

Шостакович (поднимаясь). Ни минуты покоя! (Идет, спотыкается об Ростроповича и падает.) Вот черт! Никак опять об Ростроповича!

Ростропович (поднимаясь). Вечно во всем помеха! (Идет, спотыкается об Шостаковича и падает.) Вот мерзопакость! Опять об Шостаковича!

Шостакович (поднимаясь). Хулиганство! Сплошное хулиганство! (Идет, спотыкается об Ростроповича и падает.) Вот черт! Опять об Ростроповича!

Ростропович (поднимаясь). Это издевательство сплошное! (Идет, спотыкается об Шостаковича и падает.) Опять об Шостаковича!

Шостакович (поднимаясь). Вот черт! Истинно, что черт! (Идет, спотыкается об Ростроповича и падает.) Об Ростроповича!

Ростропович (поднимается). Мерзопакость! (Идет, спотыкает ся об Шостаковича и падает.) Об Шостаковича!

Шостакович (поднимаясь). Вот черт! (Идет, спотыкается об Ростроповича и падает за кулисы.) Об Ростроповича!

Ростропович (поднимаясь). Мерзопакость! (Уходит за кулисы.)

За сценой слышен голос Ростроповича: «Об Шостаковича!»

Занавес.

ГЛАВА 1, АЛЕКСАНДР ИСАЕВИЧ И ИВАН ДЕНИСОВИЧ

Славная бекеша у Александра Исаевича! отличнейшая! А какие смушки! Фу ты, пропасть, какие смушки! сизые с морозом! Я ставлю бог знает что, если у кого-либо найдутся такие! Взгляните, ради бога, на них, – особенно если он станет с кем-нибудь говорить, – взгляните сбоку: что это за объедение! Описать нельзя: бархат! серебро! огонь! Господи боже мой! Николай Чудотворец, угодник божий! отчего же у меня нет такой бекеши! Он сшил ее тогда еще, когда Наталия Дмитриевна не ездила в Нью-Йорк. Вы знаете Наталию Дмитриевну? Та самая, что откусила ухо у Чалидзе.

Прекрасный человек Александр Исаевич! Какой у него дом в Кавендише! Вокруг него со всех сторон навес на дубовых столбах, под навесом везде скамейки. Александр Исаевич, когда сделается слишком жарко, скинет с себя и бекешу и исподнее, сам останется в одной рубашке и отдыхает под навесом и глядит, что делается во дворе и на улице. Какие у него яблони и груши под самыми окнами! Отворите только окно – так ветви и врываются в комнату. Это все перед домом; а посмотрели бы, что у него в саду! Чего там нет! Сливы, вишни, черешни, огородина всякая, подсолнечники, огурцы, дыни, стручья, даже гумно и кузница.

Прекрасный человек Александр Исаевич! Он очень любит дыни. Это его любимое кушанье. Как только отобедает и выйдет в одной рубашке под навес, сейчас приказывает Иловайской принести две дыни. И уже сам разрежет, соберет семена в особую бумажку и начнет кушать. Потом велит Иловайской принести чернильницу и сам, собственною рукою, сделает надпись над бумажкою с семенами: «Сия дыня съедена такого-то числа». Если при этом был какой-нибудь гость, то: «Участвовал такой-то».

Покойный судья кавендишский всегда любовался, глядя на дом Александра Исаевича. Да, домишко очень недурен. Мне нравится, что к нему со всех сторон пристроены сени и сенички, так что если взглянуть на него издали, то видны одни только крыши, посаженные одна на другую, что весьма походит на тарелку, наполненную блинами, а еще лучше на губки, нарастающие на дереве. Впрочем, крыши все крыты очеретом; ива, дуб и две яблони облокотились на них своими раскидистыми ветвями. Промеж дерев мелькают и выбегают даже на улицу небольшие окошки с резными выбеленными ставнями.

Прекрасный человек Александр Исаевич! Его знает и генерал нью-йоркский! Петро Григорьевич Григоренко, когда едет из Квинса, то всегда заезжает к нему. А протопоп отец Дудко, что живет в Ховрино, когда соберется у него человек пяток гостей, всегда говорит, что он никого не знает, кто бы так исполнял долг христианский и умел жить, как Александр Исаевич.

Боже, как летит время! Уже тогда прошло более десяти лет, как он овдовел. Детей у него не было. У Иловайской есть дети и бегают часто по двору. Александр Исаевич всегда дает каждому из них или по бублику, или по кусочку дыни, или грушу. Иловайская у него носит ключи от комор и погребов; от большого же сундука, что стоит в его спальне, и от средней коморы ключ Александр Исаевич держит у себя и не любит никого туда пускать. Иловайская – девка здоровая, ходит в запаске, с свежими икрами и щеками.

А какой богомольный человек Александр Исаевич! Каждый воскресный день надевает он бекешу и идет в церковь. Взошедши в нее, Александр Исаевич, раскланявшись на все стороны, обыкновенно помещается на крылосе и очень хорошо подтягивает басом. Когда же окончится служба, Александр Исаевич никак не утерпит, чтоб не обойти всех нищих. Он бы, может быть, и не хотел заняться таким скучным делом, если бы не побуждала его к тому природная доброта.

– Здорово, небого2 – обыкновенно говорил он, отыскавши самую искалеченную бабу, в изодранном, сшитом из заплат платье. – Откуда ты, бедная?

— Я, паночку, из Аляски пришла: третий день, как не пила, не ела, выгнали меня собственные дети.

– Бедная головушка, чего ж ты пришла сюда?

– А так, паночку, милостыни просить, не даст ли кто-нибудь хоть на хлеб.

– Гм! что ж, тебе разве хочется хлеба? – обыкновенно спрашивал Александр Исаевич.

– Как не хотеть! Голодна как собака.

– Гм! – отвечал обыкновенно Александр Исаевич. – Так тебе, может, и мяса хочется?

– Да все, что милость ваша даст, всем буду довольна.

– Гм! разве мясо лучше хлеба?

– Где уж голодному разбирать. Все, что пожалуете, все хорошо.

При этом старуха обыкновенно протягивала руку.

– Ну, ступай же с богом, – говорил Александр Исаевич. – Чего ж ты стоишь? ведь я тебя не бью! – и, обратившись с такими расспросами к другому, к третьему, наконец возвращается домой, или заходит выпить рюмку водки к соседу Ивану Денисовичу, или к судье, или к шерифу.

Александр Исаевич очень любит, если ему кто-нибудь сделает подарок или гостинец. Это ему очень нравится.

Очень хороший также человек Иван Денисович. Его двор возле двора Александра Исаевича. Они такие между собой приятели, каких свет не производил. Владимир Емельянович Максимов, который до сих пор еще ходит в коричневом сюртуке с голубыми рукавами и обедает по воскресным дням у «Максима», обыкновенно говорил, что Ивана Денисовича и Александра Исаевича сам черт связал веревочкой. Куда один – туда и другой плетется.

Иван Денисович никогда не был женат. Хотя поговаривали, что он женился, но это совершенная ложь. Я очень хорошо знаю Ивана Денисовича и могу сказать, что он даже не имел намерения жениться. Откуда выходят все эти сплетни? Так, как пронесли было, что Иван Денисович родился с хвостом назади. Но эта выдумка так нелепа и вместе гнусна и неприлична, что я даже не почитаю нужным опровергать пред просвещенными читателями, которым, без всякого сомнения, известно, что у одних только ведьм, и то у весьма немногих, есть назади хвост, которые, впрочем, принадлежат более к женскому полу, нежели к мужескому.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.