– Вы хотите сказать, – проговорил я после паузы, – что у него в комнате находилась женщина и он принял душ, и он упал в ванне и умер?
– Почему бы и нет? И женщина, не желая впутываться в историю, в которой она не виновата, потихоньку улизнула.
– А одежда? – спросил я. – Неужели она стала бы ее разбрасывать, после того, как он снял ее и аккуратно сложил?
– Дурочка могла подумать, что он сложил все так тщательно, чтобы произвести на нее впечатление, а если бы он был один, то побросал бы все куда попало. Вот она и разбросала одежду, как будто Джайлс был один.
Я был сбит с толку: "Бог мой, а в этом есть смысл".
– А у него были другие женщины?
– Да. Он обнаружил, что ему хочется разнообразия. Была у него эта женщина, увесистая такая, – владелица книжной лавки. Настоящая мамаша.
Мне пришло в голову, что Юнис и Роузэнн во многих отношениях схожи.
– Вы полагаете, что Роузэнн Бронстайн могла быть у него в комнате?
– Она присутствует на съезде? Она ведь книготорговец, должна присутствовать.
– Я встретил ее в отеле вчера, – признал я.
– Значит, могла быть.
– Но она хорошо знает, что не надо разбрасывать одежду.
– Да, пожалуй, так, – сказала Юнис неохотно. – Впрочем, это нереально. После того, как Джайлс обнаружил прелесть разнообразия, Бронстайн долго у него не удержалась.
– Что думаете вы о случившемся? Убийство или нет?
– Ничего не думаю. А вот вы думаете над тем, не могла ли это быть Юнис Дивор. Прежде всего в смерти мужа подозревают жену, не так ли?
Мне стало неловко, и я пожал плечами:
– Я этого не говорил.
– Так скажите.
– Почему вы очутились в городе? Сколько времени вы здесь находитесь?
– Со вчерашнего дня, с 16 часов. Нужно, чтобы я объяснила, почему?
– Я не могу требовать объяснений. Хотите сами объяснить?
– Нет ничего проще правды. Он позвонил мне. Забыл дома пакет.
– Пакет?
Я, наверное, вытаращил глаза от удивления, потому что Юнис посмотрела на меня с усмешкой и повторила:
– Да, пакет. Я себя выдала этим? Я виновата?
– Нет. Продолжайте.
– Он позвонил мне, сказал, где лежит пакет, и попросил, чтобы я занесла его сюда. Я сказала, что постараюсь. Дело в том, что это давало мне повод побывать у брата, которого не видела больше года, хотя живем мы всего лишь в 40 милях друг от друга.
Я захватила с собой пакет, позвонила снизу в номер Джайлса. Его не было на месте. Я и не рассчитывала, что он у себя, разве что с женщиной, но тогда бы он не подошел бы к телефону. Поэтому я сдала пакет в гардероб и оставила для него номерок у портье. И отправилась к брату, где заночевала.
– Лучше бы ему послали пакет в номер с горничной.
– Почему? Он ведь получил его. Я видела, что он лежал на письменном столе, когда я вошла, как раз перед тем, как полицейские сунули его в парусиновый мешок с остальными вещами. Через несколько часов я получу его обратно.
– Именно это поручение, Юнис, я должен был выполнить вчера, – сказал я, снова мысленно ругая себя. – Ему передали номерок вчера вечером, но у него не было времени пойти в гардероб. А я взял пакет только сегодня утром во время ленча, но к этому времени он уже был мертв.
– Ну и что? Подумаешь, важность этот пакет!
– Почему вы так говорите? Вы знаете, что в нем?
– Конечно. Ручки. Он их все время покупает. Специальные трехгранные ручки с его монограммой. Впервые я стала покупать их ему. Меня раздражало, что он вечно развинчивает шариковые ручки, в которые можно вставлять запаски.
– Я знаю. И роняет пружинки.
– Он стал писать только этими. Правда, они имеют два недостатка: быстро кончается паста, и после этого он сует их во внутренний карман пиджака, и я должна разбирать их и выбрасывать те, которые кончились.
Я кивнул. Теперь я понял из-за чего поднялся шум во время подписывания автографов. Джайлс пытался сделать надпись почти высохшей ручкой (наверное, той самой, которой я нарисовал вопросительный знак на блокноте на его письменном столе). У него не было запасных, потому что я не принес их, и ему пришлось писать чужими ручками, к которым он не привык.
Вот почему он ругал меня, и не могу осуждать его, зная об этом бзике с ручками. Но как пустая ручка способствовала его убийству? Это могло побудить его в раздражении убить меня, но не могло спровоцировать его убийство.
– Но почему вы приехали сюда?
Впервые Юнис смутилась и опустила глаза. Она проговорила едва слышно:
– Я надеялась, что увижусь с Джайлсом. Я знала, что сегодня утром он надписывает автографы, и подумала, что это приведет его в хорошее настроение. Я подумала, что он захочет… если я останусь ночевать.
Я был потрясен. Эта женщина, несгибаемая, как скала, вдруг развалилась на куски, но у меня не было никакого желания снова собирать ее.
– Инстинктивно он знал, что я еду, и только для того, чтобы не встретиться со мной он разбил свою голову или устроил так, чтобы ему разбили голову, и навсегда распрощался со мной. Сукин… – и две крупные слезы покатились по ее щекам. Она вышла из комнаты, не попрощавшись.
12. Роузэнн Бронстайн. 17.15
У меня не было желания сразу уйти. Я мог оставаться в номере до 18 часов. Куда бы я не пошел, чтобы я ни делал, я стремился бы разгадать проклятую загадку. Через два-три дня Джайлса, наверное, похоронят. И мне придется присутствовать на заупокойной службе, и ради моего собственного душевного спокойствия к тому времени я уже должен что-нибудь узнать.
Итак, почему он был убит? Пока мне было известно об одном пустяковом осложнении в его жизни и о другом, серьезном. Пустяковым была пустая ручка, потому что я не принес пакет. Серьезное осложнение было вызвано любовным крахом двух женщин – Юнис и Роузэнн. (Кто бы мог предположить, что Джайлс Дивор – роковой мужчина, из-за которого две женщины пришли в отчаяние!)
Я был уверен, что Юнис не убивала его. Она слишком быстро догадалась, что я намекаю на убийство. Если бы она была убийцей, она наверняка сделала бы вид, что не поняла намека, и старательно избегала бы этого слова и версии. (Или, может быть, я слишком романтически настроен?).
Как насчет Роузэнн? Где бы мне найти ее?
Я решил попробовать дозвониться в ее книжную лавку. В День поминовения погибших лавка, вероятно, закрыта, но я знал, что она занимает несколько комнат над магазином. Быть может, у нее есть отводная трубка. На 15 гудке мне ответили.
Голос был тихим и осипшим, совершенно неузнаваемым, и я подумал, что ошибся номером.
– Роузэнн? – спросил я на всякий случай.
– Какого дьявола тебе нужно? – произнесли более громко, и тут я узнал ее.
– Это Дэрайес Джаст.
– Я знаю. Какого дьявола тебе нужно? – она уже не называла меня «малышом». Ей было действительно плохо.
– Извини, Роузэнн, но ты слышала о Джайлсе?
– Да, я слышала о нем. Никогда бы не подумала, что проклятый ублюдок может поскользнуться и упасть в ванне.
Уже вторая женщина бранила его за то, что он осмелился умереть.
– Роузэнн, – спросил я, – ты видела Джайлса после того, как мы с тобой разговаривали вчера?
– Нет, не видела, и вообще, какое тебе дело до этого? А ты видел его?
Я мог ответить, что видел его. Но это не имело значения. Поэтому я сказал:
– Роузэнн, меня кое-что беспокоит.
– Что ты имеешь в виду?
– Дело в том, что когда я вошел в его комнату…
– …ты обнаружил его. Может быть, ты его подтолкнул?
Она не думала, что говорит.
– Послушай, Роузэнн, когда я вошел в комнату, он уже был мертв. Он лежал в ванне, словно до этого принимал душ, а его одежда была разбросана по всей комнате. Создавалось впечатление, что он кидал ее по дороге в душ.
На другом конце провода воцарилось молчание, и оно длилось так долго, что я уже собрался проверить контакт, но тут она произнесла более нормальным голосом:
– Но это невозможно, он всегда складывал…
И замолчала.
– Ты хочешь сказать, что кто-то другой, раскидал его вещи? Какая-нибудь женщина. Нет, он этого не допустил бы. – И она тоже сразу сделала вывод, который, по-моему, доказывал ее невиновность. – Ты хочешь сказать, что кто-то убил его и потом раскидал его вещи, чтобы создать впечатление, что произошел несчастный случай, когда он принимал душ?
– Ты считаешь это возможным?
– Не знаю… Я.. Да, конечно, это возможно. – Внезапно она взорвалась: – Это сделала Юнис!
– Юнис?
– Конечно. Если она не могла обладать им, то значит, никто не должен был.
– Это невозможно, Роузэнн.
Роузэнн издала сиплый звук, который должен был изображать смех.
– Ты считаешь, что она должна была сделать это сама? – спросила она. – Могла нанять кого-нибудь. В наши дни это стоит не так дорого.
– Но у тебя есть такой же мотив, как у Юнис, и столь же веский.
– У меня?
– Если ты не можешь им обладать, значит, никто не должен.
– Не будь идиотом! – крикнула она и швырнула трубку.
Я положил свою.
Итак, чего я добился? Обе восприняли мой намек на убийство без сомнений, в силу чего я был склонен вычеркнуть их из списка подозреваемых. Роузэнн выдвинула идею наемного убийцы. Почему бы и нет? Малоправдоподобно, но почему бы и нет? Тогда алиби не имели бы никакого значения. И быть может, след героина, который я обнаружил, был оставлен наемным убийцей. (Почему – мне было неясно).
Проку от всего этого не было никакого. За последние пять часов я размышлял более напряженно, чем когда-либо в своей жизни – даже когда обдумывал сюжеты своих романов – и без результата.
Было почти 18 часов, и в любое время в номер могли прийти. Я запер его и ушел. Продолжая размышлять.
Я ждал лифта. Поскольку я не верил, что убийство было связано с таким пустяком, как ручки, и поскольку я не верил в причастность Юнис и Роузэнн, то мотив следовало искать в другом месте – другая женщина, которую никто не подозревает, героин, убийца-маньяк (нет, маньяк не стал бы создавать видимость несчастного случая).
В поисках мотива стоило бы проследить, что делал Джайлс с того момента, как мы расстались почти за 24 часа до его смерти. Когда я увидел Джайлса в последний раз, он уходил с Генриеттой Корвасс. Если я начну с нее…
Остановился лифт, идущий вниз. Я вышел на пятом этаже и обнаружил, что комната пресс-конференций все еще открыта. В ней сидела всего одна женщина. Она не знала, где Генриетта, но, кажется, слышала, как та говорила, что собирается на прием, который устраивает издательство "Снуолл, Брум и К" сегодня вечером. Я с трудом упросил ее разыскать объявление, и оказалось, что он состоится не в отеле, а в соседнем ресторане в 18.30.
13. Томас Вэлиэр. 18.40
У меня не было приглашения, но поскольку я имел значок Эй-Би-Эй, то мог доказать, если бы меня спросили, что я писатель. Но меня ни о чем не спрашивали. Выпивка, естественно, меня не интересовала, и я прошел мимо бара, лишь бегло взглянув, нет ли там Генриетты. Ее там не было. Но зато я увидел моего уважаемого издателя, главу "Призм Пресс" Тома Вэлиэра. Он тоже меня заметил.
– Привет, Дэрайес! Страшное дело, – сказал он, подходя.
Разумеется, я знал, о чем он говорит.
– Да, страшное дело, – сказал я, продолжая жевать.
– Говорят, вы обнаружили тело? – сказал он.
– Да. Я тот счастливчик.
– Он упал ванне и разбился?
– Похоже на то.
– Страшное дело, – повторил он.
– Поистине страшное.
– Такое постоянно случается, – он помотал головой. – Я имею в виду, что легко поскользнуться в ванне. Кстати, Дэрайес…
– Да?
– Помните, о чем мы говорили вчера?
– О том, что Джайлс покидает "Призм Пресс"?
– Не покидает. Он только говорил, что, возможно, покинет. Он еще не покинул. – Он взглянул на меня с осуждающим видом. – В данных обстоятельствах, мне кажется, нет необходимости упоминать об этом. Джайлс мертв, вы же знаете.
– Да, знаю, страшное дело.
Том подозрительно взглянул на меня, но, видимо, то, что он хотел сказать, было слишком важно, чтобы отвлекаться.
– Я хочу сказать – пусть мертвые покоятся в мире. Кому нужен бесполезный скандал?
– Смена издателя, по-моему, не вызывает скандала, – сказал я.
– Да, но из этого ничего не вышло, зачем же говорить об этом?
– Конечно, – сказал я. – У меня нет никаких причин говорить об этом, Том. Я буду рассматривать это дело как конфиденциальное.
– Спасибо, Дэрайес.
– Будем оптимистически смотреть на вещи, Том, – сказал я. – Книга Джайлса разойдется лучше, чем предполагали. Не часто писатель умирает в разгар рекламной кампании.
– Ну что вы, – пробормотал он смущенно. – Мы не хотим наживать капитал на несчастье.
– Полно, – сказал я. – Используйте заголовки. Это случилось на съезде Эй-Би-Эй. Книготорговцам это очень поможет, и они начнут проталкивать книгу. Подумайте только: "Смерть в Эй-Би-Эй".
Я вспомнил сетования Азимова, его обязательство написать книгу под названием "Убийство в Эй-Би-Эй". Клянусь, я так старался распутать происшествие, что у меня в этот миг даже мелькнула мысль, не подстроил ли его Азимов, чтобы заиметь сюжет или разрекламировать свою книгу.
(Совершенная чушь. Я говорил Дэрайесу, что нелепо оставлять эту фразу, но он настаивает, потому что уверяет, что он именно так подумал. Если ему так хочется выглядеть придурком, это его дело.
А. Азимов.
Я не знаю, почему Азимов считает, что он выше подозрений. Заинтересованный читатель может задуматься над тем, не пишет ли он эту книгу в тюремной камере.
Дэрайес Джаст.
Ну что ж, даже если это ослабит напряженность сюжета, должен заявить, что пишу эту книгу не в тюремной камере, а в своем кабинете.
А. Азимов.)
– Я полагаю, книга действительно лучше разойдется, – нерешительно проговорил Том, – но мне это безразлично.
14. Генриетта Корвасс. 19.45
Гости на приеме заполнили две большие комнаты и коридор между ними. Я знал, наверное, не более одного из каждых десяти присутствующих, но мне казалось, что буквально каждый здоровается со мной. Я стал знаменитостью, приобретя большую известность от того, что обнаружил труп, чем от своих четырех книг (не считая пятой, готовившейся к печати).
Я все больше мрачнел, переходя от группы к группе и думал о том, что бесполезно искать иголку в стоге сена, и вдруг, примерно без четверти восемь, услышал ее голос, повернулся в этом направлении и увидел ее. Я присоединился к группе людей, среди которых она стояла, и в конце концов мне удалось встретиться с ней глазами. Она мгновенно узнала меня, но тут же отвернулась. Я протиснулся к ней и легонько потрогал ее за локоть. Когда она обернулась я сказал так тихо, что практически никто не мог расслышать:
– Мне надо поговорить с вами.
– О чем?
– Это очень важно, – ответил я все так же тихо.
– Пол поводу… – она не закончила фразу, но это внезапное молчание было столь же красноречивым, как если бы она договорила.
– Да, – сказал я. – Выйдем из комнаты. Мы не можем говорить здесь.
Она пошла за мной. Я рассчитывал пройти во внутренний дворик, но и там за маленькими столиками сидели участники приема. Я подвел ее к невысокой бетонной ограде, окружающей ресторан, подтянулся и сел на нее, болтая ногами.
– Ужасная история, – проговорила она. – Совсем не нужная реклама. Попадет во все газеты.
– Об этом я ничего не знаю, Генриетта. Отель примет все меры, чтобы замять шумиху.
– Ведь объявить о случившемся пришлось мне.
– Такая у вас работа.
– Но мне это не нравится.
– Согласен. Не нравится. Но, судя по вашему виду, вам не нравлюсь я, только потому, что сообщил вам о происшедшем. Мне это тоже не нравится. Интересно, понравилось бы вам войти туда и…
– Замолчите! – К моему удивлению, она готова была расплакаться. Я замолчал, выжидая, заплачет или сдержится. Она не заплакала и спросила:
– Для чего мы сюда пришли?
– Послушайте, он был моим другом. Вчера вечером он не хотел идти с вами, помните? Я заставил его пойти, и именно поэтому он не смог взять в гардеробе пакет, который ему был нужен, и попросил меня это сделать, а я.. не смог выполнить его просьбу. Теперь для меня важно убедиться в том, что это не привело к его смерти.
– Как мог пакет иметь столь важное значение?
– В нем были ручки. Джайлс всегда пользовался ручками со своей монограммой, и он забыл их дома. Я не принес пакет вовремя, и он писал автографы единственной ручкой, которая у него была с собой, а в ней кончилась паста, и это вывело его из равновесия. Если бы он не разволновался, он мог бы пойти на ленч книготорговцев и писателей. Но поскольку он был вне себя: он поднялся в свой номер, решил принять душ, чтобы поостыть, и, видимо, упал. Так что в каком-то смысле вина лежит на мне.
– Если дело обстояло так, то чем я могу помочь?
– Я просто хочу знать все, что произошло вечером.
– Мне, собственно, нечего рассказывать. Мы поехали на телевидение и записали передачу.
– А как он вел себя во время записи?
– Самым примерным образом. Очень хорошо говорил. Эту передачу покажут через три недели, приурочат ко дню выхода книги. Если у них котелок варит, прокрутят раньше. Я не удивлюсь, – добавила она с горечью, – если они покажут ее завтра утром, пока съезд еще продолжает работу.
– Надо будет посмотреть, – сказал я. – А что было после записи?
– Ничего. Мы вернулись.
– Я имею в виду, после того, как вы доставили его в номер.
– Почему вы говорите, что я доставила его в номер? – спросила она, и голос ее дрогнул.
– Ведь вы собирались, не правда ли? Последние ваши слова перед отъездом были: "Я сама провожу вас до вашего номера".
– А, помню, – сказала она с неожиданным равнодушием. – Я поднялась с ним на лифте до его этажа.
– Он попросил вас зайти к нему?
– Не-ет, – ответила она неуверенно.
– Генриетта, – сказал я. – Не надо темнить. Он приглашает к себе каждую женщину. (Я этого точно не знал, но решил рискнуть). И вы, несомненно, вошли, иначе вы бы не были так смущены.
Она не ответила и отвернулась.
– Я обещаю вам, – сказал я, – что никому не передам, что вы мне рассказали. Нет надобности входить в подробности. Просто расскажите в общих чертах, что произошло.
– Мне-то нечего стыдиться. Я ушла от него вчера вечером и вообще его больше не видела.
– Значит, вы не видели, как он надписывает автографы?
– Конечно, нет!
– Кто-нибудь заходил за ним утром?
– Не знаю, во всяком случае не я.
Между тем у меня было отчетливое впечатление, что утром до десяти часов с ним была женщина. Кто-то сказал мне об этом. Мне даже назвали имя… Бесполезно. Я не мог вспомнить.
– Когда вы ушли от него вчера?
– Я не смотрела на часы. Вероятно, было около 11, но точно не знаю. Послушайте, я не хочу больше об этом говорить.
Она поспешно сбежала вниз по лестнице, а я повернул в другую сторону и направился к отелю.
15. Ширли Дженнифер. 21.10
Что дальше? Мне было известно, что Джайлс делал примерно до 23 часов накануне. В 10 часов утра он надписывал автографы. Что же произошло в течение 11 часов ночью и утром, что могло бы объяснить случившееся около полудня? К концу этого периода с ним была женщина. В этом я был уверен, хотя и не мог вспомнить, что вселило в меня уверенность. Возникал вопрос: кто она и провела ли она с ним ночь?
Я вошел в вестибюль и услышал возглас, которого, наверное, подсознательно опасался с самого начала:
– Дэра-ай-ес, я ищу тебя целый день.
Не думаю, чтобы она делала это, но с ее стороны было мило так сказать.
– Привет, Ширли, – сказал я бесцветным голосом. – Извини, у меня был очень трудный день.
– Знаю. Все об этом говорят. Как ужасно! Именно ты должен был найти его. Я думаю, из-за этого ты не подошел к киоску, где я надписывала автографы.
– Я провел время с полицейскими, малоприятное занятие, – оправдывался я.
– Бедняжка, – проворковала она.
Странно, до чего я чувствовал себя неуязвимым для ее чар.
– Меня уже мутит от этого, я собираюсь пойти домой и немного прийти в себя, – я слегка отодвинулся от нее.
У нее был удивленный и обиженный вид.
– Домой?
– Так будет лучше, Ширли. Сегодняшний день вымотал меня, – я нарочно зевнул и почувствовал, что мне и впрямь хочется спать. – Ты будешь здесь завтра?
– Не знаю, – ответила она сухо.
– Я буду. Может быть увидимся. – Я повернулся и вышел из отеля.
Когда я очутился в своей комнате, и дверь захлопнулась за мной, я не мог вспомнить, как дошел от отеля до дома. Расстояние было больше мили, но я не помнил ни одного шага. Мое возвращение напоминало мгновенное перенесение массы, нечто из глупых научно-фантастических рассказов Азимова.
(Насколько я помню, я имел в виду вообще научно-фантастические рассказы. Не сомневайтесь, что Азимов вставил свое имя, как будто он единственный автор научной фантастики в мире.
Дэрайес Джаст.
В одном из моих лучших рассказов "Такой прекрасный день", который входит в сборник «Сумерки» и другие рассказы", происходит перенесение массы. Поскольку Дэрайес после настойчивых расспросов признал, что читал этот рассказ, я утверждаю, что моя интерпретация максимально близка к истине.
А. Азимов.)
Прежде чем заснуть, я вспомнил, что Айзек Азимов был вторым писателем, надписывающим утром автографы. Он мог видеть, с кем пришел Джайлс. Завтра утром, кажется, в 11 часов, он должен участвовать в симпозиуме, и я подумал, что пойду туда. Во всяком случае… сам по себе он… может оказаться интересным. И я заснул.
Часть третья
Вторник. 27 мая 1975 года
1. Дэрайес Джаст. 6.00
Спал я плохо. Мне снились дурные сны, подробностей которых я не помню. Я открыл глаза в 6 часов утра – во рту был отвратительный привкус, подушка намокла от пота.
Какое-то время я смотрел в потолок, пытаясь отделить кошмары, созданные моим воображением, от кошмара вчерашних реальных событий, и понял, что больше мне не заснуть. Я встал, принял душ, побрился и решил не возиться с завтраком дома. Было теплое ясное утро, и я пешком отправился в отель.
Кафе в отеле было почти полно, хотя я пришел в 7.30. Я заказал блины и ветчину и стал прислушиваться к разговорам. Говорили о чем угодно – о боксе, о том, что ни редакторы, ни издатели не заглядывают в книжные магазины – как же им знать проблемы книготорговцев? – и о других пустяках. Закончив завтрак, я пошел между столиками, продолжая прислушиваться. Как понимаете, я делал это не из любопытства. Мне хотелось знать, какое впечатление смерть Джайлса произвела на участников съезда. Ответ был прост – никакого.
Жизнь продолжается.
2. Сара Восковек. 8.45
Примерно без четверти девять я поднялся на шестой этаж. Начальник службы безопасности, наверное, еще не пришел, и я вообще не знал, где его кабинет, зато знал, где кабинет Сары. Вряд ли она уже явилась, но я решил подождать.
Я ошибся: она была у себя, я постучал по косяку двери.
– Привет!
Она обернулась:
– Как себя чувствуете, Дэрайес? Вид у вас измученный.
– Плохой день и плохая ночь. Но ничего.
– Знаете, медицинский эксперт приезжал вчера около 19.30 и увез тело.
– Я так и предполагал. А куда делась Юнис? Я имею в виду миссис Дивор.
– Этого я не знаю. Думаю, что ушла домой. Хотите кофе?
– Спасибо, только что пил.
– Могу я вам чем-нибудь помочь?
– Когда приходит начальник службы безопасности? У него какое-то труднопроизносимое имя.
– Марсольяни, – она взглянула на часы. – Обычно он приходит рано. Хотите повидать его?
– Даже очень.
– Я позвоню ему и скажу об этом, но, знаете, вчера он был немного недоволен вами.
– Он сказал, почему?
– Сказал, что вы суете нос, куда не следует. Но не уточнил.
– Я действительно всюду сую свой нос, по крайней мере в данное время. Например, можете вы мне сказать кое-что, прежде чем позвоните ему?
– Смотря что.
– Существует ли в отеле проблема наркотиков?
– Проблема наркотиков?
– Ну, замешан ли отель в той или иной степени в продаже или доставке наркотиков… героина?
– Конечно, нет!
– Хорошо, не отель. Но не происходит ли это здесь без ведома отеля? Вот что я имею в виду.
Она задумчиво смотрела на меня:
– Почему вы спрашиваете?
– Я же сказал, что всюду сую свой нос.
– Поистине. Вы не имеете права задавать такие вопросы, а я – отвечать на них. Если вам надо об этом знать, следует спрашивать у Марсольяни, но не думаю, чтобы он вам ответил.
– Вы ему позвоните?
Она позвонила и вкрадчивым голосом сказала:
– Он хочет зайти к вам на минутку.
Это она придумала сама, я такого не говорил.
3. Энтони Марсольяни. 9.20
Марсольяни – его кабинет тоже на шестом этаже – заставил меня долго ждать. Он не спеша перебирал бумаги и всем своим видом показывал, что не спешит. Я сидел, стараясь не проявлять признаков нетерпения. Наконец в 20 минут десятого, когда ему надоело играть в ничегонеделание под моим пристальным взглядом, он спросил:
– Чем могу быть полезен?
– Можете вы узнать, показало ли вскрытие, что мистер Дивор употреблял наркотики?
– Нет. Позвоните в полицию или узнайте у его жены. Еще что?
– Полиция мне не скажет, и с моей стороны было бы непристойно беспокоить его жену подобным вопросом. Почему вы не можете мне сказать?
– Мне полиция тоже не говорит. Это не мое дело.
– Так ли? В номере отеля находился героин.
– Я его не видел.
– Он был там. Кто-то его смахнул.
Он слегка покраснел:
– Этот «кто-то» – я?
– Я никого не обвиняю, но он был там, а потом исчез. Мне представляется важным знать, связано ли это с Дивором. Если он не был наркоманом, героин мог остаться от того, кто до него жил в номере.
– Даже если так, что дальше?
– Тогда что это – изолированный случай или в отеле существует проблема наркотиков?
– Не знаю, о какой проблеме наркотиков вы говорите.
– Я тоже не знаю. Нечто такое, из-за чего было бы нежелательно, чтобы в номере обнаружили героин.
– Это было бы нежелательно в любое время и по любой причине.
– Если бы вы обнаружили героин, вы бы сообщили полиции?
– Конечно.
– Или же пытались бы втихую заняться этим сами, чтобы не пришлось обращаться в полицию?
Марсольяни долго смотрел на меня и потом сказал:
– В наши дни проблема наркотиков существует повсюду. Немыслимо, чтобы обошлось без инцидентов в любом отеле. Что касается конкретной проблемы, это совсем другой вопрос. Если бы она возникла, я несомненно сообщил бы полиции и, уж конечно, не сообщил бы вам.
– Вы, например, не ссыпали бы героин в конверт и не унесли?
– Нет, я бы этого не сделал бы, и вам повезло, что вы такая пигалица, иначе за такие слова я бы вас поднял, сломал пополам и выбросил бы обе половинки из кабинета.
– Тогда мне повезло, что я такой маленький, – вежливо заметил я и встал.
– Минуту, – сказал он, – напомните мне ваше имя.
– Дэрайес Джаст.
– Мистер Джаст, я думаю, что все эти разговоры вызваны тем, что вы по-прежнему считаете, что тот мужчина из номера 1511 был убит. Вы сказали полиции о своей версии?
– Нет, после вашей реакции на мои слова я решил, что лучше найти более веские доказательства.
– Понятно, тогда, мистер Джаст, позвольте мне сказать вам следующее: если человек из номера 1511 был убит, ваши несанкционированные и неуклюжие расследования могут побудить убийцу сделать то же самое с вами, чтобы избавиться от вас. Подумайте над этим.
– В любом случае мне, видно, недолго осталось жить.
– Подумайте об этом, но по ту сторону двери, – он достал сигару и засунул ее в рот.
Ненавижу сигарный дым. Я встал и покинул кабинет, ничего не выяснив. Статус-кво.
4. Сара Восковек. 9.35
Что делать? Я шел по шестому этажу к лифтам. Справа виднелась стеклянная дверь комнаты 622, но у меня не было предлога войти. Вопрос решился сам собой. Сара выглянула из двери и, когда я подошел, спросила:
– Марсольяни только что звонил мне. Он сказал, что не хочет больше вас видеть ни по какому поводу. Поэтому я предположила, что вы сейчас пройдете по коридору, и хотелось верить, что вы целы и невредимы. Судя по его голосу, он разъярен.
– Он был разъярен и не прибил меня только потому, что я такой маленький.
– Как видите, иногда это преимущество… Я хочу поговорить с вами. Если вы располагаете временем.
Я посмотрел на часы:
– Пока я свободен.
– У нас есть служебная комната, которой я иногда пользуюсь. Там нас не будут прерывать. Не пройдете ли вы со мной?
– С удовольствием.
Мы поднялись на десятый этаж. Сара быстро открыла дверь в одну из комнат, и я быстро вошел за ней. Она вывесила табличку "Не беспокоить" и заперла дверь.
– Теперь скажите мне… Вы спрашивали меня о проблеме наркотиков. Вы и Марсольяни об этом спрашивали?
– Вы сами мне посоветовали.
– Я сказала, что по такому вопросу следует обращаться к нему. Я не думала, что вы это сделаете.
– Но я сделал.
– Почему? Почему вы спрашиваете о наркотиках?