Глава 4

Огромный купол университетской обсерватории Саро, величественно вознесшийся над лесистыми склонами Обсерваторией горы, искрился в предвечернем солнечном свете. Маленький красный Довим уже закатился, но Онос еще высоко стоял на западе, а Трей и Патру, под острым углом пересекавшие восточный небосклон, заставляли поверхность купола вспыхивать новыми огнями.

Биней 25-й, стройный, подвижный молодой человек, носился по своей квартирке, которую делил с подругой, Раисстой 717-й, собирая книги и бумаги.

Раисста, прикорнувшая на их потертом зеленом диванчике, нахмурилась.

– Ты куда-то уходишь, Биней?

– Да, в обсерваторию.

– Но ведь еще совсем рано. Ты обычно уходишь туда только после захода Оноса. А до этого еще несколько часов.

– У меня там назначена встреча, Раисста.

Она устремила на него горячий, влекущий взгляд. Им обоим еще не исполнилось тридцати, оба были аспиранты, оба ассистенты – он астроном, она биолог – и только семь месяцев как заключили контракт на совместную жизнь. Их отношения еще не утратили прелести новизны, но уже возникли первые проблемы. Он работал в позднее время, когда на небе обычно находились только мелкие солнца, она испытывала наивысший прилив сил днем, в золотом свете Оноса.

В последние дни он стал проводить все больше и больше времени в обсерватории, так что часы их сна почти перестали совпадать. Биней знал, как огорчает это его подругу – он и сам огорчался. Но расчеты орбиты Калгаша, которыми он занимался, требовали времени, а теперь перед ним встала еще одна задача – и захватывающая, и пугающая. Только бы Раисста потерпела еще несколько недель – ну, пару месяцев…

– А ты не мог бы сегодня немножко задержаться? – спросила она. Сердце его упало. «Иди ко мне, давай поиграем», – говорил ему взгляд Раиссты. Устоять было нелегко, и ему совсем не хотелось противиться – но его ждали Йимот и Фаро.

– Я же говорю, у меня…

– Ну да, встреча. У меня тоже. С тобой.

– Со мной?

– Вчера ты сказал, что после обеда будешь свободен. Я на это рассчитывала. И сама освободилась – сделала всю лабораторную работу утром, чтобы…

Совсем плохо, подумал Биней. Он вспомнил, что и вправду говорил ей это, совсем упустив из виду, что назначил встречу двум молодым коллегам.

Раисста дулась и улыбалась одновременно – эта уловка удавалась ей в совершенстве. Бинея так и тянуло броситься к ней, позабыв про Фаро с Йимотом. Но тогда он опоздает к ним на добрый час, а это некрасиво. А то и на два часа.

Нельзя было также не сознаться, что ему не терпится узнать, совпадают ли результаты их вычислений с его результатами.

Борьба была равной: с одной стороны – неодолимый призыв Раиссты, с другой – стремление получить наконец ответ на мучивший его вопрос. И хотя вежливость обязывала явиться на деловую встречу вовремя, Биней с некоторым смущением осознал, что и Раиссте тоже назначил свидание – далеко не только по обязанности.

– Слушай, – сказал он, подойдя к подруге и взяв ее за руку, – я ведь не могу находиться в двух местах одновременно, верно? Когда я говорил с тобой вчера, то забыл, что ко мне в обсерваторию должны прийти Фаро и Йимот. Я разберусь с ними, а потом убегу и через пару часов буду здесь. Годится?

– Ты же собирался вечером фотографировать астероиды, – снова надулась она, на этот раз без улыбки.

– Тьфу ты, пропасть! Ну, попрошу Тиланду поработать с камерами за меня, или Хиккинана, или еще кого-нибудь. Я вернусь к заходу Оноса, обещаю тебе.

– Обещаешь?

Он сжал ей руку и улыбнулся с хитрецой:

– Обещаю и сдержу слово. Не сойти мне с места. Ладно? Ты не сердишься?

– Ну-у…

– Сплавлю Йимота и Фаро как можно быстрее.

– Да уж постарайся, – сказала она, и, когда он снова взялся за сборы, спросила: – Зачем это они так позарез тебе понадобились?

– Поручил им кое-какие гравитационные расчеты.

– На мой взгляд, это не так уж серьезно.

– Надеюсь, что дело окажется несерьезным на чей бы то ни было взгляд, – ответил Биней. – Но мне хочется выяснить это как можно скорее.

– Если бы еще знать, о чем идет речь…

Биней взглянул на часы и вздохнул. Что ж, еще на пару минут задержаться можно.

– Ты ведь знаешь, что я в последнее время занимаюсь вычислением орбиты Калгаша относительно Оноса?

– Конечно, знаю.

– Так вот, недели две назад я выявил одну аномалию. Мои результаты не совпадают с теорией всемирного тяготения. Я, естественно, перепроверил их, и опять получилось то же самое. И в третий раз. И в четвертый. Всегда одна и та же аномалия, какой бы математический метод я не использовал.

– О, Биней, какая жалость. Я знаю, как ты напряженно работал – и после этого вдруг узнать, что твои расчеты неправильны…

– А вдруг они правильны?

– Ты же сказал…

– Я пока не знаю, верно считал или нет. Мне кажется, я все делал правильно, но этого ведь не может быть. Я проверял себя и так, и сяк и каждый раз получал тот же результат – а ведь при моих методах проверки любая ошибка в вычислениях должна была обнаружиться. Но результат, который я получил, невозможен. Единственное объяснение, которое приходит мне в голову – это то, что я пользуюсь не теми исходными данными, потому-то и прихожу каждый раз к неверному результату, каким бы методом вычислений не пользовался. Должно быть, в самой основе моих сведений коренится ошибка, а я ее не замечаю. Например, если масса планеты определена неверно, ее орбиту нельзя вычислить правильно, как ни старайся. Понимаешь?

– Пока да.

– Поэтому я поручил эту задачу Фаро и Йимоту, не сказав им, в чем дело, и попросил произвести вычисления с самого начала. Они способные ребята. На их расчеты можно положиться. И если они придут к тому же выводу, что и я, методом, абсолютно исключающим ошибки, которые мог бы допустить в своих рассуждениях я, остается признать, что мои расчеты все же верны.

– Но они не могут быть верны, Биней. Ведь ты же сказал, что они противоречат закону всемирного тяготения.

– А что, если это закон неверен, Раисста?

– Что? – в полнейшей растерянности переспросила она.

– Понимаешь теперь, в чем вопрос? Почему мне нужно поскорее узнать, что получилось у Фаро с Йимотом?

– Нет. Нет, я ничего не понимаю.

– Мы поговорим об этом после. Обещаю.

– Биней! – в отчаянии вскрикнула она.

– Мне надо идти. Но я вернусь, как только смогу. Обещаю тебе, Раисста! Обещаю!

Глава 5

Сиферра поспешно вытащила из палатки с инвентарем, которая после бури покосилась, но устояла, кирку и щетку и полезла вверх по склону холма Томбо, Балик неуклюже карабкался следом. Юный Эйлис 18-й вылез из укрытия под скалой и стоял внизу, вытаращив на них глаза. Чуть подальше столпились рабочие во главе с Туввиком, недоуменно почесывая головы.

– Осторожней, – сказала Сиферра Балику, добравшись до разлома, проделанного в холме бурей. – Я хочу сделать пробный срез.

– Не лучше ли сначала сфотографировать?

– Говорю тебе, поберегись, – огрызнулась она, вонзая кирку в склон холма и обрушивая на голову своему спутнику целый каскад земли.

Он отпрянул, отплевываясь.

– Извини, – сказала Сиферра, не оглянувшись, и снова погрузила кирку в холм, расширяя свежий разлом. Она сознавала, что этакое рытье – не лучший метод. Ее наставник, великий старый Шелбик, должно быть, перевернулся в могиле. А основоположник их науки, досточтимый Гальдо 221-й, несомненно, качает головой, глядя на нее с высот пантеона археологов.

С другой стороны, и у Шелбика, и у Гальдо была возможность открыть то, что скрывалось под холмом Томбо, но они ею не воспользовались. Если она сейчас волнуется больше, чем следует, и действует поспешнее, чем требуется, придется уж им ее простить. Теперь, когда бедствия, которыми грозила ей буря, вдруг обернулись невиданной удачей, когда ожидаемое крушение ее карьеры вдруг обернулось взлетом, Сиферра просто не могла не посмотреть на то, что скрыто внутри холма. Не могла, и все тут.

– Смотри, – сказала она, вывернув большую глыбу грунта и расчищая срез щеткой. – Вот слой угля – прямо у основания циклопического города. Верхнее поселение, должно быть, выгорело дотла. Но взгляни чуть пониже – и увидишь под линией огня решетчатые постройки. Жители циклопического города, наверное, воздвигли свои монументальные здания прямо поверх старых руин.

– Сиферра… – взмолился Балик.

– Знаю, знаю. Дай хоть взглянуть. А там уж будем делать все, как следует. – Сиферра с головы до ног покрылась испариной, и у нее разболелись глаза – так пристально она всматривалась вглубь. – Смотри, мы поднялись совсем невысоко и уже обнаружили два города. А если расчистить отверстие пошире в районе решетчатого поселения? Так и есть! Нет, ты посмотри только, Балик! Поглоти меня Тьма, взгляни сюда! – Она с торжеством указывала куда-то острием своей кирки.

У основания решетчатого слоя виднелась еще одна черная угольная линия. Второй верхний слой тоже был в свое время уничтожен огнем, как и циклопический. И, как следовало заключить, тоже стоял на руинах более старого поселения.

Теперь и Балику передалось волнение Сиферры. Они стали работать в четыре руки, расчищая склон на полпути от подножия к расколотой вершине. Эйлис кричал им, спрашивая, что такое они делают, но они не обращали внимания. Гонимые нетерпением и любопытством, они вгрызались в слежавшийся песок – на три дюйма вглубь, на шесть, на восемь…

– Видишь теперь? – вскричала Сиферра.

– Да, еще одно поселение. Но что это за стиль, как ты думаешь?

– Для меня это нечто новое, – пожала она плечами.

– И для меня тоже. Во всяком случае, стиль крайне архаический.

– Безусловно. Но думаю, не самый архаический из тех, что здесь присутствуют. – Сиферра глянула вниз. – Знаешь, что мне кажется, Балик? Тут пять, шесть, семь, а то и восемь городов один на другом. Мы с тобой будем раскапывать этот холм всю свою жизнь! – Они в изумлении смотрели друг на друга.

– Теперь нам лучше спуститься и сделать снимки, – спокойно сказал Балик.

– Да. Спустимся. – Сиферра внезапно успокоилась. Довольно этого лихорадочного рытья. Пора вспомнить о профессионализме. Пора заняться этим холмом, как подобает ученому, а не кладоискателю или репортеру. Пусть Балик сделает свои снимки – во всех ракурсах. Потом надо будет взять образцы грунта на поверхности, поставить первые маркировочные рейки и проделать все подготовительные процедуры.

Потом смелый разрез – пробьем шахту через весь холм, чтобы понять, с чем имеем дело.

А потом мы снимем с этого холма шелуху, слой за слоем. Мы разберем его, срезая каждый пласт, пока не доберемся до девственной почвы. И к тому времени, клянусь, мы узнаем о доисторическом прошлом Калгаша больше, чем все мои предшественники вместе взятые, начиная с того, кто первым начал раскапывать Беклимот.

Глава 6

– Мы все подготовили для вашей инспекции Таинственного Туннеля, доктор Ширин, – сказал Келаритан. – Если вы спуститесь вниз примерно через час, у отеля вас будет ждать машина.

– Хорошо, – ответил Ширин. – Через час увидимся. – Положил трубку и пристально посмотрел на себя в зеркало напротив кровати.

В зеркале отражалось весьма озабоченное лицо. Ширин показался самому себе таким исхудалым и изможденным, что пришлось потянуть себя за щеки, чтобы удостовериться, на месте ли они. Знакомые мясистые щеки остались на месте – он не потерял ни одной унции веса. Изнурен был только мозг.

Ширин плохо спал – совсем не спал, как ему теперь казалось – а вчера едва дотронулся до еды. Однако ему и сейчас совершенно не хотелось есть. Мысль о том, чтобы сойти вниз и позавтракать, не находила в нем никакого отклика – а такое состояние было в корне чуждо Ширину.

Неужели его угнетенное настроение – это следствие вчерашних бесед с тронутыми пациентами Келаритана?

Или его просто ужасает предстоящее посещение Таинственного Туннеля?

Общаться с теми тремя больными было, безусловно, тяжело. Ширин давно уже не занимался клинической практикой – и, видимо, чисто академическая деятельность лишила его профессиональной закалки, позволяющей медикам бесстрастно относиться к чужим страданиям. Ширин сам удивился тому, каким он стал чувствительным и тонкокожим.

Но тот докер, Харрим – казалось бы, такой может выдержать что угодно. И вот – после пятнадцати минут, проведенных во Тьме Туннеля, одно лишь воспоминание о пережитом вызывает у него истерику. Печальное зрелище.

А те двое, которых он осматривал, были еще в худшем состоянии. Гистин 190-я, учительница, милая хрупкая женщина с умными темными глазами, не могла справиться с душившими ее рыданиями и, хотя начала рассказывать вполне связно, через пару фраз совершенно утратила дар осмысленной речи. А Чиммилит 97-й, тренер, великолепный образчик физического здоровья, – не скоро забудется, как реагировал он, когда Ширин открыл шторы в его комнате и больной увидел ясное небо. На востоке сиял Онос, а здоровенный красавец парень лепетал свое: «Тьма… Тьма…», – и пытался спрятаться под кроватью.

Тьма, Тьма…

А теперь, мрачно подумал Ширин, пришел и мой черед проехаться по Таинственному Туннелю.

Он мог бы, разумеется, просто отказаться. В его контракте консультанта, заключенном с джонглорским муниципалитетом, ни слова не говорилось о том, что он обязуется рискнуть своим рассудком. Он способен сделать достаточно авторитетное заключение и не подставляя собственную шею.

Но что-то в нем восставало против подобного малодушия. Одна только профессиональная гордость, помимо всего прочего, прямо-таки толкала его в Туннель. Он приехал для того, чтобы исследовать случай массовой истерии и помочь джонглорцам не только в лечении пострадавших, но и в предотвращении других таких же трагедий. Как у него повернется язык рассуждать о том, что случилось с больными в Туннеле, если он не ознакомится с причиной их недуга? Это его долг. Отказаться было бы просто преступно.

Не хотелось ему также, чтобы у кого-либо, пусть даже у незнакомых ему джонглорцев, появился повод обвинить его в трусости. Он помнил, как дразнили его в детстве: «Толстяк трусит! Толстяк трусит!» А все из-за того, что он не хотел лезть на дерево – ему, толстому и неуклюжему, это было просто не под силу.

Нет, толстяк не был трусом – Ширин это знал. И ценил свое здравомыслие, свою уравновешенность. Просто ему не хотелось, чтобы другие делали ложные выводы на основе его негероической внешности.

Кроме того, лишь один из десяти человек, проехавших через Туннель, вышел оттуда с признаками психического расстройства. Должно быть, те, кто пострадал, уязвимы на свой особый лад. Именно оттого, что я так рассудителен, так уравновешен, говорил себе Ширин, мне нечего бояться.

Нечего – бояться.

Он твердил это себе снова и снова, пока почти не успокоился. Но все же не чувствовал себя всегдашним Ширином, спускаясь вниз к машине.

Там сидели Келаритан, Кубелло и потрясающая женщина по имени Варитта 312-я – одна из инженеров, строивших Туннель. Ширин обменялся со всеми дружеским рукопожатием, широко – и, как он надеялся, убедительно – улыбаясь при этом.

– Чудный денек для поездки на аттракционы, – весело заметил он.

– Я рад, что вы так настроены, – покосился на него Келаритан. – Хорошо спали, доктор Ширин?

– Очень хорошо, спасибо. То есть настолько хорошо, насколько было возможно после разговоров с этими несчастными вчера.

– Значит, вы не питаете надежд на их выздоровление? – спросил Кубелло.

– Хотел бы питать, – уклончиво ответил Ширин. Машина плавно катила по улице.

– До Столетней Выставки примерно двадцать минут езды, – сказал Келаритан. – Там каждый день полно народу, но нужный нам участок парка аттракционов огорожен веревками, так что нас не обеспокоят. Сам Туннель, как вы уже знаете, закрыли, как только стали явными размеры бедствия.

– Вы имеете в виду смертные случаи?

– Разумеется, после них мы не могли позволить, чтобы Туннель работал дальше, – сказал Кубелло. – Но вы должны знать, что мы подумывали о закрытии задолго до этого. Вопрос был только в том, действительно ли Туннель стал причиной заболеваний, или пострадавшие просто поддались общей истерии.

– Ну конечно, – сухо ответил Ширин. – Городской совет не хотел закрывать столь выгодный аттракцион без действительно веской причины. Такой, как смерть от страха целой кучи посетителей.

Атмосфера в машине чрезвычайно светилась.

– Туннель – не просто выгодный аттракцион, – помолчав, сказал Келаритан, – он, как магнит, притягивает почти всех, кто посещает выставку, доктор Ширин. Как видно, острые ощущения необходимы тысячам людей.

– Даже когда в первый же день выяснилось, что некоторые люди, вроде Харрима и его семьи, выходят из Туннеля в состоянии психоза?

– Особенно тогда, доктор, – сказал Кубелло.

– Что такое?

– Извините, если я вторгнусь в вашу область, – вкрадчиво начал адвокат. – Я только хочу напомнить, что пугаться любят все, если это входит в правила игры. Ребенок рождается, испытывая инстинктивный страх к трем вещам: громкому шуму, падению и полному отсутствию света. Поэтому так весело бывает прыгнуть на кого-нибудь с криком «у-у!» Поэтому мы так любим кататься с горки. И поэтому все первым делом стремятся в Таинственный Туннель. Люди выходят из его Тьмы трясущиеся, остолбенелые, напуганные до полусмерти – и тем не менее платят за то, чтобы туда попасть. А то, что некоторые выходят оттуда в состоянии сильного шока, только подливает масла в огонь.

– Поскольку большинство людей считает, что уж им-то под силу выдержать все, не то что иным прочим – так?

– Именно так, доктор.

– Ну, а когда несколько человек не просто испытали в Туннеле шок, а буквально умерли от страха? Даже если бы руководство выставки после этого не уразумело, что Туннель надо закрыть, посетителей, полагаю, сразу поубавилось?

– Как раз наоборот, – торжествующе улыбнулся Кубелло. – Сработал тот же психический механизм, только еще сильнее. В конце концов, если слабонервные лезут в Туннель, тем хуже для них – стоит ли удивляться тому, что с ними случилось? Городской совет долго судил да рядил, и наконец решено было посадить в вестибюле Туннеля врача – чтобы осматривал каждого посетителя перед посадкой в вагончики. Тут билетов стали продавать вдвое больше.

– В таком случае, – сказал Ширин, – зачем было вообще закрывать Туннель? Насколько я понял из ваших слов, предприятие процветало бы, очереди жаждущих выстроились бы от Джонглора до Кунабара, с одного конца в Туннель вливались бы толпы народу, а с другой спокойненько выносили бы трупы.

– Доктор Ширин!

– Почему же его все-таки закрыли, если даже смерти никого не волнуют?

– Возникли проблемы со страхованием, – пояснил Кубелло.

– Ах, ну конечно же.

– Несмотря на вашу мрачноватую гиперболу, смертных случаев было очень мало – три или пять, не больше. Семьям погибших выдали подобающую компенсацию и закрыли все эти дела. В конечном счете проблемой для нас стали не смертные случаи, а случаи психических расстройств. Выяснилось, что некоторым потерпевшим понадобится длительная госпитализация – а это постоянный расход, убыточная статья и для муниципалитета, и для его страховщиков.

– Понятно, – посуровел Ширин. – В случае смерти расплатиться можно сразу – откупились от родственников, и порядок. Но месяцами и годами содержать больных в городской лечебнице – слишком дорогое удовольствие.

– Может быть, слишком резко сказано, но городской совет был вынужден принять во внимание именно этот фактор, – согласился Кубелло.

– Что-то доктор Ширин с утра не в духе, – заметил Келаритан. – Может быть, его беспокоит перспектива посещения Туннеля?

– Нисколько, – быстро ответил Ширин.

– Вы, конечно, понимаете, что нет никакой необходимости это…

– Есть, – сказал Ширин.

Наступило молчание. Ширин мрачно смотрел в окно на занятные угловатые деревья с чешуйчатой корой, на кустарник, покрытый цветами странного металлического оттенка, на высокие узкие здания с остроконечными крышами. Ему редко доводилось бывать так далеко на севере. Ему решительно не нравилась эта провинция – как и ее сладкоречивые циничные жители. Скорее бы домой, в Саро.

Но сначала – Таинственный Туннель.

Джонглорская Столетняя выставка располагалась к востоку от города, на территории огромного парка. Это был отдельный маленький городок, очень живописный по-своему, как подумалось Ширину. Фонтаны, аркады, розовые и бирюзовые башни из переливчатого твердого пластика. В больших павильонах демонстрировались произведения искусства из всех провинций Калгаша, промышленные новшества, последние достижения науки. Куда ни посмотри – всюду глаз привлекало что-то необычное и красивое. Тысячи людей прохаживались по пышным бульварам и проспектам.

Ширин часто слышал, что Джонглорская Столетняя выставка – одно из чудес света, и теперь убедился, что это правда. Не всякому доводилось на ней побывать. Ее открывали только раз в сто лет, всего на три года, в честь очередного столетия со дня основания города – а эта выставка, посвященная пятисотлетию Джонглора, превзошла, как говорили, все предыдущие. Ширин чувствовал давно не испытанное оживление, проезжая по ее нарядным владениям. Он надеялся, что позже выберет время и посетит выставку самостоятельно.

Однако его настроение резко изменилось, когда машина, объехав всю выставку, доставила их к воротам парка аттракционов. Здесь, как и говорил Келаритан, большой участок был отгорожен канатами, и недовольные граждане с явным раздражением посматривали из-за веревок, как Келаритан, Кубелло и Варитта ведут Ширина к Туннелю. Ширин слышал их ропот, и тихий враждебный гул толпы беспокоил его и даже немного пугал.

Он убедился, что адвокат говорил правду; закрытие Туннеля вызвало гнев этих людей.

Они нам просто завидуют, с удивлением понял Ширин. Оттого, что мы идем в Туннель, а их не пускают. Несмотря на все, что здесь случилось.

– Пройдем здесь, – сказала Варитта.

Фасадом Туннелю служила огромная конструкция в виде пирамиды, грани которой, преломляясь, создавали завораживающую перспективу. Шестистворчатый центральный вход, эффектно обрамленный алым и золотым, перегораживали брусья. Варитта достала ключ, отперла небольшую дверцу слева, и они вошли.

Внутри все выглядело более привычно. Ширин увидел металлические турникеты, призванные, без сомнения, сдерживать очередь ожидающих. Дальше – платформа, как на любом вокзале, и вереница вагончиков вдоль нее. А за ней…

Тьма.

– Будьте любезны, распишитесь вот здесь, доктор, – сказал Кубелло, протягивая ему какую-то бумагу. Буквы и строчки расплывались у Ширина перед глазами.

– Что это такое?

– Подписка о том, что вы всю ответственность берете на себя. Стандартная форма.

– А, да, конечно. – Ширин нацарапал внизу свое имя, даже не попытавшись прочесть содержание.

Ты не боишься, говорил он себе. Ты ничего не боишься.

Варитта 312-я вложила ему в руку какой-то приборчик.

– Аварийный выключатель, – объяснила она. – Поездка продолжается пятнадцать минут, но если вы сочтете, что уже узнали то, что хотели, или если почувствуете себя неважно – нажмите только эту зеленую кнопку, и в Туннеле зажжется свет. Ваш вагончик быстро дойдет до дальнего конца Туннеля и вернется сюда, на станцию.

– Спасибо, – сказал Ширин. – Но не думаю, что он мне понадобится.

– Возьмите все-таки. На всякий случай.

– Я хочу испытать на себе действие полного рейса, – сказал Ширин, упиваясь собственным мужеством. Однако безрассудство тоже ни к чему. Он не собирался пользоваться аварийным выключателем, но все же взял его с собой.

Не всякий случай.

Он вышел на платформу. Келаритан и Кубелло смотрели на него весьма красноречиво. Он прямо-таки читал их мысли: «Старый толстый дурак сейчас превратится там в студень». Что ж, пусть думают, что хотят.

Варитта исчезла – без сомнения, пошла включать механизм Туннеля.

И точно: она появилась в контрольной будке высоко над ними, сделав знак, что все готово.

– Можно садиться, доктор, – сказал Келаритан.

– Да-да.

Пострадал только один из десяти. Скорее всего, те, у кого особая чувствительность к действию Тьмы. У меня ее нет. У меня очень стабильная психика.

Он сел в вагончик. Там был предохранительный пояс; Ширин пристегнулся, с некоторым усилием затянув его вокруг живота. Вагончик медленно, очень медленно, тронулся вперед.

В поджидавшую впереди Тьму.

Один из десяти, даже меньше. Один из десяти, даже меньше.

Он знал, что такое синдром Тьмы. И был уверен, что это знание защитит его. Пусть даже все человечество инстинктивно боится отсутствия света – это еще не значит, что отсутствие света опасно само по себе.

Он-то, Ширин, знает, что опасна только реакция на отсутствие света. Весь секрет в том, чтобы сохранять спокойствие. Тьма – это только тьма, перемена окружающих условий. Нам она ненавистна, потому что мы живем в мире, где Тьма противоречит естеству, где всегда светит несколько солнц. Обычно на небе три солнца, то и дело бывает все четыре, а глядишь – осталось только одно, но света любого из солнц достаточно, чтобы разогнать Тьму.

Тьму… Тьму…

Тьму!!!

Ширин уже въехал в Туннель. Позади исчезали последние проблески света, и он смотрел в полную пустоту. Впереди ничего не было – ничего. Яма. Бездна. Зона полного мрака. И он ехал прямо в нее.