— Первый Спикер, — сказала она, — как недавно сказал Спикер Джиндибел, я не испытываю неодобрения. Это ваша привилегия — выбрать себе преемника. Если я говорю сейчас, то только потому, что я надеюсь способствовать успеху миссии Спикера Джиндибела. Могу я пояснить свою мысль, Первый Спикер?
— Давайте, — коротко ответил Первый Спикер. Ему показалось, что она слишком уж мягка, слишком уступчива.
Деларме серьезно наклонила голову. Она больше не улыбалась.
— У нас есть корабли, — сказала она. — Не такие совершенные, как корабли Первого Основания, но они могут везти Спикера Джиндибела. Я уверена, что он сумеет пилотировать корабль, как и все мы. У нас есть представители на всех главных планетах Галактики, и он везде будет хорошо принят. Кроме того, он может защитить себя даже от Анти-Мулов, поскольку он теперь знает об опасности. Даже когда мы ничего не знали, я подозреваю, что они предпочитали работать с низшими классами, даже с фермерами-хэмиш. Конечно, мы тщательно проверим мозг всех членов Второго Основания, но я уверена, что они остались нетронутыми насилием. Здесь Анти-Мулы не посмеют вмешиваться.
Тем не менее, нет никаких причин, почему Спикер Джиндибел должен рисковать больше, чем необходимо. Ему потребуется проявить безрассудную храбрость, и будет лучше, если его миссия будет замаскирована — в случае, если он ненароком натолкнется на них. Ему полезно было бы выступить в роли торговца по примеру Прима Палвера.
Первый Спикер заметил:
— У Прима Палвера была особая цель, у Спикера Джиндибела таковой нет. Если будет необходимость в какой-либо маскировке, я уверен, что он достаточно изобретателен, и придумает ее.
— Простите, Первый Спикер, я хотела указать на мелкую маскировку. Прим Палвер, как вы понимаете, взял с собой жену. Ничто так точно не указывало на его деревенскую природу, как факт, что он путешествует с женой. Это отметало всякие подозрения.
— У меня нет жены, — вмешался Джиндибел. — Подруги у меня были, но никто из них не согласится сейчас принять на себя роль супруги.
— Это известно, Спикер Джиндибел, — сказала Деларме, — но люди поверят в эту роль, лишь бы с вами была какая-нибудь женщина. Добровольцев, конечно, можно найти. А если понадобится представить документальные доказательства, в этом тоже не будет проблем. Я думаю, с вами обязательно должна быть женщина.
Джиндибел чуть не задохнулся. Не имеет ли она в виду... Может, это хитрость, чтобы разделить успех? Может, она обыгрывает возможность объединенного или поочередного пребывания на месте Первого Спикера?
Он угрюмо сказал:
— Я польщен, Спикер Деларме, что вы считаете...
И Деларме открыто рассмеялась, глядя на Джиндибела с почти настоящим чувством. Он попал в ловушку, и выглядит из-за этого глупо. Совет не забудет этого.
— Спикер Джиндибел, — сказала она, — у меня не хватило бы нахальства участвовать в этом деле. Это ваше, и только ваше дело, так же пост Первого Спикера будет ваш и только ваш. Не думаю, что вы хотели бы взять с собой меня. Да и сказать по правде, Спикер, в моем возрасте я уже не считаю себя чаровницей.
За столом заулыбались, даже Первый Спикер постарался скрыть улыбку.
Джиндибел почувствовал удар и даже не старался ответить на него с такой же расторопностью. Это был напрасный труд. И он сказал как можно вежливее:
— Так что же вы советуете? Уверяю вас, у меня даже в мыслях не было, что вы захотите сопровождать меня. Вы гораздо лучше справитесь в Совете, чем в суматохе галактических дел.
— Согласна, Спикер Джиндибел, согласна. Мой совет относится к вашей роли торговца-хэмиш. Для бесспорной достоверности самой лучшей спутницей будет для вас женщина-хэмиш.
— Женщина-хэмиш? — Джиндибел второй раз подряд был удивлен, и Совет возрадовался.
— Да, женщина-хэмиш, — продолжала Деларме. — Та, что спасла вас от избиения. Та, что смотрит на вас как на бога. Та, чей мозг вы зондировали и которая спасла вас от гораздо более неприятного, чем побои. Я советую вам взять ее с собой.
У Джиндибела возникло желание отказаться, но он знал, что именно этого она и ждет. Это означало еще большую радость для Совета. Теперь стало ясно, что Первый Спикер, жаждавший удалить Деларме, сделал ошибку, назвав Джиндибела своим преемником, или же Деларме сумела быстро обернуть это в ошибку.
Джиндибел был самым молодым из Спикеров. Он разозлил Совет, а затем избежал осуждения. Он самым настоящим образом унизил их, и теперь все с негодованием смотрели на него как на бесспорного наследника. Преодолеть это и так достаточно трудно, а теперь они еще будут вспоминать, как легко Деларме сделала его посмешищем, и как им всем было весело. Она воспользуется этим и убедит их, что он слишком молод и неопытен для роли Первого Спикера.
Их объединенное давление заставит Первого Спикера изменить свое решение, пока Джиндибел будет занят своей миссией. Если же Первый Спикер будет держаться твердо, Джиндибел, в конечном счете, обнаружит, что его должность стала синекурой перед лицом объединенной оппозиции.
Он сразу же все понял и сумел ответить без колебаний:
— Спикер Деларме, я восхищаюсь вашей прозорливостью. Я-то думал удивить вас всех! Мое намерение как раз и состояло в том, чтобы взять с собой женщину-хэмиш, но не совсем по тем причинам, о которых вы говорили. Я хочу взять ее с собой ради ее мозга. Вы все осмотрели его. Вы видели его таким, каков он есть: удивительно смышленый и, что более важно: чистый, простой, абсолютно бесхитростный. Ни одно чужое прикосновение к нему не пройдет незамеченным, как я думаю, вы и сами убедились. Не знаю, приходило ли вам на ум, Спикер Деларме, что она может служить великолепной системой раннего обнаружения? С помощью ее мозга я могу определить симптомы присутствия ментализма раньше, чем собственным мозгом.
В Совете возникло недоуменное молчание, и он быстро добавил:
— Ага, никто из вас не сообразил этого. Ну, ладно, неважно! А теперь я пошел. Нельзя терять времени.
— Подождите, — сказала Деларме, в третий раз почуяв инициативу. — Что вы намерены делать?
Джиндибел слегка пожал плечами.
— Зачем вдаваться в детали? Чем меньше Совет знает, тем меньше Анти-Мулы и им подобные будут беспокоить его.
Он сказал это, как если бы безопасность Совета была его первейшей обязанностью. Он наполнил этим свой мозг и показал его.
Это должно было польстить им. А главное — удовлетворение, полученное им, может удержать их от размышлений, знает ли точно Джиндибел, что намерен делать.
Вечером Первый Спикер разговорился с Джиндибелом наедине.
— Вы были правы, — сказал он. — Я не мог помочь вам. Я видел, что вы рассматриваете мое заявление как ошибку. Я давно хотел поставить Деларме на место, запретить ей узурпировать мою роль, и стереть с ее лица эту вечную улыбку.
Джиндибел мягко заметил:
— Мне кажется, надо было сказать об этом в частном разговоре, а затем подождать моего возвращения...
— Тогда я не смог бы стукнуть ее. Я понимаю, что это жалкий мотив для Первого Спикера.
— Это не остановит ее, Первый Спикер. Она будет продолжать интриговать ради этого и, возможно, по веским причинам. Я уверен, есть кое-кто, кто будет доказывать, что я должен отказаться от этого назначения. Нетрудно будет доказать, что Спикер Деларме — лучший мозг Совета и будет лучшим Первым Спикером.
— Лучший мозг — на Совете, но не вне его, — проворчал Первый Спикер.
— Она не видит других врагов, кроме Спикеров. Ее вообще нельзя было делать Спикером. Послушайте, а если я запрещу вам брать с собой женщину-хэмиш? Это маневр Деларме, я знаю.
— Нет, нет, причина, которую я выдвинул, чтобы взять хэмиш, истинная.
Эта женщина будет системой раннего оповещения, и я благодарен Спикеру Деларме, что она подтолкнула меня к этой мысли. Я убежден, что женщина-хэмиш окажется очень полезной.
— Ну, тогда ладно. И между прочим, я тоже не солгал. Я искренне убежден, что вы выполните все, что нужно, и положите конец кризису — если вы можете верить моей интуиции.
— Думаю, что могу верить, потому что я согласен с вами. Я обещаю вам, что бы ни случилось с вами, я вернусь. Я вернусь, чтобы стать Первым Спикером, чтобы там не делали Анти-Мулы и Спикер Деларме.
Говоря это, Джиндибел излучал удовлетворение. Почему он так рад, так настаивает на этом путешествии? Честолюбие, конечно. Прим Палвер однажды проделал такую штуку и Стор Джиндибел хочет доказать, что он тоже может это сделать. После этого никто не откажет ему в должности Первого Спикера. Но нет ли тут чего-то большего, чем честолюбие? Соблазн сражения? Неопределенный энтузиазм человека, которого всю взрослую жизнь держали в рамках тайной тропы на отсталой планете?
Он не вполне разобрался в причинах, но знал только, что очень хочет лететь.
СЕЙШЕЛ
После того, что Тревиз назвал «микропрыжком», Янов Пилорат впервые в жизни наблюдал, как яркая звезда постепенно выходит на орбиту. Четвертая планета Сейшел, их теперешнее место назначения, увеличивалась в размерах более медленно.
Компьютер смоделировал карту планеты и представил на переносном экране, который Пилорат держал на коленях.
Тревиз с апломбом человека, повидавшего в свое время десятки планет, сказал:
— Янов, еще слишком рано напряженно наблюдать. Мы сначала пройдем через приемную станцию, а это может оказаться утомительным.
Пилорат поднял глаза.
— Это, конечно, чистая формальность.
— Так-то это так...
— Но ведь сейчас мирное время!
— Конечно. Это означает, что нас пропустят. Но сначала займутся экологической проверкой. Каждая планета имеет свой баланс и не хочет его нарушать. Поэтому они, разумеется, проверят корабль на предмет нежелательных организмов или инфекций. Это разумная предосторожность.
— Но, мне кажется, у нас нет ничего такого.
— Да, но они сами хотят удостовериться в этом. Не забывайте, также, что Сейшел — не член федерации Основания, так что у них наверняка будет некоторый крен назад, чтобы доказать свою независимость.
Прибыл маленький корабль для инспекции, и сейшелский таможенник вошел к ним на борт. Тревиз говорил быстро и отрывисто, вспомнив свои армейские дни.
— «Далекая Звезда», с Терминуса. Бумаги корабля. Невооружен. Частное судно. Мой паспорт. Один пассажир. Его паспорт. Мы туристы.
Таможенник был в нарядной форме, в которой доминировал малиновый цвет.
Щеки и верхняя губа были гладко выбриты, по обеим сторонам подбородка торчали пучки разделенной надвое короткой бородки.
— Корабль Основания? — спросил он, произнося эти слова очень не правильно. Тревиз остерегся поправлять его или даже улыбнуться. В Галактическом Стандартном было столько диалектов, сколько планет. Но, коль скоро люди понимали друг друга, диалекты не имели значения.
— Да, сэр, — сказал Тревиз. — Корабль Основания. Частная собственность.
— Очень приятно. Ваш фрахт, пожалуйста.
— Мой — что?
— Ваш фрахт. Что вы везете?
— А… мой груз. Вот предметный список. Только личная собственность. Мы здесь не для торговли. Как я уже сказал, мы просто туристы.
Таможенник с любопытством огляделся.
— Не слишком ли усовершенствованный корабль для туристов?
— По стандартам Основания — нет, — сказал Тревиз с добродушным юмором. — Я обеспечен, и могу себе это позволить.
— Не намекаете ли вы, что я мог бы обогатиться? — таможенник быстро взглянул на Тревиза и затем оглянулся назад.
Тревиз помедлил, интерпретируя смысл слов, и тут же наметил курс действия.
— Нет, — сказал он, — я не имею намерения подкупать вас. У меня нет для этого причин, да и вы не выглядите человеком, которому можно дать взятку — даже если бы я намеревался это сделать. Если желаете, можете, осмотреть корабль.
— Не требуется, — сказал таможенник, выключая свой карманный записывающий аппарат. — Вы уже проверены на контрабандную инфекцию, и у вас все в порядке. Корабль поручен длинным радиоволнам, которые послужат вам посадочным лучом.
Он ушел. Вся процедура не заняла и пятнадцати минут.
Пилорат тихо спросил:
— Он не наделает неприятностей? Может, он и в самом деле рассчитывал получить взятку?
Тревиз пожал плечами.
— Чаевые таможенникам стары, как Галактика, и я охотно дам их, если он предпримет вторую попытку. Но, я думаю, он предпочитает не связываться с кораблем Основания. Старая мэр, спаси господи, ее сморщенную шкуру, сказала, что имя Основания защитит вас и меня повсюду, куда бы мы ни поехали, и она не ошиблась. Это может нам помочь и в дальнейшем.
— Он, кажется, узнал все, что хотел.
— Да, но он был достаточно любезен и проверил нас сканирующим лучом. При желании он мог бы обойти корабль с ручным аппаратом, и это заняло бы несколько часов. Он мог засунуть нас в полевой госпиталь и продержать там несколько дней.
— Что?! О, мой дорогой друг!
— Не расстраивайтесь. Он этого не сделал. Мог бы, я думаю, но не сделал. Это значит, что мы можем спокойно осуществлять посадку. Я предпочел бы спуститься на тяготении, это заняло бы пятнадцать минут, но я не знаю, где разрешенные для посадки места, и не хочу причинять неприятности. Мы пойдем по радиолучу, а это довольно долго, потому что мы пойдем по спирали через атмосферу.
Пилорат выглядел довольным.
— Но это же великолепно, Голан. Мы пойдем достаточно медленно, чтобы следить за планетой? — он поднял переносной видеоэкран с изображением слабо увеличенной карты планеты.
— Как положено. Мы пойдем ниже слоя облаков со скоростью несколько километров в секунду. Это не бог весть какое наблюдение, но планетографию вы определите.
— Отлично! Великолепно!
Тревиз сказал задумчиво:
— Я вот думаю, если мы пробудем на Сейшел-планете достаточно долго, нужно ли переводить корабельные часы на местное время?
— Я полагаю, это зависит от того, что мы собираемся делать. Как вы думаете, Голан, что мы будем делать?
— Наша задача — найти Гею, но я не знаю, сколько времени это займет.
— Мы можем перевести наши наручные часы, — предложил Пилорат, — а корабельные оставить как есть.
— Годится! — сказал Тревиз, разглядывая планету. — Больше ждать нечего. Сейчас я настрою компьютер на предписанный нам луч, и пусть он пользуется гравитационными двигателями для имитации обычного полета.
Янов, смотрите, что мы можем обнаружить.
Он задумчиво изучал планету, пока корабль спускался по гладко выправленной гравитационной кривой.
Тревиз никогда не бывал в Союзе Сейшел, но знал, что за последнее столетие Союз был стойко недружелюбен по отношению к Основанию. Тревиз был удивлен — и слегка испуган — тем, что они так быстро прошли таможню.
Что-то тут было не так.
Таможенника звали Джогорот Собхаддарта, и он половину своей жизни провел, работая на станции.
Он не обижался на жизнь, потому что она давала ему возможность один месяц из трех посвящать книгам, музыке и быть подальше от жены и подрастающего сына.
Конечно, в последние два года главой таможни был Спящий, и это раздражало. Ему был неприятен человек, объясняющий свои необычные действия только тем, что получил указания на них во время сна.
Сам Собхаддарта решил, что ничему такому не верит, хотя из осторожности не говорил этого вслух, поскольку большинство народа на Сейшел не слишком одобряло антипсихические настроения. Прослыть материалистом значило рисковать будущей пенсией.
Он расправил пучки волос на подбородке — один вправо, другой влево, громко откашлялся и спросил с неуместной небрежностью:
— Как насчет корабля, шеф?
Начальник, носивший сейшелское имя Намарат Годисавата, был занят выданными компьютером данными и, не поднял головы.
— Какого корабля?
— «Далекая Звезда». Корабль Основания, только что проинспектированный мной. Который телеграфировали со всех углов. Ваши сны ни о чем не предупреждали?
Годисавата поднял на него глаза. Это был невысокий человек с почти черными глазами, окруженными тонкими морщинами, никогда не улыбавшийся.
— Почему вы спрашиваете?
Собхаддарта вытянулся и сдвинул роскошные черные брови.
— Они говорят, что они туристы, но я еще никогда не видел подобного корабля, и мое личное мнение — что они агенты Основания.
— Послушайте, по правде сказать, я не помню, чтобы я спрашивал ваше мнение.
— Но, шеф, я считаю своим патриотическим долгом указать вам, на...
Годисавата опустил руки на грудь и строго уставился на мелкую сошку, которая, хотя впечатляла физической силой и происхождением, но тут же согнулась и приняла приниженный вид под пристальным взглядом начальника.
Годисавата предупредил:
— Если вы понимаете, что есть благо для вас, то вы либо будете делать свою работу без комментариев, либо я позабочусь, чтобы у вас не было пенсии, когда вы выйдете в отставку, что, кстати, может произойти скоро, если я еще раз услышу о предметах, которые вас не касаются.
Собхаддарта тихим голосом сказал:
— Да, сэр, — и добавил с подозрительной степенью услужливости. — Входит в круг моих обязанностей, сэр, сообщить, что на наших экранах появился второй корабль?
— Считайте, что уже сообщили, — раздраженно сказал Годисавата и вернулся к своей работе.
— С характеристиками, — сказал еще более униженным тоном Собхаддарта, — точно подобными тому кораблю, который я только что пропустил.
Годисавата положил руки на стол и встал:
— Второй корабль?
Собхаддарта улыбнулся про себя. Проклятый ублюдок от незаконной связи (он имел в виду шефа), ясное дело, я не видел во сне двух кораблей.
— По-видимому, сэр, — сказал он. — Теперь я вернусь на свой пост и буду ждать приказов, и я надеюсь, сэр...
— Да?
Собхаддарта не мог удержаться, даже рискуя лишением пенсии:
— Я надеюсь, сэр, что мы не сделали ошибки, пропустив первый.
«Далекая Звезда» быстро шла к Сейшел-планете, и Пилорат зачарованно следил за ней. Слой облаков был тоньше и разреженнее, чем над Терминусом, и поверхность суши была более однообразной — включая обширные районы пустынь — если судить по ржавому цвету большей части континента.
Не было признаков жизни. Планета казалась миром бесплодной пустыни, серой равнины, бесконечных складок, которые, видимо, представляли собой горные области, и, конечно, океаны.
— Она кажется мертвой, — пробормотал Пилорат.
— Напрасно вы надеетесь различить признаки жизни с такой высоты, — сказал Тревиз. — Вот опустимся пониже, и вы увидите на почве зеленые пятна.
А еще раньше вы увидите мерцающий ландшафт на ночной стороне. Человеческие существа склонны освещать свои планеты, когда наступает тьма. Я никогда не слышал, чтобы хотя бы одна планета была исключением из этого правила. Иными словами, первым признаком жизни, который вы увидите, будет не человек, а технология.
Пилорат задумчиво произнес:
— Человеческие существа — дневные по своей природе. Мне кажется, что одной из первых задач развития технологии было превращение ночи в день. В сущности, можно судить о прогрессе технологического развития планеты по интенсивности освещенности темной поверхности. Как вы считаете, далеко ли до замены темной униформы на светлую?
Тревиз рассмеялся.
— У вас возникают поразительные сравнения, я полагаю, это происходит от увлечения мифологией. Вряд ли униформа, возможна. Ночное освещение должно соответствовать плотности населения, так что континенты сверкают узлами и полосами. Даже Трантор в своем величии, когда он был огромной единой структурой, позволял свету обегать эту структуру лишь разбросанными точками.
Почва стала зеленой, как и предсказывал Тревиз, и на последнем витке он указал на то, что, по его словам, было городами.
— Это не полностью урбанизированный мир. Я никогда не бывал в Союзе Сейшел, но, согласно выданной компьютером информации, здесь тенденция придерживаться традиций прошлого. В глазах всей Галактики технология ассоциируется с Основанием, а поскольку Основание тут непопулярно, они и цепляются за прошлое — конечно, за исключением вооружения. Уверяю вас, в этом отношении Сейшел — вполне современная планета.
— Дорогой мой Голан, это сулит неприятности? Мы — члены Основания, и, оказались на вражеской территории...
— Это не вражеская территория, Янов. Не бойтесь, они будут предельно вежливы. Основание здесь непопулярно, но и только. Сейшел не относится к Федерации Основания, следовательно, они гордятся независимостью, и не хотят помнить, что они куда слабее Основания; позволяют себе роскошь не любить нас, оставаясь свободными только потому, что мы согласились на это.
— Боюсь, что это может, все-таки, быть неприятным, — уныло сказал Пилорат.
— Вовсе нет, — возразил Тревиз. — Бросьте, Янов. Я говорил об официальном отношении правительства Сейшел. Народ на планете — обычные люди, и если мы благожелательны и не изображаем из себя Лордов Галактики, они тоже будут к нам благосклонны. Мы приехали на Сейшел не для того, чтобы устанавливать здесь главенство Основания. Мы просто туристы и задаем вопросы о Сейшел, как всякие другие туристы. И если ситуация позволит, мы можем иметь небольшое законное послабление. Ничего плохого, если мы остановимся здесь на несколько дней и посмотрим, что нам предложат. У них может быть интересная культура, интересные пейзажи, интересная пища и — интересные женщины.
Деньги у нас есть.
Пилорат нахмурился.
— О, мой дорогой...
— Не скромничайте, — сказал Тревиз, — вы не так стары. Разве это вас не интересует?
— Не скажу, что не было такого времени, когда я не отдавал дань подобным занятиям, но сейчас не время для этого. У нас миссия! Мы хотим найти Гею. В подходящее время я ничего не имею против, но если мы запутаемся, трудно будет вырваться. — Он покачал головой и коротко добавил:
— Я думаю, вы боялись, что я застряну в Галактической библиотеке на Транторе и задержу вас. Конечно, библиотека для меня также привлекательна, как для вас черноглазая девица, а то и пять-шесть девиц.
— Я не распутник, Янов, но и аскетом быть не собираюсь. Ладно, я обещаю вам, что мы продолжим это дело с Геей, но если мне по дороге встретится нечто приятное, то нет никаких причин, почему бы не отреагировать нормально.
— Если вы действительно поставите на первое место Гею...
— Поставлю. Старайтесь только не упоминать, что мы из Основания. Тут будут знать об этом, потому что мы тратим деньги Основания и говорим с сильным терминусским акцентом, но если мы не будем подчеркивать это, нас сочтут чудаками и будут лояльнее. Если же мы станем напирать на то, что мы члены Основания, с нами будут вежливы, но ничего нам не расскажут, ничего не покажут, никуда не сводят и предоставят нас самим себе.
— Никогда не понимал людей... — вздохнул Пилорат.
— Тут и понимать нечего. Вглядитесь пристальнее в себя и поймете любого другого. Мы не так уж сильно отличаемся. Как бы Селдон разработал свой план — при всей его хитрой математике — если бы он не знал людской психологии? И как бы он создал этот план, если бы людей было трудно понять?
Вы пытаетесь предстать человеком, который не может понять других, а я покажу вам человека, который создал фальшивый образ себя самого — не в обиду будет сказано.
— Не обижаюсь. Я готов признать, что неопытен, что прожил сосредоточенную жизнь отшельника. Может быть, поэтому я никогда не вглядывался в себя, так что ведите меня и давайте советы насчет людей.
— Договорились! Тогда примите мой совет сразу же: следите за пейзажем. Мы скоро приземлимся, и я уверяю, что вы не почувствуете посадки. Следите, а все остальное сделаем мы с компьютером.
— Голан, вы не сердитесь. Если появится молодая женщина...
— Забудем об этом! Сейчас я должен позаботиться о посадке.
Пилорат снова стал разглядывать планету. Это первая чужая планета, на которую он ступит. Мысль наполнила Пилората каким-то дурным предчувствием, хотя все миллионы обитаемых планет в Галактике были колонизированы людьми не рожденными на них.
«Все, кроме одной», — подумал он с дрожью и восхищением.
Космопорт, по стандартам Основания, был невелик, но содержался хорошо.
Тревиз наблюдал, как «Далекая Звезда» точно вошла в предназначенное для нее место и была зафиксирована там. Им выдали хитро закодированную квитанцию.
Пилорат тихо поинтересовался:
— Значит, мы оставим его здесь?
Тревиз кивнул и успокаивающе положил руку ему на плечо.
— Не беспокойтесь, — сказал он тоже шепотом.
Они наняли наземный кар, и Тревиз углубился в карту города, башни которого виднелись на горизонте.
— Сейшел-Сити, — сказал он. — Город, планета, звезда — все именуется Сейшел.
— Я, все-таки, беспокоюсь о корабле, — сказал Пилорат.
— Насчет него можно не беспокоиться, — сказал Тревиз. — Вечером мы вернемся на корабль и будем ночевать в нем, если останемся здесь на несколько дней. Поймите, межзвездный этический кодекс космопорта, насколько я знаю, никогда не нарушался, даже в военное время. Космические корабли, пришедшие с миром, неприкосновенны. Если бы это было не так, никто не мог бы оставаться в безопасности, и торговля остановилась бы. Любая планета, нарушившая этот кодекс, была бы бойкотирована всеми космопортами и космопилотами Галактики. Уверяю вас, ни одна планета не пойдет на такой риск. Тем не менее...
— Что — тем не менее?
— Ну, я, все-таки, договорился с компьютером, что любой, непохожий на нас и с другим голосом, может быть убит, если попытается войти на борт. Я объяснил это командующему портом. Я сказал ему, что хотел бы выключить это специальное устройство из уважения к репутации космопорта Сейшел-Сити, известной всей Галактике, но, пояснил я, корабль новой модели, и я не знаю, как выключается этот прибор.
— Он, конечно, не поверил...
— Конечно, нет! Но сделал вид, что верит, иначе ему оставалось только одно — обида. А поскольку он ничего не может сделать, обида привела бы к унижению. А унижаться он не хочет, и значит, самое простое — поверить моим словам.
— Это еще один штрих к портрету человечества?
— Да, возьмите это на вооружение.
— А как вы узнали, что этот кар не снабжен «жуком»?
— Я подумал, что такое возможно, и поэтому, когда мне предложили один кар, я взял другой — наугад. Если они все с «жуками» — ну, что же, ничего ужасного мы не сказали!
Пилорат загрустил.
— Не знаю, как это выразить. Вроде бы жаловаться невежливо, но мне не нравится запах...
— В машине?
— Да, нет... Не только... в космопорту тоже. Я подумал, что пахнет только там… но машина прихватила запах с собой. Нельзя ли открыть окна?
Тревиз засмеялся.
— Полагаю, что мог бы сообразить, какая часть контрольной панели производит этот трюк открывания окна — но это не поможет. Воняет сама планета. Очень скверно?
— Запах не очень сильный, но заметный и довольно противный. Неужели вся планета так пахнет?
— Я забыл, что вы никогда не бывали в других мирах. У каждого обитаемого мира свой запах. В основном растительность, но я полагаю, что животные и даже люди вносят свою долю. И, насколько я знаю, ни одному человеку не нравится запах планеты, на которую он только что ступил. Но вы привыкнете к нему, Янов. Я обещаю вам, что через несколько часов вы перестанете его замечать.
— Не хотите же вы сказать, что все миры пахнут вроде этого?
— Нет. Как я уже говорил, у каждого мира свой запах. Когда я только что поступил во Флот, я никогда не мог есть первый день на новой планете.
Затем я выучился старому трюку космолетчиков: начиная посадку, я нюхал носовой платок, пропитанный запахом планеты. К тому времени, когда я выходил на открытый воздух, я уже не чувствовал запаха. А с течением времени я вообще переставал его ощущать. Просто привыкаешь не обращать на него внимания. Хуже всего — возвращаться домой.
— Почему?
— Вы думаете, Терминус не пахнет?
— Вы хотите сказать — пахнет?!
— Конечно. Когда вы привыкнете к запаху другого мира, вроде Сейшел, вы удивитесь, до чего на Терминусе воняет. В прежние дни, когда после большого объема работ открывали люки на Терминусе, вся команда кричала: «Закройте этот сортир!»
Пилората покоробило.
Башни города заметно приблизились, но Пилорат изучал только ближнее окружение. В обоих направлениях мчались наземные кары, иной раз пролетало воздушное такси. Пилорат внимательно разглядывал деревья.
— Растительная жизнь выглядит странно. Как вы думаете, что из нее — местного происхождения?
— Затрудняюсь ответить... — рассеянно отозвался Тревиз. Он изучал карту и пытался наладить компьютер кара. — На любой заселенной людьми планете местной жизни не так уж много. Переселенцы всегда импортировали свои растения и животных — либо сразу после заселения, либо чуть позже...
— Однако растительность выглядит странно.
— Янов, вы надеялись, что из мира в мир переходят одни и те же виды? Я как-то говорил вам, что создатели Галактической Энциклопедии сделали атлас видов. Он занял восемьдесят семь компьютерных дисков, тем не менее, был неполным и, в какой-то мере, устарел уже к моменту окончания.
Наземный кар подъехал к городу и углубился в предместья. Пилорат слегка вздрогнул.
— Я невысокого мнения об архитектуре города.
— Каждому свое, — сказал Тревиз с безразличием космического путешественника.
— Куда мы, кстати, едем?
— Ну, — сказал Тревиз с некоторым раздражением, — я пытался заставить компьютер вести эту штуку в туристский центр. Надеюсь, в отличие от меня, компьютер знает правила уличного движения.
— Что мы там будем делать, Голан?
— Во-первых, мы — туристы, следовательно, туристский центр — место, куда мы обязательно должны заехать и быть естественными и беззаботными, насколько это возможно. А во-вторых, куда бы вы отправились за информацией насчет Геи?
— В университете, возможно, есть сведения, — ответил Пилорат, — в антропологическом обществе или в музее, но никак не в туристском, центре.
