Хелен казалось, что дни в Борвуд Маноре быстро пролетают один за другим. Она наслаждалась каждой минутой, проведенной здесь, играя в теннис на солнечной лужайке, плавая в маленьком подогреваемом бассейне, восторгаясь изысканными блюдами, ведя роскошную жизнь, более того, еще получая за это деньги. Шло время, ей стало казаться, что сэр Генри начал проявлять к ней интерес. Сначала это было дружеское рукопожатие после игры в теннис. Затем во время прогулок он клал ей руку на плечо или держал ее за руку, показывая пролетающую мимо птичку или восторгаясь окружающим пейзажем.
Однажды, когда они гуляли в парке, он обнял ее за плечи. Она часто ловила на себе пристальный взгляд сэра Генри, когда на ней была теннисная юбочка и, в особенности, когда она надевала купальный костюм.
Мало-помалу у Хелен становилось тревожно на душе. Возможно ли, что сэр Генри увлечен ею, или он был из тех мужчин, что могут воспользоваться тем, что в доме беззащитная девушка, когда она совсем этого не ожидает? Затем беспокойная мысль осенила ее. Могло ли это быть причиной того, что Моника уехала из этого дома? Он пытался заигрывать с Моникой, и она сказала все, что она о нем думает. Да, это выглядело разумно и также объясняло тот факт, почему ее заработная плата была выше, чем у Моники, — плата была приманкой, чтобы заполучить девушку. Теперь ей все было понятно.
Как объяснить его поведение вчера, когда они вместе плавали в бассейне? Он поплыл под водой сзади нее и неожиданно схватил за ноги. Была ли это шутка с его стороны или просто ему хотелось быть к ней ближе, прикоснуться, ощутить ее тело. Тем не менее, Хелен должна была себе признаться, что ей было довольно приятно, когда его сильные руки крепко сжимали ее. По-своему он нравился ей. А почему бы и нет? Многие девушки отдали бы все, лишь бы выйти замуж за человека с титулом и большими деньгами. Ему было пятьдесят шесть лет, это верно, но он оставался молодым в душе и очень привлекательным. В самом деле, завидный жених. Поэтому, если ему хотелось поделиться с ней своим богатством, почему бы и нет?
Решив так для себя, Хелен направилась по лужайке к дому. И еще об одном она подумала: если я стану его женой, я не буду больше бояться этого волосатого Харпера. Если я захочу, я смогу от него избавиться.
В тот вечер, когда они сели обедать, она была очень вежлива с сэром Генри, поощряюще ему улыбалась, когда он говорил. Он был в обычном хорошем настроении, смеясь над собственными шутками и анекдотами. Она подумала про себя, наблюдая за ним, что, если он предложит ей выйти за него замуж, ей следует ответить «да».
Харпер поставил перед ней тарелку с большим бифштексом, а другую — перед сэром Генри. Затем, вежливо покашливая, произнес:
— Я боюсь, это последний бифштекс, сэр Генри.
— Но это, наверное, не совсем так. Неужели так быстро? спросил сэр Генри.
— Боюсь, что так, — ответил Харпер.
— А, ну что же! Придется тебе завтра утром поехать на ферму, Харпер.
— Хорошо, сэр.
Харпер слегка поклонился и исчез в своей кухне.
Хелен разрезала бифштекс на мелкие кусочки. Как всегда, он был прекрасно приготовлен — нежный и ароматный. В самом деле, он был таким вкусным, что она мало говорила, пока не покончила со своей порцией.
— Я думаю, это самый лучший бифштекс, который я когда-либо э-э-э…
Внезапно она осеклась. Она как раз отрезала последний кусочек мяса от толстой жирной кожи. Когда она отрезала кожу, та опрокинулась, показывая отметину величиной с ноготь большого пальца в виде трех перевернутых латинских букв V.
Нож и вилка со стуком выпали из ее дрожащих рук, кровь прилила к голове, рот открылся и закрылся, затем снова открылся, но не издал ни звука. Пораженная, сидела она на стуле, глядя только на три перевернутые буквы V, больше она ничего вокруг не видела. Ее окружал плотный темный туман, и сквозь этот туман издалека до нее донеслись голоса.
— Харпер, быстро сюда. Что-то случилось с мисс Лойд.
— Что такое, сэр?
— Я не знаю. Кажется, она смотрит в свою тарелку.
Сильные руки крепко держали ее и уносили от трех перевернутых букв V. Ее грубо положили на что-то жесткое. Сквозь туман она видела большую круглую ослепительно сверкающую лампу. Потом волосатые руки начали срывать с нее одежду. Она пыталась сопротивляться, но не могла. Затем она почувствовала, как сильные нежные руки сжимают разные части ее тела, как сжимали ее ноги в бассейне.
И опять те же голоса.
— Отличный экземпляр, Харпер.
— Действительно, чудесный, сэр.
— В конце концов, не придется тебе утром идти на ферму, Харпер.
— В самом деле, сэр.
— В таком случае, начнем?
— Я готов, сэр.
— Превосходно, превосходно. Приступаем к работе, в таком случае. Скальпель.
— Скальпель, сэр.
— Большую пилу.
— Большая пила, сэр.
— Хелен, Хелен, проснись. — Голос, доносящийся из темноты, казался знакомым. Она приоткрыла глаза и сощурилась на красный тусклый свет. Красная лампа без абажура излучала поток малинового света в большой комнате, которую она никогда до этого не видела. Ее затуманенное сознание судорожно пыталось вспомнить, что с ней произошло до того, как она потеряла сознание. Озноб охватил ее, когда она вспомнила, как волосатые руки Харпера лапали ее.
Затем она опять услышала тот же голос.
— Хелен, это я, Моника, — доносилось откуда-то со стены. Она повернула голову и прищурила глаза, вглядываясь в красный полумрак.
— Моника! — выдохнула она с облегчением. — А я думала, что тебя нет в живых. О, Моника, как я рада видеть тебя.
— Гм! Ты может быть и рада, а я — нет, поверь мне. Сегодня вечером ты тоже будешь не рада. Взгляни на меня как следует.
Озадаченная столь странным ответом, Хелен напрягла зрение, чтобы подробнее все рассмотреть. Она открыла рот от удивления, когда до нее дошло, что Моника совершенно обнажена. Затем ее вздох перешел в захлебывающийся стон, когда она увидела, что Моника выглядит точно так, как статуя Венеры Милосской в Париже. Руки ее были ампутированы чуть ниже плеч, а ноги — немного ниже бедер. Моника была подвешена у дальней стены комнаты на широких кожаных ремнях, обхватывающих ее под грудями.
— О, Боже мой, Моника, — запричитала она, — что они с тобой сделали?
Моника не ответила на ее вопрос, только отвернулась. И тут же, в этот момент Хелен поняла, что ее что-то туго стягивает вокруг живота. Инстинктивно ей хотелось освободиться от этого рукой, но ее внимание было отвлечено чем-то белым, подергивающимся сбоку. То, что она увидела, заставило ее забыть о своем животе.
В красном полумраке она увидела, что там, где должна быть ее правая рука, с плеча свисал перевязанный белый обрубок. Ее ужас усилился, когда она увидела то же самое на месте левой руки. Кровь стучала у нее в висках, а она все кричала и кричала, умоляя избавить от этого кошмара. Тело ее сотрясалось в истерических конвульсиях, когда взгляд скользнул вниз, мимо обнаженных грудей и толстого кожаного ремня, опоясывающего ее, и ниже — к двум коротким, забинтованным бедрам.
Из глаз ее лились слезы, когда яркий белый свет неожиданно вспыхнул в комнате. Сквозь мокрый туман она увидела силуэты доктора Уарда и его отвратительного помощника Харпера.
— О, Боже мой, вы не должны так расстраиваться, Хелен, моя дорогая.
Голос доктора постепенно просачивался в ее уши.
— Вы должны быть храброй, как Моника. Вы скоро привыкнете к этому, не так ли, Моника?
В ответ она услышала от Моники поток оскорблений, но спокойный голос невозмутимо продолжал:
— Пока я занимаюсь перевязкой мисс Лойд, пожалуйста, отстегни Монику и отнеси ее ко мне в спальню. Хорошо, Харпер?
— Конечно, сэр.
В дальнем конце комнаты послышался шум.
Когда Хелен стряхнула слезы с глаз, она оказалась наедине с доктором Уардом. Быстрым и ловким движением маленьких ножниц он начал снимать с нее бинты, а Хелен, оглушенная шоком и страхом, была только в состоянии наблюдать за ним, словно немое животное.
— Дело в том, моя дорогая Хелен, что несколько месяцев вы будете употреблять сильное успокоительное лекарство, поэтому некоторое время будете чувствовать слабость.
Его мягкий голос журчал так спокойно, как будто он осматривал больное горло.
— Отлично! — воскликнул он. — Все прекрасно зажило.
— Ты мясник! — Хелен плюнула ему в лицо, выведенная из себя гневом.
— Ну успокойтесь, успокойтесь, моя дорогая. Я думаю, подходящим словом будет «артист», вы так не считаете?
— Мясник, мясник, мясник! — в исступлении кричала Хелен, собрав все силы.
Сэр Генри с издевкой улыбнулся и похлопал ее по разгоряченной щеке.
В это время в комнату вновь вошел Харпер.
— В спальне все готово для вас, сэр, — громко объявил он прямо от двери.
— Превосходно, превосходно. Спасибо, Харпер. А я думаю, мисс Лойд готова для вас на сегодняшний вечер. Доброй ночи, Хелен; доброй ночи, Харпер.
Когда сэр Генри выходил из комнаты, Харпер слегка наклонил голову и почтительно произнес:
— Доброй ночи, сэр.
Но когда он вновь поднял голову, в глазах его зажегся новый блеск, которого Хелен раньше не видела. Она прижалась головой к каменной стене, закрыла глаза и изо всех сил закричала. Ее маленькие розовые обрубки жалостно дрожали в воздухе, когда мохнатые руки Харпера прикоснулись к ее коже, отстегивая толстый кожаный ремень.
(Перевод А.Сыровой)
Рэймонд Харвей
ТУННЕЛЬ
Джордж Уигз собрался закурить вторую сигарету, когда тишину прорезал звонок у дальней стены его блок-поста. Хотя он работал сигнальщиком уже более восьми лет, неожиданный предупредительный сигнал всегда заставлял его вздрагивать. Машинально он взглянул на стрелки своих часов. «Хм, что-то поезд идет раньше положенного», — подумал он. Он должен быть в 12.18. Вообще-то, товарные составы чаще всего проходили раньше или по графику. Уж если какие поезда и опаздывали, так это пассажирские, и это значительно затрудняло его работу. Он заставил себя подняться со старого кресла и, подобрав по пути большую белую тряпку, прошел туда, где медью блестели ручки, расположенные аккуратным рядком. Выбрав соответствующий рычаг, он обернул тряпку вокруг ручки и рывком опытного человека переместил его в требуемое положение. Сделав все это, он нажал кнопку сигнала, чтобы предупредить соседний блок-пост, а затем, записав время звонка в вахтенном журнале, вернулся на прежнее место. «Теперь уже на добрых полчаса», — подумал он про себя, зная, что следующий поезд должен проходить только в 12.45.
Джордж расположился поудобнее и взял из пепельницы незажженную сигарету. И вскоре кольца голубого табачного дыма закружились в воздухе, который и без того был тяжел от запаха керосина в двух больших ярких лампах.
Довольный и успокоенный, Джордж выбрал из стопки на полу один из цветных иллюстрированных журналов. Джордж очень гордился своей коллекцией, так как во всех журналах были фотографии хорошеньких девушек. Он очень скоро понял, что между проходящими поездами бывают большие интервалы и если разглядывать цветные картинки обнаженных девиц, это поможет убить время. Тем не менее, когда Джордж с вожделением уставился на фото пышногрудой блондинки, выходящей из морской воды, он не мог не сравнить ее с Вероникой, своей женой. Возможно, Вероника была не столь хорошо сложена, как эта нимфа, но она была не менее соблазнительной, и волосы у нее были такие же светлые. И эта девушка улыбалась ему, чего не скажешь о Веронике. Это очень беспокоило Джорджа. Он понимал, что они с женой отдалились друг от друга за последние годы. Он все еще глубоко любил Веронику, но, казалось, у него никогда не было настоящей возможности продемонстрировать ей это. Он очень часто работал в ночную смену. Когда по утрам он, усталый, возвращался домой, Вероника уже поднималась с постели и начинала заниматься домашними делами. Единственное время, которое он действительно мог провести с ней, было от четырех до девяти часов вечера. Но она, казалось, всегда была чем-то занята, и ей не хватало времени для Джорджа. Когда он пытался обнять ее, а она в это время обязательно делала что-нибудь по дому, то в ответ слышал: «О Джордж, как, по-твоему, я должна это делать, если ты мне мешаешь?» Или: «Джордж, прекрати, пора уже остепениться». Больше он не делал попыток, окружил себя фотографиями хорошеньких мисс, которые всегда ему приветливо улыбались и никогда не сердились, что он им мешает или ему пора остепениться.
Неожиданно Джордж опять вздрогнул. На сей раз тишину нарушил не предупредительный сигнал, а телефонный звонок. Он закрыл журнал с фотографиями и положил его на место, в ту же стопку. «Что бы это могло быть?» — подумал он, протягивая руку к телефонному аппарату.
— Джордж Уигз, блок-пост 172, слушает.
— Привет, Джордж. Это Гарри. — Голос его шефа потрескивал в трубке. — Я хочу сообщить тебе, что у нас крушение. Вот такая чертовская неприятность. Товарный. Слава Богу, что не пассажирский, хоть раненых нет.
— Ах ты, Боже мой, — прервал его Джордж, — как же это…
— Извини, Джордж. Сейчас некогда вдаваться в подробности. Слишком много дел. Я только хотел тебе сказать, что ты, пожалуй, на сегодня свободен. Я надеюсь, к завтрашнему утру все расчистим. Ну, доброй ночи.
Раздался резкий щелчок, и все стихло. Джордж медленно опустил телефонную трубку на место. Ну что, на сегодня все. Он вынул часы. Было 12.35. Чем скорее он соберется, тем скорее будет дома. Еще до часа ночи. Он сложил журналы стопкой и убрал их в шкаф. Затем, надев пальто, погасил огонь в обеих керосиновых лампах, закрыл на замок дверь блок-поста и застучал башмаками по деревянным ступеням лестницы.
Все вокруг было окутано жемчужным светом полной луны, когда он шел домой. Так как из-за аварии движение поездов прекратилось, он решил пойти коротким путем через туннель Дингл. Он быстро шел по путям, шагая прямо по шпалам, пока, наконец, не оказался у темного, похожего на пещеру, входа в туннель. Он вошел в него и сразу же окунулся в темноту ночи. Несмотря на это, он шагал очень уверенно, так как путь ему был хорошо знаком, ведь он ходил им не раз. Приобретенный опыт давал ему возможность ступать точно по шпалам, хотя он и не видел их в кромешной тьме. Эхо разносилось по туннелю вместе со звуком коротких всплесков, когда капли с потолка падали в лужи застоявшейся воды. Пока он шел, его сопровождали скребущиеся звуки и легкое шуршание крысиных лап, когда те шныряли вокруг в поисках пищи. Тут и там был слышен звук раздираемой бумаги, когда маленькие острые зубки рвали ее на части, добывая объедки, выброшенные из проходящего поезда. Время от времени ему приходилось прогонять их прямо из-под ног, и они улепетывали, семеня лапками по шпалам. Но вот наконец туннель закончился, и он вышел на тропинку, залитую прозрачным лунным сиянием.
Часы на церковной башне пробили час ночи, когда он повернул на свою улицу. Он думал о том, как поведет себя Вероника, когда он окажется рядом с ней в постели. Пожалуй, она уже легла спать. Он тихонько поднимется в спальню, разденется и нежно ее поцелует. Она проснется, он будет целовать ее, и они будут блаженно счастливы. Он ускорил шаг, рисуя в своем воображении эту сцену. Он действительно очень сильно любил свою Веронику.
Он тихонько открыл калитку и так же тихо закрыл ее за собой. И тут, к своему изумлению, заметил на дорожке темный корпус мотоцикла, прислоненного к стене дома. Он посмотрел на номерной знак и узнал мотоцикл своего лучшего друга Стивена Холлинза. Какого черта он тут делает в такое время? Озадаченный, он подошел к задней двери дома и осторожно вставил ключ в замок. Он тихонько открыл, а потом закрыл дверь и сел на пол, чтобы разуться. Он слышал только свое тяжелое дыхание после быстрой ходьбы.
В доме было темно и тихо, но он мог пройти в спальню и с закрытыми глазами. Он молча поднялся по лестнице и на цыпочках пошел по проходу к двери в спальню. Не успел он дойти до двери, как тело его будто сковало — из комнаты доносились голоса. «Поцелуй меня еще, Стив. О, дорогой, поцелуй меня». Это был голос Вероники. И благодарное мужское бормотание: «Люблю тебя, люблю тебя».
Джордж был потрясен. Он подкрался к двери. Она была полуоткрыта, и он мог видеть большое зеркало у туалетного столика жены. В комнате, освещенной бледным светом луны, он увидел отраженные в зеркале обнаженные тела его жены и Стивена Холлинза. Тело Вероники было похоже на белую мраморную статую, а смугловатое тело Стивена было несколько в тени. Но Джордж ясно видел, как головы их сомкнулись в страстном поцелуе. Темная рука Стивена ласкала белое в лунном свете тело Вероники. Джордж был заворожен темной рукой Стивена; он следил за каждым ее движением, и чем страстнее она ласкала Веронику, тем сильнее он ее ненавидел. Джордж знал, что, если он постоит вот так еще немного, он не выдержит и убьет их обоих. Но мгновенная смерть слишком легка для них. Они должны помучиться за его страдания. Так оно и будет. Он покинул дом так же молча, как и пришел, и вернулся на свой блок-пост, чтобы провести там ночь. С каждым шагом план его прояснялся, и когда он оказался на месте, он уже улыбался.
Джордж вернулся домой в свое обычное время и старался вести себя так, чтобы не вызывать подозрений. Как всегда, он лег спать и проснулся в 15.30, когда Вероника позвала его обедать. После обеда он ушел, чтобы купить пилюли, которые доктор ему прописал в качестве снотворного, потом приготовил сэндвичи. В семь часов он сказал Веронике, что забегал к Стивену. При этом он внимательно наблюдал за выражением ее лица, но кроме того, что она избегала смотреть ему прямо в глаза, она держалась очень хорошо.
— Зачем тебе понадобился Стивен? — спросила она, делая вид, что ищет что-то в ящике стола.
— О, я только хотел попросить его привезти тебя на блок-пост сегодня вечером, в 10.30, — ответил он небрежно.
Впервые с тех пор, как было произнесено имя Стивена, Вероника посмотрела на него.
— Какого черта мне понадобился этот твой дурацкий блок-пост? — с сарказмом спросила она.
— А вот это сюрприз, дорогая, — сказал он, улыбаясь ей. Пока не могу сказать, но я знаю, ты будешь счастлива.
Вероника ничего на это не ответила, но вид у нее был изрядно озадаченный.
— Так ты придешь, дорогая? — повторил он.
— А что сказал Стивен? — осторожно выпытывала она.
— Он сказал, что с удовольствием с тобой приедет, — ответил Джордж.
— Ну хорошо. Только в таком случае запомни, я не собираюсь торчать там долго. Так что не трать время попусту и не строй никаких планов.
— Ну разве стал бы я приглашать тебя просто так, по пустякам, дорогая. Ты же меня знаешь, — успокоительно произнес Джордж.
Вероника проворчала что-то в ответ и продолжала заниматься своими делами.
В тот вечер, когда началась смена, Джордж не стал, как обычно, открывать шкаф со своими любимыми журналами. Вместо этого он достал три фарфоровые чашки, и налил в них немного молока. Потом взял несколько таблеток из маленькой, темного стекла, бутылочки и опустил их в две чашки. Он разжег примус и поставил чайник на огонь. Когда Вероника и Стивен появились в дверях блок-поста, он как раз наливал кипяток в заварочный чайник.
— А, вот и вы, — бодро сказал он, — как раз вовремя, на чашку чая.
Вероника и Стивен молча сели, а Джордж суетился, бегал вокруг, стараясь, чтобы они чувствовали себя как дома.
— Позвольте за вами поухаживать, — рассмеялся он, разливая по чашкам чай, от которого поднимался пар.
— Берите сахар. — Он подвинул баночку с сахаром поближе к ним. — Вот так, чашки с ручками — для гостей, а без ручки для меня.
— Послушай, Джордж, мы не для того проделали весь путь в столь поздний час, чтобы гонять с тобой чаи, — в глазах Вероники вспыхнул огонек, когда она говорила. — Ты сказал, что у тебя…
— Терпение, моя дорогая, — прервал ее Джордж, — всему свое время. Отдохните, хлебните чайку, чувствуйте себя свободно.
Вероника и Стивен обменялись мимолетными взглядами, потом откинулись на спинки кресел с чашками в руках. Пока они пили, Джордж делал вид, что слишком занят и ему некогда разговаривать. Он сновал туда-сюда по комнате, заглядывал в вахтенный журнал, как будто проверял что-то. Наконец он сел и присоединился к чаепитию.
— А теперь, — сказал он, — я сообщу вам свою новость. Мне предложили новую работу на севере Англии. — Он выдержал паузу и понаблюдал за реакцией жены и ее любовника. — У нас будет собственный домик, так что больше мы не увидим Стивена. Вот я и подумал, было бы неплохо устроить прощальную вечеринку.
Он смотрел на них, сияя улыбкой. Вероника была ошеломлена. Она уставилась на Стивена, не зная, что и сказать.
— Почему же никто не радуется и не поздравляет меня, а? — спросил Джордж с улыбкой.
Вероника и Стивен были на грани отчаяния. Им было не до поздравлений.
— Ну дорогая, — продолжал Джордж, — со стороны можно подумать, что тебя это совсем не радует. Ты уверена, что тебе не хотелось бы остаться со Стивеном? Я могу поехать один, если ты хочешь.
Он ждал ее ответа. Казалось, Вероника плохо соображает. Она подперла голову рукой, в глазах ее была усталость.
— Я не хочу ехать на… на… на…
Больше она ничего не могла сказать. Голова ее тяжело откинулась на спинку кресла.
— Вероника, что с тобой? — спросил Стивен, вскочив на ноги и склонившись над ней. Он как будто потерял равновесие, опрокинулся и упал навзничь, стукнувшись головой с размаху, да так и остался лежать на полу.
Джордж широко улыбался.
— Да, я знаю, вам хочется быть вместе. И я вам это устрою.
Он подошел к шкафу, вытащил оттуда моток проволоки и фонарь. Он положил все это на стол и начал раздевать жену.
Стивен почувствовал, как в лицо ему плеснули холодной водой, и открыл глаза. Он лежал в железнодорожном туннеле, а Джордж Уигз стоял над ним с фонарем. Лежать ему было неловко и холодно, и он попытался встать.
— Извини, Стивен, старина, но боюсь, ты уже не сможешь встать. Видишь ли, я привязал тебя проволокой.
Стивен с трудом повернул голову и увидел, что запястья и щиколотки его были перетянуты проволокой так, что руки и ноги оказались распластанными поперек рельсов.
— Да, дружище, — продолжал Джордж, довольный, что Стивен оценил свое положение, — когда пройдет поезд, он перережет тебе ноги повыше щиколоток и руки почти до локтей.
— Ты безумец, — закричал Стивен, — ты не можешь этого сделать! Ну-ка освободи меня! Развяжи сейчас же, ты слышишь?
— Да, я слышу, Стивен, но так я больше уверен, что твои грязные лапы не будут больше касаться моей жены, — усмехнулся Джордж. — Здорово придумано, как ты считаешь, Стивен? И если ты изловчишься, то сможешь увидеть, что ноги Вероники привязаны к твоим. Она в таком же положении, что и ты.
Стивен вытянул шею, чтобы как следует все разглядеть. Взгляд его скользнул по обнаженному телу вниз, к ногам, и он увидел распластанное обнаженное тело Вероники.
Вот каким, оказывается, был план — поезд проедет сразу по обоим, отрежет руки и ноги, и смерть их будет медленной и мучительной. Устав от напряжения, он уронил голову.
— Пожалуйста, послушай, Джордж. Я сделаю все, что ты скажешь, только…
— Извини, старина, — сказал Джордж, — ты напрасно тратишь время. Мне пора идти, вот только надо привести в чувство Веронику, а потом я оставлю вас наедине.
Сказав это, он плеснул водой в лицо Вероники, подождал, пока она не откроет глаза.
— Прощай, Вероника, — произнес он. — Надеюсь, что ближайшие десять минут осчастливят тебя и твоего любовника.
Он поднял фонарь и пошел обратно, по направлению к своему посту.
При слабом свете луны, который едва доходил до них от входа в туннель, Вероника крутила головой, пытаясь увидеть и понять происшедшее. На Стивена обрушился неудержимый поток вопросов, и когда она услышала ответы, то закричала изо всех сил, требуя, чтобы Джордж немедленно вернулся и освободил ее. Но Джордж не вернулся. Он был занят разведением костра, чтобы сжечь две охапки одежды позади блок-поста. Даже сквозь ее пронзительный вопль Стивен слышал отдаленное громыхание приближающегося состава. Он дергал изо всех сил руками и ногами, но проволока только глубже врезалась в тело. Он поднял голову и увидел вспыхнувшие передние огни поезда, направляющегося прямо на них. Рельсы задрожали под их руками и ногами, и безумный вопль Вероники смешался с грохотом проходящих вагонов. Он прижал голову, закрыл глаза и почувствовал, как напряглось его тело в ожидании страшной развязки.
Казалось, два докрасна раскаленных ножа полоснули по его ногам, а потом рукам. А вокруг — грохот, невообразимый грохот, обрушившийся на него. Потом все стихло. Он почувствовал жгучую боль в руках и ногах. Он с трудом приподнял веки и посмотрел на ужасающие дергающиеся обрубки вместо рук. Он неуклюже оперся на левый локоть и увидел, что по обеим сторонам рельсов были разбросаны безжизненные части рук и ног. Вероника громко стонала, потом, опомнившись, вновь начала истошно кричать, увидев свое изуродованное тело. Стивен знал, что они оба истекают кровью, но он также сознавал, что это может длиться мучительно долго, пока наконец не придет смерть.
Вероника была вне себя, она ругала Джорджа всякими словами в промежутках между приступами дикой боли, посылала ему проклятья. Стивен понял, что у них только один выход. Превозмогая сильную боль, помогая себе кровоточащими обрубками рук и ног, он добрался до Вероники. Остатками рук он обхватил ее за шею, подтянул голову и положил на липкие от крови рельсы. Потом он так же положил и свою голову и следил, чтобы она не скатилась вниз. Он надеялся, что ждать следующего поезда придется не слишком долго и, когда он пронесется по рельсам, смерть наступит мгновенно.
Пока они ждали, лежа в теплой луже, их внимание было отвлечено длинными темными тенями, скребущимися около них и медленно подбирающимися ближе. Неожиданно Вероника закричала, когда большая жирная крыса начала грызть ее отрезанную ступню, лежащую на расстоянии ярда от ее лица. Другие крысы окружили их и с жадностью набросились на отрезанные части туловища.
Стивен пытался успокоить Веронику, но она к этому времени уже была в бреду. Неожиданно она начала жаловаться на усиливающуюся боль в ноге. Стивен ничего не мог придумать ей в утешение. Но когда он посмотрел вниз на ее ноги, к своему ужасу он увидел, как две большие черные крысы рвали на куски оставшиеся части ног. Он приподнял свой правый обрубок, чтобы отпугнуть их, и они поспешно спрятались в тень.
Потом он почувствовал, что рельсы задрожали, и понял, что скоро наступит освобождение. Он еще раз взглянул, не сползла ли ее голова с рельса, потом закрыл глаза. Он ощутил, Как напряглось и приникло к нему ее тело, ощутил ее упругие груди, потом яркий белый свет ослепил его и — полная тьма накрыла их.
(Перевод А.Сыровой)
Фрэнк Куинтон
МЕСТЬ
Днем было совсем тяжело — он гулял по пирсу, оставшись наедине со своими воспоминаниями. Хорошо еще, что гуляющая праздная толпа не знала его, это давало возможность несколько расслабиться. Но и вечер в летнем театре не принес желанного облегчения, скорее, наоборот.
Бернард в задумчивости уставился на проход, который вел к сцене из его гримерной; он напоминал последний путь приговоренного к эшафоту. Не стоит делать из этого трагедии. Откуда такие мрачные мысли?
Смахнув нитку с брюк, он поправил жилет и направился к сцене, подтянутый и элегантный.
Он почувствовал на себе решительный, пристальный взгляд швейцара из глубины коридора. В верхнюю дверь подул свежий ветерок. Потом Бернард повернул налево и оказался сразу за кулисами.
С ярко освещенной сцены ему озорно подмигнула Барбара Джонсон. В спектакле она играла роль его дочери и только что появилась на сцене.
Он быстро и незаметно сжал ее руку и повернулся лицом к публике.
— Ричард, где ты? Ричард, дорогой, ты здесь? — услышал он реплику актрисы, исполняющей роль его жены.
— Иду, дорогая, — он выбежал вперед и замер в ожидании аплодисментов.
Он открыл рот, чтобы произнести свою реплику, и вдруг все слова выскочили у него из головы.
Он был здесь! Как ему и сказали, начавший лысеть мужчина. Он сидел в первом ряду, он являлся мэром этого города.
Но никто из труппы не знал, что это был его брат Пол.
Кое-как Бернарду удалось доиграть до конца спектакля, и даже трижды он выходил на аплодисменты.
Узнал ли его Пол?
Возможно, нет, ведь он изменился с тех пор, да и сценическое имя у него теперь было другое — Говард Бут — уже много лет. Он взял его после турне по Австралии.
По пути в гримерную он переговорил с Гарольдом Хитченом, импресарио, о новой, очень модной и остроумной пьесе, которую они собирались поставить.
— Мне бы не хотелось встречаться сегодня с мэром. Пожалуйста, не приглашайте его милость за кулисы, — закончил Говард свой разговор с Гарольдом.
Хитчен рассвирепел.
— В таком городе, как этот, не стоит так себя вести. Нельзя быть таким необщительным, — резко произнес он. — Побыть в одной компании с мэром! Да это только послужит добрым знаком и привлечет на наши спектакли большее количество горожан. Во всяком случае, и ты расслабишься, отдохнешь немного. Кстати, мэр, кажется, уже покинул театр.
«Вот это замечательно, — подумал Бернард, входя в гримерную, — не так уж часто мне везет».
Он устроился в позолоченном кресле в углу комнаты. Голова его затуманилась — возможно даже, у него начинался жар, — и он закрыл глаза.
— Дорогой, можно к тебе? — В дверь сначала постучала, а затем просунула голову Барбара. — Ты не забыл, что сегодня вечером нас пригласили на ужин?
— О нет, извини меня, моя дорогая, только не это.
— А что такое? Почему? Куда ты собрался? — надула она губы.
Он пытался казаться легкомысленным.
— Прогуляться по пирсу, — сказал он первое, что пришло в голову. Она, посмотрела на него — в ее глазах застыл вопрос.
