— В сущности, это совсем просто, если быть внимательным, — сказала Жанет миссис Вестермарк. — А Джек так терпелив!
      — Мне даже кажется, что такое положение вещей ему нравится.
      — Но, моя дорогая, как может ему нравиться такая невыносимая ситуация?
      Сознание этого лишило ее вдруг всей стремительности. Можно уже не спешить, коль скоро, если говорить о Джеке, она уже сделала то, что собиралась. А если бы она вообще не вышла, взбунтовалась бы и вернулась к разговору со свекровью о хозяйстве? Тогда Джек, как сумасшедший, разговаривал бы на газоне сам с собой, находясь в фантастическом мире, куда для нее нет доступа. Хорошо, пусть Стекпул посмотрит, может, после этого они откажутся от теории опережающего времени и постараются вылечить Джека от обычного безумия и галлюцинаций. В руках Клема он будет в безопасности.
      Однако поведение Джека доказывало, что она должна к нему пойти. Безумием было бы не ходить. Безумием? Противиться законам Вселенной — дело невозможное, а не безумное. Джек не противился им, он просто споткнулся о закон, о котором до первой экспедиции на Марс никто не знал. Ясно, что открыто нечто гораздо более значительное, чем кто-либо ожидал. А она потеряла его — нет, еще не потеряла! Жанет выбежала на газон, окликнула его, позволив движению успокоить хаос в ее мыслях.
      В повторенном событии сохранилось однако немного свежести, поскольку она вспомнила, что его улыбка, которую она заметила из окна, таила в себе нежность и тепло, как будто муж хотел ободрить ее. Что он тогда сказал? Это уже не восстановить. Она подошла к скамейке и села рядом с ним.
      Он подождал, пока не пройдет определенный и неизменный отрезок времени.
      — Не беспокойся, Жанет, — сказал он. — Могло быть хуже.
      — Как это хуже? — спросила она, но он уже отвечал:
      — Мог быть день разницы. 3,3077 минуты, по крайней мере, делают возможным некоторое общение.
      — Хорошо, что ты относишься к этому с философским спокойствием, — заметила Жанет, и сарказм в своем голосе испугал ее.
      — Поговорим?
      — Джек, я уже давно хочу поговорить с тобой наедине.
      Высокие буки, закрывающие сад с севера, были настолько неподвижны, что Жанет подумала: «Они выглядят одинаково и для него и для меня».
      Джек заговорил, глядя на часы; у него были очень худые руки. Выглядел он еще хуже, чем когда выходил из больницы.
      — Дорогая, я понимаю, как это должно быть неприятно для тебя. Нас отделяет друг от друга эта удивительная разница во времени, но я утешаюсь хотя бы тем, что изучаю совершенно новое явление, тогда как ты…
      — Я?
      Разговор через межзвездные дали.
      — Я хотел сказать, что ты заключена в неизменном, старом мире, который все человечество знает с самого начала истории, но ты, вероятно, смотришь на это иначе, — в этот момент до него дошло какое-то замечание Жанет, потому, что он произнес без связи с предыдущим: — Я тоже хотел бы поговорить с тобой наедине.
      Жанет прикусила язык и удержалась от ответа, потому что муж предупредительно поднял палец и раздраженно сказал:
      — Прошу тебя, рассчитывай во времени свои высказывания, чтобы не затруднять общения. И ограничься принципиальными вещами. Честно говоря, дорогая, меня удивляет, что ты не следуешь совету Клема и не записываешь, что и когда было сказано.
      — Но я… я только хотела… не можем же мы все время вести себя так, словно участвуем в какой-то конференции. Я хочу знать, что ты чувствуешь, как живешь, о чем думаешь, я хочу тебе помочь, чтобы ты мог когда-нибудь вернуться к нормальной жизни.
      Все это время он смотрел на часы, поэтому ответ последовал немедленно.
      — У меня нет никакого психического расстройства, а физическое здоровье после катастрофы полностью восстановилось. Нет причин думать, что мое восприятие когда-либо вернется обратно и сравняется с вашим. С тех пор, как наш корабль покинул поверхность Марса, это восприятие неизменно опережает земное время на 3,3077 минуты.
      Он умолк, а Жанет подумала: «На моих часах сейчас 11.03, а столько еще нужно ему сказать. Но для него сейчас уже 11.06 с небольшим, и он уже знает, что я не могу сказать ничего. Разговор на расстоянии трех с чем-то там минут требует таких трудов и усилий, словно мы разговариваем через межзвездные дали».
      Вероятно, он тоже потерял нить разговора, потому что улыбнулся и вытянул руку в воздух. Жанет оглянулась. С подносом, полным бокалов, к ним приближался Клем Стекпул. Осторожно поставив поднос на траву, он взял мартини и сунул бокал между пальцев Джека.
      — Как дела? — с улыбкой спросил он. — А это тебе, — он подал Жанет джин с тоником. Себе он принес бутылку светлого пива.
      — Клем, ты мог бы получше объяснить Жанет мое положение? Похоже, она его еще не поняла.
      Жанет гневно повернулась к психологу.
      — Это был разговор без свидетелей, только между моим мужем и мной.
      — Простите, но в таком случае у вас не очень-то получается. Может, я попробую объяснить тебе кое-что? Я знаю, насколько все это трудно.
      3,3077
      Резким движением он сорвал пробку с бутылки и налил пива в стакан. Потом заговорил, прихлебывая.
      — Мы привыкли считать, что время для всех в принципе неизменно. Говоря о течении времени, мы предполагаем, что время всегда и везде идет с одинаковой скоростью. Предполагаем мы также, что любая жизнь на другой планете в любой части нашей Вселенной протекает с той же самой скоростью. Иначе говоря, благодаря теории относительности мы привыкли к некоторым особенностям времени, но с другой стороны, привыкли и к некоторым ошибкам в рассуждениях. Сейчас нам придется думать иначе. Ты понимаешь, о чем я говорю?
      — Вполне.
      — Вселенная ни в коем случае не является обычной коробкой, как представляли наши предки. Возможно, каждая планета окружена собственным временным полем, подобным гравитационному. Все указывает на то, что временное поле Марса опережает наше, земное, на 3,3077 минуты. Мы выводим это из факта, что твой муж и остальные восемь мужчин, бывшие с ним на Марсе, не испытывали между собой никаких временных различий и не замечали каких-либо изменений, пока не покинули Марс и не попытались вновь установить контакт с Землей. После этого стала очевидной разница во времени. Твой муж по-прежнему живет по марсианскому времени. К сожалению, остальные члены экипажа не пережили катастрофы, но если бы уцелели, у них наверняка были бы те же симптомы. Думаю, это ясно?
      — Вполне. Но если это все-таки так, как ты говоришь, я по-прежнему не понимаю, откуда взялись эти симптомы.
      — Не я так говорю, а к таким выводам пришли люди, гораздо умнее меня. — Он улыбнулся и добавил: — Что не мешает нам постоянно уточнять и даже изменять наши выводы.
      — Тогда почему не наблюдалось ничего подобного у русских и американцев, которые вернулись с Луны?
      — Этого мы не знаем. Есть множество вещей, которых мы не знаем. Мы только предполагаем, что в этом случае не существует несовпадения времени, поскольку Луна — спутник Земли и остается в пределах ее гравитационного поля. Но мы не продвинемся дальше, пока не получим новых данных, мы будем знать по-прежнему мало и будем все так же строить домыслы. Это все равно, что хотеть определить результат игры после первого же удара. Когда вернется экспедиция с Венеры, нам будет гораздо легче разработать какую-нибудь теорию.
      — Какая экспедиция с Венеры? — испуганно спросила Жанет.
      — Прежде чем они вылетят, может пройти еще год, но программу ускоряют. Это даст нам поистине бесценные сведения.
      Будущее, а также его плюсы и минусы.
      — Но после того, что случилось, неужели найдутся такие глупцы…
      Она замолчала. Найдутся. На память пришли слова сына: «Я тоже стану космонавтом. Хочу быть первым человеком на Сатурне!»
      Мужчины смотрели на часы. Вестермарк перевел взгляд с часов на землю и сказал:
      — Эта цифра — 3,3077 — наверняка не является постоянной величиной для всей Вселенной. Она может меняться — думаю, она меняется в зависимости от места планеты в системе. Я лично считаю, что это должно каким-то образом увязываться с активностью Солнца. Если это действительно так, может оказаться, что у людей, вернувшихся с Венеры, восприятие будет несколько запаздывать по сравнению с земным временем.
      Он вдруг встал, явно чем-то взволнованный.
      — Это не приходило мне в голову, — сказал Стекпул, делая нужную отметку. — Если людей, летящих на Венеру, заранее обо всем проинформировать, не должно возникнуть проблем с возвращением их на Землю. Когда-нибудь мы упорядочим этот хаос, и это, безусловно, обогатит культуру человечества. Возможности здесь настолько велики, что…
      — Это ужасно! Вы все спятили! — крикнула Жанет, вскочила со скамейки и побежала к дому.
      С другой стороны.
      Джек пошел за ней к дому. На его часах, показывающих земное время, было 11.18 и двенадцать секунд. Уже не в первый раз подумал он, что надо бы достать другие часы на правую руку, которые показывали бы марсианское время. Нет, скорее, часы на левой руке должны показывать марсианское время, потому что ими он пользуется чаще и под них подлаживается, даже общаясь с людьми, не знающими ничего, кроме Земли.
      Он вдруг осознал, что, согласно восприятию Жанет, он опережает ее. Интересно было бы встретить кого-то, кто в своих ощущениях опережал бы его — разговор с таким человеком интересовал его, и он охотно взял бы на себя труд его ведения. Правда, при этом он утратил бы свою исключительность, это великолепное чувство, что ты всегда первый во Вселенной, первый всегда и во всем, и все сверкает для тебя удивительным блеском — марсианским светом! Он будет называть это так, пока ему не удастся это явление классифицировать — романтическим видениям позволено опережать научные результаты. А с другой стороны, допустим, что ученые ошибаются в своих теориях и этот световой туман — просто оптический обман, результат долгого космического путешествия; или допустим, что течение времени имеет квантовый характер… допустим, всякое течение времени имеет квантовый характер. В конце концов, процесс формирования мира — как органического, так и нет, происходит скачками, а не является процессом непрерывным.
      Джек стоял на газоне совершенно неподвижно. Трава в пронизывающих ее лучах казалась хрупкой, и каждая травинка была окружена маленьким световым фантомом. Интересно, если бы его восприятие еще более определило земное время, марсианский свет стал бы сильнее, а Земля более прозрачной? Какое бы это было прекрасное зрелище! После долгого путешествия к звездам он возвращался бы на Землю прозрачную, как паутина, отступившую назад на сотни лет. Он попытался себе это представить.
      Внезапно ему пришло в голову: «Если бы я мог принять участие в экспедиции на Венеру! Если люди из Института правы, у меня было бы шесть, может, пять с половиной… нет, нельзя определить этого точно, но во всяком случае я опережал бы то время. Я должен туда полететь! Я буду для них ценным приобретением, нужно только попроситься».
      Он не заметил, что Стекпул дружески коснулся его руки и прошел мимо, войдя в дом. Джек стоял, глядя в землю, словно видел сквозь нее каменные долины Марса и неизвестные пейзажи Венеры.
      Подвижные цифры.
      Жанет согласилась поехать со Стекпулом в город. Он должен был забрать из мастерской ботинки для крикета, а она решила при случае купить пленку для фотоаппарата. Детям наверняка понравятся снимки, изображающие ее и папу вместе. Стоящих рядом.
      Тени деревьев, росших у дороги, мелькали перед их глазами в виде красных и зеленых пятнышек. Стекпул вел очень уверенно, насвистывая сквозь зубы. Странно, но она была не против этого свиста, который в другое время сочла бы раздражающим.
      — У меня такое чувство, что сейчас ты лучше меня понимаешь моего мужа, — сказала она.
      Он не стал спорить.
      — Почему ты так считаешь?
      — Мне кажется, эта ужасная изоляция вовсе ему не мешает.
      — Он очень мужественный человек.
      Вестермарк уже неделю жил дома. Жанет чувствовала, что с каждым днем они все больше отдаляются друг от друга, поскольку Джек все реже говорил, зато все чаще стоял неподвижно, как статуя, напряженно вглядываясь в землю. Она вспомнила нечто такое, о чем не решилась когда-то сказать свекрови: с Клемом Стекпулом она чувствовала себя менее стесненно.
      — Надеюсь, ты видишь, чего нам стоит относительно спокойная жизнь, — сказала она. Стекпул сбросил скорость и искоса посмотрел на нее. — Мы как-то справляемся только потому, что убрали из нашей жизни все: события, детей, будущее. Иначе мы ежеминутно чувствовали бы, насколько чужды друг другу.
      Стекпул отметил напряжение в ее голосе и успокаивающе заметил:
      — Ты не менее мужественна, чем твой муж, Жанет.
      — Что мне от этой мужественности! Я не могу вынести этой пустоты.
      Видя дорожный знак, Стекпул взглянул в зеркальце и переключил скорость. На шоссе кроме них не было никого. Он вновь начал посвистывать, но Жанет уже не могла молчать, она должна была говорить дальше.
      — Мы уже достаточно накрутили вокруг проблем времени, я имею в виду всех нас — людей. Время — это европейское изобретение. Если в нем запутаться, один Бог знает, куда это нас выведет, если… если мы будем идти дальше. — Она злилась на себя, что говорит так хаотично.
      Стекпул отозвался, лишь выехав на обочину и остановив машину в тени буйно растущих кустов. Он повернулся к Жанет с понимающей улыбкой:
      — Время было изобретением Бога, — если, конечно, верить в Бога. Я лично предпочитаю верить. Мы следим за временем, укрощаем его, а когда это возможно, эксплуатируем.
      — Эксплуатируем!
      — Нельзя думать о будущем так, словно все мы бредем по колено в грязи. — Он коротко рассмеялся, держа руки на руле. — Какая чудесная погода. Мне кое-что пришло в голову… В воскресенье я играю в городе в крикет, может, ты хочешь посмотреть игру? А потом мы можем пойти куда-нибудь выпить чаю.
      События, дети, будущее.
      На следующее утро пришло письмо от Джейн, ее пятилетней дочери, и письмо это заставило Жанет задуматься. В нем было всего несколько слов: «Дорогая мамочка! Спасибо за кукол. Крепко целую. Джейн». Жанет знала, сколько усилий кроется за буквами высотой в дюйм. Долго ли дети будут лишены дома и ее заботы?
      Одновременно она вспомнила смутные мысли предыдущего вечера: если бы возникло «что-то» между ней и Стекпулом, лучше, чтобы детей здесь не было, просто потому, что, как она сейчас поняла, их отсутствие явилось бы им обоим на руку. Тогда она думала не о детях, а о Стекпуле, который, впрочем, оказался неожиданно нежен, но, в сущности, не привлекал ее.
      «И еще одна глубоко аморальная мысль, — угрюмо шепнула она сама себе, — а кто у меня есть еще, кроме Стекпула?»
      Она знала, что муж находится в кабинете. Было холодно, слишком холодно и сыро, чтобы он мог совершить свою ежедневную прогулку по саду. Она понимала, что Джек все более изолируется от мира, хотела ему помочь, боялась, что он падет жертвой этой изоляции, и не желала этого, мечтая жить полной жизнью. Жанет выпустила письмо, прижала руки ко лбу и закрыла глаза, чувствуя, как в мозгу ее клубятся все будущие возможности, а возможные поступки стираются и взаимно уничтожаются.
      Она стояла как вкопанная, когда в комнату вошла свекровь.
      — Я ищу тебя везде, — сказала она. — Я чувствую, детка, что ты очень несчастна.
      — Мама, люди обычно скрывают свои страдания.
      — От меня тебе не нужно ничего скрывать — да ты и не сможешь.
      — Но я ничего не знаю о твоих страданиях, а в этом случае мы обе должны все о себе знать. Почему мы так ужасно скрытны? Чего боимся — жалости или насмешек?
      — Может быть, помощи?
      — Помощи! Возможно, ты права… Это очень неприятно.
      Они стояли, глядя друг на друга, пока мать Джека не сказала:
      — Мы редко разговариваем так откровенно, Жанет.
      — Да, это так.
      Она охотно сказала бы больше. Незнакомому человеку, случайно встреченному в поезде, она, наверное, рассказала бы о себе все, но сейчас не могла выдавить ни слова.
      Чувствуя, что ничего больше не услышит, старшая миссис Вестермарк продолжала:
      — Я хотела сказать тебе, что, может, детям лучше пока не возвращаться сюда? Если ты хочешь поехать увидеться с ними и остаться у родителей на недельку, я могу заняться здесь хозяйством. Не думаю, чтобы Джек захотел встретиться с детьми.
      — Это очень мило с твоей стороны, мама. Я еще подумаю. Я обещала Клему… то есть сказала мистеру Стекпулу, что завтра, возможно, пойду смотреть матч в крикет, в котором он участвует. Конечно, это не так уж важно, но все-таки я обещала… Во всяком случае, я могу поехать к детям в понедельник, если здесь останешься ты.
      — Есть еще масса времени, если ты решишь поехать сегодня. Я уверена, что мистер Стекпул тебя поймет.
      — Лучше отложу это до понедельника, — ответила Жанет довольно холодно, начиная понимать, какие мотивы руководят поступками свекрови.
      На что не осмелилось «Научное обозрение».
      Джек Вестермарк отложил «Американское Научное Обозрение» и уставился на поверхность стола. Потом приложил руку к груди и проверил, как бьется его сердце. В журнале имелась статья о нем, иллюстрированная снимками, сделанными в Институте Психики. Эта продуманная статья совершенно отличалась от сенсационных и недалеких сообщений прессы, описывающих Вестермарка как «человека, который более, чем Эйнштейн, развалил наше понимание Вселенной». По этой же причине она была большей сенсацией и затрагивала некоторые аспекты вопроса, которых сам Вестермарк еще не принял во внимание.
      Размышляя над выводами статьи, он отдыхал после усилий, каких здесь, на Земле, требовало от него чтение, а Стекпул сидел у камина, куря сигару и ожидая, когда Вестермарк будет готов диктовать. Обычное, чтение журнала вырастало до размеров подвига в пространстве-времени и требовало сотрудничества и договоренности. Стекпул через определенные промежутки времени переворачивал страницы, а Вестермарк читал, когда они лежали перед ним неподвижно. Сам он не мог их переворачивать, поскольку в своем узком отрезке пространства—времени они в данную минуту не переворачивались, для его пальцев их словно покрывала стеклянистая пленка, что было оптическим явлением, представляющим непобедимую космическую инерцию.
      Инерция эта придавала особенный блеск и поверхности стола, в которую Вестермарк вглядывался, обдумывая тезисы статьи из «Научного Обозрения».
      Автор статьи начал с перечисления фактов, после чего отметил, что они указывают на существование «локальных времен» в разных точках Вселенной; если это так на самом деле, можно ожидать нового объяснения явления разбегания галактик, а также расхождений в оценке возраста Вселенной (и разумеется, степени ее сложности). Затем автор занялся проблемой, волновавшей и других ученых, — а именно, почему Вестермарк потерял земное время на Марсе, но не утратил марсианского времени по возвращении на Землю. Факт этот, более чем что-либо иное, указывал на то, что «локальные времена» действуют не механически, а — по крайней мере до некоторой степени — психо-биологически.
      На поверхности стола, как на экране, Вестермарк увидел себя в момент, когда его просят вновь полететь на Марс, принять участие во второй экспедиции на эту планету ржавых песков, где структура пространства-времени каким-то таинственным и несокрушимым способом опережает земную норму на 3,3077 минуты. Передвинулись бы его внутренние часы еще раз вперед? И что стало бы со сверканием, окружающим все на Земле? И какие были бы результаты постепенного освобождения от железных законов, по которым жило человечество от своего давнего, плейстоценового детства?
      Нетерпеливо унесся он мыслями в будущее, представляя себе день, в котором Земля станет вместилищем множества «локальных времен», результатом многочисленных путешествий в бескрайний космос (эта бескрайность продолжается и во времени) и эта малопонятная концепция (Мактаггарт вообще выражал сомнение в ее реальности) войдет в сферу возможностей понимания человека. Таким образом человечество решило бы главную тайну бытия: возможность понять направление развития жизни, подобно тому, как сон развивается в первичных границах разума.
      Да, но… разве этот день не уничтожит одновременно локальное земное время? И именно он, Вестермарк, это начал. Есть только одно объяснение: «локальное время» не является творением планетарных сил — автор статьи в «Научном Обозрении» не решился зайти так далеко. «Локальное время» — создание исключительно человеческой психики. Это загадочное, таинственное создание, которое может придерживаться определенного, строго рассчитанного времени, даже когда человек лежит без сознания, пока является провинциалом, но из него можно будет воспитать гражданина Вселенной. Вестермарк понял, что является первым представителем нового вида, которого еще несколько месяцев назад не придумал бы никто, даже наделенный самой буйной фантазией. Он независим от врага, более, чем смерть, угрожающего современному человеку: от Времени. В нем зреют совершенно новые возможности. На сцену вышел Сверхчеловек.
      Сверхчеловек с трудом шевельнулся на стуле. Он сидел, погрузившись в мысли, так долго, что руки и ноги его одеревенели, а он этого даже не заметил.
      Точно рассчитанные во времени размышления о принципиальном значении.
      — Диктую, — сказал он и нетерпеливо ждал, пока слова проникнут в бездонную пропасть у камина, где сидел Стекпул. То, что он хотел сказать, было невероятно важно, однако приходилось ждать этих людей…
      Как обычно, он встал и начал ходить вокруг стола, говоря быстрыми, рваными фразами. Это было послание людям на новую дорогу жизни…
      — Сознание весьма многообразно… в начальный период развития человечества могло существовать множество мер времени… умственно больные часто живут во времени, имеющем иной темп… Для некоторых день тянется бесконечно… Мы по опыту знаем, что дети воспринимают время в кривом зеркале сознания, увеличенным и искаженным, вне своего фокуса…
      На мгновение его внимание привлекло испуганное лицо жены в окне, он отвернулся от него и продолжал:
      — …убеждать себя, что время имеет характер одностороннего движения, имеющего при этом неизменную скорость… Несмотря на то, что факты говорят о совершенно обратном… Наше представление о нас самих… нет, не так… это ошибочное представление стало основной предпосылкой жизни…
      Дочери дочерей.
      Мать Вестермарка обычно не имела склонности к метафизическим рассуждениям, но, выходя из комнаты, задержалась в дверях и сказала невестке:
      — Знаешь, что иногда приходит мне в голову? Джек кажется таким чужим, часто по ночам я думаю, не расходятся ли мужчины и женщины с каждым поколением все дальше в образе жизни и мыслей — как будто представляют два совершенно разных вида. Мое поколение приложило большие усилия, чтобы добиться равноправия обоих полов, но, похоже, из этого ничего не вышло.
      — С Джеком скоро все будет хорошо, — сказала Жанет, отметив сомнение в своем голосе.
      — Я думала об этом же — что мужчины и женщины все больше отдаляются друг от друга, когда погиб мой муж.
      Сочувствие, которое начала испытывать Жанет, внезапно испарилось. Она уже знала, о чем теперь пойдет разговор, и узнала тон, старательно очищенный от всяческих ноток жалости к себе, когда свекровь добавила:
      — У Боба была мания скорости. Именно это его и убило, а вовсе не тот глупец, что столкнулся с ним.
      — Но ведь никто не винил твоего мужа. Тебе надо перестать думать об этом.
      — Но ты же сама видишь связь… Весь этот прогресс… Боб, который всегда и любой ценой хотел быть первым за поворотом, а теперь Джек… Но что делать, женщина бессильна против этого.
      Она закрыла за собой дверь, а Жанет машинально взяла в руку лист от следующего поколения женщин: «Спасибо за кукол».
      Решения и связанные с ними неожиданные происшествия.
      Он был их отцом. Может, все-таки Джейн и Питер должны вернуться домой, невзирая на некоторый риск. Жанет постояла в сомнении, потом приняла решение, что сразу поговорит с мужем. Он такой обидчивый, такой неприступный, но, по крайней мере, она может посмотреть, что он делает, прежде чем прервет это занятие.
      Выйдя в переднюю и направляясь к двери, она услышала, что ее зовет свекровь:
      — Минуточку! — ответила Жанет.
      Солнце пробилось сквозь облака и высасывало влагу из сада. Несомненно, уже наступила осень. Жанет повернула за угол дома, обошла клумбу с розами и заглянула в кабинет мужа.
      Потрясенная, она увидела, что, согнувшись пополам, он склоняется над столом. Руками Джек закрывал лицо, между пальцев сочились капли крови и падали на страницы журнала.
      В ту же секунду она заметила, что Стекпул равнодушно сидит у электрического камина.
      Сдавленно крикнув, Жанет бросилась обратно к дому, столкнувшись в дверях с матерью Джека.
      — Я как раз хотела… Жанет, что случилось?
      — Мама, Джек! С ним случилось что-то страшное!
      — Откуда ты знаешь?
      — Быстро, нужно позвонить в больницу… я должна идти к нему.
      Миссис Вестермарк схватила Жанет за руку.
      — Может, лучше оставить это мистеру Стекпулу, а? Боюсь, что…
      — Мама, нужно сделать, что в наших силах. Я знаю, что мы не специалисты, но… Пожалуйста, отпусти меня.
      — Нет, Жанет. Мы… это их мир. Я боюсь. Они придут сюда, если мы понадобимся.
      Охваченная паникой, она судорожно держала Жанет за руку. Мгновенье они смотрели друг на друга, как будто не узнавая, потом Жанет вырвалась.
      — Я должна идти к нему, — сказала она.
      Она пробежала через холл и резко открыла дверь кабинета. Муж стоял у окна в другом конце комнаты, из носа у него текла кровь.
      — Джек! — крикнула она, бросаясь к нему, но тут что-то невидимое ударило ее в лоб, Жанет покачнулась и налетела на стеллаж с книгами. Град небольших томиков с верхней полки посыпался на нее и рядом. Стекпул с криком ужаса вскочил, уронив блокнот, и побежал к ней вокруг стола. Но даже спеша к ней на помощь, он взглянул на часы и запомнил точное время: 10.24.
      Помощь после 10.24 и тишина комнаты.
      В дверях показалась миссис Вестермарк.
      — Стойте на месте! — крикнул Стекпул. — Или будут новые неприятности! Жанет, видишь, что ты наделала. Выйди отсюда, пожалуйста. Джек, я иду к тебе. Бог знает, что ты пережил, оставленный без помощи на три с третью минуты!
      Разгневанный, он подошел и остановился на расстоянии вытянутой руки от своего пациента. Потом бросил на стол носовой платок.
      — Пожалуйста… — начала от порога мать Джека, обнимая невестку.
      Стекпул бросил через плечо:
      — Полотенца: быстро! И позвоните в Институт, пусть пришлют скорую.
      Еще до полудня Вестермарк уже лежал в тихой комнате, а машина с врачом, который оказал ему помощь или попросту остановил кровь, текущую из носа, уехала. Стекпул закрыл за врачом дверь, повернулся и смерил взглядом обеих женщин.
      — Считаю своим долгом предупредить вас, — с нажимом сказал он, — что следующий такой случай может быть смертельным. На этот раз прошло почти без последствий, но если снова случится нечто подобное, я потребую, чтобы мистера Вестермарка забрали обратно в Институт.
      Новое определение случайности.
      — Он не захочет туда вернуться, — сказала Жанет. — Кроме того, это была чистая случайность. А сейчас я хочу пойти наверх и посмотреть, как чувствует себя Джек.
      — Прежде чем ты пойдешь, позволь тебе сказать, что случившееся вовсе не случайность — во всяком случае не в обычном смысле этого слова, поскольку результат твоего вмешательства ты видела через окно еще до того, как вошла в комнату. Можно обвинить тебя…
      — Но это же ерунда, — одновременно начали обе женщины, потом Жанет продолжала: — Я никогда не влетела бы так в комнату, если бы не увидела через окно, что с Джеком что-то произошло.
      — Ты видела результат своего более позднего вторжения.
      С тяжелым, как стон, вздохом, мать Джека сказала:
      — Ничего не понимаю. На что налетела Жанет, когда вбежала в комнату?
      — На место, в котором ее муж стоял 3,3077 минуты назад. Надеюсь, вы поняли теперь основной вопрос инерции времени?
      Когда обе женщины заговорили вместе, он смотрел на них, пока они не умолкли. Потом сказал:
      — Перейдем в гостиную. Честно говоря, я охотно выпил бы чего-нибудь.
      Он налил себе виски и, только держа в руке бокал, заговорил дальше:
      — Не хочу устраивать вам лекцию, но думаю, что самое время понять, что мы живем не в старом, безопасном мире классической механики, которым управляют законы века Просвещения. Все, что здесь произошло, абсолютно рационально, но если вы собираетесь делать вид, что это превосходит возможности женского разума…
      — Мистер Стекпул, — резко прервала его Жанет, — не могли бы придерживаться темы, не оскорбляя нас? Почему происшедшее не было случайностью? Я понимаю сейчас, что, глядя через окно кабинета, видела у мужа результат столкновения, которое для него произошло три с чем-то минуты назад, а для меня должно было произойти только через три с лишним минуты, но тогда я была так испугана, что забыла…
      — Нет, нет, ты неправильно считаешь. Вся разница времени составляет лишь 3,3077 минуты. Когда ты увидела мужа, он страдал от последствий удара лишь половину этого времени 1,65385 минуты, а следующие 1,65385 минуты еще должны были пройти, прежде чем ты вбежала в комнату и ударила его.
      — Но ведь она его не ударила! — запротестовала миссис Вестсрмарк.
      Стекпул сделал паузу, прежде чем ответить.
      — Она ударила его в 10.24 земного времени, что равняется 10.20 плюс около 36 секунд времени на Марсе, или времени Джека, 9.59 времени Нептуна или 156.5 времени Сириуса. Вселенная велика! Вы ничего не поймете из этого, пока будете смешивать два понятия: событие и время. Кстати, не хотите ли чего-нибудь выпить?
      — Оставим в покое цифры, — сказала Жанет, возобновляя атаку. — Как ты можешь говорить, что это не было случайностью? Может, считаешь, что я ранила мужа сознательно? Из твоих слов следует, что я была бессильна с момента, когда увидела его через окно.