За окном стояла холодная сырая ночь, а в небольшой гостиной на вилле Лейкснэм шторы были задернуты и ярко горел огонь в камине. Отец и сын сидели за шахматами. Отец, поглощенный какими-то радикальными идеями относительно игры, так рискованно поставил короля, что даже пожилая седая дама, сидящая с вязанием у огня, не смогла удержаться от комментария.
      — Только прислушайтесь, как взвывает ветер, — сказал мистер Уайт, слишком поздно заметивший роковую ошибку и пытающийся отвлечь внимание сына от своего неудачного хода.
      — Я слышу, — не отрывая взгляда от доски и протянув руку, ответил тот. — Шах!
      — Сомневаюсь, что он сегодня придет, — произнес отец, делая ход.
      — Мат, — ответил сын.
      — Нет ничего хуже, чем жить в такой глуши, — вдруг с неожиданным напором в голосе прокричал мистер Уайт, — вдали от всякой цивилизации, в этой непролазной ужасной дыре! Вместо дороги — болото какое-то. Не знаю, о чем там люди думают. Они, наверное, считают, что если у дороги осталось только два дома, то и дорога-то не нужна!
      — Не переживай, дорогой, — пыталась успокоить его жена, может быть, в следующий раз выиграешь.
      Мистер Уайт резко вскинул глаза и успел уловить, как жена и сын обмениваются понимающими взглядами. Слова застыли у него на губах, и он спрятал виноватую улыбку в жидкой седой бороде.
      — А вот и он, — произнес Герберт, услышав стук хлопнувшей калитки и звук приближающихся тяжелых шагов.
      Мистер Уайт поспешно поднялся и направился открывать дверь. Из прихожей послышалось, как он выражает пришедшему сочувствие по поводу тяжелой и длинной дороги, с чем тот полностью согласился. Гость оказался высоким и плотным господином с маленькими, словно бусинки, глазами и румяными щеками.
      — Старшина Моррис, — объявил мистер Уайт.
      Старшина пожал всем руки и, усевшись на предложенное ему кресло у камина, с удовольствием смотрел, как хозяин достает бокалы и бутылку виски и ставит на газ небольшой медный чайник.
      После третьего бокала глаза гостя заблестели и, развалившись в кресле и расправив плечи, он принялся болтать. Все члены семьи собрались вокруг него и с интересом слушали, как он рассказывает о каких-то странных событиях и чьих-то доблестных поступках, о войнах и о каких-то необычных народах.
      — Хотел бы я побывать в Индии, — проговорил Уайт-старший, — так просто, посмотреть страну.
      — Лучше оставайтесь там, где живете, — качая головой, ответил Моррис. Он поставил пустой бокал, вздохнул и снова покачал головой.
      — Мне все-таки хотелось бы посмотреть на старинные храмы, факиров и фокусников, — не унимался мистер Уайт. — Кстати, на днях вы начали рассказывать мне про какую-то обезьянью лапу, Моррис?
      — Да так, ерунда, — быстро проговорил тот. — По крайней мере, ничего интересного.
      — Про обезьянью лапу? — с любопытством спросила миссис Уайт.
      — Ну, в общем, о том, что принято называть фокусами, как бы между делом ответил старшина.
      Трое слушателей с нетерпением подались вперед. Гость рассеянно поднес пустой бокал к губам, затем поставил обратно на стол. Хозяин наполнил его виски.
      — Если поглядеть с одной стороны, — сказал старшина, роясь в кармане, — это всего лишь обыкновенная маленькая засушенная лапка.
      Он вынул что-то из кармана и протянул слушающим. Миссис Уайт с отвращением откинулась на спинку кресла, но ее сын взял лапу и принялся разглядывать ее.
      — Ну и что в ней особенного? — поинтересовался мистер Уайт, после того как взял лапу у сына, рассмотрел ее и положил на стол.
      — Ее заколдовал один старый факир, — ответил старшина, один святой человек. Он хотел показать, что судьба управляет жизнью людей и что те, кто пытаются вмешаться в нее, делают это себе во вред. Эта лапа заколдована им таким образом, что может выполнить по три желания трех человек.
      — А почему бы вам не загадать желания, сэр? — поинтересовался Герберт.
      Старшина взглянул на него так, как обычно глядят на самонадеянную молодежь люди, умудренные жизненным опытом.
      — Я загадывал, — спокойно ответил он, но лицо его побледнело.
      — И что, эти три желания исполнились? — спросила миссис Уайт.
      — Да, — сказал Моррис. Бокал, который он держал у рта, постукивал о его крепкие зубы.
      — А еще кто-нибудь загадывал желания? — не унималась она.
      — Да, человек, который первый держал эту лапу в руках. Не знаю, каковы были его первые два желания, но в третьем он желал своей смерти. Вот так лапа и оказалась у меня.
      Тон его был настолько серьезен, что в комнате воцарилось гробовое молчание.
      — Если вы уже загадали три желания, то теперь лапа вам больше не нужна, Моррис, — наконец нарушил молчание мистер Уайт. — Зачем вы ее храните?
      Старшина покачал головой.
      — Так, из прихоти, — медленно проговорил он. — Я подумывал о том, чтобы продать ее, но в конце концов решил, что не сделаю этого. Она и так уже принесла достаточно горя. Кроме того, никто ее не купит. Некоторые считают, что это все басни, а те, кто и верят, хотят сначала опробовать ее, а затем уже покупать.
      — Если бы у вас была возможность загадать еще три желания, вы бы воспользовались ею? — уставившись на Морриса, спросил мистер Уайт.
      — Не знаю, — ответил тот, — даже и не знаю.
      Он взял лапу и, крутя ее между пальцами, вдруг бросил в огонь. Уайт, вскрикнув, нагнулся к камину и вытащил ее.
      — Лучше бы ей сгореть, — торжественно произнес старшина.
      — Если она вам больше не нужна, Моррис, отдайте ее мне, попросил мистер Уайт.
      — Нет, — наотрез отказался тот, — я бросил ее в огонь. Если вы сохраните ее, не обвиняйте меня в том, что может случиться. Будьте разумны, бросьте ее обратно в огонь.
      Мистер Уайт отрицательно покачал головой и принялся внимательно рассматривать свое приобретение.
      — Что нужно сделать, чтобы загадать желание? — спросил он.
      — Зажать лапу в правой руке и вслух произнести желание. Но помните, я предупреждал вас о последствиях.
      — Прямо как в «Тысяче и одной ночи», — заметила миссис Уайт, поднимаясь и направляясь на кухню готовить ужин. — Не пожелать ли тебе, чтобы у меня было четыре руки, чтобы я быстрее со всем управлялась?
      Мистер Уайт вынул из кармана талисман, и все трое, видя, как встревоженный старшина хватает его за руку, от души рассмеялись, а Моррис сказал:
      — Если вы уж решили что-то загадывать, то что-нибудь разумное!
      Мистер Уайт засунул лапу обратно в карман и, расставляя кресла, пригласил гостя к столу. Во время ужина о лапе позабыли, а затем все расселись и снова принялись слушать рассказы Морриса про его приключения в Индии.
      Как только гость ушел, Герберт заявил:
      — Если рассказ Морриса про лапу такое же вранье, как то, о чем он трепался весь вечер, то у нас ничего, конечно, не выйдет.
      — А ты ему что-нибудь дал взамен за лапу? — пристально глядя на мужа, спросила миссис Уайт.
      — Да так, пустячок; хоть он и упирался, но я все же заставил его взять. А он опять принялся уговаривать меня выбросить лапу.
      — Какой кошмар! — с напускным ужасом воскликнул Герберт. — Ну уж нет, мы попросим у лапы богатства и счастья, чтобы ты, папа, стал императором и не сидел больше под башмаком у мамы!
      Произнеся это, он метнулся вокруг стола, спасаясь от матери, которая, вооружившись салфеткой, ринулась за ним.
      Тем временем мистер Уайт достал из кармана лапу и с подозрением принялся снова рассматривать ее.
      — Даже и не знаю, что пожелать, — медленно произнес он. Кажется, у меня есть все, что я хочу.
      — Если бы ты еще сделал ремонт в доме, ты был бы абсолютно счастлив, папа, не так ли, — проговорил Герберт, кладя руку на плечо отца. — Слушай, пожелай для начала двести фунтов.
      Мистер Уайт, робко улыбаясь своему, легковерию, протянул перед собой на руке талисман; в это время Герберт, подмигнув матери, с торжественным видом сел за пианино и величественно ударил по клавишам.
      — Желаю получить двести фунтов, — отчетливо проговорил мистер Уайт.
      Слова эти сопровождали удары по клавишам, но тут их прервал полный ужаса крик мистера Уайта. Сын и жена подбежали к нему.
      — Она шевелилась, — с отвращением смотря на лапу, которую выронил из рук на пол, воскликнул он. — Когда я загадывал двести фунтов, она вдруг стала извиваться, словно змея!
      — Я что-то не вижу денег, — сказал Герберт, поднимая лапу с пола и кладя ее на стол. — Пари держу, что и не увижу.
      — Тебе это, наверное, почудилось, отец, — вставила миссис Уайт.
      Тот покачал головой.
      — Ну да ладно, ничего страшного, правда, меня это так напугало.
      Все семейство опять уселось у огня, мужчины закурили трубки. За окном все сильнее завывал ветер, от звука хлопающей наверху двери мистер Уайт всякий раз вздрагивал. В комнате стояла необычная, угнетающая тишина. Наконец родители поднялись, чтобы идти спать.
      — Полагаю, ты найдешь деньги наличными в большой сумке в своей кровати, — прощаясь, проговорил отцу Герберт, — а также что-нибудь ужасное, сидящее на шкафу и наблюдающее, как ты рассовываешь по карманам нечестные денежки!
      На следующее утро Герберт завтракал за столом, на который падал свет холодного зимнего солнца, и посмеивался над страхом, охватившим его накануне. Теперь в комнате царила атмосфера спокойствия — не то что прошедшим вечером; грязная, сморщившаяся лапа была небрежно брошена на буфет — как бы в знак того, что в ее силу никто не верит.
      — Полагаю, все старые солдаты одинаковы, — высказала мысль вслух миссис Уайт. — Боже, и мы еще слушали эту чепуху! Какие желания исполняются в наши дни?! Даже если бы и исполнилось твое желание о двухстах фунтах, как бы они могли причинить тебе боль?
      — Наверное, свалились бы ему на голову прямо с небес? — развязно вставил Герберт.
      — Моррис сказал, что все происходит так естественно, — сказал мистер Уайт, — что можно подумать, что то, чего ты пожелал и что получил, всего лишь просто совпадение.
      — Ты тут не трогай деньги, пока я не вернусь, — сказал отцу Герберт, поднимаясь из-за стола, — а то я боюсь, ты станешь скупым и скаредным и нам придется отказаться от тебя.
      Мать рассмеялась и пошла закрывать за сыном дверь. Проводив его взглядом, пока он не скрылся из виду, она вернулась к столу, радуясь, что муж получил по заслугам за свое легковерие. Услышав стук в дверь, миссис Уайт помчалась вниз открывать. Пришедшим оказался почтальон, принесший счет от портного.
      — Герберт не упустит возможности отколоть какое-нибудь забавное замечание, когда придет домой, — сказала она мужу, когда они усаживались обедать.
      — Осмелюсь сказать, — заметил мистер Уайт, наливая себе пива, — что эта штуковина все-таки двигалась у меня в руке. Клянусь!
      — Тебе показалось, — спокойно ответила миссис Уайт.
      — Да говорю же, что двигалась, — твердил он, — никаких сомнений нет. Я просто… Что случилось?
      Жена ничего не ответила. Она следила за несмелыми движениями человека за окном, бросавшего нерешительные взгляды на дом, очевидно, собиравшегося с духом, чтобы войти внутрь.
      Погруженная в размышления о двухстах фунтах, она все же заметила, что незнакомец хорошо одет, что на нем новая блестящая шелковая шляпа.
      Три раза он останавливался, прежде чем войти. Наконец решившись, он распахнул калитку, держа шляпу в руке, и прошел по тропинке. Миссис Уайт поспешно развязала передник и засунула эту необходимую принадлежность своей одежды под подушечку стула.
      Она провела незнакомца, явно чувствовавшего себя неловко, в комнату. Он пристально смотрел на нее и внимательно слушал, как она извиняется за неприбранную комнату и грязный плащ, который муж надевал для работы в саду. Затем она умолкла, превозмогая себя, в ожидании того, что скажет гость.
      — Меня… просили зайти, — тут он замолк и извлек из кармана кусок хлопчатобумажной ткани. — Я от «Мо и Мэггинз».
      Миссис Уайт вздрогнула.
      — Что-то случилось? Что-нибудь с Гербертом? Что с ним? затаив дыхание, спросила она.
      Тут вмешался мистер Уайт.
      — Ну успокойся, успокойся, мать, — быстро проговорил он, — садись и не делай поспешных выводов. Я уверен, что вы не принесли дурных вестей, сэр, не так ли.
      — Мне очень жаль, — начал было гость.
      — Он ранен? — не унималась миссис Уайт.
      Гость утвердительно покачал головой.
      — Был тяжело ранен, — спокойно произнес он, — но сейчас ему уже не больно.
      — О, слава Богу, — заламывая руки, проговорила миссис Уайт, — слава Богу, слава…
      Но тут зловещее выражение отстранившегося лица гостя заставило ее замолчать. Она вдруг поняла, что ужасная тайная мысль, промелькнувшая у нее в голове, и есть правда. Переведя дыхание, она повернулась к отупевшему мужу и положила трясущиеся руки ему на колени. Наступило длительное молчание. Никто не хотел нарушать его.
      — Его задавило станком, — низким голосом проговорил гость.
      — Задавило станком, — ошеломленно повторил мистер Уайт.
      Он сидел, тупо глядя в окно, и держал в руках руки жены, прямо как сорок лет назад, когда он ухаживал за нею.
      — Он у нас был единственный, — поворачиваясь к гостю, сказал мистер Уайт. — Это очень тяжело.
      Тот кашлянул, поднялся и медленно подошел к окну.
      — Фирма поручила мне высказать вам искреннее соболезнование в связи с горем, постигшем вашу семью, — глядя в одну точку проговорил он. — Я хочу, чтобы вы поняли, что я всего лишь служащий этой фирмы и выполняю ее распоряжения.
      Ответа не последовало. Лицо миссис Уайт побелело, дыхание как будто замерло, глаза остекленели; выражение лица мистера Уайта было такое, каким оно, наверное, было у его друга старшины во время первого боя.
      — Мне поручено сказать, что фирма «Мо и Мэггинз» не несет ответственности за случившееся, — продолжал он, — она снимает с себя все обязательства, связанные с делом, но, принимая в расчет, как работал ваш сын, она решила в виде компенсации предоставить вам некоторую сумму.
      Мистер Уайт выпустил руку жены и, поднимаясь, с ужасом посмотрел на гостя. С губ его сорвалось:
      — Сколько?
      — Двести фунтов, — прозвучал ответ.
      Не слыша пронзительного крика жены, он слабо улыбнулся, протянул перед собой руки, словно слепой, и без чувств грохнулся на пол.
      Милях в двух от дома, на большом новом кладбище старики похоронили своего единственного сына и вернулись в дом, погруженный в темноту и молчание.
      Все произошло настолько быстро, что они не сразу осознали это и находились в состоянии ожидания, словно что-то еще должно было случиться, что-то еще, что могло бы облегчить им страдания.
      Но дни шли, и ожидание сменила безнадежность, которую неверно называют апатией. Иногда они могли не проронить ни слова за день, поскольку им больше не о чем было говорить и время казалось таким томительным.
      После того трагического дня прошла неделя. Среди ночи мистер Уайт неожиданно проснулся и, протянув руку, не нашел рядом с собой жены. В комнате было темно. За окном слышались приглушенные рыдания. Мистер Уайт поднялся и прислушался.
      — Иди домой, — мягко сказал он, — ты замерзнешь.
      — Сыну холоднее, — ответила миссис Уайт, опять принимаясь плакать.
      Он возвратился домой. Звуки рыданий стали затихать. В постели было тепло, на него навалился сон. Он задремал, но вскоре проснулся от резкого крика жены.
      — Обезьянья лапа! — дико кричала она. — Обезьянья лапа!
      Он вскочил, встревоженный.
      — Где? Где она? В чем дело?
      Она, спотыкаясь, подбежала к нему.
      — Мне нужна она, — спокойно сказала она. — Ты еще не уничтожил ее?
      — Она в гостиной, возле бра, — ответил он, удивленный. А зачем она тебе?
      Миссис Уайт рассмеялась, наклонилась и поцеловала его в щеку.
      — Я просто о ней подумала, — истерично ответила она. Почему я не подумала об этом раньше?
      — О чем?
      — Об оставшихся двух желаниях, — быстро ответила она. Мы же загадали только одно.
      — Разве его было недостаточно? — гневно спросил он.
      — Нет! — торжественно выкрикнула жена. — Мы загадаем еще одно желание. Спустись в гостиную и принеси лапу. Только быстро. Мы загадаем, чтобы наш сын ожил!
      Мистер Уайт выпрямился и трясущимися руками швырнул одеяло.
      — Да ты с ума сошла! — с ужасом закричал он.
      — Принеси ее, — тяжело дыша, приказала она. — Быстро, и загадывай! О-о, мальчик мой…
      Мистер Уайт чиркнул спичкой и зажег свечу.
      — Ложись лучше в постель, — неуверенно проговорил он. Ты сама не понимаешь, о чем говоришь.
      — Наше первое желание исполнилось, — возбужденно продолжала миссис Уайт. — Почему бы не загадать второе?
      — То было просто совпадение, — пробормотал он.
      — Иди принеси лапу и загадывай! — закричала она и потащила его к двери.
      Он спустился в темноте в гостиную и подошел к камину.
      Талисман лежал на своем месте. Его охватил страх, что их искалеченный сын может ожить до того, как он успеет убежать из комнаты. У него перехватило дыхание, когда он обнаружил, что не может в темноте найти дверь из гостиной. По столу и стене он нащупал путь в коридор. В руке он зажимал принесшую горе лапу.
      Войдя в комнату, он заметил, что лицо жены изменилось. Оно было полно ожидания и казалось бледным и необычным. Мистер Уайт даже испугался.
      — Загадывай, — закричала она.
      — Все это глупо и жестоко! — нерешительно промямлил он.
      — Загадывай, — повторила она.
      Он поднял руку.
      — Хочу, чтобы мой сын ожил.
      Талисман упал на пол. Мистер Уайт с ужасом уставился на него. Затем он, дрожа, рухнул на стул. Миссис Уайт с горящими глазами подошла к окну и отдернула штору.
      Мистер Уайт сидел и смотрел на жену, стоящую у окна, пока не задрожал от холода. Огарок свечи бросал неровный свет на потолок и стены, пока наконец не погас.
      Мистер Уайт с чувством облегчения от того, что попытка не удалась, забрался обратно в постель. Через несколько минут к нему присоединилась безмолвная жена.
      Оба лежали молча, слушая, как тикают часы. Скрипнула лестница, мышь поскреблась в стене. Темнота действовала угнетающе. Пролежав в кровати некоторое время, собравшись с мужеством, мистер Уайт взял коробок спичек, зажег одну и спустился вниз.
      У подножья лестницы спичка потухла, и он остановился, чтобы зажечь новую. В этот момент в парадную дверь тихо и робко постучали.
      Спички выпали из рук мистера Уайта. Он замер, затаив дыхание. Стук повторился. Он повернулся и, быстро забежав в спальню, закрыл за собой дверь. Стук повторился опять.
      — Что это? — вскричала жена, поднимаясь с кровати.
      — Крыса, — дрожащим голосом ответил мистер Уайт. — Крыса. Она пробежала мимо меня, когда я спускался по лестнице.
      Жена села и прислушалась. Раздался отчетливый стук в дверь.
      — Это Герберт! Герберт!
      Она побежала к двери, но муж преградил ей дорогу и, схватив ее руку, крепко сжал ее.
      — Что ты собираешься делать? — хриплым голосом спросил он.
      — Это мой мальчик! Это Герберт! — вырываясь, кричала она. — Почему ты меня держишь? Пусти! Я должна открыть дверь!
      — Прошу тебя, не пускай его! — трясясь, взмолился он.
      — Ты боишься собственного сына? Пусти меня. Я иду, Герберт! Я иду!!!
      Стук все не прекращался. Наконец миссис Уайт вырвалась и выбежала из комнаты. Муж побежал за ней, умоляя вернуться. Он слышал, как загремела цепочка и щелкнула задвижка замка. Затем он услышал, как жена кричит ему:
      — Задвижка! Спустись вниз! Я не могу дотянуться до нее!
      Но мистер Уайт ползал на коленях по полу, ища лапу. Только бы найти ее до того, как в дом войдут!
      В дверь забарабанили, и снизу послышалось, как миссис Уайт придвигает к входной двери стул. Он услышал, как наконец двинулась задвижка замка, и в то же время нащупал лапу и загадал третье желание. Стук неожиданно прекратился, хотя эхо от него все еще звучало по дому. Он услышал, как стул отодвинули и открылась дверь. В дом ворвался холодный воздух. Раздался долгий громкий крик разочарования и горя, что придало ему силы спуститься вниз и подбежать к калитке. Фонарь, мерцающий на другой стороне дороги, бросал свет на пустынную тихую улицу.
 
       (Перевод С.Годунова)

КРИК ЖЕНЩИНЫ