Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Фата-Моргана - ФАТА-МОРГАНА 5 (Фантастические рассказы и повести)

ModernLib.Net / Азимов Айзек / ФАТА-МОРГАНА 5 (Фантастические рассказы и повести) - Чтение (стр. 14)
Автор: Азимов Айзек
Жанр:
Серия: Фата-Моргана

 

 


Я подошел к двери и только полез в карман за ключом, как вдруг мной овладел ужасный страх. Однако возвращаться назад я не собирался — по крайней мере, пока мог выдерживать все ужасы. Я отпер дверь, повернул ручку, затем резко отворил дверь ногой — как это делал Тассок — и выхватил револьвер, не надеясь, однако, что он мне понадобится. Осветив предварительно всю комнату, я зашел внутрь с отвратительным чувством боязни и подстерегающей опасности. Прошло несколько секунд в ожидании, однако ничего не нарушало тишины. Комната была пуста. Но вдруг я понял, что тишина эта была какая-то многозначительная, такая же у v юная, как и свист. Помните, что я вам рассказывал о деле Молчащего Сада? Так вот, здесь стояла такая же зловещая тишина, такое же кошмарное спокойствие: казалось, что кто-то, кого ты не видишь, смотрит на тебя и тебе становится не по себе. С таким ощущением я снял крышку с фонарика, чтобы была освещена вся комната. Затем, держа ухо востро, я принялся ставить на стекла и рамы обоих окон пломбы из человеческих волос. Постепенно атмосфера в комнате становилась все более напряженной и тишина, как бы сказать, сгущалась. Покончив с окнами, я поспешил к большому камину с какой-то странной выступающей из-за внутренней арки резной решеткой. На нее я также поставил пломбу: шесть волосков вдоль и один поперек. Не успел я закончить работу, как вдруг раздался все усиливающийся, словно издевающийся свист, у меня по спине аж мурашки побежали. Казалось, кто-то пытается имитировать человеческий свист, довольно безуспешно — слишком уж он был громкий и резкий. Нанеся последние мазки сургуча, я подумал, что мне пришлось столкнуться с редким и ужасным феноменом, когда что-то неодушевленное пытается выдать себя за живое существо. Схватив лампу, я быстро направился к двери, оглядываясь и прислушиваясь. Только я дотронулся до дверной ручки, как всю комнату заполнил невероятный пронзительный визг. Выскочив за дверь, я захлопнул ее, запер на ключ и прислонился к стене. Чувствуя себя отвратительно, я осознавал, что чудом избежал опасности. «Никакие священные стражи не спасут вас, когда у чудовища появляется сила говорить сквозь дерево и камень», — пришли мне на ум строки из Сигсандской рукописи. Мне еще раньше пришлось удостовериться в справедливости этих слов, когда я занимался делом о Качающейся Двери. От подобного чудовища нет защиты, поскольку оно способно возрождаться или использовать в своих целях один хороший защитный материал.
      Какое-то время свист еще продолжался, потом утих, но наступившая тишина казалась еще хуже; в ней таились зло и беда. Спустя какое-то время я крест-накрест прикрепил на двери волосы, вернулся в свою комнату и лег в кровать. Перед тем, как уснуть, я долго обо всем размышлял.
      Часа в два меня разбудил свист, проникающий в комнату даже через закрытую дверь, разливающийся по всему замку и наполняющий его ужасом. Казалось, будто какой-то чудовищный великан устроил себе в коридоре карнавал.
      Я сидел на краю кровати, решая, идти ли мне посмотреть, что стало с волосками, которые я прикрепил, как в дверь постучали. Вошел Тассок. На нем был халат, одетый поверх пижамы.
      — Я подумал, что этот свист вас все равно разбудит, поэтому и зашел к вам, чтобы поговорить. Я просто не могу заснуть… Замечательно, не правда ли?
      — Удивительно! — ответил я, протягивая ему портсигар. Он закурил, и мы принялись болтать. Тем временем свист перемещался в конец коридора. Неожиданно Тассок встал.
      — Давайте возьмем оружие и поищем эту скотину! — предложил он, поворачиваясь к двери.
      — Нет! — закричал я. — Ради всего святого, не надо! Пока я не могу сказать вам ничего определенного по поводу этого дела, но считаю, что заходить в эту комнату чрезвычайно опасно.
      — Вы хотите сказать, что в ней водится привидение? — в голосе его уже не было обычной добродушной иронии.
      Я, разумеется, сказал ему, что пока не знаю ответа на этот вопрос, но надеюсь скоро выяснить это. Затем я прочитал ему небольшую лекцию о том, как что-то неодушевленное выдает себя за живое существо. После этого он постепенно стал понимать, почему было опасно находиться и комнате. Где-то через час свист неожиданно прекратился, и Тассок вернулся к себе. Я тоже лег спать.
      Утром я подошел к комнате и обнаружил, что волоски остались нетронутыми. После этого я вошел внутрь. С волосками на окне тоже ничего не случилось, а вот седьмой волосок, пересекающий шесть других на камине, был оборван. Это заставило меня задуматься. Возможно, это случилось потому, что я слишком сильно натянул его, а возможно, и по какой-нибудь другом причине. Навряд ли кто-либо сумел бы каким-то образом перелезть через эти шесть волосков — он бы их просто не заметил, входя в комнату, — он прошел бы, обязательно задев их. Я снял прикрепленные волоски и посмотрел на трубу, через которую было видно голубое небо. В этом широком дымоходе никто не мог прятаться. Разумеется, такого поверхностного обыска было недостаточно, и после завтрака, надев рабочий халат, я забрался на крышу и простучал трубу, но все тщетно. Затем я спустился и тщательно обследовал пол, потолок, стены, разбив их на квадраты по шесть квадратных дюймов и простучав молотком. Ничего необычного я не нашел. Последующие три недели я также тщательно обследовал весь замок, но с таким же результатом. Больше того, ночью, как только начался свист, я провел эксперимент с микрофоном. Понимаете, если свист был создан каким-то механическим способом, то с помощью микрофона я мог выяснить, как работает этот механический аппарат, если таковой и был спрятан где-нибудь в стене. Метод, которые к намеревался воспользоваться, был довольно современный и эффективный. Разумеется, я не считал, что кто-то из соперников Тассока замуровал в стену какое-нибудь механическое приспособление, я полагал, что много лет назад в стену был встроен прибор, своим свистом отпугивающий от замка слишком любопытных зевак. Ну, вы понимаете, что я имею в виду. Возможно также, что кто-то знал секрет устройства этого прибора и, включая его, откалывал подобные штучки с Тассоком. В этом мне, несомненно, помог бы разобраться эксперимент с микрофоном. Но его результаты ни к чему не привели, поэтому у меня практически не оставалось сомнений, что мне пришлось столкнуться с удивительным случаем явления привидения.
      Каждую ночь раздавался этот невыносимый, нестерпимый свист. Создавалось такое впечатление, что его производило какое-то разумное существо, знающее о тех шагах, которые предпринимались, чтобы обнаружить его, и поэтому свистящее и завывающее, издевающееся и насмехающееся. Поверьте, это казалось так же необычно, как и ужасно. Каждую ночь я на цыпочках подкрадывался к опечатанной двери (я постоянно держал ее опечатанной) каждый раз в разное время и нередко, как только я подходил, свист менялся на грубый, словно насмехающийся и глумящийся звук, будто чудовище, издающее его, видело меня сквозь дверь. Всякий раз, когда я стоял у двери, мне казалось, будто свист наполняет весь коридор. Постепенно я привык чувствовать себя одиноким человеком, ввязавшимся в эту заваруху с дьявольской тайной.
      Каждое утро я заходил в комнату и проверял состояние волосков и пломб. По истечении недели я параллельно прикрепил вдоль стен и потолка несколько волосков, а на полированном каменном полу поставил бесцветные сургучные печати. Каждая печать была пронумерована и проставлена в определенном порядке с тем, чтобы я мог проследить путь любого, кто попадет в эту комнату. Вы знаете, что ни одно материальное существо, вошедшее в комнату, не могло не оставить каких-либо следов, которые я бы не заметил. Но, поскольку до сих пор ничего мной замечено не было, я решил, что можно было рискнуть и провести в комнате ночь. Я знал, что со стороны мог показаться сумасшедшим, но эта идея полностью захватила меня.
      Как-то в полночь я, сняв пломбу, открыл дверь и быстро заглянул внутрь, но тут снова раздался страшный вопль, который, словно тень, идущая от стены к стене, надвигался на меня. Конечно, это было плодом моего разыгравшегося воображения. Тем не менее, вопль был слышен отчетливо. Захлопнув дверь, я запер ее на замок. По спине у меня бежали мурашки. Не знаю, приходилось ли вам испытывать что-нибудь подобное…
      Находясь все в том же состоянии готовности к любому поступку, я неожиданно сделал для себя открытие. А произошло это все так.
      Около часа ночи я прогуливался вокруг замка, ступая по мягкой траве. Оказавшись в тени около восточного крыла, я услышал все тот же отвратительный свист, доносившийся из комнаты, а затем неожиданно мне послышался шепот: кто-то говорил с ликованием в голосе: «Бог ты мой, вы только послушайте, ребята! Уж я бы никогда не решился привести в такой дом жену!» По произношению я понял, что говорил ирландец. Кто-то было собрался ему ответить, но тут раздался резкий крик, и все бросились врассыпную — очевидно, заметили меня.
      Какое-то время я стоял как вкопанный, чувствуя себя круглым идиотом. В конце концов, это они задумали всю эту историю с призраками. Представляете, каким кретином я себя почувствовал! Я нисколько не сомневался, что эти парни были соперниками Тассока, и всем нутром чувствовал, что столкнулся с настоящим случаем появления призрака. Но тем не менее, сотни деталей, которые всплывали в моей памяти, заставляли меня усомниться в этом. Во всяком случае, обычный это был случай или нет, многое еще предстояло выяснить.
      На следующее утро я рассказал Тассоку о том, что выяснил ночью, и в течение последующих пяти ночей мы организовывали засаду у каждого крыла замка, но так ни на кого и не наткнулись. И каждую ночь, до самого рассвета, из комнаты доносился тот нелепый свист.
      На шестой день утром я получил телеграмму: дела обязывали меня покинуть замок с первым же поездом. Я объяснил Тассоку, что вынужден покинуть его на несколько дней, и попросил его продолжать наблюдать за замком. Я также не забыл предупредить его о том, чтобы он ни в коем случае не заходил в комнату ночью, поскольку, как я объяснил, мы пока ничего определенного не знали, и что если в комнате творилось именно то, о чем я сначала подумал, то ему легче было бы умереть, чем войти в нее после наступления темноты.
      Да, кстати, я забыл рассказать вам кое-что интересное. Я пытался записать свист на пластинку, но бесполезно! Это меня еще больше удивило и смутило.
      Еще одна интересная деталь: микрофон не усиливал свист, он даже не передавал его, будто никакого свиста и в помине не было. Прямо и не знаю, что делать… Интересно, может, кто-нибудь из вас сумеет пролить свет на это загадочное дело. Я не могу — пока.
      Он поднялся.
      — Ну а теперь всем спокойной ночи, — сказал он и начал довольно бесцеремонно, но по-дружески, выпроваживать нас.
      Через две недели он снова пригласил нас собраться у него дома. Разумеется, на этот раз я не опоздал. Когда мы все собрались, Карнаки усадил нас ужинать. Затем, когда мы расселись по нашим привычным местам, он продолжил свой рассказ.
      — Попрошу тишины. Я бы хотел вам рассказать кое-что любопытное.
      В замок я вернулся поздно вечером. Со станции мне пришлось идти пешком, поскольку я не предупредил о своем приезде. Ярко светила луна, и прогулка мне показалась очень приятной. Когда я добрался, все было уже погружено в темноту. Я решил обойти замок и посмотреть, сидит ли Тассок с братьями в засаде. Поскольку я нигде их не увидел, то решил, что они, по-видимому, устали и ушли спать. Пересекая лужайку, расположенную перед входом в восточное крыло, я отчетливо услышал свист, раздающийся из комнаты наверху. Я помню, что свист был низкого тона, непрерывный и словно какой-то задумчивый. Я посмотрел на окно комнаты, освещенное светом луны. Тут мне пришла в голову мысль принести лестницу из конюшни и попытаться заглянуть вовнутрь.
      С этим намерением я понесся на двор, находившийся за замком, и нашел там длинную лестницу. Она оказалась достаточно тяжелая, чтобы нести ее одному. Я думал, что никогда ее не дотащу! В конце концов я все-таки приволок ее и приставил к стене так, чтобы ее верхняя часть доходила до подоконника. Затем я стал осторожно подниматься. Добравшись до окна, я заглянул в комнату.
      Там, наверху, свист, естественно, был громче, но в нем все так же звучали какие-то задумчивые нотки, словно тот, кто издавал этот звук, просто насвистывал в размышлении. Думаю, вы понимаете, что это был за звук. Тем не менее мне казалось, что этот ужасный свист издавало какое-то живое существо, некое чудовище с человеческой душой.
      А затем я кое-что увидел.
      В центре пола этой огромной пустой комнаты образовались складки в форме холма, на вершине которого зияла дыра, изменяющаяся в такт то усиливающемуся, то ослабевающему свисту. Время от времени я замечал, как неровные края вершины этого «холма» прогибались внутрь, словно кто-то делал глубокий вдох; затем расширялись, издавая эту невероятную мелодию. Тут мне пришло в голову, что это что-то живое… Я стоял и наблюдал за жизнью двух огромных, черных, словно пузырящихся, отвратительных губ, освещаемых лунным светом.
      Вдруг они резко выпятились и раздулись, и на верхней губе выступили капельки пота. В тот же момент свист перешел в кошмарный крик, оглушивший меня, несмотря на то, что я находился снаружи. А уже в следующий момент я глядел на ровный отполированный каменный пол. В комнате наступила мертвая тишина.
      Можете представить, как я стоял и пялился на эту комнату. Я почувствовал себя слабым, испуганным ребенком, мне хотелось тихонько соскользнуть с лестницы вниз и убежать. Но в этот момент я услышал из комнаты голос Тассока, зовущего меня на помощь! Я был так ошеломлен всем происшедшим, что у меня в голове пронеслась мысль, что это ирландцы засадили его туда… Но тут крик повторился, я разбил окно и запрыгнул внутрь с намерением помочь Тассоку. Мне показалось, что крик доносился откуда-то из тени камина, но там я никого не нашел.
      — Тассок! — закричал я. Мой голос глухим эхом пронесся по всей комнате, и тут меня осенило, что никакой Тассок не звал меня на помощь! Дрожа от страха, я направился к окну, но в этот момент опять раздался душераздирающий свист. Стена, находящаяся слева от меня, превратилась в две огромные губы, черные и ужасные, и они приблизились ко мне вплотную. Я нащупал в кармане револьвер, не для того, чтобы пристрелить ЭТО, а для себя, поскольку опасность ЭТОГО была в тысячу раз страшнее, чем смерть. Неожиданно в комнате прозвучала Последняя Неизвестная Строчка молитвы. Произошло то, что однажды уже случилось. Потом ЭТО прекратилось, и я понял, что жив! В меня влились живительные силы, я бросился к окну и стал быстро-быстро слезать по лестнице вниз. Страха смерти во мне уже не было. Спустившись, я сел на мягкую влажную траву. Над моей головой неярко светила луна, а из разбитого окна доносился свист.
      К счастью, на мне не было ни царапины. Я подошел к парадной двери и постучал. Войдя в замок, я первым делом выпил виски, рассказал обитателям, что произошло, и предложил Тассоку разрушить эту комнату, а все, что в ней есть, сжечь в камине. Он закивал, соглашаясь. Затем я ушел к себе и лег спать.
      На следующий день мы принялись за работу и за десять дней сожгли и уничтожили все содержимое этой комнаты.
      Когда рабочие, которых мы наняли, снимали деревянную обшивку со стен, вдруг послышался нарастающий леденящий кровь свист. Когда над камином были разобраны дубовые рейки, перед нами предстала кирпичная кладка с круговым орнаментом и надпись на древнекельтском языке. Она гласила о том, что в этой комнате был сожжен шут короля Альзофа, Диан Тиансей, написавший песню о Глупости, посвященную королю Эрнору, жившему в Седьмом замке.
      Когда я уточнил правильность перевода, то дал его прочитать Тассоку. Он был очень взволнован, поскольку знал эту историю. Отведя меня в библиотеку, он показал мне старый пергамент, на котором вся история была изложена подробно. Впоследствии я узнал, что этот случай был известен в округе, но все считали его всего лишь легендой, а не историческим фактом. И, кажется, никому и в голову не могло прийти, что старое восточное крыло замка на самом деле являлось частью Седьмого замка!
      Из пергамента я узнал, что когда-то здесь разыгралась страшная трагедия. По-видимому, король Альзоф и король Эрнор были врагами с самого детства, но все обходилось лишь легкими потасовками, пока однажды Диан Тиансей не придумал песенку о глупости короля Эрнора и не спел ее Альзофу, которому она очень понравилась. В награду король разрешил шуту взять в жены одну из своих придворных дам.
      Постепенно эта песенка стала известна всем в округе и наконец дошла до самого короля Эрнора, который был просто взбешен и объявил войну своему заклятому врагу. Ему удалось его захватить и сжечь вместе с его замком. Но Диана он не стал убивать. Он отвез его к себе, вырвал у него язык за то, что тот посмел насмехаться над ним, и заточил в одну из комнат в восточном крыле замка, а жену шута оставил себе.
      Как-то ночью жена Диана исчезла, но наутро ее нашли мертвой в объятиях мужа, который сидел и насвистывал песенку о глупом короле. Именно насвистывал, поскольку у него уже не было сил петь ее.
      Диан был сожжен, быть может, как раз в большом камине, находившемся в свистящей комнате. И пока шут жарился на огне, он не переставал насвистывать эту песенку. Впоследствии в этой комнате не раз слышали звук, похожий на свист, и никто не осмеливался в ней спать. Король Эрнор, вероятно, переехал в другой замок, поскольку свист тревожил его.
      Ну вот и вся история. Разумеется, это всего лишь пересказ в грубых чертах того, что я прочитал на пергаменте. Необычная история, не правда ли?
      — Да, — ответил я за всех, — но каким образом все это произошло?
      — Потребовались века, чтобы создать это ужасное чудовище. Это был настоящий пример появления привидения.
      — Ты полагаешь, что комната стала как бы материальным выражением шута? Что его душа, проклятая и озлобленная, превратилась в чудовище? — спросил я.
      — Совершенно верно, — кивнул Карнаки, — Кстати, странное совпадение, что мисс Донахью происходит из рода короля Эрнора. Это наводит на интересные мысли… В канун свадьбы комната начинает жить новой жизнью. А что, если бы она вошла в эту комнату?.. ЭТО ждало давно… Грехи отцов… Я думал об этом. Через неделю свадьба, и меня хотят сделать шафером. Вот уж чего я хотел бы меньше всего! Подумать страшно, что было бы, если бы она вошла в эту комнату…
      Он покачал головой в раздумье, затем поднялся и в своей непринужденной манере выпроводил нас из дому. Мы вышли на набережную. Воздух был свеж и прохладен.
      Мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по домам.
      «А что, если бы она зашла в комнату?..» — думал я, возвращаясь к себе.
 
       (Перевод С.Годунова)

Роберт Андерсон
НА ХОЛМАХ, ЧТО ЗА ФАРСИ…

      Пик веселья прошел. Тьенн, высокий, загадочного вида студент с Гаити, наблюдал за собравшимися парочками — сокурсниками, развалившимися в фривольных позах.
      В квартире Дейва Грейдена собралось много народа, было душно от разгоряченных тел и ужасно накурено, а за окном гулял холодный февральский ветер. Уединившись, Тьенн устроился в темном углу. Взгляд его был прикован к Кэрол Браун — нет, Кэрол Мейсон, поскольку недавно она стала женой Роджера.
      Через два дня Мейсоны, приглашенные на эту домашнюю дискотеку, должны были отправиться в запоздалое свадебное путешествие — запоздалое из-за того, что Роджер защищал диплом. Но задержаться стоило — еще до защиты на химическом факультете на него обрушилась масса предложений. Роджер выбрал компанию «Фрейзер Ойл», обещающую отличную начальную зарплату и возможность быстрого продвижения по службе. Еще до поступления на службу фирма выплатила ему значительную сумму и предоставила месячный отпуск.
      Кто-то из гостей перевернул пластинку и обратился к Тьенну:
      — Тьенн, как насчет того, чтобы поколдовать? Насчет черной магии, а?
      На смуглом красивом лице гаитянина появилось выражение недовольства и раздражения. Он попытался отказаться, но тут и другие стали просить его об этом же — танцевать все уже устали.
      — Ну поколдуй, а? Ты же знаешь разные гаитянские штучки!
      Пластинка закончилась, и танцы прекратились. Все уставились на Тьенна, ожидая его действий.
      Чик Меларди, дерзкий и нахальный малый, бросил презрительно:
      — Колдовство! Это мумбо-юмбо? Беготня по кругу с целью свернуть шею цыпленку? О господи…
      Но он оказался единственным, кто не поддержал предложения поколдовать. Все зашикали на Меларди, и он умолк. Слова Чика задели Тьенна. На его сжатых губах появилась змеиная улыбка. Он пожал плечами и поднял руку.
      — Ну хорошо, чего вы хотите?
      Он вышел на середину комнаты, и все расступились, окружив его. В темном деловом костюме Тьенн стоял в центре, меча быстрые взгляды на собравшихся вокруг.
      Роджер и Кэрол также наблюдали за Тьенном. Роджер вспоминал, как два года назад Тьенн приехал учиться в университет. С Кэрол они познакомились неожиданно, когда, сидя в кафе, Тьенн нечаянно пролил суп ей на колени. Кэрол представила его Роджеру, и в студенческом городке между ними образовался как бы необычный триумвират. Именно Кэрол научила Тьенна сложному американскому слэнгу и сколько кетчупа нужно класть в гамбургер, приготовленный в студенческой столовой.
      Кэрол изучала гуманитарные науки, и интересы ее были далеки от научных изысканий в области химии, которыми занимались Тьенн и Роджер. Но, к удивлению Роджера, Кэрол сказала ему, что Тьенн хорошо разбирается в поэзии и философии. Это вызывало в Роджере приступы зависти и в некотором роде ревности, но его успокаивал тот факт, что как только он окончит университет, они с Кэрол поженятся. Так и случилось; и хотя Тьенн прекрасно знал об этом, он не мог удержаться и все время смотрел на нее мудрым, то детским, то взрослым, печальным и обожающим взглядом.
      Так он смотрел на нее и сейчас, когда все собрались вокруг него. Кэрол отвела взгляд.
      Миниатюрная, злая на язык Донна Леннард, хихикая, обратилась к Тьенну с предложением:
      — Я вот что тебе скажу, Тьенн. Заставь-ка для начала замолчать Дейва, а то он мне все уши прожужжал про свой прошлогодний поход на байдарках. Ну и зануда!
      — Эй, не стоит так говорить о своем дружке. К тому же, у меня столько денежек, что все мои речи должны казаться тебе замечательными!
      Раздался смех, но тут Тьенн вновь поднял руку, и в комнате постепенно наступила тишина. Приказывающим тоном он произнес:
      — Ты, — он указал на Морри Дай, любившего играть на бубне, — повторяй за мной ритм, — он кончиком пальца постучал по краю стола и, обратившись к остальным, сказал: — Успокойтесь и смотрите!
      Усевшись в углу, Морри взял пару бубнов, положил их между коленями. В комнате зазвучали приглушенные удары, будто учащенное биение сердца.
      Из внутреннего кармана пиджака Тьенн вытащил какую-то вещицу, похожую на кусок грязной тряпки. Когда он осторожно развернул ее, все увидели три высушенные цыплячьи косточки, несколько коротких полых палочек и белые перышки, покрытые темными пятнами. Может, засохшей кровью? Удары бубнов стали глуше. Тьенн разложил свои сокровища на полу и принялся тасовать их, как карты, и шептать какие-то непонятные заклинания на загадочном языке, вставляя французские и африканские выражения. Роджер уловил, как Тьенн несколько раз повторил слово «Малеле».
      Прекратив на мгновение свои колдовские пассы и присев на корточки, Тьенн быстрым и точным движением пропустил через пальцы песок, и на тряпке появился портрет мужчины. Его черты напоминали Дейва. Набросав последний штрих на портрете полосочку песка поперек горла мужчины, Тьенн выпрямился и снова принялся танцевать и шептать заклинания. Все были заворожены его голосом и словами, которые он произносил в такт бубну. Волнение нарастало, Тьенн задвигался быстрее, шевеля губами, словно читая проповедь. Они с Морри уже сильно взмокли. Смуглое лицо Тьенна светилось. Лицо Морри было искажено гримасой усталости от долгов игры на бубнах.
      Неожиданно все прекратилось. Тьенн рухнул на стул, с уставшим видом вытащил носовой платок и вытер лицо. Затем нагнулся и поднял узелок с вещами, над которыми колдовал. Постепенно лицо его приобрело характерное для него спокойное выражение.
      Потрясенные и охваченные благоговейным страхом, все оставались на своих местах, не смея пошевелиться. В комнате что-то еле уловимо вибрировало.
      Дейв, охваченный паникой, пытался жестикулировать и выдавить что-то, но безуспешно. И хотя зрители могли убедить себя, что это была просто шутка, сам Дейв был здорово напуган. Даже Донна казалась обеспокоенной. Тьенн поднялся и, достав из кармана несколько листков и сминая их пальцами, бросил измельченные частицы поперек горла Дейва. Тот моментально закричал:
      — Я не мог говорить! Думаете, я шучу? У меня было такое ощущение, что кто-то схватил меня за горло и начал сжимать его.
      Он схватил Тьенна за лацкан пиджака.
      — Что ты сделал со мной?
      — Можешь считать это одной из форм гипноза, — ответил тот и отвел руку Тьенна. Минуту—другую Тьенн слушал, как ему со всех сторон кричали: «Как тебе это удалось? Покажи, как ты это делаешь?» — но в конце концов он освободился от наседавших на него любопытствующих. В пылу жарких дискуссий о нем на какое-то время забыли, а когда вспомнили, он уже исчез. Выпив еще немного, некоторые из гостей попытались продолжить разговор, но большинство стало расходиться.
      Роджер и Кэрол сидели в такси, везущем их домой.
      — Как тебе представление, которое разыграл Тьенн? — спросил Роджер.
      — Я… я не знаю. Все-это было так непонятно. Но он обладает какой-то силой.
      — Гудини и Ферстон тоже обладали силой, — беспечно проговорил он.
      — Не смейся. Я ЧУВСТВОВАЛА это!
      — А, просто ловкость рук, новое воплощение старого фокуса… всему этому наверняка есть простое научное объяснение. А что касается Дейва, то его любой загипнотизирует, когда он чуть выпьет.
      Стоит ли ей сказать мужу, спрашивала она себя, о голосе, который стоял у нее в ушах, пока Тьенн произносил свои заклинания: «Я люблю тебя, люблю, ты моя, моя!» Нет, это лишь снова откроет рану, нанесенную ей две недели назад во время той безобразной сцены. Со дня их свадьбы прошло несколько дней. Вечером Роджер пришел домой уставший после напряженной работы в лаборатории и застал Тьенна и Кэрол смеющимися и слушающими пластинки с французскими песенками.
      — Ты не должен приходить сюда и сидеть здесь с моей женой целый день, пока меня нет, — выпалил Роджер. — Мы женаты, и все уже не так, как раньше. Можешь называть это ревностью, но это выглядит неприлично!
      Кэрол чувствовала себя подавленной и уничтоженной. Тьенн тоже умолк. Никогда у них раньше не было необходимости тщательно взвешивать каждый свой шаг. Роджер хотел было снять наступившее напряжение какой-нибудь безобидной шуткой, но потом решил, что лучше поставить все на свои места с самого начала.
      — Возможно, ты и прав, — ответил Тьенн и, бросив: — Прости, я тебя больше не потревожу, — ушел. До этой вечеринки они больше не виделись.
      После ухода Тьенна Кэрол и Роджер впервые поссорились, а вернее, говорил Роджер, а Кэрол большей частью молчала. Она испытывала жалость по отношению к Тьенну, но понимала и Роджера. Но теперь она никогда бы не смогла прочитать ему поэму Тьенна, поэму, которую тот пылко читал ей в университетской библиотеке:
 
На холмах, что за Фарси,
Небо голубое и высокое.
И волны бьются у наших ног.
Моя любимая поверит мне,
Ее рука в моей руке —
И мы устремимся ввысь, словно орлы.
 
      Теперь Кэрол замужем, и ввысь она может устремиться только с Роджером.
      Они взяли билеты на круиз по Карибскому морю с заходом на несколько дней в Порт-о-Пренс. Роджера посещение столицы Гаити не устраивало. Но Кэрол собрала всю энергию и принялась уговаривать мужа:
      — Ну пожалуйста, ради нашей, дружбы, ради нашей дружбы с Тьенном! Вспомни, какими мы были близкими друзьями! Он мне еще давно говорил, что на Гаити можно замечательно провести медовый месяц. Аромат деревьев в горах, цветущие растения высотой с человека, алые цветы вдоль дорог… В это время года там, должно быть, вообще замечательно. Тьенн говорил, что остров просто очаровывает до глубины души. Ну прошу тебя, ради старых добрых времен, а? Помнишь, когда я переезжала с Белл Стрит, вы оба помогали мне и Тьенн шел по тротуару со связанными ногами, перекинув через одну руку мои платья и держа в другой связку книг, удерживая на голове мою оранжевую настольную лампу, а?
      Тут они оба рассмеялись, и Роджер сдался.
      В четверг, в полдень, они отплыли из Майами.
      Наслаждаясь ярким солнцем, прозрачной водой и ласковым воздухом, они не принимали участия в бурной и веселой жизни пассажиров, предпочитая полежать на верхней палубе и позагорать. По вечерам, выходя на палубу, они наблюдали за мерцающими звездами и подставляли лица свежему ветру.
      В Порт-о-Пренс они прибыли в субботу. «Наконец-то, — подумала Кэрол, — мы на этом чудесном, вечно зеленом острове, которым так восхищается Тьенн».
      На набережной, как, впрочем, и во всем городе, кипела бурная жизнь. Роджер и Кэрол прошли через таможню, предъявив справки о прививке против оспы. Пока Роджер проверял багаж, Кэрол раздумывала, где бы она могла купить себе маленькую сумочку.
      — Не сейчас, позднее, — запротестовал Роджер, — потому нас будет время. Пока давай-ка поедем в гостиницу и передохнем. Я бы с удовольствием попробовал знаменитого местного рома.
      Они поймали такси, которое по бульвару Трумэна привезло их к отелю «Гранд Сеньор».
      Было восемь часов вечера. Молодожены отдыхали в своем номере после утомительной прогулки. При путешествиях по городу в местных фургончиках и такси им посчастливилось даже не сломать себе кости, хотя было бы неудивительно, если бы на следующий день у них появились синяки. Осмотрев с Петьонвилла город и залив, они спустились вниз и посетили музей, где был выставлен якорь, который, как говорили, принадлежал судну Колумба «Санта-Мария». Затем Кэрся купила в конце концов дамскую сумочку, сандалии, сногсшибательную шкатулку для драгоценностей. Но наилучшей из ее покупок оказался национальный гаитянский женский костюм, состоящий из блузки цвета абрикоса, зеленой юбки, ожерелья из множества светлых бусинок и мужской соломенной шляпы с широкими оранжевыми полями.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35