Два электрода опустились на грудную клетку, стрелка указателя на одном из лимбов пульта тут же уперлась в красную зону, и раздалось надоедливое жужжание зуммера.
Оно оборвалось и наступила тишина.
Линия на экране осциллографа превратилась в прямую.
Сообщение, переданное наверх, в наблюдательную башенку, было лаконичным: «Сердце остановлено».
Картер свирепо нажал кнопку секундомера, который был у него в руках, и секунды начали свой бег с невыносимой скоростью.
Пять пар глаз смотрели вперед, на трехстворчатый клапан. Рука Оуэнса лежала на рукоятке акселератора. Желудочек расслабился, и полулунный клапан где-то там, в конце легочной артерии, должен был со скрипом закрыться. Кровь не могла вернуться из артерии в желудочек, об этом позаботился клапан. Звук его закрытия наполнил воздух непереносимой дрожью.
Пока желудочек продолжал расслабляться, кровь должна была поступать из другого направления – из правого предсердия. Трехстворчатый клапан, расположенный лицевой стороной к противоположному направлению, начал трепетать перед открытием.
Мощная волнистая щель впереди начала расширяться, образуя коридор, широкий обширный проход.
– Пошел! – закричал Мичелз.
Его слова были заглушены звуком удара сердца и ревом двигателей. «Протерус» рванулся через пролом в желудочек.
Через несколько секунд желудочек мог сократиться, и в неистовом вихре, который последовал бы за этим, их корабль мог бы разломиться, как спичечный коробок, а они бы погибли – а еще через три четверти часа умер бы Бенеш.
Грант затаил дыхание. В тишине раздался удар диастолы – и ничего.
Наступила мертвая тишина.
– Дайте мне посмотреть! – закричал Дьювал.
Он поднялся по лестнице и всунул голову в купол – единственное место на корабле, из которого можно было свободно смотреть назад.
Сначала Кора последовала его примеру, а затем и Грант.
Трехстворчатый клапан висел, наполовину открытый и вялый. На его внутренней поверхности были огромные соединительный волокна, которые прикрепляли его к внутренней поверхности желудочка, волокна, которые оттягивали лепестки клапана назад при расслаблении желудочка и прочно удерживали в этом положении, когда сокращение желудочка заставляло их сблизиться, предотвращая их выпучивание внутрь и образование обратного прохода.
– Архитектура удивительная, – сказал Дьювал. – Должно быть, восхитительно наблюдать закрытие этого клапана с этой стороны, когда он удерживается живыми опорами, сконструированный для выполнения своей работы столь тонко и одновременно столь прочно, что человек, при всей его учености, еще не может это повторить.
– Если бы мы увидели это зрелище сейчас, оно было бы для нас последним, – сказал Мичелз. – Увеличьте скорость, Оуэнс, и держитесь левой стороны ближе к полулунному клапану. У нас есть 30 секунд, чтобы миновать эту смертельную ловушку.
Если это даже и была смертельная ловушка, а, несомненно, так оно и было, то она была мрачно-прекрасной ловушкой.
Стенки поддерживались мощными колоннами, разветвляющимися словно корни, которыми они прикреплялись к дальним стенкам.
Это выглядело так, как если бы они видели гигантский лес сучковатых, лишенных листьев деревьев, скорчившихся и образовавших сложную конструкцию, усиливавшую и поддерживавшую наиболее жизненно важный мускул человеческого тела.
Этот мускул, сердце, представлял собой сдвоенный насос, который должен стучать с момента, намного предшествующего рождению, и до последнего момента перед смертью и делать это с постоянным ритмом и неизменной силой при любых обстоятельствах. Это сердце было самым большим сердцем в мире животных. Ни у одного из млекопитающих сердце не делает более миллиарда или около того ударов с момента рождения до смерти, даже в случае самого позднего ее прихода, а сердце человека после миллиарда ударов находится всего лишь в начале среднего возраста, в расцвете сил и могущества. А продолжительность жизни мужчин и женщин такова, что их сердце успевает сделать более трех миллиардов ударов.
Голос Оуэнса нарушил тишину.
– Осталось только 12 секунд, доктор Мичелз, а я не вижу еще никакого признака клапана.
– Так продолжайте смотреть, черт побери! И было бы лучше, если бы он был открыт.
Мичелз оторвался от своей карты, чтобы бросить туда, куда указывал Грант, беглый взгляд.
– Да, это он. И он к тому же частично открыт, вполне достаточно для нас. Сердце находилось в самом начале систолы, когда было остановлено. Теперь все пусть тщательно пристегнутся ремнями. Мы вылетим через это отверстие, но удар сердца последует тут же, и когда оно начнет биться…
– Если оно начнет, – заметил Оуэнс тихо.
– Когда оно начнет биться, – повторил Мичелз, – поднимется страшная волна крови. Нам нужно в этот момент находиться как можно дальше.
Решительно и отчаянно Оуэнс бросил корабль вперед, к крошечному отверстию в центре серповидной щели (поэтому клапан и назвали «полулунным»), характерной для закрытого клапана.
В операционной наступила напряженная тишина. Хирурги, столпившиеся вокруг Бенеша, были так же неподвижны, как и он.
Холодное тело Бенеша и остановленное сердце словно принесли дыхание смерти в эту комнату. Только непрерывно гудевшие датчики оставались единственными знаками жизни.
– Очевидно, пока все в порядке. Они прошли трехстворчатый клапан и двигаются по кривой, направляясь к полулунному клапану. Это осмысленное и управляемое движение.
– Да, – сказал Картер.
Он следил за своими часами с отчаянным напряжением.
– Осталось 24 секунды.
– Они уже почти на месте.
– Осталось 16 секунд, – неумолимо произнес Картер.
Техники у электронного аппарата бесшумно заняли свои места.
Как только он это сказал, прозвучал предупреждающий зуммер, зловещий, как сигнал смерти.
– Восстановить сердцебиение! – раздался голос из одного из громкоговорителей.
Тут же была нажата красная кнопка.
Синусоидный узел заработал, и ритмическая волна напряжения появилась на соответствующем экране в форме пульсирующего качания светового луча.
– Его заставят работать, – сказал Картер.
Все его тело напряглось и подалось вперед, мышцы сокращались, словно сами разгоняли сердце.
«Протерус» вошел в проем, который выглядел как пара слегка открытых губ, изогнутых в гигантской обвисшей улыбке.
Он протиснулся между верхней и нижней мембранами, задержался на мгновение, когда двигатель заревел, вначале тщетно пытаясь освободить корабль от липких объятий, а затем ринулся вперед.
– Мы вышли из желудочка, – сказал Мичелз.
Он посмотрел на ставшую влажной руку.
– Мы вошли в легочную артерию. Продолжайте двигаться на максимальной скорости, Оуэнс. Удар сердца должен произойти через 3 секунды.
Оуэнс огляделся. Он один мог сделать это, другие сидели, беспомощно привязанные в своих креслах, и могли смотреть только вперед. Полулунный клапан удалялся, все еще закрытый, его вытянутые волокна были прикреплены к присоскам напряженной ткани. По мере удаления клапан становился все меньше и продолжал оставаться закрытым.
– Сердце не начнет биться, – сказал Оуэнс. – Оно не… Постойте, вот он.
Обе створки клапана расслабились, волоконные опоры отошли, и их напряженные корневища сморщились и отвисли.
Проем расширялся, кровь приливали и обгоняла их, раздалось могучее «бар-румм» систолы.
Проливная волна подхватила «Протерус» и бросила его вперед с головокружительной быстротой.
11. Капилляр
Первый удар сердца развеял чары в контрольной башне. Картер поднял обе руки вверх и потряс ими в немом заклинании, обращенном к богу:
– Сделай это, черт возьми! Помоги нам все преодолеть!
Рейд кивнул.
– Вы победили на этот раз, генерал. У меня не хватило бы духа приказать пройти через сердце.
Глаза Картера налились кровью.
– У меня не хватило духа не отдавать такой приказ. Теперь, если они сумеют выстоять в артериальном потоке…
Его голос прозвучал в громкоговорителе:
– Свяжитесь с «Протерусом», когда их скорость уменьшится.
– Они снова в артериальной системе, – сказал Рейд, – но, как вы знаете, они не направляются к мозгу. Первоначальный вход был сделан в соматическую систему кровообращения, в одну из главных артерий, ведущих из левого желудочка к мозгу. Легочная артерия ведет из правого желудочка к легкому.
– Это означает задержку. Я знаю это, – сказал Картер. – Но у нас еще есть время.
Он показал на отметчик времени, на котором стояла цифра 48.
– Хорошо, но тогда нам лучше переключить максимальное внимание на респираторную группу.
Он произвел необходимые переключения, и на экране монитора появился интерьер респирационного поста.
– Какова частота дыхания? – спросил Рейд.
– Вернулась к шести в минуту, полковник. Я не думал, что мы сумеем сделать это вторично.
– Мы тоже не думали. Поддерживайте ее постоянной. Вам придется позаботиться о корабле. Он вот-вот будет в вашем секторе.
– Сообщение от «Протеруса», – прозвучал другой голос. – «Все хорошо». А, сэр? Это больше, чем вы бы хотели услышать?
– Конечно, я хотел это услышать.
– Да, сэр. Дальше говориться: «Хотел бы, что бы вы были здесь, а я был там».
– Ладно, – сказал Картер, – скажите Гранту, что мне было бы в сто раз лучше быть… нет, не говорите ему ничего. Забудьте об этом.
* * *
В конце удара сердца волна крови стала двигаться с приемлемой скоростью, и «Протерус» снова поплыл плавно, достаточно плавно, чтобы можно было чувствовать мягкое, колеблющееся Броуновское движение.
Грант с радостью встретил это ощущение, тек как оно появлялось только в момент затишья, а именно такие моменты были ему по душе.
Все снова освободились от своих привязных ремней. И Грант обнаружил, что вид из окна совершенно такой же, как был в яремной вене. Преобладали все те же сине-зелено-фиолетовые тельца. Далекие стены были несколько более волнистыми, линии волн совпадали с направлением движения.
Они прошли мимо какого-то проема.
– Не этот, – сказал Мичелз.
Он трудился над своими картами.
– Можете ли вы следить за моими отметками, Оуэнс?
– Да, док.
– Хорошо. Сосчитайте повороты, которые я отмечаю, а затем сюда, направо. Это ясно?
Грант смотрел на ответвления, встречающиеся через все более короткие интервалы, уходившие влево, вправо, вверх и вниз, в то время как канал, по которому они двигались, становился все уже, стенки виднелись все яснее и ближе.
– Было бы противно заблудиться на этом шоссе, – сказал Грант задумчиво.
– Вы не смогли бы заблудиться, – ответил Дьювал. – Все дороги в этой части тела ведут к легким.
Голос Мичелза стал еще более скучным.
– Теперь вверх и вправо, Оуэнс, прямо вперед, а потом четвертый слева.
– Я надеюсь, Мичелз, что мы больше не попадем в артериально-венозную фистулу, – сказал Грант.
Мичелз раздраженно пожал плечами. Он был слишком поглощен своим делом, что бы что-нибудь ответить.
– Это невероятно, – сказал Дьювал. – Наткнуться волею случая на две фистулы было бы слишком. Кроме того, мы приближаемся к капиллярам.
Скорость потока крови резко упала, и, соответственно упала скорость «Протеруса».
– Кровеносный сосуд сузился, доктор Мичелз, – сказал Оуэнс.
– Так и должно быть. Капилляры – самые маленькие сосуды из всех, совсем микроскопические по размерам. Продолжайте двигаться, Оуэнс.
В свете носового прожектора можно было видеть, как стенки, теперь достаточно близкие, потеряли свои складки и борозды и сделались гладкими. Их желтизна побледнела до кремового оттенка, а затем они стали бесцветными. Они приобрели рисунок четкого мозаичного образца, разбитого на криволинейные многоугольники, каждый из которых ниже центра был слегка суженным.
– Так красиво, – сказала Кора. – Можно увидеть каждую клетку стенки капилляра. Посмотрите, Грант.
Затем, словно что-то вспомнив, она добавила:
– Как ваш бок?
– С ним все в порядке, отлично, правда. Вы наложили очень хорошую повязку, Кора. Я надеюсь, что мы все еще в достаточно дружеских отношениях, что бы называть вас Корой?
– Я полагаю, было бы просто неблагодарным с моей стороны отрицать это.
– И бесполезно к тому же.
– А как ваша рука?
Грант осторожно прикоснулся к ней.
– Дьявольски болит.
– Мне очень жаль.
Не сожалейте. Только – когда придет время – будьте очень благодарны.
Губы Коры слегка сжались, и Грант поспешно добавил:
– Это просто у меня такая несчастная манера казаться веселым. А как вы себя чувствуйте?
– Я пришла в норму. Бок еще побаливает, но не сильно. И я не обиделась. Но послушайте, Грант…
– Когда вы говорите, Кора, я слушаю.
– Повязка отнюдь не последнее достижение медицины, как вам известно, и не является всеобщей панацеей. Вы что-нибудь сделали, что бы предотвратить заражение?
– Я помазал йодом.
– Ну, а вы не хотите посетить врача, когда мы вернемся?
– Дьювала?
– Вы знаете, что я имею ввиду.
– Хорошо. Я сделаю это, – обещал Грант.
Он снова вернулся к наблюдениям за клеточной мозаикой. «Протерус» теперь еле двигался, продираясь по капилляру. В лучах его носового прожектора через клетки просвечивали какие-то странные очертания.
– Стенки кажутся прозрачными, – сказал Грант.
– Не удивительно, – заметил Дьювал. – Эти стенки толщиной меньше одной десятичной дюйма. К тому же они усеяны порами. Для жизни необходим материал, проходящий через эти стенки, а так же через стенки, образующие альвеолы.
– Какие стенки?
Некоторое время он смотрел на Дьювала, тщетно ожидая ответа. Хирург, казалось, больше интересовался тем, что видит, чем вопросом Гранта. Кора поспешила заполнить паузу.
– Воздух попадает в легкие через трахею, – пояснила она. – Знаете, это воздушная трубка. Она разделяется, как и кровеносные сосуды, на все меньшие и меньшие трубки, до тех пор, пока они, к конце концов, не достигают микроскопических размеров, углубленных в легкие, где приходящий воздух отделяется от внутренностей тела только узкой мембраной. Эта мембрана такая же узкая, как и капилляры. Вот эти камеры и называются альвеолами. В легких их около шестисот миллионов.
– Сложный механизм.
– Великолепный. Кислород просачивается через альвеолярные мембраны и через капиллярные мембраны. Он попадает в поток крови, и, прежде чем он успевает просочиться назад, его захватывают красные кровяные тельца. А тем временем отходы в виде двуокиси углерода просачиваются в противоположном направлении, из крови в легкие. Доктор Дьювал ожидает увидеть, как это происходит. Вот почему он не ответил на ваш вопрос.
– Нет необходимости извиняться. Я знаю, что такое быть поглощенным чем-нибудь одним до такой степени, что бы не реагировать ни на что другое.
Он широко улыбнулся.
– Правда, я боюсь, что у меня и доктора Дьювала разные увлечения.
Кора недовольно посмотрела на него, но голос Оуэнса помешал ей ответить.
– Прямо впереди! – закричал он. – Посмотрите, что происходит!
Все глаза обратились вперед. Зелено-голубое тельце подпрыгивало, словно на ухабах, и медленно скреблось своими кромками о стенки капилляра. Волна бледного соломенного цвета, появившись на кромках, двигалась внутрь, пока темный цвет не пропал совсем.
Другие сине-зеленые тельца, двигавшиеся за ним, таким же образом меняли свой цвет. Носовые огни выхватывали впереди только соломенный оттенок, но в отдалении цвет углублялся до красно-оранжевого.
– Видите, – сказала Кора взволнованно, – когда они поглощают кислород, гемоглобин превращается в оксигемоглобин, и кровь осветляется до красной. Теперь они отправятся назад, в левый желудочек сердца, и обогащенная кислородом кровь будет под давлением направлена по всему телу.
– Вы имеете в виду, что мы должны будем снова пройти через сердце? – спросил Грант.
Он немедленно забеспокоился.
– О, нет, – сказала Кора. – Сейчас мы находимся в капиллярной системе и сумеем обойти его.
Однако ее голос звучал не очень уверенно.
– Взгляните на это богом данное чудо, – сказал Дьювал.
– Это всего лишь замена газа, – ответил Мичелз твердо. – Механический процесс, выработанный случайными силами эволюции за два миллиарда лет.
Дьювал с горячностью повернулся к нему.
– Так вы утверждаете, что это случайность, что этот изумительный механизм, доведенный до совершенства в тысяче узлов и полностью синхронизированный, создан ничем больше, как только случайными столкновениями атомов?
– Да, именно это я и хотел сказать, – подтвердил Мичелз.
В этот момент оба, стоя друг против друга в воинственных позах, быстро обернулись на неожиданный пронзительный звук зуммера.
– Что за дьявол, – произнес Оуэнс.
Он с отчаянием стукнул по переключателю, но стрелка на одном из приборов быстро упала к красной горизонтальной черте. Он выключил зуммер и позвал:
– Грант!
– Что там?
– Что-то не в порядке. Проверьте ручное управление вон там, справа наверху.
Грант быстро направился туда, куда указывал палец Оуэнса. Кора последовала за ним.
– Стрелка находится в красной зоне над чем-то, обозначенным «Левый танк». Очевидно, левый танк теряет давление.
Оуэнс застонал и оглянулся назад.
– И еще как. Мы пускаем воздушные пузыри в поток крови. Грант, быстро поднимитесь сюда.
Он отстегнул свои привязные ремни.
Грант вскарабкался по лестнице, уступая место Оуэнсу, проскользнувшему мимо него вниз.
Кора ухитрилась обнаружить пузырьки через маленькое заднее окошко.
– Воздушные пузырьки в потоке крови могут оказаться губительными, – сказала она.
– Но не эти, – быстро произнес Дьювал. – В нашем миниатюризированном масштабе мы выпускаем пузыри, которые слишком малы, чтобы причинить вред. А когда они деминиатюризируются, то окажутся слишком раздробленными, чтобы быть по настоящему опасными.
– Причем тут опасность для Бенеша, – сурово сказал Мичелз. – Воздух нужен нам.
Оуэнс снова обратился к Гранту, который снова сел за пульт управления:
– Оставьте все, как есть сейчас, и следите только за красным сигналом, который может вспыхнуть где-нибудь на пульте.
Проходя мимо Мичелза, он сказал:
– Это, должно быть, поврежден клапан. Я не могу предположить что-либо еще.
Он направился в заднюю часть корабля и открыл панель, быстро дернув ее за один конец с помощью небольшого инструмента, который он вынул из кармана форменной одежды. Лабиринт приводов и реле обнаружился во всей своей устрашающей сложности.
Умелые пальцы Оуэнса быстро пробежали по ним, проверяя и отбрасывая их с легкостью и проворством, которые могли быть присущи только конструктору этого корабля.
Он отсоединил контактор, быстро вскрыл его и дал возможность защелке закрыться, затем пошел проверить дополнительную систему управления под окнами на носу корабля.
– Это, должно быть, внешнее повреждение, полученное, когда мы попали в легочную артерию или когда нас ударила волна артериальной крови.
– Клапан цел? – спросил Мичелз.
– Да. Я думаю, что от сотрясения он немного сместился, и когда что-то приоткрыло его, просто, может быть, один из толчков Броуновского движения, он остался в этом положении. Я выровнял его, и теперь он больше не причинит беспокойства, только…
– Только что? – спросил Грант.
– Я боюсь, что это расстраивает все наши планы. У нас не хватит воздуха до конца путешествия. Если бы это была обычная подводная лодка, я бы сказал, что нас следует подняться на поверхность для пополнения запасов воздуха.
– Но что же нам делать теперь? – спросила Кора.
– Всплыть на поверхность. Это все, что мы можем сделать. Мы должны попросить, чтобы нас извлекли отсюда немедленно, или через десять минут корабль станет неуправляемым, а еще через 5 минут мы задохнемся.
Он направился к лестнице.
– Я сменю вас, Грант, а вы отправляйтесь к передатчику и сообщите им новости.
– Подождите, – сказал Грант. – Есть ли у вас какой-нибудь запас воздуха?
– Это он и был. Весь. И весь вышел. Действительно, когда этот воздух деминиатюризируется, то по своему объему будет намного больше Бенеша. Это может убить его.
– Нет, не может, – возразил Мичелз. – Те миниатюризированные молекулы воздуха, которые вытекли из танка, пройдут прямо через ткани во внешнее пространство, очень немногие из них останутся в теле до начала деминиатюризации. И все же я боюсь, что Оуэнс прав. И мы не можем двигаться дальше.
– Подождите, – повторил Грант. – Подождите. Почему мы не можем всплыть?
– Я же вам только что говорил… – начал Оуэнс нетерпеливо.
– Я не имею в виду наше извлечение отсюда. Я имею в виду действительно всплыть на поверхность прямо здесь. Красные кровяные тельца захватывают кислород прямо у нас на глазах. Разве мы не можем делать то же самое? Между нами и океаном воздуха только две тонкие мембраны. Давайте добудем его.
– Грант прав, – сказала Кора.
– Нет, он не прав, – возразил Оуэнс. – Вы забыли чем мы являемся. Мы миниатюризированы, наши легкие не больше бактерии. А воздух по ту сторону мембран не миниатюризированный. Каждая молекула кислорода в этом воздухе так велика, что ее почти можно разглядеть, черт ее побери. Вы думаете, мы можем вдохнуть их в свои легкие?
Грант был в некотором замешательстве.
– Но…
– Мы не можем ждать, Грант. Вам следует связаться с наблюдательной башней.
– Еще нет, – сказал Грант. – Вы, кажется, говорили что этот корабль специально предназначен для глубоководных исследований. Что предполагалось делать на нем под водой?
– Мы надеялись миниатюризировать подводные объекты, чтобы поднять их на поверхность и исследовать в спокойной обстановке.
– Хорошо. Значит вы должны иметь на борту оборудование для миниатюризации. Вы ведь не сняли его прошлой ночью, не правда ли?
– Конечно, оно у нас есть. Но только для миниатюризации в небольшом масштабе.
– А какой масштаб нам нужен? Если мы пропустим воздух через миниатюризатор, мы сможем уменьшить размеры молекул и заполнить ими наши танки.
– У нас нет на это времени, – вставил Мичелз.
– Если время выйдет, мы попросим, чтобы нас извлекли. Но до этого давайте попробуем. Я полагаю, Оуэнс, у вас на борту имеется шнорхель?
.
– Да, я думаю, что смогу воспользоваться им.
Оуэнс, казалось, был совершенно ошеломлен быстрыми и настойчивыми предложениями Гранта.
– Мы сумеем протащить шнорхель через капилляр и стенку легкого, не причинив при этом вреда Бенешу, не так ли?
– При наших размерах я с уверенностью могу сказать, что это так, – заявил Дьювал.
– Тогда все в порядке. Мы проведем шнорхель от легкого к корабельному миниатюризатору и отведем трубку от миниатюризатора к резервной емкости для воздуха. Можете ли вы смонтировать такую установку?
Оуэнс некоторое время размышлял, и было видно, что его увлек предложенный план.
– Да, я думаю, что смогу, – сказал он.
– Тогда хорошо. Когда Бенеш сделает вдох, этого давления будет достаточно, чтобы пополнить наши танки. Помните, что искаженное восприятие времени сделает нашу задержку на несколько минут короче, чем она есть в действительности. Так или иначе, мы должны попытаться.
– Я согласен, – сказал Дьювал. – Мы должны попытаться. Во что бы то ни стало. И немедленно!
– Благодарю за поддержку, доктор, – сказал Грант.
Дьювал кивнул, затем добавил:
– Более того, если мы попытаемся сделать это, давайте лучше не поручать какую-либо работу вне лодки одному человеку. Оуэнсу лучше остаться за пультом управления, а я пойду наружу вместе с Грантом.
– Ага, – сказал Мичелз, – а я удивлялся, почему это вы так озабочены. Теперь я понимаю. Вы хотели получить возможность провести исследования за бортом лодки.
Дьювал вспыхнул, но Грант поспешно вмешался:
– Каковы бы ни были мотивы, это хорошее предложение. Действительно, будет лучше, если мы выйдем из лодки. За исключением Оуэнса, конечно. Я полагаю, шнорхель находится на корме?
– В помещении склада, – ответил Оуэнс.
Он уже снова был за пультом управления и смотрел вперед.
– Если вы когда-нибудь видели шнорхель, вы не ошибаетесь.
Грант быстро добрался до склада, тут же обнаружил шнорхель и занялся расконсервацией его присоединительного механизма.
Неожиданно он замер и в ужасе закричал:
– Кора!
Она мгновенно оказалась впереди него.
– В чем дело?
Грант старался сдержаться. Впервые он смотрел на девушку без внутренней оценки ее прелестей. Какое-о время он просто не мог произнести не слова.
– Взгляните на это! – сказал он, указывая пальцем.
Она посмотрела и повернула к нему побелевшее лицо.
– Я не понимаю…
Лазер свободно болтался над рабочим столом на одном крючке, его пластиковая крышка была снята.
– Вы не потрудились как следует закрепить его? – спросил Грант.
Кора беспорядочно замотала головой.
– Я закрепила его! Клянусь вам! Господи…
– Тогда как же он…
– Я не знаю! Как я могу ответить на это?
Дьювал уже стоял за нею. Его глаза сузились, а лицо затвердело.
– Что случилось с лазером, мисс Петерсон? – спросил он.
Кора обернулась к новому следователю.
– Я не знаю! Почему вы обращаетесь ко мне? Я сейчас же испытаю его. Я проверю…
– Нет! – рявкнул Грант. – Только снимите его и позаботьтесь, чтобы в дальнейшем он был предохранен от ударов. Мы отправимся добывать наш кислород, прежде чем возьмемся за что-нибудь еще.
Он начал раздавать костюмы.
Оуэнс спустился вниз из рубки.
– Управление кораблем заблокировано. Во всяком случае, мы не сможем никуда уйти отсюда, из капилляра. Боже мой, лазер!
– Хоть вы не начинайте!
Кора всхлипнула. Ее глаза были полны слез.
– Сейчас, Кора, вы не поможете делу, если потеряете самообладание, – грубовато заметил Мичелз. – Позже мы тщательно это обсудим. Он, должно быть, оторвался от удара в водовороте. Совершенно случайно.
– Капитан Оуэнс, присоедините этот конец шнорхеля к миниатюризатору, – сказал Грант. – Остальные наденут костюмы, и, я надеюсь, кто-нибудь быстро покажет мне, как его надевают. Я никогда не имел дело с таким.
* * *
– Это не ошибка? – спросил Рейд. – Они не движутся?
– Нет, Сэр, – раздался голос техника, – они находятся у внешней границы правого легкого и стоят там на месте.
Рейд повернулся к Картеру.
– Я не могу объяснить это.
Картер прекратил на мгновение ходить взад и вперед и со злостью ткнул пальцем в отметчик времени, который показывал 42.
– Мы убили более четверти всего имеющегося у нас времени, а находимся дальше от этого проклятого тромба, чем были вначале. Мы сейчас уже должны были все закончить.
– Вероятно, – холодно заметил Рейд, – наша работа кем-то проклята.
– Я совсем не склонен иронизировать на этот счет, полковник.
– И я нет. Но что же мне предположить, чтобы удовлетворить вас?
– По крайней мере, выясним, что их удерживает.
Он включился в соответствующую сеть и приказал:
– Соединитесь с «Протерусом».
– Я полагаю, – сказал Рейд, – что у них какие-о чисто механические затруднения.
– Вы полагаете! – ядовито ответил Картер. – Я тоже считаю, что они остановились не для того, что бы поплавать.